Таверна "На краю вселенной"

— Не знаю, — ответила Лена. — Но, кажется, нам нужно туда. — Она указала на дым. — Там что-то есть. Может, ответы.

Я кивнул, и мы двинулись дальше, шагая бок о бок. Земля под ногами становилась твёрже, трава сменялась каменистой почвой. С каждым шагом я ощущал перемены — не вокруг, а внутри себя. Как будто каждый метр приближал нас к чему-то важному, к точке, где всё должно было решиться.

Спустя время мы вышли к небольшому лагерю. В центре пылал костёр, над ним висел котелок, от которого поднимался пар. Вокруг огня сидели фигуры — на первый взгляд люди, но их лица скрывались под капюшонами, а одежда была изношенной, словно они скитались долгие годы.

Один из них заметил нас, поднялся и подошёл ближе. Его лицо, морщинистое, с глубокими складками, говорило о жизни полной испытаний. Глаза светились мудростью и усталостью.

— Приветствую вас, путники, — произнёс он хриплым, низким голосом. — Вы выглядите так, будто прошли через бурю.

— Можно и так сказать, — отозвалась Лена. Её тон был настороженным, но не враждебным.

— Присаживайтесь, — пригласил старик, указывая на место у костра. — У нас есть еда и вода. Отдохните.

Мы сели, приняв чашки с горячим травяным чаем. Его аромат успокаивал, тепло растекалось по телу с первым глотком.

— Кто вы? — спросил я, оглядывая собравшихся. — И что это за место?

Старик улыбнулся, его глаза блеснули в отблесках пламени.

— Мы — Хранители Пути, — ответил он. — Мы следим, чтобы те, кто выбрал дорогу, не сбились с неё. А это место — перекрёсток. Здесь сходятся пути: в прошлое, в будущее, в другие миры.

Лена нахмурилась.

— И что нам делать здесь? — спросила она. — Мы не знаем, куда идти дальше.

— Выбор за вами, — сказал старик. — Но я вижу, что вы несёте с собой нечто важное. — Он указал на мою грудь, где тлел фитиль. — Это знак. Знак того, что вам нужно завершить начатое.

Алмаз в груди дрогнул, словно отозвался на его слова.

— Завершить что? — спросил я.

— Вашу историю, — ответил старик. — Каждый пишет свою книгу, и ваша ещё не окончена. Но чтобы дописать её, вам нужно принять решение — последнее, решающее.

Из-за спины старика выступила высокая фигура, закутанная в плащ. Лицо её было скрыто, но знакомый холод пробежал по моей спине. Она медленно сняла капюшон, и я увидел себя — точнее, свою тень, ту, что встречала нас в белизне. Но теперь она изменилась: её глаза были не замочными скважинами, а человеческими, полными боли и надежды.

— Ты — выдохнул я, не веря.

— Да, — сказала тень. — Я — часть тебя, оставленная в белизне. Но я не враг. Я здесь, чтобы помочь тебе выбрать.

Лена сжала мою руку сильнее.

— Какой выбор? — спросила она, и её голос дрогнул.

Тень шагнула ближе, её взгляд был прикован ко мне.

— Вы можете остаться здесь, на перекрёстке, и жить в мире без прошлого и будущего — только вечное «сейчас». Или вернуться в свой мир, приняв все последствия ваших действий.

— А есть ли третий путь? — спросил я, вспоминая, как Лена говорила, что мы всегда можем найти свой выбор.

Тень улыбнулась — впервые я видел на её лице тёплую, человеческую улыбку.

— Да, — сказала она. — Вы можете создать новый мир, свой собственный. Но для этого придётся пожертвовать тем, что вы несёте — ключом, алмазом, фитилём. Вы потеряете часть себя, но получите шанс начать с чистого листа.

Я посмотрел на Лену. В её глазах горела решимость, но тень страха всё же мелькала — страх потерять то, что мы нашли.

— Что думаешь? — спросил я.

Она молчала, взвешивая слова.

— Я не хочу терять тебя, — сказала она тихо. — Но и жить в мире, где мы не принадлежим себе, я не хочу. Если мы можем создать что-то своё… я готова рискнуть.

