Хатанга. Восхитительный, холодный и чарующий Таймыр. Холод воспринимался как эдакий полярный флёр. Самое низкое, что довелось испробовать - 64. В минус 40 - 45, когда школа отбивалась по актировке, действительно хватали санки и тащились кататься на речной яр. Если ветра не было, конечно. С ветром реально можно было не вернуться.
Актировки объявляли утром по проводному радио. Целый ритуал. Просыпались и стояли около приёмников, чтобы не пропустить заветное: "Температура на улице минус 45 градусов, ветер северовосточный 14 метров в секунду. В связи с погодными условиями объявлена актировка для учащихся с 1 по 9 класс". А на улице в это время тьма. Возле подъездов в вытоптанных ямах лежат собаки. Теплотрассы парят. В направлении школы движутся фигуры в одинаковых пуховиках: мальчики - в синих, девочки - в красных. На центральной улице, около магазина "Стекляшка" фигуры сливаются уже в поток. Там же к ним добавляется порциями прибывшие на автобусах из Полярки и Губиной горы. Машин практически нет. Грузовики только и несколько автобусов на весь посёлок. Чаще попадаются бураны и, изредка, мотолыги.
Самое большое впечатление на "материковских" производили "короба" - теплотрассы в виде досчатых коробок, набитых стекловатой, которые строились вокруг труб с горячей водой. Так как короба соединяли, фактически, все дома в посёлке, жители пользовались ими как тротуарами. Частенько строили на них перила, переходы, лесенки. Очень удобная штука. Пока ветром не сдует: сугробы такие, что обратно на короб хер вылезешь. Дома стояли на сваях, но первые подветренные этажи, как правило, заметало полностью. Да и на вторых окна замерзали на всю зиму слоем сантиметров в 20.
Зато какое там было небо... Особенно, когда всё оно, от горизонта до горизонта расцвечено разлитым изумрудно-фиолетовым северным сиянием. И вся эта махина абсолютно неестественных в антрацитовой черноте красок начинает стремительно и непонятно перемещаться... Что-то пугающее и завораживающее. Стоишь эдак вечером на коробе, грызёшь лёд на рукавице и пялишься в сверкающее небо. И пахнет вокруг немного угольной кочегаркой, немного заячьей шапкой и немного дымком из рыбкоповской коптильни. И хорошо... Холодно и хорошо ) А есть же ещё река. Нет, Река! Есть тундра, полная живности. Есть озёра, рыбалка, есть брутальный как кованый топор Котуй. Есть охота. Есть интересная школа и множество действительно отличных друзей. Есть целое собственное кладбище кораблей. Есть ледяная дамба и брошенная алмазообогатительная фабрика. Есть упавший Ан-12 и сухогруз Оймякон, весь обследованный от носа до кормы. Есть весенний ледоход и зимние речные лЕдники, по которым едут Уралы, гружёные углём. Какой, к чёрту, холод, когда вокруг столько всего необычного и замечательного.
Помогает не то чтобы рассмотреть свою пассию повнимательнее, и разочароваться в ней (у петуха со зрением так-то все нормально). Очки заставляют петуха понять, что остальные курочки не хуже, а это главное.
Причем увидеть ему это очки помогают весьма своеобразным образом, так сказать внутренним периферическим зрением потому что сами по себе они весьма необычной конструкции. Но сначала – о любимых курицах.
Их судьба незавидна.
Если господин назначил ее своей любимой женой, то станет ходит по пятам и усложнять жизнь. В целом петух любит (насколько это возможно у птиц) всех своих курочек, и заботится о них, и топчет он их всех, но любимую курочку – чаще, что плохо для нее заканчивается.
Петух намного тяжелее курицы. Несушка весит всего около 1,7 кг, а петух может достигать 3-4 кг, и принимать на свою хрупкую спину по нескольку раз в день вес в 2 раза превосходящий свой собственный для курочки слишком тяжело и опасно. Бывает, что петух просто затаптывает курицу.
А если не затаптывает, то неминуемо портит ей перо, что для курицы тоже очень плохо. Дело в том, что когда другие куры видят в своей стайке потрёпанную курицу с залысинами, они начинают ее клевать. Это инстинкт.
Куры прогоняют от себя любую приболевшую товарку, чтобы не заразились остальные. В дикой природе такую птицу просто изгнали бы из стаи, и она бы сгинула в одиночестве. Но в подсобном хозяйстве, где куры содержатся на ограниченной территории, ей деваться некуда, поэтому куры заклевывают ее прямо в курятнике. В общем, быть любимой для курочки – плохо 100%.
