Мир кошмаров и приключений

Лейтенант Джон Ридс внимательно осматривал место аварии кроссовера «Ниссан», оцепленное местной японской полицией. Он был полицейским по обмену из убойного отдела, но будучи крайне любопытным, совал свой нос почти во все происшествия в небольшой префектуре. Начальство его интерес не ограничивало. Наоборот, японцы сами предлагали ему интересные, по их мнению, дела. Вот и сейчас, в два часа ночи, ему позвонил Шичиро - хороший знакомый, работавший фотографом в автомобильной инспекции.

- Джон, авария на дороге и ещё кое-что! – голос собеседника был явно взволнованным.

Через двадцать минут Ридс был на месте. Сначала он не понял, ради чего Шичиро выдернул его посреди ночи из постели, но фотограф ткнул пальцем в развороченную дверцу изуродованного «Ниссана», лежащую отдельно от превратившегося в груду металлолома автомобиля. Под светом аварийных вышек хорошо были видны глубокие параллельные борозды на дверце. Словно чья-то когтистая лапа на несколько миллиметров пропорола металл.

Ридс осмотрелся. Разбитый автомобиль был единственным на идеально ровной дороге. Не считая трёх патрульных машин из префектуры Фукусимы и жалобно повизгивающей сиреной реанимационной машины. Работы для медиков, впрочем, не было. По всей видимости, «Ниссан» на большой скорости врезался в скалу, вплотную подходящую к дороге. С другой стороны дороги отвесно вниз уходил пятидесятиметровый обрыв с журчащей мелкой речушкой. Внутри покореженного автомобиля было два тела, прижатых подушками безопасности и …безголовых. Весь салон изнутри автомобиля оказался буквально залитым кровью, что было неудивительно, ввиду характера травм.

Джон поежился и взглянул на задние сиденья, но голов погибших не было и там.

- Их нет… - послышался сзади голос Шичиро, - патрульные прочесали всё на сотню метров до места аварии и дальше!

- Может, улетели в реку, - неуверенно предположил Джон и смущенно добавил, - обе.

Шичиро отрицательно покачал головой и рассказал Ридсу историю о том, как год назад его также вызывали фотографировать погибшего в этих горах велосипедиста. Тоже без головы.

- Можно предположить, что что-то ударилось о машину, и она, потеряв управление, врезалась в скалу, - в их разговор вмешался эксперт Изаму, двоюродный брат Шичиро.

- Возможно, крупное дикое животное? – предположил Шичиро.

- А головы? И какое животное может сбить с дороги полуторатонный автомобиль? Здесь крупнее волка ничего не водится! – возмутился американец.

- Ёкай. А точнее злой дух тэнгу, - уверенно заявил Изаму, - но мне никто не верит. А я видел его однажды в горах.

Полицейские начали отчаянно спорить и Джон отошел от них выкурить сигарету. Шичиро не переносил табачного запаха. Ридс посмеивался в свои роскошные усы над суеверием японцев, которые видели злых духов чуть ли не в каждой вещи. С наслаждением затянувшись сигаретой, он поднял глаза к вершине скалы и обмер. На фоне звёздного неба и полной луны отчётливым силуэтом вырисовывалось нечто, напоминающее человека, но с неестественно вытянутой головой. Затем, чёрный силуэт взмахнул крыльями и растворился в темноте. Недокуренная сигарета выпала из открытого рта американца.

Не желая верить своим глазам, охваченный непреодолимым страхом, Ридс бросился назад, к патрульным. Медики уже уехали, а залитые пеной обломки кроссовера осторожно грузили на эвакуатор. Джон поискал глазами Шичиро, но того уже не было, как и Изаму. Остальных полицейских он не знал, да и по-японски понимал ещё не совсем хорошо. Решив утром взять фотографии у друга и подробно изучить дело, он побрел к своей машине. На его удивление, старенькая "Тойота", за три месяца ни разу его не подводившая, заводиться не захотела. Сверкнув оранжевой мигалкой, эвакуатор скрылся за поворотом. На месте катастрофы остались лишь одна патрульная машина и машина Джона.

- Чёртова железяка! – выругался он и хватил кулаком по панели, снова поворачивая ключ. Машина завелась, дёрнулась и заглохла. Трясущимися пальцами Джон вытащил сигарету из пачки и вышел из машины. В ту же секунду, полицейскую машину, стоящую почти рядом, сотряс тяжелый удар, вмявший часть крыши. Далее события развивались стремительно и невероятно.

Ошеломлённые патрульные выскочили из покореженной машины, озираясь, и почти мгновенно погибли под ударами чего-то жестокого, тяжелого и мощного. Удар, свист – и очередное безголовое тело падает к стойке оставшейся осветительной вышки. Люди в панике вопили, метались, но не пытались сопротивляться крылатой обезьяноподобной безжалостной твари, махавшей чем-то острым и прижавшей лапой к дороге одного из попытавшихся бежать.

Когда чудовище снимало голову с последнего полицейского, Джон немного пришёл в себя и выхватил свой «Глок-19». Тяжёлые девятимиллиметровые пули только высекли искры, рикошетя от монстра. Тот расправился с последним полицейским и повернулся к Ридсу.

Пламенеющий взгляд заставил американца выпустить пистолет из рук и опуститься на колени. Джон хотел бежать, но даже не мог встать на ноги и с ужасом наблюдал, как демон аккуратно складывает головы полицейских в увесистый ящик, расписанный незнакомыми иероглифами.

В одной из жертв он узнал Хиоми, совсем молодого парня, новенького "копа". Джону показалось, что он сходит с ума, когда, закончив с Хиоми, монстр направился к нему. В свете вышки его можно было хорошо рассмотреть.

В полтора человеческих роста, с необъятной грудью, вытянутой мордой, заканчивающейся подобием загнутого клюва, чудовище походило комплекцией на одного из борцов сумо. За спиной болтались небольшие крылья – непонятно, как они поднимали тварь в воздух. Впрочем, необъяснимой была вся ситуация, и больше всего Джон жаждал сейчас проснуться в своей постели и, придя утром на работу, вместе с коллегами посмеяться над своим дурным сном.

До Ридса твари оставалось пройти три шага, когда яркий свет фар выхватил обоих, и тяжёлый полицейский джип снёс неминуемую смерть американца. Монстра отшвырнуло за дорожное ограждение, в темноту, вниз. Раздался плеск воды и ужасный вой.

- Джон, вставай! Надо уезжать! – Изаму бегло взглянул на погибших полицейских и оторопел. Этим помощь уже была не нужна.

Пришедший в себя американец запихнул Изаму в машину и сам сел за руль. Взвизгнув шинами, джип сорвался с места.

- Не в город! – Изаму тяжело дышал от страха и закашлялся, судорожно ища свой спрей от астмы в бардачке автомобиля. - Прямо по дороге и второй поворот в горы. Дорога плохая, но мы проедем.

- Куда это? – спросил Джон.

- К моему деду Тэкэо, - уже более спокойно сказал японец, справившись с приступом, - может быть, он подскажет, как справиться с тэнгу, и почему он явился. Духи гор просто так не нападают. Их разозлили.

В другой раз Джон сказал бы что-нибудь колкое о суеверии, но не сегодня. Он молча следовал указаниям Изаму, говорившего, где нужно свернуть и с какой скоростью ехать по неровной каменистой дороге.

- Долго ещё? – спросил Джон через полчаса прыганья машины по валунам и ухабам.

- Почти приехали.

- Не помню на карте тут вообще дороги и поселений, - пожаловался Ридс. Он вдруг побелел и охрипшим голосом спросил:

- Шичиро не говорил, что у вас родственники в горах. Где твой значок, Изаму? Как ты узнал, что я не уехал оттуда?

Лицо сидящего рядом полицейского стало жутко вытягиваться, быстро изменилось и тело, разрывая полицейскую форму. Неимоверно сильная рука сдавила шею Джона, и тот потерял сознание. Очнулся он, когда тэнгу без малейших усилий тащил его за шиворот по камням к подножию грибообразной горы.

- Почему ты меня спас там? – задыхаясь от сдавившей горло куртки, спросил Ридс.

- Ты моя добыча. Твоя голова - это дар моему господину, - последовал полностью лишенный эмоций ответ.

Вдали, в прорехе между скалами, небо начало сереть. Американец мысленно молился, чтобы с рассветом зло оставило его в покое. Напрасно. Его втащили через узкое отверстие в пещеру и поволокли вверх между освещёнными свечами колоннадами и арками. Десятки и сотни таких же тварей наблюдали, как помятого и исцарапанного человека за шиворот тащат к кому-то большому, наводящему волны ужаса.

- Тэкэо, хозяин. Я доставил иноземца, - с этими словами демон поставил Джона на колени перед своим господином.

Тот привстал со своего ложа. Большой и очень старый. Каменная кожа и морщинистое чудовищное лицо. Он в упор посмотрел на Ридса. Джон почувствовал, как его душа медленно отделяется от тела. Невыносимое ощущение, невыносимая боль. Но вдруг тэнгу остановился:

- Подождём восход, - Тэкэо, повернулся к жертве спиной, демонстрируя мощные, сложенные крылья и шипастый гребень вдоль позвоночника. Монстр переваливался с ноги на ногу, с трудом передвигая свое грузное тело. Затем снова обернулся к пленнику.

- Зачем? – прохрипел американец.

- Твоя голова украсит Пирамиду Возмездия и земля содрогнётся. Морские духи обрушатся на ваши города. Но ты не умрёшь. В тебе будет жизнь, ты всё увидишь. И будешь видеть, пока ветер не иссушит твои глаза. Мне так хочется. Приступайте!

- Неееет! Не надо! – заорал американец, прочитав безжалостный приговор в красных глазах тэнгу.

Две твари помельче, но абсолютно идентичные Тэкэо, потащили Джона к круглому камню с засохшими бурыми потеками. Через секунду Ридс испытал дикую боль, чувствуя как его голова медленно отделяется от тела. Он видел, как какие-то существа, напоминающие собак, утащили его безголовое туловище вниз, в тёмные провалы. Оттуда раздалось чавканье. Видимо, лакомились его останками…

Ранним утром мощное землетрясение сотрясло префектуру Фукусима. Десятиметровое цунами поднялось в океане и обрушилось на побережье. Со священной горы на катастрофу, происходящую внизу, с ужасом взирало растянутое в безмолвном крике лицо Джона Ридса, американского полицейского…

Автор: Дмитрий Чепиков https://proza.ru/avtor/nadezda8211

Всё давало о себе знать . Сначала завгар Семёныч  уговорил Герасима уехать в среду вечером на погрузку в орловскую глубинку на Филозовский  крахмальный заводик, а после разгрузиться в Ленинграде  с условием - сразу с  рейса  в отпуск. И тысяча километров почти без сна – так не хотел оставаться в незнакомом городе на все выходные, и потому выжимал из повидавшего на своём веку МАЗ 500 всё на что тот был способен...
В нервотрёпке прошла пятница. С трудом нашёл дорогу к 16 –й линии Васильевского острова и склады Ленхимпрома на ней, потом долго увещевал ярко накрашенную тётку в лиловом парике и с растопыренными от многочисленных колец и перстней пальцами.Та водителю  твердила, мол всё – закрываемся. Уговорил таки за «пятёрку», позвала та из глубин базы ватагу бичеватых грузчиков , и те в двадцать минут выкинули из кузова МАЗа  все восемь тонн крахмала, неприминув  «вытянуть» с Герыча  ещё «трояк» - за переработку. Любоваться красотами Ленинграда просто не было времени, переехал Неву – и ходу :  обещал Татьяне в эту поездку вернуться хотя бы ко вторнику,  в среду их ждали билеты на поезд в Лазаревское. И вот всё позади, и вечерний город смотрит вслед порожнему МАЗу переливами уличных огней. Миновал Московскую Славянку , пост ДПС и вновь – прямая с плящущими пятнами фар, а в зеркалах красные огоньки машин спешащих навстречу тлеющему июньскому закату. И накатывается тяжёлая, местами сбивающая с толку полудрёма, когда вроде бы и видишь всё вокруг, а мысли твои едут если не в обратную сторону, то уж точно не в этой кабине. Так хотелось спать…

Герыч понимал – долго так не может продолжаться, надо просто отдохнуть - да плюнь ты на эти сроки! И ты не заводной  Буратино, чтоб рулить без остановки. Да, да – всё верно ,  надо где то прислониться к обочине - найти только место поприличнее. Уже «на автомате» Герасим стал притормаживать, увидев свет бесполезных в белёсом небе фонарей над придорожной столовой и рядами угомонившихся грузовиков. Проплыло перед глазами название посёлка – «Мясной Бор», последние вспышки сознания дали команду рукам выключить мотор, тело само сползло на сиденье не дотянув до спальника, а через полуоткрытое стекло донеслось до слуха перекаты грома далёкой грозы; или это кто то запустил дизель; или это неуклюже ворочался чтоб улечься поудобней воспалённый мозг в усталой голове …

Глаза ещё спали и открываться не хотели. Но кто-то настойчиво толкал Герасима в плечо и не думал остановиться. Распрямляя затёкшую спину, Герасим двинул плечом и скинул назойливую руку, но глаз не открыл. Чем видимо и разгневал побудчика.

- Ну, боец, проснись что ли ! – женский голос прозвучал требовательно и грубо, - заводи свою шарманку – едем !

Одним, а затем и вторым глазом Герыч попытался разглядеть эту наглую бабу, что так беспардонно лишила его покоя.

Но это была не баба, то есть - не совсем баба. В проёме открытой двери окутанная полумраком маячила фигура женщины-солдата : по крайней мере пилотку, гимнастёрку с петлицами и сумку через плечо на ней Герыч рассмотрел. И вокруг все пространство между машинами было забито народом – такими же солдатами, в пилотках, касках и даже зимних шапках; в гимнастёрка и шинелях, или просто ватниках – всё это беспокойное море людей двигалось непрерывно. И слова и разговор каждого , единясь с топотом ног, рычанием моторов и даже ржанием лошадей, сдобренное каким то звяканием и бренчанием металла о металл, перемежался криками и стонами, сливались в один мощный гул накрывший этот людской поток, и только рокот далёкой грозы временами заглушал его.

