Серия «ЗАПИСКИ БЫВШЕГО ОПЕРА»

Погоня за тремя неизвестными сорвалась. Противник, выставляя завесу из облака перегара, сбросил балласт и умчался в ночь. Бежать дальше не имело смысла. Опер Богданов сказал, что и черт с ними. Я добавил, что вернуть похищенное владельцам уже хорошо. Дальше дело техники. Никуда не денутся. Богданов согласился.Это была раковина «тюльпан», унитаз и аккордеон. Богданов неожиданно признался, что когда-то играл. Пока ждали «уазик», он несколько раз раздвигал меха, начинал петь и пробегал пальцами по кнопочкам. Петь у него получалось, музыка не звучала. Аккордеон презирал руки дилетанта.

В свете фар «уазика» аккордеон превратился в электрическую печатную машинку «Ятрань» 1983 года выпуска. Размером она была чуть меньше телевизора и весила тяжелее унитаза. Всё кроме неё сияло новизной. Краденое было доставлено в наш кабинет. Сантехника стала у стены. Раковина на керамической подставке и рядом - унитаз. В течение недели мы делали все возможное, чтобы найти потерпевших. Потерпевшие делали все возможное, чтобы мы их не нашли.Последствия не заставили себя ждать. На вопрос посетителей, где туалет, опера молча показывали на нашу дверь. Войдя, торопыги вжикали молниями и устремлялись к трофейному унитазу. И тогда Богданов обращался к библейским сюжетам. Не помню точно, но там было что-то про скотоложство, верблюдов и непрекращающиеся страдания. Это звучало в контексте продолжительных странствий до конечной точки назначения, название которой заставит вздрогнуть даже маркиза де Сада. Заканчивал Богданов всегда на позитивной ноте. Там было всё сложно, в память врезалось только - "да иссохнет навсегда бьющий из тебя родник".

Любой заглянувший по малой нужде начинал испытывать большую, когда поворачивал голову. Богданов сидел спиной к окну на солнечной стороне. Он выглядел черным пятном на фоне исходящего от него свечения. Граждане покидали кабинет медленно и задумчиво. Так уходят люди, чтобы не спровоцировать погоню.

Однажды явилась пара. Переутомленный Богданов решил сократить Ветхий завет до логлайна: «Вон!». И добавил еще пару слов, которые редко можно найти в печатных изданиях. Вышли бледные и молчаливые. Не сразу нашли дверь. Потом выяснилось: родственники начальника отдела. Он - флейтист, она - учитель русского. Шеф направил, чтобы мы с Богдановым с их сумасшедшей соседкой разобрались. Оказалось: старуха, победительница сталинских конкурсов, играет на пианино над их головами.

- Там у неё «ля» западает, понимаете? – объяснял потом флейтист. – Ну, невозможно же слушать…

- Я вас понимаю, - отвечал аккордеонист Богданов.

Нам стали приписывать подвиги, которые мы не совершали. Поползли слухи, что к нам хотят присмотреться. Злые языки утверждали - в общении с потерпевшими и подозреваемыми мы используем одинаковые методы. И эти методы не имеют ничего общего ни с криминальной милицией, ни с моралью. Сплетни о том, что граждане выходят из нашего кабинета с опустошенными взглядами и штанами в руках, дошли до ГУВД.

Мы поднимали агентурную сеть. Человек, который в начале 90-х остался без новой импортной сантехники, не мог не пожаловаться на это. Но он не жаловался. В камеру хранения отдела изъятое не брали, потому что не было ни заявления, ни уголовного дела. А опыт подсказывал: выброси - и сразу появится потерпевший с этим самым заявлением.Машинку я установил на своем столе, но ни разу не включал. Смешнее чем за печатной машинкой я бы выглядел в те годы только за виолончелью. Однажды у делопроизводителя Оксаны оказался закрыт кабинет и она попросила ключ от нашего. Ей нужно было срочно напечатать какой-то документ. Вскоре из кабинета послышался наполненный истерикой крик. Так кричит многодетная мать, перепутав банные отделения.

Рассказ Оксаны был сбивчив. Когда она вставила чистый лист в каретку и вонзила вилку в сеть, машинка зазвучала как хлебоуборочный комбайн. Она клялась, что даже слышала песню комбайнера. Повторять припев которой ей не хочется даже при операх. А после этого машинка под грохот и лязг стала печатать сама. Текст начинался словами «Дай испить мёд с твоих уст, детка…».

Рассказывать дальше ей не позволяла совесть незамужней женщины. Машинка остановилась, только когда запечатала весь лист. Делопроизводитель Оксана хорошо запомнила последнюю строчку: «…а теперь - в душ!». Послышался хамский свист в два пальца. И каретка улетела в открытое окно вместе с листом.

