Гл.1
— Кто мне даст полный ответ, почему в году семьдесят три руки дней?
Шаман Меруто обвёл рассевшихся вокруг него притихших детей строгим взглядом. Нахмурился, добавив складок на морщинистом лбу.
— Что, никто не хочет заработать хорошую оценку на таком простом вопросе? Это же материал для первого цикла обучения! А вам скоро испытания на Среднюю Степень проходить. Неужто две с половиной руки зим прожили, а ответа не выучили? Какие же из вас взрослые орки, если вы элементарных вещей не знаете? Как вы Старшим, да и родителям, в глаза будете смотреть, если я вас до испытаний не допущу?! Ведь именно я, являясь Первым Помощником Главного Шамана, буду отвечать за допуск к испытаниям. Ибо кому, как не мне, ведать, какими знаниями должен обладать молодой орк!
Ну-у, понеслось! Если никто не решится ответить, старик затянет свою любимую песню — про то, какими орки были раньше и какими стали теперь. Про то, что род орков вырождается и именно нынешнее поколение тому виной. И ни одна сила в мире не сможет остановить старого болтуна.
Прут втянул голову в плечи и отвернулся, сделав вид, что внимательно изучает тени, отбрасываемые костерком на стенки шатра. Вот за это он и не любил уроки Меруто. На улице жара, а он всё мёрзнет и костры в шатре разводит. Дышать совсем нечем.
Конечно же, Прут знал ответ. Да его даже самая мелкая малышня знает. Старик ещё спросил бы, сколько дней в «руке дней». Вдруг кто позабыл, сколько у него пальцев на руке, и сдуру не пять, а семь умудрится сказать.
Но Прут сейчас руку вверх точно тянуть не будет. Не позориться же перед остальными парнями, демонстрируя рвение в учёбе. Это же не охотничьи навыки. И даже не верховая езда. А на уроках истории пусть вон девчонки выделываются.
— Позволь, учитель? — Ага, так и есть: это Лана руку подняла. Отличница Лана, слава Ушедшим, решила всех спасти, избавив от надоедливого скрипа занудного старикана. — Я могу ответить.
— Хорошо, Лана, — шаман благосклонно качнул лысой головой. — Слушаю тебя.
Лана поднялась на ноги. Какая же она красивая. И фигурка у неё стройная, ладная. Просто загляденье. Кожа гладкая, тёмная, с ровным красноватым отливом. Волосы густые. В зелёный цвет по последней моде выкрашены. Ноги сильные. Наверняка в беге даже некоторым его друзьям не уступит. Да только кто с ней бегать будет? У парней свои песни, у девчонок свои. Водиться с девчонками — это ещё хуже, чем с учёбой выпендриваться.
Вот исполнится ему три руки зим, тогда он будет обязан искать себе пару. Может быть, даже эту самую Лану и выберет в жёны. А пока любая девчонка — дружбе настоящих парней лишь досадная помеха. Пусть сами с собой дружат.
— По заверениям Ушедших, — начала Лана, — Первый Создатель был двенадцатирук, шестиног и двулик. И, прежде чем сотворить этот мир, создал он себе двенадцать, по числу рук своих, помощников, которые имели вдвое меньше рук, то есть всего по шесть рук каждый. И вот теперь эти помощники по очереди приглядывают за нашим миром, сменяя друг друга через месяц. Поэтому у нас в году двенадцать месяцев, по шесть рук дней каждый.
— И...? — вопросительно поднял одну бровь старый шаман, отчего стал похож на ночную птицу фулуна.
— И ещё одну руку дней в самом начале года, когда жизнь только пробуждается после зимнего холода и голода, Создатель приглядывает за миром сам.
— Молодец, Лана. Садись, — Меруто удовлетворённо кивнул. — А теперь, раз уж мы вспомнили про Ушедших, кто мне расскажет, почему человеки называют Торкуса Грозного грязным прозвищем «Про́клятый»? Тиска, может, ты?
