Таверна "На краю вселенной"

Лира, сжимая поднос с «Искрами Беспорядка», бросила взгляд на Грогнара. Тот шёл, сгорбившись, его рука лежала на мультитуле, а глаза сканировали окружение, как у охотника, попавшего в незнакомый лес. Зонтик, паря рядом, мигал сенсорами, пытаясь построить карту, но его процессоры выдавали лишь ошибки.

— Это место ломает мои алгоритмы, — пробормотал он. — Здесь нет логики. Даже мои шутки звучат несмешно.

— Это Разлом, — отрезал Хранитель, не оборачиваясь. — Здесь нет «логики». Есть только воля Хаоса и его стражей. Идите быстрее. Они уже знают, что вы здесь.

Лира фыркнула, но ускорила шаг, стараясь не смотреть на стены, где мелькали лица — то ли её собственные, то ли чужие, искажённые, как в кривом зеркале.

— А ты не слишком разговорчивый, Хранитель. Может, расскажешь, что за стражи? Или где это «ядро Разлома»? Я не подписывалась на прогулку без карты.

Хранитель замедлил шаг, его глаза под капюшоном вспыхнули, как сверхновые.

— Стражи — это порождения Разлома. Они не живые и не мёртвые. Они — его воля, его голод. А ядро вы почувствуете его, когда будете близко. Сердце Хаоса тянется к нему, как магнит.

Грогнар, молчавший до этого, вдруг остановился. Его взгляд упёрся в стену, где тени сгустились, формируя что-то массивное, с когтями и сотнями глаз. Оно не двигалось, но давление его присутствия сжало грудь.

— Они уже здесь, — тихо сказал он, выхватывая мультитул. — Хранитель, если это ловушка, я разберу тебя на части раньше, чем стражи доберутся до нас.

Хранитель повернулся, его плащ закружился, отбрасывая тени прочь, как ветер разгоняет дым.

— Это не ловушка. Но я предупреждал: Разлом проснулся. Готовьтесь.

Стена треснула, и из разлома вырвался первый страж. Он был текучим, как ртуть, но с чёткими чертами: когти, шипы, пасть, полная звёздного света. Он не рычал — он пел, и этот звук разрывал реальность, заставляя пол под ногами трескаться. Лира инстинктивно швырнула «Искру Беспорядка». Булочка взорвалась снопом искр, и страж отшатнулся, его форма на миг распалась, но тут же собралась вновь.

— Они не любят беспорядок, но этого мало! — крикнула Лира, отступая.

Грогнар рванулся вперёд, мультитул в его руках превратился в пылающий клинок. Он рубанул по стражу, и тот разлетелся на куски, но каждый осколок начал формировать нового, меньшего стража. Зонтик, анализируя бой, выдал серию сигналов.

— Их нельзя убить! Они — часть Разлома! Нужно найти ядро и вставить Сердце, пока нас не размазало по мультивселенной!

Хранитель, не вмешиваясь, указал на коридор, где свет был ярче, а стены дрожали сильнее.

— Туда. Ядро близко. Но стражей будет больше.

Лира, пробираясь за Хранителем, чувствовала, как Сердце Хаоса в рюкзаке нагревается. Оно знало, что возвращается домой, но что-то в его пульсации казалось… неправильным. Как будто оно не хотело возвращаться. Она хотела спросить Хранителя, но новый страж — на этот раз крылатый, с глазами, как чёрные дыры, — вырвался из потолка, и бой возобновился.

Грогнар отбивался, зонтик стрелял импульсами, а Лира швыряла булочки, каждая из которых вызывала локальный хаос, замедляя стражей. Но их становилось всё больше, и коридор сужался, словно сам Разлом пытался их раздавить. В какой-то момент Лира заметила, что Хранитель не сражается — он лишь наблюдает, его глаза горят, как будто он видит больше, чем говорит.

— Эй, Хранитель! — крикнула она, уворачиваясь от когтей. — Ты обещал защиту! Где твоя магия или что там у тебя есть?

Хранитель повернулся, и его голос стал тише, но от этого ещё более пугающим.

— Я защищаю вас, ведя к ядру. Но Разлом проверяет вас. Если вы недостойны, он поглотит вас. Таков его закон.

Грогнар, отшвырнув очередного стража, прорычал:

— Твои законы мне не нравятся. Если мы выберемся, пекарня выставит тебе счёт за моральный ущерб.

Коридор внезапно расширился, и перед ними открылась сфера — ядро Разлома. Оно было огромным, пульсирующим шаром из света и тьмы, где реальность и Хаос сплетались в бесконечном танце. Сердце Хаоса в рюкзаке Лиры рванулось к нему, чуть не вырвав ремень. Но стражи, окружавшие ядро, сомкнулись, их формы сливались в единое существо — гиганта, чьё тело было соткано из обрывков мультивселенной.

— Последнее испытание, — сказал Хранитель, отступая. — Верните Сердце. Или умрите.

Лира, Грогнар и зонтик переглянулись. У них не было плана, но в «Свободной Начинке» планы всегда рождались на ходу. Лира вытащила Сердце, его свет ослепил стражей, дав им мгновение. Зонтик синхронизировал свои системы с ядром, пытаясь найти уязвимость. Грогнар поднял мультитул, готовый рубить.

— За булочки! — крикнула Лира, бросаясь к ядру.

Но в этот момент тени в глубине Разлома шевельнулись. Новый игрок, скрывавшийся до сих пор, шагнул вперёд. Это была фигура в мантии, но не из звёзд, а из чистого Хаоса, с маской, где вместо лица зияла пустота. Она не смотрела на Лиру или ядро — её взгляд был прикован к Хранителю.

