Приветствую всех своих подписчиков. Как я уже упоминал, историй из воспоминаний бывшего следователя прокуратуры больше не будет. Причины этого я тоже уже объяснял, не буду на этом останавливаться. Поэтому всех, кто таких историй ждет, предупреждаю сразу – я не собираюсь обманывать ваши ожидания, отписывайтесь. Мне и так неловко, что  столько народу еще чего-то от меня в этом плане ждет.

Однако у меня скопился небольшой архив рассекреченных и опубликованных документов времен Великой Отечественной войны с уклоном в правоохранительную деятельность. А чтение подлинных исторических документов — это мое маленькое хобби. Ну нравится мне читать их и пытаться делать какие-то свои собственные выводы, а не пользоваться готовыми интерпретациями других авторов. Так что попробую небольшой эксперимент, и выложу один текст. Зайдет читателям – буду выкладывать и другие документы, не зайдет – да и хрен с ним, не велика потеря, на этом эксперимент закончу.

Важно: я не профессиональный историк, и даже не историк-любитель. Все нижеизложенное – всего лишь мое субъективное мнение по поводу этих документов, и не более того. Если у кого-то будет другая точка зрения, то с интересом с ней ознакомлюсь.

В общем, хочу предложить вашему вниманию один достаточно интересный исторический документ, характеризующий некоторые особенности отправления правосудия в период Великой Отечественной войны. Да в принципе, и еще много чего характеризующий.

Расшифровка с сохранением орфографии и пунктуации оригинала:

ВОЕННОМУ СОВЕТУ 38 АРМИИ

Прошу ходатайства об отмене приговора «РАССТРЕЛЯТЬ» суда Военного Трибунала 38 Армии в отношении бывшего заместителя по строевой части 1 стрелкового батальона 705 стрелкового полка 121 Рыльско-Киевской Краснознаменной дивизии старшего лейтенанта БАРКАЗОВА Бек-Бая по делу допущения переправы противника через р. ДНЕСТР в районе Чернилица 22.4.44 года.

Приговор суда ВТ считаю несправедливым ибо он во-первых: считает достаточным наличие средств при отпоре врагу, как при наличии в батальоне 100 активных штыков возможно было дать отпор врагу. 100 человек несли посути дела не оборону, а патрулирование на фронте 18 километров, что составляет 5,5 человека на 1 километр фронта, а так как патрулирование осуществляется парными дозорами и по меньшей мере в 2 смены то получается, что на 1 километр фронта приходилось всего 2 человека.

Опорным пунктом считается район обороны взвода роты приспособленный к круговой обороне, батальон занимает узел обороны состоящий из большинства главных опорных пунктов рот по ширине фронта 2 километра.

Батальон же занимал 2 дивизионных полосы обороны, следовательно о каких-то опорных пунктах и узлах обороны и речи не может быть. Во-вторых суд совершенно не учел сильно пересеченную гористо-лесную местность, что безусловно затрудняло просмотр зеркало реки. В третьих суд также не учел условий темной, дождливой и ветреной погоды в ночь на 22.4.44 года, что также затрудняло своевременное обнаружение переправы противника. В четвертых БАРКАЗОВ обвиняется как трус и паникер, убежавший с поля боя. Это набор громких фраз. На самом деле это был выход из под удара численно превосходящего противника для того, чтобы с прибытием подкрепления уничтожить прорвавшегося врага, что и было сделано.

Учитывая вышеизложенное и положительную характеристику службы и поведения тов.БАРКАЗОВА в прошлом прошу Вашего ходатайства этот несправедливый приговор отменить. В противном случае за несправедливый расстрел нашего боевого офицера ответственность падет на нас, как на руководителей.

Приложение: боевая характеристика в 1м экз. т/адресату.

Командир 121 Рыльско-Киевской Краснознаменной дивизии

ГЕНЕРАЛ МАЙОР -Л А Д Ы Г И Н -

3.5.44

При чтении этого документа прямо чувствуются эмоции его автора, генерал-майор Ладыгина: 16-17 апреля 1944 года 121 стрелковая дивизия вошла в 38-ю армию и была передислоцирована через Залещики на р. Днепр в район Чернелица, где вела тяжелые оборонительные бои. Причем с 11 мая она находилась во втором эшелоне 67-го стрелкового корпуса, скорее всего потому, что к тому моменту была окончательно обескровлена. Понятно, почему в 1 батальоне 705 стрелкового полка на восемнадцать километров фронта оставалось 100 человек. С такими силами не то, чтобы оборонять эту полосу невозможно, но даже и обеспечить полноценное круглосуточное наблюдение ночью в горно-лесистой местности никак нельзя. При всем этом Барказова объявили трусом и паникером, но судя по всему, он сделал в тех условиях все, что мог. Как по мне, комдив прав, и его эмоции объяснимы.