Рыжая Тиска, лучшая подружка Ланы, кивнула и тоже поднялась. Тиска волосы не красила. Зачем? Они у неё и так очень редкого цвета. Словно самим Духом Огня помеченные. Такой цвет волос даже среди человеков лишь у Ярлингов встречается.
Тиска тоже красивая. Может, даже покрасивее Ланы будет. Но характер у неё вреднючий и язык колючий. Иной раз так может зацепить своими подковырками, хоть под землю проваливайся. Нет уж, лучше Лану в жёны брать. Та не такая злюка.
— При Великом Исходе человеки хотели помешать Древним, — даже голос у Тиски какой-то малость противный. Тонкий, немного звенящий, словно мелкий пискун над тобой вьётся, укусить хочет. — И Торкусу Грозному пришлось применить заклинание массового поражения. Погибло много человеков, и они прозвали его Про́клятым.
— Хорошо, Тиска, садись. Видите, — шаман ткнул вверх указательным пальцем, отчего Прут невольно задрал голову, провожая взглядом серый дым, что через большую дырку в потолке уносился куда-то в синюю высь неба, — видите, каким неоднозначным может быть отношение окружающих к чьему-либо поступку? Для одних Торкус великий спаситель, а для других ужасный погубитель, которого они до сих пор не перестают проклинать.
— А всё же, учитель, почему он так сделал? — Это Плинто. Мелкий зубрёжник. Хилый слабак, который почти ни с кем из ребят не дружит. И большую часть времени проводит, читая «Вековые Листвицы». Понятное дело, он ведь явно в ученики шамана податься решил.
— Великий Торкус так воспользовался Правом Выбора, — кивнул старый Меруто. — Потому как выбора у него особо и не было. Ведь всё складывалось очень трагично для Древних.
Молодец Плинто. Хоть что-то сделал так, как надо. Сейчас старик в рассказ ударится на ещё одну свою излюбленную тему. Уж лучше в который раз эту историю выслушать, чем ждать, что тебя отвечать поднимут. А пока шаман выговорится, глядишь, и время занятий пройдет.
— Когда-то давным-давно, — старик уселся к костру, скрестив под собой ноги и положив руки на колени, — как вы знаете, Древние пришли в этот мир, который тогда заселяли только альвы.
— Значит, альвы древнее Древних? — А это встрял Торк. Или Обжора Торк, как его все обзывали. Правда, лишь только за глаза, когда не рисковали попасть под тяжеленный кулак здоровяка. Торк был на полголовы выше Прута и гораздо массивнее. Да и сильнее.
— Что за глупости, — скривился шаман, недовольный тем, что его перебили. — Древнее не тот, кто дольше живёт в этом мире, а у кого история народа длиннее. Так вот, альвы не стали воевать с Древними и переселились все на западный материк, благо места там тогда было предостаточно. А Древние стали отстраивать свои города здесь.
С собой в этот мир они привели три народа. Орков, коблов и коблиттов. Наш народ и коблы были вассалами Древних. Коблитты же всегда были лишь слугами.
И всё было хорошо до тех пор, пока в этот мир не вторглись, невесть как прорвавшись сквозь барьер межмирья, человеки. И стали заселять материк, тесня Древних. И не желая решать проблемы миром.
Человеки были куда слабее Древних и уж тем более нас, орков. Но было их куда больше, чем и Древних, и даже орков с коблами вместе взятых. А ещё было у них слишком много боевых магов. Маги человеков тоже уступали в силе магам Древних. Но Великий Торкус запретил использовать самые страшные заклятия, чтобы не разрушить мир, ставший для Древних новым домом.
Зато с помощью мастеров орков были созданы Каруки — кинжалы из чёрного золота, к которым шаманы коблов смогли привязать Духов Хаоса. Каруки стали главным оружием против человеческих магов. И очень эффективным.