«Черти меня съели!», - обмер было Герыч ,но дальше подумать уже не успел. Со всех сторон хлестанул вал грохота и вони – что так может смердить? – под которым и был погребён так ничего доселе и не сумевший понять мозг Герасима…

Опять перед глазами дорога – или если только так можно назвать то что от неё осталось. Перетёртая, перекаченная, перегрызенная мириадами сапог, ботинок, копыт, колёс и траков гусениц, сдобренная всякой дрянью - какими то хламом, обрывками одежды, кусками досок и проволоки, конским навозом и соломой,колёсами с разбитых телег, и –Герыч готов был поклясться – несколькими телами людей так вбитых , втоптанных в землю, что только их очертания могли прояснить ,ЧТО это было .

Грузовик скрипя и погромыхивая всеми частями по неровностям жердевых настилов через рытвины пробирался навстречу утренней заре. Дорога шла под гору , и чтоб не уткнуться во впереди ползущую повозку Герасим изо всех сил жал на тугую педаль тормоза, заодно вытягивая рукоять «ручника»,слабо помогавшего, но вселявшего некую уверенность в конечном результате. Женщина его разбудившая сидела справа спиной к двери, и держала на весу перевязанную всякими немыслимыми тряпками руку пожилого, постоянно заваливающегося назад дядьки с комками грязи в седом спутанном чубе волос. Мужику было совсем плохо, но видимо притерпевшись он покряхтывал только когда машину уж очень сильно подбрасывало. В такие моменты сзади, из кузова доносились стоны, крики и ругательства в адрес водителя. Женщина лишь с укоризной поглядывала на Герыча, продолжая придерживать раненого.

Понемногу светлело за окном. Можно было разглядеть бредущие рядом с машиной почти вровень фигуры людей. Не замечая лиц Герасим слышал их шаги, слова разговоров и команд иногда заглушались – но теперь то уж точно понятно каким громом – звуком недалёких разрывов и стрельбы. Канонада переваливаясь через людской поток, многократно отражалась от стены леса слева и вязла в тумане над рекой .

Недоглядев, Герасим съехал в глубокую рытвину,машину сильно качнуло. Герыч вполголоса помянул все дороги России.

Дядька вдруг размежил веки и глянул на Герасима. Его хрипловатый басок никак не вязался с тщедушным телом.

- Ты , чаю, земляк мне, - с трудом проговаривая слова, поведал

он, - сознайся - тко: орловский будешь?

- Да, да, батя – Герыча поразила проницательность старика,-

орловский и есть, с Верховья .

- А я с Дроскова, – слыхал небось?

- Да как не слыхал – жена моя с Покровского, а мать в Хаустово у неё живёт, Рая Васильевна…

Часто дыша и прерываясь дед поведал:

- Девку мне Феля... родила аккурат под Крещенье.... в прошлый год, тож... Раиской нарекли, в честь мамани моей…Морозы самые, а она родить…Да как справно разрешилась то… На праздники кумовья приходили – сама всё стряпала… и за детвой успевала ходить… Четверо их у меня, даром что три девки… то-то веселье было… Ох, где кто сейчас - не сообразить на раз…

Герасим ещё раз оглядел раненого. Гляди- ко дед прыткий! – женке девку подарил, не смотри что не в теле – зато виден в деле !

Женщина тоже сквозь маету прислушивалась к разговору, и – как бы услышав мысли Герки – улыбнулась. Потрескавшиеся, поблёкшие губы её ещё хранили былую улыбку когда было отвлёкшийся Герыч резко ударил по тормозу. Машина, грохнув карданом, стала. Впереди с повозки сползали люди и помогали выбраться тем кто лежал на её дне. Матерясь и подвывая начали выгружаться и с Геркиной машины.

- Добрый у тебя агрегат. Большой тока дюже… Трофейная небось?- дед стал неуклюже выбираться, задел руку и зарычал от боли.

Женщина помогая выбраться дядьке, поглядела на Герку пристально .

– Давай- ка выруливай в обратку, сейчас за новой партией двинем – приказала ,  - я бойцов только до переправы провожу.

- Ты паря, если что, будешь в наших краях… найди Винокурову Фелицату... хата наша третья с краю .... по большаку на Башкатово …спросишь, тебе всякий укажет, – дед задохнувшись зашатался ,и санинструктор подхватила его под плечи, - а я уж не жилец вестимо....  нутро всё горит, как обвареное… Кланяйся им…

Шедший мимо кавалерист подставил своё плечо и они вдвоём поволокли дядьку в сторону реки. 

Навстречу, из под горки поднимался командир с пятёркой бойцов , винтовки со штыками были закинуты за спину, в руках у каждого – по ящику. Командир под мышкой нёс два патронных цинка, правой рукой опираясь на суковатую палку.

- Слышь, конница, - окликнул он кавалериста,- ты не 19 – ой кавдивизии, не слышал где они сейчас?

- Нет, товарищ политрук, мы с 87-ой, а 19 –я с 46-й стрелковой вместе выходят. Только где они сейчас - не могу знать.

- Понятно,  - политрук остановился, стали и его бойцы. Он, жестом показав на МАЗ, добавил, - грузитесь!

Ящики, цинки и солдаты перекочевали в кузов, политрук чертыхаясь забрался в кабину.

- Чьего хозяйства машина, капитана Белорецкого?  Что не по форме одет, боец?  Какого рожна личное оружие  валяется?!

Герасим было хотел что то придумать в ответ, только в кабину уже забиралась санинструктор, и сильно ударившись коленом об изгиб двери быстро что то запричитала, потирая ушибленное ладонью.

Она посмотрела на Герасима, в глазах стояли слёзы. Больно. Но в обращении к комиссару голос её не выдал.

- Машина перевозит раненых, товарищ политрук. И если вы…

- Не стоит переживать, товарищ санинструктор, у нас своё задание и машина нам только добраться до Захарьино  ,- тут  политрук указал на Герасима, - водитель то ваш прямо партизан - ни Родины ,ни флага…

- Вы, товарищ политрук, представьте себе положение людей с зимы не знавших что такое нормальный сон и еда ,не говоря уже про баню. Многие одеты в мундиры снятые с убитых немцев,не говоря уже об обуви и я не знаю…

- Будет вам, сержант, не горячитесь. Водитель – вперёд!

МАЗ тронул в гору, Герасим уворачиваясь от катящихся под уклон повозок и машин, вывел автомобиль на дорогу. Двигались быстро, ловко опережая одиноких всадников и пеших воинов – вся масса людей двигалась навстречу и невольно сторонилась громадины МАЗа. Политрук посматривая по сторонам, не упускал возможности глянуть на сержанта - его завораживало заманчивые движения груди женщины, особенно на резких ухабах. Та чувствовала взгляд, но виду не подавала.

Свет утренней зорьки всё больше открывал пространство вокруг.

Только дымка серым шарфом укутывала верхушки деревьев; сползая ближе к реке, туман становился плотнее и ниже – уже задевая головы идущих к переправе людей на берегу, над водой начинал клубиться и прятать в себя многочисленные плоты и плотики, лодки и шаланды уносившие истерзанные, обескровленные остатки 2 –ой Ударной армии на спасительный правый берег Волхова.

- Хоть бы подержался туман подоле, «юнкерсы» вчера весь вечер нам покоя не давали,- политрук оглядел небо и нерадостно подвёл итог,-светает…

Они сошли на повороте у Захарьино, солдаты вновь разобрали меж собой ящики и гуськом потянулись за прихрамывающим командиром, который зажав подмышкой тяжёлые цинки, ходко направился вдоль реки. Герыч ещё некоторое время видел их, затем потерял.

Ехали молча. Голова Герасима разламывалась от тысячи вопросов, на кои не находилось хоть какого-нибудь вразумительного ответа.

«Что вообще происходит? – яростно щипая незаметно себя за ухо думал он,- какой политрук, какие «юнкерсы», кто все эти люди?» И не в силах как то прояснить всё это тупо крутил баранку трясясь всем телом - то ли от утреннего холода, то ли от жердей лежнёвки под колёсами, то ли от накатывающей изнутри ледяной жути.

Гром постепенно приближался. Уже ясно был слышен звук выстрелов, посылающих смертоносный металл на головы солдат и гражданских ,отступающих по узкой лесной просеке, устланной срубленными деревьями, по колено в болотной жиже, неся на руках раненых и остатки вооружения. Голод и жажда валили с ног, но остановиться означало – умереть. И уже не обращая внимание на разрывы мин, свист пуль и осколков, щепу и ветки ими срубленные с деревьев и осыпавшие головы людей, предсмертные хрипы умиравших армия шла из окружения. Многим не суждено пройти этот отрезок пути, не каждому судьба даст шанс выйти из залитого огнём, водой и кровью Замошского леса, не все бойцы некогда мощной 2 - ой Ударной увидят спасительный для них берег Волхова. А воинам по пояс в болотной гнили отбивавшимся от немцев, рвавшихся закрыть спасительный коридор, захлопнуть капкан для тысяч солдат Красной Армии, и вовсе не оставило выбора- жизнь или смерть. И бойня продолжалась…

Герасим уже видел через редкие стволы деревьев поле и деревню, когда шурша и сшибая верхушки сосенок, над головами прошли снаряды. Потом ещё, ещё и ещё. И горе было тем кто не успел перейти открытое пространство – свет ещё невидимого солнца предательски открыл взору врага серую змею – людской поток пересекающий поле. И начался ад, ад для живых на земле…

- Стой!- сержант выскочила из ещё не успевшего остановится автомобиля.- Разворачивайся и стань вон там , - пытаясь перекричать треск лопающегося от разрывов неба, показала она на полянку перед опушкой. Сама же уворачиваясь от бегущих, бросилась к ползущему на коленях солдату, одной рукой опиравшемуся на винтовку; вместо другой руки - лохмотья окровавленного рукава. Герыч сдал задом в кусты- перед капотом бежали, брели ,ползли люди – сплошной поток из людских тел. Хотел выскочить из кабины, но ручка дёргаясь в ладони хвостом огромной ящерицы двери не открывала. Уже налегая всем телом на железо услышал свист рвущий душу на лоскутки. Вспышка, - и тишина…

Мозг ещё хранил смертельную боль от контраста огня и тьмы, глаза его открылись – тишина… И внезапный треск,адский грохот накрыл, смял, затолкал в промежутки между сидениями непослушное тело Герыча. «Смерть - подумал он,- всё, отпрыгал своё». Только боли не было, как не было и ощущения своего « Я». Равнодушно он оглядывал обшивку потолка кабины, непрекращающиеся отражения вспышек и их отражения в стёклах резали глаза. И шум, похожий на бесконечный шум моря топил слух, забивал пространство вокруг, стал единственным звуком на этом клочке Земли. Шум падающей с неба воды. Шел ливень…

Герасим долго не мог побороть желание не закрывать глаза – сразу перед взором возникала людская река - люди шли и шли, и конца- краю не было тому движению.

Постепенно картинка видения стала затуманиваться, терять очертания, виделась какой-то движущейся поверхностью – будто кипящая каша в кастрюле. Прошло всё почти перед самым домом – Герасим уже не вглядывался с тревогой в темноту дороги приподнятую светом фар, уже спокойно мог прикрыть глаза на коротких стоянках. Видение его оставило…

Через месяц, после отдыха на море, Герыч уже со сехом рассказывал свой сон сидя в красном углу тёщиной хаты, уплетая гречневые блины с постным маслом посыпанные сахаром. Танюшка улыбаясь смотрела как муж лакомится любимым угощением, которое Раиса Васильевна только для зятя специально готовила. Женщина вынимала очередной блинок, когда Герка упомянул о раненом в его кабине. Странный звук заставил молодых обернуться в её сторону.

Не отрывая взгляд от стены, тёща шептала что то и мелко - мелко крестилась.

Герасим глянул куда пустым взором смотрела она – и его затрясло. Со стены в простенькой деревянной рамочке, в окружении разных фотографий вставленных под одно стекло смотрел на всех пожилой мужичок с весёлыми глазами и седым чубом волос…

Моё(с)

- Слышь, Валер, а здесь сомы водятся? - спросил Семён.

Валера бросил окурок в воду, сплюнул и мотнул головой:

- Не! А что?

- Да так! - махнул рукой Семён. Солнце уже нырнуло за кромку леса на высоком правом берегу и сразу стало заметно прохладнее.

- Блин, не в ту протоку вошли! - сказал Валера.

Эту фразу он произносил уже в третий раз, поэтому Семён промолчал. Ну, не в ту и не в ту - что ж теперь поделаешь?! Всё равно бензина почти не осталось, так что остаётся покорно ждать, пока река сама не принесёт лодку в село. Зато каких они хариусов наловили - во!

- Ночью только дома будем! - досадовал Валера.

Семён свесился с борта и принялся глядеть в воду. Глубина реки на этом участке превышала два метра, но вода была столь прозрачной, что отчётливо были видны неправильной формы камни, пряди водорослей и топляки, лежащие на дне со времён лесосплава. Спустя минут пять или десять Семён увидел нечто большое, вытянутой формы, что вполне можно было бы принять за бревно, если бы оно не двигалось поперёк русла.

- Слышь, Валер, я, эт самое, кажись, опять сома видел!

- Задрал ты со своими сомами! - отмахнулся Валера. - Какие тут, нахер, сомы?!

- Ну, может, и не сом, - засомневался Семён. - Но какая-то здоровая рыба. Очень здоровая. Больше нашей лодки.

- Не гони! - Валера скривился. Он откинулся на борт лодки и закрыл глаза, дав понять, что разговор его утомил. Семён перестал пялиться в воду и перевёл взор на проплывающие мимо почти отвесные, отшлифованные ветром и временем, скалы. На скалах жались берёзки, а там, где камень разрывали трещины, мало-мальски наполненные почвой, торчали кривые ели, цепляясь за склоны щупальцеподобными корнями.

Берега казались безжизненными, но Семён вспомнил, что если каким-то чудом найти тропку меж утёсами, то там, за стеной леса, будет деревенька староверов. Староверы эти изредка наведывались в село, делали кое-какие покупки: крупу, немудрёную одежду, разные мелочи. Они никогда не приводили с собой детей, и в сельской школе их дети тоже не учились. Укладом жизни староверов Семён не особо интересовался, однако, в детстве спрашивал у матери, почему, мол, их так называют - староверы? А мать лишь пожимала плечами и говорила, что все всегда их так звали. Ещё Семён припомнил, как бабушка, пока была жива, несколько раз говорила, что неправильные это староверы: настоящие-то, дескать, с бородами должны быть, а у этих и лица, и головы гладко выбриты. И ещё говорила, что настоящих староверов зовут кержаками, а эти, может, и не староверы вовсе, а бог знает кто...