Но кто-то из командования 38 армии решил найти крайнего в причинах прорыва противника, и этим крайним оказался старший лейтенант Барказов. Судя по тому, что события на переправе имели место 22 апреля, а 3 мая комдив Ладыгин уже ходатайствует об отмене расстрела Барказова, следствие и суд была весьма скорыми.

Все это как бы понятно и не слишком удивительно — поиск стрелочника это традиционная русская (да и не только русская, честно говоря) забава. Справедливости ради нужно отметить, что далеко не всегда эти самые стрелочники бывают совершенно не виноваты. Но речь сейчас не об этом, а о конкретном случае и о комдиве Ладыгине, который не побоялся написать шифровку Военному Совету 38 армии, изложить обстановку так, как она была на самом деле и тем самым попытался защитить своего боевого офицера. А вот это уже не столь традиционное дело, к большому сожалению. Причем что времена Великой Отечественной войны, что сейчас.

Мне стало интересно, насколько действенным в той ситуации оказалось заступничество комдива Ладыгина? На сайте «Мемориал» я нашел о старшем лейтенанте Барказове такую информацию:

Получается, что Барказова в мае 1944 года не расстреляли. Он погиб в бою 24 июля 1944 года, то есть через три месяца после приговора военного трибунала. Но на момент своей гибели Барказов снова был заместителем командира батальона 705 стрелкового полка, а значит, ходатайство генерала Ладыгина было принято во внимание и приговор трибунала был отменен.

Сам же генерал-майор Иван Иванович Ладыгин прошел войну до конца, но несмотря на то, что за время войны был награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Суворова II степени, двумя орденами Богдана Хмельницкого II степени, орденом Красной Звезды, медалью «За оборону Ленинграда», а также был два раза персонально упомянут в благодарственных приказах Верховного Главнокомандующего, в 1948 году был уволен в запас с преподавательской работы. То есть какой-то большой карьеры в армии он так и не сделал. Мне кажется, что я знаю, почему так получилось.

И еще: при написании данного текста в голове у меня постоянно звучала строчка из песни Высоцкого: «Мой командир меня почти что спас...».

Продолжая цикл о побегах небольшая история о том, как дутый формализм и нежелание исполнять свои должностные обязанности со стороны отдельных исполнителей, а также легкомысленность со стороны других исполнителей могут негативно сказаться на общем результате.

Дело было в первой половине текущего десятилетия в небольшом областном центре за Уралом. В производстве следователя СО при ОМВД по Пролетарскому району находилось уголовное дело по краже. Что там украли я уже не помню, к данной истории это отношения не имеет. Как ни странно это звучит, но кража была раскрыта и по ней проходила подозреваемая — девушка лет девятнадцати от роду. По окончании проведения всех необходимых следственных действий следователь (тоже девушка, но уже лет двадцати пяти) подготовила документы в суд с ходатайством об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу.

Надо отметить, что в те годы в органах внутренних дел сложилась такая практика: руководство требовало, чтобы по всем делам следователи выходили в суд с ходатайствами об аресте подозреваемых, если по УПК имеются для этого основания. Подавалось это под таким соусом, что мол мы (следствие) сделали все, что могли, а если обвиняемого не арестовали, то это решение суда и мы тут не причем. Не очень толковая практика, если честно. Потому что по большинству дел следователи изначально понимали, что суд арестовывать никого не будет, но в силу вышеупомянутых требований руководства занимались бестолковой в сущности работой.

Вот и в этот раз следователь подготовила необходимые документы для ареста, но не без оснований полагала, что обвиняемую все равно арестовывать не будут. Толи она (обвиняемая) была ранее не судима, имела постоянное место жительства и учебы и так далее, то ли еще что — не помню. Суть в том, что следователь просто отрабатывала номер без всякой надежды на успех. В общем, следователь посадила жульманку в свой личный автомобиль, сама села за руль и таким порядком они выдвинулись в суд. Там, дождавшись своей очереди, они зашли в зал судебного заседания, где следователь оттарабанила свое ходатайство об аресте, а прокурор его дежурно поддержал. Судья удалился в совещательную комнату, и выйдя оттуда через непродолжительное время внезапно объявил о том, что ходатайство следователя удовлетворено: обвиняемая заключается под стражу.