Я кивнул, чувствуя, как сердце забилось чаще. Это был наш выбор, и мы сделаем его вместе.

— Мы выбираем третий путь, — сказал я, обращаясь к тени и старику.

Старик кивнул, его лицо осветила улыбка.

— Хорошо, — произнёс он. — Тогда вам нужно пройти через огонь.

Он указал на костёр, который вдруг вспыхнул ярче, пламя стало почти белым.

— Шагните в огонь, и он очистит вас, даст силу создать новый мир.

Лена сжала мою руку, и мы поднялись. Подойдя к костру, мы ощутили жар — не обжигающий, а зовущий, полный обещаний.

— Готов? — спросила Лена, её голос был твёрд.

— Да, — ответил я.

И мы шагнули в пламя. Огонь обнял нас, но не сжёг — он преображал. Я чувствовал, как ключ, алмаз и фитиль покидают мою грудь, растворяясь в пламени. Вместе с ними уходили мои страхи, сомнения, боль, оставляя лишь чистое и светлое — то, что связывало меня с Леной.

Когда огонь угас, мы стояли на берегу моря. Волны мягко касались песка, солнце садилось, окрашивая небо в розовые и золотые цвета. Вдали виднелся маленький домик — уютный, манящий.

Лена улыбнулась, её глаза сияли.

— Это наш мир, — сказала она. — То, что мы создали.

Я обнял её, впервые за долгое время чувствуя себя дома.

— Да, — прошептал я. — Наш.

Мы пошли к домику, оставляя следы на песке — следы, которые не исчезали, а оставались, как доказательство нашего выбора.

Сяо подошел ближе, держа камеру так, словно это был щит. На экране все еще мерцало изображение мужчины в очках. Он приблизил кадр, и улыбка на лице незнакомца стала еще более жуткой, обнажая ряды острых, как иглы, зубов.

— Кто это? — спросил Сяо, его голос звучал тихо, почти испуганно.

Лихачёв оторвался от клавиатуры, его лицо было бледным, но глаза горели исследовательским огнем. — Не знаю наверняка, но по описаниям из старых текстов это может быть Ткач. Один из высших жрецов Культа Иглы.

— Жрец? — Грейвз потер виски, пытаясь унять пульсирующую боль в голове. — Я думал, они просто безумные фанатики.

— Они больше, чем кажутся, — ответил Лихачёв, отворачиваясь к своему компьютеру. — Их культ существует веками, если не тысячелетиями. У них есть своя… структура, иерархия. И Ткачи, похоже, играют в ней ключевую роль. Они плетут реальность, если верить легендам.

Он начал быстро печатать, его пальцы забегали по клавишам в бешеном темпе. — Нужно найти больше информации. О Культе, о Ткачах, о том, чего они хотят на самом деле.

— Они хотят разрушить реальность, разве нет? — спросил Сяо, не отрывая взгляда от экрана камеры. Мужчина в очках словно смотрел прямо на них, сквозь стекло, сквозь время и пространство.

— Не обязательно разрушить, — поправила Анна, задумчиво нахмурившись. — Скорее перекроить. Переплести по-своему. Они говорили о клубке, о нитях. Они хотят контролировать ткань реальности.

Грейвз посмотрел на осколок зеркала в своей руке. Его края по-прежнему резали кожу, но он не отпускал его. В этом маленьком кусочке отражения, казалось, заключалась какая-то сила, какая-то защита.

— Отражения, — пробормотал он. — Они боятся отражений. Пауки,тень, все рассыпалось, когда отразилось.

— Зеркала, свет, — кивнула Анна. — Возможно, это их слабость. Или способ противостоять им.

Лихачёв резко повернулся от компьютера, его глаза были расширены от возбуждения. — Нашел! В старых архивах университета есть упоминания о Культе Иглы. И о Ткачах. Они считались хранителями границ между реальностями. Но не теми, кто защищает, а теми, кто их искажает.

— Искажает? — переспросил Грейвз.

— Да. Они верят, что реальность – это иллюзия, тонкая ткань, которую можно разорвать и переделать. И они считают себя вправе это делать. Они ищут… разрывы, бреши в ткани, чтобы проникнуть сюда и переплести все по-своему.

