Серия «Аннушка»

42

Провожать её вышло всё село, гроб до самого кладбища несли на руках

Аннушка. Глава 32. Заключительная

А в Елошном кипели не шуточные страсти, Андрей, сорокалетний мужик, выстроивший своими руками красивую баню, вырастивший сад и двух дочерей, раздув от гнева ноздри объяснял не менее взбешенной Тане, своей жене:

-А я ещё раз повторю, бабушка будет жить с нами! Дом большой, комнат много, девки взрослые совсем, в состоянии подать кружку воды и покормить! И не возражай! Завтра я перевезу её к нам!

-Но посоветоваться со мной ты мог? Всё же не один живёшь и у нас семья! Есть же тетка Нюра и Настя, Анечка , –недовольная женщина торопливо вытирала молоко, которое она случайно пролила на стол. В глубине души она понимала, что Анна нуждается в помощи, старость не спрашивает, приходит сама, но назвать три комнаты, похожие на клетушки, «большим домом», это, конечно, надо постараться.

Жили они всё там же, в доме на две половины, состоящим из кухни, зала и двух небольших комнат, в одной из которых была их спальня, а в другой жили дочери. За прошедшие годы пристроили они к дому веранду, поставили баню и выстроили гараж, в надежде купить машину, но ютился в нём скромный мотоцикл «Иж-Юпитер». Жила семья, как все, имели хозяйство: двух коров, лошадь с жеребёнком, овец, коз, кроликов, кур, поросят. Андрей продолжал трудиться завгаражом, а вот Таня была уже завучем в школе и должностью своей очень гордилась.

-Что за шум, а драки нет? –зычно крикнула в коридоре Светка, давнишняя приятельница и по совместительству соседка через стенку. Слышимость в их доме была такая, что иногда Тане казалось, что стены сделаны из бумаги. Гостья, не спрашивая разрешения прошла на кухню, где спорили супруги. С годами она подобрела, раздалась вширь, вываливалась из одежды, словно тесто из кадушки, говорила хрипло, ибо втихаря покуривала, да что там скрывать, вместе с мужем пила изрядно.

Работала Светка не по специальности, поначалу заведовала колхозным складом, позже, по болезни, ушла и получив инвалидность осела дома. Хозяйства супруги никакого не держали, но любили, без зазрения совести выпрашивать молочное, которое они очень уважали, у соседей. Вот и сегодня она, услышав крик, приперлась она с бидончиком в надежде поживиться молоком и свежими новостями.

-Шла бы ты, Света, домой, не до тебя сейчас,-невежливо встретила её Таня, не скрывая своего недовольства её приходом.

-Так я и уйду, мне бы только молочка на донышке, да пару яичек, омлетик хочу сделать для Коленьки. Муж её, трудился на ферме, тягая оттуда ночами комбикорм и зерно, чтобы обменять их на спиртное.

-Надо же, - подумала Таня, глядя на гостью,- а ведь была настоящей фифой, фу-ты, ну-ты, ножки гнуты, на Андрея в своё время глаз положила, всё задницей возле него крутила, а что сталося? Вот что с людьми судьба делает. А уехала бы тогда на БАМ, как собиралась, гляди, человеком бы стала.

-Шла бы ты работать, Света,-не удержалась она от нотаций,- вон хоть техничкой в гараж к Андрею, всё свои деньги-сказала Таня, наливая молоко в бидон для того чтобы она поскорее ушла.

-Ой, да куда мне, я ж больная насквозь! Вот до вас дошла, три раза пришлось остановиться, отдохнуть, задыхаюсь я, дышать не могу-зажалобилась гостья. Это ты у нас, как тростиночка, с юности такая,- подлизалась она к Тане, -а помнишь какая я была? Помнишь? Вот! Скажи спасибо, что мужа у тебя не увела тогда! А ведь он меня глазами так и ел.

-Спасибо! –прыснула от смеха Таня, подавая гостье бидон и провожая её до дверей. Настроение её внезапно улучшилось и она, вернувшись назад сказала мужу:

-Сами в зал переселимся или девчонок отправим? Андрей улыбнулся, обнимая жену, он знал, что ворчит она только для вида и в душе всё та же добрая, милая девочка, которую он когда-то полюбил.

-Мам, пап, -отвлекла их дочь, зашедшая на кухню, - тётя Нюра велела передать, завтра прабабушку Анну перевозить к ней будем, помощь нужна!

-Вот видишь, всё и решилось,- сказал Андрей и поцеловав жену в голову вышел из дома.
Анна, возраст которой подходил уже к девяносто лет тихонько возилась на кухне, готовя завтрак для себя и Нюры. После того, как лет пять назад она неудачно упала, сломав руку, жить в одиночестве не предоставлялось возможным. Вот и забрала её дочь жить к себе, продав её дом приезжим людям. К этому времени она тоже осталась одна, похоронив мужа куковала в одиночестве.

Ну как в одиночестве? Андрей с супругой захаживали и помогали чем могли, Маришка, которую она привечала в детстве, заходила каждый день, Анечка с семьёй очень часто приезжали, а поди ж ты, плохо ей было, ибо прикипела в своё время к Смагину и теперь жизнь без него не милой казалась и не радовало ничего, так что забота о матери отвлекла её на время от печальных мыслей и вернула вздорный характер.

-Мам, ну чего ты с утра на кухню выперлась? Спала бы себе и спала! -бункнула она, забирая из её рук тяжелую сковороду и показывая на мягкую скамейку у окна.

-Вот доживёшь до моих лет, тогда и узнаешь, как не спится ночами, ох, хоть бы смертушка меня забрала, жить никакой мочи нет- сокрушалась Анна, покорно усаживаясь туда, куда показала дочь.

-Опять ить Черненко в больнице, помрёт в марте к гадалке не ходи! –сказала она, пододвигая к себе блюдце с варением.

-Нам-то какая забота? –сердито ответила ей Нюра, забирая варенье со стола,-обожди с вареньем, я яишенку сделала, поешь ладом, потом уж чай пить будешь!

-Вот и дожила, просто чаю попить не дают, пора к Сёмушке собираться, заждался, родимый,-тихо заплакала Анна, вытирая слезы кончиками платка, в последнее время несла она порою что-то несусветное, непонятное и от того становилось страшно тому, кто находился с ней рядом.

-Мели Емеля, твоя неделя, куда тебя понесло-то? Ешь яишенку, а я чаю пока налью, - Нюра споро шевелилась на кухне, накрывая на стол. Здоровье её тоже подводило, скакало давление, болели суставы так, что от скотины пришлось избавиться, коровушку продали, держали только десяток курочек, да кроликов. По привычке сажали большой огород, часть овощей сдавали осенью в колхозную столовую, часть забирали многочисленные родственники, проживающие в городе, а сами они за зиму и мешка не осилили.

-Может в этом году забросим часть огорода? -предложила Нюра,-тяжело мне стало полоть да поливать.

-Нельзя, милая, впереди неузнато, что будет, видится мне голод идёт, -ответила ей Анна, ковыряя ложкой яичницу.

- Ну какой голод, мама?

-А такой, что не только огороды все засажены будут, так ещё люди земли просить станут, дополнительно, зря дом продала, огород там, как пух, пригодился бы!

-Нам и этого запоглаза, ешь давай, весна скоро, Анечка детишек привезёт на каникулы, нам на радость и заделье будет!

-Так –то оно так, но огород придется расширить-упрямо сказала старушка.

Как и предсказывала Анна, в марте умер Черненко, бывший на посту чуть больше года, да и то, проведший большую часть своего правления в больнице. В этот день должны были показывать по телевизору «Три орешка для Золушки», который очень любил девятилетний Иван и восьмилетняя Полина, дети Ани и Николая. Семья, вернувшись с БАМА во всю строила новый дом, с трудом доставая нужное по знакомству и за большие деньги.

Анна вернулась работать в больницу, а Николай на завод, всё также не расставаясь с рулём. В школе, по случаю смерти Константина Устиновича собрали траурную линейку, но о его смерти никто не грустил и уж тем более не плакал. Вернувшись домой, дети включили телевизор и разочаровано вздохнули, так и есть, показывали балет, и заунывная музыка лилась с экрана. Эмоциональная Полинка не выдержала и тут же разревелась.

-Не реви, -оборвал её брат, - повтор скоро будет!

-А когда? –икая от слёз спросила девочка.

-Скоро! -пообещал Иван, пробираясь через наваленные коробки, семья планировала переезд в свой дом, временно снимая небольшую квартиру, -а на выходные мы поедем в Елошное, к бабуле, дядя Андрей обещался на тракторе прокатить!
-А баба Нюра про куклу говорила, - слёзы у девочки высохли сами по себе,- я кушать хочу,- сказала она. В своём возрасте они были уже полностью самостоятельными и могли погреть себе еду и поставить чайник на газ. А вообще росли они смышлёными и славными, периодически устраивая разные шалости: то, делая домашние ириски испортят поддон в холодильнике, то испачкают кухню вареной сгущенкой, то вытащив из кошелька мамы монетку купят себе в гастрономе детской смеси и от души наедятся сладкого порошка.

В Елошном для них вообще была полная свобода, хотя баба Нюра была строга и периодически порыкивала на стайку детей, словно ураган, проносившуюся по двору её дома. Прабабушка Анна была иной, тихая, молчаливая она гладила их по голове, прижимая к себе так, что Иван слышал биение её сердца.


-Зайчики, славные мои,-шептала она и торопливо совала в руки детей гостинчики.

В этот их приезд она больше лежала, уставившись глазами в крашенный потолок. Оживилась лишь, когда родители приехали забирать нагостившихся Ивана и Полину домой. С матерью она долго о чем-то шепталась и в машину та села с зареванным лицом.

-Что не так? – нервничая спросил её Николай, трогая машину с места,он не любил, когда жена плакала, -как не приедем у тебя всё глаза на мокром месте! Вот не повезу вас сюда больше! –сердито пригрозил он, а дети, сидевшие на заднем сидении, напряженно притихли.

-Не ругайся, Коленька, бабуля сейчас, как ангел на земле, не сегодня-завтра упорхнет не остановишь. Тяжело мне, она меня вырастила, в люди вывела, знания дала.

-Ну и что теперь? Все там будем, кто раньше, кто позже! - сердито сказал муж, ведя через раскисающую на глазах дорогу,

-Давай не будем о смерти, здесь дети, -попросила женщина, отвернувшись к окну. Исхудавшая, выболевшая Анна ждала свою смерть, как искупление. В последнее время она много говорила, вспоминала и Нюра, неотступно находившаяся рядом с ней, отмечала, как помнит она всё, что было давным-давно и отца, большого мастера, любящего свою жену и собственную свадьбу «убёгом» с Яковом, и сидение в Березовом ряме в годы гражданской войны и то как пытались разрушить елошенский храм, но сделать этого не удалось и многое другое при этом плохо уже узнавая тех, кто был рядом.

Перестройка шагала по стране, снося на своём пути все преграды, ломая и раззобобщая общество. То тут, то там вспыхивали костры недовольства, впереди ждали людей трудные времена, а в небольшом селе за Уралом, расположенным возле шести озёр тихо уходила из жизни скромная, беззаветно преданная своей семье и родному селу, женщина, маленький человечек в масштабах огромной страны, песчинка во вселенной.

На лавках и стульях собрались все родные, тихо переговаривались между собой мужчины, женщины плакали, Настя и Нюра сидели у кровати, здесь же притулилась сбоку Анечка.

Анна дышала тяжело, с хрипами и стонами, вот уже несколько дней она была без сознания.

-Мама сама этот день назначила, велела нам всем здесь быть –шёпотом объясняла Нюра, пришедшим попрощаться соседям. Внезапно та, будто услышав её слова, открыла глаза, они были ясными, словно к ним вернулась ранешная Анна. Опираясь слабыми руками о кровать, она попыталась сесть, ей помогли, подложив под спину подушки. Осмотрев внимательно всех присутствующих, словно запоминая их, больная тихо сказала:

-Все приехали, слава тебе Господи, всех увидела! Живите, детки, всяк своим добром да своим горбом! А я своё отжила. Молиться за вас стану, а коли тяжело вам будет, на небо посмотрите, я завсегда рядом буду! А теперь идите, не надо возле меня сидеть, ночью меня не станет, похороните рядом с Сёмушкой и Васей, жива в душе вашей буду, пока помнить меня будете, ступайте- сказала она, оставляя возле себя Нюру и Аню.

Ночью Анны не стало. Провожать её вышло всё село, гроб до самого кладбища несли на руках, оставляя после себя, на дороге, еловые ветки.

Иной человек живёт незаметно, не совершает великих подвигов и не жертвует свой жизнью ради человечества, но его уход, незнакомые и чужие люди, оплакивают так, словно потеряли самое дорогое, словно вынули из них сердце или душу…

Спасибо всем кто читал и был с моей Аннушкой всё это время, хотелось бы услышать ваше мнение о романе.

Я настолько сроднилась с героями, что написала продолжение, маякните, если оно нужно здесь.

Ваша Марина

UPD:

Читать продолжение

Показать полностью
31

Женщину подселили в палатку «бабьи слёзы» – там жили семейные, которые всю жизнь кочуют по стройкам

Аннушка. Глава 31

Чем старше становилась Анна, тем чаще вокруг неё смерть ходила, умирали подружки, те, с кем на лесозаготовках, по пояс в снегу лес рубила, те с кем детишек поднимали в одиночку, рыдая в подушки ночами от нестерпимого горя и усталости. Уходили вернувшиеся с фронта елошенцы, вымороженные в окопах, съеденные вшами, израненные и душой, и телом, войной.

Ушёл Вася, как раз накануне своего дня рождения, до смерти так и оставшимся не понятым и чужим елошенцем, следом слегла в страшной болезни Лиза, его жена, пережив мужа всего на год. Уходило целое поколение на долю которого выпало много испытаний, но словно молодая поросль вдоль забора, всходило, росло и колыхалось новое, непохожее на отцов и матерей своих, другое поколение.

Ночной сон окончательно оставил женщину и крутясь бессонными ночами она всё думала, вспоминала, плакала, а иной раз, не выдержав, включала свет, подходила к стене, где с фотографий в большой деревянной раме смотрели на неё родные лица, по привычке что-то шептала, улыбаясь и гладила старыми, изработанными руками стекло, прикрывавшее их.

Вот Настя и Антип встречают из роддома внучку. Антип солидный, в костюме и шляпе, которую смешно сдвинул на затылок, держит кулёк с младенцем, смотрит прямо ошалелыми глазами, и дурацкая улыбка растягивает его рот. Рядом Настя с дочкой, как две капли похожие и, хотя черно-белое фото не передает цвета, Анна точно знает у них одинаковые голубые глаза, как небо под летним солнцем. А вот внучечка, Анечка, отдыхает в каком-то пансионате от работы, так до сих пор и одна и, хотя на фото улыбается, глаза грустные.

-Девочка моя, -прошептала Анна, целуя фото внучки.

А на этом фото свадьба Андрея и Танечки. Вон как их много собралось, все приехали. Праздновали тут, прямо во дворе этого дома. Ограду вымели, украсили срубленными в лесу березками и натянули поверх брезентовые полога на случай дождя.

Правда они особо и не спасли, когда веселый, теплый дождь забарабанил по расставленным тарелкам со снедью. Гости хватали со стола кто что горазд, спеша спрятаться под навесом и в амбарах, а маленькая тучка, погремев и посверкивая, уползла за озеро, оставив после себя переливающуюся радугу на небе.

-Ох, как хорошо-то, правда, мама, -обратилась к ней мокрая, но счастливая Нюра, держащая в руках большую бутыль с домашней наливкой.

-Знак-то какой хороший, видать счастье молодым положено, отсыплет судьба полной пригоршнею.

-Тише ты, балаболка, не сглазь, - остановила её Анна, знала она уже, что несколько лет семья их будет жить тихо и спокойно, оттого улыбалась, глядя на дочь.

-Самое главное прихватила? –спросила она Нюру,- что бутылке под дождём сделалось бы?

-Как знать? А вдруг молния? –и обе они счастливо рассмеялись, Нюра сунула бутылку матери, бросилась помогать вытирать столы, на которые гости возвращали еду. В воздухе терпко пахло дождём, дорожной пылью, озерной тиной, цветами и травами, от бутылки шёл слабый вишневый запах.

-А не выпить ли нам сватьюшка по рюмашечке, -приобнял её за плечи отец Танюши, забирая из её рук тяжелую бутылку.

-Почему бы и нет? - согласилась она, опираясь на его предложенную руку. Столы снова накрыли, на мокрые скамьи постелили клеенку, сверху бросили половики, свадьба вновь продолжилась, заискрилась весельем, шумным смехом и песнями выплёскиваясь на улицы Елошного. Раскрасневшийся Андрей, кружил в танце невесту в коротком платье с венком из искусственных цветов на голове, развивалась фата, сияли её глаза, нежная, смущенная улыбка украшала лицо девушки.

-Хороша пара, что не говори! –довольно крякнул её отец, наклоняясь к Анне, -далеко полетит орел, вижу потенциал в нём есть!

Анна не знавшая, что означает это слово, потенциал, промолчала, любуясь внуком. Ещё до свадьбы закончил он Петуховский техникум механизации и электрификации сельского хозяйства, поначалу был принят в колхоз механиком полеводческой бригады, а теперь уже завгар.
Из молодых, да ранних, он рьяно хватался за любую работу, не чураясь помогать шоферам с ремонтом, не отказывался от командировок и был в коллективе гаража на хорошем счету. На свадьбу колхоз подарил молодым ключи от новенькой квартиры, в доме на две половины, их соседями стали такая же молодая семья зоотехников.

-А ты мне лучше вот что скажи, сват, кого больше всего хочешь внука или внучку? -обратилась она к мужчине.

-Да без разницы мне, хоть кого! Мальчишку на завод поведу, покажу ему всё там, а девчонку в парк, на карусели.

-Заболтал ты совсем Анну Егоровну, - упрекнула его супруга, подсевшая с другой стороны и услышавшая вопрос Анны о внуках, -да лишь бы счастливы дети наши были, да детки здоровыми родились, а Игнат верно сказал, хоть кто пусть родится, мы всех любить станем!

Теперь уже втроем смотрели они на молодожёнов, а свадьба кругом пела и плясала, в ход пошла гармонь, куда ж без родимой, без неё ни одно торжество на селе не обойдётся. Уставшая Анна тихонько ушла в дом, прилегла, прикрыв глаза задремала, почувствовав лишь через мгновенье, как Нюра, дыша вишневой наливкой, укрыла её покрывалом.

1974 год широко шагал по планете. Масштабные проекты СССР колыхали весь мир, одно строительство Байкало-Амурской магистрали (БАМ) чего стоило, но в Елошном всё было по-прежнему, тихо и спокойно. Андрей с семьей смотрел телевизор, который тихо бубнил что-то про Брежнева, производственные показатели и социалистические соревнования.

Ждали передачу «А ну-ка девушки», телевизионный конкурс среди девушек одной профессии. Две дочки, четырехлетняя Марина и двухлетняя Надюшка возились с игрушками на полу. Жена, положив голову ему на колени, успевала одним глазом посматривать на них, другим смотреть новости.

Когда передача началась её внимание полностью переключилось на телевизор. Кира Прошутинская, ведущая программы, как всегда была красиво причёсана и одета, но казалась какой-то скованной, словно не на своём месте. А сама передача была очень интересной, ведь в ней, кроме профессионального, были ещё и танцевальный, хозяйственный, музыкальный, спортивный и кулинарный конкурсы. Доярки, продавщицы, милиционеры и библиотекари соревновались мастерстве, уме и очаровании.

-Как ты думаешь, Андрюша, а я бы смогла победить в этом конкурсе? -спросила Таня, поднимаясь и садясь на диване.

-А что? -продолжила она, - селёдку я чистить умею и борщ сварю и пуговицу пришью! Муж только улыбнулся, поддерживая её порыв. Сам он прекрасно помнил, как началась их самостоятельная семейная жизнь. Как жена училась топить печь и баню, печь пирожки, они у неё почему-то получались твердыми и солеными, но он, чтобы не обидеть, ел.

Помнил, как купили вот этот самый диван, на котором сейчас сидят и вот эти два кресла у стены и первый ковёр. Круглощекая Надюшка, увидев, что родители отвлеклись от телевизора, залезла к ним на диван, следом пришла Марина.

