Вторая Мировая

«От нечестивого органиста — гимн ненависти»

Самое громкое информационное событие 1938 года произошло 29 сентября, когда четыре государственных деятеля встретились в мюнхенском доме Фюрера, чтобы перекроить карту Европы. Тремя государственными деятелями, посетившими эту историческую конференцию, были премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, премьер-министр Франции Эдуард Даладье и диктатор Италии Бенито Муссолини. Но, несмотря ни на что, доминирующей фигурой в Мюнхене был немецкий хозяин, Адольф Гитлер.

Фюрер немецкого народа, главнокомандующий немецкой армией, военно-морским флотом и военно-воздушными силами, канцлер Третьего рейха, герр Гитлер в тот день в Мюнхене собрал плоды смелой, вызывающей, безжалостной внешней политики, которую он проводил в течение пяти с половиной лет. Он разорвал Версальский мирный договор в клочья. Он перевооружил Германию до зубов - или настолько, насколько это было возможно. Он украл Австрию на глазах у охваченного ужасом и, по-видимому, бессильного мира.

Все эти события были шокирующими для стран, которые всего 20 лет назад победили Германию на поле боя, но ничто так не напугало мир, как безжалостные, методичные, управляемыми нацистами события, которые в конце лета и начале осени угрожали развязать мировую войну из-за Чехословакии. Когда он без кровопролития превратил Чехословакию в марионеточное государство Германии, вынудил к радикальному пересмотру оборонительных союзов Европы и получил свободу действий в Восточной Европе, получив обещание “развязать руки” от могущественной Великобритании (а затем и Франции), Адольф Гитлер, без сомнения, стал человеком 1938 года года.

Большинство других мировых деятелей 1938 года утратили свою значимость по мере того, как год подходил к концу. Казалось, что “почётный мир” премьер-министра Чемберлена, как никогда ранее, не принес ни того, ни другого. Все большее число британцев высмеивало его политику умиротворения диктаторов, считая, что ничто, кроме унизительной капитуляции, не может удовлетворить амбиции диктаторов.

Среди многих французов возникло ощущение, что премьер-министр Даладье несколькими росчерками пера в Мюнхене превратил Францию во второразрядную державу. Подражая Муссолини в своих жестах и копируя кричащий комплекс триумфатора Гитлера, некогда либеральный Даладье в конце года был вынужден прибегать к парламентским уловкам, чтобы сохранить свой пост.

В 1938 году диктатор Муссолини был всего лишь младшим партнером в фирме "Гитлер и Муссолини Инкорпорейтед". Его шумная агитация за то, чтобы отторгнуть Корсику и Тунис от Франции, была расценена как слабый блеф, непосредственными целями которого были не более чем снижение платы за проезд итальянских судов по Суэцкому каналу и контроль над железной дорогой Джибути - Аддис-Абеба.

Ушел с международной арены Эдуард Бенеш, в течение 20 лет считавшийся “Самым умным маленьким государственным деятелем Европы”. Последний президент свободной Чехословакии, теперь он был больным изгнанником страны, которую помог основать.

Благочестивый китайский генералиссимус Чан Кайши, "Человек года" 1937 года, был вынужден отступить в “Новый” Западный Китай, где он столкнулся с возможностью стать всего лишь респектабельным номинальным главой всеохватывающего коммунистического движения.

Если бы Франсиско Франко выиграл гражданскую войну в Испании после своего великого весеннего похода, он вполне мог бы стать лучшим материалом для "Человека года". Но победа все еще ускользала от генералиссимуса, а усталость от войны и недовольство правых сделали его будущее сомнительным.

На американской арене 1938 год не был годом одного человека. Конечно, это был не год Франклина Рузвельта: его чистка потерпела поражение, а его партия потеряла значительную часть своего влияния в Конгрессе. Госсекретарь Халл запомнит добрососедский 1938 год как год, когда он увенчал свои усилия по заключению торгового договора британским соглашением, но история не будет связывать мистера Халла конкретно с 1938 годом. В конце года в Лиме его план континентальной солидарности двух Америк потерпел крах.

Но фигура Адольфа Гитлера шествовала по съежившейся Европе со всей развязностью завоевателя. Не тот простой факт, что фюрер подчинил своей абсолютной власти еще 10 500 000 человек (7 000 000 австрийцев, 3 500 000 судетцев), сделал его Человеком 1938 года. Япония в то же время пополнила свою империю десятками миллионов китайцев. Более значительным был тот факт, что в 1938 году Гитлер стал самой большой угрозой, с которой сталкивается сегодня демократический, свободолюбивый мир.

Его тень простиралась далеко за пределы Германии. Небольшие соседние государства (Дания, Норвегия, Чехословакия, Литва, Балканы, Люксембург, Нидерланды) боялись обидеть его. Во Франции нацистское давление было отчасти причиной некоторых антидемократических указов, принятых после Мюнхена. Фашизм открыто вторгся в Испанию, спровоцировал восстание в Бразилии, тайно помогал революционным движениям в Румынии, Венгрии, Польше, Литве. В Финляндии министру иностранных дел пришлось уйти в отставку под давлением нацистов. После Мюнхена во всей Восточной Европе наметилась тенденция к уменьшению свободы и усилению диктатуры. Только в США демократия к концу года почувствовала себя достаточно сильной, чтобы одержать верх над Гитлером.

ФашИнтерн, во главе которого стоял Гитлер, а за ним - Муссолини, Франко и японская военная клика, возник в 1938 году как международное революционное движение. Сколько бы он ни разглагольствовал о махинациях международного коммунизма и международного еврейства, сколько бы ни твердил, что он всего лишь пангерманец, пытающийся объединить всех немцев в единую нацию, фюрер Гитлер сам стал №1 в интернациональной революции - настолько, что если сейчас и произойдет часто предсказываемая борьба между фашизмом и коммунизмом, то только из-за двух диктаторов-революционеров. Гитлер и Сталин слишком велики, чтобы позволить друг другу жить в одном мире.

Но фюрер Гитлер не считает себя революционером; он стал им только в силу обстоятельств. Фашизм обнаружил, что свобода прессы, слова, собраний представляет потенциальную угрозу его собственной безопасности. В фашистской фразеологии демократия часто ассоциируется с коммунизмом. Фашистская борьба против свободы часто ведется под ложным лозунгом “Долой коммунизм!” Прошлым летом одна из главных претензий Германии к демократической Чехословакии заключалась в том, что она была “форпостом коммунизма”.

Поколение назад западная цивилизация, по-видимому, переросла основные пороки варварства, за исключением войн между нациями. Коммунистическая революция в России способствовала распространению классовой войны. Гитлер довершил ее другой, межрасовой войной. Фашизм и коммунизм возродили религиозную войну. Эти многочисленные формы варварства привели в 1938 году к проблеме, из-за которой люди, возможно, скоро снова будут проливать кровь: проблема цивилизованной свободы против варварского авторитаризма.

Более мелкие люди года казались ничтожными по сравнению с фюрером. Бесспорным жуликом года стал покойный Фрэнк Дональд Костер ("Мошенник года"), а Ричард Уитни, который сейчас находится в тюрьме Синг-Синг, занял второе место.

Спортсменом года стал теннисист Дональд Бадж, чемпион США, Англии, Франции, Австралии.

Авиатором года стал 33-летний Говард Робард Хьюз, неуверенный в себе миллионер, который трезво, точно и безошибочно пролетел 14 716 миль вокруг вершины мира за три дня, 19 часов и восемь минут.

Человеком года на радио был признан молодой Орсон Уэллс, который в своей знаменитой передаче "Война миров" напугал людей меньше, чем Гитлер, но больше, чем когда-либо пугало радио, продемонстрировав, что радио может быть огромной силой в разжигании массовых эмоций.

Драматургом года стал Торнтон Уайлдер, ранее известный литератор, чья первая пьеса на Бродвее "Наш город" была не только остроумной и трогательной, но и имела большой успех.

