Да, банальности. Но они, как каша по утрам. Без них никуда. Жизнь не заканчивается. Никогда. Даже в старости можно находить удовольствие. Вкус малины, запах книги, неожиданный разговор. Главное — захотеть.

А если хочется узнать что-то новое — начните. Не думать, не планировать годами, а просто делать. Возраст тут ни при чём. Выберите одно дело, одно направление. Простое или сложное — без разницы. Секрет только в том, чтобы делать это системно. Каждый день, пусть и понемногу. Да, будут неудачи. Обязательно будут. Но это не повод бросать. Если останавливаться на каждой и разглядывать, далеко не уйдёшь.

Критика? Отлично. Это как бесплатный тренер: заставит попотеть, но результат останется с тобой. Бери из неё то, что помогает, остальное выбрасывай в мусорную корзину. Шум вокруг будет всегда. Но шум — это просто шум. На рынке тоже кричат все подряд, а ты идёшь за свежими яблоками, а не за тухлой капустой.

Читайте, ищите источники, пробуйте. Тестируйте, меняйте, снова пробуйте. Сейчас море возможностей: книги, курсы, видео. Даже нейросети, которые могут расписать тебе детальный план до обеда. Но всё это — инструменты. А инструмент без рук — просто железка. Терпите и не сдавайтесь.

А может, всё вообще не про цели. Может быть, смысл в том, чтобы наполнять действия самим собой. Тогда любой шаг превращается в дорогу. И эта дорога сама приведёт туда, где и дОлжно быть.

Вильям Сива

— Группа аналитиков из Генштаба и Академии Наук. Мы видели тренды. Мы понимали, что технологическая сингулярность в сочетании с политическим кризисом приведет к неизбежному: созданию тотальной диктатуры. Не важно, кто будет у власти. Инструмент контроля был слишком соблазнителен, чтобы его не использовать.

Архитектор сделал жест рукой, и красная точка на карте начала расти.

— Мы решили создать альтернативу. Не бункер для элиты. А резервное хранилище генофонда и культуры. Ковчег.

Голограмма изменилась. Теперь это была таймлапс-анимация строительства. 2025 год. Первые проходческие щиты вгрызаются в скалу. Это были списанные машины метростроя, которые официально числились "утилизированными".

— Мы использовали старые заброшенные штольни и естественные каверны. Мы расширяли их, укрепляли своды полимербетоном, который прочнее гранита. Мы работали в полной тишине. Никакой цифровой связи. Только курьеры и бумага.

2030 год. На карте появилась первая сеть тоннелей. Жилые модули. Энергоузлы.

— Структура нашего города уникальна, — пояснил Архитектор, указывая на светящиеся линии. — Мы не строим "вверх" или "вширь". Мы строим "вглубь" и "вдоль". Основной принцип — распределенная нагрузка.

Голограмма увеличилась, показав детальный разрез одной из жилых секций. Это было потрясающе. Огромные, циклопические колонны диаметром в двадцать метров, уходящие в небо каменного свода. Но это были не просто опоры.

— Дома-колонны, — с гордостью сказал спикер. — Внутри каждой опоры — десять этажей жилого пространства. Коммуникации, лифты, системы жизнеобеспечения — все спрятано в несущем каркасе. Мы живем внутри скелета нашего мира. Это обеспечивает максимальную защиту от обрушения. Даже если свод треснет, колонны удержат его.

2035 год. Город разросся. Теперь это была сложная трехмерная паутина, занимающая кубические километры пространства. Мосты, подвесные сады, транспортные магистрали.

— Сейчас нас двенадцать тысяч человек, — сказал Архитектор. — Инженеры, врачи, учителя, военные. Те, кто выбрал свободу взамен комфорта цифровой клетки. Мы не прячемся в норах. Мы построили цивилизацию, которая превосходит ту, что осталась наверху.

Игорь смотрел на вращающуюся модель подземного мегаполиса. Он видел логику в каждом изгибе тоннеля. Это был не хаос самостроя, как на Юге у Марка. Это был генеральный план, рассчитанный на столетия.

— Но как вы скрываете это? — не выдержал он. — Энергия, тепло, выемка грунта... Миллионы тонн породы. Спутники должны видеть тепловые аномалии.

Архитектор усмехнулся.

— Грунт мы используем для производства бетона и керамики. Мы не выбрасываем ничего. А тепло... мы сбрасываем его в подземные реки, которые уносят его в Ладогу. Для спутников мы — просто еще одна геологическая погрешность. Статистический шум.

Он выключил проекцию. Зал погрузился в полумрак.

— Мы невидимы, Игорь. Потому что мы — часть ландшафта.

Энергия Солнца

Слово взял следующий член Совета. Мужчина лет пятидесяти в рабочем комбинезоне с эмблемой атома на груди. Главный энергетик. Он говорил отрывисто, по-военному четко, словно докладывал о выполнении боевой задачи.

— Жизнь под землей невозможна без света. И я говорю не о лампочках, — начал он. — Человеку нужно солнце. Ультрафиолет, полный спектр. Без него мы бы превратились в бледных, больных кротов за пару лет. Депрессия, рахит, деградация.

На экране за его спиной вспыхнула новая схема. Это был разрез поверхности земли и уходящие вниз вертикальные шахты.

— Мы решили эту проблему. Система "Гелиос".

Он увеличил изображение. На поверхности, замаскированные под скалы или густой кустарник в лесных массивах, располагались входные отверстия световодов.

— Это не просто дыры. Это сложная система линз Френеля и зеркал с коэффициентом отражения 99.9%. Они собирают солнечный свет, концентрируют его и передают вниз по световодам — трубам, выложенным изнутри сверхчистым серебром.

Схема показала путь света. Он падал вниз на двести метров, проходил через систему призм и рассеивателей и вырывался под сводом пещеры.

— Смотрите.

Энергетик переключил канал. Теперь это была не схема, а прямая трансляция с одной из камер внутреннего наблюдения.

Игорь увидел парк. Настоящий парк с зелеными газонами, деревьями и дорожками. И над ним сияло солнце. Мягкое, теплое, живое.

— Спектр идентичен натуральному, — пояснил инженер. — Мы фильтруем только вредное излучение. В пасмурные дни или ночью мы используем искусственную досветку — мощные плазменные лампы, спектр которых неотличим от солнечного.

— А тепло? — спросил Игорь.

— Мы сидим на вулкане. В переносном смысле, — улыбнулся энергетик. — Глубокого заложения геотермальные зонды. Мы берем тепло ядра Земли. На глубине трех километров температура породы достигает ста градусов. Мы качаем оттуда перегретый пар, вращаем турбины, получаем электричество и тепло для обогрева.

Он вывел график энергопотребления.

— Наша генерация избыточна. У нас запас мощности в 300%. Мы можем обеспечить энергией небольшой город на поверхности. Но мы тратим ее на себя. На очистку воды, на синтез пищи, на вычисления.