Делопроизводитель Оксана пила корвалол из всех пузырьков райотдела до дна. Глядела всем в глаза, надеясь на понимание. И говорила, что так хорошо ей никогда еще не было. Просила перенести её рабочее место в наш с Богдановым кабинет, а машинку оставить.Начальника отдела обстановка стала нервировать.

- Унесите эту дрянь на помойку! – сказал он. Он имел в виду машинку, я думаю. - И сортир этот тоже.

Подумав, мы решили так. Я все равно жил в общаге. Унитаз и раковина мне были ни к чему. А Богданов давно о них мечтал.

Через три года я отдал машинку в ремонт и стал писать на ней первые рассказы. В её алфавите отсутствовали литеры Х, Г и З. Но при внимательном чтении криминальные сюжеты все равно просматривались.

В девяносто четвертом году мы с опером Усовым кололи Деда Мороза. Привели его с улицы. Выглядел он подозрительно. На вопрос, куда следует, он ответил, что в детский сад. Его там заждались ребятишки. Обычный Дед Мороз. В состоянии тяжелейшего алкогольного опьянения. Так все соответствует. Но настораживало, что на календаре было двадцать второе января. Это даже с учетом старого Нового года чересчур. Прикуривать рядом с ним было опасно. Когда он в упор дышал нам в лица, на енотовой шапке Усова скручивался мех. Пар из его рта от тяжелых фракций сразу опускался к ногам. Второе, что смущало, был мешок. Он был доверху набит импортным бухлом, куревом и презервативами. В девяносто четвертом ни один детский сад не праздновал так широко.

В кабинете Усов сел за стол под окно. Раньше там сидел я, но жена Усова попросила пересесть, если я не против. По фэнь-шую Усов должен был сидеть спиной на запад, это улучшало его кроветворение. Справа от него была закрыта шторами карта района. На ней синими кнопками мы отмечали раскрытые кражи, а красными нераскрытые. Карта была похожа на развевающийся флаг Советского Союза. Раздвигаешь шторы, отмечаешь, задвигаешь. Шторы и гардина были подобраны женой Усова под окно рядом. Это гармонизировало помещение, сказала жена Усова, пошив шторы. Два окна рядом. Это оптически раздвигало кабинет. Жене Усова хотелось, чтобы наш кабинет был оптически раздвинут. Мой брак отодвигался по многим причинам, но это была одна из основных.

В кабинет заглянул начальник уголовного розыска.

- В отделе проверка из ГУВД, - тихо сказал он, осмотрев Деда Мороза, - так что без этого…

Сначала Дед Мороз зарыдал. Он выл в разных регистрах, менял тональности и все показывал ладошкой разную высоту от пола. Вероятно, мы должны были догадаться, какое огромное количество разновысоких детей в детском саду мы оставили без гондонов. Поняв, что это не прокатило, он вытер слезы и поманил нас пальцем со стула. После чего сообщил, что на задании. И предложил позвонить Андропову. Усов сказал, что это, к сожалению, невозможно. Андропов некоторое время уже мёртв. Ничего страшного, сказал Дед Мороз. В их работе это бывает. Он так и сказал: «В нашей работе это бывает». Вообще, для человека, который взят на взломе коммерческого киоска, он держался блестяще.

- Живете, гады, как в зверинце, - сказал Дед Мороз, покачав головой. Она была похожа на задницу седой кавказской овчарки. – На всех окнах решетки.
- Ну почему на всех, - возразил Усов. – Не на всех.

И это было правдой. В кабинетах следователей на втором этаже решеток не было.

Дед Мороз немного подумал, после чего птицей слетел со стула. Стремительно разбежался, прыгнул и врезался головой в середину шторы, закрывающей карту.

От раздавшегося звука у меня едва не отнялись ноги. Словно передо мной упал с крыши поддон с кирпичами. Дед Мороз отлетел от стены как резиновый и упал рядом с мешком, раскинув руки. С этой минуты, когда решите произнести выражение «убицца апстену», знайте, что вы даже приблизительно не представляете, как это выглядит на самом деле.

- А вот здесь у нас опера работают с подозреваемым… - сказал начальник уголовного розыска, спиной входя в кабинет. Перед ним двигались два полковника.

Если бы вместо каракулевых папах на них были вееры из перьев, я бы принял их за ацтекских жрецов. С такими монументальными бульдожьими лицами нужно обсидиановыми ножами вырезать сердца сотрудников патрульно-постовой службы для утоления жажды солнца. А не с папками по кабинетам шляться.

