Серия «Альбедо Снежка»

Предыдущий пост: А_С 12-2

Мёртвенно-бледное сияние разлилось по площади. На мгновение смолкли все звуки: гул и гомон толпы, выкрики, пение, отрывистые команды на чужом языке, отдаваемые местными силами правопорядка. А потом рвануло – БАБАХ! Их просто снесло с ног, словно прямо над головами Павлова сотоварищи и местного комитета по встрече редких гостей столкнулись облака, из которых громовые великаны перекинулись молниями. По площади заметался ураган, опрокидывая мебель, срывая занавеси, опрокидывая стойки с аппаратурой, сбивая людей с ног.

И свет померк. Унялось кладбищенское свечение, потухли разбитые прожектора, только с дальних башен площадь слабо освещали огни иллюминации.

- Ялик! – крикнул Павлов.

Скафандр включил подсветку, тьму прорезали лучи прожекторов, выхватывая из темноты силуэты людей, ошеломлённых акустическим ударом. Некоторые шевелились, у иных на лице виднелись потёки крови. Его внука забрала представительная дама, лежавшая теперь на краю помоста и капсула СЖО, слабо светящаяся аварийным освещением, лежала рядом с женщиной.

- Ялик, - Сергей Иванович схватил кофр, проверил показания – в норме.

Они собирались вроде как заключать мирный договор, да только история Земли знала множество мирных договоров, нарушенных тотчас же, не успели чернила на бумаге просохнуть, поэтому готовились как положено: скафандры, три контура системы жизнеобеспечения для внука, щупы… жаль, оружие захватить не получилось. Ладно, кто это там шевелится?..

- Бобочка, - окликнул Павлов.

- Нет Бобочки, Сергей, - отозвался Таранин.

- Что?!

- Посмотри наверх.

Павлов задрал голову. Шлем закрывал обзор, приходилось вертеться из стороны в сторону, пытаясь обозреть ночное небо, в котором вот только что сияла «Терешкова». Люди на помосте зашевелились, приходя в себя. Кто-то вскрикнул там, в темноте – зевакам тоже пришлось несладко. Павлов опустил голову. Фигура в скафандре, окружённая сиянием прожекторов, замерла, словно человекообразному роботу выключили питание.

- Как же это… - прошептал Павлов.

Раздался многоголосый крик – со всех краёв площади, сразу. Прогрохотала очередь из автоматического оружия, и ещё одна, среди криков раненых захлопали одиночные выстрелы.

- Сергей!.. – успел крикнуть Жора до того, как в начальника экспедиции ударили пули.

На Земле-матери длины мерили по-другому нежели на Земле, поэтому на наши деньги калибр пулемёта был примерно одиннадцать с половиной миллиметров. Достаточно, чтоб очнувшийся Тису увидел, как светившуюся фигуру инопланетянина смела гроздь красных шаров, искрами рассыпавшихся о дыхательный аппарат скафандра. Павлов рухнул за помост, так и не выпустив из рук капсулу с внуком: «Ялик, - билась мысль в голове, - сам хоть сдохни, а внука держи…»

- Всем – ПОДЪЁМ! – заорал Таранин. – Команда, к бою!

Прогрохотала ещё очередь. Крики толпы, метавшейся по площади, прорезали тёмно-красные шары, с басовитым гудением прорезавшие тьму над помостом, разошедшиеся веером, рассыпавшиеся о стены зданий в дальнем углу Жертвенника.

- Уходим отсюда! – крикнул Таранин. – Берём Начальника и уходим!

- Куда?! – отозвалась Вика, озираясь по сторонам.

- Да куда угодно! – Жора свалился на брусчатку подле Павлова, подполз к Сергею Ивановичу.

Виктория приземлилась рядышком, встала на колени, вглядываясь в безмятежное лицо Начальника. Жора, чуть оказавшись рядышком, схватился за капсулу.

- Живой? – спросил он.

- Живой, - отозвалась Вика. – В шоке, но живой.

- А мальчонка?

- Просыпается, - сказала Биккулова. – А так норма.

- Ну, потерпит, юный космонавт, - хмыкнул Таранин. – Всё, подъём. Смотрите под ноги.

Они разогнулись, готовясь прорываться через метавшихся по площади людей.

Слава богу, Сергей объяснил местным воротилам что к чему, - подумала Виктория. По всем уставам Межкосмоса первая высадка на планете должна проходить с максимальной изоляцией участников высадки от внешней среды. Инопланетная ДНК может отравить почву и воздух, сколько не высиживай в карантине; процесс привыкания к новой планете растягивается на поколения...

Поэтому они в скафандрах. Защищены от любых угроз.

Они сделали шаг, другой – и оказались в кольце вооружённых людей, одетых в чёрные балахоны. Размалёванные лица в инфракрасной подсветке скафандров мерцали забавными рожицами, контрастирующими с угрожающего вида пушками в руках. Люди замерли. Очередь, предназначенная Павлову, прилетела со значительного расстояния, и его доспехи выдержали. Выдержат ли скафандры выстрелы в упор - были серьёзные сомнения.

Размалёванные подняли оружие. Вика зажмурилась. Зажмурилась и вздрогнула, когда акустическая система скафандра донесла до её ушей резкие хлопки, чуть приглушённые наушниками. Женщина ждала удар, резкую боль, удушье… нет, она просто дыхание задержала, вот вроде вдох, вот выдох…

Вика открыла глаза.

«Рожицы» кучами тряпья валялись на брусчатке. На помосте над головами инопланетян торчали фигуры бойцов охраны и стволы их автоматов светились красным в подсветке оптической системы скафандров.

- За мной – скомандовал Тису, прыгая с помоста.

Брусчатка площади больно ударила в пятки – эх, не в его возрасте скакать рыбкой-крылаткой – Тису, Первый, повернулся и раскинул руки. Владь, старший внук смотрел на него с помоста.

- Нет, - пробормотал мальчик.

- Да, мой Ученик, - сказал Тису. – Папа не испугался бы.

Прежде чем решился старший, Санди прыгнул прямо на грудь деду. Тису не удержал мальчишку, они покатились по мостовой, Владя принимал кто-то из инопланетян. Рядом рослый гвардеец бережно ставил на ноги Аду, спрыгнувшую вслед за всеми.

- Все готовы? – спросил Тису.

Перед ними клубился хаос, состоявший из множества человеческих тел, мечущихся из стороны в сторону, лежавших на мостовой без сил или с ранами, оставленными пулями и ножами нападавших. Где-то недалеко прогрохотала очередь и стихшие было крики возобновились с новой силой. Над площадью вспыхнул прожектор и тут же потух, осыпавшись искрами.

- Вперёд! – крикнул Тису, Первый.

Шаг. Ещё шаг. Ещё. Ноги скользят по залитой кровью брусчатке, ступают на тела, лежавших ничком людей, некоторые ещё шевелятся, звучат слабые голоса, молящие о помощи…

Тису шёл в центре, прикрывая головёнки внуков, тащивших инопланетное устройство с младенцем внутри. Рядом хромала Ада; гвардейцы топали по бокам, отпихивая обезумевших от ужаса людей. Инопланетяне броневиками пёрли впереди, один тащил на себе раненого товарища. Они не договаривались куда идти, просто отсюда надо было выбраться, ухитриться выжить и сохранить самое ценное, детей.

Хлопнул выстрел – в упор. Один из гвардейцев осел на землю, остальные открыли огонь со всех стволов, кося перед собой всё живое, даже инопланетянам досталось. Но тем что, пошатнулись только, а боевик с забавной рожицей Кашки полёг, исполосованный свинцом.

Где-то в стороне бахнул взрыв. Толпа шарахнулась, сминая всё на своём пути и гвардейцы заработали прикладами, сшибая с ног набегающих людей. Закричал Владь, Санди плакал молча, в полумраке Тису видел его напряжённое лицо с прикушенной губой. «Мой внук», - горячим плеснуло в сердце.

Толпа стиснула их со всех сторон, смяла строй гвардейцев, понесла к стенам домов. Инопланетяне защёлкали своим оружием – что-то вроде парализаторов, решил Тису, опомнились гвардейцы, взялись за оружие и над морем голов пролаяли автоматные очереди. Люди отхлынули.

- Быстрей, быстрей, быстрей, - закричал Тису, сжимая руку снохи; и кричали гвардейцы, стреляя поверх голов, и поднимался над древним Жертвенником вой толпы, согнанной на кровавую вечеринку, и стреляли где-то там, с краю волнующегося моря голов, накрытых тенями от высившихся вокруг площади зданий.

К одному из них чуть было не прижали поредевший отряд. Стеклянные сооружения первых этажей (витрины магазинов? У нас так и было бы, здесь бог весть) выдавили в первые минуты и ботинки инопланетных скафандров громко захрустели по битому стеклу. Они укрылись за деревянной стойкой, уставленной сосудами странной формы, увешанной плетёными салфетками: требовался отдых. Дети падали с ног, младенец вертелся в люльке и плакал; к нему полезла женщина в скафандре, Ада села прямо на пол закрыла руками лицо, двое оставшихся гвардейцев (двое?! Двое?!) сжимали в руках автоматы, выглядывая из-за стойки. Инопланетянин, принявший на скафандр очередь из пушки, зашевелился.

- Сергей Иванович! – воскликнул Таранин, хватаясь за скафандр Начальника.

- Что произошло? – спросил Павлов и дёрнулся: - Где Ялик?

Виктория показала ему люльку с младенцем, мирно дремавшем с соской в ручонках.

- Хорошо, - Павлов сглотнул. – Где ВТ?  

- Не знаем, - ответил Жора. – С площади нам удалось вырваться, но где станция - непонятно.

Он пожал плечами.

- И связи нет, - вздохнула Биккулова.

Один из гвардейцев гортанно вскрикнул. Поняли его Тису, Ада и дети:

- Внимание! – крикнул солдат.

Мечущиеся за разбитой витриной тени вдруг собрались в десяток фигур, наряженных в балахоны. Осторожно шагая по захламленной мостовой, боевики приближались к укрытию, держа наготове автоматы. Если к оружию прикручены приборы ночного виденья – и солдаты, и Тису с семейством, и инопланетяне видны как на ладони.