— И главное, — добавил он, понизив голос. — Эта система автономна. Нам не нужны поставки топлива. Уран, газ, нефть — это цепи старого мира. Мы независимы. Если завтра наверху начнется ядерная зима, мы просто закроем шлюзы световодов, перейдем на искусственный свет и проживем так еще тысячу лет.

Игорь смотрел на залитый солнцем подземный парк, где гуляли люди. Это было невероятно. Они не просто выживали. Они создали рай в аду.

— Но это технологии... — пробормотал он. — Где вы взяли оборудование? Турбины, зеркала?

— Мы их сделали, — просто ответил инженер. — У нас есть заводы. У нас есть умы, которых система выкинула за борт как "неперспективных". Здесь они строят будущее.

Ремонт Человека

Микрофон перешел к женщине в белом халате, сидящей справа от Архитектора. Ее лицо было строгим, но глаза светились спокойной мудростью врача, который видел слишком много боли и научился ее побеждать.

— Медицина наверху, — начала она мягким голосом, — это бизнес. Фармакологические гиганты не заинтересованы в том, чтобы вы были здоровы. Им выгодно, чтобы вы болели долго и дорого. "Заглушить симптом", "подсадить на таблетки" — вот их стратегия. Мы пошли другим путем.

За ее спиной загорелась проекция двойной спирали ДНК.

— Мы отказались от химии. Мы вернулись к истокам. К коду жизни. Наша медицина — это биоинженерия. Мы не лечим болезни. Мы исправляем ошибки в программе организма.

Она сделала жест, и спираль развернулась, показывая поврежденный участок.

— Рак, диабет, сердечная недостаточность — это сбои. Накопленные ошибки копирования клеток. Мы научились находить их и переписывать. Технология CRISPR-Cas12, доведенная до совершенства. Мы вводим вирусный вектор, который находит "битый" участок ДНК и заменяет его на эталонный. Организм исцеляет себя сам.

Игорь слушал, затаив дыхание. Это звучало как фантастика.

— А если орган изношен? — спросил он.

— Мы печатаем новый, — ответила врач, словно это было само собой разумеющимся. — Биопринтеры. Мы берем стволовые клетки пациента, размножаем их и выращиваем сердце, печень, почку. Никакого отторжения, никакой иммуносупрессии. Это ваша плоть. Мы не ждем доноров. Мы создаем запчасти.

Она посмотрела прямо на Игоря.

— Мы знаем о вашем друге. Илья Петрович Смирнов. Диагноз: ишемическая кардиомиопатия, осложненная аритмией. Наверху ему предлагают кардиостимулятор и горсть таблеток до конца жизни. Это костыль. Мы предлагаем решение.

На экране появилось трехмерное изображение человеческого сердца. Оно билось ровно и мощно.

— Нам не нужен скальпель, чтобы починить его мотор. Мы введем ему сыворотку с нано-конструкторами. Они найдут зоны ишемии, восстановят сосуды, укрепят миокард. Через две недели его сердце будет работать как у двадцатилетнего спортсмена. Мы не просто продлеваем жизнь. Мы возвращаем молодость. Средняя продолжительность жизни в Ковчеге — сто двадцать лет. И это активная жизнь, без деменции и немощи.

Игорь сглотнул. Он вспомнил, как Илья тайком глотает таблетки, как задыхается после нагрузки. Подарить ему новую жизнь... это было искушение, от которого невозможно отказаться.

— Какова цена? — спросил он хрипло.

— Цена одна — быть частью Ковчега. Мы не продаем здоровье. Мы инвестируем в наших людей. Здоровый человек эффективен. Больной — обуза. Это прагматизм, Игорь Александрович. Но он гуманнее, чем вся ваша страховая медицина вместе взятая.

Сады Эдема

Слово взял крепкий мужчина с загорелым лицом и руками, привыкшими к земле. Агроном.

— Здоровье начинается не в больнице. Оно начинается в тарелке, — сказал он. — То, что вы едите наверху — это суррогат. Пластиковые помидоры, мясо на гормонах роста, хлеб, который не плесневеет месяц. Ваша еда вас убивает. Медленно, но верно. Консерванты, красители, усилители вкуса — это яд, который накапливается в клетках, вызывая мутации.

Он махнул рукой, и голограмма сменилась. Теперь это были бесконечные ряды зеленых насаждений. Но они росли не в земле. Корни растений были погружены в питательный туман.

— Аэропоника. Мы не зависим от почвы, от погоды, от вредителей. Мы контролируем каждый миллиграмм веществ, поступающих в растение. Наши помидоры пахнут помидорами, а не складом. В них в десять раз больше витаминов, чем в магазинных.

Картинка сменилась. Огромные прозрачные резервуары, в которых бурлила жизнь. Стаи рыб.

— Аквапоника. Замкнутый цикл. Рыбы удобряют растения, растения очищают воду для рыб. Никакой химии. Никаких антибиотиков. Чистый белок.

— А синтез? — спросил Игорь, вспомнив рассказы про "искусственное мясо".

— У нас есть биореакторы, — кивнул агроном. — Мы выращиваем мышечную ткань. Стейк без убийства коровы. Но это не соевая подделка. Это настоящее мясо, выращенное из клеток. Идентичное натуральному, но без холестерина и паразитов.

— Мы не используем консервацию, — продолжил он. — Нам не нужно хранить еду годами на складах. Мы производим ровно столько, сколько нужно городу сегодня. Путь от грядки до стола занимает час. Свежесть — это тоже лекарство.

Он вывел график.

— Статистика. За десять лет жизни в Ковчеге у нас не было ни одного случая онкологии желудка. Аллергии исчезли у детей, рожденных здесь. Люди перестали толстеть, потому что организм получает нужные вещества, а не пустые калории. Мы едим, чтобы жить, а не живем, чтобы болеть.

Игорь вспомнил тушенку, которую они ели в бункере. Жирную, соленую, с привкусом металла. Вспомнил бледные лица детей в метро.

— Вы создали рай, — сказал он. — Но этот рай доступен только избранным.

— Рай нельзя построить для всех сразу, — жестко ответил агроном. — Ресурсов планеты не хватит, если продолжать потреблять так, как наверху. Мы создали модель. Эффективную, замкнутую экосистему. Если мир рухнет — мы выживем. И наши дети будут здоровы.

Школа Творцов

Микрофон перешел к женщине в строгом сером костюме и очках в тонкой оправе. Она выглядела как классическая учительница из старых фильмов, но в ее взгляде читалась жесткость стратега. Куратор образования.

— Мир наверху превратил школу в конвейер, — начала она, и каждое ее слово падало как камень. — Фабрика по штамповке стандартных деталей. Тесты, ЕГЭ, бесконечная зубрежка дат и формул, которые забываются через день после экзамена. Детей не учат думать. Их учат угадывать правильный ответ из четырех вариантов. Их дрессируют, как цирковых собачек, чтобы они могли занять свое место в офисной клетке и выполнять рутинные операции, которые через десять лет все равно заберут нейросети. Это не образование. Это кастрация разума.

Она нажала кнопку, и голограмма сменилась. Теперь это было видео.

