Не довелось. Нет ни заставы, ни командира. Живым нашли только младшего политрука у покореженного пулемета:
Это были его последние слова.
Пробирались лесом: на дорогах немцы, в небе, на переездах и в деревнях тоже немцы. Их не было только в лесу. Здесь еще можно хоть на минуту забыть обо всем. О первом бое, о рукопашной, о натужном вое самолетов, пронзавшем душу. Только здесь еще можно было послушать тишину.
Пора идти. Куда? Прямо. Младший сержант поднялся и забросил на плечо два трофейных автомата. Утром повезло: на дороге стоял заглохший мотоцикл, один немец копошился в моторе. Второй лениво покуривал рядом. Василий усмехнулся – это вам не Европа, ухо надо держать востро. Два выстрела, два вскрика, бросок, и оружие в руках.
Потянувшись, он медленно двинулся вперед. Судя по звукам, впереди опять была дорога. Дойдя до конца леса, Василий быстро залег – на обочине стояли грузовики. Наверное, немцы сделали привал: доносился запах еды, кто-то играл на губной гармошке, кто-то смеялся.
— Сейчас вместе посмеемся, — скрипнул зубами пограничник, передернув затвор.
Василий прицелился в толстого немца, который рассказывал остальным что-то явно смешное. Еще секунда и…
— Голову сложишь ни за что, — раздалось за спиной.
Пограничник резко обернулся: перед ним, прислонившись к дереву, стоял дед. Босой, в белой полотняной рубахе, белых штанах и с потрепанной котомкой на плече. Казалось, его не волновали ни немцы, веселившиеся впереди, ни направленный ствол автомата:
— Оружие опусти, сынок, — улыбнулся старик, — свои мы, да, Варгин?
Только сейчас Василий увидел кота. Даже не так - огромного черного котяру, внимательно смотревшего на него. Взгляд животного зачаровывал, пограничнику в какой-то момент даже показалось, будто в голове разом загудели тысячи пчел. Он моргнул, и наваждение исчезло:
— Невежливый какой, — проскрипел старик, — ни доброго дня, ни как здоровье.
— Простите, — присев, выдохнул младший сержант, — не ожидал никого увидеть.
— Всё-таки уважает старость, — улыбнулся дед, — просто волнуется…
Именно хмыкнул, в этом Василий был готов поклясться. Старик, покосившись на дорогу, сел на пень и внимательно посмотрел на пограничника:
Не ожидавший такого вопроса, Василий помотал головой, потом утвердительно кивнул, а потом… Начал рассказывать.
Как увидели лодки, переплывавшие Буг, не понимая, провокация это или война. Как приказал наряду открыть огонь, и закричали тонувшие немцы. Как над головой раздался гул, а спустя несколько минут задрожала земля.
О первой рукопашной, когда, заколов шестерых, они сбросили гитлеровцев в реку. Как с того берега яростно застрочили пулеметы, и рухнул Саня, с которым вместе прослужили почти два года.
Василий говорил и говорил. О погибших, похороненных в окопе. О политруке, отдавшем приказ отходить, о долгой дороге через лес вместе с примкнувшими красноармейцами, о попытке пересечь дорогу. Как остался один с двумя патронами в винтовке и о заглохшем мотоцикле.
— Мяв, — по лицу мягко ударила пушистая лапа.
Пограничник замолчал и, нерешительно протянув руку, стал гладить кота за ухом. Тот на секунду размяк, а затем царственно отошел в сторону, неожиданно (в этом Василий был готов поклясться) подмигнув.
— Натерпелся ты, —вздохнул старик, — и еще натерпишься много. Ничего, доберешься до своих.
— Устал я бегать, — ответил младший сержант, — бить их надо, чтобы…
— Чем, — перебил дед, кивнув на оружие, — этими свистульками? С двумя автоматами на пушки и пулеметы пойдешь? Троих застрелишь, ну пятерых, а потом? Тебе что политрук приказал? К своим пробираться. И вместе бить этих поганцев, правда, Варгин?
Василию показалось, что на самом деле он отчетливо услышал «ясен хвост», а кот, словно догадавшись, о чем думает пограничник, снова подмигнул.
— Зовут тебя как, — голос старика снова отогнал наваждение
— Василий, —ответил младший сержант, — а вас?
— Доброхожим кличут, — улыбнулся дед.
— Можно и так сказать, — старик переглянулся с Варгином, — а ты молодец. Трофеи захватил. Такому помочь – святое дело. Да?
— Мяв, — согласно отозвался кот.
И снова Василий был готов поклясться, что услышал совсем другое, Варгин же потянулся и, подмигнув (опять!), каким-то невероятным ударом хвоста сбил пролетавшего мимо шмеля.
— К партизанам надо, — задумчиво протянул Доброхожий, — до фронта идти, как за тенью гнаться, далеко он.
— Партизаны? — удивился пограничник.
— Конечно, земля здесь такая, не любит поганцев. Только ступит вражья нога, как все поднимается вокруг: и люди, и звери и…
— И ты, — рассмеялся старик.