— Разрывы реальности… — Анна посмотрела на потолок, где все еще виднелись следы странных узоров. — Росток он чувствовал эти разрывы. И пытался их зашить.

— Значит, мы должны зашивать, — твердо сказал Грейвз, поднимаясь на ноги. Холод в груди не отпускал, но теперь к нему примешивалось что-то еще – решимость. — Мы должны найти эти разрывы и закрыть их. Не дать им переплести реальность.

— Но как? — спросил Сяо, опуская камеру. — Мы же не знаем, где искать эти разрывы. И как их закрыть?

— Начнем с того, что знаем, — ответил Грейвз, оглядывая редакцию. — Они пришли сюда. Значит, здесь есть что-то, что их привлекает. Может быть, этот дом или это место, или даже мы.

— Мы? — Анна удивленно подняла брови.

— Почему они выбрали именно нас? — продолжил Грейвз. — Почему напали на редакцию «Рассвета»? Мы же просто газета.

— Может быть, не просто, — тихо сказал Лихачёв, снова утыкаясь в компьютер. — «Рассвет» вы всегда писали о странных вещах, о необъяснимом. Может быть, ваша работа привлекает внимание. Привлекает эхо.

— Эхо? — переспросила Анна, вспомнив название предыдущей главы.

— Эхо в нитях, — прошептал Грейвз. — Может быть, мы уже были связаны с ними. Может быть, наша работа уже была частью их сети.

Тишина снова повисла в комнате, но на этот раз она была не напряженной, а задумчивой. Каждый из них погрузился в свои мысли, пытаясь осмыслить обрывки информации, страха и решимости, которые сплелись в этот момент.

Лихачёв внезапно вскрикнул, вскакивая со стула. — Я нашел! Я нашел кое-что! Смотрите!

Он развернул монитор, показывая им страницу старинной книги, открытую на иллюстрации. На рисунке был изображен город, похожий на Болонью, но в каком-то искаженном, кошмарном виде. Небо над городом было разорвано, и из разрыва тянулись нити, похожие на те, что они видели в редакции. В центре города стояла высокая башня, увенчанная огромной иглой, которая пронзала небо.

— Это Болонья, — прошептала Анна, узнавая знакомые очертания зданий. — Но что это за башня? Я никогда такой не видела.

— Это Игла Мира, — прочитал Лихачёв вслух подпись под рисунком. — Легенда гласит, что в центре каждого города, связанного с Культом Иглы, существует… скрытая структура. Игла, пронзающая реальности. Связующее звено между мирами.

— Игла Мира — Грейвз посмотрел в окно, на крыши Болоньи, залитые вечерним светом. — Значит, она здесь. В этом городе. Где-то спрятана.

— И если мы хотим закрыть разрыв… — Анна посмотрела на Грейвза, ее глаза горели решимостью. — Нам нужно найти эту Иглу.

— Игла Мира — повторил Сяо, медленно поднимая камеру. — Звучит как хорошая история для первой полосы. Но боюсь, что эта история может оказаться последней.

В комнате снова повисла тишина, но на этот раз она была наполнена не страхом, а предвкушением. Они стояли на пороге новой главы, новой битвы. Битвы за реальность, за их город, за их жизни. И в холоде, пульсирующем в груди Грейвза, он чувствовал не только угрозу, но и странное, ледяное вдохновение. Он был узлом в их сети, но, возможно, именно этот узел и станет ключом к разгадке.

За окном небо потемнело, и созвездие Иглы засияло ярче, словно напоминая о своем присутствии. Болонья погружалась в ночь, и в этой ночи скрывалась тайна, которую им предстояло раскрыть. Тайна Иглы Мира, и тайна их собственной роли в этой опасной игре.

У входа в здание царапанье стало громче, и к нему добавился низкий, жалобный вой. Он звучал почти по-человечески, но искажённо, как голос, услышанный под водой. Я остановился, вглядываясь в темноту. Из мрака выступила фигура — маленькая, похожая на ребёнка. Её тело было словно соткано из пепла и стекла, а глаза светились, как тлеющие угли.

