Самая высокая ветряная башня из дерева (видео)
Когда слышишь про ветряную турбину из дерева сначала кажется, что это шутка. Но в Швеции все есть такая уже есть, и она серьезно конкурирует со стальными. Сделана она из клееного шпона — многослойной древесины, где волокна направлены вдоль друг друга, что делает их прочнее стали на единицу веса.
Зачем вообще понадобились такие инновации. Современным ветрякам нужна высота: чем выше, тем стабильнее ветер и больше выработка энергии. Но огромные стальные башни сложно перевозить и дорого производить. Деревянные башни состоят из модулей, собранных в несколько цилиндров высотой 16–24 метра и по цене они не дороже традиционных стальных.
Первая коммерческая турбина Modvion на деревянной башне уже работает: 150 метров высоты, 2 МВт мощности. Следующей будет версия на 6 МВт — и это одна из крупнейших наземных турбин в Европе.
Больше интересной информации про источники энергии и энергетику в телеграм-канале ЭнергетикУм
Кора
А спорим, вы не знали...
Что в Венеции почту и продукты до сих пор доставляют по воде. Курьеры используют маленькие лодки с моторами — и да, у них даже бывают водные пробки. А тут пробок нет.
Как соединить две доски
Где-то на Хоккайдо
Япония, остров Хоккайдо. Фото: Kung-Fu Li отсюда
Победитель в номинации «Снег и лёд» конкурса пейзажной фотографии International Landscape Photographer of the Year 2025.
Бакаут — дерево, которое тонет (и поэтому идеально для кораблей)
Древесина плавает. Это базовое свойство, на котором человечество строило цивилизацию тысячелетия. Плоты на Ниле, корабли викингов, сплав леса по рекам России — всё работало потому, что дерево легче воды. Плотность большинства пород: 400-900 килограммов на кубометр. Плотность воды: 1000. Дерево плавает, потому что внутри миллионы воздушных каналов — ксилема, транспортирующая воду от корней к листьям.
Guaiacum officinale нарушает это правило. Плотность древесины: 1260-1290 килограммов на кубометр — среди исторически доступных пород это абсолютный рекорд. Дерево тонет мгновенно. Внутри почти нет пустот — клетки плотно упакованы, промежутки заполнены смолами. Топор отскакивает, пила нагревается от трения, гвоздь согнётся.
Парадокс очевиден: зачем в кораблестроении материал, который невозможно сплавить по реке? Который утопит плот вместе с другими брёвнами? Ответ обнаружился, когда инженеры искали материал для подшипников, работающих под водой без масла. Бакаут оказался единственной древесиной, способной работать как самосмазывающийся подшипник в морской воде. Свойство, делавшее его бесполезным для плотогонов, сделало критическим для флота. Человек использовал его столетие, затем заменил синтетикой за полвека.
Аномалия, нарушающая правила.
Деревья эволюционировали под давлением конкретных задач: расти вверх к свету, транспортировать воду, гнуться на ветру. Решение — пористая структура. Сосуды ксилемы занимают 40-70 процентов объёма древесины. Воздух внутри делает дерево лёгким, гибким, способным расти быстро. Плотность сосны — 520 кг/м³, дуба — 750, самшита — 950. Все плавают.
Бакаут игнорирует эти правила. Клетки — склереиды и волокна либриформа — упакованы настолько плотно, что промежутков почти нет. Пустоты заполнены гваяковой камедью, составляющей до 30 процентов веса. Смола не испаряется после гибели дерева, остаётся навсегда.
Результат — материал экстремальных характеристик. Твёрдость по шкале Янка: 4390 фунтов-силы — выше любой коммерчески доступной древесины. Для сравнения: африканское чёрное дерево — 2940, гикори — 1820, дуб — 1290. Бакаут в пять раз твёрже дуба. Устойчивость к гниению феноменальная: гваяковая камедь токсична для грибов и бактерий. Дуб в воде разрушается за 10-20 лет. Бакаут сохраняется столетиями даже в тропиках.
География медленного роста.
Guaiacum officinale растёт в сухих прибрежных районах Карибского бассейна и северного побережья Южной Америки: Ямайка, Доминиканская Республика, Венесуэла, Колумбия. Предпочитает известняковые почвы, каменистые склоны, засушливые территории с осадками 500-1000 миллиметров в год. Сопутствующая растительность — сухие тропические леса, колючие кустарники, кактусы.
