Вторая Мировая

«От нечестивого органиста — гимн ненависти»

Самое громкое информационное событие 1938 года произошло 29 сентября, когда четыре государственных деятеля встретились в мюнхенском доме Фюрера, чтобы перекроить карту Европы. Тремя государственными деятелями, посетившими эту историческую конференцию, были премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, премьер-министр Франции Эдуард Даладье и диктатор Италии Бенито Муссолини. Но, несмотря ни на что, доминирующей фигурой в Мюнхене был немецкий хозяин, Адольф Гитлер.

Фюрер немецкого народа, главнокомандующий немецкой армией, военно-морским флотом и военно-воздушными силами, канцлер Третьего рейха, герр Гитлер в тот день в Мюнхене собрал плоды смелой, вызывающей, безжалостной внешней политики, которую он проводил в течение пяти с половиной лет. Он разорвал Версальский мирный договор в клочья. Он перевооружил Германию до зубов - или настолько, насколько это было возможно. Он украл Австрию на глазах у охваченного ужасом и, по-видимому, бессильного мира.

Все эти события были шокирующими для стран, которые всего 20 лет назад победили Германию на поле боя, но ничто так не напугало мир, как безжалостные, методичные, управляемыми нацистами события, которые в конце лета и начале осени угрожали развязать мировую войну из-за Чехословакии. Когда он без кровопролития превратил Чехословакию в марионеточное государство Германии, вынудил к радикальному пересмотру оборонительных союзов Европы и получил свободу действий в Восточной Европе, получив обещание “развязать руки” от могущественной Великобритании (а затем и Франции), Адольф Гитлер, без сомнения, стал человеком 1938 года года.

Большинство других мировых деятелей 1938 года утратили свою значимость по мере того, как год подходил к концу. Казалось, что “почётный мир” премьер-министра Чемберлена, как никогда ранее, не принес ни того, ни другого. Все большее число британцев высмеивало его политику умиротворения диктаторов, считая, что ничто, кроме унизительной капитуляции, не может удовлетворить амбиции диктаторов.

Среди многих французов возникло ощущение, что премьер-министр Даладье несколькими росчерками пера в Мюнхене превратил Францию во второразрядную державу. Подражая Муссолини в своих жестах и копируя кричащий комплекс триумфатора Гитлера, некогда либеральный Даладье в конце года был вынужден прибегать к парламентским уловкам, чтобы сохранить свой пост.

В 1938 году диктатор Муссолини был всего лишь младшим партнером в фирме "Гитлер и Муссолини Инкорпорейтед". Его шумная агитация за то, чтобы отторгнуть Корсику и Тунис от Франции, была расценена как слабый блеф, непосредственными целями которого были не более чем снижение платы за проезд итальянских судов по Суэцкому каналу и контроль над железной дорогой Джибути - Аддис-Абеба.

Ушел с международной арены Эдуард Бенеш, в течение 20 лет считавшийся “Самым умным маленьким государственным деятелем Европы”. Последний президент свободной Чехословакии, теперь он был больным изгнанником страны, которую помог основать.

Благочестивый китайский генералиссимус Чан Кайши, "Человек года" 1937 года, был вынужден отступить в “Новый” Западный Китай, где он столкнулся с возможностью стать всего лишь респектабельным номинальным главой всеохватывающего коммунистического движения.

Если бы Франсиско Франко выиграл гражданскую войну в Испании после своего великого весеннего похода, он вполне мог бы стать лучшим материалом для "Человека года". Но победа все еще ускользала от генералиссимуса, а усталость от войны и недовольство правых сделали его будущее сомнительным.

На американской арене 1938 год не был годом одного человека. Конечно, это был не год Франклина Рузвельта: его чистка потерпела поражение, а его партия потеряла значительную часть своего влияния в Конгрессе. Госсекретарь Халл запомнит добрососедский 1938 год как год, когда он увенчал свои усилия по заключению торгового договора британским соглашением, но история не будет связывать мистера Халла конкретно с 1938 годом. В конце года в Лиме его план континентальной солидарности двух Америк потерпел крах.

Но фигура Адольфа Гитлера шествовала по съежившейся Европе со всей развязностью завоевателя. Не тот простой факт, что фюрер подчинил своей абсолютной власти еще 10 500 000 человек (7 000 000 австрийцев, 3 500 000 судетцев), сделал его Человеком 1938 года. Япония в то же время пополнила свою империю десятками миллионов китайцев. Более значительным был тот факт, что в 1938 году Гитлер стал самой большой угрозой, с которой сталкивается сегодня демократический, свободолюбивый мир.

Его тень простиралась далеко за пределы Германии. Небольшие соседние государства (Дания, Норвегия, Чехословакия, Литва, Балканы, Люксембург, Нидерланды) боялись обидеть его. Во Франции нацистское давление было отчасти причиной некоторых антидемократических указов, принятых после Мюнхена. Фашизм открыто вторгся в Испанию, спровоцировал восстание в Бразилии, тайно помогал революционным движениям в Румынии, Венгрии, Польше, Литве. В Финляндии министру иностранных дел пришлось уйти в отставку под давлением нацистов. После Мюнхена во всей Восточной Европе наметилась тенденция к уменьшению свободы и усилению диктатуры. Только в США демократия к концу года почувствовала себя достаточно сильной, чтобы одержать верх над Гитлером.