Длинная очередь хлопнула по ушам, расцветив внутренности помещения огненным цветком – у одного из солдат не выдержали нервы. Тису вздохнул: это не Кровососы с их выучкой.

- Куда?! – крикнул гвардеец, когда его напарник, одним духом высадив весь магазин, кинулся внутрь здания.

Нервы сдали. В бою так нельзя, в бою…

Короткая очередь срезала незадачливого вояку возле дверного проёма.

Они все уставились на оставшегося гвардейца. В такой ситуации только от человека в форме и ждёшь решения, даже если ты прилетел из соседней Галактики. Да хоть из параллельной Вселенной - когда над головой свистят пули у самых-рассамых крутых астронавтов подгибаются колени.

Гвардеец не подвёл:

- Уходите, - на его лице, чисто выбритом, с длинной царапиной на щеке, разливалась смертельная бедность, подчёркивая безмятежное выражение лица человека, приготовившегося к переходу в иной, лучший мир.

- Как зовут, солдат? – спросил Тису.

Гвардеец усмехнулся, будто решая, стоит ли отвечать.

- Шиол Мерга, - прозвучало имя.

- Я не забуду тебя, - кивнул Тису, Первый и скомандовал: - Пошли!

И темень разорвали отсветы выстрелов.

Первыми побежали дети с капсулой в руках. За ними кинулась Ада. Молодая женщина запнулась о внезапно подвернувшуюся под ноги ступеньку, проехалась по полу – Тису подхватил сноху под руки, толкнул в сторону выхода. За ними затопали инопланетяне, принимая на свои доспехи, на которые Тису уже готов был молиться, большую часть пуль, тотчас же, едва только они поднялись на ноги, засвистевших вокруг бегущих людей.

Узкий коридор, заставленный стойками с цветастыми тряпками, заканчивающийся дверью – запертой, конечно же. Ада налетела на него всем телом, упала, готовая зарыдать от бессилия – один из инопланетян вынес дверь вместе с косяком, с треском, с обломками, отлетевшими в клубах пыли. Ещё коридор. Комната с дверью – треск, грохот – и они вывалились на улицу.

Проспект Первых. Во времена оны повозки, а потом автомобили ездили прямо через Жертвенник и Аскану Первому это надоело. Сразу за Жертвенником стояли дома техномагов, ведущих свои родословные от Первых служителей, вот их жилища и пошли под снос. Техномаги обиделись. Аскан, Первый, скоропостижно скончался вскоре после битвы при Жертвеннике. Проспект остался.

Здесь не успели разбить уличное освещение вдобавок прямо напротив дома, ставшего укрытием для Тису сотоварищи, сиял Дворец Рулад, в разное время бывший то Домом искусств, то Тайной лавкой. Редкие машины едва ползли среди толпы людей, бежавших подальше от ужаса, творившегося за спиной. Со стороны Жертвенника слышалась стрельба, приглушённая расстоянием и стенами домов. Они кинулись через проспект, сбившись в кучку, не думая уже ни о каком порядке, стараясь только закрыть детей от людей, машин – прямо перед ними взвизгнул тормозами грузовик – и от пуль. До Дворца, вернее до узкого проулка сбоку стеклянной стены Павильона, оставалось всего ничего, когда где-то сзади простучала автоматная очередь. Раздался многоголосый крик и столько ужаса и боли звучало в нём, что Павлов чуть не остановился: всё его воспитание, всё образование требовало быть там, сделать хоть что-то.

Его толкнули в спину. Владь споткнулся, чуть было не выронив капсулу. Сергей Иванович зарычал от бессилия, одним рывком поставил мальчишку на ноги, и они продолжили свой бег, спасая свои жизни, не имея возможности помочь другим, бег среди этой ночи ужаса и боли.

Они не успели пробежать и половины стены Дворца, как Ада остановилась.

- Не могу…

Церемониальный пуссаст, порванный и прожженный в нескольких местах, но нисколько не полегчавший от этого, шитые золотом сапожки на высоких каблуках, прочая одёжка и украшения готовились, чтобы величаво вышагивать на виду у толпы или сидеть на резном стульчике, угощаясь горячим саже. Как она вообще смогла столько пробежать - непонятно.

- Не могу, - сказала Ада и подняла глаза, полные страха и боли.

Она смотрела не на Тису или на преследователей, которые вот-вот должны были выскочить с проспекта. Она смотрела на сыновей. Прощалась.

Инопланетянин перекинул женщину через плечо. Кажется, они перебросились парой фраз по своей связи…

- Иваныч, не стой! – крикнул Таранин. – Вика, смотри детишек!

Тису подтолкнул внуков в сторону темнеющего прямо перед ними выхода из проулка и маленький отряд кинулся бежать со всех ног, ненадолго опередив преследователей.

Автоматные очереди застучали им вслед, чудом не зацепив Тису, убегавшего последним. Пули высекли искры из стен; тренькнуло стекло, высыпавшееся из оконного проёма. «Конец, - билась мысль в голове, - это конец, мы не успеем», - Тису оглянулся на бегу: они сворачивали за угол очередного дома, угловатой высотки с горящими окнами и освещением перед подъездом. «Размалёванные» не успевали, но это пока. Догнать их компанию для здоровых мужчин – лёгкая прогулка. А потом…

…Это бывает так: тебе некогда. Ты идёшь или бежишь, взгляд мечется из стороны в сторону, не способный сосредоточиться, ухватить все детали. А потом ты останавливаешься, ненадолго, хоть на десять секунд, переводишь дух, смотришь на то место, где недавно пробежал и видишь, как ломанные линии стены перед тобой складываются в очертания доспехов, принявших окраску стены, подстроившихся под окружающую мглу, далее взгляд выхватывает мелкие детали: это шлем, это нагрудные пластины, вот руки в перчатках, сжимающие инопланетный карамультук…

Предыдущий пост: А_С 11-3

Закван ткнулся в землю:

- Ай, б… — в спине полыхнула боль, словно кто-то ахнул кулаком по почкам, так что Фаез взвыл, игнорируя вспыхнувший перед глазами предупреждающий сигнал: нарушение регламента переговоров при внекорабельной деятельности. Скафандр поддал обезбола; вспышка в спине стихла. Фаез сел подле распластавшегося инопланетянина, которого он паковал для переноски в трюм аппарата, глянул на лес, на пузырь планетарного модуля…

По правому борту машины расцвёл огненный цветок взрыва. Граната, запущенная подручными Мима, лопнула, осыпав осколками Илту и Илиади, работавших подле аппарата.

- Курт! – крикнул Фаез.

- Да, Заки, — совершенно спокойно отозвался Хунзикер.

- Ты цел? – тоном ниже спросил Фаез.

- Всё хорошо, только система перезагружаться пошла. Связи не будет пару минут.

- А-а, блин, — отозвался на это Заки, получив звонкую оплеуху по шлему.

В своё время конструкторы скафандров переругались с функционерами Межкосмоса, требовавшим, чтобы их изделия держали винтовочную пулю с пятидесяти метров: это ведь космонавты-исследователи, а не армия вторжения. Но вот, пригодилось, хотя заброневое воздействие полностью парировать не вышло, — от полученных попаданий Заки завалился на спину, он всё-таки вскочил на ноги и кинулся навстречу неясным фигурам, выбежавшим из леса. Перед глазами плыли красные круги от пуль, высекших искры из шлема, хотя, скорее всего, перед глазами закраснело от обиды: мы вас спасаем тут, а вы на нас мишени нарисовали… Ну держитесь, инопланетяшки!

- Заки!.. – крикнули в эфире.

- Наших бьют! – проревел Закван.

Этот клич не подразумевал сомнений, толкований, промедлений вопль Заки не подразумевал тем более, поэтому Илта с Сашей рванули вслед за Фаезом, уже вовсю махавшему кулаками. На него набросили сеть, сеть Закван порвал – только мускулы скафандра пискнули и двинул «рыбакам» так, что те разлеглись на травке. На аборигена, наводящего карамультук на Заки, налетела Илта, Илиади как следует пнул «рыбака», пытавшегося с карачек атаковать товарища ножом и получил прикладом в шлем от одного из нападавших; голова мотнулась, шлем, конечно, выручил, но ноги прошлись по траве, колени подогнулись…

«Агрессивные действия в отношении представителей внеземной цивилизации!» — заплясал перед глазами транспарант.

- А-а, твою мать!.. – зарычал Заки.

Хватавшие Фаеза руки разжались, инопланетяшка, собравшийся было в упор расстрелять Хамалайнен выронил ружьё и ткнулся лицом в траву, размашистый хук Александра пришёлся в пустоту, так резво боец инопланетной армии улёгся баиньки.

- Ребята, я не опоздал? – раздался в наушниках голос Хунзикера.

Система перезагрузилась.

Закван сел на траву.

- Не опоздал, — выдохнул в наушниках Саша.

- Ребята, — позвал Хунзикер, — ребята...

- Ну чего тебе, — откликнулся Закван.

- Тут поле это редеет, — сказал Курт, — надо прибавить.

Кряхтя и матерясь, экипаж подымался на ноги – они все сели там, где стояли, будто система распознавания не сработала, и залп парализатора прошёлся и по ним.

- Пакуем своих, а этих, — Илиади кивнул на тела нападавших, — оставим. Пусть хлебнут чистой атмосферы.

- Это нарушение всех регламентов, — проговорил Хунзикер.

- Ну мы же можем запаковать их в последнюю очередь? – осведомилась Илта, которой инопланетяшка прошёлся ножом по скафандру (к счастью, ткань выдержала).

- Это как бог свят!

- Конечно!

- Согласен! – на разные голоса загалдел эфир.

- Ребятки, у вас всё хорошо? – пробился в эфире голос командира.

- Отбили атаку аборигенов, - доложил Хунзикер, - обездвижили нападавших парализатором, работаем дальше.

- Я смотрю, не один парализатор работал, - хмыкнул Веник.

- Ну так, - отозвался Заки, - помахались.