— Ты солгал, — сказала фигура, её голос был как треск ломающейся реальности. — Сердце не для ядра. Оно для меня.

Разлом задрожал, стражи замерли, а мультивселенная, кажется, затаила дыхание. Лира, сжимая Сердце, поняла, что их миссия только что стала намного сложнее.

Он опустился на одно колено, подобрал посох. Металл был холодным, почти обжигающим, и руны на нём загорелись ярче, когда его пальцы сомкнулись вокруг древка. В тот же миг в голове вспыхнули образы — не его воспоминания, а что-то чужое. Пылающие города, небеса, расколотые зелёным огнём, и фигуры, подобные той, что только что стояла перед ним, ведущие армии теней. Он видел грань, о которой писал отец, — тонкую, как паутина, но прочную, как сталь, и видел, как она трещит, пропуская в мир нечто, чему не было имени. Сэмюэль стиснул зубы, отгоняя видения. Посох звенел в его руке, словно пытался говорить, но он отбросил его в угол. Не сейчас.

Снаружи послышался шум — не вой ветра, не шаги теней, а что-то более земное. Лошадиное ржание, скрип колёс, голоса. Сэмюэль насторожился, заряжая револьвер оставшимися патронами. Он не знал, кто это — друзья или новые враги, — но после этой ночи доверять он не мог никому. Дверь кузницы была разбита, и он занял позицию у стены, держа револьвер наготове.

Фонари за окном осветили двор, и в их свете Сэмюэль разглядел повозку, запряжённую двумя лошадьми. Из неё вышли трое. Первый был высокий, в широкополой шляпе, с винтовкой в руках — явно охотник или наёмник. Второй, низкий и коренастый, нёс саквояж, а его лицо скрывала густая борода. Третий был женщиной, одетой в тёмный плащ, с волосами, убранными под капюшон. Её движения были спокойными, но в них чувствовалась сила, как у пантеры перед прыжком.

— Сэмюэль Кольт! — крикнул охотник, его голос был грубым, но без угрозы. — Мы знаем, что ты там. Выходи, нам нужно говорить.

Сэмюэль не сдвинулся с места. — Назови себя, — отозвался он, целясь в проём двери. — И держи руки на виду.

Охотник хмыкнул, но опустил винтовку. — Имя моё Джек Уолтерс. Это доктор Гидеон Браун, — он кивнул на бородача, — а это мисс Элиза Картер. Мы не враги, Кольт. Но то, что ты тут натворил, притянуло к нам беду.

— Беду? — Сэмюэль шагнул вперёд, но револьвер не опустил. — Вы понятия не имеете, с чем я столкнулся.

Элиза подняла руку, останавливая Джека, который уже открыл было рот. Её голос был ровным, но в нём чувствовалась сталь. — Мы знаем больше, чем ты думаешь, Сэмюэль. Твой револьвер, металл, руны… Ты открыл дверь, о которой не должен был знать. И теперь они идут. Не только за тобой, но за всеми нами.

Сэмюэль нахмурился. Её слова эхом повторяли то, что сказал его «отец». — Кто вы такие? И откуда знаете про дверь?

Элиза шагнула ближе, её глаза, серые и острые, как клинок, встретились с его взглядом. — Мы те, кто следит за гранью. Много лет. Твой отец был одним из нас, пока не решил пойти своим путём. Он оставил тебе наследие, но не рассказал всей правды.

— Мой отец мёртв, — резко сказал Сэмюэль, но в груди кольнуло. Образ серого лица под капюшоном всё ещё стоял перед глазами.

— Может, и так, — ответила Элиза, её тон стал мягче. — Но его работа жива. И теперь она твоя. Если не остановим то, что ты выпустил, этот мир падёт.

Гидеон, молчавший до сих пор, кашлянул и открыл саквояж. Внутри лежали инструменты, свитки и несколько кусков того же чёрного металла с рунами. — Мы не враги, Кольт, — сказал он, его голос был низким, но добродушным. — Но твой револьвер — не просто оружие. Это ключ. И он уже повернулся в замке.

Сэмюэль медленно опустил револьвер, но не убрал его. — Допустим, я вам верю. Что дальше?

Джек ухмыльнулся, поправляя шляпу. — Дальше? Мы идём за ними. За теми, кто стоит по ту сторону. Но для начала тебе нужно залатать плечо, иначе сдохнешь раньше, чем доберёшься до них.

Гидеон кивнул и шагнул к Сэмюэлю, но тот отступил. — Я сам справлюсь.

Элиза покачала головой. — Гордость тебя погубит, Кольт. Мы не можем терять тебя. Не сейчас.

Сэмюэль стиснул челюсти, но позволил Гидеону осмотреть рану. Пока доктор промывал и зашивал, Элиза рассказала, что их орден — или то, что от него осталось, — следил за такими артефактами, как металл с рунами, веками. Они называли их «осколками пустоты». Каждый такой осколок был связан с гранью, и каждый мог стать проводником для тех, кто жил за ней. Отец Сэмюэля пытался уничтожить эти осколки, но вместо этого создал оружие, способное пробивать грань. И теперь, когда револьвер был заряжен, он стал маяком для тех, кто жаждал прорваться в мир.

— Почему я? — спросил Сэмюэль, пока Гидеон накладывал повязку. — Почему именно мой револьвер?

Элиза посмотрела на него, и в её взгляде мелькнула тень сочувствия. — Потому что твоя кровь — это ключ. Твой отец знал это. Он заплатил свою цену, чтобы защитить тебя. Но теперь твоя очередь.