А еще в селе удивлялись, что деревня стоит в таком неудобном месте - к реке выход неудобный. Пару вёрст выше по течению или пару вёрст ниже (где берега пологие) и - вот она река: тут тебе и вода, и рыба, и, самое главное, добраться можно куда угодно, была бы лодка, а они вглубь леса забрались, подальше ото всех. Впрочем, говорили, что прямо под их деревней есть огромная пещера, а в ней -- озеро. Озеро то соединяется под землёй с рекой, и вся крупная рыба из реки в озеро уходит -- лови не хочу! Кое-кто рассказывал, что деревенские даже мертвецов своих не хоронят, а прямо в озеро и бросают, чтоб рыба жирнее была. Впрочем, этим байкам мало кто верил. Но вообще-то в пещере и впрямь какая-то загадка была: года два тому назад приезжали дайверы из облцентра пещеру исследовать. Прошли вверх по реке вдоль их посёлка на трёх здоровенных надувных лодках, гружёных баллонами, компрессорами, гидрокостюмами и прочими дайверскими штучками. А вот как они назад возвращались - никто не видел. Может и не вернулись вовсе, а сгинули там, в пещере под деревней?

Семён иногда задумывался: каково это - жить, зная, что под тобой пустота? Размышляя, Семён слишком поздно увидел, что протоку перегораживают стволы упавших деревьев. Стволы были весьма сучковатые, и лодку несло, разумеется, прямёхонько на эти сучья.

- Валера! Валера! - завопил Семён. - Затор! Задремавший было Валера вскочил, пару секунд непонимающе глядел на товарища, затем бросил взгляд по курсу лодки и заматерился. Когда он схватился за вёсла, было уже поздно: правым бортом лодку бросило на здоровенную ель и заклинило меж ветвей.

- Фух! Слава богу, резину не проткнуло! - заметил Семён. Валера молча сплюнул и взялся изучать неожиданное препятствие.

- Слышь, Сёма, - сказал он, - а эта херовина специально тут поставлена! Видишь, как стволы друг с дружкой сцеплены? Бля бу, у них там сеть! Давай-ка проверим! Он снял вылинявшую камуфляжную куртку и, оставшись в футболке, погрузил руку по локоть в воду и принялся шарить ей под стволом, надеясь ухватить край сети.

- Ну? - спросил Семён. - Подержи-ка меня - я поглубже поищу! Семён ухватил приятеля за ремень, а тот свесился с борта так низко, что почти касался воды ухом. Судя по всему, попытки Валеры найти чужую сеть и поживиться на дармовщинку не имели успеха.

- Не, ни хера! - с горечью сказал он и вдруг замер.

- Что, нашёл? - с надеждой спросил Семён. Валера не ответил. Семён легонько потянул его на себя, но тот словно разом набрал пару пудов лишнего веса.

- Сёма-а! - заголосил вдругВалера. - Сёма, тащи меня! Тащи меня скорее! МЕНЯ, БЛИН, КТО-ТО ДЕРЖИТ!

Семён удвоил усилия, но приятель вдруг заорал нечеловеческим голосом, а потом резко выпрямился. Семён отлетел назад, ударился головой о рукоятку мотора, от боли зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел ужасающую картину: у Валеры не было левой руки. Точнее, она была, но только до середины предплечья, а ниже, там, где должна быть кисть, торчало что-то уродливое, какие-то красные мокрые лохмотья. Что-то (или кто-то) грубо, будто топором или тупым тесаком, срезало с руки плоть. Вся лодка была залита кровью, обильно льющейся из раны. Сам Валера, не отводя глаз от изуродованной руки, раскачивался взад-вперёд и тянул на одной ноте нечто среднее между "э-э-э" и "ы-ы-ы". Семёну стало дурно. Он почувствовал, как по телу разливается слабость, подкатывает тошнота и пот выступает изо всех пор. Но в следующее мгновение накатил страх, махом прогнав всякую дурноту.

"Главное - не паниковать!" - решил Семён.

В первую очередь надо перевязать рану. Аптечки в лодке, разумеется, не было, поэтому Семён стащил рубаху и, собрав в кулак волю, взялся неумело обматывать ею культю. Он весь перепачкался кровью, но, завязав рукава узлом и как следует затянув его, остался вполне доволен. По крайней мере, кровотечение удалось остановить. Во время процедуры Валера оставался совершенно безучастен, по-прежнему раскачиваясь и подвывая. Хорошо хоть не мешал! Далее следовало добраться до берега. Семён вытащил весло из уключины и взялся отталкиваться им от ствола ели, намереваясь освободиться из плена. После изрядных усилий ему это удалось, и он потянул лодку к берегу, перехватываясь за ветки.

Когда до прибрежных зарослей рдеста оставались считанные метры, в днище лодки что-то ударило. Поначалу Семён не придал этому значения, но удар повторился - на сей раз в левый борт - и был такой силы, что загудела туго натянутая резина. Семён замер. В какой-то момент ему показалось, что он видит метнувшуюся под ствол ели гигантскую рыбину, ту самую, что он видел часом раньше.

Может, всё-таки здесь есть сомы? Ладно, сом или не сом, а надо действовать дальше. Ещё бы Валера на нервы не капал, а то и так тошно... Сидит и скулит, как дитё...

- Валер, ты, эт самое, заткнись уже, а?! - выкрикнул Семён. - Живой ведь, ё-моё!

Приятель его не слышал. Семён зло сплюнул, схватил весло и принялся ожесточённо им работать. Ещё чуть-чуть - и можно будет спрыгнуть в воду, раскатав голенища резиновых сапог... По толстой резине днища что-то скребнуло, и тотчас у самого борта над водой показалась здоровенная чёрная спина, покрытая то ли чешуями, то ли наростами. Мощное вытянутое тело двигалось быстро и плавно. Это было настолько неожиданно, что, не задумываясь, Семён со всей силы двинул по спине неведомого существа ребром весла. Аж руки отбил. Монстр словно был готов к нападению. Он нырнул, в долю секунды извернулся под водой и вынырнул вновь. На поверхности показалась безобразная круглая голова, вооружённая какими-то острыми отростками, которые тут же впились в борт лодки.

Туго натянутая резина громко треснула, из лодки, гудя, начал выходить воздух, корма просела, и Семён с Валерой, не удержав равновесия, повалились в реку. Холодная ванна вывела Валеру из состояния ступора. Он встал на ноги (глубина в этом месте была примерно ему по грудь) и, кашляя и отплёвываясь, двинулся к берегу так быстро как мог. Он ни разу не оглянулся, пока не оказался на суше. Семён же, увидев, что часть их вещей пошла ко дну, а часть поплыла по течению, несколько растерялся. К тому же он ни на секунду не забывал о чудовище, которое было где-то рядом и могло напасть снова. Весло Семён из рук выпустил, но зато взял небольшой топорик (без которого, как известно, ни турист, ни рыбак и шагу не сделают).

Так, держа топор в высоко занесенной руке, Семён пятился к берегу, не отводя глаз от поверхности реки и стараясь не поскользнуться и не запнуться о подводные камни. Когда вода доходила лишь до середины бедра, и Семён чувствовал себя уже почти на твёрдой земле, его взор уловил стремительно приближающуюся тень. Атака монстра была молниеносной, но и человек не дремал, и, когда уродливая голова жуткого существа поднялась над водой, Семён, издав дикий вопль, со всей силы опустил на неё топор. Топор вырвало из рук, сам Семён потерял равновесие, плашмя упал в воду, вскочил и ринулся на берег, поднимая тучи брызг.

- Сёма-а! - позвал Валера. - Что это за херня вообще? Семён не ответил. Он сидел прямо на гальке, весь мокрый, выбивая дробь зубами, и пытался проанализировать ситуацию. А ситуация, в двух словах, была такова: они случайно зашли не в ту протоку, которую кто-то зачем-то перегородил брёвнами, и застряли в ней; на них напало неизвестное существо, в результате они лишились лодки и сидели теперь, замерзая, на берегу без связи, без спичек, даже без топора. Валера к тому же был серьёзно ранен.

"Невесело, блин!" - подвел итог Семён.

- Слышь, Сёма! - снова позвал Валера. - Я не помру? "Откуда ж я знаю!" - буркнул под нос Семён, но вслух произнёс: - Да не! Не должон! Прозвучало фальшиво, конечно. - Х-холодно, гад! - сказал Валера. Его трясло от холода, боли и кровопотери так, что каждое слово давалось с трудом. Семён едва его понимал. Смеркалось. Воздух становился всё холоднее. Надо было что-то делать. - Помнишь, ты говорил, что тут, за лесом, есть деревня староверов? Валера едва заметно кивнул.

- Я, эт самое, что думаю-то... Надо, наверное, к ним идти - просить помочь. А то ведь это... по-другому никак! - изложил Семён.

- А иди! - Валера снова кивнул.

Сам он обессилел настолько, что едва ли мог встать на ноги, не говоря уж о том, чтобы куда-то идти. Семён это понимал.

- Слышь, Валер, я тебе это... лапника наломаю! - пообещал он, скинул мокрую насквозь куртку и тотчас взялся за дело. За несколько минут Семён наломал целую кучу пихтовых и еловых веток, так, что Валера мог теперь не опасаться застудить почки.

Сам Семён разогрелся так, что от его мокрой куртки пошёл пар. Семён отдал её Валере, который по-прежнему трясся как в лихорадке, - хоть и мокрая, а всё же одежда! Потом Семёну пришла в голову идея, что неплохо бы укрыть приятеля и сверху - тогда тот гарантированно не замёрзнет. Он вновь принялся карабкаться к ближайшей пихте, когда услышал сильный всплеск со стороны реки. Сердце замерло. Семён резко повернулся, пошатнулся, оступился и съехал по склону на собственном заду. У самого берега монстр бился в агонии. Его вытянутое (и впрямь будто сомовье) тело несколько раз судорожно изогнулось, а затем замерло, свернувшись запятой. Семён выковырнул из земли булыжник и что было сил метнул его в чудовище. Камень глухо шлёпнул по телу и булькнул в воду. Тварь не шелохнулась.

"Сдохло!" - торжествующе подумал Семён. Осмелев, он решил рассмотреть, что за чудище явилось причиной их злоключений. То, что перед ним не сом и вообще не рыба, он давно понял. Монстр был омерзителен. Вытянутое, как у гигантской гусеницы, сегментированное тело, членистые конечности, передние - с клешневидными отростками.

Тварь была явно больше трёх метров в длину и толстой как хорошая свинья. В особый же трепет Семёна вогнал вид передней части существа. Она была округлой и больше всего напоминала человеческую голову - выпуклый лоб (с глубокой раной от топора), глубоко сидящие чёрные круглые глаза - вот только ниже располагалось ротовое отверстие, окружённое четырьмя острыми жвалами. "Как у Хищника" - вспомнил Семён инопланетянина из одноимённого фильма. От мысли о том, что их обоих едва не сожрала подобная мерзость, Семёна затрясло и едва не вывернуло.

- Что ж ты за дрянь-то такая? - пробормотал он, разглядывая существо. Наверное, какой-то мутант, решил Семён.

Мутантов он видел в кино. Знал, что они бывают страшными, за редким исключением - злобными, и что появляются они от радиации. Семён вспомнил, что от кого-то слышал, как лет этак дцать назад, во времена юности его родителей, неподалёку от этих мест проводили подземные ядерные взрывы. И ещё этот кто-то говорил, мол, в тех местах с той поры черника размером с яблоко и грибы по пояс человеку. Наверное, и эта нечисть оттуда же... По телу "нечисти" пробежала слабая волна.

- У! Не сдохло ещё! - насторожился Семён и на всякий случай отступил на пару шагов. Может, показалось? Нет, вот опять зашевелилось...

Кожаные бородавчатые пластины, покрывающие спину чудовища, ходили ходуном. Казалось, что монстр устал притворяться мёртвым и теперь поигрывает мышцами, разминаясь перед броском. Семён вновь выворотил тяжёлый, килограммов на семь-восемь, неправильной формы кусок скалы, развернул его острым выступом вниз, поднял над головой, опасливо подойдя вплотную к лежащей в воде туше, и разжал руки. Камень ударил чудовище прямо в середину спины. От удара плоть монстра лопнула и разошлась. Тело существа словно распалось вдоль на половинки, явив миру своё внутреннее содержимое. А там... Семён, не сдержавшись, сдавленно ойкнул, матюгнулся и отшатнулся.

- Сёма-а, что там? - донеслось из шалаша. Семён не ответил. Он просто не мог выдавить ни слова: во внутренностях чудовища лежал человек.

С минуту, а то и более, Семён стоял, глядя в одну точку, пытаясь успокоить дыхание. Затем, убедив себя, что мертвецов бояться нечего, на негнущихся ногах подошёл к монстру и заглянул в его разверзшееся чрево. И опять почувствовал тошноту. Мертвец был голый, покрытый мерзкой на вид красновато-бурой слизью. Он лежал на спине, вытянув руки вдоль тела, и больше всего походил на мирно спящего туриста в узком спальном мешке. Судя по всему, монстр заглотал его целиком, как змея заглатывает пойманную мышь. Семён определил, что перед ним мужчина, но молодой или старый - сказать не мог. Пристально разглядывать не успевшего перевариться в желудке неведомой твари покойника у Семёна не было ни малейшего желания. В его облике и так было что-то странное, но что именно - Семён так и не понял. Зато он понял, что ситуация становилась всё сквернее: теперь ко всем их бедам добавился ещё и мертвец.

А меж тем тьма сгущалась, ночь вступала в свои права, и ждать рассвета в компании с раненным приятелем и загадочным монстром с непереваренным незнакомцем во внутренностях ох как не хотелось!