- Красавчики, - скрипнули наушники, - когда будете готовы?

- Минут двадцать, - отозвался Хунзикер.

- Полчаса, - прохрипел Саша, ворочая аборигена поздоровше, - работы нам добавилось.

- Смотрите, парни, - сказал Неудачин, - поле редеет. У них тут предусмотрены демпферы, сразу покрывало не спадёт, но температура снижается, атмосфера истончается. Где-то час-полтора у нас есть, не больше.

- Управимся, - отозвался Курт.

Управились. Сорок минут экипаж Курта хрипло матерясь кантовал обездвиженных аборигенов, запаковывая людей в кофры системы спасения в безвоздушной среде. Наконец все инопланетяшки улеглись в недоскафандрах (шевелиться в них нельзя, только лежать и ждать спасателей) и Закван, шумно отдуваясь в эфир, спросил Курта:

- А куда их теперь? У нас места не хватит.

- На внешнюю подвеску давай, - скомандовала Илта. – Повисят так – чай не баре.

- Вызываю начальника экспедиции, - проговорил в микрофон Хунзикер. – Веня, ответь.

- Слушаю вас, - отозвался Неудачин.

- Куда везём чудиков?

- Иринка отправила вам координаты и маршрут, - ответил начальник, - мы готовим временный лагерь, потому что народу тут больше чем людей. Вылетайте и поторопитесь, а то чистая атмосфера здесь – сами видите.

Курт представил, как Веник крутит вихрастой головой и улыбнулся. Но, кроме шуток, в атмосфере Второй задували такие ветра, что тот корабль на полюсе держался за счёт какой-то хохмы с самой гравитацией, не иначе.

Планетарный модуль тяжело поднялся над поляной, на которой они так удачно подловили часть жителей Долины и столь же удачно отбились от местных вояк. В борт аппарата ударил порыв ветра; хлопья снега закружились над полем боя.

- Зима близко, - сказал Заки.

- Это не зима, - пробурчал Илиади, - это атмосфера выпадает.

- Внимание! – крикнул Курт.

Оранжевое свечение над долиной погасло – кончились резервы энергии. Модуль заплясал под порывами ветра – не так сильно, как если бы вместо генератора поля работали обычные реактивные двигатели, но тряхнуло их знатно.

- Заки, проложи маршрут, - выдохнул Курт.

Фаез набросил ремни, щёлкнул застёжками, щёлкнул кнопками на штурманской клавиатуре.

- Есть.

- Вижу.

Модуль потряхивало свирепым ураганом: атмосфера планеты восстанавливала власть над территорией, переделанной под тропический рай неведомой силой. Хунзикер вёл кораблик через завывающую стихию, в считанные мгновения превращавшей диковинные растения в ледышки, с хрустом клонившиеся к ледяным площадкам замёрзших водоёмов.

- Ужас, - прокомментировал зрелище Закван, сидючи в кресле с витаминным коктейлем в руке. – Летели в соседнюю галактику, чтобы найти Деда Мороза.

- Смотри, животинка, - вскрикнула Хамалайнен.

- Где?.. – люди на борту рефлекторно сунулись к «иллюминаторам» так что судёнышко, нагруженное сверх меры, чуть не воткнулось в ледышку, бывшую совсем недавно раскидистым деревом.

- Ай!.. – вскрикнул Курт, выравнивая аппарат. – Ну-ка по местам все! Вам на глаза картинку не вывести?!

- Всё-всё-всё, сидим, - протараторила Илта. – Куртик, может…

- Не может! – отрезал Хунзикер. – Мы людей спасаем. А это…

Илта Хамалайнен уставилась в пустоту, подключив линзы к видеодатчикам модуля. На её лице застыло выражение вселенской печали, глаза блестели от слёз: перед взором девушки грациозное животное со стройными ногами, пучком щупалец на вытянутой голове и шипастым гребнем вдоль хребтины, спотыкаясь и оскальзываясь, поднималось на вершину холма с одиноким деревом, сгибавшимся под порывами ледяного вихря. Животинка остановилась, чуть-чуть не дойдя до подножия лесного великана; отяжелевшая туша опустилась на землю, вытянутая голова поднялась к серому небу. Лесной гигант протрубил прощальный клич. Илта закрыла глаза и из-под длинных ресниц девушки покатились слёзы.

- Илта, - позвал её Илиаи.

- Всё нормально, - ответила девушка, глубоко вздохнув. – Жалко лосика.

- Мы на подходе, - объявил Хунзикер. – Ребята, готовимся, надо кантовать наших пассажиров.

Хор непереводимых восклицаний был ему ответом.

- На этот раз ты от работы не отмажешься, - сказал Заки приятелю.

- Да как скажешь, - махнул рукой Курт и взялся за тангенту рации: - Отец-командир! Веня!

- Здесь Адиса, - ответили динамики, - видим вас, ребята, шлюз – красный маячок, как поняли? Шлюз – красный.

- Понял вас, шлюз – красный маяк, - отозвался Курт и заложил вираж, опустив модуль к подсвеченному красными огоньками куполу.

Команда Веника устроила лагерь установив в кольцо палатки из неприкосновенного запаса. В центре натянули тент, максимально изолировав пространство под навесом от окружающей среды, получилось… ну так себе: если бы не поток тёплого воздуха с кондиционеров ТСА, ледяной ураган снаружи сдул бы этот домик Ниф-Нифа. А так – держалось сооружение, только люди внутри, привыкшие к тропическому климату, готовились дать дуба.

И воняло. Запах множества немытых тел не хуже кувалды ударил Заки, едва только он, отпустив лямки очередного кофра, снял шлем; Илта побледнела и опустилась на настил палатки, служившей шлюзом, Курт сморщился:

- Фу-у…

- Запашок, а? – ухмыльнулся встретивший их Веник.

- Ох и вонь… - промолвил Хунзикер, зажимая нос.

- Ну так вот, - Неудачин пожал плечами. – Зато живые все… пока.

- Ты всегда был оптимистом, - ухмыльнулся Фаез.

- Оптимизма – полные штаны, - Веня сдёрнул с руки перчатку (скафандры у всех встречающих были разгерметизированы, заметил Заки), и потёр красные от усталости глаза, - люди мёрзнут, термоодеял хватило только на детишек, и то пришлось их в отдельную палатку согнать, люди нервничают, мы их не понимаем ни хрена, тут ещё два племени, обычные аборигены и какие-то панки размалёванные, - он досадливо дёрнул головой. - Бузили так, что пока троих не выкинули на мороз, не успокоились.

- Прям выкинули, - восхитился Заки.

- Я и выкинул, - набычился Веня. – Открыл клапан и пинками.

Они замолчали.

- Куда этих? – спросил наконец Курт.

- Ваших-то? Да пускай так лежат.

- Не пойдёт, Веня, - помотал головой Закван, - они болтались на внешней подвеске, если сейчас им не провести реанимацию – подохнут.

- А-а… - Веня яростно натянул перчатку. – Тогда в третью. Там госпиталь.

- Потащили, - кивнул было своим ребятам Курт, но Неудачин хлопнул его по плечу:

- Счас, ещё мы их будем таскать. Пошли, пригоним помощничков.

Помощнички нашлись в соседней палатке. Правда зайти оказалось не так просто.

- Веня, - Курт закашлялся, - Веня, это…

Если в шлюзе стояла вонь, то здесь, казалось, текла сама Клоака.

- Веня, ну ты даёшь, - прохрипел Закван.

И тут Неудачина прорвало. Очищенная от мата его речь звучала примерно следующим образом:

- Ой, да твою мать!.. Это же палатки для временного лагеря космонавтов!.. Космонавтов, слышите?! Мы тут должны вельми понеже, да чего изволите, да твою налево, а у меня тут три – три, мать, мать, мать, деревни и вы ещё гавриков подкинули, и никто – вообще никто! Никто не знает, что такое биотуалет! Они же под себя срут, все сразу!

Окончив свой спич, Веня махнул рукой и двинулся к аборигенам, сидевшим на загаженном полу. Инопланетный робот воздвигся над несчастными папуасами.

- Ты! – прогремел робот. – Ты и ты!

Люди при звуках его голоса только ещё теснее сжались в кучку, хотя – куда ещё теснее? В висевшее в палатке амбре добавилась новая волна, похоже Веник сумел завоевать расположение местного населения.

- Так, ну хватит, - инопланетный робот выдернул из кучки одного человека, другого…

Размалёванные, увешанные ожерельями, косичками, бусинками, утыканные перьями, физиономии добровольных помощников кроме всего прочего украшали яркие свидетельства Веникова обаяния: синяки, свёрнутые носы, которыми аборигены отчаянно шмыгали, сплёвывая кровавую юшку, разбитые губы с редкими зубами. Хотя с зубами они и без Веника... Закван подумал, что их потасовка на поляне была лёгкой разминкой, по сравнению с тем, что приключилось тут.

Веник повыкидывал в шлюз полплемени, где уже Курт, Заки и Саша при помощи нехитрой пантомимы показывали, как браться за лямки кофров и куда нести. Вскоре странная процессия потянулась через коридор в сторону третьей палатки: галдя и завывая, ветренники тащили Мимовых бойцов в госпиталь.

- Адиса, - устало сказал Неудачин, глядя как жмутся к лавсановому материалу палатки остатки племени. – Запускай тут дезинфекцию.

Он глянул, как трясутся размалёванные тела – то ли от холода, то ли от страха, то ли всё вместе, и добавил:

- Только воду потеплее включи.

Предыдущий пост: А_С 11-2

- Что… - Кордал замялся. Что спрашивать и как его поймут?..

- Что здесь происходит? – наконец решился он.

Прошин глянул на него исподлобья: а ну как драться полезет. Но пока есть возможность разговаривать – надо разговаривать, так его учили на факультете Контакта.

Иногда факультет Контакта называли факультетом Тёмного леса.

- Здесь такое странное место, — сказал Прошин, — мы как будто на нейтронной звезде – но это не нейтронная звезда. Нет вращения… Да мы бы сдохли, если бы это была нейтронная звезда.

- Это моя планета, — вставил мальчик. – И у меня есть роза.