Чем же помогут очки.
Пользуются ими не все птицеводы. Некоторые просто не обращают на проблему внимания: ну сгинула одна несушка, и ладно. Но те, кому важно сохранить любимой курице жизнь, надевают на петухов специальные очки.
Эти очки закрывают петуху прямой обзор, позволяя при этом более менее нормально видеть то, что происходит по сторонам. Есть они ему тоже позволяют. Не позволяют только гоняться за любимой курочкой. Приходится топтать всех, кто подвернется. Таким образом петуший пыл снова равномерно распределяется на всех кур в курятнике. И вот – любимая курочка спасена.
Такие очки надевают и на куриц, когда есть необходимость. Это остужает пыл клевачих особей, а если в стайке царит общий расклёв, когда вообще все курицы ссорятся, – очки не позволяет им обижать друг друга.
Очки доставляют птицам определенный дискомфорт, но это куда лучше, чем укорачивание клюва, которое практиковалось и практикуется до сих пор в некоторых хозяйствах.
Пемзовые скалы вулканического происхождения, вздымающиеся на высоту до 110 метров, напоминают формой поставленные вертикально баты — старинные лодки ительменов. Название «Кутхины баты» переводятся с их языка как «лодки Кутха».
Кутх — это божество, воплощение духа Ворона, центрального персонажа мифологии ительменов. Согласно легенде, Кутх очень любил рыбу. После рыбалки Кутх ставил бат на просушку, но тот постепенно каменел, и в следующий раз Кутх приносил новый бат. Так образовались скалы.
На самом деле их форма обусловлена воздействием эрозии.
В шведской провинции Смоланд стоит дерево, которое застало крестовые походы. Дуб Румскулла пророс из жёлудя примерно в 1000 году нашей эры — в эпоху, когда население всей Швеции составляло 400 тысяч человек, а первый король-христианин Олоф Скётконунг только начинал крестить страну. За тысячу лет существования этот дуб стал самым толстым деревом Европы: окружность ствола достигает 14 метров. Для сравнения — обычный столетний дуб имеет обхват 3-4 метра.
Но в 2012 году началось необратимое. Древний великан вступил в финальную стадию жизни. С каждым годом зелёных ветвей становилось меньше: сначала половина кроны, потом треть, потом десятая часть. К 2019 году осталась единственная живая ветвь. Учёные из Швеции, Англии и Германии пытались спасти дерево — меняли опоры, укладывали мульчу, боролись с грибками. Безрезультатно. Тысячелетний организм медленно умирает, и весь мир наблюдает за этим процессом через ограждение природного заповедника.
История дуба Румскулла — это не просто смерть старого дерева. Это документированный финал эпохи, когда организм, переживший 45 поколений людей, викингов и чуму, мировые войны и индустриализацию, не может пережить собственную старость.
Секрет долголетия дуба Румскулла кроется в парадоксальном сочетании факторов. Дерево проросло на неоптимальном месте — среди больших камней, в окружении можжевельника, на пастбище в стороне от основных лесных массивов. Именно эта "неудачность" расположения спасла его от топора. В XVII-XVIII веках шведский флот ежегодно вырубал десятки тысяч дубов для строительства военных кораблей — на один линейный корабль требовалось 2000 взрослых деревьев. Но дуб Румскулла рос слишком криво, слишком медленно и слишком далеко от удобных путей транспортировки.
Размеры дерева поражают не высотой — всего 14 метров, что скромно для дуба, — а невероятной толщиной ствола. При окружности около 14 метров диаметр составляет примерно 4,5 метра. Внутри ствол полый — грибки выели сердцевину столетия назад, создав пещеру, где могут поместиться несколько человек. В XVIII веке местные крестьяне использовали внутреннее пространство как сарай для хранения инструментов. Магнус Габриэль Крэлиус, впервые описавший дерево в 1772 году, уже тогда отмечал возможность стоять внутри ствола.
Полая структура — одновременно причина долголетия и приближающейся смерти. Отсутствие сердцевины снижает механическую нагрузку на древесину, позволяя дереву не ломаться под собственным весом. Но это же делает ствол уязвимым к расколу. Ещё в XIX веке на дерево надели железный обруч, предотвращающий разваливание ствола. В 1950 году местный кузнец укрепил конструкцию стальными тросами. В 2005 году какой-то "доброжелатель" попытался срезать опоры, чтобы "освободить" дерево — их пришлось экстренно восстанавливать, иначе южная часть ствола обрушилась бы, потянув за собой всё дерево.