Существо посмотрело на меня, его рот открылся, но вместо крика не раздалось ни звука. Я отступил на шаг, не понимая, опасно ли оно или просто ещё одна жертва этого разрушенного мира. Прежде чем я успел решить, оно бросилось ко мне, протягивая руки. За его пальцами тянулись тонкие струйки дыма. Я увернулся, ножницы сверкнули в руке. Но когда я попытался ударить, существо распалось в облако пепла, чтобы тут же собраться в нескольких шагах от меня. Оно словно проверяло меня, играло. Я не мог понять, разумно ли оно или это просто отголосок гибели города.

— Чего ты хочешь? — крикнул я, голос был хриплым от долгого молчания. Существо склонило голову, будто обдумывая мои слова. Затем оно указало пальцем на мою грудь, прямо туда, где был алмаз. В пепле у моих ног начало формироваться слово: «Ключ».

Я посмотрел на слово, потом снова на существо.

— Ключ к чему? — спросил я, но оно уже растворялось, его форма рассеивалась на ветру. Пепел осел, оставив лишь слабый след слова «Ключ». Я остался один, с новой загадкой — или, возможно, предупреждением.

Не успел я обдумать это, как из руин неподалёку появилась фигура. Это была женщина, её одежда была изодрана, но взгляд был острым и внимательным. В руках она держала странное устройство — нечто среднее между часами и компасом, стрелки которого крутились без остановки.

— У тебя ключ, — сказала она, её голос прорезал тишину. — И он мне нужен.

Я крепче сжал ножницы.

— Кто ты? — спросил я. — И что ты знаешь об этом ключе?

Она улыбнулась тонкой, уверенной улыбкой.

— Я своего рода коллекционер. И этот алмаз в твоей груди — последняя деталь, которая мне нужна, чтобы завершить мою коллекцию. Отдай его, и я позабочусь о том, чтобы ты выбрался отсюда живым.

— Он не снимается, — сказал я, постучав по груди. — Разве что ты планируешь его вырезать.

Её улыбка стала шире.

— О, у меня есть способы. Но, возможно, мы можем договориться. Ты поможешь мне, я помогу тебе. Есть способ отделить ключ от твоей плоти, но для этого нужен ритуал.

Я насторожился.

— Какой ритуал?

— Не здесь, — сказала она, оглядываясь. — Город-эмбрионы всё ещё активны, и они будут охотиться за ключом. Нам нужно добраться до убежища, где я смогу провести ритуал в безопасности.

— Почему я должен тебе доверять? — спросил я.

— Потому что у тебя нет выбора, — ответила она спокойно. — Останешься здесь — и эмбрионы тебя найдут. Со мной у тебя есть шанс.

Я колебался, но её слова звучали логично. Одиночество в этом разрушенном мире было опасным.

— Хорошо, — сказал я. — Веди.

Вместе мы двинулись через руины, её устройство указывало путь. Пепел кружился вокруг нас, временами складываясь в странные фигуры, которые тут же исчезали. Я держал ножницы наготове, зная, что опасность могла подстерегать в любой момент.

Пока мы шли, я взглянул на неё.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Она помедлила, прежде чем ответить:

— Зови меня Астра. А тебя?

— Я... я уже не уверен, — признался я. — Но можешь называть меня Хранителем Ключа, наверное.

Астра кивнула, её взгляд был устремлён вперёд.

— Подходяще. Надеюсь, ты оправдаешь это имя.

Мы продолжали путь, и я не мог избавиться от ощущения, что пепел под ногами складывается в карту — не этого мира, а чего-то большего. Возможно, ключ в моей груди был не просто бременем, а инструментом, чтобы открыть или закрыть что-то важное. Но что именно, я ещё не знал.

Впереди, за очередным обломком здания, я заметил движение. Существо, похожее на то, что я видел раньше, но крупнее, с телом из закалённого стекла и пепла. Оно не нападало, а наблюдало, его глаза-угольки следили за нами.

— Они знают, — прошептала Астра. — Поторопимся.

Мы ускорили шаг, и я почувствовал, как алмаз в груди начал нагреваться, словно предчувствуя приближение чего-то неизбежного. Пепел за нашими спинами складывался в первую букву моего имени, но я не оглянулся. Я знал, что теперь моя судьба связана с этим ключом, и путь к убежищу был лишь началом.