Дерево низкое — максимум 10 метров, обычно 6-8. Ствол искривлённый, диаметром до 60 сантиметров у старых экземпляров. Листья сложные, кожистые, тёмно-зелёные. Цветы голубые или фиолетовые — национальный цветок Ямайки. Плоды — деревянистые коробочки с чёрными семенами в красной оболочке, которую едят птицы.
Рост крайне медленный — годовой прирост диаметра всего 1-2 миллиметра. Дерево диаметром 30 сантиметров прожило 80-100 лет. Диаметр 60 сантиметров требует 150-200 лет. Каждая клетка такой плотной структуры требует огромных затрат энергии. Первое плодоношение — в 15-20 лет, но коммерческой ценности ствол достигает не раньше 80 лет.
Природная инженерия самосмазки.
Гваяковая камедь — смесь органических соединений: гваяковая кислота, гваякол, гваяретовая кислота. Твёрдая при комнатной температуре, зеленовато-бурая. При нагревании от трения размягчается и выделяется на поверхность тонкой плёнкой.
Механизм работает элегантно: вращение под нагрузкой генерирует тепло до 40-60 градусов. Смола размягчается, выделяется из пор, покрывает поверхность плёнкой в несколько микрометров. Она гидрофобна — не вымывается водой. Коэффициент трения бакаута по стали в воде: 0,05-0,08. Для сравнения: сталь по стали с маслом — 0,1-0,15. Дерево в воде работает лучше металла с масляной смазкой.
Износостойкость феноменальная — подшипники на гребных валах работали 10-20 лет без замены, изнашиваясь на доли миллиметра в год. Синтетические подшипники середины XX века требовали масла и изнашивались быстрее. Дополнительное преимущество: при износе волокна сминаются, но при снижении нагрузки частично восстанавливаются. Набухание от воды заполняет изношенные участки — эффект самовосстановления.
Золотой век морского применения.
Использование началось в XVII веке с блоков и шкивов парусных судов. Ролики из бакаута не истирались от канатов, работали в солёной воде без смазки. Британский флот использовал тысячи тонн для оснастки кораблей.
Революция произошла в середине XIX века с паровыми машинами. Гребной вал — стальной стержень диаметром 10-30 сантиметров — вращался под водой со скоростью 60-200 оборотов в минуту. Требовались подшипники без масла — оно вымывалось мгновенно. Инженеры перепробовали бронзу, латунь, чугун — все изнашивались, ржавели, заклинивали.
В 1850-х попробовали бакаут. Результат превзошёл ожидания — подшипники работали годами. Британский флот принял его как стандарт в 1860-х. К концу XIX века почти все паровые суда использовали бакаутовые подшипники. Импорт в Великобританию: 1870-е — около 1000 тонн ежегодно, к 1900-му — более 2000 тонн. Применение расширилось на гидроэлектростанции и подводные лодки, включая атомную USS Nautilus (1954).
Закат эпохи дерева.
Упадок начался в 1950-х с появлением тефлона. Коэффициент трения сопоставим с бакаутом, но преимущества очевидны: работает без воды, при температурах от -200 до +260 градусов, производится без ограничений роста. В 1960-х появились композиты — тефлон на металле, керамика, полимеры. Они превосходили бакаут по скоростям вращения и не зависели от природных ресурсов.
Стоимость синтетики снижалась с ростом производства. Бакаут дорожал — популяции сокращались, импорт ограничивался. Последние крупные заказы — конец 1960-х. Военные флоты перешли на синтетику к 1970-м, коммерческий флот — к 1980-м. К 1990-м бакаут как индустриальный материал исчез.
Восстановление производства экономически невозможно: дерево растёт 80-100 лет до коммерческого размера. Для устойчивой вырубки при спросе в тысячи тонн нужны плантации площадью десятки тысяч гектаров. Первый урожай через 80 лет. Инвестор не ждёт три поколения, когда синтетика производится за часы в реакторе.
Экономика исчезновения.
В 1492 году леса гваякума покрывали прибрежные районы Карибов. Вырубки начались в XVII веке для медицинской смолы — европейцы верили, что она лечит сифилис. В XVIII-XIX веках вырубки ускорились для кораблестроения. К началу XX века коммерческие леса Ямайки исчезли полностью.
