ЛЮБОВЬ ЗЛА, ПОЛЮБИШЬ И КОЗЛА
Эта пословица звучит почти шутливо, но внутри у нее очень мрачное содержание. Она объясняет разрушительные отношения чем-то вроде мистики. Как будто любовь способна выключить разум, стереть границы и заставить терпеть что угодно. Получается, что страдание - это норма, знак настоящего чувства. Раз болит, значит любишь.
Из такой логики вырастают отношения, в которых человек годами терпит неуважение, холод, игнорирование, вспышки агрессии, отсутствие стабильности. И вместо того чтобы остановиться и спросить себя, что происходит на самом деле, он повторяет: любовь зла, видимо это и есть судьба. Так любовь превращается в хаос, где любая боль получает оправдание.
Если смотреть через призму когнитивно-поведенческого подхода, здесь сразу видно искажение. В одной куче оказываются любовь, зависимость, привычка, страх одиночества и попытка доказать себе собственную значимость через терпение. Мы путаем привязанность с чувством, боль с глубиной, а усталость от непредсказуемости с «сильными эмоциями». Но страдание не делает отношения настоящими.
Здоровая любовь не требует терпеть любую цену. Она не обнуляет самоуважение. Не предлагает закрывать глаза на разрушительное поведение. Не требует растворяться в партнере и терять себя ради связи. В зрелой позиции человек способен видеть, что происходит между ним и другим, без романтического ореола, который эта поговорка пытается навесить на токсичные отношения.
Когда мы снимаем с боли магический смысл, отношения резко становятся понятнее. И любовь перестает быть наказанием. Она становится пространством, где можно оставаться живым, чувствующим и уважаемым. Где связь строится не через страдание, а через близость.
Над полем сербским тишина
На небу Бог, а на земљи Русија.
(Српска пословица).
На небе Бог, а на земле Россия.
(Сербская пословица).
Над полем сербским тишина,
Не слышно выстрелов и взрывов,
Как будто бы закончилась война
И песен древних слышатся мотивы...
Но поле это вспахано огнём,
На нём воронки свежие дымятся,
Сейчас немного, братцы, отдохнём
После затишья нам придётся драться...
Но, всё же, Господи - какая тишина,
Не слышно криков, скрежета, разрывов,
Пусть не закончилась ещё эта война,
Но пять минут ещё - о Боже, дай нам силы...
Ответ на пост «Эффект Д»1
Один раз не передаст, как говорится
Сам погибай, а товарища выручай
Ну шо, братва, цитата от нашего великого Александра Суворова, царство ему небесное: «Сам погибай, а товарища выручай». Принцип, вроде бы, железный. Но где он работает, а где ты просто станешь крайним.
На войне :
Тут всё чётко. Товарищ упал – ты его тащишь. Тут правило «сам погибай, а товарища выручай» — это не просто поговорка, а алгоритм выживания подразделения. Вы — система. Если система распадается, погибают все. Тут «разумно» и «героично» часто совпадают.
Когда надо: Почти всегда. Заблудившийся товарищ, раненый под огнем, прикрытие отхода группы. Это вопрос миссии и будущих побед.
Армейская логика: «Если вытащишь его сейчас, завтра он тащить будет твоё... ценное армейское имущество. Или тебя самого».
В быту (где все мудаки, кроме нас):
А вот тут принцип часто превращается в: «Сам погибай, а товарища выручай из тех говн, куда он сам с упоением залез». И тут уже нужен фильтр в голове, а не слепой героизм.
КОГДА НЕ НАДО ВЫРУЧАТЬ;
1. Он вечно в долгах как в шелках, а тебе: «Бро, кинь пять соток до зарплаты, отдам!». Его финансовая яма – не твой окоп. Твоя финансовую устойчивость – тоже часть твоего тыла. Не будь мобильным банком для лузера.
2. Он затеял дебош в баре/интернете/очереди за шаурмой и смотрит на тебя, как на подкрепление. Твоя морда и репутация адеквата – не разменная монета. Пусть сам расхлёбывает, если такой крутой.
3. Просит покрыть или соврать «ради дружбы» (начальнику, жене). Твоя репутация и спокойная жопа – дороже. Дружба – это не сговор по уголовке.
4. Он вечно тонет в проблемах, которые сам и создал (не работает, бухает, снова сходится с той же подругой). И каждый раз зовёт тебя на подвиг. Ты – не береговая охрана для утопающего, который любит нырять в говно.
На войне – выручай, ибо вы один организм.