Семён вспомнил о своём намерении просить помощи у староверов. Он посмотрел на лес, превратившийся в монолитную чёрную стену, понял, что до деревни не дойдёт, непременно заблудится и чуть не заплакал от бессилия. А потом ему вдруг всё стало безразлично: пережитые волнения и усталость совершенно истощили организм. Хотелось просто лечь прямо на холодные прибрежные камни и отключиться. Собрав крупицы воли, Семён залез под большую разлапистую ель, скукожился среди её ветвей, поджал ноги, обхватил колени руками. На реке воцарилась ночная тишина. Валера молчал, даже не стонал.

"Отключился или помер" - равнодушно подумал Семён. Сам он постепенно впадал в некое забытье, не обращая внимания на холод и мокрую одежду. В таком пограничном состоянии, когда вроде бы не спишь, но нет ни мыслей, ни эмоций, ни желаний, он и провёл ночь.

Из оцепенения Семёна вывели голоса. Это случилось ранним утром, ещё до восхода солнца. Кто-то негромко переговаривался на берегу. Семён встряхнулся, вылез из импровизированной берлоги и, морщась от боли в затёкших ногах и спине, выпрямился. У кромки воды, возле самой туши мёртвого чудовища, стояли и разговаривали двое. То были типичные староверы, такие, какими их видел Семён: одинаково небрежно одетые, бледнокожие, совершенно лысые, а потому кажущиеся чуть ли не близнецами. Один из них опирался на толстую суковатую палку.

"Валера!" - вспомнил вдруг Семён. Почему они не помогают Валере? Он же ранен! Может, они не разглядели его под грудой елово-пихтового лапника? А вдруг он и впрямь умер ночью? Как бы то ни было, по крайней мере одному из приятелей требовалась помощь, и староверы были единственными людьми, кто действительно мог помочь. Семён набрал в грудь воздуха, чтобы закричать, но оказалось, от холода лишился голоса и сумел исторгнуть лишь жалкий сип.

Его не услышали. Потому он заковылял по склону к стоящим на берегу людям, неуклюже размахивая руками. Староверы обернулись и изумлённо уставились на явившееся из леса человекоподобное существо в мокрой, облепленной хвоей одежде, машущее скрюченными конечностями и издающее нечленораздельные звуки. Оба не проронили ни слова, пока Семён не остановился буквально в двух шагах от них.

- Эт самое... здрасьте, короче! - выдавил он.

Староверы пропустили приветствие мимо ушей. Тот, что был с посохом, ткнул пальцем в Семёна, потом в монстра и спросил, тщательно выговаривая каждое слово: - Ты убил его?

- Ну! - выдохнул Семён.

Староверы переглянулись. Семён решил, что ему не верят, похлопал себя по груди и сказал: - Я! Топором!

Староверы снова переглянулись. Спрашивавший выпрямился, отступил на шаг, перехватил палку и с размаху хватил Семёна по голове прежде, чем тот успел что-либо сообразить. Окружающий Семёна мир сначала сжался до светящейся точки, а потом и вовсе пропал.

***

Темнота. Шелест голосов. И боль, будто по темени методично стучит молоток. Семён попытался открыть глаза. Невидимый молот стал бить чаще и сильнее, желудок подпрыгнул к самому горлу. Семён вновь зажмурился, разглядывая разноцветные узоры перед закрытыми веками. Попытался понять, где он и что с ним, прислушиваясь к ощущениям, но осознал лишь, что лежит на спине на чём-то твёрдом и ровном, скорее всего, на гладко оструганных досках. Попробовал пошевелиться и обнаружил, что не может - что-то плотно охватывало его тело от шеи до лодыжек.

Семёну это не понравилось. Очень. Забыв про боль, он вновь открыл глаза. Взору открылся шестигранник уходящих высоко вверх бревенчатых стен с прорезанными в них узкими продолговатыми окнами без стёкол. Стены поддерживали толстенные, потемневшие от времени балки крест-накрест. Собрав волю, превозмогая боль, Семён медленно-медленно приподнял голову и осмотрелся.

Он находился в просторном здании, более всего напоминающем сельскую церковь, только без икон и свечей. На расстоянии в несколько шагов от него стояли плотной толпой староверы: одинаково одетые, одинаково бледные, одинаково лысые, почти одинакового роста и неопределённого возраста, а потому совершенно неотличимые друг от друга. Стояли, глазели и молчали. Сам же Семён, совершенно голый, лежал на длинной деревянной скамье, надёжно прикрученный к ней верёвкой. Семён вновь крепко зажмурился и с минуту пытался убедить себя, что всё происходящее либо дурной сон, либо галлюцинация.

А когда не сработало, застонал: - Э-э!... Вы чё, суки, вы чё творите-то?! Это самое.... попутали что ли?!

Староверы безмолвствовали. Семёну вдруг стало страшно. Очень страшно. Нестерпимо. Так страшно, что хоть реви белугой. Семён всхлипнул.

Потом несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, открыл глаза и уставился на окруживших его людей со спокойствием приговорённого, уже положившего голову на плаху.

- Чё вы пялитесь? Чё вам от меня надо-то? - выдавил он. От толпы староверов отделился один, вплотную подошёл к Семёну и присел на корточки, так, что они теперь смотрели прямо в лицо друг другу. Семён впервые видел жителя деревни так близко. Несмотря на собственное незавидное положение, он ещё не утратил способности удивляться, а потому с изумлением взирал абсолютно гладкое, без щетины и морщин, лицо, обтянутое белой, почти прозрачной, кожей. Ни малейшего намёка на возраст. Вот только во взгляде что-то такое, что Семён сразу решил - перед ним глубокий старик.

Некоторое время они молча взирали друг на друга, потом Семён спросил: - Где я?

Старовер молча повёл рукой. Повинуясь жесту, толпа раздвинулась, и Семён увидел, что невдалеке стоит ещё одна длинная дощатая лавка. На лавке лежал Валера, тоже совершенно голый. По тому, что он не связан, и по тому, как безвольно свисает до самого пола его объеденная до костей рука, Семён понял - приятель мёртв. А сам он остался один на один с целой деревней странных и далеко не дружелюбно настроенных людей. Ему вновь захотелось плакать. Тем временем старовер заговорил. У него был высокий, почти женский голос.

- Это наш Храм. Наше кладбище. И наше гнездо, - сказал он, чеканя каждое слово. - Здесь мы впервые видим дневной свет, и здесь же наши бренные тела обретают своё последнее пристанище. И сюда мы приходим, дабы выказывать почтение нашему Отцу.

Произнося последнюю фразу, старовер почтительно посмотрел куда-то. Семён как мог изогнул шею и задрал голову. Боль нахлынула новой волной, Семён вновь зажмурился, но успел разглядеть нечто, напоминающее скульптуру то ли червя, то ли змеи, вырезанную из цельного ствола какого-то невероятно корявого дерева.

- Вы называете нас староверами, - услышал Семён. - Что ж, вы правы: наша вера стара, очень стара. Мы жили здесь и воздавали почести нашему Отцу задолго до того, как ваши покрытые волосами и одетые в шкуры предки пришли в эти края. Сначала их было мало. Иногда они убивали нас, мы тоже убивали их, но... но потом их становилось всё больше и больше, они стали хитрее и осторожнее. Тогда мы поняли, что нам надо научиться жить рядом с вами.

И мы стали меняться. Мы стали похожими на вас. Научились строить дома, подобные вашим, носить ваши одежды, пользоваться вашими вещами и говорить как вы. Старовер замолчал. Семён попытался переварить услышанное, но понял, что ничего не понял. Старый пень нёс явный бред.

Сектант, что с него возьмёшь!

- Мы давным-давно живём в мире с такими как вы, - продолжил старовер. - Мы не лезем в вашу жизнь, а вы - в нашу. Но ты - ты убил одного из нас! Убил неразумное дитё!

"Да не убивал я! Его монстр убил!" - хотел было заорать Семён, но осёкся. Из глубин памяти всплыл вдруг сюжет мельком виденного некогда по ТВ фильма про какое-то негритянское племя, которое считает крокодилов своими родственниками и готовых пристрелить любого, кто вздумает поохотиться ради куска крокодиловой кожи.

А если эти монстры, кем бы они ни были, тоже что-то вроде священных животных? Пытаясь оправдаться, Семён залепетал про то, что он не виноват, что чудовище само напало на них, а он лишь оборонялся...

Старик снисходительно покачал головой. - Да-да! - сказал он. - С детьми такое бывает! Но возрадуйся: твоё тело и тело твоего умершего сородича станут плотью наших детей. Он вновь повёл рукой, и толпа вновь расступилась. Семён приподнял голову и увидел нечто, напоминающее колодезный сруб, над которым возвышался треножник с подвешенной на нём системой блоков. Сруб был закрыт крышкой. - Воздадим же пищу детям нашего Отца! - провозгласил старец. Толпа запела.

Семён не мог разобрать не единого слова, но от этого слаженного высокоголосого хорового пения, завораживающего и жуткого одновременно, его и без того измученная страхом душа совсем сжалась в комок. Он видел, как четверо староверов с благоговением сняли с "колодца" тяжёлую крышку. И тотчас к пению прибавились новые звуки: Семён отчётливо слышал плеск воды, тревожимой чьими-то большими и тяжёлыми телами. Затем те же староверы аккуратно взяли лавку с телом Валеры, поднесли к колодцу (теперь Семён не сомневался, что это действительно колодец), опёрли один её конец о край сруба, а другой приподняли. Ногами вперёд труп скользнул в жерло колодца. Хор умолк. Стало непривычно тихо. В этой тишине Семён услышал, как тело его приятеля глухо шлёпнулось о воду, а затем окружающее пространство вновь наполнилось звуками неистово плещущей воды.

- Отец благословил эту пищу! - провозгласил старец.

Четвёрка староверов подошла к Семёну. Он понял, что пришла и его очередь отправиться в колодец. Он вообще многое понял - кусочки паззла вставали на свои места. Он понял, что именно показалось ему странным в мёртвом теле, обнаруженном в утробе убитого монстра: тот "человек" не имел ни сосков, ни пупка, и, наверное, половых органов у него тоже не было. Он понял, почему среди жителей деревни не было ни детей, ни стариков.

Тот старовер не был жертвой чудовища! Он готовился вылупиться из него, подобно стрекозе, разрывающей покровы своей личинки. В храме вновь запели. Семён не часто задумывался, как именно он умрёт. Ему всегда казалось, что каким бы ни был его смертный час, он уйдёт из жизни достойно. Но когда лавку с ним подняли и понесли, он начал извиваться, рыдать и материться. Лавка стукнула о край колодца, один из "староверов", потянув конец верёвки, ослабил путы, и Семён полетел вниз. Ногами вперёд.

Говорят, что у человека, стоящего на пороге собственной гибели, время замедляется, становясь вязким как патока. За то мгновение, что длилось падение Семёна, он успел разглядеть многое. Он увидел поверхность озера, из вод которого исходил загадочный фиолетовый свет, и свод громадной пещеры, озарённый этим сиянием. Он увидел множество мощных гибких тел, хищно скользящих по светящейся глади. А ещё он не увидел, но физически ощутил присутствие чего-то чудовищно огромного, чего-то живого и невообразимо древнего.

Того, кто скрывался под толщей вод и испускал свет, наполняющий весь этот поразительный подземный мир. Того, кто порождал легионы подводных тварей. Того, кого жители деревни почитали как своего Отца.

Автор: Пётр Перминов http://samlib.ru/p/perminow_p_l/starovery.shtml

Поздним вечером по аллее Космонавтов старого городского парка брёл старик, слегка согнувшись и опираясь на тонкую трость. Он бережно прижимал к себе левой, свободной от трости рукой рыжего кота с голубыми глазами. Тот довольно урчал, как и было принято в течение их традиционной вечерней прогулки, на которую они выходили каждый день с наступлением темноты.

Сегодняшний вечер ничем не отличался от таких же предыдущих. Не вступившая ещё в полную силу весна высушила дорожки аллеи и подморозила лужицы. Было прохладно и скользко. Поэтому старик в коричневом потёртом пальто, держащий кота, осторожно ступал, ощупывая тростью дорожку перед собой. Сюда, в окружение вековых сосен, почти не доносился гул от автомобилей, всё ещё снующих в засыпающем городе. Обычно старик доходил до конца аллеи, разворачивался и шёл домой, в небольшую уютную квартирку, где его ждал вечер со старыми книгами. Этим книгам с выцветшими и обтрёпанными обложками, порой с причудливыми символами и непонятными, даже пугающими иллюстрациями старик посвящал всё свое время. Только прогулка с любимым животным отрывала его от изучения страниц на множестве иностранных языков.

Двое крепких парней в кожаных куртках и потертых джинсах с интересом вглядывались в старика, который на секунду остановился взглянуть на экран большого смартфона. Полутьма конца аллеи на миг осветилась от экрана телефона.

- О, неплохой телефончик, - хмыкнул один из парней, опытным взглядом оценив модель и примерную стоимость. Второй же молча огляделся. Прохожих вокруг не было, за исключением женщины с пакетами, поспешившей быстрее уйти при виде гопников, решивших сегодня «подзаработать» в парке.

- Эй, дед! Стой! – окликнул один из парней старика. Но пожилой человек, не обращая внимания на его оклик, упрямо брёл прямо им навстречу.

- Дай телефончик позвонить, по-доброму! – угрожающе перегородил старику дорогу второй.

И тут же парень неожиданно сел на задницу, сломав хрустящий лед на небольшой лужице. Мгновенный тычок окончанием трости стал для него полной неожиданностью. Слепящая боль паутиной растянулась по месту, где коснулась трость.

- Да ты чё, дед, офонарел?! – взревел второй и угрожающе двинулся в сторону пожилого человека. В руке гопника блеснуло лезвие выкидного ножа. Тем временем вскочил и второй, потирая ушибленное место. Его бессмысленный взгляд явно свидетельствовал о том, что парень был под воздействием наркотика.

Старик ещё крепче прижал к себе кота и отступил на один шаг. Страха он не показывал. Он низко опустил голову, стараясь не смотреть на грабителей, и пробормотал что-то неразборчивое, что ещё больше взбесило нападавших. Промышляющие грабежом парни привыкли к тому, что их жертвы, как правило, беззащитные перед ними, съёживались от страха и безропотно отдавали всё требуемое.

Тот, что был покрепче, решил «слегка побаловаться ножом».

Выпад лезвием оставил всего лишь лёгкую царапину на пальто старика, но задел пухлую щечку кота. На мордочке животного показалась капелька крови.