Габриэль Паскаль, продюсер "Пигмалиона", первой полнометражной картины, снятой по мотивам многословных драм Джорджа Бернарда Шоу, был удостоен звания "Кинематографист года" за то, что обнаружил богатый драматический материал, когда другие знаменитые продюсеры потеряли всякую надежду когда-либо его использовать.

"Людьми года", выдающимися в области всесторонней науки, были признаны три исследователя-медика, которые обнаружили, что никотиновая кислота является лекарством от пеллагры у человека: доктора Дж. Том Дуглас Спайс из больницы общего профиля Цинциннати, Марион Артур Бланкенхорн из Университета Цинциннати, Кларк Нил Купер из Ватерлоо, штат Айова.

В религиозном отношении две выдающиеся фигуры 1938 года резко отличались друг от друга, за исключением своей оппозиции Адольфу Гитлеру. Один из них, 81-летний папа Пий XI, с “горькой грустью” рассказал об антисемитских законах Италии, преследовании итальянских католических инициативных групп, приеме, который Муссолини оказал Гитлеру в мае прошлого года, и с грустью заявил: “Мы пожертвовали своей прежней жизнью ради мира и процветания народов”. Проведя большую часть года в концентрационном лагере, протестантский пастор Мартин Нимоллер мужественно свидетельствовал о своей вере. Примечательно, что лишь немногие из этих людей года могли бы свободно реализовать свои достижения в нацистской Германии. Гении свободной воли были настолько подавлены гнетом диктатуры, что выпуск поэзии, прозы, музыки, философии и искусства в Германии был действительно скудным.

Человек, который несет наибольшую ответственность за эту мировую трагедию, - угрюмый, задумчивый, невзрачный 49-летний аскет австрийского происхождения с усами Чарли Чаплина. Адольф Гитлер, сын мелкого австрийского таможенного чиновника, был воспитан любящей матерью как избалованный ребенок. Постоянно проваливая даже самые элементарные занятия, он вырос полуобразованным молодым человеком, не подготовленным ни к какому ремеслу или профессии и, казалось бы, обречен на провал. Блестящую, очаровательную, космополитичную Вену он научился ненавидеть за то, что называл ее "семитской"; ему больше нравился однородный Мюнхен, его настоящий дом после 1912 года. Для этого человека без профессии и с ограниченными интересами Великая война была долгожданным событием, которое дало ему какую-то цель в жизни. Ефрейтор Гитлер участвовал в 48 боях, был награжден немецким железным крестом первого класса, один раз был ранен и один раз отравлен газом, находился в госпитале, когда было объявлено перемирие 11 ноября 1918 года.

Его политическая карьера началась в 1919 году, когда он стал партийцем № 7 малочисленной немецкой рабочей партии. Обнаружив свои ораторские способности, Гитлер вскоре стал лидером партии, изменил ее название на Национал-социалистическую немецкую рабочую партию и написал антисемитскую, антидемократическую и авторитарную программу. Первый массовый митинг партии состоялся в Мюнхене в феврале 1920 года. Месяцем позже вождь намеревался принять участие в попытке монархистов захватить власть, но для этого неудавшегося путча фюрер Гитлер прибыл слишком поздно. Еще менее успешная попытка национал-социалистов - знаменитый Мюнхенский пивной путч 1923 года - привела к гибели части "мучеников", а герра Гитлера посадили в тюрьму. Заключение в Ландсбергской крепости дало ему время написать первый том “Майн кампф”, который теперь стоит "обязательно" на каждой немецкой книжной полке.

Объявленная вне закона во многих округах Германии, Национал-социалистическая партия, тем не менее, неуклонно увеличивала число своих членов. Проверенные временем методы Таммани-Холла по оказанию множества мелких услуг сочетались с шумным терроризмом и кричащей патриотической пропагандой. Усердно культивировался образ мистического, воздержанного, харизматичного фюрера.

Только в 1929 году национал-социализм впервые получил абсолютное большинство на городских выборах (в Кобурге) и впервые продемонстрировал свои значительные результаты на выборах в провинции (в Тюрингии). Но с 1928 года партия почти постоянно набирала силу на выборах. На выборах в рейхстаг в 1928 году она набрала 809 000 голосов. Два года спустя за национал-социалистских депутатов проголосовали 6 401 016 немцев, в то время как в 1932 году число проголосовавших составило 13 732 779. Несмотря на то, что ему все еще не хватало большинства голосов, голосование, тем не менее, стало впечатляющим доказательством силы этого человека и его движения.

Ситуация, породившая это демагогическое, невежественное, отчаянное движение, была присуща зарождению Германской республики и стремлению значительной части политически незрелого немецкого народа к сильному, властному руководству. Демократия в Германии была зачата в условиях военного поражения. Именно Республика поставила свою подпись (неохотно) под унизительным Версальским договором, и это позорное клеймо никогда не изгладилось из памяти немцев.

Ни для кого не секрет, что немецкий народ любит униформу, парады, воинские формирования и легко подчиняется властям. Фридрих Великий - герой самого фюрера Гитлера. Это восхищение, несомненно, проистекает из военной доблести Фридриха и его автократического правления, а не из любви к французской культуре и ненависти к прусскому хамству. Но, в отличие от утонченного Фридриха, фюрер Гитлер, начитанность которого всегда была очень ограничена, приглашает в гости немногих великих умов, и фюрер Гитлер не согласился бы с утверждением Фридриха о том, что он “устал править рабами”.

В плохих условиях, не смотря на хорошую погоду, Германская республика рухнула под тяжестью депрессии 1929-1934 годов, во время которой безработица в Германии возросла до 7 000 000 человек, несмотря на общенациональный поток банкротств и неудач. Призванный к власти в качестве канцлера Третьего рейха 30 января 1933 года престарелым президентом-маразматиком Паулем фон Гинденбургом, канцлер Гитлер начал выворачивать рейх наизнанку. Проблема безработицы была решена с помощью:

• 1) широкомасштабной программы общественных работ;

• 2) интенсивной программы перевооружения, включая создание огромной постоянной армии;

• 3) принудительного труда на государственной службе (немецкий трудовой корпус).;

• 4) заключение политических врагов и работников-евреев, коммунистов и социалистов в концентрационные лагеря.

То, что Адольф Гитлер и компания сделали с Германией менее чем за шесть лет, вызвало бурные и восторженные аплодисменты большинства немцев. Он избавил нацию от послевоенного пораженчества. Под знаменем свастики Германия была объединена. Это была не обычная диктатура, а скорее диктатура огромной энергии и великолепного планирования. “Социалистическая” часть национал-социализма могла вызывать насмешки у ярых марксистов, но нацистское движение, тем не менее, имело массовую основу. Построенные 1500 миль великолепных автомагистралей, программы по продаже дешевых автомобилей и простых пособий для рабочих, грандиозные планы по восстановлению немецких городов вызывали у немцев чувство гордости. Немцы могли есть много продуктов-заменителей или носить эрзац-одежду, но они ели. То, что Адольф Гитлер и компания сделали с немецким народом за это время, повергло цивилизованных мужчин и женщин в ужас. Гражданские права и свободы исчезли. Противодействие нацистскому режиму стало равносильно самоубийству или еще худшему. Свобода слова и собраний - это анахронизмы. Репутация некогда прославленных немецких учебных центров исчезла бесследно. Образование было сведено к национал-социалистическому катехизису.

