…Ноги легко отталкиваются от земли, почти невесомое тело взмывает в стремительном прыжке и замирает в воздухе на неуловимый миг. Она успевает заметить жемчужный туман, стелющийся под ногами, блестящие под луной листья калины, чёрный гребень леса на фоне неба, луну и звёзды, которые, кажется, тоже несутся по небу в бешеном хороводе.
А потом она пружинисто приземляется, поддержанная Его руками, и весь мир застилает Его лицо — прекрасное, мудрое, влекущее…
* * *
— …Ну, а я ему говорю: а не пойти бы тебе на хутор бабочек ловить? Ну, он и пошёл. Дверью саданул так, что чуть косяк не вынес. — Алина допила кофе и уставилась на донышко пустой чашки, словно искала разгадку в кофейной гуще.
— И что? — спросила Ленка.
— Вернётся. Не в первый раз. Отдохнёт от меня с какой-нибудь шалавой, а через недельку, а то и раньше, обратно. Милая-хорошая, люблю-куплю, давай начнём всё с начала… Ладно, не он такой первый, не он такой последний. Лен, сама понимаешь, постоянные отношения, какие-никакие, они всем нужны. Вот паршиво, что Прага наша обломалась. А теперь мне одной ехать как-то не в кайф. Ленок, может, ты составишь компанию? Мы на выхи собирались, ещё успеем и билеты заказать, и отель. Если у тебя шенген открыт…
— В другой раз, — улыбнулась коллега. — Мы со Славкой как раз в эти дни на Купалу едем.— Иван Купала в июле вообще-то… — заметила Алина.
— Не-ет, Алин, это совсем не то. Праздник Купала отмечается в самую короткую ночь, когда солнце на зиму поворачивает. Это в конце июня.
— Впервые слышу. И кто же его так отмечает?
— Родноверы.
— Род… кто?
— Язычники. Ну, мы себя родноверами называем.
Алина воззрилась на собеседницу. Ленка — язычница? От этого словечка веяло чем-то сказочным, но перед ней сидела обычная современная девушка. Не совсем обычная, как выяснилось. Фигасе, день открытий… Но тут она вспомнила, что в послепасхальный понедельник Ленка деликатно, но твёрдо отказывалась от христовоскресных поцелуев, что на шее у неё вместо крестика, иконки или знака зодиака, висела странная плетёнка. Ещё она вспомнила, что, когда начальница филиала Алла Викторовна, исключительно воцерковлённая дама, пускалась в «божественные» рассуждения, Ленка не участвовала в разговорах, только слушала вполуха и саркастически ухмылялась. Пару раз Ленка, когда звонила по телефону, произносила что-то странное — «Здравия, Велемире», или вроде того.
М-да, вот так работаешь с человеком полтора года, вас считают подругами, а тут оказывается, ни фига его — то есть её — не знаешь…
— Слушай, если не придумала, куда податься — поехали с нами, — просто предложила Ленка. — В наш джип целый взвод поместится. Твои пятьдесят кило он и не заметит.
— Э-м… Да я, вообще-то… Нет, спасибо, конечно, это всё, наверное, дико интересно, но… Лен, я ж не знаю ничего, как там у вас!
— Ой, я тебя умоляю! Это же не экзамен и не внешний аудит! Это праздник воссоединения с матушкой-природой. Для нас, детей асфальта, жизненно необходимый. Сама это почувствуешь.
— Искусительница, блин… А ничего, что я, как бы, православная? Это допускается?
(«Как бы православная, да. Последний раз на пасхальной службе была три года назад, а к исповеди не ходила со школы. Себе-то не ври, подруга: ты суеверная городская атеистка, как большинство…»)
— Не бойся, тебя не заставят приносить кровавые жертвы и участвовать в оргиях!.. — ухмыльнулась Ленка.