- Роза там… да, — глубокомысленно выдал Прошин.

- А что ты здесь делаешь? – спросил Кордал. – Мне говорили, что здесь сидит Наблюдатель и его надо…

- Убить? – спросил Прошин, глядя на Кордала в упор.

- Если это уберёт ледник – да, — ответил тот, глядя на Ивана колючими глазами.

- Что ты здесь делаешь? – спросил Кордал мальчика.

- Я… смотрю, — мальчик подвинулся к Ивану, видя в нём свою защиту.

- Не трожь пацана, — предупредил Прошин. Пофигу, что там это за спец, если ради жизни на земле нужна слезинка ребёнка – дерьма этот мир не стоит.

- Я хочу разобраться, — Кордал опустил глаза. – Если ты думаешь, что мне прям так хочется убить мальчишку… У меня трое детей, — он вскинул взгляд на Прошина, и тот аж отшатнулся. – Беда в том, что мои дети не увидят солнышко на лужайке, не вдохнут полной грудью запах лугов – мы дышим-то через аппараты.

- А что случилось? – спросил Прошин.

Он знал прекрасно, что Пыльный мешок сместил центр тяжести системы, но одно дело читать воляпюк отчётов, другое – слушать свидетелей произошедшего.

- Пятьсот лет назад Сиол, Первый, отправил Калаа, построенный И, к Нох Сарки…

Нох Сарки, прозвучало, Великий Аттрактор, услышал Прошин.

Об экспедиции в суперскопление галактик земляне мечтали. Книги писали об этом. Фильмы пытались снимать. А тут так запросто: Первый взял и отправил.

- Калаа вернулся через два года, — продолжал Кордал. – Как удалось выяснить, они чего-то очень сильно испугались, испугались настолько, что тормозить стали в системе, а не за пределами астропаузы, как положено. В результате вся энергия торможения ушла в Праним, газовый гигант. Теперь на его месте Пыльный мешок.

Кордал повёл рукой, обводя недалёкий горизонт, чёрное небо с блёстками звёзд над головой, чёрный песок с мальчиком и инопланетянином.

- Остатки планеты не должны были собраться так… вот так вот, — говорил Кордал. – Выпасть пылью на планеты, на Солнце, стать спутниками какими-нибудь, свободными небесными телами – да, но не так.

Он махнул рукой.

- Поначалу всё шло как прежде. Ну, посмотрели фотки столкновения, справили траур по экипажу Калаа… Ледник полез с полюсов незаметно. Оказалось, что центр тяжести системы сместился, он всё ещё в пределах Солнца, но сместился в сторону Пыльного мешка. Заодно изменилось наклонение оси вращения Земли-матери, немного, но достаточно для того, чтобы альбедо планеты увеличилось и поверхность стала отражать лучи звезды.

- Вы не пытались сюда слетать? – спросил Прошин.

- Ты видел корабль в Пыльном мешке? – вопросом на вопрос ответил Кордал. Иван кивнул. Видел, как не видеть…

- Сейчас бо́льшая часть планеты подо льдом, — продолжал Кордал. – У нас даже воздуха не хватает, люди мрут как мухи. Поэтому я здесь.

Они замолчали.

- Послушай, а ты можешь показать нам систему? – спросил Прошин у мальчика.

- Какую систему? – пацан уставился на него своими глазищами.

- Ну вот эту, где мы сейчас находимся, — пояснил Иван. Кордал с интересом следил за диалогом двух сумасшедших.

- Могу, — кивнул мальчик, и посреди неба, исполненного мерцающих звёзд будто бы распахнулось тёмное окно. Вдалеке виднелись звёзды, не такие яркие, как на их небе, словно наблюдатель смотрел не отсюда.

- Нет, не так, — Прошин вздохнул, пытаясь справиться с раздражением. – Ну, ближайшую звезду, солнце; планету, где люди живут – можешь?

- Да, — радостно кивнул мальчик, и во всё небо полыхнули протуберанцы светила. Прошин вскинул руку, защищаясь от света, хлынувшего водопадом лучистой энергии, и вскрикнул от боли в ушибленном боку. Рядом в поисках укрытия ползал Кордал, решивший, что их и впрямь испепелит вспыхнувшее на небе изображение. Песок вокруг них вспыхнул мириадами огней, рассыпавшись барханами бриллиантов.

- Убери! – крикнул Иван. – Убери скорее!

День сменился ночью, завеса тьмы во мгновение опустилась на песок, вновь ставший чёрным.

- Блин, ты в соседнюю галактику заглянуть можешь, парень, — Прошин выпучил на мальчика глаза, — просто покажи нам систему. Ну вот эту солнечную систему, что тебе стоит?..

Мальчишка смотрел на него глазами полными слёз и молчал.

- Он не может, — сказал вдруг Кордал. – Он просто не знает, что это такое.

- А… да? – Прошин с сомнением посмотрел на хозяина этого места. А потом понял, что так бывает: как от долгого неиспользования забывается речь и приходится вспоминать, как надо говорить, забывается даже, что такое люди, что значит жить среди людей, смотреть на них.

- А ты сам можешь посмотреть? – шхазг его ешь, если Кордал что-нибудь понял, но не включиться в игру он не мог, нутром чувствовал, что происходит что-то важное и инопланетянин знает об этом месте больше, чем он, что-то умеет такое, что поможет…

Поможет что? – спросил себя Кордал и не нашёл ответ.

- Сам, всё сам, — проворчал Прошин. – Меня это всё, — он мотнул головой куда-то вверх, — слушается через пень-колоду.

Он заворочался, устраиваясь на песке удобно; удобно устроиться не получалось, болел отбитый бок, звенело в ушах, и он вертелся на песке, то вскрикивая от боли, то качая головой, пытаясь унять звон в ушах.

- Ладно, пробую, — наконец сказал Иван.

Он посмотрел на небо. Окинул взглядом барханы чёрного песка, залитые светом звёзд. Уставился на собственные руки. Кордал устало наблюдал за Прошинской пантомимой. Если у этого дурня не получится – а у него не получится – придётся топать к стене, искать там незнамо что, а потом возвращаться и…

Мальчик отодвинулся подальше от Кордала.

Иван честно пытался высмотреть своих подчинённых, болтавшихся возле чужого корабля. Но сердце у него болело за другое, поэтому увидели они…

Небо. Синева с барашками облаков, снеговые тучи, нависшие над землёй, темнеющий перед грозой небосвод – всё это, все краски остались на Земле. Здесь небо поблекло. Ветры, дующие с океана, изредка собирали в кучу серые облака, выпадавшие на оставшиеся клочки земли ледяным дождём. Белёсое небо, южный ветер, годный только чтобы раздувать флаги (Кордал и не помнил, когда над Башнями поднималось столько знамён), величественные некогда башни, годные теперь лишь собирать тени минувшего у подножия.

С земли тянулись маковки причудливо изогнутых башен. В бледном и недвижном небе величественно плыло вытянутое тело «Терешковой».

На площади Святой крови выстроились в каре войска. Стража, сразу определил Кордал, форма красивая, толку чуть, серьёзные ребята, расчёты Пастухов, Кровососов и Костоломов, занимают Зверинец, охраняют дворец Первых и Собрание. Вот это строение - на самом деле башня радиоподавления, под покрытием стадиона Каф прячутся зенитные ракеты. И по городу куча сюрпризов, только надо знать, куда смотреть.

Инопланетный корабль медленно приближался к Жертвенному камню. Древнее место сбора племён, жертвенник, на нём нет-нет и людей резали в древности. Теперь там рядами выстроились священники Единой церкви в белых одеждах, маршалы, теномаги, приплясывали заклинатели погоды в своих увешанных ветками бреи балахонах. И Тису с Учениками. То есть на картинке в небе Кордал мог видеть только серое пятно среди пёстрых одеяний, но Первый определённо должен быть там.

Вдалеке от Камня, за рядами солдат, бесновалась толпа. Люди размахивали руками, флажками, лозунгами, отпечатанными на бумаге и намалёванных на тряпках; раскрытые в крике рты, летящие в охранцов камни, палки, мусор. Кажется, кто-то выстрелил – поднялся дымок, толпа подалась взад-вперёд, когда одоспешенные Стражи принялись дубинками расчищать себе путь к стрелку.

- Мы их не услышим? – спросил Кордал.

- Как тут звук включить, не спрашивай, я не знаю, — Прошин заворочался на песке, кривясь от боли. – Да и зачем? Хочешь послушать, как рёбра трещат? Вон, поволокли бедолагу…

Охранники и правда тащили кого-то, железной хваткой, удерживая извивающееся тело, дубинками отбрасывая с пути зевак.

- Интересно, что… - Кордал хотел сказать: «Что отец скажет», — да прикусил язык. – Послушать интересно.

- По губам читай, — проворчал Прошин. Он до тошнотиков наелся обезбола и всё равно чувствовал себя неважно.

Принесла сюда нелёгкая этого каратиста.

«Терешкова» меж тем зависла над трибуной, громадой корпуса закрыв всю площадь и несколько городских кварталов. От вытянутого, чуть изогнутого тела исходило лёгкое свечение, и Прошин подумал, что реакторная команда сейчас пашет там на все деньги. И Наденька там…

И вдруг всё поле зрения превратилось в белый прямоугольник, вспышка ослепила наблюдателей, сбила на песок; Прошин взвыл от боли.

Свет стих. Воцарилась тишина, сухой запах песка, разбавленный лёгким цветочным ароматом, полумрак…

- Что случилось? – разом спросили Кордал и Прошин.

- Верни их, — потребовал Кордал, глядя на мальчика. Тот только развёл руками и с картинкой работал уже Прошин.

«Терешкова» висела над площадью. Прошин облегчённо вздохнул, не увидев повреждений на корпусе ВТ. Внизу, на первый взгляд, изменений не произошло, толпа также протягивала руки к инопланетянам, но Кордал вдруг вскрикнул:

- Смотрите!