Лора опустила перо глубже. Шёлк расступился, обнажая дно — не ил, а бесконечный свиток, на котором слова переписывали сами себя. «Жизнь — это», «Смерть — это», «Я — это» — фразы обрывались, начинались заново, сталкивались, как волны. Она почувствовала, как перо в её руке задрожало, словно хотело вырваться и нырнуть туда, к этим строкам.

— Оно дышит, — прошептала Лора, глядя, как её дыхание превращается в облако букв, падающих в воду. — Оно хочет рассказать свою историю.

Из леса, сплетённого её чернилами и кровью, донёсся шорох. Девочка-нота вышла к озеру, её крылья теперь были не просто курсивом — они мерцали, как ноты, вырванные из партитуры и застывшие в воздухе. Она держала в руках обломок ножниц Архивариусов, превращённый в знак вопроса, и бросила его в воду. Знак утонул, оставив круги, которые сложились в слова: «Зачем ты здесь?»

— Я не знаю, — ответила Лора, и её голос эхом отразился от деревьев, превратившись в хор. — Но я не могу уйти.

Озеро вздрогнуло. Шёлк поднялся волной, и из него вынырнула фигура — не Архивариус, не тень, а нечто среднее. Её тело было соткано из страниц, но страницы эти были пустыми, без единой буквы. Лицо — белое, как незаполненный лист, с глазами, похожими на чернильные пятна Роршаха. В руках она держала перо, точную копию того, что дышало в ладони Лоры.

— Ты украла мой голос, — сказало существо, и его слова упали в воду, превратившись в капли, которые тут же замерзли в виде точек. — Теперь я возьму твой.

Лора отступила, но шёлк обвил её лодыжки, удерживая на месте. Перо в её руке нагрелось, пламя вернулось, но теперь оно было холодным, как лёд.

— Ты не можешь забрать то, что я сама создала, — сказала она, поднимая перо. — Это моё.

Существо рассмеялось — звук был похож на треск рвущейся бумаги. — Ты думаешь, что пишешь? Нет, это озеро пишет тебя. Каждый твой штрих — его чернила. Каждая твоя мысль — его строка.

Сноска рванулась вперёд, но её платье зацепилось за корни, и она упала, рассыпав заголовки, которые тут же утонули в шёлке. Девочка-нота запела — мелодия в до-мажоре, но с диссонансом, который резал слух. Озеро ответило, подняв ещё одну волну, и из неё выплыли тени — не Архивариусы, а их отражения, искажённые, с масками, где шрифты текли, как расплавленный воск.

— Они не ушли, — прошептала Сноска, поднимаясь. — Они стали частью этого.

Тени окружили Лору, их руки тянулись к её перу. Она взмахнула им, начертав в воздухе: «Остановитесь». Чернила вспыхнули, но вместо стены создали круг — зеркало, в котором отразились не тени, а её собственные лица: Лора-ребёнок, Лора-мечтатель, Лора-сомнение. Все они держали перья, но каждое писало что-то своё.

— Ты не одна, — сказало существо из страниц, шагая по воде. — Ты — черновик. А я — окончательный текст.

Лора почувствовала, как шрам-тире на ладони раскрывается, выпуская тонкую струйку крови. Кровь упала в озеро, и шёлк зашипел, поднимая пар. Тени Архивариусов отпрянули, их маски начали трескаться.

— Если я черновик, — сказала Лора, — то я могу переписать тебя.

Она вонзила перо в шёлк, прямо в центр свитка на дне. Озеро взревело, выбрасывая вверх фонтаны слов — бессмысленных, диких, но живых. «Свобода», «пустота», «тишина», «гром» — они сталкивались, сплетались, создавая новый текст. Существо из страниц закричало, его тело начало распадаться, но вместо пустоты из него выплеснулся поток букв, которые тут же прилипли к Лоре, облепляя её руки, грудь, лицо.

— Ты не можешь уничтожить меня! — завопило оно, растворяясь. — Я — основа!