Местоположение дуба в Румскулле — бывшей остановке паломников — сыграло ключевую роль в его сохранении. Название происходит от старошведского Romfarakulla — "холм путешествия в Рим". В средневековье здесь останавливались пилигримы, следующие в Вечный город. Местная легенда гласит, что дерево называют "Дубом Христа" — якобы оно проросло из жёлудя, упавшего в момент рождения Христа. Конечно, это фольклор — дереву "всего" тысяча лет, — но сакральный статус защищал дуб от вырубки эффективнее любых законов.
В 1928 году дерево взяли под государственную охрану. В 2008 году вокруг него создали природный заповедник Квилл площадью 29,4 гектара — первый заповедник в муниципалитете Виммербю. Экономический эффект оказался неожиданным: старое умирающее дерево привлекает больше туристов, чем любая другая достопримечательность региона, кроме дома-музея Астрид Линдгрен. Парадокс туристической экономики: чем ближе дерево к смерти, тем больше людей приезжает увидеть его "пока не поздно".
Коммерческую ценность дуб приобрёл даже в кинематографе. В 1967 году режиссёр Вильгот Шёман снял внутри полого ствола эротические сцены для фильма "Я любопытна — жёлтая". Картина вызвала скандал, дошедший до Верховного суда США, где решали вопрос о её непристойности. Тысячелетнее дерево стало декорацией для одного из самых противоречивых фильмов эпохи — абсурдное пересечение ботанической древности и культурной революции 1960-х.
С 2012 года здоровье дуба Румскулла катастрофически ухудшается. Сначала специалисты диагностировали заражение грибками-трутовиками, поедающими оставшуюся живую древесину. Затем обнаружили массовое поражение листоедами — гусеницы уничтожали молодую листву быстрее, чем дерево успевало её восстанавливать. К 2013 году созвали международный консилиум экспертов из Швеции, Англии и Германии.
Лечение напоминало реанимацию: заменили металлические опоры на современные с меньшим давлением на кору, уложили специальную мульчу для питания корней, обработали фунгицидами доступные участки ствола. Результат — нулевой. Йерри Свенссон, куратор дерева от администрации округа, признаёт: "Мы делаем всё возможное, но это естественный процесс. Дерево прожило свой срок".
В 2018 году распустилось всего несколько веток вместо сотен. В 2019-м — одна-единственная. Торстен Унгсэтер, лесничий, наблюдающий за дубом десятилетия, не верил, что дерево доживёт до лета 2018 года, но оно удивило всех, выпустив несколько листьев. Биологическое упрямство организма, пережившего миллениум, поражает: даже с 99% мёртвой кроны дуб продолжает попытки фотосинтеза через последнюю живую ветвь.
Современные методы мониторинга превратили умирание дуба в научный эксперимент длиной в десятилетия. Ежегодно проводят томографию ствола, измеряя плотность оставшейся древесины. Лазерное сканирование фиксирует мельчайшие изменения геометрии — каждую новую трещину, каждый миллиметр проседания. Химический анализ листьев с единственной живой ветви показывает постепенное снижение концентрации хлорофилла — дерево буквально теряет способность к фотосинтезу.
Датчики в корневой зоне измеряют поглощение воды — оно сократилось на 95% за последнее десятилетие. При этом оставшиеся 5% корней продолжают функционировать, поддерживая жизнь в одной ветви. Маттео Гарбелотто, эколог из Калифорнийского университета Беркли, называет это состояние "сверхзрелостью" — вежливый эвфемизм для биологической системы, исчерпавшей все резервы, но отказывающейся умирать.
Самое удивительное открытие: дуб продолжает расти. Окружность ствола увеличивается на 2-3 миллиметра в год — камбий в нижней части ствола всё ещё производит новые клетки. Мёртвое на 99% дерево упрямо наращивает древесину в основании, словно не замечая, что крона больше не способна обеспечить этот рост энергией. Это биологический парадокс, который учёные пока не могут объяснить.
Вопрос о том, как общество должно относиться к умиранию тысячелетнего организма, не имеет простого ответа. С одной стороны, дерево огорожено забором — близкий контакт запрещён ради безопасности посетителей. С другой — установлена скамейка для наблюдения, фактически превращающая агонию в туристический аттракцион. Некоторые экологи предлагают организовать "похороны" дерева — церемонию прощания с участием местных жителей и туристов, признание естественности смерти даже для тысячелетних организмов.