Неугомонная Таня вскочила с дивана и ткнув в кнопку включила катушечный магнитофон: «Вдох глубокий, руки шире, не спешите-три четыре! Бодрость духа, грация и пластика-общеукрепляющая, утром отрезвляющая, если жив пока ещё гимнастика! -запел хриплый голос Высоцкого. Двадцативосьмилетняя Таня подхватила на руки младшую дочь и начала с ней танцевать.

Неистощимая выдумщица она стала прекрасным педагогом, увлекающим учеников в чарующий мир литературы и грамматики. Походы, сбор металлолома и макулатуры, слёты, концерты и тимуровская помощь ветеранам, везде в первых рядах, и всегда искренняя, улыбающаяся, счастливая.

-А давай Зайковых позовем? –спросила она у Андрея и не дожидаясь его ответа постучала кулаком в смежную с их квартирой стену.

-Ну вот,-довольно улыбнулась она, услышав ответный стук, -пойду чайник поставлю,-сказала она, передавая дочь мужу.

Зайковы Николай и Светлана попали в Елошное после распределения, откровенно говоря, жизнь в селе им не особо нравилась, и они планировали, отработав положенное время, уехать. Потому и с детьми не спешили, ожидая скорых изменений в своей судьбе. Глава семьи Николай, единственный сын у матери, детей любил и в тайне от жены мечтал иметь их не меньше трёх.
Приходя в гости, он не спускал девчонок с рук, катал их на спине, изображая лошадку и терпел, когда Маришка повязывала платок ему на голову. Светлана была не так проста. Выросшая в семье, эвакуированной когда-то из Москвы, она хранила в себе обиду на родителей, решивших остаться за Уралом, вот в такой же небольшой деревне.

Девушку манил большой город, в Елошном ей было тесно, село было мало ей в плечах и жало в подмышках. На ферму она являлась всегда аккуратно причесанной и накрашенной, вызывая пересуды у доярок, на которых она не обращала ни малейшего внимания, словно на грязь под ногами. Странный выбор её профессии можно было объяснить лишь одним- настояли родители, поставив ей жесткие условия, которым она вынуждена была подчиниться.

-Чем это у вас пахнет? -недовольно дернула ноздрями гостья, увидев, как хозяйка заваривает чай.

-Анна Егоровна чай передала, сама травы сушила, да ты только понюхай, как пахнет, солнышком, летом, лесом- мечтательно ответила ей Таня, принюхиваясь к ароматному парку, поднимающемуся от заварного чайничка.

-Чай может быть только один, индийский, тот что со слоном на пачке, всё остальное, трава! - сказала гостья, стараясь незаметно оторвать от голой ноги липкие ручки Надюшки, добравшейся до кухни.

-Так чай и есть трава! –весело ответил ей муж, подхватывая с пола ребенка, и показывая Тане, чтобы та налила ему чая, -вернее куст,-продолжил он, - и вовсе он не индийский, его фасуют в Иркутске, на чаеразвесочной фабрике. Чтоб ты знала этот чай не сортовой, а купаж из индийского и грузинского чая, но разве они сравнятся с этим напитком? Он причмокнул губами от удовольствия, - ради такого чая я готов остаться у вас жить! – сказал он шутя. Света недовольно нахмурилась, и чтобы разрядить обстановку Андрей примирительно сказал:

-Сегодня в новостях про БАМ сказали, а не рвануть ли нам с тобой на стройку, дружище?

-Ой, точно! И я с вами! –подговорилась Таня.

-А детей вы куда? Бабке своей сплавите? –желчно спросила гостья и Таня тогда впервые подумала о том, стоит ли вообще им дружить с этой вечно недовольной особой?

К своим пятидесяти пяти годам Нюра вдруг остро ощутила потребность общения с маленькими детям, особенно полюбила она Марину, старшую дочь Андрея, которую в семье все ласково называли Маняша.

Пухлая шестилетняя девчушка частенько сбегала из дома к Нюре, которая жила неподалеку. Та, брала её с собой в степь, или выводила за огород, где в степи произрастали разные травы. Наперекор недовольству её матери. Тани, она проводила с девочкой много времени.

-Смотри, Маняша,- это ромашка, она поможет если живот заболит или понос нападёт, а уж если горло заболит, для полоскания самое оно. Видишь? Середка у неё желтая, а лепестки белые? Ни с чем не перепутаешь! Девочка смотрела на говорившую умными глазками и казалось Нюре, всё- всё понимала.

-Зачем время тратишь,-ругалась на неё мать, -нет в девке нашего дара, не дано ей лечить.

-Лечить, может быть и не дано, а собственным деткам и близким помочь сможет,- спокойно отвечала Нюра, понимая, что переживает Анна вовсе не из-за обучения, а из-за того, что внучка Анечка, её дочь, всё никак не могла обустроить свою судьбу. Так и жила в городе, тихо, скромно, незаметно, шмыгая с работы в своё общежитие, в котором получила несколько лет назад комнату.

Соседи девушке попались шумные, простые работяги, любящие загудеть в выходные дни, но уважающие и даже немного опасающиеся её. Много раз пришлось ей зашивать их раны, лечить порезы и отравления, помогать занедужившим соседским деткам. Вот и сейчас, услышав стук, она сбросила с себя легкое покрывало и прошлепала босыми ногами к двери.

-Здравствуйте, - вежливо сказал ей мужчина лет тридцати пяти, щурясь, силясь рассмотреть в ярком проёме того, кто ему открыл, - не подскажите, в какой комнате Новиковы живут? Вот тут написано 23, стучу, стучу, а дома никого нет - он протянул ей измятый тетрадный листок, где карандашом, который уже стёрся от старости, был неровным почерком был написан адрес.

-Какие же это 23? Вам в 25 нужно, только сейчас вы их вряд ли застанете, рабочий день на дворе, ближе к вечеру заходите, - спокойно объяснила она, закрывая перед незнакомцем дверь.

-Подождите, может передадите им небольшую посылку, просто я в вашем городе проездом, еду на БАМ - попросил мужчина, придержав дверь рукой.

-На БАМ? –замерла Аня, много читавшая и мечтавшая об этой стройке. Все газеты пестрели заголовками о БАМе, и каждую статью она внимательно читала и грустила, где-то там, далеко и без неё, мчалась, не разбирая дороги иная жизнь, интересная, яркая, манящая.

-Да вы проходите, меня Анна зовут, как бабушку, -внутренне простонала она, не понимая зачем приплела сюда любимую бабулю, - конечно, я всё передам, вы не волнуйтесь, хотите чая?

-Не откажусь,- просто ответил гость, -ну а я, стало быть, Николай, Николай Вершинин-поправился он.

Иногда достаточно несколько минут, чтобы понять, что ты встретил свою судьбу, да что там минут, секунда и ты пропал, влип в любовь, как муха в мёд. Анечка во все глаза смотрела на черные волосы гостя, его волевой подбородок, сильные руки, через раз слыша его рассказ, чувствуя, как знакомое чувство заполняет её всю, до самой последней клеточки.

- Транссиб же был полностью загружен. Нужна была новая магистраль- эмоционально говорил Николай, размахивая руками, -а ещё там обнаружили большие запасы полезных ископаемых. А как их извлечь без более-менее развитой транспортной системы? Никак! Планы конечно грандиозные, да вы и сами знаете, построить магистраль от Тайшета до порта Советская Гавань по территории Иркутской, Читинской, Амурской областей, Бурятии и Якутии, Хабаровскому краю, с общей длиной трассы 4324 километра! Представляете?

-Представляю - тихо отвечала хозяйка, увлеченная его рассказом.

-Нет, вы только послушайте! Вечная мерзлота, суровый климат, непроходимые болота. Казалось бы, ну что тут такого? Возьмём к примеру, укладку пути? Элементарно? –спросил Николай у Ани продолжая свой рассказ, та кивнула в ответ.
-А вот и нет! Чтобы обеспечить укладку, надо прорубить просеку, отсыпать земполотно, уложить водопропускные трубы, построить мосты и тоннели — и только после этогоможно делать укладку. И все должны работать, как часы. Встал один и вся магистраль встала! Но и это ещё не всё! Николай встал и заходил по комнате, сверкая дыркой на одном носке.

- После нее — отбалансировка, строительство электросетей и многое, многое другое. Колоссальная работа, но все это мы преодолеем благодаря труду и мужеству советских людей! –Николай сел обратно на табурет и очередной раз махнув рукой смахнул кружку на стол, заливая белую скатерть коричневой жижей.

-Извините, за работой совсем отвык разговаривать с красивыми барышнями, где у вас соль? Надо засыпать, чтобы пятен не осталось! - сказал он, держа край скатерти, чтобы жидкость не пролилась на пол.

-Ерунда, не беспокойтесь, -успокоила его Аня, -я выстираю, будет, как новая! –сказала она, убирая испорченную скатерть со стола.

-Ещё чайку? –предложила женщина.

-А давайте!,- согласился он. Ему страшно не хотелось уходить из этой маленькой, но такой уютной комнаты, где на стене тикали старинные ходики, а на подоконнике стопками лежали учебники вперемешку с книгами. Небольшой диван с легким покрывалом на спинке, полка со слониками над ним, большой фикус в кадке в углу, и главное она, хрупкая, с короткой стрижкой и восхищенными глазами, которыми она смотрит на него не отрываясь.

-А вы там кем работаете? -спросила Аня, смущаясь под его взглядом и пряча под стул свои голые ступни.

-Шофер я, на «Магирусе» работаю, не машина, зверь! Немецкая! Обслуживаем Северомуйский тоннель –пояснил гость, крутя перед ней ладонью - к нам даже иностранные специалисты, итальянцы, приезжали, но и они не знают, как в таких сложных условиях, а это низкие температуры -раз, -загнул он один палец, - вечная мерзлота -два, повышенная сейсмическая активность в регионе –три, сделать тоннель, а мы делаем! -гордо сказал он, сжимая руку в кулак и поднимая её перед собой.

-Что же у вассоветских машин там нет?

-Ну почему, «БелАЗы», «КрАЗы» имеются-ответил Николай, остывая.

-А больницы? Больницы у вас есть? Роддомы, например? - с волнением спросила Аня.

-Появятся, построим! –уверенно сказал Николай, поднимаясь.

-Пора мне,- сказал он с сожалением, -и так заговорил вас, да вы приезжайте, сами всё увидите!

-А можно? –спросила его хозяйка.

-Нужно! –твердо ответил гость, не отводя своего взгляда,-вы листочек мне дайте, я вам адрес напишу, а как ехать решитесь, черкните пару слов, встречу, как родную. Они скомкано попрощались у порога, не желая расставаться и не зная, что судьба уже связала их крепко-накрепко, не разрубить топором эту связь, не разрушить.

После этой встречи Аня потеряла покой, мыкалась по своей комнате, как неприкаянная, уютная комната казалось ей чужой. Выпросив у главного врача несколько выходных, она рванула в Елошное, к бабушке, единственной, что могла дать ей правильный совет. Она приехала в село ближе к вечеру, поймав на большаке попутку, ехавшую во Фрунзе.

По главной улице гнали с пастушни коров, которых у своих ворот встречали хозяйки. Буренки при виде их мычали, подняв голову, приветствуя, но тут же делали вид, что придорожная трава вкуснее. Хозяйки шутливо ругались, пихали их в бока, загоняя в стайки.

Пахло коровьими лепешками и молоком, пылью и надвигающейся с озера свежестью. По дороге пропылил мотоцикл и тракторок, баба Груня махнула ей рукой из тынка, Елошное так и осталось таким, как ей запомнилось.

Сбросив босоножки и взяв их в руки, она прошлась по конотопу, разросшемуся во дворе бабушки, погладила кота, сидевшего на деревянных перилах небольшого крыльца и шагнула в прохладную темноту сенок.

Руки привычно нащупали ручку двери и ноги, переступив высокий порог, ступили на коврик у входа. Бабуля, сидя на стуле с высокой спинкой, дремала у окна, большой клубок упал на пол, и рыжий котёнок катал его лапой.

Не любившая сидеть без дела, Анна вязала коверки из старых вещей. Гостья поставила вещи, на цыпочках прошла к ней и села на пол, обняв и положив голову ей на колени.

Три дня в Елошном пролетели, как мгновение. Аня осталась в доме бабушки, и они говорили, говорили, словно не виделись друг с другом сто лет. Мудрая Анна больше молчала, слушая внучку, отмечала про себя, как она, горяча и не обуздана, подвержена влиянию своих эмоций, хотя и старается держать их в кулаке, но время от времени прорываются они сквозь невозмутимую её оболочку, выплескиваясь слезами или беспричинным весельем. БАМ грезился ей сказочным краем, где быстро можно заработать на машину и квартиру.
-Ты понимаешь, -внушала она бабушке, -сколько я могу жить в общежитии? До старости? А ведь я ещё даже ребенка не родила! А почему? А куда я его принесу из роддома, в свою комнатушку 3 на 4? -горячилась женщина, сама себе доказывая необходимость поездки на стройку.
-А мы как рожали? В тесных избах, где семеро по лавкам сидят, да семеро на полатях лежат и ничего, всех вырОстили, на ноги поставили –отвечала ей Анна, довязывая очередной коверок.
-Смотри, я вот коверок вяжу, нитку ровно кладу, узористо, захочу такой узор сделаю, а вздумаю, другой излажу. Так и человек, свою судьбу сам плетет-заплетает. Иной такого наворотит, век не распутаешь, не коверок получается-тряпка половая, узора нет, да и нитки отовсюду торчат, а другой так заплетёт, что любо-дорого смотреть, петелька к петельке, узор к узору. Отчего так? Первый,-спешит, торопится, советов ничьих не слушает, учиться узоры плести не желает, всё кажется ему, что у других и нитки поярче и крючок побольше, вот и вяжет, что попало, лишь бы только было. Второй,- никуда не спешит, думает. Сделал ошибку, запутался ход, так он остановится, распутает и тихонько дальше вяжет, радуется тому, что нитки у него яркие, красивые, надо бы с соседкой поделиться, а то у той, в последнее время один чёрный цвет из-под рук выходит. Каждый сам свою жизнь вывязывает, а что уж там в оконце получится одному Богу известно. Надумала ехать? Поезжай, не сомневайся, худо ли новые люди, новые места, но помни, как свяжется, так и житься тебе будет.
-Баба Аня, а ты ничего в своих снах про меня не видала? –спросила её внучка.
-Давно уж снов не вижу, мутно всё, как пеленой застлано, ничего сказать не могу, может у матери спросишь? Та, хоть и забросила наше дело, но иногда ещё видит будущее немного.
-Спрашивала, там глухо, как в танке, ладно бабуль, пойду по Елошному пройдусь, на озеро схожу, подумать мне нужно.
-Сходи, сходи –ответила ей Анна, отчего ж не подумать, когда судьба твоя решается? Кофтенку какую-никакую прихвати, прохладно вечерами становится,-отложив в сторону своё рукоделие, смотрела она в окно, как её девочка быстро шагает прочь от дома, размахивая руками, словно ведёт она с кем-то спор и доказывает что-то.
-Да милая моя, выбор завсегда тяжело делать,- прошептала она ей вслед, печалясь от того, что ничем не может помочь внучке.
То ли разговоры с бабушкой помогли, то ли родные стены дома, но как только Аня получила очередное письмо от Коли с предложением приехать, она сорвалась с места и уволившись из больницы поехала в неизвестность.
Мимо Кургана шла колонна «Магирусов», которых гнали из Ульяновска в Северомуйск. В одном из них ехал Николай, который и прихватил с собой Аню до места назначения.
Байкал, Забайкалье, они ехали по удивительным местам. Ане казалось, что всё происходит не с ней и она жалела, что бабушка никогда не увидит этой красоты, которую видела она. Горы, степи, перелестки, уютные деревеньки вызывали у неё слезы умиления. Как велика её страна, величава и красива! А переправа через какую-то забайкальскую реку и вовсе стала для неё настоящим испытанием. Это был– бескрайний ревущий поток. Николай плотно закрыл окна в машине, улыбнулся ей и утопил в пол педаль газа. Машина взвыла, словно дикий зверь, и буквально нырнула в реку. Было ли Ане страшно? Нет! Рядом с Колей она чувствовала себя в полной безопасности. Гремящая вода накрыла кабину и начала биться прямо в её окошко. Женщине казалось, что стремнина вот-вот перевернет машину, но «Магирус» шёл под водой, словно танк, только из выхлопной трубы, торчащей над кабиной, валил черный дым. Когда после переправы они остановились на отдых, Николай похлопал её по плечу и сказал:
- Молодец, даже не пикнула! Теперь ты настоящая бамовка!
Высадил он Аню в посёлке Уаян, помог устроиться и умчался дальше, чтобы передать машину. Сложно было назвать посёлком пустую тайгу, с комарами, облепившими лицо и голые участки тела, да палатками, в которых жили бамовцы. Женщину подселили в палатку «бабьи слёзы» – там жили семейные, которые всю жизнь кочуют по стройкам. Первой, кого она встретила была Зойка, смешливая, крикливая бабенка, невероятной доброты и отзывчивости. Именно она взяла шефство над новенькой, объясняя все тонкости местной жизни.
-Зарплаты у нас хороши, -рассказывала она Ане, - намного выше, чем в целом по стране. Водители, инженеры, строители железной дороги могут запросто получать 400–600 рублей в месяц. Я уже подсчитала, за два года мы со своим Митенькой заработаем сертификат на покупку машины, а может даже квартиру в кооперативном доме. Чего смотришь? Да не пугайся, я, как и ты, БАМ приехала строить, по велению души, так сказать, но и про денежки помнить тоже стоит. Представляешь, прямо на наших глазах будут посёлок строить, здесь скоро появятся и школа и детский сад! Мы с мужем решили здесь остаться, дом построим, у него прямо мечта есть трехъярусный подвал: первый ярус для картошки и овощей, второй — для брусники, клюквы и грибов, а третий, который будет уже в вечной мерзлоте, — для хранения мяса, рыбы, вина.
-Ого! Масштабные у вас планы! -воскликнула удивленная Аня.
-А то! А ты с мужем или как? –спросила Зойка, продолжала разговор, выпытывая у новенькой подробности. Но скрытная Аня отнекивалась короткими фразами, не давая о себе никакой информации. Любопытная собеседница на мыло изошла, пытаясь выяснить подробности, но не добившись ничего, отступила. Так началась новая жизнь Ани в поселке,
в котором к 1980 году уже были: телевизионная вышка, клуб, две общеобразовательные школы и одна музыкальная, большой деревоперерабатывающий комбинат.
По-разному жила эти годы Аня, где-то грустила, где-то смеялась, много работала. Как забудешь, как после свадьбы привёз Коля знакомить её со своими родителями. Она тогда сыном беременная была. Приехали в Ивановскую область, а там дорог нет, грязь кругом, трактора в ней вязнут. Так они с ним семь километров шли, он чемоданы на спине нёс, оберегая жену. Так измучились они тогда, но дошли. А его мать дверь открыла и сходу ей говорит: «Здравствуй дочка, я твоя мама». Уревелись тогда обе, как родную, его родители Аню приняли и до самой своей смерти любили. А вот Нюре зять не понравился, простоват показался. Смагин на тот момент с колхоза уже ушёл, но жили они хорошо, сказывались старые знакомства да личное подсобное хозяйство прибыль давало. Дочь тогда Анна осадила, которая сразу же нашла общий язык, да и Нюра язык прикусила, когда они машину купили, да в отпуск съездили за границу: были во Франции, Германии, Японии. Помнилось женщине и другое, как дочку рожала, как радовалась, когда стыковка произошла на станции Балбухте, люди смеялись, плакали, подбрасывали каски, заливали их шампанским. Да мало ли что человеческая память хранить может? Рыбалка на омуля, сбор грибов и ягод в лесу, дефицитные продукты, которых больше нигде в СССР не было, например, во всей стране гречка продавалась по талонам, за ней очереди выстраивались, а на БАМ её привозили мешками, и в местных магазинах продавали паштет и джем. А качественная японская одежда? Детские вещи, отличные, между прочим, которые они потом, относив, привозили в Елошное? Как не хотелось Анне остаться жить здесь, но они приняли решение и в 1985 году вернулись в Курган, начав строить в его пригороде новый дом.
Продолжение следует...

