Лига психотерапии

С рождения сына она знала, что с ребёнком у неё что-то не так. Старший был ближе к сердцу, роднее, хоть и ершистый; младшая была ласковая, болтушка и проказница. А со средним она знала - не складывается.

Свою тонну книг по воспитанию детей она перечитала ещё в молодости. Сыну, казалось, ничего от них не надо: ни подарков, ни объятий. С детьми во дворе особо не играл, сторонился. К отцу тянулся, ездил с ним на рыбалку. Остальное было ему не интересно.

У неё попросил однажды набор инструмента для резьбы по дереву. Это было в его седьмом классе. Она удивилась, стала узнавать, что лучше купить. Никаких денег было не жалко, билась одна мысль - хоть так дать то, что не додала, не вложила, не долюбила. Поиски свели её с мастером резьбы по дереву, у него сын и перенял основы ремесла.

В школе учился сам, хорошо. После школы сын уехал из их маленького города в большой, поступил. Домой не приезжал, - начал подрабатывать. В гости не приглашал, а они показаться дома и не уговаривали - знали, что давить бессмысленно. Пообещает под нажимом, чтобы отвязались, а в последнюю минуту всё переиграет так, чтобы вырулить по-своему.

Когда её мальчику было десять, она разговаривала с психологом о том, в чём её вина, что она сделала не так, что он таким вырос.

Где совершила ошибку?

Психолог задавала пугающие её вопросы - страшным было то, что психолог как будто сына знала, предчувствовала то, как он поступит в разных ситуациях. Потом говорила с ней про то, что ошибки никакой нет, что между людьми бывают разные отношения, и у её мальчика - такой вот тип привязанности, избегающий.

Она шла домой, повторяя про себя слова про то, что он таким уродился и она в этом не виновата. Чувствовать себя недоматерью она перестала только в его шестнадцать, когда он, волнуясь, подарил ей собственноручно вырезанную липовую шкатулку.

Она обомлела, а сын показывал кто где: на крышке скульптурно изображены были и отец, и брат с сестрой, и она с ним у костра, все вместе на рыбалке. Всю композицию он придумал и сделал сам.

После вуза сын приехал один раз повидаться и сказать им, что на Родину не вернётся.

Работать устроился вахтами, чтобы скопить на квартиру в большом городе. Не пил, не курил. С тем, что он проживёт всю жизнь один, она не могла и не хотела смириться.

Раз в неделю она ему звонила, ненадолго. Денег он накопил, квартиру купил, зарабатывал сначала на ремонт, потом на хорошую кухню. Всё сам, без женской руки, - когда речь зашла о кухне, она твёрдо сказала, что после выходных приедут с отцом на новоселье.

Спрашивала, что привезти, что подарить. "Не надо ничего везти, у меня все есть", - как же ранил её раньше этот ответ! Сейчас она ответила спокойно, мол, поняла.

В выходные на базаре столкнулась с учителем по резьбе. Он сильно сдал. Спрашивал, как у сына дела, рассказывал о своих многолетних хворях. Уговорил их с мужем поехать к нему прямо с базара.

В подарок сыну повезли от него тяжёлый мешок грушевых чурбачков. На словах просил передать, что высушена древесина на совесть, сушил для себя.

Дверь по адресу сына им открыла пухлая белокурая девушка. Отец только крякнул.

- Спустись к машине, гостинцы поможешь поднять. Тебе там мешок кой-чего передали, - попросил сына.

Всю дорогу домой она проплакала.

Соседки завидовали, какой он у неё ответственный, разумный и самостоятельный, а ей не хватало его ребячьей открытости, желания прильнуть к маме, того, что было в отношениях с другими детьми - души, тепла. Так и вырос, в своём дому хозяин и при хозяйке теперь. Навсегда взрослый.

- Не угодишь тебе! То один он - плачешь, то женат он - плачешь, - не мог взять в толк, отчего у неё льются слёзы, муж.

Она плакала не о нём, а о себе. О третьем ребёнке, которого у неё не было.

Младшая дочь взяла дело в свои руки, навела мосты, подружилась в Фейсбуке с невесткой. Приходила, показывала ей на компьютере фотографии, которые та выставляла.

Сын тоже там в Фейсбуке был, вёл страницу. Лица его там не было, только на снимках - вырезанные из дерева фигурки. Непостижимо живые.