— Тогда стань моей основой, — ответила Лора, вытягивая перо из воды. Шёлк успокоился, но теперь он был другим — тёмным, с серебряными прожилками, как звёздное небо. Буквы, вырванные из существа, осели на её коже, превратившись в татуировки: фразы, которые она не помнила, но знала наизусть. «Между строк — жизнь», «Пустота — это начало», «Тире — это я».

Тени Архивариусов исчезли, оставив после себя только эхо — щелчки, как от закрывающегося файла. Девочка-нота подошла к Лоре, её крылья теперь сияли, как чистый текст.

— Ты дала им новый ритм, — сказала она, касаясь воды кончиком пальца. Шёлк отозвался мелодией — мягкой, но с паузами, где можно было услышать дыхание.

Сноска поднялась, её платье теперь было чистым, без заголовков.

— Ты не просто пользователь, — сказала она. — Ты — редактор.

Лора посмотрела на своё отражение. Перо, растущее из груди, стало частью её — не оружием, а продолжением. Шрам-тире на ладони светился, как маяк.

— Если я редактор, — сказала она, — то пора писать дальше.

Она шагнула в озеро. Шёлк принял её, обнимая, как старый друг. Вода поднялась, унося её вглубь, где свиток на дне начал разворачиваться, открывая чистую страницу. Лора улыбнулась, чувствуя, как перо в её груди шевелится, готовое к новой строке.

За её спиной лес из слов шептал:

«Следующая глава — это ты».

И где-то в тенях мелькнул силуэт — не Архивариус, не существо, а кто-то новый, с глазами, полными чернил, и улыбкой, обещающей хаос.

Я поднялся, оглядываясь. Мы оказались в огромной пещере, где влажные стены пульсировали, как живое сердце, испуская приторный жар. С потолка свисали карамельные сосульки, звенящие, как стекло, когда капли сиропа падали на липкий пол. В центре возвышался клубничный камень — теперь размером с холм. Его поверхность кипела, пузыри лопались с чавкающим звуком, а вокруг суетились книги из библиотеки. Они обзавелись ножками из пергамента и махали страницами, как крыльями.

— Он их оживил, — прошептала эльфийка, сжимая жезл так, что побелели костяшки. Магия была её гордостью, и мысль о провале жгла её сильнее жара пещеры. — Это уже не просто камень. Это… повелитель десертов.

— Повелитель десертов? — переспросил тролль, задумчиво слизывая карамель с сосульки. — У нас в семье был дядя, который однажды съел три телеги оладий. Похоже на него.

— Это не повод лизать потолок! — рявкнула эльфийка, но тролль только пожал плечами.

Грикко подполз ко мне, прячась за моими ногами. Его руки дрожали, но в глазах мелькнула искра — он всё ещё надеялся выкрутиться, как тогда, когда обманул дракона ради горсти монет.

— Слушай, — зашептал он, — если этот камень теперь босс, может, предложим сделку? Я стану его дегустатором! У меня талант к джему.

— Твой талант — это влипать в неприятности, — отрезал я, глядя, как одна из книг подлетела к камню и плюхнулась в его кипящую поверхность. Камень задрожал, и из него вылез бумажный голем с клубничной начинкой, стекающей с "рук".

— Он делает армию, — пробормотал гном, поднимая топор. — И мы, похоже, следующее тесто.

Эльфийка направила жезл на камень:

— Тогда план Д. Уничтожим его, пока нас не испекли.

Она выстрелила заклинанием, но воздух здесь был пропитан сладостью — луч света свернулся в облако сахарной ваты и осел на нас. Грикко тут же начал его жевать.

— Магия тут не работает, — простонала эльфийка, стряхивая вату с лица. — Этот мир под его контролем.

— Значит, по-старинке, — ухмыльнулся гном и бросился на голема. Топор рассёк бумагу, разбрызгивая начинку. Тролль подставил рот под струю, прогудев:

— Вкуснее, чем мамины оладьи.

Камень заметил наш бунт. Он издал низкий гул, от которого земля задрожала. Стены пещеры сжались, выдавливая джем, а карамельные сосульки, не выдержав давления, начали падать с потолка. Одна из книг подлетела ко мне и раскрылась на странице с надписью: «ВЫ — ИНГРЕДИЕНТЫ».