Но даже несмотря на это, человеки продолжали свой натиск, заставляя Древних гибнуть и один за другим сдавать свои рубежи.
И когда Великий Торкус увидел, что поражение неизбежно, ибо победа возможна лишь очень дорогой ценой, он решил увести свой народ в иномирье.
И был открыт Магический Зеркальный Портал, и начался Великий Исход. Но не было уже у Древних столько сил, чтобы увести с собой и орков, и коблов, и своих слуг коблиттов. И тогда подлые коблитты, узнав, что Древние не станут забирать их с собой, предали своих хозяев и выдали человекам время и место исхода.
И пришлось тогда Торкусу Грозному приказать оставшимся верными вассальным отрядам орков и коблов прикрывать отход своего народа к порталу. И самому, переступив через свою честь, жечь нападавших человеков «Диким огнём».
И сгорали в злых лучах тысячи вражеских магов и воинов. А те, кто выжил тогда, медленно подыхали потом, исходя гноем и невыносимой болью. И никто не мог им помочь.
И человеки прокляли Торкуса. И с тех пор не называют его иначе, как Про́клятым, — голос шамана стал каким-то особенно хриплым и дребезжащим. Разнервничался старик. Переживает, будто сам там был.
Меруто немного помолчал, смиряя свои эмоции, а потом продолжил:
— Много тогда народу полегло, отправившись в Туманные Пределы. И у нас, и у человеков. Те так и вовсе столько магов потеряли, что до сих пор не могут вернуть себе былую силу. Редко у них маги рождаются. А секрет переходов между мирами человеки и вовсе утратили. Всё пытаются его раскрыть, изучая оставшиеся от Древних магические зеркала, да ничего у них не выходит.
С коблами и орками — теми, что выжили в этом противостоянии, — человеки так и не подружились. То воевали вновь, то торговали. А предавших Торкуса серых так и не приняли к себе. Ибо предатели — помните это, дети мои! — никому и никогда не нужны.
С этими презренными недомерками и поныне никто дел не имеет, предпочитая убивать тварей, даже не разговаривая с ними. Вот и одичал народец, разбредясь по свету и забившись в непролазные его уголки. Кто в болота, кто в дремучие леса, кто в горы и ущелья.
Мы к ним не лезем. И они нечасто выбираются из своих схронов. Но вот находит иногда на них что-то непонятное. Говорят, из-за того, что, перестав чтить Ушедших, нашли они себе новых хозяев и богов. Тех, что требуют полного подчинения и кровавых жертвоприношений. Вот и собираются твари в злобные орды и нападают на всех, до кого дотянутся.
И потому Старшими, вождями да шаманами нашего рода, запрещена вам, малькам, дорога в Серые скалы, где, как известно, обжились в пещерах подлые твари. Ибо вам, слабосильным, с ними пока не справиться, славы воинской не заслужить. А вот с жизнью своей никудышной расстаться можно запросто! — шаман вновь ткнул пальцем в потолок, сурово нахмурившись.
Можно подумать, напугал. Ещё и слабаками назвал. Сам вон еле ноги переставляет, а слабаки, оказывается, они! Ха! Да Прут этих серых коблиттов, если потребуется, одной левой уделает! Даже без оружия.
— Так, всё, — подуставший старик шлёпнул себя ладонями по коленям, — урок закончен. Можете идти, но к следующему уроку вам надлежит приготовить...
Что там и кому надлежит, Прут, сидевший ближе всех к выходу, дослушивать уже не стал — выскользнул из шатра на свежий воздух. Прочь, прочь из становища!
Такая жара стоит, что сейчас самое оно то — занырнуть в чистую и холодную воду реки, сбегающей с совсем недалёких гор. Какое тут, к Создателям, домашнее задание! Спросит потом у Плинто. А может быть, даже и у Ланы.
— Прут! Погоди! — из шатра выбрался здоровяк Торк. — Ты на речку?! Я с тобой!