ФашИнтерн, во главе которого стоял Гитлер, а за ним - Муссолини, Франко и японская военная клика, возник в 1938 году как международное революционное движение. Сколько бы он ни разглагольствовал о махинациях международного коммунизма и международного еврейства, сколько бы ни твердил, что он всего лишь пангерманец, пытающийся объединить всех немцев в единую нацию, фюрер Гитлер сам стал №1 в интернациональной революции - настолько, что если сейчас и произойдет часто предсказываемая борьба между фашизмом и коммунизмом, то только из-за двух диктаторов-революционеров. Гитлер и Сталин слишком велики, чтобы позволить друг другу жить в одном мире.

Но фюрер Гитлер не считает себя революционером; он стал им только в силу обстоятельств. Фашизм обнаружил, что свобода прессы, слова, собраний представляет потенциальную угрозу его собственной безопасности. В фашистской фразеологии демократия часто ассоциируется с коммунизмом. Фашистская борьба против свободы часто ведется под ложным лозунгом “Долой коммунизм!” Прошлым летом одна из главных претензий Германии к демократической Чехословакии заключалась в том, что она была “форпостом коммунизма”.

Поколение назад западная цивилизация, по-видимому, переросла основные пороки варварства, за исключением войн между нациями. Коммунистическая революция в России способствовала распространению классовой войны. Гитлер довершил ее другой, межрасовой войной. Фашизм и коммунизм возродили религиозную войну. Эти многочисленные формы варварства привели в 1938 году к проблеме, из-за которой люди, возможно, скоро снова будут проливать кровь: проблема цивилизованной свободы против варварского авторитаризма.

Более мелкие люди года казались ничтожными по сравнению с фюрером. Бесспорным жуликом года стал покойный Фрэнк Дональд Костер ("Мошенник года"), а Ричард Уитни, который сейчас находится в тюрьме Синг-Синг, занял второе место.

Спортсменом года стал теннисист Дональд Бадж, чемпион США, Англии, Франции, Австралии.

Авиатором года стал 33-летний Говард Робард Хьюз, неуверенный в себе миллионер, который трезво, точно и безошибочно пролетел 14 716 миль вокруг вершины мира за три дня, 19 часов и восемь минут.

Человеком года на радио был признан молодой Орсон Уэллс, который в своей знаменитой передаче "Война миров" напугал людей меньше, чем Гитлер, но больше, чем когда-либо пугало радио, продемонстрировав, что радио может быть огромной силой в разжигании массовых эмоций.

Драматургом года стал Торнтон Уайлдер, ранее известный литератор, чья первая пьеса на Бродвее "Наш город" была не только остроумной и трогательной, но и имела большой успех.

Габриэль Паскаль, продюсер "Пигмалиона", первой полнометражной картины, снятой по мотивам многословных драм Джорджа Бернарда Шоу, был удостоен звания "Кинематографист года" за то, что обнаружил богатый драматический материал, когда другие знаменитые продюсеры потеряли всякую надежду когда-либо его использовать.

"Людьми года", выдающимися в области всесторонней науки, были признаны три исследователя-медика, которые обнаружили, что никотиновая кислота является лекарством от пеллагры у человека: доктора Дж. Том Дуглас Спайс из больницы общего профиля Цинциннати, Марион Артур Бланкенхорн из Университета Цинциннати, Кларк Нил Купер из Ватерлоо, штат Айова.

В религиозном отношении две выдающиеся фигуры 1938 года резко отличались друг от друга, за исключением своей оппозиции Адольфу Гитлеру. Один из них, 81-летний папа Пий XI, с “горькой грустью” рассказал об антисемитских законах Италии, преследовании итальянских католических инициативных групп, приеме, который Муссолини оказал Гитлеру в мае прошлого года, и с грустью заявил: “Мы пожертвовали своей прежней жизнью ради мира и процветания народов”. Проведя большую часть года в концентрационном лагере, протестантский пастор Мартин Нимоллер мужественно свидетельствовал о своей вере. Примечательно, что лишь немногие из этих людей года могли бы свободно реализовать свои достижения в нацистской Германии. Гении свободной воли были настолько подавлены гнетом диктатуры, что выпуск поэзии, прозы, музыки, философии и искусства в Германии был действительно скудным.

Человек, который несет наибольшую ответственность за эту мировую трагедию, - угрюмый, задумчивый, невзрачный 49-летний аскет австрийского происхождения с усами Чарли Чаплина. Адольф Гитлер, сын мелкого австрийского таможенного чиновника, был воспитан любящей матерью как избалованный ребенок. Постоянно проваливая даже самые элементарные занятия, он вырос полуобразованным молодым человеком, не подготовленным ни к какому ремеслу или профессии и, казалось бы, обречен на провал. Блестящую, очаровательную, космополитичную Вену он научился ненавидеть за то, что называл ее "семитской"; ему больше нравился однородный Мюнхен, его настоящий дом после 1912 года. Для этого человека без профессии и с ограниченными интересами Великая война была долгожданным событием, которое дало ему какую-то цель в жизни. Ефрейтор Гитлер участвовал в 48 боях, был награжден немецким железным крестом первого класса, один раз был ранен и один раз отравлен газом, находился в госпитале, когда было объявлено перемирие 11 ноября 1918 года.

Его политическая карьера началась в 1919 году, когда он стал партийцем № 7 малочисленной немецкой рабочей партии. Обнаружив свои ораторские способности, Гитлер вскоре стал лидером партии, изменил ее название на Национал-социалистическую немецкую рабочую партию и написал антисемитскую, антидемократическую и авторитарную программу. Первый массовый митинг партии состоялся в Мюнхене в феврале 1920 года. Месяцем позже вождь намеревался принять участие в попытке монархистов захватить власть, но для этого неудавшегося путча фюрер Гитлер прибыл слишком поздно. Еще менее успешная попытка национал-социалистов - знаменитый Мюнхенский пивной путч 1923 года - привела к гибели части "мучеников", а герра Гитлера посадили в тюрьму. Заключение в Ландсбергской крепости дало ему время написать первый том “Майн кампф”, который теперь стоит "обязательно" на каждой немецкой книжной полке.