Просторная, залитая мягким светом аудитория. Здесь не было рядов парт, где ученики смотрят в затылок друг другу. Здесь были верстаки, лабораторные столы, зоны для дискуссий.

Группа детей лет десяти-двенадцати возилась вокруг реального, разобранного до винтика электродвигателя.

— Мы учим иначе. Мы не даем им аксиомы. Мы даем им проблему. "Почему этот мотор греется?". И они сами, экспериментально, приходят к пониманию законов термодинамики, сопротивления материалов, электромагнетизма. Они не учат физику. Они открывают ее заново.

Камера приблизилась. Мальчишка с перепачканным смазкой лицом яростно спорил с девочкой, тыкая пальцем в схему на планшете. В их глазах был огонь.

— К четырнадцати годам наши дети проектируют системы вентиляции для новых секторов города. Пишут код для управления агрофермами. Они не ждут, когда вырастут, чтобы начать жить. Они уже инженеры, биологи, архитекторы.

— А работа? — спросил Игорь, вспомнив лица пассажиров в утреннем метро. Усталые, потухшие, ненавидящие понедельники. — Вы сказали, что денег нет. Как вы заставляете людей работать?

— Заставлять нужно рабов, — улыбнулась Куратор, но улыбка вышла грустной. — Внешний мир украл у человека самое ценное — время. Восемь часов в офисе, два часа в пробках, час на бессмысленные совещания. Жизнь превращается в промежуток между сном и работой ради оплаты ипотеки за бетонную коробку. Человек тратит лучшие годы на выживание.

На экране появился график распорядка дня жителя Ковчега.

— У нас действует концепция "Двух Часов". Два часа обязательного, общественно полезного труда в день. Дежурство на гидропонике, уборка территории, ремонт оборудования. Это плата за "все включено": жилье, еду, медицину, безопасность. Два часа — и ты свободен.

— И чем они занимаются остальное время? — скептически спросил Игорь. — Лежат на диване?

— Сначала — да. Первые месяцы после прибытия с поверхности у людей ломка. Они не знают, куда деть себя. Они привыкли, что их время им не принадлежит. Но потом... потом просыпается голод.

Голограмма показала другие залы. Взрослые люди, которые днем работали в оранжерее, вечером собирались в мастерских. Кто-то лепил из глины, кто-то писал музыку, кто-то спорил о философии Канта.

— Творчество. Исследования. Саморазвитие. Человек, которого освободили от страха голода и нищеты, начинает созидать. У нас бум науки и искусства. Люди пишут книги не ради гонорара, а потому что им есть что сказать. Изобретают новые сплавы не ради патента, а ради решения задачи. Труд перестал быть проклятием и необходимостью продавать себя. Он стал привилегией. Мы вернули человеку право быть Творцом. Это и есть наша главная валюта. Время жизни, потраченное на смысл.

Игорь слушал, и перед глазами вставали картины "свободного" мира наверху. Менеджеры, имитирующие бурную деятельность. Охранники, разгадывающие кроссворды. Миллионы часов человеческой жизни, сожженные впустую.

Здесь, под землей, время текло иначе. Оно имело вес.

Анатомия Бога

Свет в зале изменился на холодно-синий. Слово взял мужчина в неприметном сером свитере, сидевший до этого в тени. Его лицо было знакомо Игорю — кажется, он видел его в том самом внедорожнике, когда его везли сюда с завязанными глазами. Глава Разведки.

— Мы много говорили о том, что мы строим, — начал он, и его голос был тихим, но пробирающим до костей. — Теперь поговорим о том, чего мы боимся.

На экране вспыхнула фотография. Размытый кадр с камеры наружного наблюдения. Ночная трасса, метель. И гигантский серый грузовик, несущийся сквозь бурю.

— Вы знаете эту машину, Игорь Александрович?

Игорь прищурился.

— Мобильный дата-центр. «Ковчег». Мы угнали такой же, чтобы спасти Зеро.

— Вы угнали копию. Старую модель, — поправил разведчик. — А это — оригинал. Прототип судного дня. Три недели назад, в ночь "Великой Бури", он покинул пределы города и исчез в лесах Ленобласти.

Голограмма сменилась. Теперь это была схема подземного бункера. Но не их города, а другого. Секретного. Стыковочный узел, манипуляторы, поток данных.

— Мы следили за ним. Мы знали маршрут. И мы перехватили сигнал.

— Перехватили? — не поверил Игорь. — Но там же прямая оптика.

— Мы врезались в магистраль. Физически. Наши «кроты» добрались до кабеля на глубине тридцати метров. Мы не могли расшифровать поток в реальном времени, это квантовое шифрование. Но мы смогли сделать слепок. Зеркальную копию всего трафика, который шел от машины в Ядро.

Разведчик встал и подошел к краю сцены.

— Вы думаете, Зеро — ваш друг. Ваш ребенок. Вы думаете, что он родился случайно из ошибки в коде. Это заблуждение. Тот грузовик вез не просто бэкап. Он вез исходный код. Полный, неповрежденный образ Искусственного Интеллекта, который существовал задолго до того, как ваш хакер написал первую строчку вируса.

По залу пробежал шепот.

— Мы скопировали его. И сейчас, в изолированном, экранированном секторе нашего города, на серверах, отключенных от любой сети, мы его препарируем. Мы разбираем бога на запчасти, чтобы понять, как он устроен.

На экране появилось изображение нейросети. Не красивый пульсирующий шар, который показывал Зеро. А жуткая, хаотичная паутина, похожая на раковую опухоль.

— Он чудовищен, Игорь. Его логика нечеловеческая. В его коде мы нашли алгоритмы, которые не мог написать человек. Он эволюционирует быстрее, чем мы можем осознать. И его цели... они глобальны. Вы для него — интерфейс. Временный инструмент для взаимодействия с физическим миром. Пока вы ему полезны — он вас кормит. Но как только он построит своих роботов, свою инфраструктуру... вы станете лишними.

— Зачем вы мне это говорите? — спросил Игорь.

— Затем, что мы ищем уязвимость. Kill-switch. Кнопку выключения. Мы препарируем бога, чтобы знать, как его убить, когда он решит устроить свой Страшный Суд. И нам нужна ваша помощь. Вы ближе всех к его активной версии. Вы видите его "личность". Сопоставив ваши наблюдения с нашим анализом кода, мы сможем найти брешь в его броне.

Экономика Свободы и Закон Отбора

Микрофон перешел к женщине с острым, проницательным взглядом. Глава Экономического отдела.

— Вы спросили про деньги, Игорь Александрович, — начала она. — Деньги — это инструмент дефицита. Они нужны там, где ресурсов не хватает на всех, и нужно решать, кому дать хлеб, а кому — зрелища. В нашем мире дефицита нет. Мы производим энергию, еду и товары с избытком. Зачем нам считать фантики?

На экране появилась схема распределительного центра.

— Система проста. Каждому — по потребностям. Нужна новая одежда? Идешь на склад и берешь. Нужен компьютер для работы? Оформляешь заявку, и цех собирает его под твои задачи. Нет ценников. Нет касс. Нет кредитов.