Альтернативный подход предлагает рассматривать умирающий дуб как экосистему, а не индивидуальный организм. В трещинах коры живут редкие виды жуков, в дуплах гнездятся летучие мыши, на отмирающей древесине растут десятки видов грибов. Смерть дуба — это жизнь для сотен других организмов. Но публика приезжает не смотреть на жуков и грибы. Люди приезжают увидеть умирание величия — процесс, растянутый на годы, недоступный в человеческом масштабе времени.
История дуба Румскулла ставит неудобные вопросы о природе долголетия и ценности существования. Дерево прожило тысячу лет не благодаря особой витальности, а из-за стечения обстоятельств — неудобное место спасло от топора, полый ствол снизил механическую нагрузку, сакральный статус защитил от вырубки. Теперь те же факторы делают смерть неизбежной: изолированность препятствует генетическому обмену с другими дубами, полость ослабила структуру, а статус памятника превратил естественный процесс в публичное зрелище.
Возможно, главный урок дуба Румскулла в том, что долголетие — это не триумф, а серия компромиссов. Каждое столетие требовало платы: потеря сердцевины, зависимость от металлических опор, превращение в туристический объект. Дерево, пережившее 45 поколений людей, умирает в эпоху, когда каждый этап агонии документируется, анализируется и выкладывается в интернет. Последний свидетель тысячелетия уходит под взглядами миллионов — финал, которого не могли представить паломники, отдыхавшие в его тени по пути в Рим.
Жил в Билибино много лет. Там -40 стабильно, бывает редко -50. Ветра нет, с середины января даже солнце светит и сухой холод нормально воспринимается, если одеться по погоде и не стоять на месте, а идти хотя бы.
Весной -25 мы шли на сноуборде кататься в легких куртках.
Никаких стеклопакетов с газом тройных у нас тогда не было (20 лет назад), просто двойные окна с двойными стеклами и заклеенные скотчем. Норм было, сейчас наверное правда стеклопакеты у всех.
Оймякон не далеко от нас, я там не был, но думаю похожая ситуация.
Вот в Анадыре рядом с океаном в -25-30 ад. Это намного хуже сухого холодного климата.
Машины там действительно не глушат, но у обычных людей их там и не было, тк действительно надо их держать заведенными или иметь отапливаемый гараж. А это дорого и не удобно.
Отменяли у старших классов занятия в -45 -- мы шли гулять или кататься на коньках.
Грустно было с осени до середины января, тк полярная зима. Зато весело летом — полярный день, на мой выпускной до утра было светло)
Цены в магазинах - вот где ад) говорят Билибино самый дорогой город России. Особенно напитки типа колы, пива, соков.
Туда приезжали блогеры Варламов, Лебедев, писали отчеты, можно найти почитать.
Представьте: вы выходите из дома, и через 30 секунд ваши ресницы покрываются инеем. Ещё через минуту вы дышите, буквально, с легким хрустом.
Это Оймякон - село в Якутии, где зимой держится –60°C, а рекордный минимум доходил до –71,2°C. Телефон не стоит доставать больше, чем на пять секунд. Машины не глушат неделями, потому что завести их заново почти нереально. А поход в магазин превращается в настоящий квест на выживание.
И самое удивительное: там живут сотни людей. Ходят на работу. Водят детей в школу. Держат коров (которым, кстати, надевают специальные «лифчики», чтобы вымя не обморозилось).
Почему они не уезжают? И как вообще можно жить в месте, где –50°C считается «ещё терпимо»?
Почему именно в Оймяконе так адски холодно.
Оймякон находится в Оймяконской впадине - огромной котловине на высоте 741 метров над уровнем моря. Котловину окружают хребты высотой до 2900 метров. Место устроено как гигантская чаша и здесь создается свой уникальный микроклимат.
Зимой в этих местах происходит физический феномен: холодный воздух тяжелее тёплого, поэтому он стекает с гор вниз и застаивается на дне впадины. Учёные называют это температурной инверсией.
Если подняться всего на 500 метров вверх по склону, там будет на 20 градусов теплее. То есть при –60°C внизу на склоне «всего» –40°C. Местные оленеводы знают об этом эффекте и используют его - выгоняют скот повыше, где животным легче переносить мороз.