Ударная волна ушла в стороны от Жертвенника, развалив все дома окрест. Помпезная многоэтажка со шпилем, расцвеченная по случаю прибытия инопланетян огнями, завалилась на улицу, ведущую к площади, превратив широкий проспект в заваленное камнем ущелье. Два дома сложились внутрь себя, ещё один устоял, но над его крышей поднимались чёрные клубы дыма. Мелькали машинки тревожных служб.

- Ваша оборона? – спросил Прошин у Кордала.

- Плазменный удар с орбиты, — мрачно ответил тот. – Вармира, главнокомандующий космических сил, личный друг от… правителя.

- А-а, — с умным видом кивнул Прошин.

- Как её пустили в атмосферу?.. – вырвалось у Кордала.

Прошин воззрился на рэнита.

- Ну, эту…

- Станцию?

- Да, станцию. Такая махина над Первоградом… Её даже в атмосфере не должно быть…

Кордал вскочил на ноги от возбуждения – и вдруг понял: надежда. Сын постиг замысел отца: мы верим – кто-то больше, кто-то меньше – в заморских мудрецов, знающих, как на жизненном пути обойтись без тягот и лишений. Верим, что можно переложить решение своих проблем на сильного и мудрого, сесть на плечи и ножки свесить. В жизни, как правило, не находится такого мудреца и приходится самим разбираться в возникших трудностях – ну или «мудрец» убегает в закат, прихватив бо́льшую часть семейных сбережений. А тут не то что заморские мудрецы – инопланетяне прилетели с другого рукава Галактики – ну уж эти точно знают, как вернуть украденную милость Жар-отца. Ловко, папа. Только что ты будешь делать, когда люди поймут: на инопланетян не сядешь и ножки не свесишь, никаких в них суперсил нет – Кордал покосился на инопланетянина, сидевшего рядом с ним на песке – ничьи проблемы они решать не станут; со своими бы разобраться.

И вдруг его обожгло понимание: Тису, Первый, сделал всё, что мог. Наверняка он подстраховался ещё как-нибудь, но самое главное он сделал. Отправил его, Кордала, принёс жертву Вселенной. Он и есть главная надежда своего мира.

Кордал уселся на песок.

Взор наблюдателя словно проник сквозь слои брони иссиня-чёрного тела станции, и когда картинка перестала мельтешить отдельными деталями, стало видно главное: Тису, Первый, стоял напротив рослых, плечистых людей в серебристых костюмах. Священники, Ученики, маги сгрудились в отдалении, рядом с Первым остался только Владыка, глава Единой церкви.

- Послушай… — они успели подраться, успели помириться, но имени друг друга так и не узнали. – Ты можешь показать мне…

Кордал схватил Ивана за рукав, жадно всматриваясь в картинку, верхний правый угол изображения, где он углядел красивую женщину в тяжёлом наряде фрейлины двора и двух мальчиков в парадных мундирах Пастухов. Но Прошину ничего не говорили платья-мундиры, сердце его болело о других людях, поэтому изображение остановилось на фигурах в центре Лобного места.

Павлов, Таранин и Виктория Биккулова, замначальника медслужбы с чемоданчиком мобильного комплекса реанимации. Ответ «зачем» обжигал своей простотой: на руках у Павлова светилась капсула жизнеобеспечения с младенцем, мирно спящим внутри.

Павлов повернула капсулу, чтобы розовый комочек плоти лучше видели камеры: изображение транслировалось на огромные экраны, висевшие в воздухе над площадью. Младенец засучил ножками – он крепко спал, укрытый невидимым покрывалом медкомплекса. Прозрачные трубки дыхательного аппарата, видимые только намётанному взгляду, тянулись от личика мальчонки («Сын. У меня сын», — подумал Прошин и сам удивился своей уверенности), тянулись куда-то под пелёнки.

Они замерли, все трое. Замерли люди на площади, Прошин мог в этом поклясться, Кордал мог в этом поклясться, даже мальчик, хозяин этого места, мог поклясться: все собравшиеся на площади, просто все, кто видел трансляцию с Жертвенника, замерли, глядя, как бережно, словно великую драгоценность, держа в руках новонародившуюся жизнь, капитан инопланетного корабля протягивает фиал повелителю чужого мира.

Тису, Первый, принял младенца в свои руки. Невзрачный человек в сером костюме Ученика, поддерживаемый Владыкой Единой церкви, сделал шаг в сторону толпы на площади и Кордал нутром услышал, как вздохнула площадь, как приникли к экранам зрители и как взорвались гулом, гвалтом, криком, когда Первый чуть приподнял фиал, демонстрируя величайшую драгоценность во Вселенной городу и миру. И сам вздохнул, когда увидел, как Тису передаёт младенца Аде, как встают по обе стороны матери Владь и Санди, тянутся солдатиками в своей новенькой форме.

Прошин не видел и не слышал ничего. Он смотрел на сына и только на сына. Он видел и постигал, как бьётся маленькое сердечко, как маленькому человечку снятся большие сны, непонятные ещё, не запоминающиеся, но такие важные; видел и постигал первые шаги своего сына, первую книжку, первых учителей и первую любовь, но главное поразило Прошина до глубины души: этот младенец, эта малапуська недели от роду, кроме мамкиной сиськи ничего не видевшая, уже насмерть рубился со всей Вселенной за мамку с папкой, вот что поразило Прошина. Он заботился о своих родителях. Он, этот маленький комочек плоти, стал надеждой для целого мира, надеждой на лучшую жизнь, сдав взрослым все козыри в этой игре.

Кордал видел, как Ада, поддерживаемая сыновьями, направилась к лестнице, ведущей с помоста. Видел толпу, теснимую охранцами. Люди махали руками и разевали рты в безмолвном крике – хотя, скорее всего, это был «Приди, воскресни», старый гимн, звучавший у Жертвенника бесчисленное количество раз и Единой церковью запрещённый.

Изображение пошло рябью. Как помехи в телевизоре, подумал Прошин и опомнился: какой телевизор? Это же…

К «помехам» добавилось мертвенное, бледно-синее свечение, залившее станцию, Жертвенник, разрушенные плазмой дома вокруг площади. Свечение заполонило собой всю картинку; Прошин, Кордал, и мальчик одновременно вскрикнули, Кордал вскочил на ноги.

Картинка не исчезла, вернулась чёткость, они видели всё до мельчайших мелочей, только «Терешковой» на картинке не было.

Предыдущий пст: А_С 11-1

Надежда Сергеевна Павлова лежала в коконе лазарета. Кто-то стоял рядом, медсестра, скорее всего, Прошин видел тень, самого человека не видел. Наденька кивала в такт словам медсестры, выслушивая наставления, и Прошин отметил, как округлилось и похорошело лицо его жены.

Тут он остановился: жены? Ты уверен парень? - и сам себе ответил: жены. Да. Точно.

- Это твой друг? – спросил мальчик.

Иван вздрогнул. Он, оказывается, всё забыл, и где находится, и что вообще с ним происходит.

- Да, — ответил он. – Друг. Больше чем друг.

- Да, — ответил мальчик. – Так бывает. Я понимаю.

Он почему-то не удивился обритой наголо девушке – а может, принял за кого-то или видел что-то такое…

Прошин уставился на небо.

С картинкой, светившейся поверх звёзд, происходило что-то странное: изображение Наденьки плыло, словно сигнал шёл с помехами. Прошин пошарил перед собой в поисках верньеров настройки, вгляделся получше в небо перед собой и вдруг понял. Он читал что-то такое: в четвёртом измерении все материальные объекты видятся в развёртке, мол, внутренние органы у человека видны, устройство механизмов до последнего винтика – но тут всё оказалось сложнее, ведь четвёртое измерение играло шутки со временем, двигающемся строго линейно в трёх измерениях. Здесь же Прошин видел не только Наденьку «на момент трансляции», он видел…

Стоп. «Видел» слишком примитивное слово, нельзя сказать, что Ивану показали Наденьку то маленькой девочкой, ждущей маму на «Циолковском», то юной леди в Кок-Тау, то матерью их детей в будущем. Прошин постиг, так будет вернее, постиг, что чувствовала маленькая девочка, ждавшая маму с того злополучного рейда на Титан, постиг – и увидел смешные косички, курносую мордашку, печальные глаза, полные надежды и ожидания, полные слёз – и у Ивана вновь захолонуло сердце. Прошин постиг, что чувствовала девушка, прикованная к поручню операторской на Гиперионе, постиг – и увидел бессильно поникшую голову, покусанные губы, грязные пальцы, судорожно сжатые на поручне. Прошин постиг, что чувствует женщина, ощутившая жизнь под сердцем, постиг – и вновь увидел Наденьку в коконе лазарета, но видел он теперь и кое-что ещё: маленький комочек под сердцем его жены и, будь у него время и желание, увидел бы, как этот комочек становится младенцем, затем худеньким мальчуганом с печальными глазами, затем подростком, юношей... Но Прошин видел также и мерзкую жабу около сердца жены, маленькую и грязную, опасную своим ядом. И он потянулся в небо, застланное изображением, потянулся руками, потянулся всем сердцем, желая схватить мерзкую тварь, раздавить, спасти…

Руки напрасно махнули в воздухе.

- Не получается, — прошептал мальчик. – Ты видишь, но ничего сделать не можешь.

Изображение потухло. На небе ровно светили звёзды. Прошин уселся на песок. Мальчик сел рядом. Мелким песком пересыпались секунды, отмечая мгновения: песчинка здесь – песчинка там, ещё песчинка… Песчинка за людей у чужого корабля, ни живых, ни мёртвых, Прошин просто не знал точно, что там произошло. Может, помощь кому нужна, а он здесь. Песчинка за людей на «Терешковой», бегавших, что твои муравьи туда-сюда, готовясь объявить по всем каналам связи о появлении станции в пределах орбиты Метрополии. Песчинка за Вениково воинство. Песчинка за…

- Звезда, — сказал мальчик.

Прошин глянул на него исподлобья. Ну звезда. Их тут…

- Я такого не видел… ой.

- Что там? – Прошин глянул в небо. Под его взглядом далеко-далеко возле Земли-матери последними отсветами догорала разгонная установка.