* * *
Знаменательный разговор случился во вторник, а вечером в четверг обеих встретил возле офиса джип хищной камуфляжной расцветки. За рулём был Вячеслав — муж Ленки, рослый светлобородый парень, похожий на кормщика Ивана Рябова из фильма «Россия молодая». Он оказался добродушным и общительным, и вскоре они болтали, как старые друзья, в то время как джип пожирал километры пригородного шоссе.
Праздник современных язычников проходил на большом лугу, на берегу реки. Миновав КПП охраны, Вячеслав загнал джип на стоянку, вытащил из багажника рюкзак и спортивную сумку, навьючился поклажей и двинулся по протоптанной тропинке в ту сторону, где виднелись разномастные горбики палаток. Девушкам досталось нести почти невесомые тючки со спальными мешками.
Навстречу попадались люди в диковинной одежде: кто в камуфляже, кто в вышитых рубахах, точно из этнографического музея или со съёмок фильма фэнтези. С некоторыми Вячеслав и Ленка здоровались, как с давними приятелями — ну да, они же не первый год сюда ездят, многих знают…
Выбрав место, они втроём поставили палатку, в которой вполне могли разместиться человек пять. Затем Вячеслав отправился за дровами, а девушки — по воду. После того, как лагерь был устроен, Вячеслав и Ленка ненадолго скрылись в палатке и через пару минут вышли, полностью преображёнными. Ленка щеголяла в богато вышитой рубахе и длинной клетчатой юбке: такая юбка, как она объяснила, называлась «понёва». Волосы были покрыты красной косынкой; возле висков свисали витые кольца. На Вячеславе была чёрная льняная рубаха с красной вышивкой, кожаная безрукавка и тёмно-синие шаровары, заправленные в сапоги. С пояса свисала кожаная сумка и нож в ножнах.
— Круто, ребята! — искренне воскликнула Алина.
— Нравится? Давай завтра сходим на торжок, подберём и тебе одёжку, — предложила Ленка. — М-м… нет. Спасибо, конечно… Пока не надо… Я подумаю, ладно? А что, вот так вот, как я, нельзя? — она показала на себя. На ней были джинсы, футболка и кроссовки.
— Да можно, конечно. Это же не церковь, куда без платочка не пускают. Тут народ одевается кто во что горазд. Но лучше, конечно, обрядовый наряд. Сама поймёшь.
* * *
…Алина сидела на кочке, скрестив ноги, грызла травинку и ждала чуда.
Нет, ей, конечно, всё это нравилось. Нравилась бивуачная жизнь, тем более что по-настоящему трудную часть обустройства взяли на себя опытные походники Ленка и Слава. Её развлекала пёстрая толпа празднующих. Некоторые подобрали костюм тщательно, со вкусом и со знанием дела, глядя на них, можно было подумать, будто это не наши современники, переодевшиеся на праздник, а всамделишные древние варяги и вятичи. Правда, поначалу её немного напрягало, что у всех мужиков и парней, и даже у некоторых девчонок, на поясах висят ножи. Но Ленка, которая в своём фэнтезийном костюме стала Радмилой (и ей это шло, даже Алина раз-другой назвала её так, вызвав одобрительную полуулыбку), успокоила. Нож, объяснила она, это деталь национального костюма, а поножовщины здесь не бывает, потому что люди собираются адекватные, а пьянство запрещено. Алина подумала и сама прикупила себе небольшой изящный ножик, который гордо подвесила на пояс.
Она раз двадцать прошлась по пёстрой ярмарке и сгоряча накупила тьму-тьмущую забавных вещиц, большинство которых совершенно не знала, куда приспособить. Ну вот, зачем ей череп козла с выжженным на лбу косым крестом, посвящённый Богине смерти Маре? Зачем ей окованный серебром кубок из бычьего рога? Зачем ей белорусский варган-дрымба? Заслушалась, как на нём играл продавец — в его руках варган пел и разговаривал, а она с непривычки чуть не отбила эмаль с зубов. Но вот купила, не нести же теперь обратно!.. Хотя да, серебряный перстенёк с головой волка — это симпатично. И душистое рукодельное мыло, которого она набрала на пробу сортов десять, пригодится. И пачка сушёного иван-чая, который, как заверяла сухонькая немолодая травница, только что мёртвых не поднимает. Ей пришлось по вкусу фруктовое печенье, которым торговала румяная светловолосая девушка, и шипучий напиток, который словоохотливый бородатый толстяк называл «зайцеквас». Он оказался гораздо вкуснее и — как бы сказать? — живее синтетической газировки, которую продают в магазинах и имеют наглость называть «квасом». Алина сперва попробовала стаканчик, потом купила полуторалитровую бутылку, а через некоторое время опустошила ещё две — одну за другой.