— Купаться?! — сразу за ним показался шустрый и вёрткий Сунай. — Догоняйте! — он рванул между шатрами в сторону реки так, что только пятки засверкали. Ещё и проорал, чуть обернувшись: — Кто последний, тот тухлятина!
Вот же хитрец!
Прут лишь покосился на нерасторопного Торка и, не раздумывая, ломанул вслед за Сунаем:
— Ага! Тот серая коблиттская тухлятина!
Гл2
Конечно же, Сунай первым до реки добежал. Прут, как ни старался, догнать проныру так и не сумел. Хотя и выскочил следом на берег всего через несколько ударов сердца.
Вдвоём они, поскидывав обувь, одежду и оставив на себе одни лишь шерстяные килты, успели занырнуть с крутого бережка в леденящую воду и наплескаться там вволю, прежде чем из кустов, громко топая, на полянку у речки выбежал запыхавшийся Торк.
— Фу-ух! — вытер он со лба капли пота и принялся стягивать рубаху со штанами. — Жара какая!
— Тебе нужно больше бегать! — крикнул Прут здоровяку. Усевшись на дно, так чтоб только голова над поверхностью торчала, он уперся ногами в гальку и активно двигал руками — старался удержаться на одном месте рядом с берегом, противясь стремительному и напористому течению реки.
— И есть поменьше! — хохоча, добавил Сунай, плавающий неподалёку. — Прыгай к нам, тухлятина!
— Что ты там сказал?! — грозно зарычал Торк и с разбегу сиганул с обрывчика в воду.
Вот это мощно прыгнул! Даже через Прута перелетел. И с воплем в воду бултыхнулся. Да так, что обоих его приятелей сначала волной снесло, а потом ещё и целым ливнем брызг накрыло. Словно не орк малой, а здоровенный горный трогл из детских сказок в реку плюхнулся.
— Парни! Я с вами!
Ух ты! Да это же задохлик Плинто на полянке образовался. Его-то как сюда занесло? Каким попутным ветром?
Прут чуть воды не хлебнул от удивления.
— Эй, зубрила! — заголосил Сунай. — А ты зачем сюда припёрся?! Чего увязался за нами?! Тебе в воду нельзя! Простудишься ещё!
— Я только немного! — Плинто сделал вид, будто и внимания не обратил на ехидный тон задиры. — Жарко сегодня.
— И что с того? — не унимался Сунай. — Кому ты тут нужен, замухрышка?!
Начавший было раздеваться, Плинто застыл в нерешительности.
— Оставь его! — вынырнув из-под воды и отфыркавшись, заступился за хиляка Торк. И замахал тому рукой: — Давай, залезай в воду! Никто тебя не тронет!
— А ты чего молчишь?! — Сунай обернулся к Пруту, ища у него поддержки. — Чего этому зануде тут делать?!
— Тебе жалко, что ли? — пожал плечами Прут. — Мне нет. Пусть себе купается. Речка-то общая.
— Ну вы вообще! — хлопнув ладонями по воде, возмущённо выкатил глаза Сунай. — Вы ещё девчонок сюда позовите!
— Э, нет! — засмеялся здоровяк, отворачиваясь от поднятых приятелем брызг. — Это ты загнул! Им с нами здесь точно не место! Плинто, чего застрял?! Да лезь ты уже в воду, не бойся!
Худой и какой-то чересчур угловатый, Плинто, и в правду, забирался в реку так, словно ужасно страшился чего-то. Аккуратно спустился с обрывчика и, осторожно ступая, сделал несколько шагов от берега. Остановился, едва вода колени скрыла. Замер, втянув голову в плечи и прижав локти к бокам.
— Что, холодно? — усмехнулся Прут.
— Н-нормально, — еле выдавил из себя Плинто. — Сейчас только привыкну маленько.