UPD:

Читать далее

Показать полностью
19
Серия Аннушка

Да в деревне каждый день работа, только успевай поворачиваться! Утром глаза открыл, моргнул, а уж вечер на дворе

Аннушка. Глава 30

По стариковской уже привычке встала Анна рано, на улице было ещё темно и розовые мазки солнца только-только начали появляться на небе. Накинув на плечи теплый платок, вышла на улицу, до туалета. Во дворах начали перекличку петухи, мычали коровы, зазывая хозяек, над озером кружились чайки деля меж собой мелкую рыбешку, выброшенную рыбаком на берег. Холодная роса россыпью бриллиантов поблескивала в лучах восходящего солнца. Замерев на секунду, чтобы впитать в себя красоту утра поспешила она по делам.

Вернувшись, на скорую руку замесила оладушки на простокваше, для внука и Нюры, по утрам забегавшей к матери, вздохнула отрывая листок календаря, осень на пороге, а казалось вот-вот только весна была, протерла тряпкой стекло на раме под которой находились разные фото, Настя с Антипом и дочкой, сыновья Васи и сам он при параде, в пиджаке с орденами и медалями, Костик и Вовка, улыбаются, взрослые, солидные, обнимают с двух сторон Зину. А здесь она, Анна, в окружении близких, собравшихся на её семидесятилетие. Аполлинарий тогда привёз диковинный аппарат и беспрестанно щелкал им, а после выслал ей блестящие фотокарточки.

-Мам, привет! Чем это у тебя так вкусно пахнет? О, оладушки, мои любимые! Дюша спит ещё? Работничек! Проспит всё на свете! –это дочь Нюра заскочила перед работой, макнув выпечку в домашнюю сметану, стоит у стола, облизывает пальцы.

-Ты хоть к столу присядь, вечно на бегу ешь, словно черти за тобой гонятся, вареньице возьми, поешь по-человечески- заворчала Анна, ставя перед дочерью кружку.

-А Андрюша пускай поспит, я бы вот рада да не спится, в три часа глаза сами собой открылись и хоть плачь и вставать рано, и лежать невмоготу.

-Так вроде ты знаешь, что в таком случае делать нужно,-удивилась дочь, -травки тебе в помощь!

-Нет такой травы, Нюра, чтобы старость остановить, да и я зажилась на этом свете. Многих уже на этом свете нет, а я скриплю потихоньку.

-Что, ба, хоронишь опять себя? -на кухню вышел заспанный Андрей в старом трико,-клюнул бабушку в щеку, поцеловал, и вышел на улицу, умыться холодной водой.

-Каждый раз смотрю и удивляюсь, как у нашего Васьки такой красавчик получился? -задумчиво сказала Нюра, отправляя очередную оладушку в рот, - Лизкины-то все в него, низкорослые, а этот высок, плечист, улыбнётся, сердце замирает, словно я девчонка молодая! Говорят, он с новой учительницей прикруживает, видели его пару раз, слышала?

-Не знаю ничего, открестилась от дочери Анна, не желавшая рассказывать, что внук действительно встречается с Таней. Девушка ей понравилась, не балаболка, серьёзная и работа в руках спорится.

-Всё, побежала я, Алексей сегодня в район с утра умчался, а у меня дел невпроворот, пока, мамулечка, забегу завтра, попроведую тебя.

-Анечку –то, когда ждать? -спросила в вдогонку Анна, - сто лет дома не была!

-Ой, забыла сказать, голова садовая, к выходным приедет, да не одна, кавалера привезет!

-Ох ты, батюшки мои, радость-то какая! -всплеснула руками мать,-что ж ты молчала-то! Чем угощать дорогих гостей станем?

-Да уж найдём поди чем-рассмеялась Нюра, уходя,-завтра утром договорим,-крикнула она, спускаясь со ступенек крыльца.

-Анечка едет,-пояснила Анна, недоумевающему внуку, идущему от бани, и стряхивающему воду с коротких волос, - в субботу пожалует!

-Ну приедет и приедет, -пожал плечами тот,-чего ты так разволновалась?

-Надо перину приданскую выхлопать, вдруг с собой заберет?

-Ба, ну какая перина в наши дни? Люди на матрасах спят! Перины, вчерашний век!

-Оно и видно, что на матрасах, - Анна шутливо шлепнула внука полотенцем по мягкому месту,- иди завтракай, да на работу поспеши, пока завгар кого-нибудь на твои поиски не отправил!

Если бы Аня знала, какой переполох поднимется по поводу её приезда в Елошное, она бы сто раз подумала, прежде чем ехать! Но она, оставаясь в неведении спокойно сидела в кабине грузовой машины, которая мчалась пыльной дорогой в сторону родного села. Рядом, в модных, расклешенных брюках с волосами до плеч сидел её избранник, молодой врач, Матвей Изотов. Девушке было немного страшно, мать и бабушка были суровыми, баловства не любили и её короткая юбочка, едва прикрывавшая бедра, могла показаться им вызывающей. До Елошного, как до любого села, находившегося вдали от центра, мода доходила долго.

-Какой унылый пейзаж вокруг,- произнёс Матвей, -и что вот здесь ты родилась и выросла? –он показал на старенькие домишки, притулившиеся к дороге.

-Да, -ответила девушка, испытывая неловкость за своё село. Сама она трепетно и нежно любила и этот храм, и школу, и бывший купеческий магазин, двери которого украшал большой амбарный замок.

-Мда, теперь я понимаю, почему ты отсюда уехала!

-Матвей, пожалуйста, мы же договорились, всего неделю здесь побудем и уедем,-умоляюще сказала Аня, когда грузовик, громыхая, уехал прочь.

-Черт! Кажется, я наступил в к@кашку! Ну вот, испортил новые ботинки! –возмутился парень.

-Оботри о траву, сейчас придём и я их помою, будут, как новенькие! –Аня не знала, как ещё угодить любимому, чтобы он не злился. То, что они не пара, девушка прекрасно понимала. Он врач, она акушерка. Он городской, она из села. Он, обаятельный и красивый, она серая мышка, с хвостиком и большим, как считала девушка, носом. А тут ещё эта поездка в Елошное, хорошо, что она считается дочерью председателя колхоза, а не какой-нибудь доярки, да и дом у матери неплох, стоит на пригорке, под новенькой железной крышей, большой, красивый. Нюра, увидев их из окна, выскочила за ограду, принялась обнимать дочь с любопытством поглядывая на гостя.

-Ну, будем знакомы, зятёк! -улыбаясь сказала она, можешь называть меня тёткой Нюрой, отчеств не люблю, а я тебя как сына, Матвеем звать стану!

-Матвеем Николаевичем,-поправил её гость.

-Как? - споткнулась на слове Нюра.

-Николаевич я,- пояснил парень, оглядывая двор, Матвей Николаевич я, попрошу обращаться ко мне именно так и никак иначе! Нюра растеряно посмотрела на дочь, та молчала, но так умоляюще на неё посмотрела, что всё стало понятно без слов.

-Ну проходите в дом, Матвей Николаич, - Нюра попыталась справиться и не дать резким словам сорваться с её губ, - извиняйте, если у нас что не так, люди мы простые, этикету не обучены, уж не знаю, угодим ли гостям дорогим? -покривила она душой, ведь стол ломился от разной снеди. Были здесь пирожки из тонкого теста с разными начинками и тушенная в печи картошка с мясом, к ней свежие орурчики и помидоры с огорода, на десерт блинчики с желтым, душистым мёдом на блюдце. Еда гостя не смутила и ел он с большим аппетитом, накладывая в тарелку всё, что хотел.

-Смотрю аппетит у вас хороший, Матвей Николаевич,-не утерпела Нюра, глядя как шестой пирожок исчезает из его тарелки, -такого едока враз и не прокормишь,-съехидничала она и замолчала, почувствовав ногой пинок дочери под столом.

-Что дальше думаете делать? Отец-то нескоро вернется, сама понимаешь, уборка началась.

-Матвею отдохнет, наверное, дорога длинной была,-ответила ей дочь,- пусть полежит в моей комнате,-а я пока до бабушки добегу, соскучилась очень.

-Что ж, я не против,-кивнул головой парень, -только не задерживайся, вдруг я чаю захочу? Блины же я так и не попробовал.

-Индюк спесивый,-пробурчала Нюра, убирая со стола. Жених дочери ей категорически не понравился, надменный, властный, подминающий под себя собеседника, от того только и жди неприятностей.

Уложив жениха в кровать, девушка поспешила в дом бабушки. Анна ждала, выглядывала из окошка в окошко, сто раз вскипятила чайник и поправила клеенку на столе. Притомившись от ожидания, прикорнула на кровати на минуточку, а проснувшись ахнула, внучка тихонько сидела на табуретке, дожидаясь, когда она проснётся.

-Милая моя, что ж не будишь, старую? Давно сидишь? –спросила она.

-Только прибежала,-схитрила внучка, чтобы та не беспокоилась. Ей было стыдно за то, что привела она жениха в дом матери, а не бабушки, которая её, по сути, вырастила. Хотела пофорсить и показать для начала богатый дом, а тут что же показывать? Рукодельные половички на полу, большой сундук с приданным или старинную кровать с горой подушек?

-Где кавалера забыла? – спросила Анна, кряхтя сползая с кровати и ковыляя к столу, на ходу поправляя платок на голове.

-У Смагиных отдыхает ты извини, я решила там остановиться, ну что нам тут тебе мешать? У матери дом большой, места много, а тут у тебя ещё Андрей живёт!

-А что Андрей? Опять Андрей! –весело выкрикнул он, появляясь на пороге, -привет, сестренка! Вымахала –то как! –он подхватил её и поднял над собой. Анечка притворно завизжала, боясь, что он уронит, но с удовольствием глядя сверху на улыбающееся лицо парня.

Анна смотрела на них и вытирала слёзы радости, красивые такие, ладные, любимые, дай Бог счастья каждому из них. Обиды на внучку не было, рыба ищет где глубже, человек где лучше, вот только еды наготовила она не меньше дочери, и кто теперь всё это есть будет?

-Ба, накрывай на стол, Танюшка во дворе стоит, сейчас приведу!

А чуть позже, в доме Анны собралось много людей, не выдержав, прибежала сюда Нюра, заехал по пути Смагин, пришёл Вася и Лиза. Шутки, смех, стук ложек, ходики на стене, геранька на окошке, исходящие паром груздянные пельмени.

А в прохладе смагинского дома, в одиночестве, спал гость, Матвей Николаевич, не зная, что нечто важное и дорогое, что не купишь за все деньги мира, проходит мимо него.

-Разве можно так жить? –выносил мозг Матвей матери Ани через несколько дней после приезда в Елошное. Нюра, решившая с утра накормить гостя варениками с творогом еле выносила его гундежь.

-Надо же, такой молодой, а уже такой занудный,- думала она про себя, жалея дочь, крутившуюся возле гостя и подкладывающую жениху вкусности на тарелку.

-Взять к примеру ваш сельский магазин. Разве это магазин? Вот у нас в Кургане есть магазины самообслуживания - универсамы. Большие, светлые залы, широкие проходы, ряды полок, отделы с весовым товаром и множество касс. На входе сидят специально обученные бабушки, принимающие сумки на хранение, а у вас? Помещение темное, маленькое, продавщица хамка, сделал ей замечание, справедливое, между прочим, отбрила меня так, что у меня уши покраснели, а ведь я, взрослый, самодостаточный, воспитанный человек! - возмущался он, откусывая от вареника.

-Это что? Соленый творог с луком? Гадость какая! В городских кафетериях такого не встретишь, там всегда есть чай, кофе, выпечка, всегда исключительно вкусная, с деревенской не сравнить, салаты разные, сметана, яйца под майонезом, сосиски и пельмени, не перечислишь всего!

Я на рубль обычно беру две сосиски или порцию пельменей, хлеб, кофе с молоком и пирожное эклер, желательно, с коричневой глазурью. Ну, а если взять пирожное попроще, ореховое кольцо, например, то можно еще и сэкономить! –вещал гость, не замечая, что Нюра уже кипит от негодования. Лишь усилием воли, глядя в умоляющие глаза дочери, она сдержалась.

-Ну, а развлечения у вас в городе какие? –спросила женщина.

-Ясно какие, кино. Вот вы про таких режиссеров как Эльдар Рязанов, Владимир Меньшова, Георгии Данелия, слыхали?

-Да где нам, мы и «Ирония судьбы", "Служебный роман", "Джентльмены удачи», не видали-буркнула Нюра.

-Ты знаешь, у нас же в Елошном клуб есть, там фильмы и показывают, -пояснила Аня,- разные привозят, бывает даже во время уборки прямо на стане показывают, чтобы люди отдыхали.

-Ну не знаю,- дернул плечом гость,-что вам там показывают, - глубинка и есть глубинка, ни воспитания, ни культуры!

-Шли бы вы прогулялись что-ли? Да вон хоть до бабушки сходите, обижается она, что до сих пор с кавалером своим её не познакомила –предложила Нюра, убирая со стола вареники, которые гость есть так и не стал.

-Кстати, да, ты так много про бабушку рассказывала, а познакомить с ней не спешишь, -оживился Матвей, -давай прямо сейчас сходим, всё равно заняться нечем?

Нюра только вздохнула, глядя из окна, как гости пылят ногами по дороге.

-Как это заняться нечем? –злилась она. Да в деревне каждый день работа, только успевай поворачиваться! Утром глаза открыл, моргнул, а уж вечер на дворе, и ты без рук и ног на постель валишься. Вон дрова не сложены, огород не полот, да разве этого барчука работать заставишь? Поселили его в отдельной комнате, так он вещи свои сложить не удосужился, валяются где попало, Анечка, как прислуга только и успеваем их собирать и складывать аккуратными стопками на комоде.

-Сходи гостенёк, прогуляйся до бабушки, - ехидничала она, глядя на размахивающего руками Матвея,- уж она покажет тебе, где раки зимуют. Знала она про непростой характер матери, которая в случае чего, за словом в карман не лезла.

Той же с утра на месте не сиделось, отправив Андрея на работу, занялась курятником, давно надо было там вычистить, сменить песок и подстилки в куриных гнёздах. Всю тяжелую работу сделал внук, оберегающий бабушку, ей же осталось малое. Когда гости зашли во двор она окунала рассидевшуюся курицу в бочку с водой, стоявшую под водостоком. Птица истошно кричала и вырывалась, но даже несмотря на свой возраст, Анна всё ещё была физически сильна и курицу из рук не выпускала.

-Что ж вы курицу так мучаете?! –сходу возмутился Матвей и тут же осёкся, взглянув в суровые, выцветшие глаза хозяйки дома. Ледяная стынь была в них, холод шел и что-то такое, необъяснимое, что ему в миг страшно стало, как тогда, в детстве, зимой, когда прилип он языком к железяке во дворе.

-Ты что ль Матвей Николаевич у нас? –спросила хозяйка, сажая мокрую курицу в плетенную корзину с крышкой.

-Я, - покаялся гость, струсив перед обычной, на его взгляд, бабкой.

-Будем знакомы, - она протянула ему ладонь, предварительно вытертую об юбку, на большом пальце прилипло пёрышко,- Анна Егоровна, бабушка, -представилась она.

- Долго ж вы в гости ко мне добирались, небось пешком во круга шли? –спросила она внучку, та что-то залепетала оправдываясь.

-Проходьте, раз пришли, не обессудьте, угостить нечем, гостей не ждала,- она занесла корзину с курицей в сенки, поставив её в самое темное место, распахнула дверь в дом.

Впервые Матвей чувствовал себя неловко, что-то не позволяло ему вести разговоры в обычной манере, слова застревали на языке, как только он решался что-либо сказать.

-Семья у тебя я вижу хорошая, рабочая семья, труженики большие, ты вот в кого такой вырос? -спросила его Анна, пристально глядя на него. Внучка ойкнула, жених с семьей её не знакомил, а Матвей растерялся, о родителях своих он никому не рассказывал, стыдился мозолистых, вечно в царапках и масле рук отца, немодной матери, подметающей в заводском цеху.

Он и в медицинский пошёл, чтобы в белом халатике с фонендоскопом на шее в чистом кабинетике принимать больных. Ласковое солнышко светит в окно, красивая медсестра призывно улыбается, больные баулами несут подарки,-думалось ему, когда вгрызался он в гранит латинских названий.

Действительность оказалось иной, озлобленные болью и болезнью люди, старая медсестра, то и дело делающая ему замечания, кабинет, который приходилось делить с коллегой. Он давно поглядывал по сторонам, подыскивая себе местечко потеплее, в ведомственной поликлинике, например, или санатории.

-Бабулечка,- приласкалась к ней Анечка, -что мы всё про дела и дела, давай мы лучше тебе расскажем, как недавно вот в кино ходили, или, нет, про другое расскажу, представляешь, как-то коллега достала удачную выкройку брюк клеш. Страшно модная вещь я тебе скажу! Мы с ней в тот же день побежали в ателье и выбрали себе ткани, мне коричневая досталась, -тараторила девушка, пытаясь направить разговор в другое русло, подальше от Матвея.

-Я всю ночь шила, даже не спала ни минутки, так вот, у меня получились невероятно красивые брючки – коричневые, с велюровыми вставками по бокам от колен. Ой, бабушка, столько комплиментов я собрала, а тебе покажу их, привезла с собой!

-Дядька твой, Антип и рваным брюкам рад был, когда из плена выбирался,-перебила её щебет Анна.

-Бабуля, война уж как больше 25 лет назад закончилась, а ты всё её вспоминаешь!

-Овца не помнит отца, а сено ей с ума нейдёт, пойди-ка внучка до огорода сходи, там крайняя справа грядка как раз тебя ждёт, прополоть надо бы, а я пока с женихом твоим пообщаюсь, погутарю чуток. Да не боись, не убудет с него, я чай людей не ем.

-Может я с Аней пойду, помогу ей,- навелился Матвей, боясь оставаться с Анной наедине.

-Сиди! –тихонько хлопнула сухой ладошкой по столу хозяйка и приподнявшийся со стула гость обвалился обратно. Изнывающая от любопытства Аня, забывшая про огород, обшаркивала собою стены избы, пытаясь расслышать под окном то, о чём говорят на кухне. Бесполезно. Услышала лишь, как сбрякала входная дверь и увидела, как вылетел взбешенный Матвей, белее белого. Не дожидаясь девушки и не слыша её окриков с просьбой подождать, понесся он к дому Смагиных, чтобы побросать свои вещички, разбросанные по комнате в рюкзак и бежать из Елошного, не дожидаясь попутного транспорта. Несколько дней зареванная Анечка лёжкой лежала на кровати в доме матери, не желая ни с кем разговаривать, пока Анна, собравшись с силами не добрела до Смагиных. О чём она говорила с внучкой неизвестно, слышен был только из комнаты плач Анечки, но после этого разговора она чуток повеселела и погостив в Елошном ещё несколько дней уехала в Курган. Матвей прекратил с девушкой все отношения и вскоре уехал из города.Что же заставило прозреть девушку и отказаться от парня, ведь не так просто выбросить из головы любимого? Ещё в раннем детстве, Анна, когда-то пережившая страшные времена придумала условный код, слово, о котором знали только она и внуки. И если кто-то из них это слово произносил, это означало только одно, нужно бежать, скрываться, прятаться, будь это ситуация или человек. Ни разу до этого бабушка слова этого не сказала, хотя были в их жизни разные случаи, Аня ссорилась с матерью, конфликтовала в подростковом возрасте с Андреем, падала с трактора и висела, зацепившись платьем на заборе и лишь приезд Матвея заставил Анну это слово произнести. Не нужно ей было никакого дара, чтобы увидеть, что жених- напыщенный павлин, никого кроме себя не любит, доброго отношения к себе не ценит и пойдёт по головам людей, чтобы добиться своего. Чистая, светлая Аня влипла бы в него, как муха в паутину, всю жизнь билась бы в ней, пытаясь заслужить его любовь, да так бы и зачахла, не получив от него ничего взамен. Вовремя произнесенное бабушкой слово, как будто отрезвило её. Боль ещё долго мучила обманутое сердце девушки, но как любила приговаривать бабушка: за малым погонишься — большое потеряешь, осознание этого всё равно пришло к Анне.

Продолжение следует..