Темп ускорился. 700 000 евреев Германии подверглись физическим пыткам, у них отняли дома и имущество, лишили возможности зарабатывать на жизнь, прогнали с улиц. Теперь их удерживают ради “выкупа” - гангстерский трюк, который использовался веками. Но пострадали не только евреи. Из Германии прибывает постоянный, постоянно увеличивающийся поток беженцев, евреев и неевреев, либералов и консерваторов, католиков и протестантов, которые больше не могли терпеть нацизм. На обложке журнала TIME органист Адольф Гитлер исполняет свой гимн ненависти в оскверненном соборе, в то время как жертвы висят на колесе Св. Екатерины под взглядами нацистских иерархов были нарисованы бароном Рудольфом Чарльзом фон Риппером, католиком, который считал Германию невыносимой страной. Тем временем Германия превратилась в нацию униформистов, шагающих гусиным шагом под дудку Гитлера, где десятилетних мальчиков учат бросать ручные гранаты, где к женщинам относятся как к машинам для размножения. Однако самую жестокую шутку Гитлер и компания сыграли с теми немецкими капиталистами и мелкими бизнесменами, которые когда-то поддерживали национал-социализм как средство спасения буржуазной экономической структуры Германии от радикализма. Нацистское кредо о том, что человек принадлежит государству, распространяется и на бизнес. Некоторые предприятия были полностью конфискованы, с других был взят налог на капитал. Прибыль строго контролировалась. Некоторое представление об усилении государственного контроля и вмешательства в бизнес можно получить из того факта, что в прошлом году 80% всех строительных и 50% всех промышленных заказов в Германии были получены от правительства. Испытывая острую нехватку продовольствия и финансовых средств, нацистский режим захватил крупные поместья и во многих случаях коллективизировал сельское хозяйство - процедура, в корне схожая с русским коммунизмом.

Когда Германия захватила Австрию, она взяла на себя заботу о 7 000 000 бедных родственников и их пропитании. Когда поглотили 3 500 000 судетцев, нужно было кормить гораздо больше ртов. К концу 1938 года появилось много признаков того, что нацистская экономика валютного контроля, бартерной торговли, пониженного уровня жизни, “самодостаточности” давала трещину. Не было недостатка и в признаках того, что многим немцам не нравились жестокости их правительства, но они боялись протестовать против них. Испытывая трудности с обеспечением населения хлебом, фюрер Гитлер был вынужден устроить для немецкого народа еще один развлекательный цирк. Пресса, контролируемая нацистами, прыгала через скакалку по приказу министра пропаганды Пауля Йозефа Геббельса, выкрикивая оскорбления в адрес реальных и воображаемых врагов. И темпы становления немецкой диктатуры ускорялись по мере того, как с заводов сходило все больше и больше оружия, а сливочного масла производилось все меньше и меньше.

За пять лет, проведенных под руководством президента 1938 года, Германия превратилась в одну из крупнейших военных держав мира. Британский военно-морской флот по-прежнему лидирует на море. Большинство военных считают французскую армию несравненной. Наибольший вопрос вызывает численность авиации, которая меняется день ото дня, но большинство наблюдателей считают, что Германия превосходит их в военной авиации. Несмотря на нехватку подготовленных офицеров и материальных средств, армия Германии превратилась в грозную машину, победить которую, вероятно, можно только объединением противоборствующих армий. Как свидетельство могущества своей нации, фюрер Гитлер мог оглянуться на прошедший год и вспомнить, что, помимо приема бесчисленных государственных деятелей (например, трижды мистера Чемберлена), он лично засвидетельствовал свое почтение трем королям (шведскому Густаву, датскому Кристиану, итальянскому Витторио Эмануэле) и принимал двоих (Борис 3 из Болгарии, Кароль 2 из Румынии, не считая регента Венгрии Хорти).

Тем временем примерно 1133 улицы и площади, в частности Ратушная площадь в Вене, получили имя Адольфа Гитлера. Он произнес 96 публичных речей, посетил одиннадцать оперных спектаклей, победил двух соперников (Бенеша и Курта фон Шушнига, последнего канцлера Австрии), продал 900 000 новых экземпляров "Майн кампф" в Германии, а также широко продал ее в Италии и мятежной Испании. Единственной его потерей было зрение: ему пришлось начать носить очки на работе. На прошлой неделе герр Гитлер принимал на рождественской вечеринке 7000 рабочих, которые сейчас строят новое гигантское здание Берлинской канцелярии, и сказал им: “Следующее десятилетие покажет странам с их патентованной демократией, где можно найти истинную культуру”.

Но другие страны решительно присоединились к гонке вооружений, и среди военных возникает вопрос: “Будет ли Гитлер сражаться, когда станет окончательно ясно, что он проигрывает эту гонку?” Динамика диктатуры такова, что немногие, кто изучал фашизм и его лидеров, могут представить себе бесполого, неугомонного, инстинктивного Адольфа Гитлера, доживающего свой зрелый возраст в своем горном шале в Берхтесгадене, в то время как довольный немецкий народ пьет пиво и поет народные песни. Нет никакой гарантии, что неимущие нации уснут, когда они получат то, что им сейчас нужно от имущих. Тем, кто наблюдал за заключительными событиями года, казалось более чем вероятным, что Человек 1938 года может сделать 1939 год запоминающимся.

https://time.com/archive/6598257/adolf-hitler-man-of-the-yea...

Фашисты звали их "Белой смертью", "Белыми призраками" и "Смертью на лыжах". На оккупированных немцами территориях они появлялись перед фашистами неожиданно, нагрянув из глубины лесов. Пленных не брали и в живых никого не оставляли. Это были отряды сталинского спецназа — Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД СССР (ОМСБОН).

Рождение легенды.

Первые диверсионные отряды появились в СССР уже в конце июня 1941 года. А к октябрю по приказу Лаврентия Берии был создан ОМСБОН, командовать которым назначили замначальника Первого управления НКВД Павла Судоплатова. Главными задачами ОМСБОНа стали диверсионная работа в тылу врага, разведка и налаживание агентурной сети. База подготовки располагалась под Тарасовкой.

Отбор в ОМСБОН был строгий: набирали спортсменов, физически крепких студентов и интернационалистов с безупречной анкетой. Репрессированные родители становились причиной отказа в зачислении. Подготовка спецназа проводилась в тяжёлых условиях на местности. Включала в себя подрывное дело, топографию, огневую, парашютную и лыжную подготовку, основы разведки. Бойцы должны были уметь переходить линию фронта, осуществлять длительные марш-броски по 60 км в день и уметь работать по одному, парами и в группе. Но главное — они должны были научиться выживать в лесу при –40 °С, добывать еду и месяцами жить автономно, без дополнительного снабжения. Неоценимую помощь в подготовке бойцов особого назначения оказал офицер-пограничник Евгений Мирковский, который с 1927 года ловил диверсантов на западной границе СССР и имел обширный опыт реальных боевых действий. По счастливой случайности начало войны застало Мирковского в Москве, куда он приехал учиться.

В начале 1942 года в ОМСБОНе Мирковский создал свой отряд "Ходоки", куда входили лучшие из лучших: спортсмены, лыжники. Бойцов отбирал сам, сам же их готовил. На лыжах спецназовцы Мирковского должны были за ночь проходить по 40 и даже по 60 километров, а за сутки — до 100 километров. Более того — не снимая лыж, его бойцы должны были уметь вести рукопашный бой. Вес снаряжения, которое нёс на себе боец, превышал 30 килограммов. Это были 127 патронов, 5 мин, личное оружие, продукты; радисты, кроме того, несли рацию и аккумуляторы.

Проверку отряд прошёл под Клином, охраняя сапёров, которые минировали шоссе Ленинград — Москва. Отряд задание выполнил в точности, Мирковский был легко ранен. Начиная с апреля 1942 года "Ходоков" стали забрасывать в тыл гитлеровцам. В передаче "Секретные материалы" были обнародованы сохранившиеся списки снаряжения, которое выделяли "Ходокам" в рейд. Отряд из 15 человек имел в распоряжении 11 пистолетов ТТ и четыре маузера, 10 карабинов, пистолет-пулемёт Дегтярёва, 75 гранат, бинокль, компас и карманные часы, 15 финских ножей, четыре фонаря, топоры, сапёрные лопаты и 3000 патронов. Одежда каждого состояла из тёплого белья, ватных штанов, гимнастёрки, тёплого полупальто на меху, шапки-ушанки и кирзовых сапог с зимними портянками. Кроме того, у каждого была плащ-палатка и маскхалат. Но первый же рейд едва не закончился провалом.