— Ага, нормально, — подплыл поближе Сунай. — А сам уже синий весь и, как болотный жабак, в пупырышку. Давай уже или туда, или обратно. А то стоишь тут, весь вид собою портишь.
Вздохнув, Плинто сделал ещё пару шагов и решительно присел, погрузившись в воду по шею. И застучав зубами так, что парни тут же расхохотались в голос.
— Ладно, я накупался, — отсмеявшись, заявил Торк и пошёл выбираться на берег. — Пойду на солнце поваляюсь. Плинто, пошли греться.
Это он над зубрилой сжалился, не иначе. Самому-то ему, чтоб замёрзнуть в такой воде, нужно до утра из неё не вылезать.
— А нам и тут хорошо! — Сунай пихнул Прута в бок. — Давай наперегонки против течения?
— Давай! — Отличный шанс взять верх после проигрыша в беге. Тут-то одной вертлявости маловато будет. Тут сила нужна. А у Прута её вполне достаточно!
— Ух, хорошо! — Наплававшись, ребята еле выползли из воды, и Прут с превеликим удовольствием растянулся на травке рядом с блаженно посапывающим Торком. Сунай плюхнулся тут же.
— Ребят, — сидевший неподалёку Плинто окликнул друзей. — Я чего сказать хотел...
— И чего? — лениво приподнял голову Прут.
— Нам по природе края задали травы лечебные собрать. А они в основном на тех лугах, что к горам ближе, растут. Там на холмах их больше всего насобирать можно.
— А нам-то какое дело, замухрышка? — даже не поворачиваясь в сторону Плинто, пробурчал Сунай. — И вообще, сегодня средень, а природа только во вторень будет.
— Ну так завтра чистень. Мне мамке по дому помогать много. У меня, как у вас, сестёр нет. А в славень я со старым Меруто буду из «Листвиц славы» главы переписывать для вечернего обряда.
— Я смотрю, — усмехнулся Сунай, — ты скоро совсем в шаманы подашься. Может, тебе уже и волосы сбривать пора? Чтоб совсем, как Меруто, лысиной сверкать?
— А в первень, — не обратил Плинто внимания на подколку, — и так уроков куча. Мне же ещё и по врачеванию учить много. Только сегодня остаётся время за травами сходить.
— Ну так и иди! Кто тебя держит? — Сунай перевернулся на живот, уткнувшись лицом в траву. — От нас-то тебе, зубрила, чего надо?
— Там одному опасно ходить. Старшие говорят, что серые часто появляться стали. Иногда даже на становища большим скопом нападают. Чтобы пленников для тёмных обрядов набрать, жизней своих не щадят. А одиночек и вовсе крадут, не боятся. Сильно им жертвы для новых богов нужны.
— Наслушался сказок, — усмехнулся Прут. — Их Старшие специально понапридумывали — мол, коблитты детей похищают и живьём съедают, — чтобы глупая малышня за границы становища не разбредалась. А ты и уши развесил. Ещё нам сказку про троглов горных расскажи.
— Горные троглы не сказка, — очень серьёзно заявил Торк. — Мне бабушка рассказывала, что, когда совсем юной была, попала как-то в горы. И там собственными глазами одного трогла видела. Здоровенного такого и волосатого.
— Похоже, бабка твоя вдоволь на трогла-то насмотрелась, — хихикнул Сунай. Теперь понятно, в кого ты такой огромный и лохматый.
— Прут, а ну-ка, — здоровяк пихнул парня в бок, — стукани там за меня этому болтуну по лбу. А то мне самому подниматься лень.
— Легко, — отказать в такой просьбе другу Прут не посмел и попытался лупануть по Сунаю кулаком. Да только не дотянулся: хитрец шустро откатился от него подальше и ехидно захихикал.
— И про коблиттов это ничего не сказки, — нахмурился Плинто. — Старый Меруто сказал, на днях коротышки большим отрядом, рук в двадцать, на становище Красных Волков напали. Так от рода почти и не осталось никого.