— Смотри, не переборщи, а то крышку сорвёт или днище выбьет! — подшутила Ленка-Радмила, видя, как она поглощает «зайцеквас».
— Всё под контролем! — пробулькала Алина, не отрываясь от горлышка.
Она смотрела, как играют в лапту и в горелки, но сама глупо застеснялась, когда её позвали. Зато они с Ленкой до одури накачались на огромных качелях из брёвен и цепей, которые субботним утром соорудили мужики. А потом они, вместе с другими девушками, крутили из веток и травы обрядовое чучело: получился плетёный человек трёхметрового роста и с инструментом любви длиной в руку. Это было дико и непристойно, но ужасно забавно.
Ей понравилось ходить без обуви, хотя обычно даже на песчаном пляже она торопилась влезть в шлёпанцы, разуваясь только для «погружения». Но Ленка шлёпала босиком, да и не она одна, а потому Алина, чтобы хоть как-то соответствовать духу праздника (обрядовую одежду она так и не решилась купить), решительно скинула кроссовки. Поначалу было колко с непривычки, но Алина держалась, и через час-другой обнаружила, что ходить, ощущая ступнёй поверхность земли, удобно и приятно. А битого стекла и торчащей из земли арматуры тут не водится.Да, всё было замечательно. Но хотелось чего-то небывалого, неописуемого, невозможного. Хотелось чуда.
Что-то подобное она испытала в вечер с пятницы на субботу. Они втроём возвращались к себе в лагерь из гостей — у музыкантов, друзей Вячеслава, собралось человек двадцать, сидели вокруг костра и пели старинные песни под аккомпанемент гуслей, бубна и инструмента вроде скрипки. Песни совсем не были похожи на «русское-народное-блатное-хороводное», и звучали они как-то… по-настоящему. Наверное, потому, что люди пели их не для зрителей, не для конкурсной комиссии, а для себя. Алина даже пожалела, что больше половины этих песен вообще не знала. Темнело, от реки наползал туман, который смешивался с дымом костров. В нескольких шагах человек превращался в тень, неотличимую от дерева или куста. Было весело и жутковато — как будто обычный луг, заставленный самыми обычными палатками, исчез, и они очутились в сказочной стране.
Неожиданно впереди послышался грохот и дикие завывания.
— Что это? — удивилась Алина.
— Сейчас увидишь! — ответила Ленка.
И она увидела. Из темноты и тумана надвинулись жуткие фигуры — горбатые, косматые, рогатые, с оскаленными мордами. Они размахивали факелами и кривыми посохами, подпрыгивали, орали песни дурными голосами. У двоих вокруг поясов были подвешены горшки, которые при каждом прыжке издавали грохот. Чудовища заплясали вокруг них, и здоровенный чёрт, с самыми длинными рогами, шлёпнул её пониже спины своим посохом, после чего бесовская ватага, гогоча, повалила дальше.
Это были скоморохи. На следующий день Алина видела их проход по ярмарке, где они чудили на потеху народу. Но в тот вечер в первый момент она ощутила сладкую жуть.