Объявленная вне закона во многих округах Германии, Национал-социалистическая партия, тем не менее, неуклонно увеличивала число своих членов. Проверенные временем методы Таммани-Холла по оказанию множества мелких услуг сочетались с шумным терроризмом и кричащей патриотической пропагандой. Усердно культивировался образ мистического, воздержанного, харизматичного фюрера.

Только в 1929 году национал-социализм впервые получил абсолютное большинство на городских выборах (в Кобурге) и впервые продемонстрировал свои значительные результаты на выборах в провинции (в Тюрингии). Но с 1928 года партия почти постоянно набирала силу на выборах. На выборах в рейхстаг в 1928 году она набрала 809 000 голосов. Два года спустя за национал-социалистских депутатов проголосовали 6 401 016 немцев, в то время как в 1932 году число проголосовавших составило 13 732 779. Несмотря на то, что ему все еще не хватало большинства голосов, голосование, тем не менее, стало впечатляющим доказательством силы этого человека и его движения.

Ситуация, породившая это демагогическое, невежественное, отчаянное движение, была присуща зарождению Германской республики и стремлению значительной части политически незрелого немецкого народа к сильному, властному руководству. Демократия в Германии была зачата в условиях военного поражения. Именно Республика поставила свою подпись (неохотно) под унизительным Версальским договором, и это позорное клеймо никогда не изгладилось из памяти немцев.

Ни для кого не секрет, что немецкий народ любит униформу, парады, воинские формирования и легко подчиняется властям. Фридрих Великий - герой самого фюрера Гитлера. Это восхищение, несомненно, проистекает из военной доблести Фридриха и его автократического правления, а не из любви к французской культуре и ненависти к прусскому хамству. Но, в отличие от утонченного Фридриха, фюрер Гитлер, начитанность которого всегда была очень ограничена, приглашает в гости немногих великих умов, и фюрер Гитлер не согласился бы с утверждением Фридриха о том, что он “устал править рабами”.

В плохих условиях, не смотря на хорошую погоду, Германская республика рухнула под тяжестью депрессии 1929-1934 годов, во время которой безработица в Германии возросла до 7 000 000 человек, несмотря на общенациональный поток банкротств и неудач. Призванный к власти в качестве канцлера Третьего рейха 30 января 1933 года престарелым президентом-маразматиком Паулем фон Гинденбургом, канцлер Гитлер начал выворачивать рейх наизнанку. Проблема безработицы была решена с помощью:

• 1) широкомасштабной программы общественных работ;

• 2) интенсивной программы перевооружения, включая создание огромной постоянной армии;

• 3) принудительного труда на государственной службе (немецкий трудовой корпус).;

• 4) заключение политических врагов и работников-евреев, коммунистов и социалистов в концентрационные лагеря.

То, что Адольф Гитлер и компания сделали с Германией менее чем за шесть лет, вызвало бурные и восторженные аплодисменты большинства немцев. Он избавил нацию от послевоенного пораженчества. Под знаменем свастики Германия была объединена. Это была не обычная диктатура, а скорее диктатура огромной энергии и великолепного планирования. “Социалистическая” часть национал-социализма могла вызывать насмешки у ярых марксистов, но нацистское движение, тем не менее, имело массовую основу. Построенные 1500 миль великолепных автомагистралей, программы по продаже дешевых автомобилей и простых пособий для рабочих, грандиозные планы по восстановлению немецких городов вызывали у немцев чувство гордости. Немцы могли есть много продуктов-заменителей или носить эрзац-одежду, но они ели. То, что Адольф Гитлер и компания сделали с немецким народом за это время, повергло цивилизованных мужчин и женщин в ужас. Гражданские права и свободы исчезли. Противодействие нацистскому режиму стало равносильно самоубийству или еще худшему. Свобода слова и собраний - это анахронизмы. Репутация некогда прославленных немецких учебных центров исчезла бесследно. Образование было сведено к национал-социалистическому катехизису.

Темп ускорился. 700 000 евреев Германии подверглись физическим пыткам, у них отняли дома и имущество, лишили возможности зарабатывать на жизнь, прогнали с улиц. Теперь их удерживают ради “выкупа” - гангстерский трюк, который использовался веками. Но пострадали не только евреи. Из Германии прибывает постоянный, постоянно увеличивающийся поток беженцев, евреев и неевреев, либералов и консерваторов, католиков и протестантов, которые больше не могли терпеть нацизм. На обложке журнала TIME органист Адольф Гитлер исполняет свой гимн ненависти в оскверненном соборе, в то время как жертвы висят на колесе Св. Екатерины под взглядами нацистских иерархов были нарисованы бароном Рудольфом Чарльзом фон Риппером, католиком, который считал Германию невыносимой страной. Тем временем Германия превратилась в нацию униформистов, шагающих гусиным шагом под дудку Гитлера, где десятилетних мальчиков учат бросать ручные гранаты, где к женщинам относятся как к машинам для размножения. Однако самую жестокую шутку Гитлер и компания сыграли с теми немецкими капиталистами и мелкими бизнесменами, которые когда-то поддерживали национал-социализм как средство спасения буржуазной экономической структуры Германии от радикализма. Нацистское кредо о том, что человек принадлежит государству, распространяется и на бизнес. Некоторые предприятия были полностью конфискованы, с других был взят налог на капитал. Прибыль строго контролировалась. Некоторое представление об усилении государственного контроля и вмешательства в бизнес можно получить из того факта, что в прошлом году 80% всех строительных и 50% всех промышленных заказов в Германии были получены от правительства. Испытывая острую нехватку продовольствия и финансовых средств, нацистский режим захватил крупные поместья и во многих случаях коллективизировал сельское хозяйство - процедура, в корне схожая с русским коммунизмом.