В жизни – думай головой, а не лыжей. Иначе будешь вечным спасателем в болоте чужих косяков. А Суворов, я уверен, таких лохов не уважал.
НЕ ИМЕЙ СТО РУБЛЕЙ, А ИМЕЙ СТО ДРУЗЕЙ
Эта пословица звучит мягко и почти тепло. Будто она про близость, про человеческие отношения, про то, что в трудный момент тебя поддержат.
Но если вслушаться внимательнее, внутри прячется совсем другой смысл. Деньги становятся чем то второстепенным, а дружба превращается в инструмент выживания. Друзья оказываются не людьми, а ресурсом. Если их много - ты защищен. Если мало - будто бы находишься в уязвимой позиции.
Так постепенно формируется опасное внутреннее правило: ценность человека измеряется количеством связей. И это правило болезненно бьет по тем, кто не имеет широкого круга общения. Появляется ощущение дефектности, давление, необходимость создавать социальный круг ради цифры, а не ради настоящей связи. Дружба перестает быть отношением и превращается в стратегию обеспечения безопасности.
С точки зрения когнитивно-поведенческой терапии здесь проявляется искажение, связанное с зависимостью от внешней валидации. Если вокруг много людей - значит я в порядке. Но связь между количеством и качеством - иллюзия.
Человек может знать сотню людей и не иметь ни одного, кому можно сказать правду без страха. И может иметь одного или двух близких - и быть гораздо устойчивее, чем кто-то с огромной сетью поверхностных контактов.
Есть и другой перекос. В пословице деньги автоматически оказываются чем-то менее достойным. Но деньги - это всего лишь ресурс. Они дают безопасность, свободу, возможность выбора. Здесь нет морального окраса. Иметь деньги нормально. Поддерживать себя материально нормально. Дружить просто ради дружбы - тоже нормально. Одна потребность не может заменить другую.
Зрелость появляется там, где человек перестает мерить себя количеством связей и начинает смотреть на качество отношений и на собственные потребности. Дружба остается дружбой, а ресурсы - ресурсами. Ценность перестает зависеть от цифр вокруг.
Последний протокол
Три дня и три ночи лаборатория гудела, как улей. Доктор Лидия не выходила из стерильного блока, спала урывками на жёстком диване, пила воду из одноразовых стаканчиков. На столе росла гора пробирок с неудавшимися образцами. На экране мелькали молекулярные модели — одна за другой, всё ближе к цели.
Всё началось со звонка: вспышка неизвестного заболевания, высокая летальность, нужна помощь. Теперь, глядя на последнюю пробирку с прозрачной жидкостью, она понимала — это была не работа, а гонка. Со смертью.
Она проверила данные в последний раз. Сыворотка стабильна, активность подтверждена. Отправила отчёт в комитет Минздрава, запросила разрешение на экстренное применение. Ждала двадцать минут — срок небольшой, но показавшийся вечностью.
Разрешение пришло с жёсткими условиями: строгий контроль, мониторинг, отчёты каждые шесть часов. Но — разрешили. Она нажала кнопку, отправив первую партию в зону поражения.
И тут в лаборатории воцарилась тишина. Такая оглушительная, что в ушах зазвенело. Только сейчас она почувствовала усталость — ныли кости, веки слипались, в висках стучало.
Она вышла. Не домой, не к коллегам — просто на улицу, без цели. В парке моросил холодный дождь. Она села на мокрую скамейку под деревом, достала смятый батончик. Руки дрожали.
Вдалеке, за пеленой дождя, играли дети. Их смех доносился приглушённо, будто из другого мира. Лидия откусила кусочек, но не почувствовала вкуса. Внутри была пустота — не радость, не облегчение, а тишина. Как будто мотор, годами работавший на пределе, наконец заглох.
Дождь смывал пот с лица. По щекам текло что-то тёплое — она не сразу поняла, что это слёзы. Не от горя. Оттого, что груз ответственности, давивший трое суток, вдруг растворился. Ушёл в землю вместе с дождевой водой.
Где-то её искали, чтобы поздравить. А она сидела здесь, под дождём, и знала: её победа не в аплодисментах. Её победа — в этих детях, что продолжают играть. В тех, кто завтра проснётся.
Она закрыла глаза. Дождь стучал по листьям, дети смеялись, а где-то далеко врачи уже получали флаконы с сывороткой и начинали работать по её протоколу.
Лидия улыбнулась. Впервые за семьдесят два часа она могла просто жить. Сидеть. Мокнуть. И знать, что сделала всё, что могла.
И этого было достаточно.