UPD:

Читать далее

Показать полностью
25
Авторские истории
Серия Аннушка

Шалопай, - сказала ему бабушка и столько тепла и любви было в её голосе, что ею можно было бы укрыть всё Елошное, как одеялом

Аннушка. Глава 29

Хорошие настали времена, благостные, зализывала страна раны, нанесенные войной, постепенно возвращаясь к мирной жизни, поэтому со спокойной душой ушла Анна на покой, прекратив врачевать, перестала она вздрагивать от ночных кошмаров и стуков в окно, когда прибегали взволнованные родители, приглашая её к занедужившему ребёнку.

Многие односельчане, те, что помоложе, начали лечиться у врачей, в больницах, а с детскими корчегой или коликами принимала Нюра. Та и вовсе, растворившись в муже, управляла семейным кораблем, пытаясь ненавязчиво руководить и Смагиным. Тот, будучи твердолобым, попытки эти пресекал, но иной раз к жене, разбирающейся в людях, прислушивался. Держал, как говорят ухо востро.

Именно Нюра подсказала ему о необходимости детского сада в селе, заставила выделить помещение под уголок отдыха доярок, да обратить внимание на обветшавший клуб. В одном они никак не могли сойтись, камнем преткновения стала Анечка, дочь Нюры, воспитанная бабушкой. Смагин ругался с женой, требовал, чтобы ребёнок жил с ними, но женщина, ещё хорошо помнившая военное безмужье не хотела его делить не с кем.

Нет, девочке не было отказано от дома, и она часто забегала к матери в гости, но особой любви к ней Нюра не испытывала, зато хватало её с лихвой, от Анны. Та внучку баловала, передавая ей свои знания, но с горечью замечала, что не было у девушки интереса к ведовским делам. Отмахивалась она от её наставлений, убегая в клуб, на танцы. А после окончания школы и вовсе уехала из села, поступив на акушерку в медицинское училище, аж в Курган, видать всё же семя, брошенное Анной, дало ростки.

Осталась она с Андреем, которому также не нашлось места в родительском доме. Пока была жива Лукерья Демьяновна он купался в любви сразу двух бабушек, заменивших ему отца и мать. Он не осуждал Васю, своего отца, но и простить так и не смог, сохраняя дистанцию в их отношениях. Вырос он высоким, в мать, плотным, косая сажень в плечах, занимался спортом, готовясь к армии и уже заглядывался на девчонок.

Чем старше становилась Анна, тем больше вокруг неё было смертей. Уходили ровесники и люди помоложе, особенно те, кто подорвал здоровье своё в окопах войны и тяжком труде. Вот и очередь Тамары подошла, которая слегла, враз обезножив, и больше уже не встала. В больницу увезти себя она не дала, считая всех врачей убийцами, осталась в собственном доме, требуя к себе ежеминутного внимания.

Даже болезнь не изменила женщину, желчью изливалась она на родных, гоняя их туда-сюда. Вот и сегодняшняя ночь была не из легких, страшные боли пришли к Тамаре, выкручивали кости, раскалёнными иглами впивались в её тело. В миг ставшие мокрыми простыня и одеяло, душили, прилипая к телу.

-Лизка, -беспрестанно звала она дочь, крутясь на постели, -воды! -хрипела иссохшим ртом, но живительная влага скатывалась с её подбородка, не попадая в рот, словно сам дьявол не давал женщина напиться. Измученная дочь, не спавшая уже несколько ночей, послала мужа за Нюрой, но та, не раз страдавшая от острого языка больной, в помощи отказала.

-Что же делать, Вася? -плакала Лиза, сидя на кухне и слыша материнский вой из комнаты,-как же ей помочь? Фельдшер таблетки выдала, но они не помогают совсем, ведь какой уже час кричит!

-Если кто и может помочь, то это моя мать. Это она знает травки, способные унять любую боль, дойду до неё.

-Куда? Ночь на дворе, дождёмся утра как-нибудь-остановила она мужа, -но громкий крик матери, полный боли, прервал её речь.

-Нет, так продолжаться не может! –возмутился Вася,-это невыносимо! Ты понимаешь, что я должен высыпаться? Какой день уже сижу возле старой клячи, а на работу я как завтра пойду? Опять неспавший?

-Очень просто, подумала про себя, злясь на мужа, Лиза,-тоже мне работа, книжки в библиотеке выдавать, не переломишься! - но вслух сказала:

-Я до тетки Анны дойду всё-таки, в лоб не подаст, но может совет какой-никакой даст. Ты домой иди, приляг, молочка теплого с медом выпей, может так уснёшь? -предложила она, лихорадочно одеваясь, -должно же хоть что-нибудь маме помочь!

Анна не спала, лежала на кровати, глядя на кроваво-красную луну, перемещавшуюся по небу.

-Чья-то смертушка ходит, - подумала она, и вздрогнула, услышав тихий стук в окно.

-Мама Аня, - раздался голос невестки,-откройте, это я Лиза. Женщина, кряхтя села на кровати, с трудом поднялась, похромала к двери.

-Что случилось у вас, Лиза? -спросила она, распахивая дверь.

-Маме совсем худо, криком исходит, прошу тебя, помоги! -взмолилась гостья.

-Ох, грехи наши тяжкие, ну заходи, коли пришла, обождать придётся, пока соберусь.

Анна, переодевшись, прихватила свою сумку, повязала на голову теплый платок.

-Пошли потихоньку, хоть и дрянной человек твоя мать, но всё же человек, значит без помощи остаться не должна.

При свете керосиновой лампы Тамара выглядела ужасно, мокрая от пота, с седыми волосами, прилипшими к голове, с безумными глазами, измученная от боли.

Анна, увидев больную засуетилась, достала травы и настои, начала колдовать над снадобьями, а когда Тамара, выпившая их, успокоилась, приказала Лизе:

-Васю зови, хватит ему подушку давить, знаю-знаю, что бессовестно дома дрыхнет он, постель смени, да исподнее на матери, я пока на кухне подожду, пристала, пока до вас шли.

Через полчаса розовая от того, что боль ушла Тамарка спала на чистой постели.

-Посижу покуда у вас, -сказала Анна невестке и пришедшему сыну,- действие настоя недолгое, закончится быстро, а там поглядим. Чаю хоть предложите мне или у вас как-то иначе гостей привечают? Лиза ойкнула и схватив пустое ведро умчалась в розовеющее утро на колодец за водой.

-Чего зыркаешь на меня? Брылы-то отвесил, - обратилась Анна к Васе, - всё не выспался? –сказала она сурово, -изнежила тебя жена - то, погляди, пузо отрастил, сиськи, как у бабы! Хорошо живёшь, горя не знаш, к матери на могилу, когда заглядывал? О сыне родном, Андрее, когда последний раз вспоминал?

-Оттого и не захожу,-огрызнулся сын,-что ты только поучать горазда, как не зайду, то это не то, то-то, а я за, между прочим, ветеран войны, почётный житель села! А от названной матери слова ласкового не слыхал, одни попрёки!

-И не услышишь! Коли дальше так жить намерен, будто все тебе обязаны и должны! Ить ни копейки ребёнку не дал, всё в себя валишь! Лидка-то где? -спросила на без перехода.

-К соседям отправили,- мрачно ответил Вася, недовольный тем, что высказала ему Анна.

-И хорошо, что отправили, ни к чему ей видеть подобное. Подошедшая Лиза зажгла примус, поставив закопченный чайник, заглянула к матери, та лежала, открыв глаза.

-Проснулась мамка-то-сказала она Анне, помогая ей встать с табурета.

-Проснулась и хорошо, оставьте нас одних,-попросила гостья, -переговорить с Тамарой нужно. Она кивнула Лизе и Васе на входную дверь, сама прошла в комнату больной.

-Так и знала, что без тебя здесь не обошлось, -зло встретила её Тамара, не чувствующая больше боли.

-И тебе здравствуй, Тамара,-спокойно откликнулась Анна, -вижу полегче тебе, стало быть пришло время поговорить.

-Буду я ещё со всякими тут разговаривать,-буркнула больная,-больно надо!

-Не хочешь, не разговаривай, только кончился твой век, уходишь ты, нынче смертушку твою видала, уж в Елошном она, бродит, тебя ищет. Ничего не попишешь, все там будем, кто раньше, кто позже.

-Ещё посмотрим кто вперед уберётся, ты сама-то на ладан дышишь.

-Не буду спорить, у каждого человека свой век, вот у тебя он закончился, правда есть чутка время, слишнилось, значит надо с родными пообщаться, попросить прощения у тех, кого обидела.

-Нет таких! –с вызовом ответила Тамарка, -не грешна, не балована, жила как все не то, что некоторые, которые добренькими прикидываются только!

-Тебе бы о собственной душе подумать, - покачала головой Анна, а ты всё на других киваешь, пойду я, пожалуй, не в силах я помочь тем, кто сами себе помочь не желают.

-А ну, стой! -выкрикнула вслед, развернувшейся к выходу Анне, Тамарка,- добренькая, да? Так знай, добренькая, что это я твоего Сёмку посадила, я, я, я, я, я! Выкусила? Вот тебе! А- то добренькая какая нашлась! О душе она человеческой печётся! Тебя судьба по голове кувалдой бьёт, а ты знай себе, улыбаешься! Ненавижу я тебя! Чтоб ты и твой род передохли все!

-Всё сказала? – спросила её гостья, которую заметно потряхивало от волнения, -счастливо оставаться! –сказала она, выходя из комнаты.

Во дворе, увидев Лизу и Васю, строго настрого наказала:

-В дом больной ходить не вздумайте! Тамара не меньше суток спать будет, разбудите, боли вернутся, больше никто не поможет! Уходите, рабочий день начинается, по темноте домой возвращайтесь, там уж видно будет. Идите, кому сказала! Я чуток во дворе постою, покараулю. Послушные невестка и сын, радостные от того, что освободили их от присмотра, ушли на работу, а Анна, глядя на дом прошептала:

-Это тебе за Сёмушку,- и сгорбившись похромала со двора.

Поначалу, когда действие трав ещё продолжалось, больная строила планы, думала о том, чем бы ещё напакостить ненавистной Аньке, но по мере разрастания боли, мысли эти отошли на второй план. Боль, словно змея, вкручивалась в её тело, вгрызалась и ела изнутри.

Жаром палило щеки, не хватало дыхания. В ужасе Тамарка звала людей, но никого не оказалось возле неё в смертный час. Никто не держал её за руку, не оплакивал и не просил не уходить. Одна, совершено одна, с болью, страхом и пониманием того, что это конец, жизнь окончена.

Женщина выла и кричала от боли, страшна была её смерть, как наказание за неблаговидные поступки, что она совершала при жизни. Вернувшиеся вечером Лиза и Вася лишь нашли холодный труп женщины с немыслимой гримасой ужаса на лице. Мало кто оплакивал и жалел Тамару, многим в селе она причинила боль и лишь Лиза всплакнула разок, когда опускали гроб матери в могилу и тут же забыла, увлеченная вихрем жизненных перемен.

Вскоре могилка её обросла травой, чуть позже, после смерти Лизы, слилась с землей, словно и не жил на свете человек. Не осталось после Тамарки, ни следа, ни памяти, ибо каждому воздастся по делам его.

Андрей привычно взялся за колун, бабушка заказала дров на зиму, большую тележку, а колоть их всегда было его обязанностью. Да разве сложное это занятие для двадцатилетнего, отслужившего парня, сильного и плечистого? Плевое дело. Раз и березовое полено распадается на две части, только лопатки ходят на его спине, да стекает по ней пот.

-Андрюша, поберег бы спину, просит его постаревшая бабушка. Сгорбили годы её плечи, глубокие морщинки избороздили её лицо, но выцветшие от времени глаза также с любовью смотрели на внука. Анна, не удержалась и принялась собирать щепу и кору, летевшую от дров.

-Ба, не трогай, я потом всё соберу,-остановил её внук, присматривая следующее полено, -ты лучше скажи мне, Анютка приезжать собирается или так в своём Кургане сидеть намеревается?

-Писала, что приедет, как только отпуск получит. Хвалят её на работе-то, говорят лёгкие руки у акушерки, роженицы благодарности пишут. Даже не верится, что вы такими взрослыми стали, -всплакнула она, утирая слезы кончиком платка, что подарил по приезду Андрей.

-Ну перестань плакать, -обнял её внук, высокий, Анна ему по подмышки стала, целуя её в голову, -теперь только жить и радоваться, ты посмотри на село, фермы строятся, школа новая, в клубе фильмы крутят, а в магазин зайти любо-дорого.

-Хочется ещё правнуков потешкать, а вы с Аней никак собраться не можете, али есть у тебя кто на примете?

-Успеется, ба, куда спешить? Вот сейчас в колхоз устроюсь, подзаработаю чуток, а там поглядим- Андрей вновь взялся за колун.

-К отцу-то заходил? –перевела разговор на другое Анна.

-Поздоровкался- коротко ответил внук. Так и не сложилось дружбы промеж отца и сына, хоть и пыталась Анна всеми силами наладить её, разбитую чашку склеить можно, но пить из такой вряд ли захочется. Не смог простить сын предательства отца, когда отказался он от него при переезде в Елошное и оставил жить у Анны.

Нет, Андрей искренне любил бабушку, но и жили в его сердца воспоминания о том, как другие мальчишки ходили со своими отцами на рыбалку, гордо шли рядом на демонстрации первого мая, получали подарки, а его отец обходил дом матери стороной и не обращал на сына ни малейшего внимания.

Кроме того, не любил Андрей откровенных стонот, коим был его отец, вечно жалующийся то на жаркое солнце, то на студёный ветер. Сводные братья тепла в отношения не добавляли, как и их мать, игноря «приблудыша». Так что вырос Андрей сам по себе, под опекой Анны, храня в сердце воспоминания о своей родной матери и второй бабушке.

-А не выпить ли нам чайку, баба Аня? – сказал он, стряхнув с себя мысли об отце,- да с блинами и малинышным вареньем, -продолжил он.

-И то дело, за одним и отдохнёшь, гляди сколько уже переколол, умаялся поди? –с сочувствием спросила Аннушка. Внук засмеялся и подхватив её, закружил вокруг себя.

-Да мы с тобой, ещё горы свернём и реки вспять развернём!

-Уронишь, окаянный! –заругалась на парня Анна и сама, не выдержав, засмеялась, держась рукою за сердце,- в гроб меня вгонишь раньше времени, а сам ещё и не женат даже!

-Ой, всё,-замахал руками на неё Андрей, взяв под руку бережно повёл к дому,-завтра же женюсь!

-Шалопай, - сказала ему бабушка и столько тепла и любви было в её голосе, что ею можно было бы укрыть всё Елошное, как одеялом. Не спеша они шли к дому и ласковый летний ветер обдувал их лица, целовал щеки и парусами надувал их одежду.

На следующий день Андрей вышел из отдела кадров колхоза, куда устроился шофером, поздоровался и пожал руку председателю, сделал комплимент его секретарше и вывалился на улицу совершенно счастливый, планируя ещё заскочить к друзьям.

У конторы стоял на привязи смирный жеребец Гром, объедая, пока никто не видит, листья с куста, в котором огалдело кричали воробьи, деля меж собой кусок хлеба. Андрей отвлёкся на стенд, где краснощекая доярка держала в руках ведра, полные молока и белозубо улыбалась с плаката. «Выпускник! Тебя ждёт ферма!», было приписано красными буквами чуть ниже её ног, и где какой-то умник исправил в слове ферма букву Е на О.

Гром в это время громко фыркнул и потянулся мордой к проходившей мимо девушке, от неё вкусно пахло хлебом, которой она несла в авоське. Та испугалась, ойкнула и оступившись рухнула в пыль. Андрей оглянулся, в два прыжка преодолел расстояние меж ними и протянул упавшей руку.

Хорошенькая, большеглазая в забавных завитушках девчушка оказалась никто иной как новым педагогом русского языка и литературы, принятым в местную школу. В контору она спешила за ключами от квартиры, которую предоставил ей колхоз.

Поднятая с земли сильной рукой Андрея она с огорчением осматривала своё испорченное, новое платье, ведь по несчастью упала она прямо в кучку, оставленную Громом. Как не пытался сдержать свой смех Андрей, но не смог и усиленно закашлял, чтобы не обидеть незнакомку.

-Можете не стараться,- ворчливо сказала она, пытаясь прутиком стряхнуть с платья остатки дурно пахнущей кучки, -горло надорвёте, я же вижу, что вам смешно.

-Простите,-смиренно склонил голову Андрей,-не удержался, вы такая,- он прыснул в кулак,-лошадиная!

-Ну как? Как мне пойти в этом в контору? –отчаянно сказала незнакомка и слезы подступили к её глазам.

-Остальные вещи ещё не подвезли, обещали к вечеру, школа закрыта, здесь я никого ещё не знаю и что мне теперь, ходить в этом?

-Идёмте к нам, -предложил Андрей, - бабушка что-нибудь придумает, да не бойтесь, - сказал он, видя сомнение на её лице, - меня в Елошном каждая собака знает, не верите? Спросите у Грома! –он обнял лошадь за шею, - хлеб рекомендую отдать ему, - предложил он, показывая на недовольно фыркающего жеребца, -предполагаю, есть его вы уже не будете.

-Возьмите,-незнакомка протянула пыльную авоську,-кроме лошади кто-нибудь в состоянии подтвердить кто вы есть? -строго спросила незнакомка.

-Вот и помогай после этого людям,-посерьезнел Андрей,-ей, дядя Захар, приветствую! -обратился он к местному зоотехнику, спешившего в контору.

-Здорово, Андрей! –ответил он, приподнимая кепку на голове,-как сам? Как бабушка? –спросил он, приостанавливаясь.

-Всё хорошо, бегает потихоньку!

-Вот и славно, извините, ребятки, к Смагину спешу,-зоотехник поправил кепку и погрозив Грому пальцем зашёл в контору.

- Ну что, убедилась? – Андрей снова улыбнулся незнакомке,- идёшь, или здесь будешь мух вокруг себя собирать?

-Иду, -бункнула девушка и добавила, меня Таней зовут, вернее Татьяна Александровна, -поправилась она.

-Ну, а я, как ты уже слышала, Андрей, будем знакомы,-он шутя протянул девушке руку и тут же спрятал её за спину,-э, нет, сначала помыться.

Бабушка нового знакомого оказалась гостеприимной, встретила гостью приветливо и казалось совсем не удивилась её приходу. Хроменькая, она шустро передвигалась по дому, раздавая указания внуку:

-Ты, Андрейка, баньку подтопи, да дров много не ложи, лишь бы вода степлилась чуток, чтоб гостье ополоснуться. А пока ты плескаться станешь, я платьишко и простирну.

-Я и сама могу- независимо сказала Таня, испытывая неловкость от её взгляда внимательного и пронизывающего, будто изучающего.

-Сама так сама, спорить не буду-покладисто согласилась Анна, -иные девки и пуговицы пришить не могут, не то что стирать.

-Я не девка и мама меня всему обучила!

-Да ты не серчай, не со зла я, по старой привычке тебя так назвала, сама в девках ходила. Нынешние и слов-то таких не знают, а худого в них и нет ничего. Коль не замужем ты, значит девка, а как мужней станешь сразу бабой заделаешься. Ох, жизня наша грешная, где ж ты, милая, изгваздалась-то так?

-Упала,-коротко ответила девушка.

-А чья будешь? Не признала я тебя.

-Не местная я, приезжая, в школу приехать работать, Анна Егоровна.

-А ты, касатка, зови меня баба Аня, мне так сподручнее будет.

-Баба Аня, можно я на улицу пойду, а то пахнет от меня?

-Отчего же нельзя? Иди, милая моя, а я пока одёжу для тебя найду, не пойдёшь же ты голышом из бани?

Во дворе дома новых знакомых был полный порядок, трава скошена, пустые ведра на рогатине, чистый инструмент аккуратно развешан на стене сарая, под крышей, сразу видно живут здесь рачительные хозяева. Таня хоть и была городской, в деревнях бывала, навещала бабушку со стороны матери, видала какими могут быть хозяйские дворы, когда не у дел.

-Что бабуля тебя заболтала? -спросил появившийся из огорода Андрей.

-Что ты! Она очень милая!

-Ты смотри, она у меня ведунья, приворожит ещё! Да шучу я, шучу, бабушка подобными глупостями не занимается, не бойся.