Сегодня Guaiacum officinale — Endangered в Красной книге IUCN (2019): популяция сократилась более чем на 50 процентов за 150 лет. Все Guaiacum в Приложении II CITES с 2003 года — торговля регулируется, но контроль слаб. Цены: 50-150 долларов за килограмм против 1-3 за дуб и 20-40 за чёрное дерево. Бакаут дороже в 10-50 раз, но спрос мизерный.
Плантации не создаются — экономика не работает при 80 годах до урожая и конкуренции с синтетикой. Естественное восстановление затруднено: низкое прорастание семян, медленный рост, вырубка до плодоношения. Популяция стареет без молодняка.
Современная ниша декора.
Сегодня бакаут используется штучно: рукоятки ножей (2000-5000 рублей), шахматные фигуры (10 000-30 000 за набор), токарные изделия, музыкальные инструменты. Промышленные применения единичны — бакаутовые подшипники как премиум-опция для реставрации исторических судов за 500-1000 долларов против 50-100 за синтетический аналог.
Рынок крошечный — глобальный оборот древесины бакаута оценивается в единицы миллионов долларов ежегодно. Статистическая погрешность в индустрии пиломатериалов стоимостью сотни миллиардов. От стратегического ресурса империй до нишевого материала для любителей экзотики за сто лет.
Цена эволюционного решения.
Зачем дереву плотность, жертвующая скоростью роста? Предполагается защита от травоядных в сухих тропических лесах с высоким давлением. Плотная древесина, пропитанная токсичной смолой — барьер для термитов, коз, личинок жуков. Другая гипотеза: адаптация к засухе. Минимум пустот хранит воду эффективнее, смола снижает испарение. Дерево выживает месяцы без дождя.
Третья версия: случайность эволюции. Признак возник как побочный эффект защитных смол, закрепился, потому что не мешал выживанию в конкретной нише. Дерево оптимизировано не под человека, а под условия Карибов.
Биология создала материал уникальной комбинации свойств за миллионы лет. Человек использовал сто лет, истощил популяции, синтезировал заменитель и переключился. Сегодня бакаут продаётся как память о временах, когда природа была источником технологий, а не декора. Дерево, которое не плавает, оказалось идеальным для кораблей — пока химия не создала пластик быстрее. Теперь оно тонет не только в воде, но и в истории, уходя в забвение вместе с популяциями, не успевающими восстановиться.
В рунете почти нет серьёзных текстов о растениях. Есть садоводческие советы, есть научпоп-упрощения, есть Википедия. Нет места, где можно читать глубокие, но увлекательные истории о ботанике.
Дерево, которое превзошло металл: как из Березы Шмидта делали подшипники, а потом она оказалась в Красной книге
Технический отдел Совторгфлота в 1932 году принял решение, которое показалось бы абсурдным любому инженеру: заменить металлические подшипники паровой машины портового катера на деревянные. Материалом выбрали древесину берёзы Шмидта — дерева, которое нарушает все представления о берёзах. Эксперимент признали успешным: деревянные подшипники проработали без существенных деформаций не хуже металлических, демонстрируя удивительно низкое трение.
За два года до этого эксперимента писатель Михаил Пришвин побывал на Дальнем Востоке и, как рассказывают, был поражён свойствами железной берёзы. В народе ходили легенды о деревьях настолько твёрдых, что топор отскакивает, пилы ломаются, в воде тонет как камень. Местные жители рассказывали истории о стволах, в которые стреляли из ружей, а пули отскакивали, не оставляя следов. Преувеличение это или нет — трудно сказать, но древесина берёзы Шмидта действительно обладает экстремальными свойствами.
Открытие ботаника-путешественника.
Фёдор Богданович Шмидт, обрусевший немец из Эстляндии, прибыл на Дальний Восток в 1859 году по поручению Императорского русского географического общества. 27-летний натуралист отправился в свою первую большую экспедицию — исследовать Амурский край и Сахалин. В сопках Приморья он обнаружил берёзу, которая не вписывалась ни в одно известное описание. Кора тёмно-серая, почти чёрная, с глубокими трещинами, отслаивающаяся пластинами — полная противоположность белоствольным красавицам средней полосы.
Русские переселенцы прозвали её "железная берёза" после безуспешных попыток срубить дерево обычным топором. Шмидт отправил образцы в Санкт-Петербургский ботанический сад, где древесину исследовали и обнаружили невероятное: плотность превышает 1000 кг/м³ — вода имеет плотность ровно 1000 кг/м³, а берёза Шмидта тонула.
Древесина прочнее многих металлов.