Если бы гопники были немного адекватнее и повнимательнее, они бы успели заметить синие искры, одинаково ярко вспыхнувшие в зрачках и старика, и пострадавшего животного. И, может быть, даже успели бы убежать. Но было слишком поздно.

Голубой всполох озарил тяжёлые ветви сосен и грязные лавки. Издали эта вспышка выглядела как блеснувший шар размером с грузовик. Затем парк вновь погрузился в привычную полутьму, плохо освещаемую уцелевшими фонарями. Старик, все так же не спеша, побрёл домой, переступив через сморщенные, иссушенные тела хулиганов. От грабителей осталась лишь ставшая непомерной одежда и хрупкие кости, обтянутые кожей пепельного цвета.

- Может, не стоило так круто с ними? – спросил у старика мягкий переливающийся голос, когда они вернулись в квартиру.

- Со временем я становлюсь всё несдержаннее, - проворчал пожилой человек и посадил кота возле набора мисочек с едой и питьем.

- Поэтому нам снова придётся перебираться в другой город, мой старый друг, - закончив хрустеть кормом, кот поднял сияющие глаза на старика. - Ты же знаешь этот глупый век. Кругом камеры и посторонние глаза, даже если никто ничего не видел – кто-то что-нибудь да видел!

- Одних книг перевозить кучу, - устало вздохнул старик и посадил говорящего кота себе на колени, - и не нужно меня корить, они ранили тебя.

- Пфф, - фыркнул кот, - как будто эта царапина могла мне повредить… А тебе уже пора стать помоложе, да и мне надоело быть котом.

На следующий день они уже переезжали. Молодой, атлетически сложенный высокий парень в коричневом пальто командовал грузчикам, с какими вещами быть поосторожнее, не выпуская при этом руки очаровательной рыжеволосой девушки, льнущей к нему.

- В следующий раз, буду сдержаннее, - шепнул молодой человек на ухо девушке…

Автор: Дмитрий Чепиков

Серая, обшарпанная Елеевка Николаю не понравилась сразу. На въезде в захолустный райцентр, куда его направили из Института повышения квалификации учителей, он, пропуская бабулю через дорогу, получил несколько ругательств и удар палкой по капоту новенького автомобиля.

Мало того, что эта старая карга перебегала дорогу в неположенном месте, так ещё и неадекватно отреагировала на его замечание по этому поводу. После того, как он её, пожалев, пропустил.

Окончательно испортилось настроение возле двухэтажной гостиницы, куда он должен был заселиться. Его встретили: отсутствие мест на крохотной парковке, злобный взгляд полной женщины-администратора из-под тусклых круглых очков, запах сырости и гнили в холле помещения.

— Сидоренко? — повертев в руках его паспорт, строго спросила администратор, недовольно уставившись на клиента.

— Николай Александрович, — подтвердил командированный, искоса поглядывая сквозь стеклянную дверь гостиницы на свой «Форд», припаркованный за неимением места почти под самым крыльцом.

— Опять пьянки с девками устраивать будете! — вдруг взвизгнула женщина. — Я участкового сразу вызову! И машину уберите от крыльца!

— Вы меня с кем-то путаете. Я здесь впервые, — попытался спокойно ответить на её вопли Николай. — А машину некуда ставить, у вас парковка занята.

Администратор едва не задохнулась от злости, собираясь высказать молодому человеку интеллигентного вида в дорогом костюме, что вот от таких, как он, и приключаются все беды. Но внезапно передумала и, хищно улыбнувшись кривыми зубами, выложила на стол большой ключ с номерком «4», молча указав крючковатым пальцем на лестницу, ведущую на второй этаж.

Николай, ожидавший продолжения неожиданной истерики, даже опешил. Так же молча сгреб свой паспорт, ключ и, расписавшись в журнале с зеленой обложкой, поднялся на второй этаж.

С трудом открыв деревянную дверь, обитую зачем-то металлическими полосами, он вошел в довольно просторный номер с большой кроватью, столом, шкафом и парой мягких кресел.

Дышалось тут явно легче, чем внизу. Открыв боковую дверь, постоялец обнаружил чистую ванную комнату с приличной сантехникой. Настроение у него значительно улучшилось.

На улице загрохотало. Свинцовые серые тучи, висящие над поселком, стали ещё темнее, и по стеклу окон забарабанили первые крупные капли. Николай приоткрыл фрамугу, желая пустить в номер свежий дождевой воздух, и его взгляд упал на странную компанию, усевшуюся на крыльце рядом с его машиной. Два человека подозрительной внешности откупорили бутылку водки и поставили на «Форд» пакет с закуской. Начавшийся дождь им совсем не мешал.

Вышедшая на мяуканье автомобильной сигнализации администратор, на удивление постояльца, составила им компанию.

Возмущенный до глубины души Николай, стремглав, выбежал на крыльцо, задавив по пути, на лестнице, нескольких тараканообразных насекомых. Но возле машины уже никого не было. В фойе пустой гостиницы ветром мотало дверь. Поразившись отсутствию местных алкашей и невесть куда пропавшей неприятной администраторши, он отогнал машину чуть подальше, под деревья. И быстро, чтобы не намокнуть, Николай вернулся в номер.

Он тоскливо взглянул на часы. Семь вечера. Завтра в девять ему предстоит общаться с учителями из местных школ на скучнейшую тему о системах педагогического образования. Никому не нужное занятие. Насильно отправили его, вызвали из отпусков учителей, занятых домашним хозяйством.

«Как обычно, всё в нашей стране через одно место», — подумал он, распаковывая дорожный чемодан. Достал ноутбук и попытался подключиться к гостиничному беспроводному интернету.

Дело вышло бесполезное, ввиду отсутствия такового. Решил немного поспать под мерную дробь дождевых капель. Но проспал он всего несколько минут. Громкий настойчивый стук в дверь заставил его подскочить на кровати.

Николай открыл дверь и нос к носу столкнулся с худым человеком в мятой полицейской форме. Видимо, это был тот самый участковый, которого грозилась вызвать неприятная женщина.

— Документики предъявите! — потребовал полицейский. — По какому праву поселились в опечатанном номере? Только вчера выселили всех из гостиницы из-за несчастного случая с администратором… и гляди, опять лезут.

— Что...что значит выселили? Как... по какому праву? Меня администратор записала, там запись есть, — начал заикаться от неожиданности Николай.

— Выпивал? – прищурился участковый. — Она тут три дня провисела в номере. Журнал с записями у меня в кабинете с субботы лежит, а Ольга Петровна в морге. Показать?

— Может, кто другой записал? — неуверенно спросил Николай. — Меня записывала в журнал полная женщина лет сорока пяти, в очках.

— Эта? — протянул ему участковый фотографию мертвого тела на металлическом столе с грязными разводами. Николай в ужасе отпрянул.

— Извините, я видимо в пути перегрелся, — забормотал он и, вдруг, уцепившись за мысль в голове, выдал: — А может быть, кто-то разыграл меня?

— У нас всё может быть, — усмехнулся участковый. — То-то народ отсюда и валит. Циркачи одни. Работать некому. Да и негде.

Их беседу прервал протяжный душераздирающий вой. Глядя, как Николай позеленел от страха, полицейский, усмехаясь, объяснил, что это ветер воет в механизме огромного колеса обозрения – одном из ржавеющих памятников ушедшей советской эпохи. Напоследок, посоветовав приглядывать за машиной и вручив командированному клочок бумаги с номером телефона, участковый поспешил распрощаться.

«Ну и денек», — мучительно подумал Николай, без сил заваливаясь прямо в одежде на кровать. — «Точно, я перегрелся. Видно, работает тут кто-то на покойницу похожий, а я себе надумал». Прислушиваясь к скрипам в безлюдной гостинице и редким проезжающим по дороге машинам, он незаметно для себя задремал.

Ему снилось, что он в одиночку бродит по заброшенному парку аттракционов среди нечётких теней, тянущих к нему нелепые отростки конечностей. Налетавший порывами осенний ветер срывал последнюю листву с почти голых деревьев и заставлял ежиться от холода молодого человека. Николай стоял у того самого, слегка покосившегося и насквозь проржавевшего колеса обозрения, которое медленно вращалось и безбожно выло двигателем, приводящим в действие механизм.

Неожиданно, из-за аттракциона с облезлыми лошадками появился человек и побрел в сторону Николая. По обвисшей полицейской форме Николай с облегчением определил уже знакомого ему сотрудника полиции. Но когда тот подошел вплотную, Николай бросился бежать. Участковый смотрел на него пустыми черными глазницами. Несясь в сторону гостиницы, молодой человек с ужасом почувствовал как предательски слабеют ноги, как его за одежду хватают цепкие пальцы и опрокидывают навзничь. Вскрикнув, Николай проснулся. Взглянул на часы на левой руке. Циферблат показывал почти четыре утра.

«Я здесь определенно схожу с ума», — решил молодой человек и снова включил ноутбук. До самого рассвета он впивался покрасневшими глазами в таблицы и отчеты, пытаясь занять себя работой. Когда рассвело, немного пришел в себя. Снял измятый костюм и погладил его найденным в шкафу архаичным утюгом. Обжёг палец, проверяя, остыл ли утюг. Выругался и сунул палец под ледяную струю воды, льющуюся из замызганного крана в ванной. Вышел проверить, в порядке ли машина. На капоте сидел откормленный серый кот и внимательно следил большими желтыми глазами за каждым движением постояльца.

На негромкое «брысь» кот не отреагировал никак. Лишь зажмурился и недовольно заурчал. Николай, благосклонно относящийся к кошкам, решил, что от сидения наглеца на его машине большой беды не будет, и вернулся номер. Место администратора всё так же пустовало, и это даже порадовало его. По пустой улице, воя сиреной, промчалась «скорая помощь». Наскоро позавтракав чашкой чая с куском засохшего рулета, Николай отправился в районную школу.

Семинар для учителей он провел в штатном режиме. Все двадцать присутствующих работников образования слушали его, разинув рты. Он умел заворожить аудиторию, ловко вплетая в скучные системные разработки интересные истории и случаи из жизни.

Завершив первый день семинара весёлым анекдотом и получив приглашение от директора районной школы вечерком заглянуть в гости, он отправился прогуляться в парк. Его как магнитом тянул к себе неработающий парк аттракционов. Николай собирался немного пофотографировать там останки увеселительных механизмов и показать друзьям или даже выложить на странице соцсети "Вконтакте" колоритный пережиток советского прошлого.

— Слышала? Петра-то, нашего участкового, жена сегодня утром порешила, — услышал Николай разговор двух бабулек, мирно сидящих с кульком семечек на скамеечке перед парком.

— Как же не слышала, Васильевна. Она же ему оба глаза ножом выковыряла, чтоб на Люську-кассиршу больше не заглядывался, — громогласно подтвердила бабуля с тканевой зеленой сумкой у ног.

Николай, вспомнив свой кошмарный сон, почувствовал, как по спине предательски стекает холодный пот.

— Здравствуйте. Извините за беспокойство. Я случайно услышал ваш разговор о несчастном случае. Это вы случайно не про Петра Алексеевича Ходова говорите? Он мне вчера визитку дал, — дрожащим голосом обратился он к бабкам.

— Про Петьку, про него. Так ему кобелю и надо, — обвинительно заявила старушка, с интересом поглядывая на незнакомца. — А ты, сынок, видать приезжий. В гостинице живешь, где Ольга повесилась?

— Да, он это, он, — подтвердила вторая, даже не взглянув на Николая. — Наших учителей сегодня байками развлекал.

— Ты, сынок, съехал бы с гостиницы – дурное там место, — посоветовала бабка с зеленой сумкой и добавила. — И к директору нашему не ходи выпивать. Он с нечистой силой знается.

— А откуда, вы знаете, что меня директор пригласил? — поразился Николай и, не дожидаясь ответа, в смятении побрел в сторону парка. Отойдя шагов на двадцать, он обернулся спросить, есть ли где другая гостиница, чтобы остаться на ночлег, но скамейка уже пустовала.

«Чертовщина», — подумал он.

Несмотря на жаркий августовский день, его начало знобить. На кистях рук выступили странные жёлтые пятна. Вздохнув, Николай побрёл разыскивать аптеку, решив, что у него снова проявилась аллергия. Через полчаса, расспросив нескольких прохожих, он, наконец, добрался до нужного здания.

«Хоть что-то здесь работает и в норме», — подумал он, разглядывая миловидную темноволосую аптекаршу. На вид девушке можно было дать не больше двадцати пяти, а её белоснежный медицинский халат с расстёгнутыми пуговицами, демонстрировал весьма привлекательное декольте.

— Что-нибудь от аллергии, — попросил молодой человек и, подумав, добавил: — А ещё успокоительное или снотворное.

— Снотворное без рецепта нельзя, — поджав губы, ответила фармацевт. — С вас триста семьдесят рублей шестьдесят копеек.

— А что вы делаете сегодня вечером? — неожиданно для самого себя спросил у неё Николай.

— Кота своего пойду искать, серый, большой такой. Глазища желтые, красивые. Сбежал поганец. Не видели?

— Утром на моей машине сидел. Только, наверно, сбежал уже и оттуда. Дело к вечеру уже.

— Я к вам загляну тогда. Может, вместе поищем, — кокетливо подмигнула ему продавщица. — Только никому не говорите, а то у меня муж ревнивый, директор наш. Может, знаете?

После последних слов Николай пулей вылетел из аптеки и вновь наткнулся на тех же самых бабок, что видел возле парка. Теперь они сидели на лавке у аптеки и молча улыбались ему.

Чуть ли не бегом он добрался до гостиницы, побросал вещи в чемодан и уселся за руль своей машины. Небо над поселком вновь угрожающе затянуло тучами, повторяя вчерашнюю погоду. Николай взглянул на окно своего номера, ясно различив там раздутое, неживое лицо администраторши и безглазую физиономию участкового рядом с ней. На крыльце гостиницы сидел серый кот, торжествующе сверкая жёлтыми глазами.

Серебристый «Форд» на бешеной скорости, едва не устроив ДТП с брошенным посреди дороги трактором, вылетел из поселка и устремился в сторону областного центра. Сидящий за рулем молодой человек постоянно поглядывал в зеркало заднего вида и мучительно пытался придумать оправдание своему бегству и неоконченной работе. Он отчаянно давил на педаль газа, опасно проходя дорожные повороты и обгоняя попутные машины.