- Это не звезда, — сказал мальчик. – Это…

Прошин сразу увидел, что тут не так. Насмотрелся, оказывается, привык к сияющему покрывалу, на котором каждой блёстке-звезде нашлось своё место. А эту будто сорвали и катилась блестящая капелька по ковру, вычерчивая изящную кривую, нацеленную куда-то в их сторону.

- Она к нам летит? – глупо спросил Прошин.

- Это не звезда, — проронил мальчик. Он всматривался в небо, как всматривался бы пилот космической станции, если бы какой-нибудь безумный конструктор сконструировал космический аппарат с иллюминаторами в рубке управления. Прошину показалось, что мальчик вытащит, откуда ни возьмись пульт, такой старый-старый, салатового цвета, усядется поудобнее и примется дёргать рычаги, нажимать кнопки, заставляя сдвинуться блестящие точки на небе. Даже скрип механизмов послышался. Ничего подобного, конечно же, не произошло. Мальчик внимательно смотрел, как растёт в размерах звёздочка, и всё так же сидел, вытянув ноги на песке, только дёрнулся, когда невдалеке явственно послышалось змеиное шипение.

Звёздочка приближалась. Превращаться в огненный шар она не спешила, не ослепляла сиянием протуберанцев, угрожая сжечь всё и вся. Прошин уже решил было, что всё обойдётся – и поторопился. В небе грохнуло, полыхнула зарница на весь небосвод, заставив мальчика и Прошина закрыться руками. Грохнуло ещё раз, да так, что песок под ними заходил волнами; правда, вспышек больше не было, и Прошину ещё почудилось шипение, на этот раз скорее разочарованное. Промахнулась, понял он.

- Кто это? – спросил вдруг мальчик. Прошин увидел, как на чёрном песке корчился человек. Мужчина извивался, пытаясь превозмочь терзавшую его боль. Странное одеяние – серый балахон, перетянутый широкими лентами – шелестело на песке в такт движениям незнакомца.

- Кто это? – повторил мальчик.

- Не знаю, — ответил Иван.

- Ему надо помочь, — мальчик сделал шаг в сторону нежданного гостя.

- Подожди, — сказал Прошин. – Мне это не нравится.

Мальчик оглянулся на него. Нахмурился, во лбу залегла складка – таких не бывает у детей, они ещё не видели всю подлость этого мира. Собрался было что-то сказать – но тут их гость справился с тяготой.

Человек перевернулся на живот. Опёрся на руки, встал. С лёгким шелестом расправились складки балахона. Пришелец глянул на Прошина, перевёл взгляд на мальчика, и глаза его вспыхнули так, что Прошин двинулся вперёд, загораживая собой мальчишку.

- Э, э, ты… — начал он.

Кордал прыгнул. В жилах его ярился боевой коктейль И, да он без коктейля готов был крушить всё подряд, рвать и метать, выдернуть корень зла…

Кордал прыгнул. Будь Прошин без скафандра, он может, и потягался бы с этим фанатиком, но в своей амуниции Иван только и смог, что принять удар на кирасу. Неуклюжая фигура хлопнулась о песок. К звёздам взметнулась туча пыли. Гибкая тень метнулась к мальчишке, замершему в ожидании смертельного удара.

Кнопка сброса. Там куча блокировок, чтобы вдруг чего не остаться голым посреди вакуума, но любой сколь-нибудь опытный космонавт их отключает, эти блокировки, потому что конструкторы не могут предусмотреть все неприятности, какие Вселенная приготовила своим непослушным детям. Оставляют один клапан на липучке, чтобы при случае скинуть эту груду брони – вот как сейчас.

Прошин выметнулся из раковины раскрывшегося доспеха, в два прыжка подскочил к негодяю, нависшему над мальчишкой. Ладонью, ребром, с ходу – н-на!.. Там у тебя должна быть артерия… да по фигу, что у тебя там, только от мальчишки отвали, гость незваный, людоед, сволочь…

Гостюшка подставил под удар плечо. Всё, что смог Прошин – своим плечом сбить людоеда, вытащить мальца, задохшегося, еле дышащего, но – живого, разжать смертельную хватку.

- Беги!.. – просипел Иван.

- А ты? – умник сраный, говорят, беги…

Уговаривать, упрашивать, орать – не было времени совершенно, недалеко он упыря отбросил. Прошин отвернулся от мальчонки, молясь только, чтобы мелочь эта пузатая не полезла под руку…, и они с Кордалом закружили друг против друга.

Крюч знал всё о драках, Крюч бил всех, Крюч не признавал правил. Обычно медлительный и косолапый, ни на минуту не забывающий о дефекте речи (в драке прикусил язык – в детстве, ещё когда прям всех бить не получалось) и поэтому немногословный – в битве он становился настоящим безумцем, Аркаем из древних саг. Тису привёл к нему Кордала. Гвяч постигал науку боя у Кровососов, тот к совершеннолетию уже ценил хорошую пьянку, крепкую потасовку и задирал юбки придворным дамам, причём чтоб постарше и познатнее. Кордал всё время проводил за книгами. Наставники его нахваливали, стремясь польстить Первому, и вот после одной такой похвальбы Тису поманил сына пальцем: пойдём, мол. И отдал в учение Крючу.

А тот как учил? Зашли в забегаловку. Нашли работягу с фабрик, не очень он и крупный был, да и кулаками-то махал… тьфу. Крюч схватил со стола ближайшую кружку и – в морду ему. И следом – Кордала.

В общем, взял он этого. Вытащил на размен, уклонился от прямого в лицо – а удар-то хорош – хлопнул по уху и добавил ногой, так что мужик улетел под ноги мальчишки, вылупившего свои глазёнки на драку. Кордал рванулся вперёд, готовясь догонять пацана… но тот вдруг присел над телом поверженного друга («Их здесь двое? Обещали одного вроде...») и закрыл своим телом ворочавшегося на песке бойца.

Кордал встал прямо перед мальчуганом. Над маленьким мальчиком, вздрагивавшим всем телом в ожидании удара, нависла смерть.

Владь также дрожал. Добрался до пульта управления реактором, думал… да шхазг заешь, что он там думал, но, когда Кордал влетел на пульт, до взрыва минуты оставались. У него рука не поднялась. Надо было наказать, — а как?.. Он не смог. Рука не поднялась. Выключил что надо, что надо включил, обнял испуганного сынишку и, что-то приговаривая, вынес из операторской на руках.

Кордал сел на песок. Устало взглянул на парочку перед ним. Жена, дети, И, отец, болид – как будто всё сразу навалилось, он ещё не жрамши… месяц, что ли.

- Ну чего вылупился? – сказал он мальчонке, так и пялящемуся на него. – За тобой пришёл, не за этим… баржаком…

Прошин попытался встать на защиту друга:

- Гр-рх… Не-рх… Брп…

Боль в рёбрах не давала ему не то что подняться – вдохнуть нормально, вот он и ворочался, загребая руками песок.

- Что мы тебе сделали? – спросил мальчик.

- Мне? – ощерился Кордал. – Да вы целый мир под лёд убрали!..

Кончилось бы это смертоубийством, но тут у Прошина кровь пошла горлом и Кордал на автомате, даже не отдавая отчёта в своих действиях, схватился помогать.

- Ноги ему подбери, — скомандовал он мальчику, бестолково топотавшему за спиной. Мальчик послушался; тащить хрипящего Ивана стало легче.

Вместе они кое-как запихали Прошина в скорлупу скафандра. Кордал защёлкнул забрало, посмотрел, как загорелся мягкий свет навроде нимба над головой человека, как ползут значки по прозрачному материалу, закрывшему лицо врага. Инопланетная тарабарщина, как и должно быть. Как они понимают друг друга – вот вопрос.

Кордал повернулся к мальчику. Пацан съёжился под его взглядом. Кордал смотрел на него и понимал, что миссия провалена. Убить пацанёнка… Да он ударить его не сможет, потому что Крюч и не хотел, а научил его не бить маленьких и слабых. У Крюча, докера Первопорта, грозы Выселок, народилось трое детишек, и он пальцем их не тронул за всё время, что Кордал столовался у них в маленькой квартирке в районе Хурым. Даже пьяный Крюч, громадный мужик, сгребал детвору в кучу и, хохоча во всё горло, валился на пол, облепленный визжащими отпрысками.

Поэтому Кордал не ударил Владя тогда, у реактора. Поэтому он не сможет ударить пацана сейчас.

- Пожрать есть? – спросил Кордал.

Мальчик помотал головой. Потом закивал, мол, есть, у него есть, показал на лежащее навзничь тело. Кордал осмотрел скафандр чужой цивилизации. Космическая техника сделана, чтобы помочь выжить, — вспомнил он. Неважно кому: если этот кто-то способен нажать пару кнопок – он выживет. Тут воздух, тут двигатели – слабенькие, вон какие сопла тонкие – красный крест – что-то важное, хотя почему именно крест? Ладно, у всех свои загоны.

Кордал сорвал упаковку с пачки галет и набил полный рот.

Я жру инопланетную органику. И водой запиваю… инопланетной.

Над мясной консервой пыхнул парок. Это знакомо, саморазогревающаяся упаковка, это мы видели, мясо только откуда? А вдруг из червей каких-нибудь?

Про червей Кордал думал, выскребая ложкой остатки еды из посудинки. Хлебнул воды. А бутылка початая, наверняка пил этот…

Плевать. Между сдохнуть сейчас и сдохнуть потом надо выбирать потом, а насчёт сдохнуть — это мы поглядим.

Желудок унялся, получив своё. Хотелось больше, конечно, хотелось жрать, но после месяца в капсуле полноценный обед убил бы его. Так что ладно. Пока сойдёт.

Кордал уселся на песке. Огляделся по сторонам. Мальчик сидел подле скафандра с инопланетянином (и эти ещё, откуда ни возьмись… как будто своего Земле-матери мало) и перебирал песок между пальцев. Скучно ему тут, подумал Кордал. Хотя вон стена какая-то. Город?..

И звёзды.

- Эй, парень, — позвал он пацана.

Мальчишка вздрогнул всем телом. Покосился на него как на змею. Кордал вздохнул.

- Да не бойся ты, не буду драться. Давай поговорим.