Всегда в движении.

"Ходоков" под командованием Мирковского забросили под Брянск, рассчитывая, что бойцы легко пройдут вдоль железной дороги несколько десятков километров. Но отряд попал в разводье и идти пришлось по пояс в ледяной воде. А после выполнения задания за станцией Батагово начались расположения военных частей гитлеровцев, и у посёлка Гуда каратели плотно сели на хвост "Ходокам". "Еле-еле ушли", — признавался Мирковский. Набираться опыта бойцам спецназа приходилось быстро, на ходу. И вскоре каратели, ваффен-эсэсовцы, полицаи и гитлеровцы стали бледнеть при одном упоминании об отряде Мирковского. Про него рассказывали легенды: немцы считали, что в тылу действуют тысячи бойцов НКВД, а за голову Мирковского назначили небывалую награду в 50 000 рейхсмарок.

Сам Мирковский считал, что залогом успеха стала удачная тактика: отряд всё время находился в движении, действовал решительно, внезапно появляясь перед врагом и тут же исчезая. "Ходоки" никогда не действовали по шаблону, всегда придумывали что-то новое. Не выходили на связь с местными, всю информацию узнавали из Москвы. К концу войны отряд разросся до 350 бойцов и назывался отрядом им. Дзержинского.

Весной 1943 года "Ходоки" Мирковского совершили стремительный марш-бросок на 600 километров по маршруту Псков — Витебск — Житомир и 15 апреля взорвали в Житомире местную электростанцию, несколько зданий фашистской администрации и дом, в котором располагалась националистическая газета "Голос Волыни". Эффект был ошеломительный: при взрыве был повреждён кабель связи со ставкой Гитлера. Штаб армии "Центр" оказался отрезан от Берлина. Немцы скрежетали зубами, но поделать ничего не могли: "Ходоки" исчезли, как сквозь землю провалились. Забегая вперёд, нужно сказать, что всего отряд Мирковского выводил из строя кабель связи с Берлином 20 раз! В этот же день группа "ходоков" из пяти человек захватила в офицерской столовой капитана СС Фохта Армина и доставила языка в отряд. При эсэсовце оказались ценные документы.

27 апреля они орудовали уже под селом Стецково, где уничтожили автоколонну из 22 машин, в этот же день уничтожили 25 карателей в Розважеве. 1 мая поздравили фашистов с праздником, расстреляв в деревне Скоромное 25 полицаев, 4 мая пустили под откос поезд с живой силой противника в восьми километрах от Житомира, 19 мая в Ракитино уничтожили автомобиль с офицерами и несколько грузовиков с солдатами, сожгли ремонтную базу и взорвали 49 автомобилей. И при этом — почти не несли потерь. Были и курьёзные случаи.

Однажды отряду пришлось оставить раненого бойца... у полицая, который оказался своим. А при переправе через Десну выяснилось, что один из бойцов не умеет плавать. Тогда спецназовцы вылили воду из фляжек и сделали из них для товарища "спасательный круг".

Миссия невыполнима.

Летом 1943 года отряд Мирковского внёс неоценимый вклад в победу Красной армии на Курской дуге. Это была самая важная и большая битва Великой Отечественной войны, на которую Гитлер возлагал большие надежды. Он собирался переломить ход войны с СССР, а значит, и весь ход Второй мировой войны. Судьба мира была в руках советских воинов. Перед "Ходоками" была поставлена практически невыполнимая задача — найти информацию о путях снабжения немецких дивизий под Курском и о передвижениях сил противника.

После долгих раздумий отряд обратил внимание на штаб СС в городе Овруче. Сталинский спецназ действовал быстро и нагло: 15 июня 1943 года переодетые в немецкую форму "ходоки" подъехали на машине к штабу. Спокойно прошли в кабинет начальника, разоружили офицеров, забрали документацию и уехали. После этого случая немцы объявили на "призраков" настоящую охоту, за голову Мирковского назначили награду и к Житомиру были стянуты лучшие карательные батальоны.

С началом рельсовой войны отряд Мирковского получил приказ — уничтожить железнодорожную ветку Овруч — Чернигов. Во время войны она уже была взорвана, но немцы восстанавливали её, чтобы по ней гнать к Курску подкрепление. Миссия была невыполнимой, но "Ходоки" её выполнили. Действовать решили на станции Радча. Сначала установили наблюдение, выяснили, что работы ведут венгры. Шесть венгерских офицеров ночуют в доме начальника станции, 200 солдат ночуют в бараке. Рядом стоит немецкая часть в полторы тысячи человек. Действовать надо тихо. Выяснили, что один из железнодорожников, поляк, был крайне зол на венгров: один из них миловался с его женой, а поляк не мог даже возразить изменнице. "Ходоки" переоделись в немецкую форму, и поляк провёл их к себе домой, где венгра застали буквально без штанов.

Он тут же выложил спецназу время смены караула, пароли и отзывы. Остальное было делом техники. Когда все часовые на вышках были заменены на "ходоков", оставшиеся спецназовцы втихую обезоружили спящих солдат. Затем заминировали станцию и пути десятками килограммов взрывчатки и взорвали станцию, а венгров просто отпустили. Когда на место приехали немцы, "ходоков" уже след простыл, а от станции остались только перекорёженные вагоны, раскиданные по округе взрывом. Восстановить ветку на Чернигов было уже невозможно, и немцы отказались от этой идеи. По самым скромным подсчётам, "белые призраки" Мирковского взорвали 10 мостов, уничтожили 2 самолёта, 75 танков и автомашин, 4000 солдат и офицеров и пустили под откос 51 эшелон и 3 бронепоезда.

В Москву Евгений Мирковский вернулся только в конце 1944 года, когда территория СССР была освобождена. Тогда он узнал, что его произвели в подполковники и присвоили ему звание Героя Советского Союза. Получили свои награды и другие "ходоки". Например, Николай Бугров был награждён орденами Красной Звезды, Красного Знамени и Отечественной войны I степени, а Семён Стрельцов — орденом Красной Звезды и орденом Ленина.

Известно, что и после освобождения территории СССР отряд Мирковского ещё какое-то время действовал в лесах Украины: спецназовцы, прикидываясь отрядом националистов, уничтожали бандформирования бандеровцев. После Победы дальнейшая жизнь многих бойцов ОМСБОНа оказалась связана с разведкой, с работой в КГБ и МВД. Но это уже другая история.

источник

Гвардии сержант Первого Украинского фронта БАРУТКИН Николай Родионович.

После завершения Второй мировой в странах, участвовавших в войне, осталось несколько сотен образцов исправной немецкой бронетехники и до полутора тысяч неисправных и повреждённых машин, пригодных к восстановлению. Кроме того, на предприятиях Третьего рейха, не разрушенных бомбёжками и артиллерийскими обстрелами, в разной степени готовности имелись недостроенные машины.

Использование трофейных немецких танков и самоходок в СССР

На завершающем этапе войны в Красной Армии имелось несколько десятков пригодных для использования в бою трофейных танков и самоходок.

Трофейные танки и САУ на сборном пункте аварийной техники

Значительное количество нерабочей, но вполне ремонтопригодной бронетанковой техники немецкого производства было сконцентрировано в сборных пунктах аварийной техники (СПАРМ).

Например, по состоянию на 20 июля 1945 года в Красной Армии числилось 146 танков «Пантера», из которых 63 были исправны, а остальные требовали ремонта. Впрочем, среди отбитых у противника танков и САУ нередко встречались экземпляры американского, британского и советского производства.

О состоянии дел с трофейной бронетехникой можно судить по отчету, поданному 15 мая 1945 года штабом 2-го Украинского фронта:

По 9-й гвардейской армии – захвачено всех танков 215, из них 2 ед. Т-6 («Королевский тигр») требуют среднего ремонта, 2 ед. СУ Т-3 требуют текущего ремонта.