Когда Германия захватила Австрию, она взяла на себя заботу о 7 000 000 бедных родственников и их пропитании. Когда поглотили 3 500 000 судетцев, нужно было кормить гораздо больше ртов. К концу 1938 года появилось много признаков того, что нацистская экономика валютного контроля, бартерной торговли, пониженного уровня жизни, “самодостаточности” давала трещину. Не было недостатка и в признаках того, что многим немцам не нравились жестокости их правительства, но они боялись протестовать против них. Испытывая трудности с обеспечением населения хлебом, фюрер Гитлер был вынужден устроить для немецкого народа еще один развлекательный цирк. Пресса, контролируемая нацистами, прыгала через скакалку по приказу министра пропаганды Пауля Йозефа Геббельса, выкрикивая оскорбления в адрес реальных и воображаемых врагов. И темпы становления немецкой диктатуры ускорялись по мере того, как с заводов сходило все больше и больше оружия, а сливочного масла производилось все меньше и меньше.

За пять лет, проведенных под руководством президента 1938 года, Германия превратилась в одну из крупнейших военных держав мира. Британский военно-морской флот по-прежнему лидирует на море. Большинство военных считают французскую армию несравненной. Наибольший вопрос вызывает численность авиации, которая меняется день ото дня, но большинство наблюдателей считают, что Германия превосходит их в военной авиации. Несмотря на нехватку подготовленных офицеров и материальных средств, армия Германии превратилась в грозную машину, победить которую, вероятно, можно только объединением противоборствующих армий. Как свидетельство могущества своей нации, фюрер Гитлер мог оглянуться на прошедший год и вспомнить, что, помимо приема бесчисленных государственных деятелей (например, трижды мистера Чемберлена), он лично засвидетельствовал свое почтение трем королям (шведскому Густаву, датскому Кристиану, итальянскому Витторио Эмануэле) и принимал двоих (Борис 3 из Болгарии, Кароль 2 из Румынии, не считая регента Венгрии Хорти).

Тем временем примерно 1133 улицы и площади, в частности Ратушная площадь в Вене, получили имя Адольфа Гитлера. Он произнес 96 публичных речей, посетил одиннадцать оперных спектаклей, победил двух соперников (Бенеша и Курта фон Шушнига, последнего канцлера Австрии), продал 900 000 новых экземпляров "Майн кампф" в Германии, а также широко продал ее в Италии и мятежной Испании. Единственной его потерей было зрение: ему пришлось начать носить очки на работе. На прошлой неделе герр Гитлер принимал на рождественской вечеринке 7000 рабочих, которые сейчас строят новое гигантское здание Берлинской канцелярии, и сказал им: “Следующее десятилетие покажет странам с их патентованной демократией, где можно найти истинную культуру”.

Но другие страны решительно присоединились к гонке вооружений, и среди военных возникает вопрос: “Будет ли Гитлер сражаться, когда станет окончательно ясно, что он проигрывает эту гонку?” Динамика диктатуры такова, что немногие, кто изучал фашизм и его лидеров, могут представить себе бесполого, неугомонного, инстинктивного Адольфа Гитлера, доживающего свой зрелый возраст в своем горном шале в Берхтесгадене, в то время как довольный немецкий народ пьет пиво и поет народные песни. Нет никакой гарантии, что неимущие нации уснут, когда они получат то, что им сейчас нужно от имущих. Тем, кто наблюдал за заключительными событиями года, казалось более чем вероятным, что Человек 1938 года может сделать 1939 год запоминающимся.

https://time.com/archive/6598257/adolf-hitler-man-of-the-yea...

Принято считать, что само понятие «специальная операция» относится исключительно к частям специального назначения. Однако это не так. В военной истории имеются примеры спецопераций самого разного характера. Одна из самых необычных воздушных спецопераций была успешно проведена в середине Второй мировой войны и называлась «Даунвуд» (порка).

МАРТОВСКОЙ ночью 1943 года тяжелый бомбардировщик королевских ВВС Великобритании «Ланкастер» возвращался из очередного налета на Германию. Сидевший за штурвалом самолета молодой майор Гай Гибсон знал, что это его последний полет перед отпуском, и поэтому заранее предвкушал заслуженный и в полном смысле слова выстраданный отдых. Гибсон воевал с самого начала боевых действий, то есть с 1939 года, был участником знаменитой воздушной «битвы за Британию», ему пришлось поднимать в военное небо и дальние бомбардировщики, и ночные истребители, поэтому причин для усталости было немало.