Добавьте сюда Сибирский антициклон - область высокого давления, которая с ноября по март создаёт сухую безветренную погоду с кристально чистым небом. Нет облаков - нет климатического «одеяла», которое могло бы удержать хоть какое-то тепло.
Сочетание этих факторов и приводит к температурным рекордам.
Кстати, о рекорде. Официально признанная минимальная температура в Оймяконе — –67,7°C - зафиксирована была в феврале 1933 года метеостанцией в посёлке Томтор.
Однако экспедиция академика Обручева в 1926 году зафиксировала значение ниже. И на въезде в село стоит памятник с тем показателем и надписью «–71,2°C».
Дома на сваях и печи-обжоры.
Первое, что бросается в глаза в Оймяконе, — все дома стоят на сваях на высоте полтора-два метра над землёй. Причина проста: под ногами вечная мерзлота глубиной до 800 метров. Если поставить дом прямо на землю, тепло от печки начнёт оттаивать мерзлоту снизу, грунт просядет и дом поведёт. Сваи решают проблему: холодный воздух гуляет под полом, мерзлота остаётся замороженной как ей и должно быть. Фундамент не плавает.
Стены здесь очень толстые - им необходима трехслойная термоизоляция. Окна — только тройные стеклопакеты с инертным газом внутри. Двойные уже не спасают.
Отопление - это главный вопрос выживания. В Оймяконе используется угольная система центрального отопления - одна центральная угольная котельная отправляет горячую воду по изолированным трубам в большинство домов.
Большинство частных домов топят дровяными печами. За зиму один дом сжигает 100–150 кубометров дров. Это примерно пять «КамАЗ»ов. Печь работает почти круглосуточно: загрузил дрова утром, днём подкинул, вечером ещё раз. Чугунная или кирпичная печь остывает долго — до 72 часов, но при –60°C на улице тепло уходит быстрее.
А вот с водопроводом и канализацией сложнее. Трубы прокладывают либо глубоко под землёй (на 2,5–3 метра ниже линии промерзания), либо наматывают на них саморегулирующиеся греющие кабели. Эти кабели — маленькое чудо техники: чем холоднее, тем сильнее они греют, автоматически регулируя мощность. Без них вода в трубе замёрзнет за пару часов, расширится и разорвёт металл.
Но даже при всех ухищрениях не у каждого дома есть внутренний санузел. Часть туалетов — классические деревянные будки на улице. Поход туда при –55°C - это реальный экстрим.
Еда, которая греет изнутри.
В Оймяконе не едят салаты из авокадо и не заказывают роллы. Здесь в почёте мясо, рыба и жир. Много жира. Организм теряет колоссальное количество энергии просто на то, чтобы поддерживать температуру тела. Суточная калорийность питания - 4000–5000 ккал против обычных 2000–2500. Доля жиров в рационе увеличена на 20–30%, потому что жир - это 9 ккал на грамм, самый энергетически выгодный источник тепла.
Основа рациона - оленина. Её едят в сыром виде (строганина), варят, коптят. В оленине в пять раз больше витамина C, чем в говядине, что защищает от цинги и простуд. Также используют кровь оленей - она насыщена железом и витаминами, укрепляет иммунитет.
Строганина - это вообще отдельное искусство. Свежую рыбу (муксун, чир, осётр) или мясо моментально замораживают при –60°C. Потом, когда нужно готовить, берут очень острый нож и одним движением срезают тонкую стружку. Едят стружку, обмакивая в «маканину» - смесь соли и чёрного перца.
Машины-зомби, которые никогда не спят.
Зимой в Оймяконе вы услышите постоянный гул моторов. Машины стоят заведёнными. Сутками. Неделями. Потому что если заглушить двигатель при -50°C, завести его снова почти нереально.
При таком холоде моторное масло превращается в густую карамель. Аккумулятор теряет до 70% ёмкости. Дизельное топливо гелируется - превращается в желе и забивает фильтры. Даже если у вас специальное арктическое масло 0W-40 и зимний дизель (смесь обычного дизеля с керосином), без подогрева двигателя шансы на запуск стремятся к нулю.
Поэтому все машины в Якутии оборудованы подогревателями: электрические спирали в топливном баке, греющие кабели вокруг топливопровода, обогрев фильтров. Многие водители заносят аккумулятор на ночь домой, чтобы он не замёрз. А утром выходят на улицу за полчаса до поездки, включают предпусковой подогреватель и ждут, пока двигатель оттает.