Поскольку времени было уже часов пять вечера, то есть рабочий день в суде был закончен, все вышли из зала судебного заседания, и следователь осталась там вдвоем с уже как бы арестованной и с постановлением суда. Следователь пошла в кабинет конвоя, где сотрудники отдельной роты конвоирования подозреваемых и обвиняемых уже собирались уезжать для возврата этапированных на судебные заседания в СИЗО. Она показала старшему конвоя постановление суда и сказала, что нужно забрать еще одну арестованную.

Старший конвоя стал объяснять, что у него по квитанции корова рыжая одна из СИЗО этапировано двенадцать (условно говоря) арестованных, и возвращать он в СИЗО будет тоже двенадцать, чтоб не нарушать отчетности. Что характерно, для тех, кто в теме, мотивы его поступка были вполне понятны: сдавать в СИЗО нового арестованного — это дополнительно затраченное время. А так конвой простым возвратом отдает двенадцать арестованных, и разбегается по домам со страшной скоростью. Короче говоря, он категорически отказал следователю в приеме арестованной, предложив ей вызывать из своего райотдела нештатный конвой из оперов уголовного розыска.

Следователь позвонила начальнику уголовного розыска Пролетарского отдела, но тот сказал, что у него сейчас в отделе никого нет, все на выездах, и как только кто-то появится, он отправит их в суд.

Понимая, что ждать оперов вполне можно и до китайской пасхи, следователь посадила жульманку на переднее пассажирское сиденье своего автомобиля и поехала в сторону райотдела. Когда она притормозила по случаю красного света на перекрестке за пару улиц до ОМВД, арестованная открыла свою дверь и не прощаясь чухнула куда-то в туман. Следователь попыталась за ней побежать, но поскольку у нее при себе не было табельного оружия, да и бежать на каблуках дано не каждому, бросила это дело, доехала до конторы, где и доложила о чрезвычайном происшествии: побеге арестованной из-под стражи.

Немедленно для личного состава уголовного розыска всего города была сыграна тревога, и опера принялись к поискам. Задержать убежавшую удалось только на следующее утро в каком-то левом адресе, откуда она и была препровождена в СИЗО.

Параллельно уже шли кровавые разборки, устроенные силами подразделения собственной безопасности. После выяснения всех вышеизложенных обстоятельств о них было доложено начальнику УМВД по нашему субъекту. Генерал принял такое решение: старшего конвоя уволить, а следователю объявить замечание (самое мягкое дисциплинарное взыскание из всех существующих), ведь формально она тоже допустила нарушение, взявшись за конвоирование арестованной в одну каску. Старший конвоя со своим увольнением был категорически не согласен, обжаловал его и даже в судебном порядке, но получил везде отказ.

Резюмируя: каких только клоунов не увидишь за время службы в органах внутренних дел.

Небольшая история из воспоминаний бывшего следователя сельской прокуратуры за Уральским хребтом времен второй половины 90-х годов прошлого века. В принципе, ничего особенного, просто очередной пример неумолимого действия человеческого фактора на объективный ход событий.

В описываемое время и в вышеуказанном месте, прекрасным летним вечером заместитель начальника отделения уголовного розыска сельского райотдела Миша Цуценко (разумеется, по кличке Цуцик) заступил ответственным по отделу. Ответственный — это такой человек от руководства, который сидит всю ночь в подразделении и работает пугалом: бдит, чтобы наряд дежурной смены не потерял ключи от оружейки и не натворил тому подобных непотребств, а также выезжает со следственно-оперативной группой на наиболее значимые преступления. В общем, после девяти часов вечера Миша в своем кабинете сел за изучение поступивших служебных документов. И один из документов показался ему интересным.

Дело в том, что как раз в то время в нашей области проходило активное внедрение в практику автоматизированной дактилоскопической информационной системы, или по простому АДИС «Папилон». Вкратце, система работала так: в базу данных заносятся следы отпечатков пальцев рук, изъятых на местах происшествий, а также отпечатки пальцев различных лиц, попавших в поле зрения правоохранительных органов. Система все эти отпечатки «переваривала» и если попадались совпадения, то выдавала их оператору. И вот Мише пришло сообщение из Экспертно-криминалистического управления УВД о том, что следы пальцев рук задержанного райотделом за мелкое хулиганство некоего Очакова совпали со следами, изъятыми на недавнем квартирном разбое в областном центре.