Однако этим приятным планам не было суждено сбыться. Наутро в комнате майора уже стоял адъютант эскадрильи с только что полученным «сверху» приказом: немедленно явиться в штаб авиационной группы. Вице-маршал авиации Кохрейн был старым солдатом и не любил длинных предисловий: «Как вы смотрите на то, чтобы совершить еще один полет?». В глубине души Гибсон содрогнулся: снова немецкие зенитки и ночные истребители, снова пронизанное слепящими лучами прожекторов и пулеметными трассерами небо Германии?!
Однако вслух майор только произнес: «Что за полет, сэр?». Ответ был неясным, но интригующим: «Полет крайне важный. Быть может, самый важный за всю войну. Сказать больше, к сожалению, не могу. Хотите взяться за это дело?».
В королевских ВВС царили вполне демократические отношения между офицерами, поэтому, когда Гибсон ответил, что готов и дело лишь за тем, чтобы вспомнить, где он забыл свой летный комбинезон, вице-маршал только заметил, что в такой спешке нет необходимости.

Так началась подготовка к операции «Даунвуд» — одной из самых ярких и рискованных среди сотен воздушных операций Второй мировой войны. Гай Гибсон был назначен командиром эскадрильи специального назначения, которая временно, пока ей не присвоили обычного номера, называлась просто «Х» (икс).
Но написать приказ о формировании отдельной авиационной части мало, нужно еще подобрать людей — пилотов, механиков, оружейников, штабистов, нужно оформить все необходимые документы, нужно перегнать самолеты и сделать сотни других, иногда совершенно не имеющих отношения к боевой задаче дел. Тем не менее всего за два дня эскадрилья была сформирована.

Гибсон получил право отзывать себе людей из любых авиационных частей королевских ВВС. Показательно, что сам он пока даже примерно не знал, какую задачу им предстоит выполнять. Единственное, что он мог сказать наверняка по своему опыту: раз им уделяется такое внимание со стороны высшего командования, значит, предстоит что-то очень серьезное и важное, а это, в свою очередь, означает повышенный риск. Правда, со стороны командования было указание усиленно тренироваться в полетах над морем на предельно малой высоте. И молодой командир эскадрильи не скрывал всего этого от своих подчиненных, да они и так все прекрасно понимали, поскольку новичков среди них не было. Не было и отказов среди вновь прибывших пилотов. Сам Гай Гибсон в своих мемуарах написал о своей эскадрилье так: «Все вместе взятые, они знали об искусстве бомбометания больше, чем любая другая эскадрилья в мире. Они прибыли сюда со всех концов света: из Австралии, Америки, Канады, Новой Зеландии, Великобритании. Все были одержимы одной идеей — не выпустить противника из стального захвата. …Это была лучшая в мире команда. Если кто-то скажет, что это не так — я просто посмеюсь над ним».

Первый рапорт Гая Гибсона в качестве комэска своему начальству весьма примечателен. «Эскадрилья сформирована 20.03.43 г. Все необходимое для тренировок получено только 25.03.43 г. За этот период проведено несколько учебных полетов на малой высоте. Эскадрилья разбита на два звена 22.03.43 г. Парашютов нет, но несколько штук одолжено в 57-й эскадрилье. Все еще нет спасательных жилетов, однако наши летчики не обращают на это внимания, летая над морем. Большинство полагает, что мы летаем так низко, что беспокоиться вообще не о чем. Все самолеты исправны. В полном объеме тренировки начнутся завтра. Экипажи укомплектованы».

Уже через несколько дней майор Гибсон был вызван к начальнику штаба авиационной группы, который сообщил, что ему (Гибсону) необходимо встретиться и пообщаться с ученым, который работает над проектом «Даунвуд». В своих мемуарах Гибсон называет этого человека Джеффом, хотя его настоящее имя было Барнс Уоллис. Уоллис был достаточно известным в Великобритании авиационным конструктором. Встреча состоялась в секретном подземном бункере, в беседе участвовало всего несколько человек. Здесь Уоллис в общих чертах рассказал собравшимся в его научном центре летчикам, что за задание им предстоит выполнить, однако, какой именно объект был выбран для атаки, сказано так и не было.

Смысл объяснений сводился к следующему. На территории противника имеются несколько объектов, исключительно уязвимых для атак с воздуха. Эти объекты имеют огромное военное значение. Но для того, чтобы уверенно уничтожить их с помощью бомбардировки, необходима необычайно точная работа всего экипажа, поскольку допустимое отклонение при попадании бомбы не должно превышать нескольких метров. Работать придется в условиях сильного противодействия зенитной артиллерии — объект особой важности не может не быть прикрыт мощной системой ПВО. Основной британский тяжелый бомбардировщик «Ланкастер» способен был доставить на большое расстояние весьма приличный груз взрывчатки в виде бомбы или мины, но сбрасывать этот груз было необходимо с очень небольшой высоты — около 300 футов (91 метр). При этом выходить на боевой курс бомбардировщикам придется над водой.
Последний пункт озадачил Гибсона: ему уже приходилось участвовать в воздушной охоте на германский линкор «Тирпиц» и он знал, что значит даже обычный полет над морем, где нет ориентиров, а в случае вынужденной посадки или прыжка с парашютом шансы на выживание почти нулевые. Но отступать было уже нельзя, тем более вскоре оказалось, что лететь придется не над морем, а над большим озером. Это стало ясно тогда, когда из штаба потребовали проводить ночные тренировочные полеты над самыми крупными английскими озерами, что находятся вблизи от авиабазы.