Из числа захваченных 192 БТР 11 исправны, 7 требуют ремонта. Состояние остальных выясняется.

По 6-й гвардейской танковой армии – захвачено 47 танков, 16 САУ, 47 БТР. Состояние выясняется.

По 53-й армии – обнаружено 30 танков и САУ и 70 БТР, состояние выясняется.

По 1-й гвардейской конно-механизированной группе – количество и состояние трофейных танков не установлено, так как производится эвакуация танков на танкоремонтный завод немцев в Яновице

Исправную трофейную бронетехнику советское командование решило использовать для учебных целей, поэтому большую часть немецких танков, находящихся в хорошем техническом состоянии, предполагалось передать танковым армиям и корпусам. Таким образом, трофейные танки и самоходки, используемые в процессе боевой подготовки, позволяли сберечь ресурс советских танков, эксплуатируемых в войсках.

Например, 5 июня 1945 года Маршал Конев приказал:

Имеющиеся в полосе 40-й армии 30 трофейных отремонтированных бронеединиц, находящихся в Нове Место и Здирец, передать 3-й гвардейской танковой армии «для использования при боевой подготовке»

В первые послевоенные годы в Группе советских оккупационных войск было немало переделанных в тягачи и машины технической поддержки танков немецкого производства.

Эксплуатация этих машин облегчалась тем, что к ним в достатке имелись запасные части, которые можно было демонтировать с трофейных танков и САУ, находящихся в СПАРМах.

Некоторое количество трофейной бронетехники оказалось на территории СССР при выводе советских войск из освобождённых от нацистов стран.

Впоследствии демилитаризованные бронированные машины передавались в народное хозяйство. Но в отличие от легковушек и грузовиков немецкие танки, переделанные в тягачи и ремонтные машины, в большинстве случаев служили недолго. Сказывалось сложное устройство немецких гусеничных машин и зачастую их неправильное обслуживание.

Кроме того, для немецких карбюраторных моторов требовался бензин с более высоким октановым числом и специальные масла, отличавшиеся от тех, что использовались у нас. Частые поломки и сложности со снабжением расходными материалами, запчастями и ГСМ привели к тому, что к концу 1940-х годов в гражданских организациях машин на базе немецких танков почти не осталось.

До середины 1950-х трофейные танки и самоходки активно участвовали в различных исследованиях и испытаниях новой советской бронетанковой техники. Германские орудия 7,5 cm Kw.K. 42, 8,8 cm Pak. 43 и 12,8 cm PaK. 44 являлись эталоном бронепробиваемости. И в процессе испытания перспективных советских танков на полигоне, их броня проверялась обстрелом из немецких танковых пушек.

В свою очередь, многие немецкие «панцеры» закончили свой жизненный путь на артиллерийских и танковых полигонах в роли мишеней. Кладбища разбитой бронетехники на долгие годы стали источником сырья для советской металлургической промышленности. Последние немецкие танки отправились в мартены в начале 1960-х годов.

Немецкий тяжелый истребитель танков Ferdinand, находящийся в парке «Патриот»

Немногие уцелевшие танки и самоходки, когда-то принадлежавшие Панцерваффе, были задействованы в съёмках художественных фильмов о войне. И сейчас находятся в музейных коллекциях.

Танки и САУ немецкого производства в Болгарии

Во время Второй мировой войны Болгария, являвшаяся союзником нацисткой Германии, получила 61 танк Pz.Kpfw.IV Ausf.H, 10 танков Pz.Kpfw.38(t), 55 самоходных артиллерийских установок StuG.III Ausf. G.

8 сентября 1944 года, когда стало совершенно очевидно, что немцы терпят поражение в войне, Болгария официально объявила войну Германии. А танки и САУ немецкого производства были задействованы в боевых действиях с частями Вермахта и войск СС. В ходе боёв на территории Югославии болгарская танковая бригада лишилась значительной части техники. Безвозвратные потери составили 20 танков и 4 самоходных орудия.

Для поддержания боеспособности болгарских бронетанковых сил в начале 1945 года командование 3-го Украинского фронта передало полтора десятка трофейных танков и САУ, в том числе: один танк Pz.Kpfw.IV, а также САУ StuG.III и Hetzer.

Противотанковая САУ Jagd.Pz.IV в Национальном музее военной истории в Софии

Судя по всему, до капитуляции Германии советские войска регулярно поставляли болгарской армии трофейную бронетехнику. После окончания Второй мировой войны, в начале 1946 года в болгарской Первой танковой бригаде, помимо машин чешского, французского и итальянского производства, имелось 57 немецких танков Pz.Kpfw.IV, 15 истребителей танков Jagd.Pz.IV и 5 самоходок StuG.III. Также есть информация, что болгары недолго эксплуатировали как минимум одну «пантеру».

В конце 1940-х годов танки и самоходки немецкого производства в болгарских вооруженных силах начали вытесняться советскими Т-34-85 и СУ-100. По состоянию на середину 1950 года в строю осталось только 11 танков Pz.Kpfw.IV. При этом значительное количество трофейных германских танков имелось на хранении.

Впоследствии после начала поставок танков Т-55 немецкие «тройки» и «четвёрки», а также их башни использовались при строительстве долговременных огневых точек на болгаро-турецкой границе. Точное число таких ДОТов не известно. Но в различных источниках говорится, что их могло быть более 150 единиц. С учётом того, что такого количества танков и танковых башен с вооружением в самой Болгарии не имелось, их, по всей видимости, получили от союзников по Варшавскому договору.

О раритетных танках вспомнили в декабре 2007 года. После того как болгарская полиция арестовала воров, укравших на болгаро-турецкой границе танк немецкого производства и попытавшихся вывезти его в Германию.

После этого случая, получившего широкий резонанс, болгарское правительство взяло под контроль реставрацию и торговлю немецкими танками. Всего болгарам удалось восстановить 55 единиц немецкой бронетехники, которую они выставили на аукцион. Цена каждого танка составляла несколько миллионов евро.

Танки и САУ немецкого производства в Румынии

Одним из основных импортёров германских танков в годы Второй мировой войны являлась Румыния, получившая 11 PzКpfw.III, 142 Pz.Кpfw.IV и 10 штурмовых орудий StuG.III.

После перехода Румынии на сторону антигитлеровской коалиции, в румынской армии осталось очень немного исправной бронетехники немецкого производства. В связи с этим 2-й танковый полк, который был придан советской 27-й танковой бригаде (2-й Украинский фронт) в феврале-марте 1945 года усилили несколькими трофейными Pz.Кpfw.IV, а также САУ StuG.III, StuG.IV и Hetzer. К моменту окончания боевых действий в румынском танковом полку осталось четыре дееспособных Pz.Кpfw.IV.

Танки Pz.Kpfw.V Panther дивизии Тудор Владимиреску на параде в Бухаресте, 10 мая 1946 года

В 1946 году Советский Союз передал Румынии партию танков немецкого производства (неустановленное количество Pz.Кpfw.IV и 13 «пантер»). Танки поступили на вооружение 1-й танковой бригады, которую в 1947 году переформировали в танковую дивизию имени Тудора Владимиреску. Эти машины эксплуатировались до 1950 года, после чего были списаны.

Немецкие танки и САУ в армии Чехословакии

В годы Второй мировой войны заводы, расположенные на территории Чехии, входили в число основных производителей оружия для вермахта и войск СС. Фирмы «ЧКД» и «Шкода» прекратили выпуск бронетехники лишь незадолго до капитуляции Германии. Также в распоряжении чехов оказалось больше двух сотен исправных и пригодных к восстановлению немецких танков.

В июле 1945 года на площадке в окрестностях города Миловице, примерно в 40 км к северу от Праги было собрано около 400 бронированных машин. С учётом того, что Чехословакия обладала очень хорошими возможностями по производству и ремонту танков и самоходок, использовавшихся в вооруженных силах нацисткой Германии, значительное количество трофейной немецкой бронетехники поступило на вооружение чехословацкой армии в первые послевоенные годы. В 1946 году чехам передали около 300 средних танков и САУ, а также 65 «пантер».