Впрочем, если машина всё-таки заглохла где-то в пути, это серьёзная проблема. В январе 2025 года китайского туриста, направлявшегося на марафон «Полюс холода», спасатели вытаскивали дважды: сначала его машина обледенела, потом слетела с дороги, и мужчина промок в полынье при –46°C. Без помощи МЧС он бы не выжил.
Что делать, если машина сломалась вдали от посёлка? Главное правило — оставаться в салоне. Машина держит тепло дольше, чем кажется. Если двигатель работал и накопил тепло, его хватит на несколько часов. Выходить на улицу при –60°C - верный способ замёрзнуть. В Якутии все водители возят с собой аварийный набор: одеяла, спальные мешки, термос с горячим чаем, горелку, спички, сигнальные ракеты, фонарики и два заряженных мобильника (один для связи, второй в резерве).
А что с техникой? Смартфоны на морозе действительно «умирают» - но не за 1–2 минуты, как гласит миф, а за 30–90 минут. Литий-ионные батареи при –30°C теряют 50% ёмкости, а при –60°C работают ещё хуже. Но самая большая опасность это тепловой удар. Если достать телефон из тёплого кармана (+36°C от тела) на мороз –60°C, экран может треснуть просто от разницы температур.
Школа отменяется только при –50°C.
В Якутске занятия для первоклашек отменяют при –45°C, для средних классов — при –48°C, а для старшеклассников — при –50°C. И это без ветра. Если дует даже лёгкий ветерок (1–2 м/с), порог снижается на пару градусов. Но представьте: ребёнок идёт в школу при –44°C, и это считается нормой.
Но даже в эти дни школа работает: кто живёт рядом, может прийти. Для детей оленеводов и тех, кто живёт далеко от посёлка, построены школы-интернаты. Ребёнок живёт там весь учебный год в тёплом общежитии, получает пятиразовое питание, учится и видится с родителями только на каникулах.
Дети здесь с детства учатся не бояться холода. Их одевают в многослойные комбинезоны из натурального меха (не синтетики — она замерзает и дервенеет). Лицо закрывают маской, оставляя открытыми только глаза.
При –60°C открытые участки кожи начинают обмораживаться за 2-3 минуты, поэтому застревать на улице нельзя.
Парадоксы полярной ночи и замёрзший быт.
Зима в Оймяконе длится 7–8 месяцев.
И большая ее часть - на фоне полярной ночи. Полярная ночь означает, что солнце почти не показывается. Световой день в декабре — около 3 часов, и то «день» — громко сказано: скорее, сумерки. Остальное время темнота. Это серьёзно влияет на психику.
Сезонное аффективное расстройство — медицинская форма депрессии из-за недостатка света — встречается у 9% жителей Арктики, а ещё 30–40% испытывают лёгкие симптомы: апатию, сонливость, тягу к углеводам, набор веса. Местные борются с этим светотерапией (лампы на 10 000 люкс по 30 минут в день), физической активностью и активной социальной жизнью.
Проветривание — отдельный ритуал. При –60°C нельзя держать окно открытым дольше 2–4 минут. За это время холодный воздух (который тяжелее тёплого) проваливается вниз и заменяет весь объём комнаты. Стены и мебель не успевают остыть, поэтому после закрытия окна они быстро прогревают свежий воздух обратно. Но если передержать — придётся топить печь заново.
Почему они не уезжают.
Самый частый вопрос: зачем жить в таком аду? Ответ простой: для них это не ад. Это дом.
Оймякон не случайное поселение. Название происходит от эвенского слова, означающего «незамерзающая вода». Здесь текут термальные источники, которые не замерзают даже при –70°C. Столетиями эти места привлекали кочевников и оленеводов.
Сегодня здесь живут около 500 человек - якуты, русские, эвены. Основные занятия: оленеводство, охота, рыбалка, коневодство.
Якутские лошади — уникальная порода, способная жить на улице при –50°C, питаясь травой, которую копытами раскапывают из-под снега. Олени тем более приспособлены: у них густой мех и копыта расширенные для лучшего сцепления со льдом.
Для местных –40°C — это «ещё тепло». Температура, при которой можно спокойно сходить в магазин. И, в принципе, большинство зим и проходит в таком диапазоне.
И, знаете, в их жизни есть своя правда. Потому что жить при –60°C — это не просто вопрос технологий и тёплой одежды. Это вопрос характера. И жители Оймякона доказывают это каждый день.