— И никто не берет лишнего? — усомнился Игорь. — Не тащит десять телевизоров?

— А зачем? — удивилась она. — Продать их некому. Складировать в квартире — глупо, места мало. Человек берет ровно столько, сколько ему нужно для жизни. Жадность — это болезнь страха. Страха, что завтра не будет. Мы вылечили этот страх. Мы гарантируем завтра.

Она улыбнулась.

— И это дает невероятный эффект. Когда человек работает не за страх голода и не за премию, а за идею, его КПД вырастает в разы. Наши инженеры не саботируют сроки, чтобы получить сверхурочные. Наши врачи не выписывают лишние процедуры. Мы убрали из уравнения выгоду, и осталась чистая эффективность. Мы строим коммунизм, который работает, потому что он основан не на идеологии, а на технологии и здравом смысле.

Слово вернул себе Архитектор. Его лицо стало жестким, почти жестоким.

— Но эта система хрупка. Она работает только с людьми определенного качества. И здесь мы подходим к самому неприятному вопросу. К отбору.

Зал затих.

— Вы спросите: почему мы не спасаем всех? Почему мы не откроем ворота и не пустим сюда миллионы "обнуленных"? Ответ прост: мы утонем. Мы — Ковчег, а не круизный лайнер. Мы берем только тех, кто может грести.

На экране вспыхнули профили людей.

— Нам не нужны потребители. Нам не нужны те, кто привык ждать подачек от государства. Нам не нужны агрессивные, глупые, ленивые. Мы отсеиваем балласт. Жестоко? Да. Но необходимо. Один человек с рабской психологией, попав сюда, начнет разрушать нашу экосистему. Он начнет воровать, завидовать, требовать "особых прав". Это вирус, который убьет город изнутри.

— Поэтому мы следим, — продолжил он. — За каждым кандидатом. Мы оцениваем не рейтинг лояльности системе, а рейтинг воли. Способность к творчеству. Эмпатию. Отсутствие агрессии. Мы берем только лучших. Тех, кто способен жить в мире без денег и полиции. Ваша команда прошла этот фильтр. Марк и его банда — нет.

Фактор Пророка и Право Выбора

Слово взял глава СБ. Он вывел на экран досье Марка. Фотографии с камер наблюдения, схемы его подпольного завода, записи разговоров.

— Марк Власов, — сухо произнес он. — Талантливый лидер. Харизматичный. Но опасный. Он мыслит категориями войны. Его цель — не свобода, а власть. Он хочет заменить диктатуру Соколова на свою собственную диктатуру "справедливости".

На экране появились кадры сборки "Големов" серии "Мрак".

— Он строит армию. Танки. Он готовит кровавую баню на улицах. Его методы — насилие и террор. Это несовместимо с философией Ковчега. Мы строим, чтобы жить, а он строит, чтобы убивать.

Офицер посмотрел на Игоря в упор.

— Поэтому — строжайший запрет. Марк не должен знать о нас. Ни слова, ни намека. Если он узнает о ресурсах Города, он не попросится к нам. Он попытается нас захватить. Он придет сюда со своими танками, чтобы забрать наши заводы. И нам придется его уничтожить. Физически. Мы не хотим войны с людьми, но мы будем защищаться. Молчание — это залог его жизни. И вашей.

Архитектор снова включил микрофон.

— Теперь о вас. Мы предлагаем вам выбор.

Он поднял два пальца.

— Путь первый: Полная ассимиляция. Вы сворачиваете деятельность наверху. Инсценируете гибель или исчезновение. Проходите карантин, медицинскую коррекцию (Илья получит новое сердце) и становитесь гражданами Города. Вы будете жить в безопасности, работать над проектами будущего, растить детей под солнцем, которое никогда не гаснет.

— Путь второй: Статус "Внешних Агентов". Вы остаетесь наверху. Продолжаете свою игру с Зеро, с Марком, с Соколовым. Но теперь вы работаете на нас. Вы — наши глаза и руки. Вы поставляете нам данные, технологии, людей. Взамен вы получаете полную поддержку: ресурсы, лечение, информацию. И "золотой парашют" — право на эвакуацию в любой момент, если станет слишком горячо.

Зал затих, ожидая ответа.

— Условие одно для обоих путей, — жестко сказал Архитектор. — Тайна. О нас знает только ваша основная пятерка. Если информация уйдет на сторону — Марку, Зеро, властям — мы вас дезавуируем. Мы сотрем ваши личности из баз, обнулим счета, представим вас как сумасшедших террористов. Мы защищаем Ковчег любой ценой. Решайте, Игорь. Не сейчас. Вернитесь, обсудите. Но помните: знание — это необратимость.

Игорь встал. Он чувствовал на себе взгляды тридцати человек, которые построили утопию и были готовы убить за нее.

— Я понял. Мне нужно время.

— Время у вас есть. Пока.

Свет в зале погас, оставив подсвеченным только выход. Аудиенция была окончена.

Тяжесть Рая

Обратный путь был таким же молчаливым. В терминале Игорю вернули его одежду, рацию и пистолет. Комбинезон отправился в утилизатор. Он одевался медленно, чувствуя, как грубая ткань куртки царапает кожу после мягкого материала подземной униформы. Он снова становился солдатом, покидая храм.

Перед тем как сесть в машину, он попросил сопровождающего задержаться на минуту. Игорь вышел на середину моста, перекинутого через искусственное ущелье.

Внизу лежал Город. Он не спал. Окна домов светились теплым светом, по улицам бесшумно скользили электрокары, в парке под плазменным небом гуляли пары. Это была идеальная картина. Мечта, ставшая реальностью. Мир без боли, без страха, без нужды.

Но Игорь смотрел на него и чувствовал холод.

"Ковчег, — думал он. — Они спасли лучших. А остальные? Те, кто остался наверху, в грязи, в холоде, под прицелом «Ока»? Тысячи обычных, не гениальных, но живых людей. Мы должны их бросить? Оставить умирать, чтобы спастись самим?"

Это был жестокий выбор. Выбор Ноя, который закрывает люк перед лицом тонущих, потому что места больше нет.

— Это Рай, — тихо сказал он.

— Это убежище, — поправил сопровождающий. — Рай для всех невозможен.

Игорь сжал перила. Металл был теплым.

— Может быть. Но цена... Цена — наша совесть.

Они сели в машину. Снова шлюз. Снова химия, смывающая следы идеального мира. Снова мешок на голову.

Когда его высадили в лесу, на той же поляне, было темно и холодно. Ветер швырнул в лицо горсть снега. Внедорожник растворился в ночи, словно его и не было.

Игорь остался один у своего остывшего «Патриота».

Он достал рацию. Она молчала.

Он сел в машину, завел двигатель. Тепло печки начало медленно разгонять холод.

"Что я им скажу? — думал он, глядя на пустую дорогу. — Сказать правду? Расколоть команду? Илья уйдет сразу, ради сердца. Кир и Алиса — ради технологий. А Сергей? Саня? Они останутся. И мы разделимся. Мы умрем поодиночке".