Мальчик кивнул. Вроде понимает.

-Это что за место?

Пацан пожал плечами.

- Не знаешь? Что говоришь?

Мальчик откашлялся.

- Это пустыня, — проговорил он.

- Это я и сам вижу, а где эта пустыня? Шурия? Гарим? Другая галактика? – ради хохмы добавил Кордал, перечислив названия спутников газового гиганта, разбитого Калаа, на которых учёные мужи в лучшие времена мечтали поставить научные базы.

Теперь от лучших времён остались мечты о лучших временах.

- Это пустыня, — повторил мальчик.

- Ладно, — Кордал помотал головой. Псих, шхазг ешь. – А стена вон – это город?

- Это стена, — поднял на него глаза мальчик.

Кордал вздохнул. Ладно, может он и ни при чём, мальчишка этот, надо осмотреться, к стене этой сходить, вдруг там что. Только инопланетянина посмотреть – как он?

Кордал открыл забрало шлема. Прошин смотрел на него в упор.

- Как себя чувствуешь? – спросил Кордал.

- В ушах звенит, — вздохнул Иван. – Пить охота.

Кордал сунулся было за бутылкой – оставил немного – но инопланетянин чуть повернул голову и принялся сосать прозрачную жидкость из трубочки, тянущейся из недр спецкостюма.

- Поговорить надо, — бросил Кордал. – Что тут происходит, откуда ты взялся… Ты ведь не наш?

- Нет, не ваш, — Прошин заворочался, сморщился от боли. – Помоги мне.

- Сейчас.

- Ай!.. Нет, кнопка…

- Где?

Скафандр раскрылся скорлупой. Застёжка хлопнула Прошина по боку, заставив скривиться от боли. Кое-как с помощью Кордала он выбрался из спецкостюма, выпотрошенным крабовым панцирем лежащего на чёрном песке. Мальчик пытался помогать и только путался под ногами. Наконец три человека из разных уголков Галактики сели на песке.

Предыдущий: А_С 10-2

Иван Прошин открыл глаза.

- Поисково-исследовательская группа, вы слышите меня?!

Слова утонули в мёртвой тишине.

Звёзды. Мириады звёзд. Ковёр из звёзд, развёрнутый на небе. Лёгкость в теле. Это он так умер? Разгерметизация? Взрыв, удушье… Он дёрнулся… нет. Вдох, выдох – легко. Что со станцией? Что с кораблём?

Прошин заворочался, пытаясь сесть. Он лежал навзничь на чём-то вроде песка и теперь ворочался словно жук в муравейнике, царапая пальцами звёзды. Наконец ему удалось приподняться на локтях. Прошин огляделся.

Вокруг, сколько хватало взгляда, простиралась пустыня. Барханы серебристого песка рассыпались под светом звёзд, бестолково громоздясь один на другой. У горизонта… горизонт резко обрывался…

Прошин решил додумать эту мысль позже. Пока просто решим, что это такая ночь на… планете? Планетоиде?

Иван захлопнул забрало скафандра – воздух. Он задохнётся или поймает какую-нибудь пакость…

А, чёрт, пусть. Дышал же, так уж надышал всё, что мог, зато запас воздуха в скафандре не бесконечен. Прошин открыл забрало скафандра. Сделал вдох. Дышалось легко, прохладный воздух пустыни доносил лёгкий цветочный аромат. Прошин огляделся.

Линия горизонта обрывалась резко, так, будто он сидел на диске Плоского мира, и там, под Краем мира, только загляни, мерно двигался плавник гигантской черепахи. Ну… нет, так не бывает. Если бывает, решил Иван, доберусь до Моисея Яковлевича и верну ему всё, что он говорил мне про неучей, которые манкируют теоретической физикой.

Нет, мы уже видели Галактику, видели звёзды, видели нейтронные звёзды, видели чёрную дыру даже… нет. Физика, безжалостная сука, не допускает существования гигантской черепахи со слонами и диском обитаемого мира на спине. Он сидит на планетоиде, возможно, том самом, посреди облака. Или на комете какой-нибудь, поэтому линия горизонта рядом, рукой подать, поэтому небо чёрное, усыпанное мириадами звёзд, почему только воздух?

Прошин схватился за забрало скафандра. Нет на комете воздуха, пригодного для дыхания. Его и на планетоидах нет, атмосфера, капризная зараза, формируется миллионы лет из разнообразия биомассы планеты с определёнными характеристиками.

Прошин вздохнул.

И прозрачной она, атмосфера, не бывает. Да, в Якутии где-нибудь, на Кавказе, можно увидеть Млечный путь во всей красе, но не так чтоб и дышалось легко, и звёзды видно, как с обратной стороны Луны, где ни Солнце, ни земная атмосфера не отсвечивают, не мешают обозревать безумное великолепие Галактики.

- Ты хочешь украсть мою розу? – спросил тонкий мальчишечий голос.

Целое мгновение – как Вечность – Иван Прошин сидел, не шевелясь, бездействием отдаляя тот миг, когда придётся действовать, драться с жукоглазым инопланетянином, стрелять…

Прошин обернулся.

Мальчишка. Когда уже не ребёнок, но ещё не подросток, худенький, в брючках и рубашонке… босой. Светлые волосы, такие… не длинные, но как бы и стричь надо, мягкие черты лица, носик пуговкой, тонкие губы, веснушки… вроде бы. Мальчик внимательно смотрел на Прошина.

Прошин встал.

- Нет, парень, ты чего, — он протянул руки, как бы показывая добрые намерения, потом сообразил, что во всей своей амуниции может только напугать ребёнка и присел на корточки, всё ещё протягивая пустые руки перед собой. – Нет, я… я вроде заблудился тут… в пустыне…

- В пустыне нельзя заблудиться, — абсолютно серьёзно сказал мальчишка.

- Ну, ладно, — согласился Прошин, — не заблудился… а где я?

- Ты здесь, — последовал логичный ответ.

- А… понял, — здоровый дядька не может просить помощи у ребёнка. Это он должен определить, где они, проводить мальчонку в безопасное место или лагерь разбить, вода, там, пища — в общем, принять меры.

- Ты кушать хочешь? – сообразил Иван.

- Вкусняшки? – лицо мальчика озарилось неподдельной радостью.

- Ну… э-э… ну да, — Прошин поднялся на ноги, захлопал по ранцу скафандра. Если полевой рацион не укомплектован, он встрял.

Всё было на мази: комплектацию полевых групп принимает специальная комиссия, и если чего-то не хватает в поле, – Начальник экспедиции, Павлов, то есть, пойдёт под Трибунал. Папа («Он мне теперь точно папа. Тестюшка, блин…») в окриках не нуждался. И значило это одну простую вещь: Павлов сам не поест, но подразделения экспедиции будут укомплектованы всем необходимым; Прошин достал контейнер с красным крестом на крышке.

- А почему крест? – спросил мальчик.

- А… что? – замер Прошин. – А, ну это аптечка… там лекарства и покушать вот… Пить хочешь?

- Просто там, где я… — мальчик потёр лоб. – То есть, я не помню… но крест — это плохо. Да ещё красный.

- Это аптечка, — повторил Иван. – Еда, вода. Пить хочешь?

- Да. Можно? – мальчик аккуратно взял бутылку с водой из рук Прошина.

- Можно, — в аптечке таких бутылок две, да у него в скафандре запас регенерированной жидкости. Если не задумываться, откуда что берётся… ничего так. А после пацана он пить не будет. Он всё-таки инопланетянин.

Жукоглазый.

- Как вода? – спросил Прошин.

- Вкусная, — также осторожно мальчик протянул ему бутылку.

- Нет, у меня ещё есть. Кушать будешь? – Прошин открыл контейнер. «Рацион космонавта №2», мясная консерва, галеты, витаминный напиток. Мальчик с любопытством осмотрел упаковку. Повторил за Иваном манипуляции: раскрыл пакет, распаковал консерву, только саморазогревающуюся упаковку чуть не выронил, когда из неё пошёл пар. Взял ложку. Прошин следил за ним, проверяя реакцию: вдруг ложек не видел?..

- Чистая? – спросил мальчик.

- Стерильная, — ответил Иван.

И тогда, сидя на серебристом песке под светом мириадов звёзд, они принялись за еду.

Всю трапезу Прошин искоса поглядывал на мальчика. Паша Колобов, наверное, кучу информации вытащил бы из того, как сидит пацан, во что одет, как держит ложку, он же, Прошин, видел пока, что ребёнок не голоден, хотя съел всё, что было в посудинке. Ложку держал… её и на Земле дети по-разному держат. Сидел… ну сидел и сидел. Иван и сам сидел, протянув ноги, и мальчик сидел так же.

- Спасибо, — сказал мальчик.

- Пожалуйста, — Прошин сложил грязную посуду в пакет, застегнул замок. Убрал в аптечку. Кивнул мальчику:

- Нехорошо мусорить на чужих планетах.

- Да, — серьёзно кивнул в ответ мальчишка и повторил за Прошиным все манипуляции с посудой.

Воздух пустыни пах пылью и цветами. Серебристый песок лежал недвижно, ни ветерка не доносилось до них, ни облачка не катилось по небу; не было у планеты спутника, не было светила, только звёздный свет, барханы да запах пыли пополам со слабым цветочным ароматом. Прошин вдруг подумал, что если это ад или рай, загробный мир, словом, то он согласен. Он своё отбегал.

- Хочешь, я покажу тебе розу? – спросил мальчик.

Они сидели рядышком на серебристом песке, глядя на звёзды. Собственно, смотреть тут было не на что: песок-звёзды, звёзды-песок, но зрелище светящегося ковра в небе искупало всё однообразие этого мира.

- Потом, — сказал Иван.

Он медленно откинулся на спину, лёг, подложив руку под голову. Мальчишка пристроился рядом.

- Звёзды, — сказал Иван. Слово поднялось в расцвеченное блестками небо и утихло в серебристом песке пустыни.

- Звёзды, — повторил мальчик.

- Ты смотришь на них? – спросил Прошин.

- Да. У меня есть любимые звёздочки.