Чехословацкий танк T40/75

В чехословацкой армии трофейный Pz.Kpfw.IV получил обозначение T40/75. Всего в строевых частях служило около 50 «четвёрок» модификаций J и Н. Эксплуатация этих машин продолжалась до 1954 года.

По состоянию на 9 мая 1945 года на чешских заводах и в танкоремонтных мастерских в разной степени готовности имелось около 250 САУ «Hetzer». Именно эта самоходка в первые послевоенные годы стала наиболее массовой в вооруженных силах Чехословакии. В ноябре 1945 года чехословацкий Штаб танковых войск принял решение о принятии «Хетцера» на вооружение под обозначением St-Vz.38-I.

Среди «четвёрок» и «пантер» в бронетанковых силах Чехословакии вполне предсказуемо преобладали «Хетцеры», которые вместе со штурмовыми орудиями StuG.III поступили на вооружение 21-й и 22-й танковых бригад, в 1948 году преобразованных в 351-й и 352-й самоходно-артиллерийские полки.

Впрочем, уже в начале 1950-х, после того, как в Чехословакии было запущено лицензионное производство советских Т-34-85 и СУ-100, начался процесс списания трофейных немецких танков и самоходок.

Швейцарские «Хетцеры»

В послевоенное время покупателем «Хетцеров» стала Швейцария, чей бронетанковый парк нуждался в обновлении и состоял из 24 лёгких танков LTH – экспортного варианта LT vz.38, послужившего базой для «Хетцера». В августе 1946 года фирма «Шкода» получила контракт на восемь машин. В Швейцарии эта САУ получила обозначение Panzerjaeger G-13.

Истребитель танков Panzerjaeger G-13

С использованием задела, оставшегося от немцев, первая партия «Хетцеров» была быстро поставлена заказчику. Однако последовавший в ноябре 1946 года еще один заказ на 100 самоходок оказался на грани срыва, так как в наличии не имелось орудий Рак.39/2.

Но выход был найден, чешские инженеры оперативно переработали чертежи. И самоходки стали вооружать пушками StuK.40, которые в достаточном количестве имелись на складах.

Кроме того, вместо карбюраторного двигателя, начиная с 65-й машины, устанавливали дизель Sauer-Arbon мощностью 148 л. с. Расход топлива дизельного двигателя был более чем в два раза меньше, чем у бензинового. Экономичность новой силовой установки позволила уменьшить топливный бак с 250 до 115 л, что позволило значительно увеличить полезный заброневой объём. Скорость G-13 на просёлке осталась на уровне 25–30 км/ч, запас хода тоже почти не изменился.

Боевой вес швейцарского «Хетцера» был на тонну меньше немецкого. На орудии G-13 появился 2-камерный дульный тормоз, командир и заряжающий поменялись местами. На крыше устанавливался вращающийся прибор наблюдения. И командирское смотровое устройство в бронированной башенке.

Panzerjaeger G-13 в экспозиции танкового музея Туна

Визуально Panzerjaeger G-13 легко отличить от оригинального «Хетцера» по дульному тормозу и оптическим приборам. В отличие от Jagdpanzer 38(t), у которого борта рубки голые, на внешней стороне брони швейцарской ПТ САУ размещены: ящик с ЗИП, траки и запасной каток.

В целом «швейцарский» вариант оказался более удачным, чем первоначальная модификация. И в 1947 году был оформлен заказ еще 50 самоходок. Последние 20 машин передали заказчику 16 февраля 1950 года. На вооружении швейцарской армии эти истребители танков стояли до 1972 года.

Французские «Пантеры»

После освобождения Франции от нацистов на территории этой страны осталось несколько сотен пригодных к дальнейшему использованию немецких танков и самоходок. И в дальнейшем часть этих машин приняли на вооружение французских национальных бронетанковых подразделений.

Французские источники утверждают, что в 1946 году в отдельном танковом эскадроне «Бенье» имелось три десятка «четвёрок». В основном это были танки модификации Pz.Kpfw.IV Ausf. H. Ещё примерно четыре десятка средних танков находились на хранении. И они использовались как источник запчастей.

Танки Pz.Kpfw.IV отдельного эскадрона «Бенье»

На фоне «четвёрок» и трофейных самоходок во французской армии выделялись «пантеры», которые вместе с американскими M4 Sherman служили в 501-м и 503-м танковом полках, а также в 6-м кирасирском полку.

Первые трофейные «пантеры» подразделения сил сопротивления («Французские внутренние силы») использовали ещё летом 1944 года.

Одна из «пантер», захваченных Движением сопротивления

В послевоенное время эксплуатация этих машин облегчалась тем, что на территории Франции имелись учебные центры, в которых немцы готовили экипажи, танкоремонтные предприятия и значительное количество запасных частей и расходных материалов.

«Пантеры» 503-го танкового полка в одном строю с бронетранспортерами американского производства, 1947 год

Хотя «пантера» была очень сложной и трудоёмкой в ремонте и предъявляла высокие требования к квалификации механиков-водителей, на французов произвела большое впечатление защищённость в лобовой проекции и огневая мощь этой машины. По состоянию на 1949 год имелось около 70 исправных «пантер».

Лёгкий танк AMX-13

«Пантера» оставила заметный след во французском танкостроении. После списания последних Pz.Kpfw.V Panther, во Франции выпускался лёгкий танк AMX-13, вооруженный орудием SA50 L/57, созданным на основе немецкой 75-мм пушки KwK. 42 L/70.

Продолжение: Германская бронетехника в послевоенное время - II

На фото: Советские разведчики ведут захваченного в плен немецкого солдата.

... Неожиданно выходим на заброшенную проселочную дорогу. Останавливаемся и прислушиваемся. Вокруг — плотная, пронизанная томительным ожиданием тишина. И вдруг настороженное ухо в этой тягостной тишине улавливает далекий стрекот мотора.

— Мотоцикл, — только и произносит Серов. Звук нарастал, приближался. Что делать?

— Всем вниз! — следует команда.

На ходу у Дышинского начинают вырисовываться первые наброски плана действий. Мы тоже догадываемся, что там, в низине, он решил устроить засаду.

— В балке сыро, грязно, мотоциклист поедет медленно, — рассуждал командир. — Его к тому же не скоро хватятся. Успеем оторваться. Возможно, едет офицер. А если и солдат-тыловик, то и он располагает большей информацией, чем пехотный фельдфебель.

По размякшей дороге быстро и бесшумно скатываемся на дно балки. В самом низу упираемся в маленький, всего в три-четыре метра, мостик. Настил солидный, из целых бревен, но положен наспех — не пришит и шевелится под нашими ногами.

Быстро осматриваем подъезд к мосту и с другой стороны. Здесь дорога подбегает к нему из кустов ивняка, а перепрыгнув через настил моста, снова прячется в них и уже потом, выбравшись из кустов под углом к склону, бежит вверх.

Осторожно раскатываем бревна, мост становится длиннее, а посредине настила одно бревно разворачиваем наискосок.

Двоих, Серова и Сидоркина, Дышинский оставляет на этой стороне моста, а с остальными торопливо возвращается обратно. Сбоку, у дороги, располагаются Канаев с Пратасюком, а сам командир с Бутиным скрываются в кустах по другую сторону. Итак, засада организована. Теперь остается только ждать.

Потянулись минуты нервного напряжения. «Как-то мы сработаем, — думал Дышинский, — все ли предусмотрели? Сколько их на мотоцикле — один, двое, трое? Надо ко всему быть готовыми. Всего нельзя предвидеть, а хотелось бы...»

Тяжелы минуты ожидания встречи с врагом. Мотоцикл, как назло, нам кажется, приближается медленно, заставляя напрягаться каждую нервную клетку. Волнение усиливается, и любое пофыркивание мотоцикла отдается толчками в наших сердцах.