— Это его план, — сказала эльфийка, уклоняясь от сосульки. — Он хочет нас переработать.

— Переработать?! — взвизгнул Грикко. — Я не хочу быть кексом! У меня слишком благородный профиль!

— Тогда думай, гоблин, — рявкнул гном, разрубая очередного голема.

Грикко замер, его глаза забегали, а потом он хлопнул себя по лбу:

— У него слабость! Он же клубничный, да? Моя бабка сыпала соль на ягоды, чтоб не гнили. Может, и тут сработает?

— Соль? — переспросил тролль. — У меня есть каменная крошка. Мама добавляла её в оладьи. Подойдёт?

— Давай! — крикнул Грикко, выхватывая горсть серого порошка. Он рванул к камню, уворачиваясь от летающего эклера, и швырнул крошку в кипящий центр.

На миг всё замерло — даже книги затихли. Потом камень взвыл, словно раненый зверь, и пузыри на его поверхности лопнули с оглушительным треском. Големы замерли, книги попадали, теряя ножки.

— Работает! — завопил Грикко, подпрыгивая. — Я гений!

— Не расслабляйся, — буркнул гном, указывая на камень. Тот начал трескаться, и из трещин полезло чёрное, дымящееся нечто, пахнущее горелым сахаром.

— Кажется, он решил, что мы лучше смотримся с корочкой, — процедила эльфийка, отступая. Камень превратился в обугленный вулкан, а жар усилился.

Портал за нашими спинами мигнул и начал закрываться. Тролль, всё ещё жующий вату, прогудел:

— Если это сон, то где мои оладьи?

— Бежим! — крикнул я. Мы рванули к порталу, пока пещера не стала духовкой. Последнее, что я увидел, была обугленная рука из клубничного сиропа, тянущаяся за нами. Грикко кричал:

— Я герой! Напишите это в книге!

Нас закрутило в вихре. Куда мы попали теперь, я не знал. Но одно было ясно: клубничный кошмар ещё дышал нам в затылок.

— Или ты просто переел, — гном ткнул его топором в спину, и Грикко вылетел внутрь, подняв облако пыли.

— Пахнет хуже, чем твоя борода, — хмыкнул тролль, входя следом.

— Это аромат древности, — эльфийка чихнула, и её жезл случайно поджёг паутину. — Или плесени.

Я огляделся. Полки тянулись до потолка, книги шевелились и шептались. Одна, толстая и потрёпанная, высунула язык и показала мне средний палец. Я проигнорировал.

— Нам нужна книга, — напомнил я. — «Как пережить собственные выдумки». Она — ключ к победе над камнем.

— И к спасению от его десертного безумия, — добавил гном, щурясь на тень у полки.

Эльфийка достала магический кристалл и активировала поисковое заклинание. Кристалл мигнул и осыпал её конфетти.

— Иллюзии мешают, — она стряхнула блёстки. — Камень близко.

— Вкусненько, — тролль подобрал конфетти и засунул в рот. — Как мамины оладьи.

— У тебя была мама? — удивился Грикко.

— Да, и пекла лучше твоих изобретений, — тролль обиженно надулся.

Вдруг полки зашуршали, выстроив надпись: «УХОДИТЕ».

— Библиотека живая, — эльфийка нахмурилась. — И нам не рада.

— Ещё бы, — я кивнул. — Но книга важнее страха.

Свет мигнул, стены покрылись клубничными узорами. Камень явился сюда, и книги начали превращаться в липкие десерты. Запах тухлых яиц и корицы заполнил воздух.

— Он здесь! — крикнул я, уворачиваясь от эклера. — И он хочет нас остановить!

— Почему я?! — Грикко отбился от книги, пытавшейся его укусить. — Я невинен!

— Ты его разозлил, — гном рубанул топором желейный пудинг. — Теперь он мстит.

Тролль, слизнув крем с книги, заметил:

— Вкусно. «История сладостей».

— Хватит жрать библиотеку! — рявкнула эльфийка.

Книги сомкнулись в бумажного голема, готового раздавить нас. Камень усилил атаку: пол задрожал, из щелей полез джем.