По твёрдости и прочности железная берёза значительно превосходит дуб и большинство известных пород. Точные количественные данные разнятся в источниках, но все сходятся в одном: это единственное дерево умеренного климата, приближающееся к тропическим железным деревьям по механическим свойствам. Для сравнения: тропический бакаут — признанный чемпион твёрдости среди деревьев — имеет твёрдость около 4500 единиц по шкале Янки при плотности 1100-1400 кг/м³.
Древесина состоит из толстостенных клеток с минимальными полостями. Годичные кольца почти неразличимы — дерево растёт невероятно медленно. Берёзы Шмидта возрастом около двух веков достигают высоты 17-18 метров при диаметре ствола всего 30-35 сантиметров. За два века дерево набирает толщину, которую обычная берёза достигает за 30-40 лет.
Мёртвые стволы сохраняются десятилетиями без признаков гниения — древесина самоконсервируется. Хотя некоторые грибы-трутовики всё же способны поражать железную берёзу, процесс разложения идёт значительно медленнее, чем у других видов берёз.
Подшипники, бросившие вызов металлу.
До появления массовой металлообработки жители Приморья, по некоторым свидетельствам, использовали железную берёзу там, где требовалась особая прочность. Эксперимент Совторгфлота 1932 года стал кульминацией промышленного использования этой древесины. Подшипники паровой машины — детали, работающие при высоких температурах, нагрузках и трении — традиционно изготавливались из бронзы или баббита. Деревянные подшипники из берёзы Шмидта показали себя неожиданно хорошо: низкое трение, отсутствие коррозии, упругость без деформации.
Успех эксперимента не привёл к массовому внедрению. Причина проста: катастрофическая редкость материала. К 1930-м годам доступные рощи железной берёзы были вырублены. Дерево, которому требуется около двух веков для достижения промышленной зрелости, не успевало восстанавливаться. Хищническая вырубка для экспорта в Японию и Китай в начале XX века сократила популяцию до критического уровня.
Парадокс сохранения через уничтожение.
Берёза Шмидта отчасти спаслась благодаря собственной твёрдости. Обычные инструменты лесорубов — топоры и ручные пилы — быстро приходили в негодность. Одно дерево могло затупить несколько пил. Валка была крайне трудоёмкой и занимала часы вместо минут. Транспортировка брёвен, которые тонули при сплаве по рекам, требовала сухопутной доставки. Экономически выгодно было рубить только крупные экземпляры вблизи дорог.
Берёзу Шмидта внесли в Красную книгу СССР, предположительно в конце 1970-х годов. Сегодня она охраняется в заповеднике "Кедровая падь", национальном парке "Земля леопарда" и нескольких заказниках Приморья. Растёт единично или небольшими группами на каменистых склонах сопок, в дубняках и кедрово-широколиственных лесах от Владивостока до границы с Северной Кореей.
За пределами России железная берёза встречается в Китае (провинции Хэйлунцзян и Цзилинь) и Северной Корее. В Южной Корее берёза Шмидта — официальный символ города Мунгён в провинции Кёнсан-Пукто, где её считают национальным достоянием.
Философия самого твёрдого парадокса.
История берёзы Шмидта опровергает представление о берёзах как о мягких, недолговечных деревьях. Среди более чем ста видов рода Betula только один развил древесину, сопоставимую с тропическими железными деревьями. Эволюционная загадка: зачем дереву умеренного климата такая избыточная прочность? Защита от пожаров? Железная берёза действительно выживает там, где другие деревья сгорают дотла.
Вероятный ответ кроется в геологической истории Приморья — рефугиума, где пережили ледниковые периоды реликты древней флоры. Берёза Шмидта — возможно, живое ископаемое, сохранившее признаки предков современных берёз. Медленный рост и сверхпрочная древесина — стратегия выживания в стабильной экосистеме. Парадоксально, но именно эти качества сделали дерево уязвимым перед человеком.
Подшипники из берёзы, успешно испытанные в 1932 году, остались редким примером промышленного триумфа деревянной механики в эпоху стали. Сегодня синтетические полимеры заменили и металл, и дерево в узлах трения. Но где-то в приморской тайге всё ещё растут деревья, чья древесина тверже дуба и тонет в воде, — последние свидетели эпохи, когда природа создавала материалы, недостижимые для тогдашней промышленности.




