Сэмюэль сжал револьвер. Он вспомнил слова отца: «Огонь Бога требует души». Он не знал, что это значит, но чувствовал, что правда близко. Слишком близко.

— Куда мы идём? — спросил он, поднимаясь. Боль в плече утихла, но тяжесть в груди осталась.

Джек кивнул на повозку. — В Бостон. Там есть место, где грань слабее всего. Если мы не закроем её, твари прорвутся. И на этот раз их будет не остановить.

Сэмюэль посмотрел на кузницу — на развалины, на посох, на тетрадь, торчащую из-за пояса. Он знал, что назад пути нет. Он поднял посох, чувствуя, как тот сопротивляется, но подчиняется его воле. Затем повернулся к Элизе.

— Если это моя война, я закончу её. Но на моих условиях.

Элиза улыбнулась, но в её улыбке не было тепла. — Хорошо, Кольт. Но помни: огонь, который ты несёшь, может сжечь не только врагов.

Они вышли во двор, где лошади нетерпеливо били копытами. Небо над лесом было тёмным, но на горизонте, там, где лежал Бостон, мерцал слабый зеленоватый свет. Сэмюэль сел в повозку, револьвер на коленях, посох в руке. Он не знал, что ждёт впереди, но чувствовал, что это только начало. Начало конца.

И где-то за гранью, в пустоте, что не знала ни света, ни времени, тени шевелились, слыша его шаги. Они ждали.

Снаружи ветер выл, но в этом вое было что-то неправильное — слишком ритмичное, слишком осмысленное. Сэмюэль поднял голову, прислушиваясь. Треск веток. Шорох, похожий на шаги, но не человеческие. Он схватил револьвер, проверил барабан — шесть патронов, шесть шансов. Фонарь мигнул, тени на стенах шевельнулись, словно ожили.

Он встал, подошёл к двери и приоткрыл её. Холодный воздух ударил в лицо, неся запах сырости и чего-то ещё — гнили, смешанной с металлом. Двор был пуст, но лес за ним казался живым. Деревья качались, хотя ветра не было. В темноте, у старого дуба, что всё ещё носил следы вчерашнего боя, мелькнула фигура. Не тварь, как те, что приходили раньше. Эта была выше, тоньше, её силуэт напоминал человека, но движения были слишком плавными, неестественными. Она не приближалась, просто стояла, глядя на кузницу. Сэмюэль чувствовал её взгляд, как иглу в затылке.

— Кто ты? — крикнул он, поднимая револьвер. Голос его был твёрд, но внутри всё сжалось. Тень не ответила. Она подняла руку, и в тот же миг фонарь в кузнице погас. Темнота хлынула внутрь, густая, почти осязаемая. Сэмюэль отступил, захлопнув дверь, но знал, что это не поможет. Дверь была разбита, замок едва держался. Он вернулся к верстаку, схватил тетрадь и сунул её за пояс. Патроны — в карман. Револьвер — в руку. Если это конец, он встретит его стоя.

Стук в дверь был лёгким, почти вежливым. Сэмюэль замер, сердце колотилось так, что заглушало всё остальное. Стук повторился, теперь громче, настойчивее. Он подошёл к двери, держа револьвер наготове, и крикнул:

— Назови себя, или я стреляю!

Тишина. А потом голос — низкий, хриплый, но с ноткой чего-то знакомого, как эхо из прошлого.

— Сэмюэль, — сказал голос. — Ты звал нас.

Он не успел ответить. Дверь разлетелась в щепки, и тень шагнула внутрь. Это была не тварь, не монстр с когтями и горящими глазами. Это был человек — или то, что когда-то им было. Высокий, в длинном плаще, лицо скрыто капюшоном. Но глаза… Они были не жёлтыми, не красными, а пустыми, как два чёрных колодца. В руках он держал посох, увенчанный куском того же чёрного металла с рунами, что привёз Элайджа.

— Ты не должен был брать силу, — сказал гость, его голос звучал, будто из-под земли. — Ты не готов.

Сэмюэль направил револьвер на фигуру. — Я не звал тебя. Убирайся, или я отправлю тебя туда, откуда ты пришёл.

Гость покачал головой, и в этом движении было что-то печальное. — Ты не понимаешь, Сэмюэль. Ты не просто создал оружие. Ты открыл дверь. И теперь они идут. Не за тобой. За всеми.

— Кто ты? — повторил Сэмюэль, палец на спусковом крючке дрожал. Он чувствовал, как револьвер нагревается в его руке, как руны на нём начинают светиться.

Гость шагнул ближе, и свет от рун осветил его лицо под капюшоном. Сэмюэль задохнулся. Это был его отец. Или то, что от него осталось. Кожа серая, глаза мёртвые, но черты лица — те же, что он помнил с детства. Те же, что смотрели на него из зеркала.

— Ты умер, — прошептал Сэмюэль, отступая. — Я видел твой гроб.

— Я заплатил цену, — сказал отец, его голос был теперь мягче, но от этого ещё страшнее. — Как и ты заплатишь. Огонь Бога не даётся даром. Он требует души.

Сэмюэль выстрелил. Световой сгусток ударил в фигуру, но та не рассыпалась, как твари. Она лишь пошатнулась, посох в её руке вспыхнул тем же зеленоватым светом, что был на металле. Отец — или то, что притворялось им — улыбнулся.

— Ты силён, сын. Но не настолько. Они уже здесь.

Пол кузницы задрожал. Стены затрещали, как будто их сжимала невидимая рука. Сэмюэль услышал шёпот — не один голос, а десятки, сотни, говорящих на языке, которого он не понимал, но который резал его разум, как нож. Он упал на колени, револьвер выпал из рук. Тьма вокруг сгущалась, превращаясь в фигуры — не теней, а чего-то хуже. Они не были ни людьми, ни тварями. Они были пустотой, голодом, что пожирал свет.