Она заходила на его страницу каждый день. Научилась лайкать его посты.

Написал он на своей странице только один раз.

На смерть мастера, у которого учился.

Про то, как много этот человек ему дал. Про то, как важно ему было встретить человека, который чувствовал сокровенные движения его души, даже когда словами он не мог их сказать. Про то, что в жизни таких людей у него было только двое - мастер и мама, которая подарила ему первые инструменты, поддержала в учении, всегда верила в него.

Что она не похожа на других мам - она не любит пустые разговоры. А однажды привезла ему тяжеленный мешок дров в подарок, а не занавески и кастрюли на обзаведение хозяйством. Но это был самый желанный подарок на свете, потому что древесину сушил далеко в другом городе его учитель, и это его наследство. Это его дух делает такими чудесными его скульптурки.

В комментариях к посту чужие люди восхищались ею и пели осанну её материнству.

Она молча легла пластом и не могла сдвинуться с места два дня. О том, что она передумала внутри себя, она никому никогда не рассказала.

Источник

Пост в Лигу психотерапии.

Начало в посте Аарон Бек и когнитивная терапия депрессии.

Почему "бросил перчатку психоанализу"? Чтобы дать ответ на этот вопрос, необходимо понимать атмосферу 1950-х - 1960-х годов в США, где психоанализ был не просто модой. Он был атрибутом престижной жизни богатых.

Чтобы проиллюстрировать данный тезис, я процитирую один из наиболее известных романов американского писателя Уильяма Стайрона "Выбор Софи", описывающий историю женщины, сумевшей выжить в концентрационном лагере Освенцим в период Второй мировой войны. Роман был опубликован в 1979 году, однако события романа происходят одновременно с Нюрнбергским процессом, в 1940-х.

Роман был экранизирован в США в 1982 году режиссёром Аланом Пакулой. Мерил Стрип за роль Софи была удостоена премии Оскара.

В конце романа главный герой узнает о самой страшной тайне польки Софи, оказавшейся в концлагере за купленный окорок. Помимо неё нацисты арестовали её сына Яна и дочь Еву. И когда их доставляют в Освенцим, в процессе «селекции» Софи предлагают сделать страшный выбор — решить, кого из детей она оставит, а кого сразу отправят в газовую камеру. Софи умоляет пощадить обоих детей, однако её заставляют сделать выбор — в противном случае оба ребенка будут немедленно уничтожены. Она просит сохранить жизнь сыну - эмигрирует в Америку и живёт полупомешанной оставшуюся жизнь.

Цитаты из книги, относящиеся к психоанализу и увлечением психоанализом среди детей олигархов, еврейской национальности, помогают понять контекст, в котором доктор Бек осмелился сказать, что психоанализ не помогает лечить депрессию:

"Беседа перескочила на другого лауреата Бруклинского колледжа – Уолта Уитмена, и тут мне уже легко было не слишком вслушиваться в то, что говорила Лесли. В колледже да и в других местах я не раз и вполне серьезно разыгрывал эту маленькую шараду на культурные темы и знал, что это лишь прелюдия, предварительное прощупывание друг друга, когда важнее авторитетный тон, каким произносятся слова, чем смысл того, что говорится. Короче, этот ритуальный брачный танец позволяет отвлекаться мыслью – не только, как в данном случае, на пышные телеса Лесли – и дает возможность попытаться проникнуть в подтекст. Поскольку я не очень вникал в слова, то сначала подумал, что ослышался, что это какая-то новая словесная игра, и лишь потом понял, что это говорится не в шутку, что в разговоре назойливо присутствует некая мрачная нота – ведь почти каждая фраза начинается со ссылки: «Как сказал мой аналитик…»

То и дело прерывавшийся, зацикленный на одной теме, наш разговор озадачивал меня и в то же время пленял, а кроме того, он был предельно откровенен, и это было настолько для меня внове, что я почувствовал, как у меня горят уши – такого со мной не бывало с восьми лет. В общем и целом эта беседа пополняла мой жизненный опыт, она произвела на меня столь сильное впечатление, что в тот вечер, у себя в комнате, я по памяти дословно записал ее, – эти записи, выцветшие и пожелтевшие, я извлек сейчас из прошлого вместе с письмами отца. Хотя я дал себе слово не перегружать читателя чрезмерным обилием заметок, которые я в то лето в великом множестве набросал (это утомляет и отнимает время, а кроме того, указывает на спад в работе воображения), в данном случае я делаю исключение, вставляя в текст свою маленькую запись без всяких изменений в качестве достоверного образчика разговора, какой вели люди в 1947 году – году зарождения психоанализа в послевоенной Америке.

