Подслушано

Работал с другом в квартире. Занимались всякой фигнёй почти три недели: стенку пересобрали, кое-что выровняли, кое-что снесли, что-то спрятали за ГКЛ. Ничего особенного, обычная работа. В перерывах между работой выходили покурить на улицу, потому что балкона не было, а заказчик просил в квартире не дымить.

И почти всякий раз, когда мы курили (естественно, в рабочей одежде), к нам подходила женщина, живущая в том же подъезде и всякий раз озадачивала нас какими-то проблемами.

На каждый такой визит у неё была припасена какая-нибудь проблема, которая требовала нашего присутствия. То она показывала, из какой квартиры в их доме воняет кошачьей мочой, то ходила и указывала на поломанную ручку на окне в подъезде. Вроде бы ничего такого, укажет на проблему и уйдёт. Мы тоже уходили, но доделывать нашу работу.

А в один из дней она начала приставать к нам с требованием, чтобы мы написали в прокуратуру по поводу кошачьей вони из квартиры. Мы постарались вежливо объяснить, что не намерены ничего делать. А дальше смешной (для меня, по крайней мере) диалог:

Тема мерзости риелторов не знает границ. Два месяца назад звонит риелтор с просьбой показать квартиру.

Получилось так, что жена была с грудным ребёнком, а я ходил в больницу. Ставили капельницы, делали процедуры, а я возвращался домой. Состояние просто ужасное: температура долбит (до тех пор, пока не прокапают). Ноги не слушаются, поясница болит, голова ватная.

Я по телефону уточнил, правда ли у неё есть клиент или она просто хочет пофотографировать квартиру, чтобы выставить её на "Авито" через АН. Сказал, что мне плохо и если никого нет, то я не приеду. Она уверила, что у неё есть клиент, который ищет квартиру вроде нашей.

Я перед больницей заехал на квартиру. Мало того, что она опоздала на 40 минут, так ещё и пришла одна. Ясен фиг, что никакого клиента у неё не было. Пришла пополнять свою базу.

В шестом классе я оставила на столе пакет с молоком. Забыла его убрать в холодильник. Не помню, почему я его не убрала. Скорее всего, просто отвлеклась или меня отвлекли.

О том, что я сделала что-то не так, узнала уже вечером, когда вернулась из художественной школы. Я не могла понять, где я накосячила, а когда разулась, меня отходили шесть раз шнуром от пылесоса. Мать била по ногам и по заднице. Было и больно, и обидно сразу. Один из ударов был такой силы, что чулки на лодыжке лопнули.

Папа сказал, что я наказана на ужин.

Сначала на ногах были красные отметины, а кое-где потом проступила кровь. Сидеть на стуле я не могла нормально, потому что левая ягодица горела огнём. Доделывала уроки в соплях, сидя на правой полужопице.

Ещё было обидно из-за того, что после школы я толком ничего не ела, сразу убежала в художку. Очень хотелось есть.