Наконец наступил день, когда командованию 617-й эскадрильи сообщили, что за цель им придется атаковать. Это были дамбы в долине Рура.
Рур давно является наиболее индустриализованным районом Германии, поскольку здесь находятся многочисленные угольные шахты и сталелитейные заводы. Большое число немецких предприятий военного значения было рассредоточено по территории страны, однако переместить крупные объекты тяжелой промышленности было невозможно. Уязвимым местом долины Рура было снабжение водой: еще в 1911 году немцы построили огромную дамбу, которая перекрыла долину Мён, через которую течет река Рур. С помощью этой плотины немцам удается поддерживать необходимый для снабжения промышленных предприятий и населения уровень воды. Дамба имела длину 850 ярдов (примерно 780 метров) и высоту в 150 футов (46 метров), а образовавшееся озеро имело длину 12 миль (почти 20 км) и вмещало 140 миллионов тонн воды. Неподалеку есть еще одна дамба значительно меньшего размера, которая называется Зорпе.

Обе дамбы удерживали почти 76 процентов всей воды, имеющейся в долине Рура. Если разрушить эти дамбы, то нехватка воды для промышленности и населения приведет к очень тяжелым последствиям. Кроме того, наводнение, которое начнется после разрушения дамб, причинит такие разрушения, каких не даст и самая сильная бомбардировка. Однако всякая плотина представляет собой чрезвычайно прочное сооружение, поэтому для ее разрушения требовалась не обычная авиационная бомба, пусть даже очень большой мощности, но нечто другое. Барнс Уоллис предложил для этой цели достаточно необычное оружие. Его расчеты показали, что мощный взрыв в непосредственной близости от подводной части дамбы позволит ударной волне ослабить конструкцию дамбы, а возможно, и сразу разрушит ее. Под руководством Уоллиса была разработана мина цилиндрической формы, которая раскручивалась специальной системой непосредственно перед сбросом с небольшой высоты. Именно за счет вращения мина рикошетировала от поверхности воды, прежде чем затонуть возле самой плотины и взорваться на определенной глубине — для этой цели мина имела гидростатический взрыватель.

Пока разрабатывалась и испытывалась мина, экипажи эскадрильи Гибсона проводили усиленные тренировки: летчики отрабатывали полеты на сверхмалых высотах ночью, в сложных метеорологических условиях и при сильном противодействии вражеской ПВО. Основная трудность при сбросе мин заключалась в том, что сброс должен быть произведен с высоты 18,3 м, на скорости 400 км/ч и на удалении около 400 м от плотины. Точное соблюдение этих условий было необходимо для того, чтобы мина не взорвалась раньше и не перепрыгнула через плотину. Для того чтобы при выходе на боевой курс бомбардир мог четко фиксировать высоту, на каждом самолете установили по два прожектора — возле носа и возле хвоста; направленные под углом к горизонту, они образовывали с высоты 18,3 м на темной поверхности воды четкую «восьмерку».

Операция была намечена на 16 мая 1943 года — в этот день, точнее ночь, ожидался максимальный уровень воды возле плотин. Кроме того, это была ночь полнолуния, а значит, условия ночного полета должны быть благоприятные для летчиков. К этой дате все экипажи, участвующие в операции, были отлично натренированы, а двадцать специально модернизированных для сброса мин «Ланкастеров» ожидали своих пилотов на базе королевских ВВС Скэмптон в Линкольншире. На плотину реки Мён подполковник Гибсон повел девять экипажей; вторая группа под командованием капитана Маккарти в составе пяти бомбардировщиков должна была атаковать дамбу Зорпе. Наконец, третья группа из пяти «Ланкастеров», которую возглавил капитан Таунсенд, выполняла роль подвижного резерва.

Группа Маккарти произвела взлет в 21.00 и взяла курс на дамбу Зорпе, однако над Голландией попала под сильнейший зенитный огонь. В результате обстрела два бомбардировщика были сбиты, а два повреждены и повернули назад. Из всей группы полет продолжил только ее командир — капитан Маккарти: он задержался на взлете из-за мелких неполадок и летел позади остальных на 100 км, поэтому ему не досталось его доли немецких зениток. Тем временем группа самого Гибсона также продолжала свой полет на юг. «Ланкастеры» шли тремя звеньями по три машины в каждом. Позднее всех, уже около полуночи, взлетела резервная группа. Ее задача заключалась в том, чтобы по возможности подойти к целям незамеченными и в том случае, если какой-либо экипаж из основной группы не сможет выполнить задание, заменить его. Обойдя основные узлы ПВО Рурской области, Гибсон вывел свою группу в район цели, и вскоре английские летчики увидели в лунном свете массивные очертания плотины. А затем началось то, к чему 617-я эскадрилья готовилась несколько месяцев.

Потом, уже позднее, все заново пережив и переосмыслив во время работы над мемуарами, Гибсон с откровенным содроганием вспоминал события той ночи: «Мы описали широкий круг и зашли против луны, оказавшись над восточным концом озера. Мы легли на прямой курс и начали пикировать к неподвижной воде, мерцающей в 2 милях впереди. Перед носовой турелью возник силуэт дамбы, четко обрисовавшись на фоне затянувшего долину тумана. Мы могли видеть башни. Мы могли видеть шлюзы. Мы могли видеть вообще все. Мой бомбардир Спэм заметил: «Чудесная картина. Просто волшебная».

Он немного волновался, как и все бомбардиры в тех случаях, когда не видят точку прицеливания. Но когда мы перескочили через высокие ели, он отреагировал довольно быстро: «Ты собирался их срезать? Мы едва не зацепили деревья».
«Спокойно, Спэм. Я сейчас наберу высоту». Затем я обратился к Терри: «Проверь высоту, Терри». К Палфорду: «Контролируй скорость, бортинженер». К Тревору: «Приготовить пулеметы, стрелки». К Спэму: «Начали, Спэм». Терри включил прожектора и начал командовать: «Ниже — ниже — ниже. Ровно — ровно».
Мы летели на высоте точно 60 футов. Палфорд принялся колдовать со скоростью. Сначала он немного выпустил закрылки, чтобы притормозить самолет, затем чуть добавил газ, чтобы стрелка индикатора скорости установилась точно на красной риске. Спэм начал ловить башни в свой прицел. Затем он щелкнул тумблером, ставя взрыватели на боевой взвод. Я лег на боевой курс.