-Я и не боюсь, привороты эти полная чушь, пережитки прошлого, люди вон в космос летают, а некоторые до сих пор в сказки верят! - сердито ответила ему девушка.

-Да ты не сердись, сказал же, пошутил! Баня, наверное, готова уже, вчера топили, пойду бабушке скажу.

Кто в русской баньке бывал, пусть и такой, едва теплой, тот никогда не забудет её неуловимый аромат. Смешались в нём и запахи березового распаренного веника, чуть-чуть душистого мыла, уголька, выпавшего из печи.

Вымывшись девушка облачилась в длинную юбку и просторную рубаху, принесенную Анной, хозяйственным мылом выстирала испачканное платье и повесила его сушить на солнышко.

В доме, за накрытым столом ждали уже её Анна и Андрей.

Продолжение следует...

UPD:

Читать далее

Показать полностью
29

Шумело в этот вечер Елошное, праздновали люди великое свершение, первый полёт человека в космос

Аннушка. Глава 28

Судьба ещё та затейница, так повернёт, вывернет наизнанку, что перепутаешь небо и землю местами. Долгое время Макар не мог связаться с родными, ибо сначала, сразу после суда, попал он на строительство секретного завода где-то под землей (он и сам не знал где он находится), и на долгих пять лет был изолирован от общества якобы для сохранения тайны.

Писать письма было запрещено, а иной возможности подать весточку, не было. Работа под землёй была тяжелой, изнурительной. Погибших никто не считал, вывозили десятками и пригоняли новые партии людей. Выжил он чудом, благодаря своей хватке и умению приспосабливаться, работал на подъёмнике, отвечая за спуск и приём людей под землю.

Позже, когда строительство завода было закончено был отправлен на север, к истокам реки Вишеры, за город Красновишерск, на заготовку леса. Это был лагерь на более пяти тысяч человек заключенных.

На территории находилось три десятка бараков, сколоченных из сборных щитовых деталей. Каждый барак — по 50 и более метров длиной, в них в два яруса нары, две печки из бочек. Когда печи топили, в бараке собирался удушливый смрад и вонь от долгое время не мытых человеческих тел, с потолка капала вода, стены зимой покрывались инеем, летом плесневели.

Люди, возвращались с работы мокрыми (снег, дождь, пот в жару), не успевали обсушиться и мокрыми же шли на работу на следующий день. В каждом бараке находилось до 500 человек. Ютились, как кильки в бочке. Нормы выработки для осужденных были непосильными. Их делали такими, чтобы меньше кормить людей, ведь за переработку давали «премию», чуть больше хлеба, чем положено.

Мошка, комары изъедали лица людей, тяжелые бревна, которые грузили вручную, выворачивали суставы. Большинство заключенных норму не вытягивали, и получали по 300 г хлеба в день, к супу из ячневой крупы, сваренному с треской. На таком питании и изнурительном труде заключенные ежедневно умирали от разных заболеваний.

В годы войны и этот паек урезали, мотивируя тем, что продукты нужны фронту. Макар не раз видел, как трупы складывали у специально отведенного барака, потом их грузили на сани или телегу, которые волокли все те же заключенные, вывозили в карьер, где их заваливали трактором. За одну такую «ходку» могли вывезти от двух до трех сотен человек.

Долгое время он боялся оказаться в этом карьере, но потом пришло равнодушие, он смирился и покорно ждал своей смерти. Но судьба, затейница, всё заставляла и заставляла его жить. Однажды весной, во время войны, в лагерь вовремя не завезли продукты: снег был очень глубокий и набрался водой — на санях не проедешь. Те продукты, что остались, достались охране, а заключенных кормить было не чем.

В отряде были разные люди, попавшие сюда порою по надуманным причинам, за украденную горсть зерна, не в том месте рассказанный анекдот или негативные слова, в сердцах сказанные про власть. Был среди заключенных и учитель ботаники, с котором крепко подружился Макар, Хан Вячеслав Михайлович, «японский шпион». Начитанный, много знающий, именно благодаря ему выжили тогда заключенные, под его руководством они варили осиновую кору и ели. Тем и спаслись, а сотни других так и остались, безымянными в местном карьере.

После того, как срок его закончился, Макар, привыкший к лагерной жизни растерялся, куда податься? В Курган? К жене и сыну? Живы ли они? И нужен ли он там? Оставался только один человек, который примет его в любом случае, Анна, нежная, добрая, безотказная, милосердная Анна в далёком Елошном.

-Мам, у тебя не дом, а караван –сарай, - ругалась на Анну Настя, которую муж, отправившийся в поездку подбросил по пути к матери, - забыла, как он отказал нам в помощи, когда мы за папу приехали просить? Анна молчала. Умение прощать не каждому даётся. Да и что скажешь Насте, ведь когда увидела она этого сгорбленного, будто изнутри иссохшего Макара, сердце дрогнуло. Приняла. Не могла она поступить иначе, не в её это было характере.

-Надолго он в Елошном? –спросила дочь, уминая пирожки с глубяной, запивая их молоком.
-Не знаю, Настя, некуда ему пойти, единственная я одна и осталася,-ответила она, наблюдая в покрытое морозными узорами окно, как гость аккуратно складывает расколотые дрова в поленницу.

-Ну здрасте, а Зина на что? И Вовка, сын между прочим его, родной, мог бы и помочь отцу.

-Ты знаешь Аполлинарий и Зина квартиру получили совсем недавно, а Вовка работает и собирается жениться, представляешь? Да чего я тебе пересказываю, сама прочитай письмо-то. Я вот думаю надо весточку им дать, что Макар вернулся, как считаешь?

-Вернусь в Лебяжье, отправлю телеграмму, адрес-то есть-ответила Настя, просматривая глазами письмо.

-Может успеют, приедут,-тихо сказала Анна, -недолго осталось ему на этом белом свете жить, болезнь, словно ржа изнутри ест, поздно он приехал, ой, как поздно, уже и не исправить ничего.

-Что и Нюра помочь не в силах? - Настя хоть и злилась на гостя, за то, что отказал им в помощи с отцом, но была отходчива, особенно когда речь шла о скорой смерти.

-А,-махнула рукой Анна, -лечить, только продлять его мучения, мы можем только облегчить будущие боли, большего нам не дано.

-А дядя Макар знает, ну, о болезни своей?

-Поэтому и приехал в Елошное, помирать, дочка, всякому страшно, особливо в одиночестве на чужой земле.

-Мамочка моя, прошу тебя, а ты живи долго-долго ! -взмолилась Настя, прижимаясь к ней.

-Дольше своего века никто не живёт, доня, уж сколь на роду написано столь и проживу, внучку-то пошто не привезла?

-Да куда ж её, Антип бегом-бегом скомандовал, я и собралась по-быстрому. Иришу чуть позже привезу, летом, просится к тебе, говорит у бабы Ани в Елошном лучше, чем где бы то ни было.

-А то как же, у нас здесь и воздух особенный. Твой-то как?

-Ты знаешь всё хорошо, но иногда сядет и в одну точку смотрит, не шевелится, будто и не со мной вовсе, а там в концлагере. Потом встрепенется, обнимет, а я и рада, вернулся всё тот же Антип, балагурит, улыбается. Ой, совсем забыла, месяц назад гость к нам приезжал, Иван, тот самый с кем Антипушка из лагеря бежал, да проверку СМЕРШа проходил.

Приехал, всё чин-чинарём, встретили как родного. Ну подвыпили мужички чуть-чуть, я рядом скусся, подать там чего, добавить, а он голову на стол уронил и расплакался, как ребенок. Не нашёл он своих-то, жена молодая, дитё малое сгинули, как не бывало, уж он и писал, и ездил везде, а так и не нашёл никого, словно и не бывало их на белом свете. Так представляешь, больше так и не женился, хотя сколько их вокруг, молодых и вдовых? Не успокоюсь, говорит, пока хотя бы могилки их не найду!

-Вот что война, проклятая наделала, аукается и аукается людям, покоя не даёт! -вздохнула Анна, -иди зови Макара к столу, никуда не денутся поленья эти, ребятёшки вместо игры сложат. Настя вышла во двор, Макар, закрыв глаза, отдыхал на пне, подставляя лицо скудному зимнему солнцу. Слабая улыбка, похожая на улыбку ребёнка блуждала по его лицу.

Женщина остановилась, не решаясь подойти. Она вдруг ясно поняла, почему мать приняла гостя, ведь прощение – это прежде всего подарок самому себе. Когда человек прощает, он избавляется от груза гнева, обиды, которые он нёс в себе. А тащить их, холить и лелеять ох, как тяжело! Зато простив и сбросив их со своих плеч, свободной птицей взлетишь и лёгкость небывалую ощутишь!

-Дядя Макар, идёмте чай пить, мама приглашает- тихо сказала она, стараясь не напугать его и хрупкое чувство прощения, которое только что появилось в её душе.

К маю Макар ослаб и слёг. Анна заваривали сильные травы, стараясь облегчить его страдания и с грустью наблюдая за тем, как ускользает меж пальцев его жизнь. Он много спал и не просил ничего особенного у Анны, но она знала, мечтал увидеть перед смертью жену и сына. Настя, как и обещала матери отправила в Ленинград телеграмму, но ответа они так и не дождались.

-Что поделать,-размышляла Анна,-не всегда в новой жизни есть место старому.
Но всё же, увидеться с Зиной и сыном Макар успел. Они приехали внезапно, постучавшись в дом Анны поздно вечером. Находившийся в полузабытьи Макар очнулся, приехавших узнал и слёзы радости показались на его глазах. О чём они говорили всю ночь? Никто не знает, но утром Анна, зайдя в комнату, увидела прикорнувшую у кровати Зину и Владимира, уснувшего с другой её стороны.

Она перевела взгляд на Макара и ахнула, болезни словно не бывало. Лицо расправилось, посвежело, и та же улыбка была на его лице. Макару больше не было больно, он был уже там, где ждали его родители и брат. Она закрыла своей рукой глаза покойному и поцеловала его в лоб, желая его душе легкого пути на тот свет.


Похоронили Макара на елошенском кладбище, рядом с братом и хоть не приняты были уже причеты по покойным, Анна не удержалась, вспомнила юность, завела знакомое:

Да уж пройдёт-то зима лютая,

Да и стают снеги белые,

Придёт весна красная…

Крепился Владимир, хоть и помнил он отца смутно, но родная кровь не водица, не скрывала слёз Зина. Всё было хорошо в её судьбе, подрастала дочь, муж в ней души не чаял, пасынок сделал её бабушкой и сын запоговарил о женитьбе, а гляди ж ты, глаза на мокром месте и в груди словно пустота образовалась.

-Не поминай лихом, Макарушка, и прости нас за всё -шепнула она и бросила горсть мокрой земли на крышку гроба.

Тихая, спокойная, даже немножко сонная жизнь пришла в Елошное. В стране совершались великие дела, осваивалась целина и строились новые заводы, появлялись электростанции, выпускались трактора и машины, а здесь, в небольшом селе за Уралом время как будто остановилось.

Люди работали, рожали детей, пионеры помогали ветеранам войны, на поля выезжали агитбригады, но что-то значимое и большое проносилось как будто где-то там, далеко. Хотя нововведения пришли и за Урал, взять к примеру, электрификацию. В былое уходили керосиновые лампы, а кое где и лучины, яркими искрами загорелись в деревенских домах лампочки Ильича. Многие старики считали их бесовскими и плевались, запрещая проводить электричество в дом, остальные же принимали самое живое участие в копке ям под столбы, натяжке проводов. Разговоров то было, спорили мужики на конных дворах о пользе электричества, иногда до хрипоты и драк дело доходило.

А потом в Елошное привезли дизельный генератор и установили его в специальном, для него построенном, здании. В домах елошенцев выключателей не было и когда вечером во всех домах вспыхнули под потолками лампочки многие испугались от неожиданности. А попривыкнув не могли не нарадоваться ведь по сравнению с керосиновыми лампами свет электрических ламп, был как солнце. Хотя кое-кому яркий свет пришелся не по душе, Тамарка, например, враз разглядела в своей избе и прелый пол в углу и мокриц под лоханкой с помоями.

-На черта мне ваш свет сдался! -ругалась она дочь и зятя, придирчивым взглядов осматривая дом, при керосиновой-то лампе иные изъяны и не видны были, -пожару наделать хочешь? Избу спалить решили?

-Что ты, мама-отвечала ей Лиза, выкручивая лампочку полотенцем, -разве от электричества бывают пожары? Да и огонь-то в нём не зажигательный, а так для виду только!

-Да и генератор работать будет только до 12 ночи, - вторил жене Вася, - пусть молодежь потанцует в клубе.

-Всё бы пели да плясали, вот спалите избу, будете с голыми ж@пами в сарае жить,-продолжала торощиться Тамара, но бунканье её никто не слушал, молодость главенствовала, брала своё.

В целом же в селе электроэнергию подавали только в дома, клуб, кантору и на одну из ферм. Смагин добился и из района привезли первую доильную установку, «Елочку». Когда её в первый раз включили, и она загудела, доярки, а следом за ними и коровы, испугавшись, кинулись бежать. Доярки долго почем зря костерили председателя, но через неделю все: и люди и животные привыкли, а первые ещё и поняли преимущества электроэнергии. В Елошном, по гудению дойки, стали время определять, если вечером она заработала, значит время уже 5 часов.

Розовощекое солнце желтым блином катилось по небу, согревая апрельскую землю своим теплом. В доме Анны собралась большая семья, приехали Настя с Антипом и дочерью, пришли Вася и Лиза с сыновьями и маленькой дочкой, Нюра, правда без мужа, уехавшего на совещание, здесь же были Анечка и Андрей. Повод для общего сбора был выбран радостный, переезд, новенький дом, ждал свою хозяйку, Анну.

Он сверкал свежими, обтесанными брёвнами и крышей, блестевшей на солнце. Теплый, просторный, с традиционной русской печью на уютной кухне и двумя небольшими комнатами, чтобы внуки, жившие при ней, чувствовали себя комфортно. Дом был трудом всех членов семьи, занимавшихся его строительством каждую свободную минуту. Не остался в стороне и Смагин, председатель колхоза и по совместительству муж Нюры, подсобил материалами и рабочими. Анна нарадоваться не могла, родительский дом пришёл в полную негодность и держался только на честном слове.

Близкие повитухи как раз собрались на улице, вынося из старого дома пожитки и складывая их в тракторную телегу, когда репродуктор, висевший на столбе странно хрюкнул, зашипел и заговорил голосом Левитана: «Говорит Москва, работают все радиостанции Советского Союза…», все, привыкнув к тому, что диктор сообщал самые важные новости, напряглись. Шестидесяти четырёхлетняя Анна схватилась рукой за забор, а Тамарка, тащившаяся по улице в сторону магазина не удержалась на ногах и осела в колкий и твердый сугроб на обочине.
-Передаем сообщение ТАСС о первом в мире полете человека в космическое пространство!

12 апреля 1961 г. в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник "Восток" с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника "Восток" является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор ГАГАРИН Юрий Алексеевич.

Первыми на слова диктора отреагировали семнадцатилетняя Анечка и пятнадцатилетний Андрей.

-Ура! Ура!!!- закричали они, заскакав по снегу, как молодые жеребята, впервые выпущенные на солнце.

Захлопали двери домов, елошенцы выскакивали на улицу кто в чём был, держа в руках кто что: лопату, метлу, кастрюлю. Новость, такая шокирующая и не совсем понятная, застала всех врасплох. Всеобщей радость, слёзы, объятия. С криками: «Ура-а-а-а!» вверх летело всё, что было в руках у людей. Все очень шумно начали обсуждать событие: «Человек в космосе! Первый космонавт наш! Советский!!!».

На маленькую Лидочку, пятилетнюю дочь Лизы и Васи никто не обращал внимания. Она прихватила небрежно брошенный на куче вещей сломанный зонт и отважно отправилась к старой, деревянной лестнице, прислонённой к стене сарая, чтобы всем показать, кто здесь настоящий космонавт.

Перекладины на лестнице были не по-детски высокими, но она упорно карабкалась, таща за собой зонт, с помощью которого она хотела спрыгнуть вниз.

Увидела её Тамарка, успевшая подняться на ноги и сердито отряхивающая себя от снега.

-Куды зенки пялите? Ребенка угробить хотите? - закричала она, показывая на внучку, которая вылезла уже на крышу.

-Лидочка,- всполошились женщины, заохали, Лиза бросилась к лестнице, но Анна быстро заткнула всех:

-Замолчите немедленно! Напугаете! –знала она, что у стены сарая под подтаявшим снегом лежит не убранная с осени борона.

-Деточка,- спокойно обратилась она к ребенку, задрав голову, -ты чего на крыше забыла?

-Баба Аня, смотри, я космонавт! –гордо ответила та.

-Космонавт, отличный космонавт! –согласилась Анна, наблюдая, как Антип и Андрей ползут на крышу сарая, с другой стороны.

-Ты вот, что, внученька, меня подожди, я тоже космонавтов быть хочу! - отвлекала она девочку от прыжка.

-Нет, ты старая,-ответила внучка, пытаясь раскрыть зонт.

-А я конфет с собой возьму и пряников,-соблазняла Анна, -вкууусные,-говорила она, мысленно поторапливая мужиков, не решивших встать в полный рост на худой крыше и передвигавшихся по ней на коленях.

-Тогда ползи сюда, - согласилась Лидочка, зорко следя за тем, как бабушка ставит ногу в калошах на первую ступеньку, -ты вот так руками делай,-подсказала она бабушке, поднимающейся по гнилой лестнице. К счастью Антип и Андрей подоспели раньше и подхватив несносную девчонку спустили её на землю и помогли спуститься Анне.

Огорчённая тем, что полет в космос не удался, Лидочка горько разревелась, приговаривая, «космонавтов хочу быть», а взрослые, наоборот почему-то облегченно рассмеялись, обнимая и целуя её. Всё такая же недовольная Тамарка покопатила себе дальше, бункая под нос, не видя, как Антип рубит старую лестницу, чтобы больше ни у кого не возникло желания «стать космонавтом».

Вечером в новом доме Анны собрались все домочадцы, пришли односельчане. На двух сдвинутых вместе столах стояла привычная еда: варенная картошка, соленья, квашенная капуста, грибы, блины в большом количестве, булочки и пироги, был нарезан пышный хлеб, в плошках желтел мёд и разные варенья, имелось варенное кусками мясо и порезанное тончайшими ломтиками прозрачное сало. Радостные улыбки, смех, объятия, большой семье было тепло и уютно всем вместе.

-Ну, за нашу космонавтку! –произнес первый тост Антип и все зашевелились, рассмеявшись и глядя на Лидочку, сидевшую возле бабушки. Та обняла девочку и прижала к себе.

-А я всё равно стану космонавткой! –упрямо шепнула она Анне.

-Будешь, конечно будешь, детка, на-ко пирожку, подкрепись.

Искрилось и сверкало семейное застолье, приветственными криками и рюмкой встретили они вернувшегося с совещания мужа Нюры, привезшего с собой колбасы колечками и сыра.
-Поздравляю вас, ребята! -Смагин широко улыбался, -и с полётом в космос и с новосельем и,- он сделал небольшую паузу, -и с тем, что по итогам сегодняшнего совещания была дала высокая оценка работы нашего колхоза! Ура, товарищи! Ура!

-Ура! – тонко звенели рюмки, -ура! –пел граммофон, -ура! –кивала луна с высокого, угольно-черного неба.

Шумело в этот вечер Елошное, праздновали люди великое свершение, первый полёт человека в космос, испытывали гордость за свою страну, со слезами на глазах вспоминали ушедших и сгинувших в горниле страшной войны, которым было не дано, узнать об этом дне.

Спала крепким сном в новой комнате, под лоскутным одеялом, маленькая Лидочка, летала она во сне меж звезд, раскинув руки парила над землёй, а навстречу ей летели конфеты и пряники, обещанные бабушкой Аней.

Читать далее

Показать полностью
20

Хватит юродствовать,- строго сказала она,- сам знаешь я это здынь не люблю. Вася стушевался, притих, вроде как стал меньше ростом

Аннушка. Глава 26

Начало марта 1953 года было тревожным, ходили упорные слухи о болезни вождя, бабы, собираясь у колодцев охали и вздыхали. Пятидесяти шестилетняя Анна плохо спала, видя во снах чёрные тени, кружившие над Кремлем, одной Нюре было всё ни по чём, окунувшись в любовь с головой, она не видела и не слышала того, что творилось вокруг.