Не доехав около двадцати километров до родного города, «Форд» со впавшим в полное оцепенение водителем, врезался на огромной скорости в одну из переходящих дорогу коров. Прибывшие на место ДТП медики зафиксировали, что у погибшего водителя не было ни малейшего шанса выжить.

Пока медработники и полицейские уныло ожидали «труповозку», от патрульной машины к «скорой» и обратно вальяжно курсировал, выпрашивая у людей еду, невесть откуда взявшийся упитанный серый кот…

Автор: Дмитрий Чепиков https://litmarket.ru/dmitriy-chepikov-p26632

Ещё не стихли уличные сражения в залитой кровью Акре, а молодой племянник главного защитника почти захваченного мамлюками города уже сбежал из неё. Совсем недавно принятый в рыцари своим дядей Гильомом де Боже и доблестно сражавшийся на стенах он знал, что Акра обречена, как только увидел с площадки башни двухсоттысячное войско аль-Ашрафа Халиля. Сын недавно умершего султана Калауна поклялся, что захоронит своего достопочтенного отца, только когда сравняет христианскую Акру с землёй. И основания ему не верить не было.

Защитников города было раз в десять меньше, чем осаждавших. Прибытие короля Генриха с тремя тысячами воинов в подкрепление и несколько удачных вылазок не изменили расклада сил. В одной из схваток племянник магистра тамплиеров, Анри де Боже, получил увесистым камнем в шлем и упал почти мертвым на одном из проломов крепостной стены, смешавшись с грудами мертвых тел.

В себя он пришел уже вечером, когда начало темнеть и бой переместился вглубь города, внутри состоящего из нескольких крепостей, защищаемых братьями ордена. Сарацины же, подгоняемые военачальниками, лезли вперед, не считая потерь и расплачиваясь несколькими своими воинами за каждого убитого защитника крепости. Честь требовала от Анри пойти и умереть рядом со своими братьями по ордену, но вмешалась судьба в виде белого коня с роскошным арабским седлом. Забрызганный кровью круп животного свидетельствовал, что его хозяину он больше не нужен. И Анри решил, что ему незачем умирать за раздор и дележ власти между орденами и королями, допустившими уничтожение всего христианского на Святой земле.

Но что же ему было делать теперь? Вскочив на коня и не выпуская из рук меч, рыцарь решил ехать к своей тайной возлюбленной, сарацинке Ламии из Тира. Для начала нужно было миновать стороной лагерь мамелюков, и Анри пришлось сбросить белый плащ с красным крестом и подобрать с убитого мамелюка металлический шлем с кольчужной бармицей. Теперь разъездов сарацин можно было опасаться меньше. Долго он объезжал палаточный лагерь врага и почти выбрался незамеченным, когда его окликнули несколько богато одетых всадников. Анри ничего не ответил, только пришпорил коня.

Началась погоня. Изредка оглядываясь, рыцарь увидел, что за ним уже неотступно следуют десятка полтора кавалеристов. Вознеся мысленную молитву и надеясь на резвость коня, Анри прижался к гриве и направился к ближайшему лесу за холмом, поскольку в пятистах шагах впереди увидел ещё отряд сарацин на дороге. Он уже почти оторвался от преследователей и хотел проскочить вдоль леса к дороге, обогнув мамелюков. Рой стрел, просвистевших над ним, несколько раз коснулся кольчуги и вреда ему не нанёс, а вот конь получил целых три – в шею и правую заднюю ногу.

Анри ничего не оставалось, как направить несчастное животное в лес. Рыцарь, соскочив на землю, прижался спиной к стволу ближайшего дерева, выставив перед собой меч, и приготовился подороже продать свою жизнь. В мыслях мелькнуло сожаление о несостоявшейся встрече с девушкой, ради которой готов был отречься от рыцарства и от чего угодно, попроси она об этом.

Мамелюки подобрались к лесу в упор и вдруг с перепуганными криками развернули коней обратно. Анри завертел головой во все стороны, высматривая, что могло так напугать не ведающих страха многочисленных всадников. Он надеялся увидеть большой отряд христианских воинов, но, кроме почти уже темного ночного леса и ярко светящей красноватой луны, не увидел ничего.

Сарацины же спешились неподалеку и стали его ждать. Путь к дороге на Тир был закрыт.

«Ну и ладно, обойду их по лесу», — решил рыцарь и, с добавила рассматривая своего павшего коня, обнаружил пристегнутый к седлу кривой длинный кинжал. Широкая рукоять найденного оружия удобно легла в левую руку. Увидев вделанный в рукоять красный драгоценный камень, тамплиер обрадовался. Такое оружие стоило целое состояние. Приподнятое настроение тут же упало, когда даже сюда донеслись звуки сражения в городе. Там сражались и умирали его братья по ордену. Рыцаря вновь начала грызть совесть, но он совладал с ней, напомнив себе о десятках уничтоженных им врагов.

«Доберусь до Тира, пересижу у Ламии, а когда прибудут воины-крестоносцы, присоединюсь к ним», — успокаивал себя Анри, прислушиваясь к шуму ветвей вечнозеленых дубов и рожковых деревьев. Тамплиер побрел по окраине леса, как он считал, минуя врага. Продираясь сквозь колючие кустарники, он постепенно заходил всё глубже в чащу, в которую не рискнули последовать сарацины. Ночью легко сбиться с пути в неясном лунном свете. Пройдя с час, Анри вдруг осознал, что ночное светило незаметно для него не раз поменяло местоположение. Когда он вышел на поляну с полуразрушенными каменными истуканами, стало окончательно ясно, что он заблудился. Тревога закралась в душу тамплиера, он почувствовал себя безраздельно чужим здесь, на пятачке освещенного луной луга с обступившими его кряжистыми черными деревьями. Безмолвие давило на него, и мысль, почему сарацины не решились последовать за ним, стала буравить мозг.

Анри вспомнил, как друг дяди – Клермон, говорил об этом лесе, что мусульмане не тронут ни одного дерева отсюда, хотя нуждаются в материале для осадных машин.

«Они его жутко боятся. Мы потеряли многих и в мирное время в этих чащах», — вспомнил рыцарь его слова, и ему стало ещё больше не по себе. Он почувствовал на себе липкие взоры из темной глубины и уловил душераздирающий вой, сменившийся сумасшедшим хохотом. Волосы под шлемом у тамплиера встали дыбом от страха, он швырнул валявшийся под ногами увесистый камень в источник звука из подступающей темноты.

В ответ услышал утробное низкое рычание и разглядел десятки замерцавших в лунном свете желтых глаз. Среди рычания и жутких воплей его слух уловил неразборчивые слова, мужские и женские голоса. Искаженно-грубые, но явно человеческие…

— Выходи, нечисть! Выходи, сразимся! — тамплиер до боли в глазах вглядывался в чащу, стараясь высмотреть то, что пугало его. Но этот визг и нечленораздельная ужасная речь, вкупе со светящимися глазами были детскими страхами по сравнению с тем ужасом, что вышел из густой тьмы в ответ на его взывания померяться силами.

Местные называли этих существ джиннами, ифритами и бесами, с которыми столкнулись задолго до возникновения ислама. Древние арабы им даже поклонялись, из страха за свои жизни принося на опушку леса пищу и иногда связанных пленных врагов. Жуткий хруст костей и истошные вопли жертв говорили, что их подношения не напрасны. У этого леса не было названия, но дурная его слава разнеслась далеко за пределы Святой земли. Крестоносцы, впрочем, не придавали этим «байкам» особого значения даже после исчезновения охотничьих отрядов. Находя очередную разорванную жертву на окраине старого леса, они списывали все грехи на сарацин.

Джинн мог принять образ и прекрасной девушки, и благородного старца, и заблудившейся маленькой девочки. Но сейчас жаждущий его жизни древний дух предстал перед тамплиером в своем истинном обличье. Багрово – красный с пылающими глазами и ладонями, раза в два выше рыцаря, со светящимся маревом вместо ног, джинн надвигался на него. На могучих плечах существа сквозь розовую ауру, дышащую смертью, угадывались очертания наплечников и какого-то подобия доспеха, разрисованного непонятными узорами. Больше времени у Анри рассматривать его не было. Страх придал ему сил, и он прыгнул, нанося рубящий удар в грудь джинна, чувствуя исходящий от него невыносимый жар.

С тем же успехом он мог ударить изо всех сил по каменной Английской башне в Акре. Лезвие меча тамплиера разлетелось на обломки, самого его отшвырнуло шагов на двадцать назад, к статуям, окатив горячей волной. На миг Анри даже показалось, что отвратительные каменные морды идолов растягиваются в гадкой усмешке. Он едва успел стащить с себя раскалившуюся докрасна кольчужную рубаху и остался в дымящейся стеганой куртке с пропалинами. От мелких ожогов его это не спасло, но теперь боль в свою очередь подстегнула его. В отчаянном рывке он подбежал и пронзил монстра так высоко, как мог достать. Без особой надежды. Но тамплиер не мог умереть без боя, даже сражаясь с противником, обладающим невероятными возможностями.

К его удивлению, клинок кинжала с шипением погрузился в тело джинна по самую рукоять. Невероятно громкий вопль погибающего существа из другого мира едва не оставил его глухим. Джинн заметался беспорядочными зигзагами по поляне, оставляя дымный след за собой, вспыхнул и исчез.

Анри утер пот со лба и застонал, почувствовав трение рубахи о вскочившие на теле волдыри от ожогов. Он вознес молитву спасителю и тут заметил ещё три таких же багровых свечения.

«Иногда отступление не позорно, когда враг заведомо сильнее», — шепнул ему на ухо здравый смысл. И тамплиер побежал. Он несся наугад, спотыкаясь о хватающие его за ноги живые корни деревьев, не обращая внимания на колючие ветки, стремящиеся вырвать ему глаза и рассекающие щёки.

Сколько рыцарь бежал и падал – он не помнил. Он пришел в себя только, когда деревья начали редеть, и в лицо повеяло свежим ветерком. Сжимая в руке спасший его кинжал с красным камнем, Анри выбежал на холм из проклятого леса и с облегчением увидел дорогу на Тир. Дорогу к его любви и надежде…

Автор: Дмитрий Чепиков https://www.youtube.com/channel/UCAdK3TX0uygG4vBxMpR9-FA

Выезд на плэнер Ирина наметила на конец октября. Собиралась она туда за вдохновением. Петр Иваныч, обучающий студентов её курса технике рисования, поставил перед ними непростую задачу – создать художественный образ осени, нарисовав её портрет. Следовало представить своё, особое видение осени, воплощённое в женском образе. Иркины однокурсники с энтузиазмом откликнулись на задание. Многие из них довольно быстро представили на суд преподавателя работы, из которых можно было составить целую галерею портретов рыжеволосых красавиц на любой вкус. Ребята с удовольствием знакомились с рисунками конкурентов, обсуждали моделей и даже затеяли спор – у кого из них получилась самая красивая осень. На Ирину же творческие экзерсисы сокурсников не произвели никакого впечатления. Она скептически рассматривала портреты изображённых в заученных позах разноплановых героинь. И озорные цветущие толстушки, и сумрачные и надменные стройные красавицы, и улыбчивые анимешные тинейджерки - все они казались Ирке ненастоящими, шаблонными, фальшивыми.

- Искренности в них нет, одна манерность, сплошной обман! – сетовала Ирка в разговоре со своей подругой Светланой. – Типичные современные выскочки! Нет, моя осень будет совсем, совсем другой.

- Ну и где она, твоя осень? – ехидничала в ответ Светка. – Всё никак не наступит? Смотри, дотянешь до последнего – любой модели рада будешь!

Ирина только досадливо морщилась, признавая правоту подруги. Нарисовать портрет осени для неё оказалось неожиданно трудно. Уже почти месяц она тщетно искала подходящую модель, а всё потому, что образ осени ускользал от неё, не хотел складываться в единую картинку.

- Ты только время зря теряешь, включи фантазию и ваяй! – продолжала советовать Светлана. – А ещё лучше сделай как я. Посмотри, какая красотка у меня получилась!

Обычно Светка срисовывала своих героинь с фотографий заморских актрис, щедро сдабривая их необходимыми для антуража деталями. Вот и теперь, на Ирку взирала странно знакомая, невероятная в своей роковой красоте дама, оснащённая всеми положенными атрибутами – меховым манто, сигареткой в длинном мундштуке, зазывным взглядом и дорогим авто на заднем плане.

- А автомобиль ей зачем? – озадаченно поинтересовалась Ирина.

- Надо же ей на чём-то передвигаться. Из дальних стран в наши пенаты путь неблизкий, - хихикнула Светка. Она откровенно любовалась своим творением:

- Ну, разве не хороша? Настоящая роковая женщина!

- Светка, а почему все решили, что женщина-осень должна быть красавицей? У неё могут быть самые обычные черты лица.

- Это как же обычные? – разочарованно протянула подруга. – И какие же тогда?

- Пока не знаю. Я ещё не могу их представить. Для меня важно передать взгляд Осени, его посыл, понимаешь? Каким он должен быть, что он таит? Если я не разгадаю эту загадку, то и картину не смогу написать.

Светка фыркала, крутила пальцем у виска:

-Ну, какой такой особый взгляд? Как всякая нормальная женщина, Осень должна быть кокетлива и непредсказуема. Только и всего. Нет, ты точно блажная, Ирка. Иваныч тебе неуд влепит и будет прав.

- Не влепит, время у меня ещё есть.

Но время уходило, как и теплые осенние дни, неумолимо приближая срок окончательной сдачи работы. И тогда Ирина решила, что за город съездить всё же придётся. Отдохнёт, побродит по осеннему лесу, может быть обретёт вдохновение.

- Не понимаю я твоего пристрастия к поездкам «в никуда», - бубнила Светка, помогая собирать в дорогу рюкзачок подруги.

- Я бы назвала их иначе, «исследовательские вылазки» - отшучивалась Ирка, выкладывая обратно объемный пакет с бутербродами. – Светка, ну зачем мне бутерброды? Недалеко ведь еду, ближе к вечеру вернусь. А захочу есть – у местных что-нибудь куплю.