Вражеские зенитчики видели, как мы приближаемся. Они могли видеть свет прожекторов в 2 милях от дамбы. Они открыли огонь, и светящиеся трассы понеслись навстречу самолету. Это был ужасный момент. Мы тащились со скоростью 4 мили в минуту, не имея права даже вильнуть, навстречу орудиям, которые собирались нас уничтожить. Парни не хотели этого, да я и сам не хотел. Я успел подумать: «Еще минута — и все мы будем мертвы, не так ли?» Затем я подумал: «Это ужасное чувство — страх. Жуткий страх». Нам еще предстояло пролететь несколько сот ярдов, но я бросил через плечо Палфорду: «Оставь в покое свои рукоятки и будь готов стащить меня с кресла, если меня убьют».
Когда я взглянул на него, бортинженер был немного ошарашен.

Но «Ланкастер» мчался вперед, и я начал вглядываться в специальный прицел на лобовом стекле. Спэм прилип к прицелу в своем закутке, держа руку на кнопке сброса. Специальный механизм на борту уже заработал. Он должен был (как мы надеялись) сбросить мину в требуемой точке. Терри продолжал следить за высотой. Джо и Трев начали вертеть стволы своих пулеметов. Зенитчики могли видеть нас совершенно четко, но мы летели слишком низко. Во мне зашевелились дурные предчувствия относительно исхода операции в целом. Мой самолет такой маленький, а эта дамба такая огромная. Она толстая и твердая. А мой самолет ужасно мал. Мы скользили над гладью озера, и мои стрелки открыли огонь по вражеским зениткам. Те, в свою очередь, принялись поливать нас раскаленным свинцом, снаряды так и свистели вокруг. По какой-то причине ни один не попал в нас.

Спэм сказал: «Левее — еще чуть левее — ровно — ровно — ровно — так держать».
В следующие несколько секунд практически одновременно случилось несколько событий. Затрещавшие пулеметы носовой турели Джо выплюнули светящуюся трассу, которая ударила по левой башне на дамбе. Палфорд съежился рядом со мной. Запахло сгоревшим порохом. Холод заполз под кислородную маску. Мимо окна пролетела трасса — все они казались одного цвета — выпущенная со здания электростанции. Но немцы стреляли уж очень неточно. Стена дамбы оказалась совсем рядом. Спэм вскрикнул: «Мина сброшена!». Хатч выпустил красную ракету, чтобы ослепить зенитчиков. И все завертелось. Кто-то сказал по радио: «Здорово выглядит, лидер. Прекрасная работа».

Затем все кончилось. По крайней мере, мы выскочили из-под обстрела, и я облегченно перевел дух, испытывая наслаждение от чувства безопасности.
Тревор сказал: «Ну, сейчас я задам этим ублюдкам». Он принялся поливать дамбу длинными очередями, пока та не оказалась за пределами досягаемости пулеметов. Когда мы начали разворачиваться, то увидели столб воды высотой 1000 футов, который показал, что наша мина взорвалась. Мы с удовлетворением отметили, что Спэм прицелился верно и взрыв произошел именно там, где требовалось. Когда мы подлетели ближе, то увидели, что взрыв мины вызвал большой водоворот, и вода кипит и пенится, как под ударами урагана. Сначала мы подумали, что дамба пробита, потому что огромная масса воды перехлестнула через гребень. Нам пришлось подождать, так как наши мины можно было сбрасывать только на ровную поверхность. Требовалось дождаться, пока озеро успокоится.

Мы ждали. Мы ждали 10 минут, однако они показались нам часами. Для Хоппи они, наверное, тянулись еще дольше, так как он должен был атаковать следующим. Тем временем все истребители Германии должны были собраться над нашей целью. Они знали, что мы затеяли, но мы летели слишком низко для них. Они не могли нас увидеть и не могли атаковать. Наконец: «М Мавэ». Вы можете атаковать. Удачи». — «О’кей, атакую». Хоппи был всегда несколько небрежен, что не мешало ему действовать очень аккуратно, когда дело касалось единственной вещи, которую он знал — войны. Он начал заход. Он проскочил над деревьями, где я был несколько минут назад. Мы могли отчетливо видеть свет его прожекторов, которые сошлись в одно пятно, когда самолет заскользил над водой. Мы видели, как он приближается к дамбе. Зенитчики наконец сообразили, с какого направления идут самолеты, и обрушились на него. Когда он был в 100 ярдах от цели, кто-то с ужасом крикнул по радио: «Черт! Его подбили!»
«М Мавэ» горел. Случайный снаряд попал в один из бензобаков, и за самолетом тянулся длинный хвост пламени. Он сбросил мину, но его бомбардир, похоже, был ранен, так как мина перелетела через дамбу и пошла прямо на здание электростанции. Хоппи отчаянно боролся, пытаясь набрать высоту, чтобы дать экипажу возможность выпрыгнуть. Когда он поднялся на 500 футов, в небе мелькнула яркая вспышка, и у самолета отвалилось одно крыло. Затем сам самолет разлетелся на куски, и на землю посыпался град пылающих обломков. Примерно в 3 милях позади дамбы в поле образовался большой костер. Кто-то сказал: «Бедный старый Хоппи! Эти ублюдки еще заплатят».