Сорокасемилетний Алексей Петрович занимал все мысли женщины. Смагин был твёрдым орешком, воевал, имел образование и испытывал непреодолимую тягу к Нюре, не решаясь сделать первый шаг. Так и ходили они вокруг да около, как голубки, не решившие сунуть голову в чашку с зерном, не зная, как приступиться друг к другу. Жила ещё в Смагине память о погибшей на оккупированной земле жене и маленькой дочери, боялась Нюра, что прознает председатель о её не таких уж и тайных способностях.

Анне было не до волнений дочери, Семён незаметно для других, угасал, доедала его тело болезнь, полученная им в заключении. Мысленно готовилась она к его уходу, стараясь как больше времени проводить рядом с ним, чтобы сохранить в памяти любимые черты. Тяжела ноша той, что может предвидеть чью-то смерть, но не имеет сил, чтобы её предотвратить.

Вечером 5 марта что-то кольнуло её сердце. Оглянулась, Семён спит, дыхание ровное, а на душе неспокойно, как будто случилось что-то непоправимое. Утром, зашедший за Нюрой, председатель сообщил, умер Сталин. Спохватилась было бежать, а куда сама не знает. Горестно стало, с одной стороны такой человечище ушёл, с другой, как будто облегчение наступило. Растормошила мужа, чтобы новость рассказать, с трудом сел он на кровати, свесив босые ноги.

-Сёмушка, не вставал бы - сказала она ему, -пол студёный, -да где ж его удержишь, упрямого, встал, покачиваясь дошёл до красного угла, отодвинул портрет умершего, за которым скрывалась икона и перекрестился. Кто поймет немого? То ли за упокой шептал он молитву, то ли благодарил Бога за избавление от него.

На улицах Елошного потерянные люди собрали у репродуктора, слушая невеселые новости, бабы заливались слезами, мужики нервно курили в стороне.

-Что же дальше-то будет, девоньки? –прижимала к груди беременная Катька –комсорг. Смелее всех оказалась Тамарка, не боясь никого, плюнула в сердцах на подтаявший снег и выпалила зло: «Вот и сдох таракан усатый», на неё зашикали, замахали руками, а заплаканная Катька, стерев ладошками слёзы со своих щёк гневно ответила:

-Как же так можно? Это же Сталин! –и побрела, понурая, в клуб, где в спешном порядке собирали собрание.

Новое время приходило в страну, новые веяния, но всего этого не увидел Семён, переживший вождя всего на несколько дней. Успокоился он на тихом Елошенском кладбище, в селе, которое стало ему вторым домом. Лёжкой лежала Анна несколько дней, отказываясь от еды, пока девятилетняя внучка, Анечка, не разревелась рядом с ней:

-Бабулечка, не умирай, пожалуйста! - затрясла тонкими веточками-ручками неподвижно лежащую Анну, припала головой к её груди. Шевельнулось что-то в повитухе, словно солнце приласкало первым лучом своим, разгоняя черные тучи, разлепила она сухие губы и попросила пить.

С того дня встала она, расходилась, но это была не прежняя Анна, её половина лишь, тень, скользившая по избе незаметно и тихо. Сошедшаяся со Смагиным Нюра перешла в его дом, оставив дочь, матери, в помощницы, Лиза с сыновьями перебралась в колхозную квартиру и осталась Анна с внучкой вдвоём во внезапно ставшем гулком доме.

Семилетний Андрюшка ловко кинул ножичек в очерченный на пыльной степи круг, за селом, антоновские мальчишки играли в ножички на желания, и заплясал, прыгая с ноги на ногу от того, что выиграл.

-Так-то вот, робя, -похвалился он, потирая ладошки и готовя сложное задание для остальных.

-Андрюша,-раздался голос его матери, медленно идущей от Антоновки.

-Андрюша, домой! –крикнула она и помахала рукой для видимости.

-Принесла нелегкая! –бункнул мальчишка, подбирая с земли нож,- до завтра, ребята! -попрощался он и засунув руки в карманы, посвистывая, не торопясь, пошёл навстречу матери.
-Я же просила тебя грядки полить -пожурила Ульяна сына. Дышала женщина тяжело и была сероватого цвета, сердце шалило.

-Отец где, не знаешь? -спросила она, мальчишка недовольно дёрнул плечом.

-Опять пирует- вздохнула она, -который уже день у Матюхиных трётся, когда он уже напьётся. Анрюшка отца откровенно не любил, особенно когда он был выпимши. Тогда Василий становился плаксивым, хватал первого встречного обрубками и жалясь рассказывал о том, как он потерял кисти рук.

В трезвые периоды он сына не замечал, как в прочем и Ульяну, тащившую на себе все семейные заботы. Была ещё бабушка Луша, нещадно баловавшая внука, но в последнее время чувствовала она себя неважно и в гости не приходила.

В маленьком дворе их дома Ульяна присела на скамейку, стоявшую под березой, чтобы отдышаться, Андрейка взялся было за деревянную машинку, но она напомнила:

-Грядки, сыночка, надо полить. Мальчишка, прихватив с рогатины ведро ушёл, а она задумалась, глядя на золотые шары, качающиеся под легким августовским ветерком.

После отъезда жены и матери Василия, по началу всё было хорошо, муж словно образумился и вышел на работу в местную школу, взяли сторожем, но и это было неплохо, в старом здании нечего было брать, стало быть ответственности никакой. Первый год Вася старался, работал, помогал с ребенком и даже нашёл общий язык с родной матерью, но после смерти тещи, Павлы Асафовны, нет- нет да начал заглядывать в бутылку.

Сначала по праздникам, потом добавились выходные, а следом и будние дни. Директор школы держала его на работе только из жалости, памятуя о его боевых заслугах, а собственный сын стыдился. Ульяна тяжело вздохнула, семейное счастье оказалось и не таким уже счастьем, и она сто раз пожалела уже, что Вася остался с ней. Радовало одно, больше детей у неё не случилось, и единственный ребёнок стал ей светом в окошке. Она поднялась и направилась в сторону огорода на помощь сыну.

Весёленький Вася спешил от Матюхиных домой, где у него была припрятана в сундуке заветная бутылочка. Хоть и были щедры хозяева, но на посошок не налили, опасаясь, что после очередной стопки надоедливого гостя не выгнать. По пути он решил заглянуть к матери, чтобы попробовать разжиться деньгами, но её кислое выражение лица сказало ему всё без слов.

-Хватит пить, Васенька, - тихо прошелестела Лукерья Демьяновна, скорбно смотря на сына, -посмотри на кого ты стал похож?

-Не учи морально, помоги материально! - отбился гость, жадно оглядывая небольшой шкаф в надежде на выпивку.

-Не ищи, не ищи, здесь тебе не нальют! И денег тоже не дам, потому что нет их у меня! – с надрывом сказала женщина, откладывающая каждую копейку для внука.

-Эх, Вася, Вася, - она посмотрела в окно где по дороге пылил ногами сын, - что с тобой сталось? Переломала, перековеркала тебя война, слабым ты оказался, спасовал перед трудностями. Она погладила ладошкой по стеклу, словно хотела погладить быстро удаляющуюся фигурку.

Ночью Ульяне приспичило в туалет, сердце гулко билось в груди, казалось, ещё немного и пробьёт ребра. Она перелезла через пьяного, храпящего мужа, в одиночку приговорившего бутылку самогонки, прошлепала босыми ногами по полу, к порогу, отворила дверь, прошла, не обуваясь, через сенцы, на крыльце вдохнула свежего, августовского воздуха и упала замертво, скатившись вниз.

Крепко спал Андрюшка, во сне побеждавший мальчишек в ножички, не зная, что рано утром именно он найдёт мёртвой свою мать. Навсегда врежется в его память её синие губы и широко раскрытые глаза, безжизненно гладящие в небо.

В сентябре 1953 года в Москве состоялся пленум ЦК КПСС на котором были признаны серьезные проблемы в развитии сельского хозяйства и намечены пути решения, повышение заготовительных цен, упорядочению системы заготовок, авансированию колхозников, снижению налогов.

Всё это способствовало постепенному росту благосостояния колхозников, ведь по стране сумма сельхозналога сократилась почти вдвое. А самое главное, снижались нормы обязательных поставок с приусадебных крестьянских хозяйств, которые с 1958 г. будут отменены полностью.
Алексей завтракал, спеша на утреннюю планёрку. Нюра, положив руки под подбородок наблюдала за тем, как он ест.

-Сама, что не ешь? –спросил он, делая ножом дырочку в яйце и выпивая его сырым.

-Не хочется, Андрюшенька, -ответила она, удивляясь тому, что в свои 34 года ведёт она себя, как девчонка.

-Ну всё, я побежал, до вечера-муж помахал ей рукой и послав воздушный поцелуй умчался по делам. Нюра счастливо вздохнула ему вслед, до чего же сладка семейная жизнь, когда всё ладком.

В это же время Вася с трудом продрал глаза, утро, скоро придёт Антонина Ивановна, директор школы, ох и строгая баба, фронтовичка. Он сполз с парты на которой спал, пригладил отросшие волосы, поднял с пола пустую бутылку, осмотревшись по сторонам, сунул её в учительский стол.

Выйти на крыльцо не успел, на свежем воздухе алкогольные пары не так слышны, директор встретила его в школьном коридоре. Сурово взглянула на помятое лицо сторожа и приказала сейчас же зайти в её кабинет.

-Вот, что, Василий, я долго терпела и прикрывала твоё пьянство, сочувствуя твоему горю, но всякому терпению приходит конец! Спился ты окончательно! За сыном не смотришь! Мальчишка в школу ходит грязный, уроки прогуливает!

-Так, когда мне? -попытался оправдаться собеседник,-да и рук у меня, как вы видите нет!

-Мозгов у тебя нет! -рявкнула Антонина Ивановна.

-Или берёшься за ум или я найду на тебя управу не посмотрю, что воевал! Живо у меня окажешься там, куда Макар телят не гонял!

-Представляешь, она мне пригрозила, -жаловался чуть позже он матери,- сказала, что посадит! Лукерья Демьяновна промолчала, подумав про себя, что лучшей причины, чтобы им всем уехать из Антоновки и придумать нельзя. Елошное, вот что поможет Васе вернуть свой человеческий облик. Елошное и Анна, а денег на дорогу она как –нибудь наскребёт.

Анна собирала на огороде картофельную ботву в кучу, чтобы вечером сжечь, когда во дворе залаяла собака и прибежавшая Анечка сообщила:

-Ба, к нам гости.

-Кого это на ночь глядя принесло? –удивилась женщина, втыкая вилы, которыми убирала ботву, в землю. Она вымыла руки в колоде у колодца, перевязала на голове платок и не спеша, хромая, пошла прочь с огорода в ограду, где, переминаясь с ноги на ногу стояли приехавшие гости.

-Ах ты ж, божья воля, каким ветром вас в Елошное занесло? –растеряно сказала она, поочередно рассматривая пьяненького сына, похудевшую и постаревшую Лукерью и насупившегося Андрейку.

-Горе, мамаша у нас- заголосил Василий, выходя вперед, -Улька, жена моя любимая померла, оставила меня на этом свете мыкаться с несмышлёнышем, а как же я могу, коли рученек у меня нет? –забарагозил, устраивая представление, сын.

Анна молча подхватила ведро с водой, стоявшее у стены, приготовили, чтобы напоить скотину и подняв его выплеснула на гостя.

-Хватит юродствовать,- строго сказала она,- сам знаешь я это здынь не люблю. Вася стушевался, притих, вроде как стал меньше ростом, а Лукерья Демьяновна облегченно выдохнула, всё она сделала правильно, изверился Вася, а Анна живо в ум приведёт.

-А ты стало быть Андрей? –обратилась хозяйка к мальчишке, -давай знакомиться, бабушка я твоя, Анна.

-Я тебе рассказывала,-вмешалась Лукерья,-помнишь?

-Помню,- не шёл на контакт мальчик.

-Нюта, покажи-ка Андрейке, что здесь у нас да как, да в избу заходите, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Вечером, распределив гостей по спальным местам, запалили Анна и Лукерья в огороде большой костер из ботвы, взметнулись в черное небо яркие искры, заплясали диковинные тени по земле.

-Вот так вот, Аннушка, хомутом тебе на шею свалилися, но что делать с Васей ума не приложу- закончила свой рассказ о том, что произошло в Антоновке Лукерья,-одна на тебя надежда осталася.

-Невелика надежда-то, силы уж не те, разве Нюрка возьмётся лечить, а я как Сёмушку схоронила, слово неживая сделалась, одно на свете держит, внучка, не научила я её ещё нашему мастерству, не передала знания свои, значит поживу ещё, поскриплю немножко. То, что приехали, хвалю, но и ругать буду, распустила ты сына, Луша. Разве ж это теперича человек? Так, оболочка только, не знаю выйдет ли толк из него, время покажет.

Изъян свой только он исправить сможет, только захочет ли сам он это сделать, вот в чём вопрос. Они долго смотрели на пламя костра, которое постепенно становилось всё меньше и меньше, ботва сгорела быстро, оставляя в воздухе чуть сладковатый, ни на что не похожий запах. Анна залила костёр водой, засыпала землёй.

-Идём спать, гостьюшка, утро покажет, как нам с тобой поступить,-сказала она, забирая с собой ведро и инструмент.

-Охохонюшки, -вздохнула она, грехи наши тяжкие, придётся тебя как-то воскрешать, мы же всем сказали, что нет тебя больше, - они вышли из огорода, закрыв за собой калитку и вошли в дом.

Тяжело пришлось Андрейке в Елошном на первых порах. Во-первых, он боялся свою новую бабушку, казалась ему слишком строгой и хоть Анюта убеждала, что она сама доброта, он каждый раз вздрагивал, когда женщина пыталась его обнять. Во-вторых, местные мальчишки никак не хотели принимать его в свою компанию и за место в детском коллективе пришлось побороться. Расквашенный нос и порванные учебники не единственное с чем ему пришлось столкнуться.

Вторая бабушка, Луша, утешала и вытирая разбитые нюни просила потерпеть. Одно радовало, отец стал пить меньше, Нюра поворчав немного взялась за его лечение, он устроился на работу, в колхоз пастухом, но мальчишка подспудно ждал от него чего-нибудь этакого, нового загула, например, но шло время и ничего не происходило, строгая бабушка Анна разгуляться ему не давала. Беспокоило Андрейку и то, что зачастил отец к своей жене и сыновьям, жившим на соседней улице. По началу навеселе захаживал, чуть позже заскакивал на неделе, вечерами. Он пытался сдружить мальчика со его сводными братьями, но дружбы не получилось, будучи старше Андрея мстили они за то, что когда-то Вася оставил их.
Вот в таких заботах и хлопотах прошла зима, наступил март 1954 года.

На конном дворе собрались елошенские мужики, жарко споря меж собой, бросали головные уборы на землю, не в силах сдержать свои эмоции. Обсуждали постановление ЦК КПСС «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель».

-Это что же получается? –горячился Димка Емельянов, не признанный отец дочери Нюры,- мы сейчас залежные земли обрабатывать станем? А на черта они нам сдались? Нам бы колхозные успеть вспахать!

-Ты бы Дима потише руками размахивал,-предостерег его Вася, проводивший здесь свои вечера, -всё же решение партии осуждаешь, мало-ли что!

-А сейчас не ранешные времена,-огрызнулся тот, не желая менять своё мнение,-они в Москве-то земли не нюхали, а туда же, целину им подавай! Тракторов лишних нет! Денег тоже, как и дорог! Специалисты где? Где я вас спрашиваю? Нету! Опять на нашем хребте поедут! – развыступался Димка, оглядывая присутствующих.

-На своём хребте,-вступил в разговор Пашка Юрин,- ты разве что ребятёнков своих тащишь, да сколь от тебя по деревням разным ишшо болтается неизвестно, а целину разрабатывать партейные будут да комсомольцы, так что ты бузу здесь не разводи, целинник, понимаешь, выискался! Со всех концов страны новосёлы к нам приедут, плохо что ли?

-Да мне то что,-сник под его напором Димка,-пусть распахивают, только забыли все, что у нас тут зона рискованного земледелия, то засуха и суховеи, то всемирный потоп, на поле не зайдёшь. Вот и поглядим, чего они напашут и вырастят. Непутевый Димка как в воду глядел, и если по началу урожаи с новой целины и радовали, то уже в 1955 г., собранный урожай оказался почти в 2 раза меньше, чем в предыдущие годы.

Беременная Лиза развешивала бельё на веревках во дворе дома, морозный ветер студил руки, горячил щеки, февраль 1956 года выдался не только снежным, но и холодным.

-Всё одна колготишься? –сердито спросила её Тамара, зашедшая по пути в магазин в гости. В материнский дом Лиза так и не вернулась, но с матерью помирилась, не сразу, спустя лишь время, но отмякла сердцем и разрешила той заходить иногда в гости. Хоть и старалась Тамара держать свой дрянной характер в руках, но время от времени прорывался он недовольством и желанием поучать других.

-Вася до магазина побег-коротко ответила ей дочь, встряхивая старенькие мужские кальсоны.

-Говорила тебе, не помощник он вовсе, так нет же, приняла, хорошо, что выбл@дка своего Анне оставил, не хватало тебе ещё чужое семя ростить, когда своё вон на глаза уже лезет-показала она на живот дочери.

-А тебе вечно не угодишь, мама, не пьёт мужик, погляди-ка как другие спиваются, а Васенька ни граммулечки в рот не берёт, а после того, как в библиотеку устроился и вовсе хорошо стало, в тепле сидит, плохо что ли? -возразила ей Лиза, поднимая со снега пустой таз.

-Трутень, как есть трутень! -выпалила Тамарка свою боль, так и не могла смириться она с тем, что дочь зятя простила и в дом свой жить пустила, кипело в ней, бурлило недовольство, а ничего против не скажи, отбившаяся от рук дочь быстро от ворот поворот покажет.

-Пошли в дом, что на ветру мёрзнуть? -предложила Лиза.

-Гляди-ка, кто это по улице идёт, никак не признаю? - спросила её мать, вглядываясь в сгорбленную фигуру мужчины, с сидором за плечами, шагающему по улице.

-Да мало ли незнакомых? -пожала плечами дочь,- может по делу к Смагину приехал, али в колхоз, идём скорее задубела я чисто говяш на морозе. Что-то знакомое почудилось Тамаре в этой шаркающей походке, в повороте головы, когда прохожий оглянулся назад.

-Мам, ты чего застыла? Идём,-поторопила её Лиза и Тамара заспешила ей вслед, гадая, кого же она увидела.

Макар, а это был он, шёл к дому Анны, единственному месту, куда он мог вернуться.

Продолжение следует..

UPD:

Читать далее

Показать полностью
21
Авторские истории
Серия Аннушка

-Ишь в город они захотели! А работать здеся кто будет? Старухи? –визгливый её голос гулко звенел в большом помещении бывшего храма,

Аннушка. Глава 26

Через несколько дней на небольшом полустанке прощались Анна и Лукерья, вновь ставшими подругами за те дни, что жили они вместе в ожидании поезда. Лиза всё это время безвылазно просидела в избе, слезами омывая свою обиду. Вот и сейчас она стояла в стороне, желая только одного, как можно быстрее уехать из этого ненавистного ей места.

Начало

С мужем она больше не виделась и на все предложения свекрови поговорить с ним отвечала отказом. Окончательно и бесповоротно вычеркнула она его из своей жизни, как предателя и изменщика и слышать о нём ничего не хотела. А вот названной матери пришлось вызвать сына на разговор и не раз. Сурова была Анна, отчитывая взрослого мужика, как нашкодившее дитя. Бранила за распущенность и желание прикладываться к бутылке, упрекала в безответственности и легкомыслии.

Но что слова человеку, который сам себя потерял, запутался, словно муха в липкой паутине и не знал, как выбраться. Шоком стало для него и признании Лукерьи Демьяновны в том, что она является настоящей его матерью. В его сохранившихся детских воспоминаниях она была лёгкой и нежной, с облаком волос, окружавшим её красивое лицо.