Девушка по имени Сандра: «Мой аналитик сказал, что моя способность передавать телу приказы из антагонистической стадии перешла в стадию благожелательную. Он сказал, это обычно означает, что аналитику придется преодолевать меньше барьеров и репрессий».

Долгое молчание. Слепящее солнце, чайки на фоне лазурного неба. На горизонте – перышко дыма. Чудесный день, ждущий своего гимна, вроде оды «К радости» Шиллера. Что же, черт подери, гнетет эту молодежь? В жизни не видал такого мрака, такого отчаяния, такой оцепенело-тупой серьезности. Наконец кто-то нарушает долгую тишину.»

Парень по имени Ирв: «Не пережимай по части благожелательности, Сандра. А то доктор Бронфман живо засадит в тебя свою пушку».

Никто не смеется.

Сандра: «Это не смешно, Ирвинг. Собственно, то, что ты сейчас сказал, – возмутительно. В способности человека передавать телу приказы нет ничего смешного.»

Снова надолго воцаряется тишина. Я совершенно оглушен. Ни разу в жизни не слыхал, чтобы в смешанном обществе употребляли такие слова. Как никогда не слышал и о способности передавать телу приказы. Я чувствую, как съеживается все мое пресвитерианское нутро. Эти люди чувствуют себя действительно совершенно раскрепощенными. Но если так, то почему же здесь царит такой мрак?

«А мой аналитик говорит, что способность передавать телу приказы – дело серьезное, независимо от того, делаешь ли ты это с чувством антагонизма или благожелательности. Она говорит, это свидетельство того, что ты не преодолел в себе эдипов комплекс.» 

Всё это произносит девчонка по имени Шэрли, не такая первоклассная, как Лесли, но с большими титьками. Как отмечал Т. Вольф, у еврейских девчонок потрясающе развиты груди. Но у всех девчонок, кроме Лесли, такой вид, будто они пришли на похороны. Вижу: Софи на самом краю песчаной площадки прислушивается к разговору. Чистое счастье, которым она вся светилась, катаясь на дурацких аттракционах, исчезло. Красивое лицо ее насуплено, помрачнело – она молчит. До чего же она хороша, даже в плохом настроении. Время от времени она бросает взгляд на Натана – словно хочет удостовериться, что он тут, – и снова сдвигает брови, а вокруг продолжается болтовня.

Говорят, что попало:

«Мой аналитик сказал, мне потому так трудно кончить, что у меня прегенитальная фиксация.» (Сандра).

«Девять месяцев я занимался психоанализом и только тогда понял, что хочу спать не с матерью, а с тетей Сэйди.» (Берт) (Легкий смешок.)

«До того, как я стала заниматься психоанализом, я была абсолютно фригидна, можете представить себе такое? А сейчас только и думаю, с кем бы переспать. Вильгельм Райх превратил меня в нимфоманку, я хочу сказать – у меня один секс в мозгах!»

Эти последние слова, которые произнесла Лесли, переворачиваясь на живот, так повлияли на мое либидо, что меня на всю жизнь перестали занимать слова «половое бессилие». Мною овладело не просто желание – меня поистине подхватил ураган похоти. Неужели Лесли не понимала, что сделала со мной своими речами, как эти ее бесценные откровенности пронзили острыми копьями бастион моих христианских принципов, требовавших воздержания и самоограничения?

По рукам ходили банки с пивом из бара на пляже, и это, конечно, поддерживало по мне эйфорию; даже когда Софи и Натан, простившись со мною, ушли – вид у Софи был изнуренный и несчастный, и она сказала, что плохо себя чувствует, – я не спустился на землю с заоблачных высот, куда забрался в своем восторге. (Я припоминаю, однако, что после ухода Софи и Натана в группе, сидевшей на песке, воцарилось на миг неловкое молчание – молчание, нарушенное чьим-то вопросом: «А вы видели этот номер у нее на руке, эту татуировку?»)