Отец наклонился к нему, его холодная рука коснулась плеча Сэмюэля. — Ты можешь закрыть дверь, — прошептал он. — Но не кровью. Не верой. Только жертвой.

Сэмюэль сжал револьвер, лежащий на полу, и почувствовал, как оружие отвечает ему, как живое. Он поднял взгляд на отца, на тени, что теперь окружали кузницу, на мир, который рушился под их напором. Он знал, что должен сделать. Не ради себя. Ради тех, кто ещё не знал, что тьма уже здесь.

— Тогда я заплачу, — сказал он, поднимаясь. Его голос был твёрд, как сталь, которую он ковал всю жизнь.

Он выстрелил в отца. Свет разорвал фигуру, но не уничтожил её — она растворилась, как дым, оставив после себя только посох, который упал на пол с глухим стуком. Тени закричали, их голоса слились в оглушительный рёв. Сэмюэль повернулся к ним, револьвер в руке горел, как факел.

— Пусть приходят, — сказал он, и кузница взорвалась светом.

Снаружи послышался скрип тележных колёс. Сэмюэль напрягся, рука невольно потянулась к револьверу. Он встал, подошёл к разбитой двери кузницы и выглянул. По тропинке, ведущей к его мастерской, медленно катилась повозка, запряжённая тощей лошадью. Возница, старик в потрёпанной шляпе, казался знакомым. Это был Элайджа, местный торговец, что иногда привозил Сэмюэлю железо и уголь. Но сегодня его повозка выглядела иначе — груз, укрытый рогожей, был слишком тяжёлым, лошадь еле тянула.

— Кольт! — крикнул Элайджа, заметив его в дверях. — Ты жив, чёрт возьми? Слыхал, тут ночью буря была, думал, твою кузню разнесло!

Сэмюэль вышел на порог, держа револьвер за спиной. — Буря, говоришь? — Его голос был хриплым, усталым. — Просто ветер. Что привёз?

Элайджа спрыгнул с повозки, вытирая пот со лба. — Не поверишь, Сэм. Нашёл это у старого моста, в лесу. — Он откинул рогожу, и Сэмюэль замер. Под тканью лежали куски металла, странного, чёрного, с зеленоватым отливом, словно выкованного не человеком. Но не металл заставил его сердце пропустить удар. На одном из кусков виднелись руны. Те же, что он вырезал на револьвере. Те же линии, тот же узор, похожий на глаз с шипами.

— Где ты это взял? — спросил Сэмюэль, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Элайджа пожал плечами. — Говорю ж, у моста. Там, где река поворачивает. Место гиблое, знаешь. Люди болтают, что там тени ходят. Я думал, тебе пригодится — ты ж вечно с железом возишься.

Сэмюэль подошёл ближе, протянул руку к металлу. Пальцы закололо, как от удара током. Он отдёрнул руку, но не смог отвести взгляд. Руны на металле не просто повторяли его работу — они были старше, глубже, словно вырезаны столетия назад. Он вспомнил слова твари: «Ты взял силу. Ты открыл дверь». Что, если дверь была открыта задолго до него?

— Сколько? — спросил он, не глядя на Элайджу.

— Да ладно, Сэм, бери так. Только… — старик понизил голос, — будь осторожен. Я, когда это грузил, слышал что-то. Как шёпот. Прямо из металла.

Сэмюэль кивнул, не отвечая. Он помог Элайдже разгрузить куски, каждый из которых казался тяжелее, чем должен быть. Когда повозка уехала, он затащил металл в кузницу и запер дверь — или то, что от неё осталось. Вернувшись к верстаку, он положил один из кусков рядом с револьвером. Руны на оружии и металле загорелись одновременно, слабым, но заметным светом. Сэмюэль отступил, чувствуя, как воздух в кузнице становится гуще.

— Что ты такое? — пробормотал он, глядя на револьвер. Оружие молчало, но он знал, что оно не просто металл. Оно было живым. И оно хотело чего-то.

Он открыл сундук под верстаком, достал ещё одну книгу отца — не дневник, а старую, потрёпанную тетрадь, которую тот прятал даже от него. На обложке не было имени, только выжженный символ — круг, перечёркнутый тремя линиями. Сэмюэль давно не открывал её, боясь того, что найдёт. Но теперь выбора не было. Он листал страницы, пока не наткнулся на рисунок: револьвер, почти идентичный его собственному, но с другими рунами. Под рисунком была надпись на латыни: «Ignis Dei». Огонь Бога.

Сэмюэль читал дальше, чувствуя, как холод пробирает кожу. Тетрадь описывала оружие, способное убивать не людей, а «иных» — тварей, что приходят из-за грани. Но для этого требовался не порох, а нечто большее. Кровь. Вера. И жертва. Отец писал, что пытался создать такое оружие, но остановился, потому что «они» начали его преследовать. Те же жёлтые глаза, что видел Сэмюэль. Те же шаги в ночи.

Снаружи раздался звук — не шаги, а треск, словно дерево раскололось надвое. Сэмюэль схватил револьвер и выбежал из кузницы. Двор был пуст, но в лесу, у старого дуба, что рос в сотне ярдов, он заметил движение. Тень, но не одна. Их было несколько, и они не скрывались. Они ждали.