И субботним вечером, когда после обрядов, суть которых Алина толком не поняла, запалили пятиметровой высоты костёр и толпа понеслась вокруг него, ей показалось, что привычная действительность тает, как лёд, уступая место чему-то другому. Гудящее пламя, топот сотен ног, ритмичные крики, рёв волынок и грохот бубнов, бег по кругу, мелькание темноты и света рождали чувство нереальности происходящего. Это продолжалось недолго. Потом хоровод стал распадаться, одни собирались кучками и затеяли игры, другие просто рассаживались поодаль, глядя на гигантский костёр. Ленка с мужем где-то затерялись, но Алина решила их не искать — встретятся в лагере. Она пошла без дороги вглубь луга, потом ей надоело идти, и она уселась на кочку.
…Травинка, выбившаяся из венка, царапала кожу за ухом. Она сняла венок и обломала надоедливую соломинку. Хм, не расплёлся! С шести лет не занималась этим, и надо же — за полтора десятка лет руки не забыли, как скручивать податливые стебли. Соорудила не венок, а венец — пышный, крепкий, красивый.
Сидеть надоело, она поднялась и пошла — всё так же без дороги. Её так закружили в пляске, что она уже не разбирала, куда идёт — к лагерю, или к кострищу, где парни спалили плетёного человека (она хихикнула, вспоминая комедию, которую разыграли скоморохи, когда хоронили их непристойную креатуру), или к лесу (самое время поискать цветущий папоротник, ага-ага). Можно сказать, шла куда глаза глядят, но рассмотреть что-либо в тумане было трудно. Внезапно туман стал особенно густым и холодным, земля под ногами пошла вниз, и Алина поняла, что вышла к реке. На противоположной стороне к реке сплошной чёрной стеной подступал лес.
Алина постояла на берегу, усмехнулась непонятно чему и стала стягивать джинсы.
Она никогда не купалась голой (в сознательном возрасте). И никогда не купалась ночью. Честно говоря, побаивалась. Но сейчас все страхи и сомнения куда-то улетучились. Дрожа от холода и хлопая комаров, которые оценили прелесть обнажённого женского тела, она ступила в реку. После студёной росы речная вода показалась тёплой. Алина постояла по колено в воде, потом вернулась на берег и поплотнее нахлобучила на голову венок. С венком на голове, пожимаясь от холода и втягивая воздух сквозь зубы, она снова вошла в реку.
Река была неширокой и неглубокой — только на самой середине ей пришлось проплыть несколько метров.
Цепляясь за пучки осоки, Алина выбралась на крутой бережок. Вокруг не было ни души. Тишину нарушал только шелест воды. Сюда не доносились песни, звучащие возле костра, и сам костёр был не виден — должно быть, его заслоняло какое-то дерево.
Вспомнилось: в сказках для того, чтобы попасть в другой мир, нужно пересечь реку. «Ну вот, я и в волшебной стране! — усмехнулась Алина. — Добро пожаловать!» Она поправила венок, составлявший всю её одежду, и углубилась в лес. Он оказался вовсе не таким уж густым и непролазным, как казалось с того берега. Алина шла меж редкими соснами по ковру из мягкого мха и с удовольствием отметила, что не чувствует холода. То есть прохладно, но не до зубовного стука. И кусачие насекомые летуны не донимают. Может, вправду в сказку попала? Ох, Алина Степановна, в вашем возрасте пора быть серьёзнее! Ага, особенно когда гуляешь нагишом по ночному лесу!..
Лес неожиданно кончился. Обходя куст лещины, Алина вышла на круглую поляну.
И увидела, что на поляне она не одна.
На поляне, в траве по пояс и в облаках подсвеченного луной тумана, кипела буйная пляска. Два десятка плясунов — уже знакомые Алине скоморохи в костюмах троллей, оборотней и чертей, обнажённые девушки в венках — то кружились в хороводе, то распадались по парам, то, схватившись за руки, неслись вереницей вдоль поляны. В середине поляны рос куст, и от него слышалась заводная музыка, похожая на птичий щебет.