— План Б! — крикнул я, таща Грикко. — Бежим к книге!

— Где она? — гном озирался.

— Там, — эльфийка указала на сияющий том в центре зала.

Мы рванули к нему, но камень опередил: пол разверзся, и перед нами вырос портал. Голос изнутри прогремел: «Добро пожаловать в Кухню Кошмаров». Силуэт ложки мелькнул в вихре.

— Что дальше? — Грикко вцепился в меня.

— Узнаем, — ответил я, когда нас затянуло в липкую тьму.

Тролль пробормотал:

— Хочу оладий…

И мир исчез в клубничном кошмаре.

Ветер завыл, принеся запах горелого пластика и плоти. Натали вскинула пистолет — тот самый, что Рид вырвал у неё, не дав выстрелить в Эрика, мальчика из капсулы. Три патрона. Мало, но лучше, чем ничего. Вой повторился — низкий, гортанный, как рык зверя на свободе.

Из-за груды обломков выползла фигура. Не Эрик, не Кейн, а нечто иное. Тело — человеческое, но кожа отслаивалась, обнажая сталь и провода, шевелящиеся, как живые. Лицо — маска из плоти и металла: один глаз сиял синим, как вены детей в капсулах, другой — чёрный, пустой, как шахта. Оно хромало, оставляя след из чёрной смазки.

— Образец сто восемнадцать, — прохрипело существо, смешивая механический скрежет с человеческим стоном. — Ты — лишь искра в пламени прогресса.

Натали выстрелила. Пуля врезалась в плечо, разорвав плоть, но тварь не дрогнула. Из раны вытекла чёрная жижа — та же, что в шахте, — и тут же застыла, затянув дыру. Оно оскалилось, сверкнув металлическими зубами, и шагнуло быстрее.

Она рванула, огибая обломки. Сердце стучало в такт шагам, а в голове звучал Рид: «Протокол Омега требует жертвы». Что он сделал в шахте? Уничтожил Кейна? Или дал ему новую оболочку? Натали споткнулась о бетон, упала, чип выскользнул из руки и закатился под остов машины. Она потянулась за ним, но тень твари накрыла её.

— Ты — лишь искра в пламени прогресса, — повторило оно, растягивая пальцы в тонкие лезвия.

Натали откатилась, выстрелив в голову. Синий глаз лопнул искрами, тварь взвыла и рухнула на колени. Не медля, Натали схватила чип и бросилась к метро. Спустилась по разбитой лестнице, оглянувшись — тварь не гналась. В темноте царила тишина, лишь её дыхание эхом отражалось от стен.

Пистолет дрожал в руке — один патрон. Сверху раздался скрежет: существо вставало, шаги тяжёлели. Натали взглянула на чип. S-117. Рид. Его улыбка перед тем, как он разбил колбу с мозгом Кейна, вспыхнула в памяти. «Когда увидишь восход — вспомни меня». Но восхода не будет, если она не переживёт ночь.

В темноте мигнул красный свет — слабый, как маяк. Натали пошла на него, держа пистолет наготове. Свет лился от треснутого терминала в стене. Экран жил, показывая строку: «Протокол Омега: фаза 2 активирована. Носитель требуется».

— Носитель, — прошептала она, глядя на чип. Рид был носителем. Он ушёл в огонь, чтобы дать ей шанс — или чтобы она стала следующей.

Терминал пискнул, экран сменился картой. Город, шахта, метро — всё помечено, а в центре пульсировала точка: «Ядро». Прямо под ней, в глубине туннелей. Чип нагревался в ладони.

Сверху грохнуло — тварь спускалась, царапая бетон лезвиями. Натали посмотрела на карту, потом на туннель вниз. Если Рид был дверью, как сказал Кейн, то ядро — замок. И у неё, возможно, был ключ.

— Хорошо, Рид, — пробормотала она, шагая в темноту. — Ты хотел восход? Я его добуду.

Тварь взревела позади, но Натали бежала, сжимая чип — последнюю надежду. Часы показывали 00:00:00, но она знала: время не встало. Оно ждало её — переписать его или сгореть в его пепле.