Цуцик тут же позвонил в дежурку и узнал, что этот Очаков все еще находится в камере райотдела, где отбывает административное наказание (так называемые «сутки»). Тщеславие, гордыня и желание по легкому «срубить палку» вскружили Мише голову. Он спустился в дежурку, попросил вывести ему из камеры Очакова, и поднял его в свой кабинет на втором этаже, где стал проводить с ним беседу.

Очаков этот был молодым человеком чуть больше восемнадцати лет, по имеющимся данным ранее не судимым. Поэтому Миша, рассчитывая на то, что паренек еще мал и глуп, и не слыхал про Hyperloop шарит особо в способах защиты, стал убеждать его написать явку с повинной по разбою. Очаков внимательно слушал Мишу, но молчал. Цуцик продолжал витийствовать, вальяжно развалившись на своем кресле, как вдруг задержанный резво вскочил со стула, на котором сидел, запрыгнул на Мишин рабочий стол, а оттуда на подоконник, где не сбавляя хода выбил корпусом оконное стекло и сиганул в неизвестность со второго этажа.

Пока Миша звонил в дежурку, пока выбежал из райотдела сам, спустившись по лестнице, Очакова уже нигде не наблюдалось. Предпринятые поисковые мероприятия результата не дали, хотя по тревоге подняли личный состав уголовного розыска и участковых. Все было бесполезно - «бегунок» как в воду канул.

На следующий день опера посетили Очакова по месту его прописки в областном центре. Однако это был совсем не тот Очаков, которого они искали. Оказалось, что дерзкий побег из райотдела совершил приятель настоящего Очакова — некий Измаилов. Просто при задержании за мелкое хулиганство он представился данными своего знакомого, а поскольку других способов достоверно установить личность в те годы еще не было, то его так и записали под данными Очакова.

В общем, стали разыскивать уже не Очакова, а Измаилова. Нашли его только через два месяца, в областном городе. Выяснилось, что при падении из окна второго этажа он сломал лодыжку, но преодолевая боль сумел-таки бегом добежать до дома одного своего знакомого в нашем райцентре. Там он целый месяц отлеживался, наложив себе на ногу самодельную шину, поскольку идти в больницу он боялся по понятным причинам. В итоге нога у него срослась несколько кривовато и при ходьбе он немного прихрамывал. Однако это не помешало ему получить срок за разбой и заехать в места определенной отдаленности.

Вся эта история в очередной раз говорит о том, что соблюдение техники безопасности — это святое. Если бы Миша Цуцик предпринял надлежащие меры предосторожности, то и не было бы увлекательных, но весьма трудозатратных поисков сбежавшего злодея. Ну и еще данная история повторяет нам: никогда доподлинно не знаешь, что там у человека в данный момент на уме.

Для тех, кто не читал моих старых постов, краткое содержание предыдущих серий: в начале 90-х годов романтично настроенный молодой человек, начитавшись детективов и насмотревшись фильмов типа «Место встречи изменить нельзя», «Инспектор Лосев», «Я, следователь» и тому подобных, трудоустраивается в органы прокуратуры, чтобы недрогнувшей рукой насаждать вокруг себя справедливость и законность, ну и расследовать всякие таинственные и загадочные преступления. Он попадает работать следователем в прокуратуру сельского района в глубинке за Уралом, где суровая действительность стучит его еб***ником об асфальт, заставляя день через день выезжать на ножевые по синьке, трупы неудавшихся пианистов (отравившихся спиртом «Рояль») и тому подобные происшествия, тем самым быстро выбивая из него всю романтику. Так вот, тот молодой человек – это я.