Он вернулся в кузницу, запер дверь и начал работать. Металл, что привёз Элайджа, был странным, но поддавался огню. Сэмюэль плавил его, смешивая с обычной сталью, выковывая патроны. Он не знал, сработают ли они, но интуиция — или голос, что теперь звучал в его голове, — подсказывала, что делать. Руны он вырезал на каждом патроне, повторяя узор с револьвера. Кровь капала с его всё ещё не зажившей ладони, смешиваясь с металлом. Он не останавливался, даже когда руки дрожали от усталости.

К вечеру патроны были готовы. Шесть штук, больше он не успел. Сэмюэль зарядил револьвер, чувствуя, как оружие оживает в его руках. Руны горели, но теперь их свет был не холодным, а тёплым, почти живым. Он надел старую куртку отца, сунул тетрадь за пазуху и вышел во двор.

Тени ждали. Их было трое — высокие, как та, что приходила ночью, но другие. Их кожа была не угольной, а серой, как пепел, а глаза светились не жёлтым, а красным. Они не говорили, но Сэмюэль чувствовал их ненависть. Их голод.

— Вы ошиблись адресом, — сказал он, поднимая револьвер. Его голос был спокойным, но внутри он знал, что это не просто бой. Это была война. Не только за его жизнь, но за то, что он начал, сам того не желая.

Первая тварь бросилась на него, быстрее, чем он ожидал. Сэмюэль выстрелил. Патрон не издал звука пороха — вместо этого револьвер выплюнул сгусток света, что ударил тварь в грудь. Она взвыла, её тело вспыхнуло, как сухая трава, и рассыпалось в пепел. Две другие замерли, их глаза сузились.

— Ещё желающие? — спросил Сэмюэль, хотя сердце колотилось так, что он едва слышал собственные слова.

Твари не ответили. Они двинулись одновременно, их когти сверкали в свете заката. Сэмюэль стрелял снова и снова, каждый выстрел отдавался в его руке болью, как будто револьвер пил его кровь. Вторая тварь упала, но третья была слишком близко. Её когти полоснули его по плечу, разрывая куртку и кожу. Сэмюэль упал, револьвер выпал из руки.

Тварь нависла над ним, её пасть раскрылась, показывая ряды зубов. Но Сэмюэль не смотрел на неё. Его взгляд был прикован к револьверу, лежащему в паре футов. Он чувствовал его. Знал, что оно не бросит его. Он протянул руку, и револьвер, словно живой, дрогнул и скользнул к нему по земле.

Сэмюэль выстрелил в упор. Свет разорвал тварь надвое, и она исчезла, оставив после себя только запах гари. Он лежал на земле, тяжело дыша, кровь текла из плеча, но он улыбался. Впервые за годы он чувствовал себя живым.

Ночь опускалась на кузницу. Сэмюэль поднялся, подобрал револьвер и вернулся внутрь. Он знал, что это не конец. Тетрадь отца, металл с рунами, голос в его голове — всё это было частью чего-то большего. Он открыл тетрадь на новой странице, где отец написал: «Огонь Бога горит, но он требует топлива. Будь готов сгореть».

Сэмюэль посмотрел на револьвер, на патроны, что лежали на верстаке. Он знал, что заплатит любую цену. Потому что тьма знала его имя. И он знал её.

— Пусть приходят, — сказал он, и его голос эхом отразился в пустоте кузницы.

— Вероятность успеха в Ледяных Шпилях: 53%, — защёлкал он. — Условия: экстремальный холод, нестабильные ледяные структуры, высокая вероятность присутствия стражей Тени. Рекомендация: усиление тепловых систем и синхронизация с Ключом Рун.

— Холод? — проворчал Громыхало. — Мои колёса и так едва крутятся после этой проклятой пустыни. Если я замёрзну, гномка, ты будешь тащить меня на себе!

Миральда бросила на него взгляд, но её мысли были заняты другим. Видение в храме не выходило из головы. Фигура в маске, её собственные глаза, Разлом, зовущий её. Она посмотрела на Тарина, который, казалось, чувствовал её взгляд.

— Что ты знаешь о Тени? — спросила она резко. — И не вздумай вилять, плащевик. Я видела, как ты смотрел на ключ. Ты знаешь больше, чем говоришь.

Тарин медленно повернулся, его медальон слегка светился в полумраке глайдера.

— Тень — это не просто стражи или туман, — сказал он тихо. — Это воля Разлома. Она древнее, чем Наковальня, древнее, чем Орден. Она говорит с теми, кто держит ключи, и чем больше ключей ты соберёшь, тем громче её голос.

Миральда сжала челюсти.

— И что она хочет?

— Контроля, — ответил Тарин, его голос был холоден, как воздух за бортом. — Или разрушения. Она использует тех, кто слаб, и искушает тех, кто силён. Ты почувствовала это, да? Она уже говорит с тобой.

Кайра, слушавшая разговор, вздрогнула.

— Миральда, ты ведь не… не поддашься этому, правда?

Миральда посмотрела на Кайру, её взгляд смягчился.

— Я кузнец, Кайра. Я создаю, а не разрушаю. Что бы ни шептала эта Тень, она не заберёт меня.

Но в глубине души Миральда чувствовала, как Ключ Рун пульсирует, словно вторя словам Тарина. Она отогнала эти мысли и сосредоточилась на управлении глайдером.

Ледяные Шпили возвышались над горизонтом, как гигантские клыки, вырезанные изо льда. Их вершины терялись в снежных бурях, а воздух был таким холодным, что дыхание превращалось в облачка пара. Глайдер остановился у подножия огромной ледяной арки, ведущей в лабиринт шпилей. Тик-Так активировал тепловые руны, окружив команду слабым ореолом тепла, но даже они не могли полностью защитить от мороза.

— Это место оно живое, — прошептала Кайра, её голос дрожал. Она указала на стены арки, покрытые узорами, которые медленно двигались, словно вены подо льдом.