Он многое помнил из той жизни, от того отторгало его сердце эту серую, изможденную женщину с рабским заискиванием перед ним и всеми. Не воспринимался им образ нынешней матери с тем, что он сохранил в своей памяти, от того и общаться с ней не желал, сторонился и избегал.

-Лукерья говорила, что наследство мне полагается, передавала она тебе кое-что, когда бежали мы из Кургана, - спросил он у Анны, зашедшей справиться о здоровье роженицы и малыша.

-Было такое, в голод сменяла на еду-спокойно ответила женщина, вышедшему проводить её сыну, -помнишь муки привезли тогда, крупу, мясо.

-И Настьку.

-Да, и Настю тоже.

-Выходит променяла ты моё будущее на жратву да девку безродную.

-Вознестись легко, да падать больно, Васенька, если ты вдруг подзабыл, так я напомню, жратва, как ты выразился нам всем жизнь спасла, тебе в том числе, а что Насти касается, так она, неродная по крови, дочерью мне стала, как и ты сыном-сердито ответила ему мать, - не в том ты богатство своё ищешь! Богатство в семье, да детках, в родителях живых, в здоровье собственном. Только, как я погляжу, тебе не до этого, ты почаще на дно бутылки заглядывай может там твоё счастье притаилось?

Она вышла со двора Ульяны и пока шла до дома Лукерьи Демьяновны всё думала о том, что не зря её мать предупреждала: «Если детям с детства угождаешь, потом плакать будешь». Всё тешкала она Васю, да лелеяла, казалось и так досталось парнишке и вроде как парнем нормальным вырос, а поди ж ты, мурло откуда-то вылезло, скалится, хвостом щелкает. Был бы рядом, живо успокоила бы, а так не наездишься, остается только надеяться, что хорошее начало, да продолжение, заложенное родной матерью и ею, возьмёт вверх, образумиться сын, станет любимым Васенькой, милым, ласковым, как в детстве.

-Ты на сына не серчай,-шепнула она Лукерье Демьяновне, прижимая ту к себе, прощаясь,- он добрый у нас, отмякнет, вот увидишь! И не плачь, свидимся ещё не вижу при каких обстоятельствах, но недоброе чую, ты вот, возьми деньги, бери-бери, придержи их немного, понадобятся скоро. Зубы начала я терять, Луша, а с ними сила моя уходит, знать бы где упасть, соломки подстелила-бы, а так не вижу, но знаю, недоброе на нас что-то надвигается, не война, не сражения, уж не голод ли? Картошки посади побольше, она завсегда выручит! Ну, не поминай лихом, Лушенька!

-Спасибо, Аннушка, за сына, в неоплатном долгу я перед тобой-вытирая слёзы ответила ей Лукерья.

-Свои люди-сочтемся,-пыталась отшутиться Анна, но добавила посерьёзнев, -тяжела твоя ноша, нести да не вынести, главное руки не отпускай и помни двери моего дома для тебя всегда открыты!

Долго стояла серая, как много раз постиранная простынь, женщина, на маленьком перроне глядя в сторону уходящего поезда, увёзшего Анну и Лизу. Оглянувшись вокруг, нет ли кого поблизости, перекрестила его вслед и поспешила в Антоновку.

После нескольких дней в пути путники вернулись в Елошное, где к слову сказать было всё в порядке и чуть отдохнув, Анна не без помощи Нюры приступила к лечению зятя. Уже осенью Антип приступил к работе в местном колхозе, получив трактор занялся привычным ему делом. Техники не хватало, как и рабочих рук, люди трудились до темноты, выполняя план заготовок зерна, спущенный сверху, отдавая государству всё.

Многие колхозники рассчитывали получить на заработанные трудодни зерно, но его не было, поэтому в зиму уходили практически без запасов, картошка уродилась мелкой, сена для скотины заготовить не удалось, летняя жара высушила степи и лесные поляны.

Измотанная работой, заботами, лечением зятя Анна кулем валилась в бессилии на кровать, но и ночью не находила она успокоение, кошмарные сны преследовали женщину.

Зимой 1947 года в Елошное снова пришёл голод. Он был не таким, как раньше, наученные горьким опытом елошенцы сделали запасы и собрали даже самую мелкую картошку, понимая, что засуха и недород приведут к лишениям. Анна тихонько радовалась тому, что удержала Аполлинария Поликарповича, рвавшегося назад, в Ленинград.

-Обожди немного, не спеши, только война закончилась, дай Костику окрепнуть на деревенском воздухе, не готов он к возвращению, слаб. Да и к Зине присмотрись, не век одному куковать, ребёнку мать нужна. Не качай головой-то, не качай, Ниночка твоя упокоилась, хорошо ей сейчас, спокойно, храни её в памяти, а сам жить начинай, коротка она, жисть-то наша, оглянуться не успеешь, а уж Костик большой и своих лялек ростит. Зина хорошая, худо ей в деревне-то, не место ей здесь, вот и заберешь с собой- внушала она постояльцу.

Аполлинарий к словам её прислушался, внял да и переселился в комнатку к Зине, но пустой малуха, в которой они с Костиком жили у Анны, не осталась, перебрался туда Антип с Настей. С возвращением Антипа дела в их доме повеселее пошли, всё ж мужик, да к крестьянской работе приучен, подкосили они с Семёном сена, припасли соломы для коровушки.

Только ей и спасались в голод, хотя молока с голодухи, она давала мало, но и то спасение, с вареной картохой самое оно. В доме остались ещё Нюра с дочерью, да Лиза с внуками, большая семья, держась друг за дружку, словно репей за одёжу, экономно используя запасы без потерь прошла через голод, сохранив, самое главное, детей.

Прошло два года.

На улицах Елошного ещё лежал снег, но весёлые ручейки уже пробивали себе дорогу к озеру и вороны истошно носились над возвышающимся над селом куполом с блестевшим в небе крестом. Высокое, голубое небо кружило голову, а под жаркими лучами весеннего солнца хотелось стоять, зажмурившись, поднимая к нему лицо.

Многое изменилось в доме Анны.

Настя и Антип перебрались в свой дом в Лебяжье, освободив малуху для Лизы. Аполлинарий и Зина, забрав детей, уехали в Ленинград. Прощаясь с Аннушкой, мужчина не удержал слёз:

-Самые близкие люди вы для нас теперь, ближе не бывает! Не знаю, свидимся ли мы ещё, но знайте, доброту ваше и милосердие вовек не забуду!

-Баба Аня, деда Семён, -заревел следом подросший и вытянувшийся Костик, -я приеду! Обязательно приеду! Вот только подрасту чуток,- прошептал он, прижимаясь к теплому плечу Анны, гладившей его по голове.

-Не плачь, Костик, обязательно приедешь! Главное помни про своё обещание! –ответила ему Анна, -не забудешь? Мальчишка мотнул головой из стороны в сторону, мол нет, не забуду.

-Никто вам не скажет этого,-вступила в их разговор Зина, - я скажу. Вы святые, правда-правда, не спорь,- остановила она Анну, пытавшуюся ей возразить.

- Вы приняли меня, словно родную, в тяжёлое для всех время, помогали, опекали. Помнишь Семён, как я первый раз затопила печь? Дым в комнату, я в слёзы, а ты взял меня за руку и всё-всё показал. Вы, простые, деревенские люди, на которых держится наш мир! Если бы я только могла, я бы осыпала вас всеми благами, шелками, подарила бы вам тысячу коров!

-Ну, Зина, с тысячей ты загнула, это сколько же сена для них требуется? –попыталась пошутить Анна, понимая, о чём она пытается ей сказать, -иди ужо я тебя обниму! Твой –то знает? –шепнула она в ухо женщине, заметив, что Аполлинарий обнимается с Семёном.

-Нет ещё, боюсь сказать-шёпотом ответила ей Зинаида, лет- то мне сколько? Вот то-то же.

-Тю, дурочка, девочка у вас будет, славная, а на возраст не смотри, родишь сама, здоровенькую. Ниночкой назовите, хорошее имя! Ну ступайте, с Богом! - она поцеловала собеседницу и перекрестила, сунув в руки мешочек с травами, -надеюсь помнишь, как я учила? Заваривай не бойся, да береги себя в дороге,- не скрывая слёз смотрела она как пегая лошадка тянет по чуть раскисшей дороге сани, увозя в далёкий Ленинград людей, ставших такими близкими ей.

-Ну, что, Сёмушка, разлетаются наши птенчики, пришло и их время, а мы что ж? Мы жить будем, внуков ростить, ведь страшное уже позади, так ведь родненький мой? -от избытка чувств она топнула здоровой ногой по снежной мяше. Брызнули в разные стороны яркими искрами капли подтаявшего снега.

На кусте сирени, что выросла в палисаднике, тут же залилась песней, словно подтверждая её слова, малая пташка, звонкими колокольчиками рассыпались по улице её чарующие трели.

-Перезимовали, слава Богу,-подумала Анна, глядя на то, как неугомонный муж ломиком долбит лёд, чтобы дать выход весенней воде.

Запыхавшаяся Анна заскочила в сельский клуб, опоздав на очередное колхозное собрание, глазами поискала мужа и тихонько пристроилась рядом на свободное место. Выступал новый председатель колхоза Смагин Алексей Петрович, сменивший на посту Душечкина, который по состоянию здоровья ушёл на более лёгкую работу.

Помогавший ковать победу в тылу, оставивший своё здоровье и нервы в полях он не смог пережить того, что происходило на селе после войны, когда, казалось бы, все должны выдохнуть и начать счастливо жить. Как заставить работать людей? Если их труд оплачивался символически и многие из них уклонялись от работы в колхозе, трудясь в личных подсобных хозяйствах, обеспечивая таким образом своё существование и нанимались на работу в другие организации.

С такими боролись, самое страшное, привлекали к судебной ответственности, но Душечкин никогда не использовал этот вид наказания, понимая, что в хозяйстве и так не хватает рабочих рук. В основном, решением колхозного собрания, уклонистам уменьшали приусадебные участки, отказывали в предоставлении гужевого транспорта для личных нужд, запрещали косьбу сена и выпас личного скота на колхозных землях. Многие елошенцы покинули село, уехав работать на промышленные предприятия ближайших городов.

-А я предлагаю, товарищи, уклонистам справок, дающим право на получение паспорта не давать! –выкрикнула с задней скамейки, стоявшей в углу, погрузневшая и постаревшая, но не утратившая свой злобный характер Тамарка.

-Ишь в город они захотели! А работать здеся кто будет? Старухи? –визгливый её голос гулко звенел в большом помещении бывшего храма, отскакивая от толстых стен и казалось проникал прямо в уши. На говорившую начали оглядываться люди, шепчась меж собой, но новый председатель даже не запнулся и не остановил свою речь, рассказывая о будущем укрупнении их колхоза с другими.

-И потом, -Тамарка тяжело поднялась на ноги,- когда в продаже появятся соль, мыло, спички, керосин? - перечисляла она, загибая свои толстые пальцы один за другим,- где, скажем, в магазине, детская обувь?

-А тебе Тамарка и мыло не к чему, ты отродясь не моешься, всё экономишь! –съехидничала одна из елошенок, нетерпеливо ерзающая на своём месте, в надежде, что собрание скоро закончится.

-Всего, товарищи, в Курганской, Свердловской областях, а также в Башкирии объединено уже более 60 % колхозов,- повысил голос Алексей Петрович, пытаясь перекричать поднявшийся шум и смех, - крупные хозяйства получат возможность более эффективно использовать технику, строить животноводческие помещения, другие объекты хозяйственного и культурно-бытового назначения.

- Интересно, а что с теми будет, кто от центральной усадьбы на десять и более километров удалён, а? –не унялась Тамарка,- как бригадами во Светлом или Фрунзе управлять думаете?

- А тебе какая забота? – вскочила всё та же краснощекая деваха, спешащая домой, -тебя бы Тамарка в председатели, раз тебя такие вопросы заботят!

-Надо и председателем стану! -не осталась в стороне Тамара.

-Ты ж беспартейная! Таких в председатели не берут! Знай сверчок свой шесток, да помалкивай!

-Тише, товарищи, тише! – пытался остановить людей Смагин, но сорвался на фальцет и взял паузу, которой воспользовался Душечкин. Как только он начал говорить, люди мгновенно замолчали, словно щелкнули выключателем, разом обесточив все звуки. Геннадия Ивановича все уважали, ведь именно под его руководством выжили они в трудные военные годы.

-Я вот что думаю, товарищи, -тихо сказал он, вставая с первой скамьи, -там на верху, -он показал пальцем в потолок, -не дураки сидят и лучше нас понимают, что государству нужно! Так что вы эти пустые разговоры бросьте! Надо, значит надо! А тебе, Тамара, пора о душе подумать, а ты всё о мыле печёшься, там -он показал пальцем в пол,- мыло без надобности! Не беги впереди паровоза, что там и как, поживём, увидим!

-А тебе бы Геннадий Иванович, о собственном здоровье задуматься! - не осталась в долгу Тамарка, зная, что многие её слова поддержали, но побоялись сказать вслух, памятуя о последствиях. Государство не волновали мелкие деревни, становившиеся бригадами в крупных колхозах. Лишались они школ, детских садов, магазинов, а некоторые и электрификации. Что хорошо одному, то плохо другому, говорили люди, понимая, что не всё так просто в этом самом укрупнении.

Громко обсуждая новости елошенцы расходились по домам, задерживая небольшими кучками, чтобы продолжить спор, начатый на собрании. Многие из них, чуть позже, испугавшись будущих изменений, начнут забивать свой скот и растаскивать под шумок колхозное имущество.

Анна шла не спеша, под ручку с Семёном, также не спеша отходила она от дел, передавая бразды правления Нюре, которая по дару, объединивших их, была гораздо сильнее. В отличии от матери она была прямолинейна, порою груба, но дело своё знала хорошо и лечила от разных болезней елошенских детишек и жителей села, по привычке обращающихся к ведунье, а не в больницу.

Опасаясь напрасного навета, на лечение брала не всех, чужих не признавала, но люди, прознав о её способностях ехали отовсюду. Как и мать денег за услуги свои Нюра не брала, предпочитала расчет продуктами, отрезами тканей и другими дефицитными товарами. Все они, Анна, Семён, Нюра с дочерью и Лиза с сыновьями, по-прежнему ютились в двух комнатушках родного дома, не имея возможности разъехаться.

Вернувшаяся с собрания сердитая Тамарка зло отшвырнула от себя приласкавшегося к ногам кота и маясь от страха перед неизвестностью молча села у окна. Несколько раз она пыталась помириться с дочерью, вылавливая её на улицах Ёлошного, но каждый раз несносный характер женщины заставлял Лизу досадливо морщиться и сбегать как можно скорее от матери, избегая дальнейшего разговора.

Только и оставалось женщине, что тайком привечать внуков, которые охотно прибегали к ней в гости. Немного подумав, Тамара поднялась и поспешила к соседу, чтобы договориться о забое скотины, кто там знает это начальство, возьмут и отнимут последнее в колхоз, а мясо завсегда продать можно, а деньги припрятать.

В это время её дочь, Лиза, на пару с Нюрой остановили у храма председателя требуя от него строительства нового клуба.

-Вы поймите,- убеждала его Лиза,-в церкви заниматься совершенно невозможно и зимой, и летом девчата там мерзнут, нет, совершенно точно, новый клуб нам просто необходим! -горячо говорила она, размахивая перед лицом мужчины руками.

-Говорите необходим? – весело отвечал ей Алексей Петрович поглядывая на молчаливую Нюру. Была в ней какая-то особенная стать, сила, а неброская красота её цепляла взгляд и вызывала у него волнение.

-Значит построим! –ответил он уверенно,-а вы, девчата, чьи будете? - спросил он, не успев ещё с момента назначения на должность, познакомиться со всеми колхозниками.

-Я в тракторной бригаде состою-сказала Лиза, а Нюра в огородной трудится.

-Трактористка и огородница, значит, - резюмировал Смагин, -это хорошо! В трудовом соревновании принимаете участие? Повышаете, так сказать свою производительность труда? – он и сам понимал, что несёт какую-то чепуху, стараясь произвести впечатление на Нюру.

-Принимаем, -откликнулась Лиза и про бригады Шабашова, Дружинина слышали и про доярку Чегаеву знаем, - сказала она, -нам бы вот клуб новый, вот хорошо бы было, -добавила женщина.

-Как темнеет быстро, - словно не слыша её сказал Алексей, - может вас проводить? Мало ли что? - предложил он.

-Не стоит - ответила Лиза и подхватив так и не сказавшую ни слова Нюру под локоть, потащила её в сторону дома. Словно оглушенная, женщина пошла рядом с ней, но не удержалась, оглянулась, полоснув взглядом замершего Смагина.

Ничего не заметившая Лиза болтала всю дорогу, мечтая о новом клубе, школе и детском саде, размышляя о том, как вскоре изменится их село. А вот Анна, поджидавшая их на скамейке у ворот, сразу поняла в чём дело и отправив невестку в малуху приступила к осторожным расспросам дочери.

-Мам, меня как иглой пронзило, когда он на меня посмотрел - призналась ей Нюра.

-Помнишь, то время, когда ты шашни с Димкой Емельяновым крутила? Что я тебе говорила? Не пришёл твой час, потерпи, но нет же, ты удила закусила, слушать меня не желала. А ведь я тогда уже знала, что любовь она и на печке тебя найдёт!

-Что ты видишь, мама? Что там у меня впереди?

-Уходит сила моя, дочь. Мутно всё, зыбко. Теперь уж одно остаётся, ждать, как судьба повернёт. Об одном прошу, не спеши, думай хорошо, тебе жить, дочь воспитывать, а я, пока жива приглядывать за вами стану. Не из тех мужиков Алексей Петрович, что приворожить можно, даже не старайся, жди, когда всё само собой разрешится. Идём в дом, озябла я что-то, словно изнутри меня холодом обдаёт.

-Мам, я тебе сейчас малинки заварю, -заботливо предложила Нюра, бережно укрывая плечи матери своим цветастым платком.

-А и завари, хуже не будет, -согласилась Анна, благодарно улыбаясь дочери.

-Вот и повзрослела, моя девочка, ума набралась, -подумала она, ощущая, как занозой в сердце вошла ещё одна мысль, о Васе.

Продолжение следует...

UPD:

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ

Показать полностью
20
Авторские истории
Серия Аннушка

Нелегок выбор Васи, не позавидуешь мужику, с одной стороны жена, которую он и не любил вовсе, с другой любовница

Аннушка. Глава 25

Он приехал в Елошное рано утром, когда даже солнце ещё нежилось в звездной постели и лишь только-только собиралось вставать. До соседнего села его подбросил знакомый шофер, а дальше, пешком, по проселочным дорогам, загребая пыль новенькими сапогами.

Начало

Шёл Антип, не спеша, наслаждаясь утренней прохладой, слушая пение просыпающихся птиц в придорожных кустах. Нёс за плечами сидор, тот самый, с которым вернулся с войны, с немудренными подарками: платок для Анны и Нюры, кисет для тестя, отрез ткани для жены и диковинную игрушку для дочери. Лежал в мешке сахар, конфеты, 2 банки мясных консервов, чай, колбаса и так ещё кое-что по мелочи. Тяжела ноша, а душу греет, хочется удивить и обрадовать близких людей.

Тихо в Елошном, даже неугомонные собаки спят, голоса не подают на шагающего по деревенской улице Антипа. Возле дома Анны и Семёна остановился, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, присел на скамейку у ворот, отдыхая. Здесь и нашёл его непосыпучий Семён, решивший ранешенько обкосить траву у дома. Он провёл гостя в тёплое, полутёмное, сонное нутро дома, Анна тут же услышала их шаги, вскинула голову, зажимая рот ладошкой, чтобы сдержать крик, рукой показала, где спит Настя. Антип поставил сидор на скамью, прошел к печи и отодвинув занавеску замер, глядя на спящую жену и дочь.

За время его отсутствия Настя обросла волосами и две короткие косички, заплетенные ею на ночь, вызвали у него внезапные слёзы. Тут она, словно почувствовав его взгляд, открыла глаза, непонимающее глядя на силуэт в проеме, потом, осознав, выскочила из постели и повисла на нём, осыпая его лицо мокрыми от слез поцелуями. Громко разревелась растревоженная дочь.