Внутри меня все вскипело, а Тревор предложил: «Давай сделаем еще заход и расстреляем их». В это момент взорвалась мина Хоппи. Она упала перед зданием электростанции, вверх взметнулся столб яркого желтого пламени, и поднялось огромное облако черного дыма. Нам пришлось ждать, чтобы оно рассеялось. В долине не было ветра, поэтому ждать пришлось долго».
По окончании атаки английские самолеты совершили контрольный облет объекта. Пилоты с некоторым содроганием видели под собой брешь в плотине длиной около ста метров, через которую вниз, на равнину, хлестал чудовищный поток воды. Потом подсчеты показали, что объем воды, хлынувшей в долину Рура, составлял не менее 130 миллионов тонн.

Приказав оставшимся самолетам своей группы возвращаться на базу, Гибсон взял курс на реку Эдер, которая находилась в более низменной местности и поэтому представляла из себя гораздо более трудную цель. Через несколько минут после прибытия самолета Гибсона над дамбой появились машины второй ударной группы. Началась атака второго объекта. Здесь работать бомбардирам было проще, поскольку зенитный огонь по непонятной причине полностью отсутствовал. Капитану Шеннону пришлось сделать целых шесть заходов на цель, прежде чем ему удалось сбросить свою мину довольно точно. После него на рубеж атаки вышел самолет Генри Модслея. И вот тут произошло нечто непонятное. Бомбардир этого экипажа чуть опоздал со сбросом мины, поэтому смертоносный груз ударился прямо в гребень дамбы. Яркая вспышка осветила на мгновение всю долину, и в свете этой вспышки экипаж Гибсона отчетливо увидел силуэт самолета, идущего вертикально вверх в самом эпицентре взрыва. Стало ясно, что «Ланкастер» Модслея разрушен взрывом и все, находившиеся в нем, погибли. И вдруг спустя минуту в эфире раздался усталый голос: «Кажется, нормально». Это был голос Генри. Но сколько ни вызывали его радисты, на связь он больше не вышел. Оставшиеся экипажи сделали еще один круг, вглядываясь в темноту в поисках хотя бы вспышки от взрыва, но самолета их товарища не было видно. Что на самом деле произошло с тем экипажем, так и осталось невыясненным.

Наконец Гибсон вывел на позицию последний имеющий мину экипаж — Леса Найта. Если и эта мина будет потрачена впустую, то это будет означать, что дамба Эдер в эту ночь останется целой. Но именно этот заход оказался удачным: «Мы летели над ним примерно в 400 ярдах правее и видели, как мина упала в воду. Мы видели, как она погрузилась. Мы видели ужасный удар, потрясший дамбу до самого основания, а затем словно гигантская рука пробила дыру в карточном домике, который тут же сложился весь. Бурлящая масса воды хлынула и долину Кассель. Лес был очень возбужден. Он даже забыл выключить передатчик, и мы могли слышать замечания, которыми обменивался его экипаж…

Долина ниже дамбы Эдер опускалась круче, чем течение Рура, и мы какое-то время следовали за водяным валом. Мы видели, как бурлящая и клокочущая масса воды рвалась сквозь пробоину и рушилась вниз. Мы видели, как вниз по долине помчались шесть огромных волн. Для начала они смели здание электростанции. Мы увидели, как тут же погасли огни в соседних деревнях, словно огромная черная тень накрыла долину. Водяная стена мчалась вперед, как курьерский поезд. Мы знали, что в нескольких милях отсюда находится крупная тренировочная база люфтваффе. Это был большой современный аэродром с массой построек, в том числе подземными ангарами и подземными казармами… Я повернул домой». Уничтожение дамбы на Эдере причинило даже большие разрушения, чем на реке Мён: почти 200 миллионов тонн воды обрушилось в узкую долину, все сметая на своем пути.

Дамба на последней реке — Зорпе — также была атакована, но безуспешно. Впрочем, это уже не могло омрачить триумф британских пилотов. Не напрасны оказались месяцы тяжелых и опасных тренировок, не напрасна оказалась гибель нескольких экипажей. И хотя все участники операции прекрасно осознавали тот факт, что уничтожение нескольких плотин в долине Рура никак не может иметь своим прямым следствием поражение Германии, все равно эта уникальная воздушная спецоперация имела стратегическое значение — если не в военном отношении, то в психологическом. Население Германии испытало на себе все кошмары воздушных налетов и убедилось в том, что люфтваффе просто не в состоянии одновременно прикрыть от авиации союзников всю территорию рейха.

Двадцатишестилетний подполковник Гай Гибсон стал символом того поколения летчиков, которые ночь за ночью, невзирая на опасность, прорывали зенитные заслоны немцев и продирались через заслоны истребителей ПВО для того, чтобы война пришла на землю Германии. Спустя год Гай Гибсон не вернулся из очередного боевого вылета. Но после него осталась созданная им элитная часть — 617-я эскадрилья, которую в королевских ВВС стали называть просто «разрушителями плотин». Незадолго до гибели он еще успел написать небольшую книжку мемуаров — «Впереди вражеский берег», в которой очень живо и ярко описаны и события знаменитой «битвы за Британию», и подробности операции «Даунвуд». А 617-я эскадрилья до самого конца войны выполняла особо важные и особо опасные рейды, в числе которых потопление линкора «Тирпиц» и разрушение виадука Белефельд на западе Германии.

Олег Рязанов