- Ну и упрямая ты, Ирка! Будь осторожна с местными. Жаль, что ты свой оберег потеряла, с ним было бы спокойнее.

- Не напоминай, до сих пор о нём жалею. Привыкла, что он всегда со мной.

Оберег, или счастливый кулон, был красив и необычен – на тоненькой золотой цепочке висел странный знак, диковинное переплетение изломанных линий, в центре которого тускло поблескивал скромный желтовато-коричневый камешек. Его подарила бабушка. Она говорила, что этот камень особенный, он принесёт внучке удачу и сбережёт от неприятностей. Ирка смутно помнила обстоятельства, повлекшие за собой столь неожиданный подарок. То ли её напугал кто-то, то ли она сама чего-то испугалась, но именно после этого случая бабуля подарила ей кулон с наказом всегда носить и никогда не снимать. Она и носила, настолько привыкнув, что даже перестала замечать.

- Слушай, а помнишь цыганку, что к тебе недавно приставала? –продолжала бубнить Светка. – А вдруг это всё связано? Она же про потери-перемены что-то вещала.

При воспоминании о недавней встрече с цыганкой, Ирка ощутила неприятный холодок. В тот день она проспала и торопилась на пары, заранее придумывая оправдание своему опозданию. Она так спешила, что чуть не сбила с ног появившуюся из-за угла цыганку. Это была совсем ещё маленькая чумазая девочка, из тех, кто пристает к прохожим и клянчит деньги. Она преградила Ирке дорогу и скороговоркой привычно завела заученную фразу про «тётенька, дай на хлебушек, кушать хочется», хитро посматривая на девушку. Вдруг в какое-то неуловимое мгновение лицо её исказилось, и она прошипела: «Берегись! Явь на навь поменяться может! И тогда себя потеряешь!». Отпрянув в сторону, Ирка поспешила дальше, а вслед ей еще некоторое время продолжали нестись бессвязные крики побирушки. Неприятный осадок от той встречи преследовал девушку еще несколько дней. И ведь именно Светка успокаивала её тогда, смеялась над её страхами. А теперь сама так некстати вспомнила тот случай.

- Ир, так может, не поедешь? Что-то мне неспокойно, - голос Светки вернул её в настоящее. Та серьёзно смотрела на подругу. - Всё-таки место незнакомое, кулон потеряла, да и вообще одиноким девушкам не следует ...

–…тёмной ночью бродить по улицам. Свет, ну что за глупости! Раз я решила – поеду. Задание никто не отменял, и я должна написать этот портрет. А для этого мне надо переключиться, передохнуть. Надо поймать вдохновение!

- Ты только в лесу его не лови, погуляй по окрестностям и обратно, - напутствовала Светлана.

На маленькой поселковой станции вместе с Ириной сошли три человека - две пожилые тётки да старик с мешком. Они так незаметно и быстро растворились в местном пейзаже, что девушка не успела окликнуть их, чтобы расспросить о дороге до леса. Ничего, как-нибудь сориентируюсь, - решила она, - Топографическим кретинизмом я не страдаю.

Сразу за станцией начинались дома. В небольших палисадниках увядали осенние цветы. Пахло яблоками и немного дымком, а ещё тем непередаваемым осенним ароматом, в котором смешались грусть приближающихся холодов, сладость спелых фруктов, горечь поздних цветов. «Чудесный запах, в городе такого не почувствуешь, - оглядевшись, Ирина счастливо вздохнула. А затем, немного постояв в нерешительности, повернула в противоположную от домов сторону, туда, где далеко на холме угадывались деревья начинающегося леса.

По обеим сторонам неширокой безлюдной дороги разросся колючий шиповник. Его ветви переплелись между собой с такой силой, что образовали глухие непроходимые заросли. Ирка неспешно шла мимо них, приглядываясь к окрестностям, наслаждаясь прелестью осеннего ясного дня. Было тихо и умиротворяюще спокойно. Возможно поэтому, внезапно раздавшийся протяжный жалобный звук, грянул для опешившей от неожиданности девушки словно набат.

Почти сразу звук повторился, перейдя в неразборчивое бормотанье, а затем тихий шепот, в котором угадывались слова: «Не ходи туда-а-а-а, не ходи-и-и. Беда будет». Чуть поодаль, в густой тени кустов на земле сидела маленькая девочка. Цыганка. Она равнодушно смотрела на Ирку, а потом произнесла чуть слышно:

- Не ходи туда. Пойдёшь вперёд - себя потеряешь.– И пронзительно закончила на высокой ноте: - Ту, которая без пальцев, повстречаешь!

Это прозвучало так странно и дико, что Ирина выронила из рук папку. Её рабочий арсенал - листы для набросков, планшет с зажимом - всё оказалось в пыли на дороге и на какое-то время отвлекло внимание девушки от странной девчонки. Когда же Ирка вновь выпрямилась – той уже не было. Растерянно осматриваясь по сторонам, Ирка пыталась понять, куда подевалась маленькая цыганка. «Сквозь кустарник она не могла пробраться, вперед убежать - тоже», – дорога просматривалась хорошо и была по-прежнему пуста. Ира почувствовала себя неуютно, ей захотелось немедленно повернуть обратно к станции. Желание это было таким сильным, что она чуть не поддалась ему. Однако привычка находить всему рациональное объяснение не подвела и на этот раз:

«Это просто глупый розыгрыш. Какая-то местная девчонка меня разыграла, а я и повелась. И придумала же - Та, которая без пальцев. Вот ведь бред», - Ирка удобнее перехватила свою довольно тяжёлую ношу и решительно пошла вперёд.

Меж тем непонятное дикое присловье продолжало прокручиваться в её голове. «Та, которая без пальцев, Та, которая без пальцев, Та, которая…», - девушка не заметила, как стала проговаривать вслух это сочетание слов. Теперь оно казалось странно знакомым, словно когда-то Ирка уже слышала что-то подобное.

«В мире странном,

В мире тёмном,

Та, которая без пальцев,

Век влачит в тоске и боли…» - вдруг отчётливо вспомнилось ей.

Ну конечно! Страшилка из детства! В деревне у бабушки они с подружками любили рассказывать друг другу подобные нелепицы. Бабушка была очень суеверной и сильно ругала девочек за их увлечение страшными историями. «Не выдумывайте, чего не надо! Нечисть всякую не поминайте, а то накличете её приход. Она ведь только ждёт, когда её позовут» - всё время пугала она. А вскоре подарила Ирке оберег.

«Давно нет бабушки, а вот теперь я умудрилась потерять её подарок…»

На глаза невольно навернулись слёзы и Ирка, сердясь на себя за минутную слабость, вытерла их тыльной стороной руки. Увлёкшись воспоминаниями, она не сразу заметила, что пространство вокруг неё окутано тусклой мглой. Туман возник словно ниоткуда. Всё – оставшиеся позади заросли кустарника, дорога, дальний холм, деревья на нём – казалось теперь фантастическим, расплывчато-нереальным и немного зловещим. Какая-то глухая тишина царила вокруг. Поэтому голос, внезапно раздавшийся у Ирки за спиной, сильно испугал её.

- Далеко ли собралась, красавица?

Едва не подпрыгнув от неожиданности, Ирка резко обернулась. Справа от дороги за деревьями притаился небольшой приземистый дом. От него приближалась к девушке немолодая женщина. В тёмном платке, нелепом длинном сером платье она казалась персонажем из фильма о старинной жизни. Привыкшая подмечать детали, Ирка сразу обратила внимание на натруженные руки с узловатыми пальцами, седые волосы, лёгкими прядками обрамляющие аскетичное благообразное лицо, грубые ботинки на ногах.

«Странная какая-то», – решила Ирина. Но поздоровалась с незнакомкой как можно более приветливо:

- А вы меня напугали! Так неожиданно окликнули! И туман этот непонятный нервирует.

Женщина небрежно кивнула в ответ:

- Ты куда собралась-то, красавица? – повторила она свой вопрос.

- Я … гуляю. В лес заглянуть хочу, - попыталась улыбнуться девушка.

- Одна? А не боишься?

- Не боюсь. – Ирка немного замялась. - Вернее не боялась, пока туман не опустился.

-Туман? О чём ты, девонька? Вон, солнце какое яркое светит.

И правда, ослепительный солнечный свет заливал окрестности. Ирка почувствовала дурноту, в глазах на мгновение потемнело. Что же такое сегодня с ней происходит? Может, так начинается простуда? Или сказывается переутомление?

- Что-то ты побледнела. Может, ко мне зайдешь, передохнешь?

- Я лучше пройдусь, подышу свежим воздухом. Мне уже полегчало. - Собираясь двинуться дальше, она добавила:

- Я сюда за вдохновением приехала. Мне картину надо написать.

- То-то я смотрю, у тебя поклажа особая, - протянула тётка. – Как звать тебя, художница?

- Ирина.

- А я Анисья, живу здесь уже много лет. Да только глухое это место, опасное.

При этих её словах, Ирка, которой начал надоедать этот бессодержа-тельный разговор, насторожилась:

- Какое же глухое, если поселок совсем рядом.

- Посёлок? – усмехнулась вдруг тётка, - Это только кажется, что рядом. То наваждение, блазь, поняла? Нет здесь вокруг ни жилья, ни людей, одна я только. Нехорошее это место: бывает, что люди пропадают.

- Как пропадают, где? – нахмурившись, спросила девушка.

- А в лесу и пропадают. Приезжие. Редко правда, но бывает. Никто из них назад не возвращается!

- Но ведь их должны были искать?

- К нам не так просто попасть – прищурилась Анисья. - Но уж если попадёшь – пропадёшь! Ты сказку про Ту, которая без пальцев, знаешь? Это всё её козни!

«Неужели мне повезло встретить местную сумасшедшую?» - изумилась этому последнему заявлению своей собеседницы Ирка. - Надо быстрее сматываться». Стараясь не разозлить случайную собеседницу, девушка улыбнулась ей как можно спокойнее:

- Приятно было познакомиться с вами. Но я пойду. Мне же ещё вдохновение искать! - И поправив тяжёлую папку, поспешила вперёд по тропинке к повороту.

- Смотри чего другого не найди, - пробормотала ей вслед Анисья.

Спасаясь от навязчивой собеседницы, Ирка быстро шла, почти бежала. После всех непонятностей нынешнего дня её настроение ухудшилось. «Какая неприятная женщина! Испортила мне весь настрой своими байками. И откуда ей известно о глупой детской страшилке из моего детства?» – досадовала Ирка. «Та, которая без пальцев!» - задумчиво повторила она и, миновав поворот, остановилась передохнуть от быстрой ходьбы.

Вокруг простиралось пёстрое пространство поля. Высокие травы в самых причудливых формах образовали густое переплетение из высохших и ещё свежих стеблей. Развешанные между ними тщательно вывязанные полотна паутины слегка подрагивали от лёгкого ветерка. Кое-где яркими пятнами проглядывали головки поздних цветов. А чуть поодаль на пригорке начинался лес.

Картина была умиротворяющая и такая красивая, что Ирка даже за-жмурилась на миг от охватившего её радостного чувства.

«Вот она какая, настоящая осень! А вы говорите, воплотить в женском образе, Пётр Иваныч! Какая осень женщина, никому неизвестно…осень – это вот, всё вокруг!»

Девушка счастливо вздохнула, а потом внезапно решила: «Дальше не пойду. Сделаю набросок этой красоты и домой. Всё равно никаких поселянок для образа я тут не встречу. С чего мне в голову могла прийти подобная глупость? Не с Анисьи же портрет писать. А что, вполне…поздняя осень, увядание…». Ирка хмыкнула с той жестокой насмешливостью, которая присуща молодым. И невольно оглянулась на оставшийся далеко позади дом. Но его не было видно из-за поворота и никого, никого не было вокруг. Только она и природа, только она и безмолвие ясного осеннего дня. Ирка вдруг так остро почувствовала своё одиночество, что на мгновение ей стало не по себе.

- Ну что страшного-то, - попыталась успокоиться она. – В лес я решила не ходить. Поработаю немного и пойду на станцию.

За делом время летело незаметно. Погожий день, птичьи разговоры, шелест трав окончательно вернули Ирине хорошее настроение. Штрих за штрихом на бумаге воссоздавались так пленившие её фрагменты осеннего луга. Она рисовала быстрыми уверенными движениями, тихонько мурлыча знакомый мотивчик. Но постепенно мыслями Ирка вернулась к словам Анисьи. «Та, которая без пальцев, Та, которая без пальцев», - навязчиво кружили в голове слова. Ирка попыталась вспомнить всю считалку. Почему-то ей казалось очень важным узнать её последние строчки. Но они ускользали от девушки. И Ирину вновь охватило чувство неприятного тревожного ощущения.

Возможно поэтому, она испытала невероятное облегчение, увидев появившуюся вдалеке, среди травяного океана, стройную рыжеволосую женщину. Незнакомка неспешно шла через поле, приостанавливаясь, наклоняясь то над изящной паутиной, то над сухими травинками, внимательно рассматривая что-то и её волосы, подсвеченные солнцем, сияли и золотились. Ирка невольно залюбовалась представившейся пасторальной картинкой. «Какое отличное дополнение к моему сюжету! Завершающий аккорд! Словно это Осень гуляет по полю. Почему бы нет?» И, торопясь ухватить момент, она начала набрасывать изящную фигуру, непринуждённую позу, лёгкий наклон головы. Увлекшись этим занятием, рассматривая и поправляя детали наброска, Ирка какое-то время не отрывала взгляд от бумаги. И вдруг… она будто оглохла, окруженная плотной стеной тишины, из мира словно исчезли все звуки.

Только что незнакомая женщина была далеко, но вот она уже стоит рядом. Бледное лицо в густой россыпи веснушек, шаль почти скрывает одежду, лишь внизу виден истрёпанный подол юбки. «И у этой местной странный наряд», - невольно отметила Ирка, машинально улыбнувшись незнакомке и продолжая рассматривать её. Волосы женщины, казавшиеся такими прекрасными, теперь, вблизи, выглядели запущенными, спутанными, с зацепившимися кое-где сухими травинками, щепками, пёрышками птиц. Губы были прихвачены налётом из сухих корок, тонкая сухая кожа лица покрыта сетью мелких глубоких морщинок, а глаза…тусклые, бесцветные, как будто слепые.