Стоять в засаде страшно неудобно. Стоим согнувшись на обочине, в конце настила, держась за низ кустарника. Шаг дальше — и ноги засасывает набравшая воду луговина.

— Подъезжает к спуску, — размышляет командир, сосредоточенно прислушиваясь и улавливая изменение звука работы мотора. — Начал спускаться... Едет медленно, — мысленно следит за продвижением мотоцикла Дышинский.

Ждет командир, ждем и мы, спружинившись, в напряженной готовности к броску. В засаде стоим недолго, а спины от непривычных, неудобных поз затекли. Переступить с ноги на ногу не решаемся, под ногами противно чавкает луговина. От воды тянет сыростью.

Взводный застыл как изваяние, его внимание обострено, внутри все напряглось, сжалось. Надо терпеливо выждать момент. Лишь бы его не проморгать, чтоб пришелся в самую точку.

А мотоцикл ближе и ближе. Темно, но кое-что даже через кусты все же удается рассмотреть, не меняя своей нелепой позы.

Командир, наконец, видит, как впереди мечется по сторонам, выбирая дорогу, все приближаясь, свет подслеповатых фар.

— А вот и он. Один, в коляске никого, — облегченно вздыхает Дышинский. — Это уже лучше.

Вот мотоцикл подъезжает к мосту, сбавляет скорость и выбирается из колдобины. Заговорил под колесами настил моста. Мотоциклист почти останавливается, вглядывается в настил, отыскивая место, где удобнее преодолеть маленькое препятствие, устроенное нами.

Мы этого момента только и ждали. Команда «Вперед!» оставляет позади все — напряжение и волнение. Разом в броске к мотоциклу метнулись длинные, слабо очерченные тени. Каждый без спешки, но быстро делал свое дело. Острый луч фонарика ударил немцу в глаза. Пратасюк порывистыми четкими движениями вытаскивает ключ зажигания, потом пистолет из кобуры.

Мотоцикл вздрогнул и по инерции скатился вперед, угодив передним колесом в расщелину между бревнами настила, и остановился. Не дав водителю опомниться, его рывком оторвали от руля и заломили руки назад. В следующее мгновение запястья надежно были скреплены прочным канатиком, извлеченным Пратасюком из бездонного кармана.

— Мотоцикл — с дороги! — приказывает Дышинский.

— Mund halten!

(Молчать! (нем.))

Серов выворачивает руль, и мотоцикл, подталкиваемый Бутиным и Катаевым, преодолевает вторую часть настила, а затем, миновав кусты, разворачивается вправо и освобождает дорогу. Дышинский с Пратасюком идут вслед за мотоциклом с пленным, которому взводный быстро задает вопросы. Немец что-то отвечает, но пока никто из нас не понимает их диалога.

Нас, разведчиков, снабжали карманными разговорниками, с помощью которых можно было получить от пленного первичную информацию без квалифицированного переводчика. Большинство из нас содержание разговорника знали наизусть. Хуже обстояло дело с произношением. Но не в этом главное.

Дышинский интересуется паролем, немец утвердительно кивает и называет его.

«А не проскочить ли нам передний край с ветерком, на мотоцикле?» Эта шальная мысль осеняет и обжигает командира. «Никому и в голову не придет, что на мотоцикле едут советские разведчики, да еще с пленным! А что? Мысль! И неплохая! — лихорадочно думает он, прежде чем принять окончательное решение. — И не такое уж это безрассудство. Риск? Да! Риск! Вся наша работа — риск. А выбираться отсюда как-то тоже надо. Мы ж не премудрые пескари, а разведчики! И если будем колебаться и дрожать, то и уважать себя перестанем».

Принятие решения — творческий процесс. Мы всецело верили своему командиру и доверялись ему. Он видел шире и дальше нас. Несмотря на молодость, он успел совершить немало смелых операций. Не все измеряется количеством прожитых лет, а тем, что человеком сделано, продумано, пережито и реализовано. Некоторые ему завидовали, говорили, что ему просто везет. Что ж, удача тоже — награда за смелость. Кто ищет, тот всегда найдет.

Мы были исполнителями его воли, и он верил в нас, и эта взаимная вера цементировала и сплачивала всех в один слаженный организм, имя которому — войсковое товарищество, братство по духу.

Теперь, когда пленный был в наших руках, Дышинский должен доставить его в расположение своих войск любой ценой. Он с сожалением посмотрел на взошедшую, хотя и ущербную, луну. Раздвинув тучи, она с любопытством старалась взглянуть вниз.

«Да и время позднее, — прикидывает взводный, прорабатывая свой вариант дальше. — От полуночи до четырех часов всем спать хочется, в том числе и немцам. На худой конец, мотоцикл может вести и Пратасюк. Но сумеет ли ночью? Да и мотоцикл незнакомой марки».

— Иван, справишься? — строго спросил у Пратасюка комвзвода, показывая на мотоцикл.

— Запросто, товарищ младший лейтенант, вот только посмотрю и...

— Не запросто, а конкретный ответ нужен, — перебил Дышинский. — На всякий случай будь готов к этому.

«Ночь довольно темная. Опять начал накрапывать мелкий дождь. Пленный не проявляет особого беспокойства. Будет, по-видимому, спокоен и по дороге к линии фронта. А может, это уловка врага?» — снова и снова размышлял командир. Да, это было заманчиво и рискованно. Но он все больше и больше утверждался в целесообразности осуществления своего дерзкого плана. Это был неординарный случай, но коль уж судьбе довелось свить этот «калмыцкий узелок», то и разрубить его надо тоже оригинальным способом.

— Что будем делать с мотоциклом? — начал шепотком, перебив весь ход мыслей, Пратасюк. — Осмотрел. Хорошая машина. Даже у коляски есть ведущие колеса. Бросать жалко.

— А мы и не будем.

— А кто поведет?

— Немец! Пленный!

Вначале этим словам никто не придал особого значения: то ли шутит, то ли всерьез. Бесспорно, способом возвращения были озабочены все.

Дышинский подходит к пленному, снимает с него камуфлированную плащ-палатку и укрывается ею. Насколько позволяла темнота, осмотрел мотоцикл. Немец, наблюдая за его действиями, начал, по-видимому, догадываться о намерениях разведчика.

— Zieht das Motorrad alle sieben?

(Довезет ли мотоцикл всех семерых? (нем.))

— Ja, ja, — последовал поспешный утвердительный ответ.

— Развяжите ему руки, — попросил командир. — Anlassen! (Заводи (нем.)) — приказывает он немцу.

Тот направился к мотоциклу, потирая на ходу затекшие от веревки руки, бегло осмотрел его. Постучал по баку, нажал на стартер, и он легко завелся.

— Faren! Ich warne, — говорит Дышинский, — ist die Parole falsch oder sckriest du um Hilfe, dann schlys mit dir. Ohne Befehl micht anhalten! Kein Laut! Ich schieße ohne Warming! Ist klar?

(Едем. Я предупреждаю, если пароль неверен или крикнешь — смерть! Без моей команды не останавливаться! Ни звука! Стреляю без предупреждения! Ясно? (нем.))

Для убедительности командир поясняет и жестами перед самым носом немца, что от него требуют и что его ожидает в случае неисполнения приказа. Пленный садится за руль с веревкой вокруг пояса, конец которой Пратасюк укрепил узлом на коляске. За ним на сиденье — взводный. Он отдает последние распоряжения:

— Пока будем выбираться из балки, вам придется меняться — одни бегут, другие едут, потом наоборот. Как поднимемся вверх — всем в коляску. Пилотки снять и убрать. Поедем медленно. Будьте начеку. Огонь — по моей команде. — Потом он снова обращается к нашему «языку» и говорит ему на ухо тихо и твердо: — Nicht schreien! Nicht um Hilfe rufen! Keine Fragen beantwortn! Sonst bist du tod! Vorwärts! — чуть выждав, со вздохом облегчения командует Дышинский, когда половина разведчиков забралась в коляску. Его пистолет упирается в бок немцу.

