Я проклинал всё, что стало символами этой истории: гребешки и видео с ними, этот чужой “идеальный” инстаграм, который вдруг заработал как доказательство того, что я смотрел не туда. Я уже сидел в маршрутке с билетом, написал что-то — короткое, неловкое, будто словами можно было отменить чувство. А потом началось самое тяжёлое: дни, когда ты физически ушёл, но умом всё ещё ходишь по тем же комнатам.

Каждый день открывал новые факты. Чужие букеты и слёзы от них. Ролики, где счастье выкручено до блеска. Знакомства с иностранцами, “переезды”, “новая жизнь”, психологи, советы, как пережить несчастную любовь, и люди, которые продают уверенность в себе упаковками. И я смотрел — не потому что хотел, а потому что надеялся найти там хоть одно подтверждение тому, что между нами было настоящее.

Но чем больше я смотрел, тем яснее понимал: я не её узнаю. Я узнаю свою иллюзию о ней. И свою привычку держаться за неё, пока не станет совсем больно.

Я открылся человеку полностью — и в этом была моя смелость. И моя уязвимость. Я честно сказал: мне тяжело. Я устал. Мне нужна поддержка. Я не прошу спасать меня — просто быть рядом, слышать, не судить.

В ответ прозвучало то, что обнуляет любое “мы”:

“Не делай из этого проблему.”

“Надумано.”

“Ты же мужчина.”

Как будто чувства — это роскошь, которую можно позволить себе только по расписанию. Как будто усталость — слабость. Как будто у мужчины есть обязанность быть камнем, а не человеком.

И в тот момент я впервые ясно увидел не конфликт и не недопонимание. Я увидел разницу в ценностях. Там, где я искал взаимность, было ожидание роли. Там, где я просил разговора, приходил игнор. Там, где я хотел уважения к моим переживаниям, получал уколы и холод.

Я пытался выставить границы — аккуратно, по-взрослому, без истерик: “давай поговорим”, “мне важно”, “мне больно”. Но границы не работают там, где их воспринимают как вызов. В ответ — манипуляции, молчание, обесценивание. И каждый раз мне приходилось выбирать: проглотить и остаться, или сохранить себя и уйти.

Почему так больно? Не потому, что она “плохая”. И даже не потому, что я “хороший”. Больно потому, что я верил. Потому что я вложился. Потому что в период, когда рухнул брак, я встретил человека и захотел построить что-то живое — и отдал этому честность, время, заботу, руки, деньги, внимание. А в итоге оказалось: отношения не держатся на одном человеке, как бы сильно он ни старался.

Я долго обманывал себя, давая время. Надеялся, что всё “перерастёт”, “устаканится”, “она поймёт”. Но правда в том, что понимание не вырастает из молчания. Оно рождается из уважения. А уважение — это не разовый жест, а способ быть рядом.

Теперь я могу сказать это без злости: я не проиграл. Я увидел реальность. И выбрал выйти из неё, пока не потерял себя окончательно.

И всё же я благодарен. Странно, но благодарен. Городу Благодарному — за опыт, который нельзя купить и не хочется повторять. За урок, который пришёл через тишину, холод и утро, где точка стала спасением.

Прощай. Твою тишину, твои короткие мгновения, которые мне казались счастьем, я не забуду. Как не забуду и то последнее утро — холодное, ясное и честное.

Не “как её сердце”.

А как правда, которую я наконец перестал от себя прятать.

Особенно удобно нападать на женщину: она, в отличие от внутреннего страха, не исчезнет, не растворится и не ударит в ответ.

Когда такой мужчина вырастает, ему достается ещё один подарок — визуальное образование, полученное преимущественно через порноиндустрию. Именно там он учится, как должна выглядеть "естественная" женщина: губы — объёмные, кожа — ровная, глаза — блестящие, тело — без единого изъяна.

А поскольку порно он воспринимает не как индустрию с освещением, монтажом, хирургиeй и косметологами, а как естественную среду обитания женщин, у него формируется чёткая картина мира: настоящая женщина всегда выглядит как готовый глянцевый продукт. Если же реальная женщина выглядит как реальная женщина, её можно смело унизить — в образовательных целях, разумеется.

*Отсюда и парадокс с губами. Мужчине показывают три варианта, он выбирает самый подчёркнутый и усиленный, но тут же категорично заявляет, что накачанные губы — это ужасно. Но это не противоречие. Это пример высшего когнитивного искусства, когда человек реагирует на стимул, не признавая его природы. Ему нравится гель, но не нравится идея геля. Нравится работа косметолога, но не нравится мысль, что женщина сделала что-то для себя, а не для его одобрения. Он хочет видеть эффект, но не хочет признавать усилие. Подобная логика позволяет сохранять внутреннее ощущение контроля над женской внешностью, не обладая при этом ни пониманием, ни компетенцией, ни ответственностью.

Надо признать, что интернет-комментарии дают этим мужчинам великолепную площадку для самореализации. Ведь так удобно компенсировать собственную неуверенность, сидя за экраном и объясняя женщине, что у неё «слишком большие губы», «слишком маленькие губы», «слишком натуральные губы», «слишком ненатуральные губы».

Унижение здесь выступает как терапия, только бесплатная и с нулевым эффектом.

Когда мужчина пишет, что женщина «испортилa себя», он на самом деле пытается не заметить, что в нём самом ещё с первого класса сидит непринятый маленький мальчик, который очень боится показаться слабым, но не знает, как быть другим.

Объективация здесь выполняет важную функцию: женщина перестает быть человеком, а становится объектом оценки.

Это удобная позиция. Объект не чувствует, объект не отвечает, объект можно критиковать без риска. Мужчина получает иллюзию власти и одновременно избегает необходимости увидеть собственное отражение. Ведь если начать воспринимать женщину как человека, придётся столкнуться и с собственной ответственностью, и с собственной виной, и с собственной эмоциональной неграмотностью — задачами, которые он решать не обучен.

Таким образом, то, что кажется бессмысленной агрессией, нелогичными предпочтениями и откровенной слепотой, на самом деле является сложной смесью культурных установок, инфантильного развития, визуальной некомпетентности и глубокой внутренней неуверенности.

Это не просто результат порнокультуры и плохих примеров -- это итог образования, где мальчика учили всему, кроме думания, и истинного этического воспитания, он — своего рода продукт духовной гибели своих предков, ведь ему сообщили, что чувствовать — значит проигрывать. Такие мужчины не могут видеть очевидное не потому, что им не хватает интеллекта, а потому, что им с детства не дали права на честное восприятие ни себя, ни других, ни самого мира.