Женщина смотрела словно сквозь Ирину. Потом её взгляд скользнул на руки девушки и она произнесла глуховато, почти неразборчиво:

- Красивые руки, тонкие пальцы. Какие у тебя тонкие пальцы. У меня когда-то были такие же… - она всё смотрела и смотрела на Иркины руки, а потом жалобно, словно ребёнок попросила:

- Расчеши мне волосы, а то я не могу, не могу. Видишь, мне нечем… - И, выпростав из-под шали руки, женщина потянулась ими к девушке. Пальцев не было, ладони заканчивались неровными обрубками, покрытыми тёмными корявыми струпьями.

Не в силах вымолвить ни слова, оцепенев от ужаса, Ирина смотрела на незнакомку. Реальность не могла быть такой непонятной и страшной, но эта женщина, вот она, продолжает трясти искалеченными руками перед её лицом, почти касаясь его…

А дальше она бежала, бросив рюкзачок, папку, забыв про сделанный набросок, не оглядываясь. Ирка была спортивной девушкой, но сейчас ей казалось, что она двигается словно в замедленной съёмке. Сердце билось где-то в горле, дыхания не хватало, и она, всхлипывая, хватала воздух ртом. Только бы не упасть, только бы убежать! Вот и поворот, и дом Анисьи за ним, и она сама кидается от калитки ей навстречу. А потом резкий рывок, падение и спасительная темнота…

Очнулась Ирка от звуков, которые кружили в темноте и сплетаясь, образовывали необычный по ритмике напев. Потом звуки облеклись в слова:

«В мире странном,

В мире темном,

Та, которая без пальцев,

Век влачит в тоске и боли.

Ей чернавка верно служит…»

…Несколько девчонок стоят, образовав круг, напевая считалку. На одной малышке считалка обрывается. – Тебе водить, тебе водить, Иринка - кричат подружки, разбегаясь по сторонам.

– А вот и нет! Не хочу, - кричит в ответ она. – Какая дурацкая считалка! Та, которая без пальцев… Так не может быть, так не бывает! Это всё ты, ты её придумала! – Девочка, которую зовут Иринка, толкает смугловатую худенькую малышку. – Ты противная, страшная, я не хочу с тобой больше играть, уходи!

– Зря ты так громко кричишь! – темноволосая девочка смотрит обиженно, в тёмных цыганских глазах блестят слезинки. – Не кричи, а то Она и правда услышит тебя и придёт!

-Кто Она? – кричат другие.

-Та, которая без пальцев! Она же ищет себе новые пальцы!

-Зачем они ей?

-Чтобы волосы расчесать!

При этих словах девчушки переглядываются и прыскают, а Иринка начинает громко смеяться, кружится и поёт-поёт: «Та, которая без пальцев, приди, я здесь, я здесь! Я подарю тебе свои пальцы, слышишь? Ну что же ты? Где же ты? Ау?!» И победно оборачивается к подругам: Видите, никто не пришёл! Не существует её!

Тёмненькая смуглянка лишь усмехается в ответ:

- Зря ты позвала её. Она тебя услышала, и когда-нибудь вы обязательно встретитесь! И тогда ты пожалеешь об этом! …

Картинка расплывается, темнеет, и только слова считалки продолжают звучать громко, чётко, зловеще.

Невольно Ирина потянулась за этими словами, и воспоминания о случившемся с ней вдруг разом всплыли в памяти. Сердце подпрыгнуло, замерло и зачастило в испуге, окончательно заставив девушку очнуться от сонного забытья. Резко сев на постели, она огляделась.

В комнате было сумрачно. В тусклом свете чуть расплывчато проступали очертания предметов: в углу притаился тёмным скособоченным провалом шкаф, поодаль стояла пара стульев да на стене часы с кукушкой отсчитывали минуты с момента её пробуждения. В открытую дверь видна крохотная кухня, где у плиты что-то делает женщина в тёмном платке. Она напевает странным речитативом неприятный мотив, разбудивший Ирку.

- Анисья! – вспомнила девушка, невольно вслух произнеся имя женщины.

- Очнулась, художница? – Анисья вошла в комнату, приблизилась к кровати, на которой сидела Ирка. – Ты не вскакивай, полежи ещё, тебе спешить теперь некуда.

- Анисья, что со мной произошло?! Где я?

- Ты упала. Потеряла сознание. Я перетащила тебя к себе.

- Я была без сознания? Долго?

- Не могу сказать, не засекала я время. Да и течёт оно здесь по особому, не так, как в вашем мире.

-Анисья, не понимаю, о чём вы. Зачем вы так шутите, – вскинулась Ирка. – Мне срочно нужно позвонить! Моя подруга наверняка волнуется! – Она огляделась в поисках мобильника. – Где-то должен быть мой телефон, и сумка…

- Ты бежала налегке, безо всего, словно за тобой гнались - Анисья спокойно смотрела на девушку, держа в руках, Ирка только теперь заметила, чашку с дымящимся содержимым.

- Там, на поляне, была женщина с ужасными руками, - содрогнулась от воспоминаний Ирка. – Она заговорила со мной, попросила расчесать ей волосы! А потом показала свои руки. У неё не было пальцев! Совсем! И тогда я побежала…

Анисья протянула девушке чашку:

- На вот, выпей моего отвара, он успокаивающий. Тебе полегче станет.

Но Ирка, не обращая внимания, продолжала расспросы:

– Анисья, мне страшно! Что это за женщина? Она существует? Не могла же она мне привидится?!

- Не привиделась, ты не волнуйся только. - Анисья настойчиво поднесла чашку к губам девушки, и Ирка невольно глотнула крепкое, обжигающее горечью питьё, отпрянула, закашлялась. Почти сразу же она почувствовала слабость, руки и ноги потяжелели, голова слегка закружилась.

- Мне плохо! Вы…вы меня отравили? – от внезапной страшной догадки внутри всё сжалось в тугой ком, Ирку замутило.

- Успокойся. Это действие настоя. Так и должно быть, ты приляг, поспи, время ещё не подошло, - Анисья мягко, но настойчиво подтолкнула Ирину.

– Анисья, что вы задумали? Зачем опоили меня?

- Ты скоро узнаешь. Хозяйка совсем близко, как настанет ночь, она придёт. Она входит в силу ночью и тогда…всё может случиться. Я же предупреждала тебя, что в наших краях пропадают люди, – она помедлила и добавила – девушки. Я была честна с тобой. Но ты не послушала меня, пошла дальше. Ты что, совсем забыла сказку про Ту, которая без пальцев?

Ирина, охваченная ужасом от её слов, от собственной беспомощности, от нереальности всего происходящего, слушала этот странный монолог. Сил хватило только, чтобы пробормотать:

- Это была не сказка, а глупая детская считалка.

- Сказка ли считалка ли, но для тебя теперь она стала реальностью!

Бедная моя Хозяюшка неприкаянная бродит по лесу, не находит себе места. В ветреные ненастные дни по окрестностям разносится её плач. По осени она делается особенно беспокойной…

- Хозяйка…

- Хозяйка. Та, которая без пальцев, - неужели ты до сих пор не поняла этого?

- Хозяйка, Та, которая…- Пытаясь бороться с сонной одурью, Ирка отчаянным усилием разлепила глаза.

– Ты поспи. Поспи, пока можешь. До ночи ещё есть время…

Голос Анисьи звучал всё глуше, словно через ватный слой, и Ирка, не в силах сопротивляться действию настоя погрузилась в забытьё. Ей грезились странные и страшные картины, плачущие женщины, умоляющие о пощаде, ухмыляющаяся Анисья с большим ножом в руках, повторяющая речитативом: «Твоё время пришло, твоё время пришло».

День близился к вечеру, когда Ирина очнулась от кошмарного морока. В комнате часы с кукушкой отсчитали шесть раз. Было тихо, ни шороха, ни звука не доносилось из кухни. Некоторое время девушка лежала, не шевелясь, пытаясь собраться с мыслями. Постепенно её сознание прояснилось и воспоминания о произошедшем всплыли в памяти.

- Надо уходить отсюда, - вяло думала она. - Надо выбираться, пока эта сумасшедшая тётка не вернулась. Надо спешить.

Тело было непослушным, словно чужим. Но Ирина, движимая отчаянием и страхом, уговаривала себя подняться. Осторожно с большим трудом, ей удалось сначала сесть на кровати, а потом сползти с неё. Затёкшее тело не сразу справилось с привычными простыми движениями. В голове зашумело, комната накренилась и в последний момент девушка сохранила равновесие, схватившись за стул, стоявший рядом. Словно в тумане, держась руками за попадающиеся по пути вещи, очень медленно – шаг, передышка, снова шаг - она доковыляла до кухни. «Я смогу, я справлюсь, я должна…ну же, ну, ещё шаг, ну давай, ты сможешь, - уговаривала она себя, чуть не плача.

Анисьи нигде не было. На табуретке возле двери стояло ведро с водой и, опустившись перед ним на колени, она стала пить, зачёрпывая воду ладонями, жадно глотая, обливаясь. Её стало полегче и некоторое время Ирка посидела на полу, отдыхая, бесцельно рассматривая комнату.

На стене висело несколько полок, одна над одной, заставленных пузырьками, баночками, коробочками, бумажными пакетиками, перевязанными бечёвкой. «Ингредиенты для её зелий. Анисья ведь сумасшедшая, она очень опасна, неужели из местных никто не понял этого!» - всхлипывая от нахлынувшего страха, Ирка поднялась, держась рукой за стол. На самом его краю стояла довольно большая жестяная коробка. Коробка выглядела очень старой. Но рисунок, покрывающий её, стёрся не полностью, с него на Ирку смотрели два премилых медведя в шапочках и шарфах. Девушка невольно попыталась приподнять коробку, но не смогла удержать в руках и теперь с ужасом смотрела на страшное содержимое, рассыпавшееся по полу. Пальцы, пальцы, много пальцев! Небольшие, словно подобранные по одному размеру, перевязанные по несколько аккуратными связками. Высохшие, скрюченные, с почерневшими ногтями, они напомнили Ирке гигантских пауков. Она не могла отвести взгляд от жутких трофеев Анисьи. В какой-то момент девушке показалось, что пальцы начинают шевелиться, пытаются подобраться к ней поближе, и тогда Ирка закричала.

- Чего орёшь-то, художница? - в дверном проёме бесшумно возникла Анисья. - Оклемалась, значит, - протянула она. – Ну да ничего, дело поправимо. Сейчас отвара моего выпьешь и опять поспишь. А там и ночь.

- Я ничего не буду пить, - стараясь говорить чётко, по слогам произ-несла Ирина. - Сейчас я уйду отсюда, а вы пропустите меня, если не хотите отвечать перед законом.

- Куда ты пойдёшь, малахольная? - Анисья с интересом разглядывала девушку. - Ты и пары шагов сделать не в состоянии. Да и не пущу я тебя, поздно. Хозяйка тебя заприметила, ты теперь её добыча. Я тебя караулить стану, не спастись тебе, уж смирись.

Женщина шагнула вперёд, и под ногами хрустнул один из её мерзких трофеев.

- Да ты пальчики рассыпала, мерзкая девчонка! Ничего, я всё соберу, а сейчас… – Анисья достала из кармана своей широкой, присборенной на деревенский манер юбки нож.

– Не дождаться мне Хозяйки, начну без неё, - нараспев произнесла тётка. – Очень ей нужны новые пальцы. Твои ей понравились, такие изящные, тоненькие.

Анисья осторожно попробовала пальцем лезвие ножа:

- В самый раз. Боли почти не почувствуешь, художница. Но потерпеть всё же придётся. Плохо, что ты очухалась. Ну, теперь всё равно. К столу поворачивайся, руки клади, а я уж быстренько управлюсь.

От ужаса и смятения мысли путались, бежать было некуда, в маленькой комнатёнке было тесно, а сумасшедшая стояла слишком близко. И нож в её руке выглядел тяжёлым, реальным, от такого не спастись.

- Анисья, прошу вас, отпустите меня! А я вам много-много пальцев принесу! Сжальтесь, отпустите меня.... - со страхом и мольбой забормотала девушка и запнулась…

Анисья молча смотрела на Ирку. В её глазах девушка прочитала свой приговор. «Вот он, взгляд осени, - отрешённо подумалось Ирине, - безжалостный и беспощадный, сулящий неизбежный конец всему живому и приход зимы. Интересно, смогла бы я предать его на холсте…»

- Ты поворачивайся, художница, не заставляй себя ждать.

Словно в трансе, Ирка положила на стол сначала левую руку, потом правую. И увидела нож, лежащий рядом с половинкой яблока… Желание выжить, спастись, полыхнуло, словно ожог. Почти не осознавая, что делает, Ирка схватила нож и развернулась, вложив в удар всё своё отчаяние.

Анисья охнула, в её взгляде промелькнуло изумление, испуг, а потом он угас.

– Недолог век осени на земле, недолог век осени на земле… - монотонно бормотала Ирка, трясясь в ознобе всем телом. - Я обязательно напишу портрет. Портрет осени, минуты которой сочтены. Обязательно напишу! Если только выберусь отсюда...если выберусь...

Ирка заставила себя посмотреть вниз. Вместо Анисьи, у её ног лежала грязная куча тряпья, в которой лишь угадывался скелет, подёрнутый пылью и тлением. Медленно подняв руку с ножом, девушка посмотрела на него – лезвие было чистым, никаких пятен, вообще ничего. «Что же происходит! Что со мной происходит! Куда я попала?!»

Закружилась голова, к горлу подступила дурнота. А потом Ирка услышала, точнее, почувствовала чьё-то приближение. Ощущение было поразительным, словно у неё возникла некая связь со страшным существом и все его чувства - тоска, злое торжество, нетерпение - были теперь доступны и ей. «Это Хозяйка, она идёт» – вяло подумала Ирка. После всего случившегося с ней за последние часы, девушку охватила апатия. И всё же разум подсказывал ей: «Уходи, беги отсюда как можно скорее!»

Продолжая сжимать в руке нож, Ирка переступила через останки на полу и, пошатываясь, пошла к выходу. Но, уже открывая дверь, она понимала, что уйти ей не суждено – последняя строчка считалки внезапно отчётливо возникла в памяти, подтверждая собой всю безнадёжность её попытки:

Кто чернавку убьёт – её место займёт!