«Ага. Вечеринка для избранных! Это я удачно… заплыла!» — подумала Алина, а между тем ноги уже несли её навстречу веренице танцоров. Те, словно ждали её, разомкнули руки. Её левое запястье обхватила широкая ладонь мохнатого оборотня в волчьей маске, правую ладошку стиснула худенькая гибкая девушка с разметавшимися волосами до пояса. Музыка ударила с новой силой, словно приветствуя новую участницу праздника, и вереница понеслась вскачь вокруг поляны.
Добежав до одинокой берёзы, танцоры резко свернули к середине поляны, возглавлявший вереницу скоморох с длинными рогами — уж не тот ли, который вчера приласкал её посохом по мягкому месту? — подал руку совсем молоденькой девчонке, замыкавшей строй, и они закружились в бешеном хороводе.
Потом, будто по сигналу, все рассыпались по парам. Скоморох, наряженный оборотнем, подхватил Алину.
Она взяла его за руки…
…и вдруг заметила, что у него не по пять, а по четыре пальца на руках! И таких грубых пальцев не бывает у людей — даже у тех, кто всю жизнь машет ломом, топором и лопатой.
И глаза. Они не прячутся в прорезях маски, а смотрят на неё со звериной морды. И ноздри и уши у неё шевелятся по-живому. Её партнёр усмехнулся, словно прочитал её мысли — из разинутой пасти её обдало горячее смрадное дыхание хищника.
(«Это не скоморохи!»)
Оборотень поднял руку, заставив её провернуться вокруг своей оси, и легко толкнул в сторону, в объятия стройной грудастой девчонки…
…с оранжевыми глазами, чёрными вертикальными зрачками и длинным раздвоенным языком, которым она игриво провела по шее взвизгнувшей от неожиданности Алины.
А потом их обеих подхватил под руки лесной дух, с ног до головы покрытый длиной шерстью и напоминающий ходячую копну, бычьими рогами, совиными глазами навыкате, длинным горбатым носом и игривым оскалом.
(«Это не скоморохи! Это настоящие лесные гоблины… и я среди них! Нет. Это сон. Проснуться! Проснуться!!! Проснуться?»)
Рогатый и мохнатый лесовик обхватил обеих девиц вокруг пояса, подпрыгнул и, к ужасу и восторгу Алины, перемахнул через «музыкальный» куст. Алина зажмурилась, но за мгновение успела увидеть, что на ветках куста сидит бесчисленное множество птиц. Там были и соловьи, и какие-то неизвестные ей ночные пичуги, и совы, и сычи. Их щебетание, писки и вопли складывались в небывалую мелодию.
Мохнатый гоблин прокрутился на месте, не выпуская девушек из объятий, а потом танцоры снова сцепились кольцом.
(«Проснуться? А зачем?»)
Ужас нахлынул на неё и тотчас растворился в новых, небывалых ощущениях. Алина скакала вместе со всеми, наслаждаясь собственной силой и ловкостью, и хохотала от нахлынувшего чувства свободы от всего. От условностей, сомнений, страхов, обязанностей, неисполнимых желаний, бессодержательных раздумий. Она казалась самой себе прекрасной и опасной ночной нежитью. Вроде мохноногого рогатого чёрта по левую руку от неё, или изящной девицы напротив… с сине-зелёной кожей и когтистыми пальцами…
Хоровод остановился, потому что музыка стихла, и на середину вышел новый участник праздника. Это был рослый парень, бородатый и длинноволосый, полностью обнажённый: мышцы прирождённого бойца так и играли на его теле. Его волосы увивал венок, который, казалось, растёт из его головы — как и ветвистые рога, напоминающие корону.
Рогатый хозяин оглядел хоровод, зверовато пошевелил ноздрями, и вдруг Алина заметила, что он смотрит прямо на неё. Сердце оборвалось от ужаса и счастья, и она со всех ног бросилась к Нему, избравшему её.
Их глаза и руки встретились. Хозяин качнул рогами, птицы засвистели новую песню, и пляска понеслась вновь.