На столе стояли вынутые из мешка несколько бутылок коньяка и валялись презервативы россыпью. В пепельнице дымились две сигареты. Дед Мороз продолжал находиться в зоне ретроградного Меркурия. Это когда кажется, что ты Меркурий, и ты снова в зоне. Но не помнишь, за что и на сколько. В нашем с Усовым помещении этим местом являлся центр кабинета. Его жена заплакала бы от счастья, увидев все на своих местах с точки зрения фэньшуизма.

- Что это? – спросил один из полковников, не открывая рта.

- Это Дед Мороз, - доложил Усов, поднимаясь.

- Что это? – спросил второй.

Я понял, что в ГУВД таким образом выражается коллегиальная тревога крайней степени.

- Жарко ему здесь в шубе, - сказал я, интуитивно оценив уровень аудитории.

Полковники как по команде сняли папахи. Подумали и удалились.

- Сука, убью, - пообещал начальник уголовного розыска и быстро вышел за ними.

Утром пришел хозяин киоска и подарил нам с Усовым по бутылке коньяку. Это были хорошие времена.

Вячеслав Денисов (с)

Приглашаю вас в мой телеграм-канал https://t.me/DenisovStory Деневник мужчины среднего возраста

И вот сижу я в кабинете отделения милиции, пишу какой-то рапорт. Заходит начальник отдела вместе с высоким начальником из ГУВД и последний произносит фразу, которая оперативникам уголовного розыска не нравится: «Вот сюда и заносите». Если оперу кого-то или что-то заносят, то оперу обычно это потом и выносить.

Четверо алкашей затаскивают в наш кабинет 40 (число я написал без ошибки) 40-литровых (и здесь с цифрами полный порядок) алюминиевых импортных фляг. У нас с опером Богдановым был самый большой кабинет в отделе. И вот сидим мы с ним и наблюдаем, как кабинет заполняется содержимым, которое является содержащим. И наполнено оно тем, чей запах ни с каким другим перепутать невозможно. Этот божественный, волшебный аромат этилового спирта высшей пробы стоит в носу любого советского опера до сих пор. Это был безопасный, содержащий комплекс минеральных веществ и микроэлементов спирт 90-х. Выпив полстакана и быстро запив водой, можно было восхищать чувством юмора незнакомых женщин до конца дня. А если не запивать, ссадины на руках и ногах можно было дезинфицировать языком неделю.

Бомжи занесли и вышли. А высокий начальник из ГУВД приказал шефу лично контролировать изъятое. Поскольку хорошо понимает, с кем имеет дело. Пока он говорил, я успел заскочить в будущее и разглядеть там фейерверк цветастых юбок, услышать звонкий девичий смех (многоголосый), крики «еще по одной» и вот ко мне уже подходит с подносом самая голосистая из цыганок – «к нам приехал, к нам приехал…».

Мы с Богдановым еще немного посидели, потом, не сговариваясь, закурили. Курили долго, пуская кольца в потолок.

- Надо проверить, - сказал он, - наполнены ли они доверху. А то потом доебутся и скажут, что выпили.
- Согласен, - сказал я, и мы закрыли кабинет. А фляги, наоборот, начали открывать.

Хрустальная влага колыхалась у самых горловин и предлагала нам с Богдановым стать козленочками. С постаревшими лицами мы закупорили фляги и продолжили писать. Богданов оторвался, посидел задумчиво и грохнул ручку о стол:
- Сука, ничего в голову не лезет.

Признаться, и мой рапорт обретал признаки душевного расстройства. Сначала он выглядел как основа для отказного материала по мошенничеству, но в конце неожиданно появилась написанная чужим почерком фраза: «таким образом, убийство совершено…».

Покашляв, Витя, взял с моего стола пустой графин и направился из кабинета.

- Куда? – раздалось за дверью. Начальник отдела был начеку. Он тоже знал, с кем имеет дело. Но выбора не было, ни в одно другое помещение отделения такое количество алкоголя не входило.
- За водой! – взорвался Богданов, чье привычное хладнокровие было разрушено внезапным появлением в кабинете полутора тонн бухла. – Нельзя что ли?
- На хера тебе вода?!
- Пить!
- Чего пить?!
- Воду пить!
- На хера тебе её пить?!
- Хочу пить!

Лица посетителей отделения пожухли. С каждой новой фразой тускнела их вера в интеллектуальные способности тех, кто защищает их покой. Они уже сомневались, туда ли припёрлись со своими заявлениями о кражах.

Богданов вернулся с тяжелым двухлитровым графином, мы снова закурили. Разведка боем показала: через дверь спирту легальной дороги нет.