- Да? Покажешь?

- Да. Вот, смотри, — мальчик протянул руку…

И ПРОШИН УВИДЕЛ.

Протуберанцы, танцующие в фотосфере. Тихое шипение звёздного вещества, выбрасываемого в пространство. Тепло лучистой энергии, согревающей живые создания причудливой формы, живущие неподалёку.

- Это साधु, — сказал мальчик. – Она хорошая, чувствуешь?

- Да, — прошептал Прошин. Он грелся, он купался в тепле этой звёздочки, милой и ласковой, как родное солнце Земли.

- Она прекрасна, — сказал он.

- Да, — мальчик вздохнул, — только не все они такие.

- Правда? – Прошин заворожённо наблюдал пляску огней перед собой.

- Правда.

- А ты можешь показать?

- Не хочу. Не люблю на них смотреть.

Картинка пропала. Прошин сел на песке.

- Слушай, как ты это делаешь?

- Что? – спросил мальчик.

- Ну, смотришь на звёзды.

- Не знаю. Я хочу на них смотреть, и я вижу.

- А меня научишь?

- Хочешь, я покажу тебе розу? – вместо ответа спросил мальчик.

- А-а… э-э… давай, — согласился Прошин.

А что он ещё мог сказать?

- Пошли, — мальчик поднялся на ноги.

Прошин, кряхтя, как старый дед, поднялся следом.

- Далеко?

- Вон там, — мальчик махнул рукой.

И они зашагали по осыпающемуся песку.

- Всё хотел спросить, — сказал Прошин, — а что там за стена?

Он глянул в сторону ломаной линии у горизонта.

- Не знаю, — отозвался мальчик. – Она всегда была.

- Это был дом? Или крепость – как ты думаешь?

- Это стена. Под ней живёт змея, — был ответ.

Прошин сбился с шага.

- Змея?

- Ну да.

Прошин как мог берёг батареи скафандра, но тут не удержался, захлопнул забрало, включил биодетектор. Песок. Серебристые барханы, ломаная линия стены вдалеке. Ни следа, ни… никого. Мальчик… Прошин глянул на пацана, ожидая увидеть всё что угодно. Нет, как был ребёнок, так и остался, хотя как он тут оказался, как… вообще всё – загадка, тайна Вселенной. И звезда эта. Он видел, мальчик видел, да не то что видел – он Прошину показал звезду. Буднично, руку протянул и – звезда. Только что не на ладони.

- Вот, — сказал мальчик, и Прошин опять сбился с шага.

Сначала среди серебристой пустыни они увидели красное пятно. Среди серебристых барханов красный цветок казался огоньком навроде удочки глубоководного удильщика. Прошин даже рискнул включить скафандр, выискивая обещанную змею — никого. А потом они подошли поближе.

Они как-то так понимали друг друга… Прошин не раз и не два специально отслеживал, на каком языке они ведут беседу. Говорил он по-русски, точно, и такие же русские слова слышал в ответ, а вот что на самом деле говорил собеседник и что он там слышал…

В общем, это был цветок. Стебель, лепестки, ну и там… пестики, тычинки… Но вот назвать это розой… Короче, если вы подарите хотя бы один такой цветок даме сердца, будь она хоть самая-рассамая недотрога, вас ждёт безусловный успех в делах любовных.

- Ух-х!.. – вырвалось у Прошина.

«Надюше надо показать», — мелькнула мысль, и тут же тоской схватило сердце.

- А… как это?.. – спросил Иван.

- Это всё, что осталось от одного мира, — просто ответил мальчик. – Он… ну вот, смотри.

И Прошин увидел.

К этой звезде, ласковому и тёплому солнышку, чёрной воронкой прицепилась нейтронная звезда. Прошин много раз слышал умные слова вроде «аккреция вещества», «парные звёзды», но никогда ещё он не видел, какая это на самом деле трагедия, смерть целого мира из-за того, что твоё солнце лишает жизни галактический разбойник. Сквозь шипение сгорающего вещества Прошин слышал довольное жужжание напитывающейся жизни звезды-убийцы.

- У-у, гадина, — прошептал мальчик. Кажется, он сжал кулаки.

- Слушай, парень, — сказал вдруг Прошин, сам поражённый своей идеей. – А ты ведь можешь всю Галактику просматривать, да?

- Да, — мальчик осторожно отодвинулся от него.

- Подожди, — Прошин присел на корточки, протягивая руки перед собой. – Я просто здесь не один, — он оглянулся вверх, по сторонам, — ну не здесь, а вообще… Ну понятно, да?.. Я хочу поглядеть, что с моими друзьями. Только посмотреть, понимаешь?

Мальчик смотрел на него своими глазёнками так…

- Ну погоди, не плачь, — осторожно продолжал Иван, — я посмотреть, понимаешь? Ну ладно, нет и нет… ладно.

Прошин встал, оглядываясь по сторонам. Засиделся он тут. Там, вообще-то, ребята, надо к ним выбираться, отдохнул и будет.

- Ты видишь змею? – мальчик взял Прошина за руку.

Он незаметно подошёл к Ивану и теперь смотрел на него снизу вверх.

- Змею? – перепросил Иван. – Нет, нету её. Спит, наверное.

Мальчик присел на корточки. Он больше не походил на милого потеряшку, скорее на маленького охотника, следопыта. Узкая ладошка легла на песок. Пацан поводил головой из стороны в сторону, понюхал воздух.

- Она там, — он махнул рукой. – Свет ей не нравится, ползёт в подземелье, ищет.

- Кого? – спросил Прошин.

- Меня, — был ответ.

- А… это… х-хорошо, ты слышь, пацан, ну мне выбираться отсюда надо, ну, друзья у меня там… ты ведь знаешь, что такое друзья?

- Знаю, - кивнул мальчик. Кивнул серьёзно и трогательно, как бы признавая за незваным гостем право беспокоиться о близких.

- Ну вот, я же не могу их бросить… там, - Прошин ткнул пальцем куда-то в небо. – Где тут выход… может, подскажешь?

Он опустился на корточки, чтобы заглянуть мальчику в глаза.

- Я… - мальчишка потёр лоб. – Я не знаю. Я забыл.

Он улыбнулся, снова превратившись в милого потеряшку.

- Так, - Прошин поднялся, готовясь включить скафандр.

Инопланетный робот навис над маленьким мальчиком с маленькой планетки.

- Но ты можешь найти своих друзей, - сказал вдруг мальчик.

- Э? – Прошин покосился на мелкого надоеду.

- Ты ведь видел мою розу? – спросил мальчик.

- Ну, - буркнул Иван.

- Я смотрел, когда это случилось – ну, звезда, - сбивчиво заговорил мальчуган. – Я очень хотел помочь, потому что там же была планета, там были люди. А их…

Он развёл руками.

- Ты не сумел их спасти? – мягко спросил Прошин.

- Да, - мальчишка вскинул голову. В глазах блеснули слёзы. – Я очень хотел, но я маленький, а звезда большая и… Я увидел розу, - он вздохнул. Тяжело, со всхлипом. – Она росла на поляне среди леса, полного зверья, я увидел её, и я…

- Она тебе понравилась? – спросил Прошин.

Пусть мальчишка врал – но врал захватывающе. Целый мир, полный жизни, уничтоженный так, походя, потому что звезда-убийца пришла из глубин Галактики.

- Да, - прошептал мальчик.

- Ну хорошо, а как я увижу своих друзей?

- Они дороги тебе? – спросил мальчик.

- Да, - во рту пересохло, Прошин откашлялся и ответил, как на экзаменах: - Да. Они мне дороги. Я хочу их видеть. Я хочу знать, что с ними произошло.

Шальная надежда что тут есть какое-нибудь колдунство заставила его вздрогнуть: вот услышат сейчас Ивана Прошина местные техномаги, вернут в Глобулу, починят буксир и подарят пятьсот эскимо.

- Посмотри на розу, - предложил ему мальчуган. Прошин покосился на него, как бы примериваясь отвесить леща.

- Посмотри на розу, - повторил мальчик. – Вспомни тех, кто тебе дорог. Кому бы ты подарил такой цветок.

Прошин собрался было…

Курёнок.

Наденька.

Иван помотал головой.

- Что ты мне мозги пудришь? – загремел инопланетный робот.

Мальчишка сжался в комочек.

- У меня там люди погибают, а он мне про розу! – кричал Прошин. – Люди погибают, слышишь? Ты не смог спасти планету, так не мешай спасать хотя бы несколько человек!..

Мальчик вздрогнул всем телом. Прошин осёкся.

- Прости, - сказал он. Протянул было руку, чтобы погладить парнишку – отдёрнул, решит ещё, что бить брошусь.

- Прости, - повторил Иван. – Мне и правда пора.

- Просто надо вспомнить, кого ты любишь, - пробормотал мальчик.

- Всех люблю на свете я, - Прошин взялся за забрало скафандра.

- Нет, - мальчик вдруг встал перед ним, бестрепетно глядя на громадину инопланетного робота. – Нельзя так: люблю – и дальше побежал.

- А как тогда? - спросил Прошин.

- Надо хранить любовь, - был ответ. - Воспитывать любовь в себе. Не как долг, не как привязанность, а как… любовь.

Прошин собрался уже было ответить что-нибудь язвительное или даже скабрезность какую отпустить – и промолчал. Цветок… Он ведь дарил цветы Наденьке. Там, на Камчатке, рвал цветы, такие синенькие… они в Красную книгу, оказывается, занесены, а он их в букет. Наденька смеялась. Очень красиво смеялась, она вообще очень красивая, даже с этой причёской, ну, космонавтам которая, всё равно.

Прошин посмотрел на розу. Как она растёт здесь? Мальчишка ухаживает, что ли? Розы он Наденьке не дарил. Не додумался.

Он представил, как собирает охапку таких цветов – хрена с два ты их теперь наберёшь, погибла та планета, – как протягивает душистый букет Наденьке и саму Наденьку представил, в цветастеньком платьишке, с копной льняных волос, как она улыбается ему, нежно и восторженно, принимая диковинные цветы от покорителя космических далей…

…и он увидел!