Алина плохо помнила, что было дальше. Осталось ощущение полёта, чувство бесконечного восторга, ужаса и освобождение, медовый дурман, источаемый травами, и память о зове, на который она радостно откликалась. Потом всё смешалось…
* * *
…и она проснулась в палатке, как и накануне утром, потому что солнце нагрело её стены и внутри стало жарко.
Голова покруживалась, как после дружеской посиделки средней интенсивности, а тело ломило, словно накануне она в охотку покачалась в спортзале.
Алина сообразила, где она находится, зачем она здесь, а потом фыркнула и тряхнула головой. Надо же такому присниться!
— Неплохо меня вштырило от вашего зайцекваса. Надо будет рецепт узнать, — пробормотала она, выползла из спального мешка и, пошатываясь, выбралась из палатки.
Ленка с мужем сидели за складным столиком и ели салат.
— Доброго времени суток, ребята… — поприветствовала их Алина, сладко потягиваясь. — А что вы так на меня смотрите?
— Ай, блин! — завопила она в следующую секунду и присела, закрывшись руками. Потому что поняла, что вылезла на свет божий совершенно голая.
Она шарахнулась обратно в платку и первое, что сделала — застегнула клапан. Затем принялась лихорадочно искать свои шмотки. Поиски были безрезультатны, не помогло даже воззвание к родящей силе Великой Матери (это Ленка вчера рассказала, что матерщина — искажённые языческие заклятия, призванные отпугнуть злых духов и помочь в трудных начинаниях).
Поэтому Алина беззастенчиво раскулачила Вячеслава и натянула на себя его футболку.
— Всё в порядке? — спросила Ленка, когда она снова вышла из палатки — в эротичном мини, но, по крайней мере, не в чём мать родила.
— Отлично, — ответила Алина. — А вы как?
— Тоже. Гуляли народом до рассвета, вот сами недавно встали, — сказал Вячеслав.
— «Гуляли», ага! Ты знаешь, что этот человек устроил? — Ленка с притворным возмущением показала на мужа. — Там прыгали через костёр, а он подхватил меня на руки и сиганул. А пламя — в рост человека. Я от страха чуть… чуть не окочурилась там! Мужику тридцатник скоро, а ведёт себя как…
— Ну как кто?
— Да ну тебя! — фыркнула Ленка. — Кстати, Алин, ты не хочешь в своё переодеться?
— Да? А где оно? Я всю палатку перерыла…
— Ну, если ты всю палатку перерыла, то теперь трудновато будет найти. Вообще-то мы твои вещи принесли и на твоей половине сложили.
Алина выдала неразборчивое междометие, снова скрылась в палатке, и через минуту появилась, одетая в джинсы и футболку. Нашёлся даже привявший венок, которым она не преминула украсить разлохматившуюся шевелюру.
— А где вы это нашли? — спросила она.
— Не мы. Это ребята утром пошли купаться и нашли. Ты так больше людей не пугай! — говорила Ленка. — Лежат штаны и футболка на бережку, вокруг никого. Через час пришли — лежат всё там же. Что тут можно подумать? Уже хотели дно обшаривать, но тут Славка рядом оказался. Он и сказал, что это твои вещи, а ты спишь в нашей палатке сном невинности. Кажется, кое-кто очень хорошо отметил Купалу.
— Да офигенно просто! — Алина улыбнулась. — Спасибо, что вывезли!
* * *
ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ
—…Да, Ленка, представь, объявился наконец! Позвонил вчера. Говорит, долго думал, и теперь хочет… как он сказал?.. не то стабилизировать, не то урегулировать наши отношения…
— А ты?
— А я применила заклинание из вашей магии плодородия. Говорю — устреми свой путь к источнику жизни!
— Это значит… Ха-ха-ха!
— Ну да, я ему попроще сказала, он бы так не догадался! Лен, понимаешь, постоянные
отношения — это, конечно, хорошо. Но ведь не с кем попало!
* * *
ЕЩЁ ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ
— Две полоски! Твою мать!!!
Рассказ включён в сборник "Это не сон"