(Не кричать! На помощь не звать! На вопросы никому не отвечать! Иначе — смерть! Вперед! (нем.))

Мотоцикл вздрогнул и, легко взяв с места, выехал на дорогу, деловито урча мотором, пополз в гору, изредка бросая в бегущих за ним ошметки грязи. Бежать ребятам тяжело, ноги скользят. «Лишь бы не упасть», — думает Сидоркин, а подошвы сапог, как назло, попадают в такие места, что ему кажется — вот-вот упадет или вывихнет ногу.

Через несколько минут балка остается позади, и все забираются в коляску. Под колеса неторопливо побежала давно не езженная, но вполне сносная дорога, освещаемая только узким лучиком фары. Вести машину в темноте было крайне трудно. Разведчиков мотало из стороны в сторону, и казалось — вот-вот вышвырнет из коляски. Но теперь, когда все помыслы командира и наши были сосредоточены на одном — лишь бы скорее и благополучно проскочить передний край, на комфорт при передвижении не обращали никакого внимания.

«Может, мы подвергаемся излишнему риску, что едем при свете фары? Но еще хуже будет, если выключим, — рассуждал Дышинский. — Это будет подозрительно и еще больше привлечет внимание любопытных: кто в такую темень отважился ехать без света?» Свет фары был нашим талисманом-хранителем, открытым пропуском при движении по территории, занятой противником. А может, лучше все-таки пешком, уже освоенной нашей техникой скрытого передвижения?

Как в песне, которую на днях напевал Пратасюк:

...Там, где смелый проходит с опаской,

Я, разведчик, пройду не дрожа.

Я не сдвину ни камня, ни ветку,

Промелькну, точно капля дождя.

По неписаным строгим законам разведки

Отвечаю я сам за себя...

А разве в этом случае исключается риск? Риск — везде риск! Ни выстрела, ни всполоха ракет. Но дыхание опасности ощущается почти физически. Пока тихо. Но эта тишина давит на нервы, вызывает внутреннюю тревогу, заставляет напрягаться каждую жилку. Беспокоил и холод. Мокрая одежда при езде леденила тело, порой даже притупляя чувство опасности, подстерегающей на каждом метре дороги.

Внезапно, хотя этого момента все ждали, в свете фары появились двое. Что-то сейчас будет? Они идут нам навстречу. Приближаемся. Автоматы наготове. Ждем команды. Немцы что-то кричат. Дышинский привстает и тоже что-то кричит и освещает их лица фонариком. Сильный луч слепит им глаза, мотоциклист прибавляет газа, и мы проносимся мимо. Это, по-видимому, нас и спасло. Нашему командиру всегда помогала находчивость, безудержная отвага, но основанная на смелости и трезвом расчете.

Скоро должна быть передовая. Это самое главное. А мотоцикл бежит, тарахтит, глотая километры. Хорошая, накатанная дорога проходит где-то в стороне, что, конечно, нам на руку. А вокруг нас темнота да перемигивающиеся звездочки Млечного Пути.

Бежит время, бежит из-под колес дорога. Впереди уже отчетливо видим всполохи ракет. Теперь это наш основной ориентир.

«Успели ли фашисты заминировать подходы к переднему краю? — мучительно думает Дышинский. — Вроде бы не должны. Не должны успеть по времени».

Мы еще больше напряглись, приготовились, застыв в неудобных, напряженно-томительных позах. Каждый готов был к тому, что в любую минуту нас могут остановить или просто врезать автоматную очередь по этой подозрительной куче тел. В короткой и кровавой схватке мы можем и погибнуть. И никто не узнает об этом. Хоть и страшно, но мы, разведчики, часто идем на сознательный риск. Постоянно испытывая горечь безвозвратных потерь, мы быстро познавали не на словах, а на деле святую боевую дружбу. Мы быстро взрослели и осознанно отдавали себе отчет в том, чем занимаемся. Наша работа — наш долг. И мы свято стремились его выполнить. «Если и обстрелянные солдаты нередко теряются в ночном бою, то мы, разведчики, на это не имеем права. И как бы нам ни было тяжело и страшно — мы должны преодолеть все», — не раз говорил нам Дышинский.

— Приготовиться! — тихо, но внятно, не поворачивая головы, командует он. — Приближаемся!

По голосу чувствуется, что напряженная работа мысли не покидала его все время. Но по-прежнему нас обволакивала темнота, чуть расцвеченная отсветами близких ракет.

Вскоре из темноты в свете фары словно из-под земли выросли фигуры трех фашистов, стоящих у траншеи, перекрывающей дорогу. С каждой секундой они приближались, становились все больше и больше. Подумалось: «Как в кино». Один из немцев что-то кричал нам и размахивал руками, остальные взяли автоматы на изготовку. Мотоцикл, не снижая скорости, продолжает двигаться на них.

— Halt! — удается разобрать сквозь треск мотоцикла, и — очередь вверх.

— Feuer! — кричит Дышинский.

(Огонь! (нем.))

Мотоцикл резко рванул в сторону, и на миг высветился конец траншеи. Мы бьем по фашистам почти в упор. Крики их потонули в грохоте автоматных очередей, а самих как ветром сдуло — то ли были убиты наповал, то ли успели укрыться.

Пленный без команды выключил свет. Справа и слева от дороги поползли одна за другой ракеты, и их дугообразные траектории сходились где-то вверху, над нашими головами.

Скороговоркой застрочил пулемет. Потом на миг захлебнулся, словно поперхнувшись, затем снова ожил, бешено вспарывая темноту длинными колючими спицами очередей. Вокруг замелькали светлячки пуль и, с визгом рикошетя, уходили в разные стороны. В огненных всполохах ожил передний край врага. Но было уже поздно.

В полной темноте мы понеслись под гору. Мотоциклист успевал только выворачивать руль то вправо, то влево, почти по-кошачьи выбирая нужный путь... Мы терялись в догадках, как ему это удавалось. Мчались, все дальше и дальше с каждой секундой уходя от врага. Теперь в скороговорку пулеметов вплелись разрывы мин, огненными всплесками метавшиеся вокруг. Один из осколков легко ранил нашего товарища. Иногда нам казалось, что мотоцикл от такой тряски или развалится, или перевернется. Но наш пленный вел его уверенно, профессионально. Каким-то чудом снова выбрались на дорогу, пересекли балку и выскочили на другую сторону. Над головой по-прежнему тенькали и высвистывали свои разбойничьи трели пули, но для нас самое опасное было уже позади, дорога вперед была открыта.

Не говоря ни слова друг другу, каждый из нас испытывал невыразимое чувство радости и гордости: снова, выполнив задание, ушли из логова врага, снова нами одержана хотя и маленькая, но победа. Это был итог напряженной, целенаправленной работы сердца и разума нашего командира. Он и нам напоминал о полезности и необходимости постоянного изучения противника, его оружия, способов боевых действий, его слабых и сильных сторон. Постепенно, от операции к операции, Дышинский становился разведчиком расчетливым, дерзким и смелым. Не зря начальник разведотдела дивизии ценил прирожденный талант разведчика Дышинского и чаще, чем другим, поручал именно нашему командиру выполнение сложных заданий.

— Стой! Стрелять буду! — Хрипловатый окрик по-русски прозвучал для нас музыкой.

— Зови командира, — приказал Дышинский, — а то еще натворишь дел.

Подбежавшие к нам пехотинцы были изумлены: за рулем мотоцикла сидел немец, а мы сплошной сбившейся массой — в коляске.

Когда мы добрались до штаба дивизии, было еще темно, но чувствовалось приближение рассвета.

Мы были мокрыми, страшно уставшими, но нам не хотелось расходиться. Мы всегда переживали одни чувства, жили одними мыслями и заботами, вместе теряли друзей, вместе делили маленькие радости. Чувство локтя — не пустые слова...