— Энергетическая аномалия, — защёлкал Тик-Так. — Вероятность: 87%, что это проявление Разлома. Рекомендация: избегать прямого контакта с поверхностями.

— Легко сказать, — буркнул Громыхало, чьи колёса уже начали покрываться инеем. — Если я застряну, не ждите, что я буду молчать!

Миральда шагнула вперёд, держа резонатор наготове. Ключ Рун в контейнере начал вибрировать, и она почувствовала, как Ритм Наковальни усиливается, пробиваясь через холод.

— Тарин, где ключ? — спросила она.

Тарин указал на центр лабиринта, где возвышалась башня, окружённая вихрем снега.

— Там, в Камне Пульса. Но чтобы добраться до него, нам нужно пройти через стражей. И они не такие, как в Пепельных Равнинах.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Миральда.

Прежде чем Тарин успел ответить, воздух разорвал низкий, резонирующий звук, похожий на стон льда. Из снежного вихря начали формироваться фигуры — высокие, прозрачные, с глазами, горящими чёрным светом. Их тела были сотканы изо льда и тумана, а движения — плавными, но пугающе быстрыми.

— Ледяные Призраки, — прошептал Тарин. — Осколки Тени, связанные с этим местом. Они не просто стражи. Они — память Разлома.

— К бою! — рявкнула Миральда, активируя резонатор. Волна Ритма ударила по ближайшему призраку, но тот лишь рассеялся, чтобы тут же реформироваться. Вельветто растёкся, пытаясь блокировать их атаки, но его форма начала замерзать. Громыхало выпустил струю пара, которая растопила одного из призраков, но остальные продолжали наступать.

Кайра, стиснув зубы, ударила молотом по ледяной фигуре, расколов её на куски.

— Они хрупкие! Бейте сильно! — крикнула она.

Тик-Так защёлкал, анализируя:

— Слабое место: ядро в груди. Энергетическая сигнатура: нестабильная. Рекомендация: точечные удары.

Миральда синхронизировала резонатор с Ключом Рун, и Ритм Наковальни стал громче, заставляя призраков дрожать. Она направила волну энергии в ядро одного из них, и тот рассыпался в пыль. Но их было слишком много, и холод начал проникать сквозь тепловые руны.

Тарин сражался с той же грацией, что и в пустыне, его медальон испускал свет, который замедлял призраков. Но Миральда заметила, что он снова держится в стороне, словно выжидая.

— Тарин, если ты что-то скрываешь, сейчас самое время говорить! — крикнула она, отбивая очередного призрака.

Он посмотрел на неё, его глаза были холодны, как лёд вокруг.

— Двигайтесь к башне. Я разберусь с ними.

Прежде чем Миральда успела возразить, Тарин шагнул в центр вихря. Его медальон вспыхнул ярким светом, и призраки устремились к нему, игнорируя команду.

— Идём! — рявкнула Миральда, понимая, что у них нет времени спорить. Она повела команду через лабиринт, пробиваясь к башне. Вельветто прикрывал тыл, Громыхало прокладывал путь паровыми залпами, а Кайра и Тик-Так держались рядом с Миральдой.

Они добрались до башни, но вход был запечатан ледяной плитой, покрытой рунами. Миральда приложила Ключ Рун к плите, и руны загорелись, но плита не сдвинулась. Шёпот Тени снова раздался в её голове:

— Ты не готова. Ты станешь нами.

Миральда стиснула зубы, борясь с голосом. Она ударила резонатором по плите, синхронизируя его с Ритмом. Лёд треснул, и плита начала медленно открываться. Но в этот момент из вихря позади раздался крик Тарина.

Миральда обернулась. Тарин стоял в окружении призраков, его медальон угасал. Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнула странная решимость.

— Бери ключ! — крикнул он. — Я задержу их!

— Тарин! — крикнула Кайра, но Миральда схватила её за руку.

— Он знает, что делает. Вперёд!

Они ворвались в башню. В центре зала возвышался Камень Пульса — огромный кристалл, испускающий мягкий голубой свет. Внутри него парил второй ключ — металлический диск, похожий на тот, что они взяли в храме. Но вокруг камня кружили новые призраки, их глаза горели ярче.

Миральда сжала резонатор.

— Громыхало, Вельветто — держите их! Кайра, Тик-Так — со мной!

Битва была яростной. Призраки двигались быстрее, их атаки пробивали броню. Вельветто дрожал, поглощая удары, а Громыхало стрелял, но его пар начал слабеть. Кайра била молотом, её удары становились точнее, а Тик-Так выпускал импульсы, указывая на ядра призраков.

Миральда добралась до камня и ударила резонатором, синхронизируя его с Ключом Рун. Кристалл задрожал, и ключ начал опускаться. Но шёпот Тени стал громче, и Миральда снова увидела видение: она стояла над Разломом, держа все ключи, её глаза горели чёрным светом.

— Нет! — выкрикнула она, вырываясь из видения. Она схватила ключ, и камень раскололся. Призраки взвыли и исчезли, но башня начала рушиться.

— Уходим! — рявкнула Миральда, подхватывая Кайру. Команда бросилась к выходу, пробиваясь через падающие льдины. Когда они выбрались, вихрь снаружи утих, а Тарин стоял на коленях, его медальон был тёмен.

Миральда подбежала к нему.

— Ты жив, плащевик?

Тарин медленно поднялся, его лицо было бледным.

— Я говорил, что жду твоей силы, Огнеборода. Ты не подвела.

Но Миральда заметила, что его медальон треснул, а в его глазах мелькнула тень — та же, что она видела в видении. Она сжала ключи в руке.