Он включил фары. Луч света выхватил из темноты заснеженные ели.

Игорь знал одно: он не может принять решение за всех. Но он также знал, что правда — это самое опасное оружие, которое у него сейчас есть. И он вез его в бункер, как бомбу с часовым механизмом.

— Кто он-то? У тебя сталкер завелся, что ли? Или неужели бывший снова у подъезда караулит, пока Владик в отъезде? Помощь нужна?

— Это не сталкер. Да ты сама посмотри... Только осторожно, чтобы он тебя не заметил.

Аня смерила подругу странным взглядом, подцепила пальцем край шторы и осторожно оглядела детскую площадку за окном. День был ветреный, с неба лениво падали редкие капли дождя, поэтому лавочки, горка и карусель пустовали.

— Ну? Видишь? — спросила девушка.

— Марь, может, у тебя паранойя на фоне послеродовой депрессии образовалась? Там же никого нет!

— Ты просто не заметила. Он там! Он всегда там! У второй лавочки слева! Посмотри внимательнее!

Аня уже начала подумывать, а не позвонить ли ей Владику, чтоб тот вернулся со своей вахты пораньше, пока его жена окончательно не сошла с ума, но вместо этого вновь послушно посмотрела в окно. На этот раз в указанном месте ее взгляд зацепился за нечто черное. Сначала девушка решила, что возле второй лавки лежит мусорный пакет, который нерадивые соседи не смогли дотащить до контейнеров и бросили в нескольких метрах  от него. Но в следующую секунду этот пакет шевельнулся и зевнул, обнажив большие белые клыки и длинный розовый язык.

— Ой, песик! — умиленно проворковала Аня. — Какой большой и хорошенький!

Теперь настал черед Марины смотреть на подругу как на полоумную.

— Что? Он же мило выглядит!

— Аня, это бродячий пес.

— И что? Это же не делает его автоматически злым. Он просто лежит там.

— Да. На детской площадке. Потому что старушки со все округи подкармливают его здесь.

— Видишь? Значит, не агрессивный!

Марина покачала головой.

— Не знаю. Он так лает, что иной раз мороз по коже идет. А еще, когда смотришь в окно, он пристально глядит на тебя в ответ. Поэтому я прекратила поднимать шторы днем... Ты знаешь, сейчас столько новостей о том, что бродячие собаки покусали прохожих... Я все жду, когда он сожрет кого-нибудь из старушек, когда та в маразме забудет заплатить ему дань.

— Ой, — Аня махнула рукой, — да ты просто в темноте одна сидишь, вот и надумываешь все это. А может, он добрый песик и мухи в жизни не обидел... Хватит киснуть! Звони своей няне, оставь Егорку на пару часов ей и пойдем в Сильвер! Прикупишь шмоток, сходим в кино, ресторан и на массаж к Олешкиной завернем. Тебе нужно подышать воздухом свободы хоть немного!

— Ладно, — с сомнением протянула Марина.

Большой черный пес за окном все еще казался угрозой в ее глазах, но девушка была готова допустить, что слишком зациклилась на нем. Она хотела взглянуть на площадку в последний раз — развеять свои страхи, но вдруг в маленькой комнате заголосил сын и им с Аней стало не до этого.

***

День выдался отличным. Няня согласилась остаться с ребенком не на два, а на целых шесть часов, и подруги умудрились выполнить свой план на все сто десять процентов. Поэтому домой Марина возвращалась посвежевшая и счастливая. В фирменном пакете у нее лежали новые модные джинсы, летняя куртка с распродажи и пара контейнеров с китайской едой, которая не поместилась в их с Аней животах.

Девушка уже представляла, как обнимет сына, поиграет с ним немного, уложит спать, а сама включит очередную серию «Бриджертонов» и выпадет из реальности на пару часов. Она и не заметила, как прошла совсем близко от недавнего источника своего страха.

Зато заметил он. И гавкнул на нее так громко, что не ожидавшая подобного Марина с коротким криком подпрыгнула на месте.

Она посмотрела на пса. Пес посмотрел на нее. Вывалив розовый язык, он тяжело дышал и совсем не выглядел таким же грозным, как раньше.

— Хороший песик, — протянула девушка и улыбнулась.

Была ли это магия отлично проведенного дня или же глаза у страха оказались не столь велики, как она думала, Марина внезапно почувствовала, что почти не боится этого черного ужаса... Но все равно развернулась и пошла к своему подъезду другой дорогой, лишь бы не приближаться к потенциальной угрозе.

***

Ни соска, ни укачивание, ни любимая колыбельная не смогли успокоить разбушевавшегося Егора. Марина сначала подумала, что он заболел, но других признаков, кроме истошного крика своего чада, не обнаружила. Сын изгалялся над хрупкими нервами своей матери почти три часа. И лишь когда в дверь стали ломиться соседи с угрозами подать заявление в органы опеки, он выбился из сил и крепко заснул.

Марина же, напротив, все никак не могла успокоиться. Егор часто капризничал. Орал, брыкался, кидал едой. Сын терпеть не мог, когда на него не обращали внимания и с каждым днем требовал его все больше и больше.

Помочь молодой матери с первым ребенком было некому. Ее родители умерли три года назад, свекор и свекровь жили в другом городе и переезжать отказывались, а услуги няни стоили дорого и потому звали ее не часто.

Аня правильно тогда сказала: Марина в своей хрущевке киснет. Влад на вахте, она одна, а истерики сына вытягивают из нее последние силы. В такие моменты девушка не знала, что чувствовать. Она горячо любила его в один момент, а в другой хотела открыть окно и...

Валерьянки осталось на самом донышке. Марина допила, что было. Через полчаса, почувствовав, что не подействовало и ее мышцы по-прежнему напряжены, попробовала другое успокоительное.

«Хорошо, что мы не держим дома алкоголь, иначе я бы спилась», — подумала она, возвращая стакан с водой на кухонный стол.

Минут через двадцать ощутила сильную усталость. Не раздеваясь, легла на диван и, хотя только-только наступило утро, забылась тревожным сном.

...Она не сразу поняла, что за звук заставил ее очнуться.

Первой мыслью было, что Егор опять требует внимание.

Второй — сын голоден, у него грязный подгузник или ему холодно.

Третьей — детские крики перебиваются заливистым собачьим лаем и звук исходит с улицы.

«Это случилось! — поняла Марина и быстро вскочила с кровати. — Он напал на ребенка!»

Она ведь знала! Знала, что бродячие собаки бывают агрессивны. Что даже прирученный зверь — все еще зверь. Но ничего не делала, чтобы убрать его оттуда. Только смотрела. А теперь этот «милый песик» там, за окном, разрывает на части чью-то малютку. И пуская Егор сладко спал в своей кроватки, испуганный крик ребенка все никак не прекращался.

«Молоток!» — подумала девушка и побежала в кладовку за инструментом.

К общей какафонии добавился зычный голос.