В общем, в начале 90-х, являясь следователем сельской прокуратуры, 7 января я в составе следственно-оперативной группы выехал на место обнаружения трупа в поселок Синие Зори нашего района. Тогда только-только начала возрождаться традиция праздновать Рождество, ранее напрочь запрещаемая. Что-что, а возрождать традиции празднования у нас любят и умеют, поэтому бухать в рождественскую ночь стали не просто так, а вдумчиво и серьезно. Но сейчас не об этом. Труп молодого человека на вид 23-28 лет, одетого в верхнюю одежду по сезону, лежал на плотно притоптанном снегу тропинки в положении на животе. Тропинка была шириной метра полтора, и вела от стоявших в ряд нескольких двухэтажных домов через двор на другую улицу. При этом она пересекала наружную теплотрассу, возвышавшуюся над уровнем земли где-то на метр или около того, причем над теплотрассой был выстроен деревянный переход с несколькими ступеньками с каждой стороны и небольшой площадкой на вершине. По случаю зимы переход был покрыт плотно утрамбованным снегом, причем утрамбованным до состояния льда. Проще говоря, переход был очень скользким. Труп лежал буквально в метре от перехода, на стороне, ведущей к улице, и головой туда же. Из видимых телесных повреждений на трупе имелась обширная ссадина в области лба справа. В дальнейшем судебно-медицинское исследование показало, что смерть парня наступила от закрытой черепно-мозговой травмы, причем эксперт не исключал ее получение от соударения с неограниченной поверхностью при падении с высоты собственного роста. В крови трупа было обнаружено какое-то серьезное количество промиллей, соответствовавшее сильной степени у живых лиц.

Личность трупа установили сразу же, поскольку погибший являлся местным жителем. Так же быстро установили и обстоятельства, предшествовавшие смерти. В рождественскую ночь несколько молодых семей лет по 25-28 собрались отметить это дело в квартире одной из пар, проживавшей как раз в двухэтажном доме у перехода через теплотрассу. Отмечание проходило в теплой, дружественной обстановке, но часа в два ночи супруга погибшего парня заявила, что достал он ее уже, и друзья-алкаши ее тоже достали, поэтому собралась и ушла пешком домой. Парень посидел еще пару часов с друзьями, и потом тоже пешком вышел из квартиры, сказав, что идет домой. А поутру его нашли у того самого перехода.

Ситуация была яснее ясного: парень, утратив координацию движений на почве алкогольного опьянения, преодолевая скользкий переход через теплотрассу навернулся оттуда, упал головой вниз и получил смертельную черепно-мозговую травму. Поэтому я, получил заключение судебно-медицинского исследования, с легким сердцем вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

Однако где-то через пару месяцев, когда наши отказные материалы проверяла прокуратура области, это постановление было отменено и прокурору района было прямо указано возбудить по этому факту уголовное дело по статье 103 УК РСФСР – умышленное убийство. Все наши доводы о том, что это просто несчастный случай, прокурора отдела по надзору за следствием прокуратуры области не убедили совсем.

Поэтому уголовное дело было возбуждено, и началось предварительное расследование. Не буду много распинаться о том, что по делу было сделано, отмечу только, что сделано было немало. Но никаких сведений о том, что парень стал жертвой убийства, получено не было. Поэтому после истечения установленного законом двухмесячного срока следствия и обсуждения этого вопроса с прокурором района я данное уголовное дело прекратил за отсутствием события преступления.

Но надзирающий прокурор из областной имел другое мнение, и это мое постановление было отменено. Уголовное дело возобновилось, и мы с уголовным розыском снова стали пахать носом землю в поисках убийцы. Нас даже дважды вызывали на заслушивание в прокуратуру области, где высокие руководители искренне недоумевали, почему мы в течение такого длительного времени не можем раскрыть такое просто бытовое колхозное убийство.

В общем, порасследовав это дело еще месяца два, я приостановил его за неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого. Или, говоря на жаргоне, дело заглухарилось. Было очень жалко потраченных на него сил, времени и средств, но тем не менее.

К чему я припомнил этот случай? К тому, что надзор за предварительным следствием, дознанием и оперативно-розыскной деятельностью необходим, и без него никак нельзя. Да, в тот раз надзирающий явно перестраховался, это было понятно всем. Но в таких вещах, как убийство человека, наверное лучше перестраховаться, чем пустить все на самотек и отдать на откуп исполнителям. Понимать все это я начал только с годами, и то только после того, как сам перестал быть следователем.

Так что я вынужден признать, что несколько погорячился вчера со своим поздравлением в ЖЖ. И именно сегодня, 12 января, я хочу поздравить всех причастных к органам прокуратуры Российской Федерации с их профессиональным праздником, и пожелать им всего самого наилучшего, а главное – успехов в укреплении законности.

Ну и мои отдельные поздравления админу сообщества «Око государево» @velialife, который умышленно, с целью экономии личных средств умудрился родиться не раньше, не позже, а именно 12 января, и тем самым совместить отмечание двух праздников – профессионального и личного.