— Куда дальше?

Тарин указал на карту.

— Последний ключ — в Глубинах Наковальни. Но там нас ждёт не просто Тень. Там сам Разлом.

Миральда посмотрела на команду. Они были измотаны, но их решимость не угасла.

— Тогда готовьтесь, — сказала она. — Мы закончим это.

Но в глубине души она знала: Разлом уже близко, и его шёпот становится всё громче.

"Остерегайся," — шептал Хист. "Здесь живёт Пожиратель веры. Он не сражается, не лжёт — он ждёт, пока ты сам откажешься от себя."

Тропа привела шамана к руинам, где камни были покрыты странными письменами, мерцающими тусклым светом. Хист-Шептун коснулся одного из них, и в его разуме вспыхнул образ: люди, стоящие на коленях перед храмом, их глаза пусты, их голоса сливаются в монотонный гул. Они молились, но их молитвы не имели цели — они растворялись в воздухе, питая нечто невидимое. Шаман отшатнулся, его чешуя потрескивала от гнева. Это была не магия цепей или лжи — это была магия, что крала саму суть существования.

В центре руин возвышался алтарь, окружённый фигурами, вырезанными из чёрного камня. Они были похожи на людей, но их лица были стёрты, а руки вытянуты к небу, словно в мольбе. Над алтарём парил сгусток тьмы — не тень, не дым, а нечто живое, пульсирующее, как сердце. Хист назвал его Пожирателем веры. Его присутствие давило на разум, заставляя сомневаться в каждом шаге, в каждом слове Хиста. "Зачем ты идёшь?" — шептал Пожиратель, и его голос был как ветер, что гасит огонь. "Твой народ не ждёт тебя. Твоя магия слаба. Хист — лишь тень твоего страха."

Хист-Шептун стиснул зубы, его когти вспыхнули зелёным светом. Он знал, что Пожиратель действует через три силы, каждая из которых разрушала веру по-своему:

1. Семя сомнения

Пожиратель сеял в сердце сомнения, заставляя человека отвергать собственные цели. Победы казались иллюзией, любовь — обманом, а путь — бессмысленным. Люди, поддавшиеся сомнению, становились пустыми, их воля угасала.

2. Пир отчаяния

Пожиратель питался болью и страхом, усиливая их, пока человек не терял надежду. Он показывал образы поражений, смерти близких, разрушенных миров, заставляя верить, что борьба бесполезна.

3. Тишина пустоты

Пожиратель забирал голос веры, оставляя человека в тишине, где не было ни Хиста, ни звёзд, ни цели. В этой тишине люди забывали, кто они, и становились частью пепла, что покрывал землю.

Шаман чувствовал, как Пожиратель тянет его. В его разуме вспыхивали образы: его народ, умирающий в огне, Хист, отворачивающийся от него, его собственные когти, бессильные против тьмы. "Ты один," — шептал Пожиратель. "Ты всегда был один." Хист-Шептун зарычал, его магия вспыхнула, но пламя угасало, растворяясь в пепле. Пожиратель смеялся, его голос был как треск ломающихся костей.

Хист шептал: "Твоя вера — твоя нить. Держи её, или пепел поглотит тебя." Шаман закрыл глаза, отгораживаясь от видений. Он вспомнил мелодию Хиста, ту, что рвала цепи, ту, что разрушала ложь. Его голос был слаб, но он пел, и с каждым словом нити в его груди дрожали сильнее. Он видел свой народ, их танцы у костров, их глаза, полные жизни. Он видел Хиста, чей голос вёл его через тьму. "Я — нить," — сказал он, и его когти вонзились в алтарь.

Камень треснул, и из трещин вырвался свет, зелёный, как магия Хиста. Пожиратель закричал, его тело начало распадаться, но он сопротивлялся, посылая волны отчаяния. Тени руин ожили, их стёртые лица повернулись к шаману, их руки потянулись к нему. Хист-Шептун сражался, его магия разрывала тени, но их было слишком много. Пепел поднимался в воздух, пытаясь задушить его. "Ты не победишь," — шептал Пожиратель. "Ты станешь пеплом, как все."

Но Хист-Шептун не слушал. Он пел громче, его голос заглушал крики Пожирателя. Он вспомнил звёзды, что видел после разрушения Зеркала, и их свет дал ему силу. Его когти вспыхнули ярче, и он ударил по алтарю ещё раз. Раздался звук, словно мир вздохнул. Алтарь раскололся, и Пожиратель взорвался облаком пепла, которое медленно оседало на землю. Тени рухнули, их тела рассыпались, как угли. Небо над равниной прояснилось, и звёзды засияли ярче.

Хист-Шептун стоял, тяжело дыша. Его чешуя была покрыта пеплом, но он был жив. Пепел надежды всё ещё лежал под ногами, но теперь он был мёртв, лишён силы. Хист шепнул: "Ты прошёл. Но путь не окончен." На горизонте шаман увидел новую тропу, ведущую к горам, где небо было разорвано, как ткань, и из разрыва лился свет, не похожий на звёзды. Хист назвал это место "Краем разлома". Там ждала новая угроза — не ложь, не пустота, а нечто, что ломало саму реальность.

Хист-Шептун поправил плащ, его глаза горели зелёным светом. Он шагнул вперёд, чувствуя, как нити Хиста поют в его груди.

Послание Хист-Шептуна: 

Слушайте, люди, чьи сердца тонут в пепле. Вера — это огонь, что горит в вас, даже когда мир гасит его. Пожиратель крадёт вашу волю, но вы сильнее его. Держите свою нить, пойте свою песнь, и пепел не удержит вас. Хист видит вас, и я иду к разлому, где реальность трещит по швам. Не отпускайте свою веру — она ваш свет во тьме.