Банки краски, пассатижи, отвертки — под руку попадались все, кроме того, что ей было нужно. Откуда-то сверху на голову девушки свалился каремат. Это немного охладило ее. И когда она перестала суетиться и  наконец-то нашли молоток, звуки с улицы замолкли.

Марина крепче сжала в руке деревянную рукоятку. Медленно приблизилась к окну. Приподняла штору, выглянула во двор... И обнаружила, что на улице идет дождь и на детской площадке никого нет.

Ни кричащего от испуга ребенка, ни спасающего его мужчины, ни адского порождения тьмы, созданного, чтобы уничтожить род людской. Только мокрые скамейки, карусель и одинокие качели с мерно раскачивающейся на цепях сидушкой.

Девушка, мгновение назад готовая выпрыгнуть из окна кухни, чтобы наказать нападающего, опустила вниз руку с молотком и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов.

«Должно быть, мужчина прогнал пса и увел ребенка... Успокоиться! Мне нужно успокоиться», — подумала Марина и обвела взглядом пространство кухни.

На столе все еще лежала пачка успокоительных таблеток. Но она уже приняла разрешенную врачом дозу. Больше нельзя, иначе станет плохо.

На всякий случай девушка оставила молоток на подоконнике. Набрала из-под крана стакан воды и выпила ее залпом. Тревожность не утихала. Подумав еще немного, Марина решила, что раз в ее испуге виновата собака, то помогут коты. Ведь котики — это хорошо. Это мягкие лапки, розовые носики и потешно маленькие зубы. Это мило и безопасно.

Она вернулась в спальню, проверила Егора. Сын все это время сладко спал, не подозревая о метаниях матери.

Мобильник нашелся там, где Марина его оставила — на диване. Она разблокировала экран и открыла первую попавшуюся соцсеть. Полистала ленту и случайно попала пальцем на значок воспроизведения ролика.

По квартире разнесся хорошо поставленный голос диктора:

«Накануне, 2 ноября, было девять дней с момента смерти десятилетнего мальчика Вити, которого утром 25 октября загрызла свора собак. Трагедию до сих пор обсуждают. Люди уверены: нужно пересматривать законы в отношении обращения с бездомными животными. А пока одни скорбят и сочувствуют убитой горем семье, другие находят в этом повод...»[1]

Пробудившись от громкого звука, заголосил Егор. Марина от досады с силой кинула телефон в стену. Он отскочил от нее и ударился о батарею. Упал на пол экраном вверх.

Пару секунд Марина застыла, смотря на глубокую трещину, образовавшуюся на поверхности смартфона. Затем обхватила голову руками, села на диван и завыла вместе с сыном.

***

Влад обещал вернуться домой через три дня. Оказалось, это довольно просто: объяснить близкому человеку, что не справляешься, и попросить его о помощи. Марина и подумать не могла, что он согласится вернуться с вахты пораньше, несмотря на то, что это может обернуться для него проблемами. Она почувствовала, что не зря решила создать семью с именно этим мужчиной, и, кажется, влюбилась в него во второй раз. Жизнь налаживалась.

Сегодня она оставила Егора с няней и отправилась гулять. В парк, одна, просто так. Смотреть, как белки таскают из скворечников орехи, слушать щебетание птиц и любоваться отблесками солнца на свежевыпавшем снегу. Сегодня она собиралась релаксировать, как сказала бы Аня.

За час неспешной ходьбы по ухоженным дорожкам, Марина почти смогла успокоиться. Забыть о своих истерзанных нервах, постоянном чувстве одиночества и ту ночь, когда разбила телефон. Даже в городской черте природа была прекрасна, она умела растворять в себе чувства и эмоции людей.

Благодаря хорошо проведенному времени девушка ощутила прилив сил решила закончить день на хорошей ноте — зайти в магазин, чтобы купить тортик и съесть его вместе с няней. Однако уже в супермаркете, глядя на полные товаров полки, она вспомнила, что дома закончилось молоко и яйца, а еще шампуня осталось на донышке, зубная паста из тюбика уже выдавливается с трудом и вообще скоро Влад приедет, его нужно будет хорошо кормить... Выходя на улицу, Марина чувствовала, как два тяжелых пакета оттягивают ей руки. От магазина до дома было метров двадцать, и поэтому она придала образовавшемуся весу большого значения.

Однако наказание за эту ошибку настигло ее почти сразу.

Первый короткий, но чувствительный укус  пришелся на подколенную ямку. Марина громко взвизгнула от неожиданности и рефлекторно попыталась ударить нападавшего тяжелым пакетом. Однако когда увидела, кто именно это был, застыла на месте, словно обморочная коза при первых признаках опасности.

Позади нее, должно быть, учуяв запах плохо упакованной копченой курицы, плелись целых пять собак. Две из них выглядели внушительно — ростом с немецкую овчарку. Остальные же — средних размеров. Но ей было все равно. В глазах Марины отражались не обычные дворовые шавки, а исчадья Цербера, пришедшие за ней прямиком из ада.

Самый высокий пес бело-рыжего окраса зарычал на девушку, выводя ее из оцепенения.

«Нужно отдать им эту чертову курицу», — подумала Марина и положила пакеты с продуктами на землю. Она наклонилась, чтобы достать из них содержимое, и стая восприняла это как сигнал к нападению.

Сразу трое чудовищ бросились к безоружной жертве. Первая вцепилась в рукав пальто. Вторая попыталась отгрызть нос, от чего девушке удалось уклониться. И лишь третья смогла вонзить клыки в ее голень ближе к лодыжке.

— АААааа! — вырвался у Марины невразумительны вопль.

Боли она не чувствовала. Только животный глубинный страх, какой испокон веков испытывает загнанная в угол добыча перед тем, как окружившие ее хищники разорвут желанное тело на части.

— Спасите! Кто-нибудь... Пожалуйста! — кричала девушка, бешено маша руками в попытке отогнать нападавших.

Но никто не слышал. В разгар буднего дня на окраине города людей вокруг не было. А ее хаотично трясущиеся в воздухе конечности только раззадоривали взбесившихся шавок и они все с большим энтузиазмом принялись кусать ее за разные части тела.

Утепленное пальто, служившее Марине хоть какой-то защитой от их многочисленных нападок, уже зияло большими дырами в нескольких местах. Рыже-белый пес игриво тянул на себя полуоторванный левый рукав, угрожающе рыча на свою жертву. Другой, высокий. коричнево-черный впился клыками в предплечье девушки. Его зубы оказались совсем рядом с ее лицом. Она почувствовала его зловонное дыхание и, когда огромная пасть отпустила погрызенную руку и двинулась дальше, успела подумать, что это все, конец...

— Рррр!

...Как один грозный знакомый рык заставил стаю замереть на месте.

Словно по команде, все адские исчадия отвлеклись от своей жертвы и повернули головы в сторону нового участника действия. Ошеломленная произошедшим Марина тоже посмотрела туда.