Я открыл окно и жестом подозвал одного из куривших у крыльца мелких хулиганов.

Через пять минут выглянул в коридор и крикнул в сторону дежурки:
- Ко мне никто по делу Иванова не приходил?
Дежурный вытолкнул в коридор алкаша. Тот прошел мимо подозрительно осмотревшего его шефа, и я впустил его в кабинет. Потом пришли к Богданову по делу Петрова. Потом ко мне по делу Сидорова, а потом к Богданову по делу Федорова. Если бы кто-то пришел к нам еще, это выглядело бы подозрительно. Такой тяги стучать операм в промышленных масштабах свет еще не видывал. Контрабанда через наглухо закупоренную границу штука сложная....

Но конвейер пришлось остановить и по другой причине. С запозданием проявив смекалку, недалеко от нашего окна припарковалась «девятка» из управления наружного наблюдения.

- Обложили, - сказал Богданов, разглядывая машину через спину в оставленное кем-то зеркальце.
- Не ссы, они не могут пасти нас вечно, - успокоил я его.

Зато опер может сидеть в засаде вечно. Недвижим как сокол перед атакой. Опер будет терпеть до полного торжества социальной справедливости даже с диареей. Тигр уйдет из засады в рощу какать, отказавшись от охоты. Влюбленный покинет место не случившегося свидания. Опер будет сидеть в засаде до последнего, не моргая. Трава будет расти. Потом тополя скинут листву. Опер будет ждать. И начальник ушел. И «девятка» уехала.

Хозяин спирта до сих пор не был найден. Если бы он пришел и потребовал его вернуть, ну, я бы, мягко говоря, немного удивился. Нелегальным винокурам в начале 90-х в милиции и судах делали больно восьмого уровня. И тут же к нам с Богдановым потянулись опера. Они следили за оперативной обстановкой не менее чутко. Аки схимники они держали в руцах заполненные водой сосуды разного фасона и объема.

Главная проблема состояла в кипячении каждой порции воды. Спирт должен сохранять прозрачность слезы. Уровень жидкости во флягах не менялся. Закон сообщающихся сосудов был соблюден. Емкости по-прежнему были заполнены под завязку.

К вечеру в наш кабинет по неотложным делам зачастили участковые. За ними потянулись инспекторы по делам несовершеннолетних, дежурная служба и водители. Работавшие на втором этаже с отдельным входом следователи едва не пропустили срок подачи тары. Спешно подтянулись и они. Все несли нам с Богдановым воду. Мы её освящали, отпускали заявителям грехи и отправляли с богом. (Хотел сказать для усиления экспрессии, что и протягивали руки для поцелуев, но это было бы уже слишком).

На третий день мы с Богдановым решили так: меценатство должно иметь пределы. Даже Савва Морозов последнее не отдавал. Поэтому теперь все являлись к нам и с водой, и с бесхозными по примеру спирта вещдоками в виде кофе, сигарет и лимонада. Через неделю мы взяли у местного производителя самодельной водки «Экстра» спиртометр и с некоторой тревогой установили, что крепость сырья во всех емкостях не превышает тридцати градусов.

Криминогенная обстановка в юрисдикции отделения сошла на нет. Озверевшие участковые сбились в банды и в опорных пунктах составляли административные протоколы по примеру казаков, пишущих султанам письма. Слово «милосердие» исчезло из их лексикона, не успев туда попасть. Бомжи скрылись в теплотрассах. Семейные дебоширы бросили пить. Давно не битые жены стали делать им замечания и даже заставляли надевать тапочки. Квартирные воры мигрировали на территорию соседнего РОВД. За неделю следователями была расследована и направлена в суд месячная норма уголовных дел. Мы с Богдановым взяли на кармане жулика на вокзале, а двое других оперов задержали угонщика вместе с «москвичом». Говорят, бегом догнали. Отделение дважды шумно отпраздновало 8 марта, хотя стоял сентябрь.

Когда даже высокому начальнику из ГУВД стало ясно, что хозяин не найдется, он прибыл в возбужденном состоянии с группой где-то взятых алкашей и приказал фляги выносить. Жуя листья лавра благородного, мы с Богдановым наблюдали за этой бессмысленной суетой.

- Будем утилизировать, - убедительно сообщил высокий начальник из ГУВД.

Мы с Богдановым, надувая из лавра пузыри, отреагировали спокойно. Потому что за пять минут до этого раскрутили его водителя и тот раскололся. Спирт уже был продан местному барыге для производства высококачественной водки «Экстра».

Я хотел попросить водилу, раз уж им туда дорога, вернуть спиртометр, но Богданов вовремя меня остановил.

Это были славные времена.