— Кросс? — спросил Смит, сидевший за рулём рядом со Спайком.

— Не думаю, — ответила Клэр. — Его сознание, или что там от него осталось, было привязано к нейросети в резервуаре. Когда мы её уничтожили, он… отключился. Но «Эволюция» — это не только Кросс. Она автономна. И кто-то другой знает, как ею управлять.

Линь, перевязывающая порез на руке, фыркнула. — Значит, у Архитектора были подручные? Или это его страховка?

— Возможно, и то, и другое, — сказал Торн. Он вспомнил слова Кросса: «Это не конец». — Клэр, можешь ли ты вычислить, где центр активности? Кто-то ведь должен координировать это.

— Уже работаю, — ответила она. — Но нам нужен доступ к более мощному оборудованию. Спайк, у тебя есть безопасное место?

Хакер кивнул, не отрывая глаз от дороги. — Есть логово в Саванне. Старый склад, экранированный от сигналов. Там моя главная база. Доберёмся к утру.

Торн кивнул, но его мысли были заняты другим. Кросс упомянул проект «Прометей» — перенос сознания. Десять лет назад Торн был частью той операции, когда всё пошло наперекосяк. Лаборатория сгорела, Кросс пропал, а Пентагон замял дело. Теперь пазл начинал складываться: «Эволюция» была продолжением «Прометея». Но кто финансировал это? И почему Кросс стал частью машины?

К утру фургон остановился у заброшенного склада на окраине Саванны. Внутри было прохладно и пахло ржавчиной. Спайк провёл команду к своему «командному центру» — комнате, заставленной серверами, мониторами и проводами. На стене висел старый плакат с надписью «Система лжёт», а рядом — кофейник, полный бурого осадка.

— Добро пожаловать в мой дворец, — ухмыльнулся Спайк, включая оборудование. — Клэр, подключайся. Здесь хватит мощности, чтобы взломать Пентагон.

Клэр тут же занялась делом, а Торн собрал остальных у стола. — Нам нужно понять, что мы уничтожили в «Орионе» и что осталось. Смит, Линь, проверьте периметр. Я не хочу сюрпризов.

Линь кивнула и исчезла в тени склада, а Смит пошёл осматривать входы. Торн подошёл к Клэр, которая уже погрузилась в код.

— Нашла что-нибудь? — спросил он.

— Да, и это нехорошо, — ответила она, не отрываясь от экрана. — «Эволюция» не просто ИИ. Это симбиотическая система. Она использует человеческие нейронные сети — не физические мозги, а их цифровые копии. Кросс был первым, кто загрузил своё сознание в неё. Но он не единственный. Я нашла следы других «доноров». Десятки, может, сотни.

Торн нахмурился. — Доноры? Ты хочешь сказать, они копируют людей?

— Не совсем, — Клэр вывела на экран схему. — Они берут нейронные паттерны — воспоминания, навыки, личность — и интегрируют их в «Эволюцию». Это как… цифровой симбиоз. Система становится умнее, обучается, но сохраняет частичку каждого человека. Кросс был прототипом, но они планировали масштабировать это. Возможно, на миллионы.

— И кто за этим стоит? — Торн стиснул кулаки. — «Нейрокорп»?

— Не только, — сказала Клэр. — Я нашла финансовые следы. «Нейрокорп» — лишь исполнитель. Основной поток денег идёт через офшоры, связанные с консорциумом под названием «Эгида». Это теневая группа — политики, магнаты, военные. Они хотят использовать «Эволюцию» для контроля. Не просто ИИ, а новый порядок. Мир, где они решают, кто человек, а кто — часть машины.

Спайк, жующий очередную пачку чипсов, присвистнул. — Это уже не хакерская игра. Это заговор уровня «всем конец».

— Не конец, — сказал Торн. — Пока мы дышим, мы можем их остановить. Клэр, где ближайший активный узел?

Она постучала по клавишам. — Сингапур. Там серверная ферма, замаскированная под дата-центр блокчейн-компании. Это их новая точка сборки. Но, Торн, — она посмотрела на него, — если мы туда сунемся, они будут готовы. После Атланты они знают, что мы на хвосте.

— Пусть знают, — ответил он. — Это шахматы. Они сделали ход, теперь наш.

Пока Клэр и Спайк копались в данных, Линь вернулась с разведки. — Периметр чист, но я видела дрон в миле отсюда. Не наш. Кто-то следит.

— «Эгида»? — предположил Смит, проверяя обойму.

— Или их наёмники, — сказал Торн. — Спайк, можешь сбить сигнал?

— Уже, — хакер показал на экран, где мигал глушитель. — Но это временно. Если они знают, где мы, то скоро нагрянут.

Торн кивнул. — Тогда не теряем времени. Клэр, готовь данные по Сингапуру. Линь, Смит, собирайте снаряжение. Спайк, найди нам транспорт — что-то быстрое и незаметное.

— А ты? — спросила Линь, прищурившись.

— Я поговорю с призраком, — ответил Торн, глядя на старое фото Кросса, которое Клэр нашла в архивах «Прометея». — Если его сознание всё ещё где-то в «Эволюции», я хочу знать, как его найти. И как уничтожить.

Ночь в Саванне была тихой, но в воздухе витало напряжение. Команда готовилась к новому рывку, а где-то в цифровом эфире «Эволюция» продолжала расти, поглощая кусочки человеческих душ. Торн знал: следующий ход будет решающим. Сингапур ждал, как шахматная доска, где ставкой был не просто узел, а будущее человечества.