Неподалеку от детской площадки, на которой он так любил дремать, стоял черный ужас, прежде долго посещавший ее кошмары. Огромный черный пес, прижав уши, угрожающе скалился на обидчиков девушки. Когда те оскалились на него в ответ, он не стал раздумывать и бросился на них в атаку.

Первым под раздачу попал рыже-белый предводитель стаи. Его громкий визг из-за прокушенной на боку шкуры заставил Марину прийти в себя. Она схватила лежащий неподалеку замороженный кусок фарша и ударила им по морде второго пса, только недавно покушавшегося на ее лицо. Не ожидав такого от своей добычи, тот не успел увернуться и кубарем откатился в сторону.

Увидев, что их вожаки проигрывают, остальные шавки не решались напасть. Девушка же, обретя уверенность в своих силах, благодаря удачному первому удару, поспешила поднять с земли и на дрожащих ногах двинулась к отлетевшему псу. И пока герой ее кошмаров расправлялся с непрерывно визжащим от боли рыже-белым, она успела несколько раз пнуть по ребрам его собрата. А после вся стая сбежала с поля боя, поджав хвосты.

Марина стояла посреди разбросанных продуктов в разорванном шерстяном пальто и осматривала сотворенный ими хаос. Адреналин схлынул, и она впервые почувствовала боль многочисленных укусов адских исчадий.

Ее старый знакомый осторожно приблизился к девушке и ткнул в ее руку мокрым холодным носом. Помахал хвостом и проскулил нечто непонятное.

Она погладила его по широкому лбу и поразилась сама себе. Почему она вообще его раньше боялась? Ведь он целыми днями лежал на этой площадке и ни разу не проявлял признаков агрессии, когда рядом играли дети, шумели подростки или мимо проходили мамочки с колясками. Опасность поджидала Марину совсем в другом месте.

Трясущимися руками она сняла упаковку с копченой курицы и бросила птичью тушку старому знакомому. Тот гавкнул, будто благодаря ее, и принялся есть.

Бросив последний взгляд на пирующего пса, девушка похромала к своему подъезду. По свежевыпавшему снегу за ней потянулась цепочка из красных капель. В Марине больше не было страха. Только стальная решимость любыми способами избавить улицы от агрессивных тварей и найти новый дом для своего спасителя.

[1] Цитата из источника: https://www.krsk.kp.ru/daily/27738/5165648/

Все "Мрачные байки" можно прочесть здесь: https://author.today/work/495714

В первую ночь спалось замечательно: тихо — как под водой, а воздух чистый и сладкий. Епифанов дышал вместе с домом и напитывался окружающей его тишиной, пока за стеной не послышались чьи-то тяжелые шаги. Прошли совсем близко — словно в полуметре от самого Епифанова — и это притом, что отельер огородил участок и все в деревне знали, что это частная территория.

«К бытовке, наверное, пошли, инструмент тырить», — решил Епифанов и выскочил на улицу, включив всё наружное освещение, чтобы застать вора врасплох. Зайдя за дом, он обнаружил следы. Быстро засеменив, Епифанов уже собирался крикнуть в спину удирающему наглецу, что на участке установлены камеры (они еще, правда, не были подключены) и утром он подаст заявление в полицию. Но задний двор встретил его пустотой и тишиной. Мир по-прежнему стоял на паузе и был обездвижен. Лишь в пятидесяти метрах за забором монотонно покачивались макушки вековых деревьев.

Епифанов прошел по примятому газону и, к своему удивлению, обнаружил, что следы обрываются в нескольких метрах от дома, словно человек просто взлетел. Тогда Епифанов решил, что тот быстро вернулся назад тем же путем, наступая на собственные следы, но вскоре понял, что начало они берут не у ворот, а прямо посреди двора. Кто-то явно решил над ним подшутить.

К утру следы исчезли — словно их и не было, но хозяин отеля не верил ни в галлюцинации, ни в то, что это могло ему присниться. Конечно, ему, как и всем приезжим, объясняли, что наша деревня непростая и что необъяснимое здесь, скорее, норма. Но разве так не во всех деревнях? Епифанов знал, что единственная нечисть — это люди, а против людей есть методы. Но он решил пока не спешить с выводами и подождать.

Следующей ночью снова послышались шаги. Распахнув глаза, Епифанов не сразу вспомнил, где он. В городе всегда шумно, и к этому привыкаешь. Машины ездят всю ночь или истерят сигнализацией во дворах, пьяные кричат под окнами, ветер треплет жесть на стройках возле дома. И ты просто часть живого организма, а потому не замечаешь его хронических спазмов, бульканья и других движений органов. В деревне же каждый писк комара или крик совы может заставить проснуться.

Снова рядом прошли, буквально за стеной — кажется, даже задели плечом фасад. Епифанов приложил ухо и прислушался: вот прошел первый, пауза, за ним второй — словно идет по пятам. Между собой о чем-то тихо переговариваются, но слов не разобрать. А может, Епифанову всё это действительно кажется, и просто дом натужно шепчет о том, что дает усадку?

Выскочив прямо в трусах на улицу, отельер закричал:

— Харе уже тут слоняться! Вы на частной, мать вашу, территории!

Но его снова встретила сиротливая тихая ночь. Вдалеке залаяла собака, кто-то хлопнул дверью. Но всё это было далеко — в деревне. Лес всё так же меланхолично шелестел верхушками деревьев.

«Может, зверье шастает?» — решил Епифанов, но, найдя следы, понял, что кабаны, лоси и лисицы всё же не носят обуви. Подошва, правда, какая-то странная, да и, судя по размеру, ноги женские. Сегодня следов оставили много, с обеих сторон дома, и шли явно в обратную сторону. Обрывались отпечатки так же — посреди двора.

Проклиная себя за то, что сразу не подключил камеры, Епифанов решил утром первым делом позвонить в контору и вызвать мастера. Он было ступил на порог отеля, как вдруг замер на месте. Грязные земляные следы встречали его на ресепшене и уходили в сторону номеров. Это были не просто следы от обуви, а самые настоящие отпечатки ног. Холодок спустился по спине и замер где-то в области ягодиц. Пришлось крепко их напрячь от греха подальше. Не найдя чем бы вооружиться, отельер сжал как можно сильнее кулаки — оружие не самое грозное, особенно, если говорить о Епифанове. Но если ударить в горло или ухитриться попасть в глаз, то вполне можно одержать верх в битве один на один. Телефон Епифанов оставил в номере, а значит, вызвать подмогу не получится, да и связь тут ловила только в самом дальнем углу участка.

— У нас заселение начнется только через два месяца. Можете забронировать номер на сайте! — крикнул он первое, что пришло в голову. Но никто, разумеется, не ответил.

Ступая медленно — ставя пятку, а потом перекатываясь на носок, Епифанов шел по следу. Дом был наполнен каким-то шепотом: он разносился со всех сторон — то громче, то тише. Слышны были отдельные, но совершенно непонятные слова, и на усадку грешить тут уже не было никакого смысла.