— Да как же их найдешь, — недоверчиво хмыкнул Василий, — кричать что ли на весь лес?
— Зачем кричать, Варгин и отведет. Прямо к ним, не сомневайся. Ну что, готов?
И тут Василий понял, что он совсем не хочет расставаться ни с этим удивительным дедом, ни с его котом. На душе было так спокойно и легко, как в детстве.
— Задумался, извините. А давайте вместе, — неожиданно предложил Василий.
— Спасибо, сынок, но дороги у нас разные. У тебя свой война, у меня своя.
Младший сержант поднялся, поправил оружие и протянул руку:
— Спасибо вам, товарищ Доброхожий. Жаль, отблагодарить за помощь нечем. Хотя нет, возьмите.
И Василий, сняв фуражку с головы, протянул её старику. Тот от неожиданности крякнул и, взяв головной убор, пробормотал:
— Говорю, спасибо за подарок, сынок, теперь я буду как заправский пограничник.
— Мяв, — неожиданно вмешался Варгин.
— Не наглей, — фыркнул на кота Доброхожий.
Уже ничему не удивляясь, Василий понял, что на самом деле сказал кот. Возможно, это просто была жуткая усталость, возможно, голод, но пограничник был готов дать голову на отсечение, что Варгин… В общем, сняв один автомат, он потянул его старику:
— Это для вашей войны. Не помешает.
— Ай спасибо, ну уважил старика, — засмеялся Доброхожий, — вовек не забуду. А теперь пора прощаться. Иди за Варгином, он приведет. И помни – ничего не бойся, землю свою защищая. Тебе после войны на заставу возвращаться.
— Кто знает, — улыбнулся старик, — но будет такое желание, знак оставь.
— У дороги для Варгина угощение. Мы поймем, правда?
И опять Василию показалось, что он отчетливо услышал «ясен хвост». Улыбнувшись и еще раз потрепав кота за ухом, младший сержант протянул Доброхожему руку:
— Спасибо вам, и прощайте.
И уже через секунду, пограничник бежал за Варгином, который резко прыгнул в сторону и помчался вглубь леса.
— Береги себя, — прошептал старик, — а я вас сберегу. И всегда беречь буду. Ну что, поганцы, скоро вы у меня нахохочетесь.
Но младший сержант этого уже не услышал. Василий не видел, как, залихватски сдвинув фуражку на затылок и поправив на шее автомат, Доброхожий спокойно и уверенно пошел к дороге…
Спустя час немцы обнаружили горевшие грузовики и перебитых солдат. В живых остался лишь тот самый толстый немец, который, всхлипывая, повторял одну и ту же фразу:
— Ну штё, поганцы, скоро ви у меня нагогочетесь.
Не успев затормозить, Василий споткнулся и рухнул лицом прямо в муравейник.
— Тьфу ты, — отплёвываясь и протирая глаза, он пытался рассмотреть, где Варгин, но вместе этого…
— Наши, — широко улыбнулся младший сержант.
Три долгих года Василий воевал в разведке партизанского отряда. Сколько было операций, боев, выходов из окружений, никто не знает, да никто и не считал. О лихом пограничнике ходили легенды – говорили, что бережет неведомая сила. Кто-то даже рассказывал, будто видел, как за Василием незаметно крался черный кот. Даже нет так - огромный черный котяра, вечный спутник белорусского духа полей и дорог, Доброхожего. А еще замечали за младшим сержантом странность – проходя у дороги, он обязательно оставлял на обочине что-то съедобное и несколько минут сидел, глядя по сторонам. Словно хотел кого-то увидеть.
После войны Василий вернулся на родную заставу, уже командиром. Но привычке не изменил, все также оставляя угощение при дороге. А глядя на начальство, так стали делать и остальные.
С тех пор у белорусских пограничников появилась традиция. Заступая на охрану государственной границы оставлять при дороге что-нибудь вкусное. Вы скажете, что это неправда, и никто об этом не рассказывал. Так и нельзя им говорить лишнего, люди-то служивые, понимать надо.
На южных границах Беларуси с украинской стороны - тихая паника. Стал появляться странный дед в белой рубахе, белых штанах и немецким автоматом времен Великой Отечественной в руках. На голове – выгоревшая пограничная фуражка, рядом – черный кот. Даже не так – огромный черный котяра.
Что только не делали: и границу перекопали, и проволоку натянули, и мин натыкали, старика не остановить. Приходит, смотрит и, поправив фуражку, презрительно сплевывает:
— Ну что, поганцы, скоро вы у меня нахохочетесь.
— Мяв, — также презрительно добавляет кот.
Правда, многие слышат «ясен хвост». Потому и угрожают они соседям, пьют беспробудно, стреляют по пограничным столбам – страшно. Понимают ведь – они ведь на самом деле поганцы.
А дед слово держит. Наших пограничников бережет, а тех не трогает. Но это пока. Ведь не терпит земля белорусская поганцев.
Варгин – в белорусской мифологии кошачий царь.
Доброхожий – в белорусской мифологии аналог Лешего, Домового и Полевика. Хорошего человека награждал свитком полотна, который никогда не заканчивался.