-Хороший мой, живой, вернулся, а я ждала, я верила! –шептала она, изо всех сил прижимаясь к мужу. Тот обнимая её одной рукой, другой подхватил дочку и всё ещё не веря своему счастью, целовал и целовал, то одну, то другую в любимые, заплаканные лица.

Тут уж и остальным не до сна стало, вскочила с пола Лиза, спавшая в обнимку с детьми, вышла сонная Нюра, прибежал из малухи Аполлинарий Поликарпович , шум, гам вылетел из приоткрытых окон прямо в Елошное, будя собак и встряхивая тихие улицы, вот уж и Макариха, соседка завыглядывала из-за забора, изнывая от любопытства, не понимая, что происходит в доме Анны и не утерпев всё-таки притащилась, чтобы узнав новость разнести её по селу, давая надежду тем у кого сгинули, пропали без вести в горниле войны сыновья, мужья, братья.

-Ить он и не писал совсем,-говорила она каждому, кто её слушал,-а возвернулся, может и мой Андрюшенька, сыночек мой, кровиночка, вот также приедет? –и вытирала своё морщинистое лицо худой, заскорузлой рукою.

Неделю Анна молча наблюдала за вернувшимся зятем, видела, как мается он, не может найти себе места, словно иголками изнутри истыкан, и всё то его раздражает, возьмем, к примеру паломничество елошенцев. Каждый норовит спросить не встречался ли ему на фронтовом пути их родственник, может знает Антип, что сталося с их мужем или сыном? Что тут скажешь? Всем одно и тоже, не видал, не слыхал. Собеседница слезами исходит, а ему словно нож по сердцу, враз вспоминаются те могилы в лагере, куда безымянные трупы военнопленных складывали. Вот и Душечкина, пришедшего с предложением работы и вовсе погнал прочь.

-Не останусь я тут, мы с Настей в город поедем! -грубо ответил он председателю колхоза, провожая его с крыльца.

-А как же где родился, там и пригодился? –с укоризной сказал Геннадий Иванович, -сам знаешь, не хватает мужских рук, особливо таких как у тебя, ты ж с любым трактором договориться можешь! Настя твоя из последних сил выбивается, а ты, за её спиной, задницу на кровати греешь.

-Имею право,-вяло отбрехивался от него Антип, которому даже спорить с гостем было лень, -воевал.

-Да кто ж против говорит? Почет и уважение тебе за это, хотя сколько войны ты этой нюхнул, раз в плен попал? Капелюшечку самую, с руками, ногами вернулся, а работать не хочешь!

-Тебя бы на моё место, да на немецкие щи! - не выдержал, сорвался Антип.

-Мне и на своём не прокапало, -спокойно ответил председатель, открывая калитку, -вот только подумай на досуге, правильно ли ты поступаешь? По -людски ли?

Анна, присутствующая при разговоре лишь вздохнула, глубоки были проблемы у зятя, не его это вина, что таким стал, на жену покрикивает, дочь по попе шлепает. Одним днем и не справиться, лечение долгим будет, но сначала надо привезти Васю домой.

Подсобрав деньжат на дорогу и поцеловав на прощание домочадцев Лиза и Анна уехали в далёкую Антоновку. Дорога показалась им долгой, встречали они по пути и тех, кто возвращался назад, на освобожденные территории и тех, кто добирался домой с войны. Глядя на калек, побирающихся на перронах, она вздрагивала каждый раз, думая о сыне, боялась, что и он, не дождавшись их сорвётся с места и тогда ищи его свищи, как ветра в чистом поле.

В Антоновку прибыли они поздно вечером, когда уже и темнеть начало и страшно стало от вековых, могучих сосен, отбрасывающих черные тени на дорогу. Словоохотливый старичок, смотритель, подробно рассказал, как дойти до села и описал дом Ульяны. Глаза его так и светились от любопытства, но женщины поблагодарили и не рассказывая первому встречному, кто они и зачем приехали, оставив его коротать ночь и строить догадки.

В Антоновке не спали, приветливо светились окна домов, где-то играла гармошка и слышался женский смех. Смотритель так подробно объяснил путь что они без труда нашли дом девушки, и Лиза решительно постучала в дверь. Спустя пару минут она отворилась, в проеме показалась женщина, примерно одного возраста с Анной и взволнованно сказала:

-Наконец-то! Почему вы так долго? Схватки уже несколько часов продолжаются, мы не знаем, что делать!

Лиза, поняв, что их приняли за кого-то другого, хотела было сказать об этом, но Анна жестом её остановила и спросила у женщины:

-Воды у роженицы, когда отошли? И не дослушав её ответа решительно вошла в дом.

Вася, сидевший с мокрым лбом, у кровати Ульяны, которой пришёл срок рожать удивленно открыл рот, увидев входившую Анну.

-Мама? –растерянно пролепетал он,- Лиза? Откуда?

-Из Елошного, вестимо, ну, здравствуй, сын, -ответила ему Анна и поставив кошель с вещами на пол, -подошла к роженице.

-Душно у вас, топили печь? –спросила она, бегло оглядывая девушку.

-Так по поверьям надо, так ещё бабка моя делала –прошелестела Павла Асафовна, вытирая мокрой тряпкой лицо дочери, которое исказила гримаса боли.

-Да хоть дедка –сердито ответила ей гостья, мгновенно понимая, что дело дрянь. Врача почему не позвали?

-Так в район он уехал, обещался к вечеру вернуться, да видать задержали его дела-пояснила женщина, открывшая им дверь. Эти двое, Анна и Лукерья мгновенно узнали друг друга, хотя прошёл ни один десяток лет. Глаза всё сказали за них, и они поняли друг друга без слов.

-Молчи! -приказала глазами Анна, -всё потом!

-Хорошо! -ответила ей также Лукерья.

-Не стой столбом, Лиза- громко сказала Анна, -мне нужна теплая вода, кипяток достань из кошеля мои травы, откройте двери и пойдите все отсюда прочь, вы мне мешаете!

-Раскомандовалась! - рассердилась хозяйка дома, -да кто ты есть такая? А ну пошла из моего дома!

-Вася, -попросила Анна, -уведи всех, пока не поздно, расскажи кто мы, я думаю вам есть о чём поговорить с женой, -поспешите, времени совсем не осталось! Получив требуемое и заварив травы начала, она колдовать над телом Ульяны. Хотя в прямом смысле колдовством это не назовешь, не знала она магических обрядов, но зато сотни детей и рожениц прошли через её умелые руки, ибо знала она до мелочей таинство рождения.

-Слушай меня, милая, слушай, что говорить буду, то и делай. Скажу, тужься, значит старайся, а как велю отдыхай, значит лежи спокойно. Крупный ребенок у тебя, идёт ножками, но мы справимся –наговаривала Анна, протирая тело девушки теплым травяным раствором.

-Ненавижу его! Ненавижу! –выкрикнула от боли Ульяна.

-Кого милая? Неужто дитя?

-Ваську своего ненавижу! Ни за что больше в одну постель с ним не лягу! Удовольствие получил он, а страдаю сейчас я!

-И, милая, бабы каются, а девки замуж собираются, такова наша доля, новым людям жизнь давать! Тужься милая, тужься, кричи, если, хочется, вот так, давай, давай! Всё, отдохни теперича, отдохни, кому говорю!

-Вы Васина мама? - с трудом переведя дыхание спросила Ульяна.

-Можно и так сказать, только не я его родила. Да видать упустила где-то, иначе как объяснить, что он теперь здесь живёт, а не в родном доме?

-Вы его заберёте, да?

-Тужься, милая, тужься! Ещё, ещё! А теперь отдыхаем! Что он телок какой или тварь бессловесная, чтобы его забрать можно было? Пусть сам решает, я ему не указ, а теперь, моя хорошая, надо особенно постараться, возьми в рот эту тряпку, зажми зубами, главное слушайся меня, всё будет хорошо!

Через полчаса улыбающаяся Анна вышла на крыльцо, где на ступеньках, словно воробьи на ветках расселись Вася, Лиза, Павла Асафовна и Лукерья Демьяновна.

-С сыном тебя, Вася, здоровенький, горластый, -заходите в дом, знакомиться будем!

Только тот, кто испытал на себе поймет боль и горечь обманутой женщины. Лиза, смотревшая на то, как муж берет в руки своего новорожденного сына еле сдерживала себя, ей хотелось схватить его за грудки и хорошенько потрясти, чтобы узнать, а как же она? Как их общие дети? Они, что, больше не нужны?

Анна, заметив её состояние тихонько сжала её руку, поддерживая невестку. Ей ли не знать каково это, когда с кровью выдирают сердце из груди, враз вспомнился ей Яков и его любовница, у которой ей пришлось принимать роды, маленькая их дочь со страшной судьбой. Она сжала руку Лизы так, что она вскрикнула от боли, увы, даже Анна не знала, как поступить в данной ситуации.

Выручила Лукерья Демьяновна с умилением смотревшая на Ульяну и её сына:

-А не пойти ли нам всем ко мне? Я тут недалеко живу, там и переночуете,-предложила она женщинам, понимая, что хозяевам, собственно говоря, сейчас не гостей. Анна облегченно выдохнула, вот и разрешилась ситуация, пусть временно, но есть время подумать, обсудить и поговорить с Лукерьей о сыне. Все быстро собрались и вышли из дома в холодную августовскую ночь. Звёзды над Антоновкой были так низко, что, казалось, их можно достать рукой, тихая ночь укрыла село пеленой сна. Шли быстро, не разговаривая, уставшие и от дороги, и от вечерних впечатлений, старались сдерживать шаг, чтобы хромающая Анна поспела за остальными.

Жила Лукерья в маленьком, покосившемся домишке, с обшарпанными ставнями, одна из которых болталась на одном гвозде. Двор был не ухожен, всюду заросли бурьяна и остатки бывшей когда-то бани, остовом чернеющей в ограде. Анна хмыкнула, бывшая хозяйка не сколь не изменилась, та же беззащитность и неприспособленность, словно по-прежнему она купеческая жена в богатом доме при множестве слуг.

Маленькая кухня, отгороженная занавеской, здесь же спальня и нехитрый скарб, всё уместилось в одной комнатенке, серой и сырой, неуютной. Видно было, что хозяйка дома пыталась придать ей уют, вырезанные из бумаги кружавчики украшали пространство меж оконных рам, букет синих, высушенных цветов красовался посреди круглого стола, застеленного желтой от многочисленных стирок кружевной скатертью, которая даже в таком виде казалась здесь инородной.

-Лечь можно на печи и на полу, кровать сломана, сама сплю на ней вполглаза, боюсь рассыплется,-виноватым голосом сказала гостям хозяйка, снимая и запихивая в небольшой комод старенькое бельишко, висевшее на спинке стула.

-Было бы место, а выспаться мы завсегда успеем-ответила ей Анна, проходя к столу и доставая из кошеля еду, которую они привезли с собой.

-Чайком угостишь? -спросила она, выглядывая поблизости нож и тарелку, чтобы порезать хлеб и сало, -сахарок у нас свой имеется –пояснила она, доставая свои травки и конфеты.

-Ого! Целый пир у нас получается! –воскликнула Лукерья, разжигая примус и ставя на него закопченный чайничек.

-Лиза, глянь, что там с кроватью? - попросила Анна, накрывая на стол. Та, разбирающая и собирающая моторы с закрытыми глазами, молча пожала плечами, подошла к кровати, осмотрела и подставила под неё полено, лежавшее у печи.

-Теперь не упадёте, а днём я что-нибудь посущественнее полена найду, тогда на ней и прыгать можно будет – сказала она, усаживаясь у стола,- мои мальчишки вечно на кровати играются, пришлось доски вниз подложить,- она взяла хлеб, посолила и добавив сверху половинку яйца, кусочек огурца и сала, откусила.

-Сколько ж у вас деток имеется? -спросила Лукерья, стараясь не показывать гостям своего голода, ела она аккуратно, откусывала по чуть-чуть, словно смаковала еду, запивая всё горячим чаем из железной кружки.

-Двое, - Лиза осмотрела кусок, примеряясь где откусить, -большие уже, мамкины помощники.

-Не только мамкины, но и нам с дедом помогают- подговорилась к ней Анна, -славные мальчуганы, Васины сыночки, -она посмотрела прямо на Лукерью, видя, как ползут вверх её брови, от удивления.

-Вот ведь как бывает, Лукерья Демьяновна, любишь человека, дитёв от него рожаешь, растишь, когда он воюет, ночи не досыпаешь, чтобы накормить да одеть, а он нового ребенка заводит, на стороне- с горечью сказала Лиза, кладя недоеденный кусок на стол, - не могу, в горло не лезет - пожаловалась она собеседницам, зевнув от души.

-А ты приляг, Лизонька, отдохни, утро оно знаешь ли вечера мудрее, встанешь с ясной головой, там и поговорим, что будем делать дальше, а мы пока с Лукерьей Демьяновной пошепчемся немного - Анна, похлопала невестку по плечу, провожая её к печи. Женщина поднялась по приступочке наверх, улеглась на старом одеяле и чуть повошкавшись на неудобных кирпичах провалилась в сон, как в бездну, не слыша вокруг себя никого и ничего, что в общем-то было неудивительно, ведь сыпанула Анна своей травки в чай, чтобы дать ей возможность выспаться без тяжких дум.

-Не ждала, не чаяла, что снова свидимся с тобой, Аннушка - сказала Лукерья, дождавшись сопения Лизы с печи.

-Отчего же? Знала я, что сведёт нас судьба снова, только вот не ведала, что при таких обстоятельствах. Рада, что жива ты, здорова, про хозяина своего слыхала что? Собеседница покачала головой и помедлив сказала:

-Статья у него расстрельная была, вряд ли избежал наказания, да и меня, как видишь жизнь помотала, поломойкой при клубе служу, - пояснила она, деля вареное яйцо пополам, - тут обосновалась, Антоновка вторым домом стала, живу худо-бедно, теперь вот Бог сына прислал и вовсе хорошо.

-Хорошо, да не совсем, слыхала, семья у него имеется, детки опять же, как с ними быть? Я так поняла ты сыну не открылася?

-Боюсь я, Аннушка, столь лет прошло, он уж и забыл нас с отцом и дом наш в Кургане позабыл.

-Видела при нём ложечку маленькую, серебряную?

-Ульяна сказывала прим сердца её носит, бережёт.

-А ведь это та самая, из вашего дома взятая, а ты говоришь не помнит! Всё он помнит, через то и страдает должно быть.

-Что же дальше будет Аннушка? Увезёшь его? Тогда я следом поеду, чтобы хоть издалека его видеть.

-Да что вы все заладили, увезёшь, увезёшь! -рассердилась женщина, -словно он дитё неразумное! Как решит, так и будет! Ты вот лучше вот что мне скажи, -понизила она голос и склонив голову к собеседнице зашептала она свой вопрос и услышав ответ, нахмурилась, выспрашивая остальное. Так и шептались они, пока солнце не встало над лагерем, находившимся близ Антоновки и не раздался громкий сигнал побудки. Светлые, умиротворенные, словно вовсе не они не спали всю ночь, вышли женщины из дома, обнявшись встали возле него, наблюдая как окрашивают в яркий цвет первые солнечные лучи всё вокруг. Две женщины, две матери. Одна родила, другая воспитала, связанные друг с другом незримыми линиями любви к человеку, прикорнувшему на стуле возле кровати Ульяны и новорожденного сына.

Утром, выспавшаяся Лиза, молча выслушала Анну и Лукерью, предложивших не раздувать скандал в доме Ульяны, а предоставить право выбора самому Васе.

-Пусть решит, кто для него важнее ты с детьми или Ульяна, ведь насильно увезти мы его не сможем- рассудительно сказала ей Анна, страдая внутри себя от сложившейся ситуации.

-Почему я должна уступить какой-то девке? Я законная жена и дети наши рождены в браке, значит и Вася обязан со мной поехать! А эта пусть довольствуется тем, что ребенок есть, всё ни одна на свете будет теперь! –Лиза была непримирима и не желала отдавать то, что, по её мнению, и так ей принадлежало.

-Никто права твоего не отнимает, но и ты пойми, от тебя сейчас ничего не зависит! -жалостливая Анна, еле сдержала слёзы, ибо знала наперёд, что там дальше будет, да и Лукерья, боявшаяся снова потерять сына судорожно вздохнула, боясь расплакаться.

-Хватит переливать из пустого в порожнее, - оборвала её Лиза,- надо иди и всё на месте узнать! Но знайте, если Вася тут останется прокляну его вместе с выбл@дком его, так и знайте! –выкрикнула она и выскочила из дома, хлопнув на прощание дверью.

Слабенькая после родов Ульяна ещё спала, когда зашли они и не решаясь пройти дальше, замерли на пороге.

-Что ж вы, гостеньки дорогие, не проходите? –зажурчала, улыбаясь, Павла Асафовна, увидев их, - проходите, к столу, пожалуйста, уж не знаю, как вас приветить, если бы не вы, Анна, не видать бы мне внука. Вася сидел на скамье, возле окна в подштанниках и нательной рубахе, стараясь пригладить обрубками рук взлохмаченные волосы. Ещё ночью он признался Ульяне, что второй гостей была его законная жена, мать двоих его детей, а роды принимала его мать.

От шума голосов девушка тут же проснулась, с тревогой посмотрела на кровать, ребенок спал рядом. Успокоившись, посмотрела на Лизу.

-Знаю, виновата перед тобой, только вот в чём не пойму? Муж твой сам жизнь со мной выбрал, я не неволила и держать не буду, соберется с тобой, пусть идёт-тихо сказала она, вцепившись рукой в лоскутное одеяло, которым была укрыта.

Нелегок выбор Васи, не позавидуешь мужику, с одной стороны жена, которую он и не любил вовсе, сошёлся, чтобы Насте, отвергшей его отомстить. На её стороне Елошное, мать, с которой много пережито, дом и дети. Здесь, Ульяна, с которой ему хорошо и уютно и даже, кажется, первые ростки любви к ней зачинаются, сын опять же, маленький. Заерзал на скамье Васенька, заегозил мягким местом по гладкой доске, замерли четыре пары глаз на него глядучи и не выдержав, опустив голову он сказал сначала тихо, а потом, добавив голоса повторил:

-Тут я останусь, -и крикнул вслед убегающей в слезах Лизе, -прости меня.

-Сыночек! -не выдержала напряжения Лукерья Демьяновна, проговорилась. Оставив объясняться её с остальными, Анна поспешила за невесткой. Нашла её в проулке, тихом, заросшем травой, бьющейся головой о березу, что росла здесь с краю, у плетня.

-АААА-выла Лиза, раз за разом ударяясь лбом о кору, вспоминая сколько вынесла, вытерпела она за эти годы. Как теперь вернуться в Елошное? Что скажет мать, узнав, что променяла она её на обманщика? Что скажут люди?

-Тише, дитятко, тише - забормотала Анна, обхватывая её руками и насильно пригибая к земле, - присядь-ка, девочка моя, присядь, в ногах правды нету.

- Не одна ты со своим горем, я у тебя есть и вся наша семья, не бросим тебя, наша ты теперь навеки вечные! Войну такую выдержала и сейчас сдюжишь! Деток поднимать станешь, а чуть позже и счастье своё найдёшь, в одном месте убыло, в другом обязательно добавиться должно! На Васю зла не держи, -шептала она, ладошками вытирая её щеки, -пожалеет он об этом ещё, да поздно будет!

-А жить? Жить как, мама? Мне ведь люди прохода не дадут, насмехаться вслед станут!

-Да какие люди, Лиза? Разве ж мы скажем, что Вася жив? Нет! Умер он, скончался в госпитале от ран, вот и весь разговор. Никто знать не будет, только ты и я, а остальным и незачем.

-Больно, как больно мне! Словно рученьку мне сейчас отрезали!

-Шшш, моя девочка, боль пройдёт со временем, думай об этом, всё проходит и это пройдёт, а пока давай-ка я тебя в дом Лукерьи провожу, завтрева же домой вернёмся, заждались нас внучата-то, девки твои из бригады наскучались, Душечкин, небось, все глаза проглядел тебя дожидаючись, ты же первая у него работница, -тарахтела Анна, поднимая невестку с земли и ведя её по тропинке, незатейливые её слова, словно подорожник на открытой ране, снимали боль, заживляли, исцеляли.

Продолжение следует...

UPD:

Читать далее

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!