— А мы тебе для охраны, значит, нужны? — поинтересовался Торк, приподнимая голову и глядя на посмурневшего парня. — Думаешь, мы тебя от серых спасти сумеем?
— Думаю, большой отряд мы сами заметим и спрячемся, — повернулся к нему Плинто. — Или убежим. А если серых мало будет, они на нас и напасть не решатся.
— Конечно, — гоготнул Сунай, — они лишь Торка увидят, сами перепугаются насмерть, что тот их сожрёт и даже косточек не оставит!
Прут прыснул в кулак, а здоровяк Торк, нащупав рукой камень, не глядя швырнул его прямо через Прута в сторону ехидного насмешника:
— Трепло!
— Ой! — Надо же, попал.
— Так и скажи, — в голосе Торка явно слышалось довольство собственной меткостью, — что сам серых испугался и потому на холмы идти не хочешь.
— Чего мне их пугаться? — удивился Сунай.
— И действительно, — здоровяк, ухмыляясь, нащупал ещё камень и вновь запустил его в приятеля (правда, на этот раз не попал), — чего тебе бояться, ты же так быстро бегаешь, что ни один серый тебя не догонит!
— Это когда это я от опасностей бегал? — возмутился Сунай.
Это да. Так-то он первый задира в становище. Ему и с ребятами постарше не в страх в драку ввязаться.
— Просто не понимаю я, какой нам интерес с этим замухрышкой в холмы тащиться? — продолжал он. — Что мы, здесь себе дел поинтереснее не найдём?
— А я не только себе трав наберу, — вскинулся Плинто. — Я и на вас на всех успею собрать, если вы меня проводите. Вы же знаете, природа края — у Меруто самый любимый предмет после истории. И оценка по нему в общий зачёт идёт. Вам же лучше будет.
— Меня в первень мой брат Пеко с собой на охоту берёт, — почесал бок Прут. — Я могу и там себе всякой травы набрать.
— А ты прямо знаешь, какую нужно искать? — удивился Торк.
— Нет, — подумав, признался здоровяку Прут, — понятия не имею.
— Тогда как же ты её наберёшь? — улыбнулся Плинто, видать, чувствуя, что его замысел очень близок к осуществлению. — А пойдёте со мной — прогуляетесь немного, зато сдадите задание в самом лучшем виде. Даже девчонкам нос утрёте. Они-то в холмы точно не сунутся.
— А я, пожалуй, прогуляюсь, — стал подниматься с земли Торк. — Вы идёте или всё же испугались?
— Да идём, идём, — махнул рукой Прут. Хорошая оценка в канун переходных испытаний ещё никому не повредила. Особенно если по другим предметам оценки не очень, чтобы очень. Завалят испытания, и не станут большаками. Придётся год ещё в мальках ходить. Вот где позорище будет. — Нужно только перекусить что-нибудь перед уходом.
Он принялся одеваться. В полотняную рубаху влез легко. А вот со штанами из тонкой кожи рогача пришлось повозиться: натягивать их на всё ещё мокрые ноги было тяжеловато. Хорошенько отжав килт, расправил его поверх штанов. Впихнул ноги в башмаки. Всё, можно домой поспешать. И даже нужно, если уж они решили так далеко прогуляться.
Ветер, что со стороны становища дул, уже принёс запах дыма и еды. Это бабки-мамки вовсю готовкой занялись. Скоро, значит, взрослые орки вернутся, кто с пастбища, кто с охоты, — могут ребят и не отпустить. Да и время уже за полдень перевалило. Если не поторопиться, возвращаться совсем уже по темноте придётся. А за такие поздние прогулки от Старших, если прознают, можно и огрести по самое не балуй. Прут с друзьями хоть и не малышня совсем, но ночные правила на них, как на мальков, тоже распространяются, пока Испытание не пройдут.
Так что по пути до становища договорились, где встретятся, и разбежались по своим шатрам.