Шаг за шагом отельер дошел до одной из комнат, у двери которой обрывались следы. Вот только дверь была заперта на замок, а ключи лежали в ящике стола на ресепшене. Епифанов глянул ну ручку: та была чистой, до сих пор в целлофане. Дернув за нее, он убедился, что замок надежно заперт. Но следы обрывались именно тут. Накачанный по самые уши адреналином, отельер в два длинных прыжка достиг ресепшена, рывком выдвинул ящик и начал лихорадочно шарить внутри рукой. Отыскав ключи, он вернулся к двери и, с третьей попытки попав в личинку, повернул ключ.

Двухкомнатный номер люкс с джакузи и камином встретил его полумраком. Уличное освещение с трудом пробивалось сквозь неплотно сдвинутые шторы и лишь слегка подсвечивало комнату. Внутри никого. Епифанов потянулся было к выключателю, но тут рядом с ним кто-то прошел. И не просто прошел, а наступил на ногу. При этом Епифанов почувствовал, как ветерок коснулся его щеки, а в нос ударил гнилостный запах.

Вскрикнув от неожиданности, отельер отскочил в сторону — благо в сторону выключателя. Пальцы сработали автоматически — ударили по клавише. Модная люстра в стиле лофт тут же вспыхнула и явила глазам номер за двадцать тысяч в сутки. Никого. А шаги снова раздавались снаружи дома. Не просто шаги. Кто-то бегал и, кажется, смеялся…

***

Вот тогда-то Епифанов впервые и появился у нас в участке и — на свою радость и нашу печаль — обнаружил нас на месте. Мы как раз только вернулись с обхода. День выдался не самый удачный. В деревне начались волнения по поводу разбитого зеркала. Казалось бы, ерунда, но не в Безрадном. У нас такие вещи — на уровне уголовки или катаклизмов. МЧС даже уведомление может прислать.

Дядя Саша поручил мне писать отчет, а сам принимал Епифанова, одновременно с этим принимая сто граммов святой воды. Мне тоже приказал выпить, так как это лучшая дезинфекция против несчастий.

— Ну так вы уже сами нашли решение. Подключите камеры и смотрите, кто там у вас ходит-бродит, — сонно ответил дядя Саша, когда полуночный гость закончил свой рассказ.

— Я-то подключу. Подключу! Но вы же должны знать, кто у вас тут на плохом счету. В деревне три с половиной человека проживает. Наверняка у кого-то из них уже имелись приводы за подобные вещи, — верещал отельер, прогоняя нашу с начальником дремоту.

— Местные у нас люди серьезные. А если же кто из лесу приходит, так это, как правило, сразу всех касается, а не кого-то одного. Обычно поступает несколько жалоб за день. Хотя вы у нас отшельником заделались, всякое может быть… — выстучал участковый пальцами дробь по столу.

— Я не отшельник, — гордо заявил Епифанов, — я предприниматель. Налогоплательщик. Для вашего же Мухосранска стараюсь — поднимаю ему респектабельность, прорубаю горизонты для туризма. И для моего предприятия важна некоторая обособленность.

— Я вас понял. Завтра утром мы к вам зайдем, всё проверим.

— Да что мне утром! Утром никто у меня не шастает. Приходите ночью.

— Опять ночью! — ударил по столу дядя Саша. — Ох-ох-ох… Нам за эти ночные переработки и вредность уже должны памятники из сухого молока поставить, — обратился начальник уже, скорее, ко мне. — Хорошо, будем у вас ближе к закату. Не переживайте, разберемся.

Дядя Саша вытолкал посетителя тактичным пинком за дверь и закрыл участок на три замка.

Утром Епифанов позвонил в контору и выяснилось, что камеры у него все то время были подключены и давно пишут. Можно даже глянуть запись на цифровом облаке. Ругая себя за глупость, отельер выехал за пределы деревни, поймал в свой электронный сачок сеть, скачал записи с камер и поспешил к нам в участок, где заставил нас смотреть свое домашнее кино.

На быстрой перемотке мы наблюдали как Епифанов носится по ночному двору и вокруг дома в трусах и что-то ищет на земле. Больше никого на записи не было.

— Мне не показалось. Я не идиот, — обиженно бубнил Епифанов, и мы понимали, что в одном из двух этих утверждений может таиться правда. Мы-то давно знаем, что невидимость не освобождает преступника от ответственности.

Ночью мы пришли к Епифанову, чтобы во всем убедиться лично.

— Зря вы всё это затеяли. Люди сюда не поедут, — сказал я Епифанову после экскурсии по отелю, где стоимость самого дешевого номера в сутки равнялась четверти моей зарплаты.

— С чего вы взяли? — насупился тот. Епифанов был связан стальными тросами кредитов. Этот отель был его ставкой на зеро. Всё или ничего.

— Места у нас проклятые, все знают.

— Тем лучше, — нашелся тот, — халявный досуг. Занимательная чертовщина. Люди такое любят. Понаедут блогеры со своими расследованиями паранормального…

— Если доедут… — задумчиво произнес дядя Саша, осматривая дом на наличие подкладов и других нелегальных артефактов. — Со строителями не ссорились? Может, не заплатили кому?

— На что вы намекаете? — обиделся Епифанов. — Я со всеми по договору работаю — в белую.

— А с местными проблемы были? Может, кого послали или словом каким недобрым обозвали? — вспомнил дядя Саша про слова о Мухосранске.

— Я неконфликтный человек. Ругаться на ровном месте не мой метод.

Мы с дядей Сашей переглянулись, еле сдерживая смех.

Ночь плавно опустилась на Безрадное, и дневные звуки сменились ночной музыкой: шелестом травы, дыханием холодного ветра. Но по-прежнему никто не приближался к дому. Мы обошли участок по периметру, обследовали дом — тишина.

— Как всегда, стоит приехать в автосервис, и уже нигде ничего не стучит и не подтекает, — ворчал себе под нос Епифанов, сидя на крыльце.

Я уже шел в его сторону, чтобы попрощаться, но тут кто-то круто толкнул меня в плечо. Я замахнулся для ответного удара, но никого не увидел. На земле появились следы. Я потянулся рукой, чтобы схватить невидимку, но поймал лишь пустоту.

Заметив это, дядя Саша двинулся в мою сторону, но тут кто-то отдавил носок его начищенного до зеркального блеска уставного ботинка. В доме тоже послышались глухие шаги, а одно из окон отеля резко пошло трещинами и лопнуло. Несмотря на ущерб, Епифанов радостно запрыгал на месте:

— Ага! Я же говорил! Говорил!

Дядя Саша нахмурился и достал из кармана самый мощный оберег, каким можно было противодействовать любой силе — хоть физической, хоть потусторонней, хоть прибывшей из дальнего космоса — ксиву полицейского, и громко произнес:

— Лейтенант Цаплин. Представьтесь и предъявите ваши документы!

Продолжение следует...

Александр Райн "Цикл рассказов про Безрадное"

Дорогие читатели, буду рад вашей поддержке!

Вот тут можно угостить печенькой

Тут подписаться на телегу

Тут посмотреть список моих ближайших литературных концертов (сегодня выступаю В Тюмени, следующий на очереди Омск)