Через полчаса болтовня про психоаналитиков отчаянно мне надоела, и, осмелев от выпитого и от всего этого загула, я предложил Лесли перейти куда-нибудь в другое место, где мы могли бы посидеть и поговорить наедине. Она согласилась, тем более что набежали облачка, и мы приютились в кафе на краю пляжа, где Лесли пила лимонад, а я заливал мой все нараставший пыл «Будвейзером», опустошая банку за банкой.

<...>

Мне немного стыдно, что в вышеприведенном куске почти нет и следа иронии (а ведь я был способен на «этакий оттеночек»!) – это лишь указывает на то, как действительно повлияла на меня встреча с Лесли или как я поглупел от захватившей меня страсти… или же просто – как работал мой легко поддающийся внушению мозг в возрасте двадцати двух лет.

Так или иначе, когда мы с Лесли вернулись на пляж, песок вокруг будки спасателя был залит предвечерним светом, в котором все еще дрожали волны зноя; унылые объекты психоанализа отбыли, оставив после себя полузанссенный песком экземпляр журнала «Партизан ревью», пустые тюбики из-под мази для носа и бутылки из-под кока-колы. Мы посидели там еще с часок, согретые и словно зачарованные нашим сродством, связывая обрывки незавершенного разговора, оба прекрасно понимая, что в тот день сделали первый шаг в наших намерениях пуститься в странствие по неосвоенной и не нанесенной на карту местности. Мы лежали рядышком на животе. Я нежно чертил кончиками пальцев овалы на пульсирующей шее Лесли – она вдруг протянула руку и погладила меня.

– Мой аналитик сказал, – заметила она, – что человечество будет вечным себе врагом, пока не поймет, что каждому человеческому существу enfin необходимо фантастически потрахаться.

И я услышал словно издалека собственный голос, прерывисто, но искренне произнесший:

– Твой аналитик, должно быть, очень мудрый человек.

Она долго молчала, затем повернулась и, глядя мне прямо в лицо, наконец произнесла, не скрывая желания, лениво и откровенно, то, от чего у меня остановилось сердце, а разум и чувства пришли в полное смятение:

– Держу пари, ты мог бы фантастически потрахать девчонку.

После чего мы условились об очередной встрече в четверг вечером.

<...>

Несмотря на все трудности, с которыми сталкивалась Софи, ее волновала и впечатляла та неистовая сила, с какою проза Фолкнера воздействовала на ее сознание.

– Понимаешь, он пишет как одержимый ! – сказала она мне и добавила: – Вот уж очень ясно, что он никогда не занимался психоанализом.

При этом она с отвращением наморщила носик, явно намекая на загоравших с нами молодых людей, которые так возмутили ее в прошлое воскресенье. Я тогда этого не понял, но как раз та фрейдстская болтовня, которая так заинтересовала и, уж во всяком случае, позабавила меня, показалась Софи омерзительной и побудила ее бежать вместе с Натаном с пляжа.

– Какие странные, жуткие люди – все так ковыряют эти свои маленькие… болячки, – заметила она как-то мне, когда Натана не было с нами. – Терпеть не могу такой тип, – и тут она употребила выражение, показавшееся мне настоящей жемчужиной, – пустопорожнего горя!

<...>

Когда же забрезжил рассвет и глубокая усталость разлилась по моим костям и мускулам – включая доблестный мускул любви, который после упорного бдения наконец обмяк и сник, – Лесли поведала мне мрачную одиссею своего психоанализа. И, конечно, своей семьи. Своей жуткой семейки. Семейки, которая, по словам Лесли, несмотря на внешне цивилизованный и спокойный облик, является настоящим собранием восковых чудовищ.

Безжалостный и честолюбивый отец, который молится на свою пластмассу и с самого детства едва ли сказал дочери двадцать слов. Гадкая младшая сестра и старший брат-идиот. А главное – людоедка мать, которая хоть и окончила Барнард, но ведет себя по отношению к Лесли как мстительная сука, с тех пор как застала ее, трехгодовалую крошку, за самообследованием, после чего руки Лесли для профилактики на долгие месяцы заковали в шину. Все это Лесли поспешно изливает мне, точно я вдруг стал одним из череды непрестанно сменяемых лекарей, которые на протяжении более четырех лет занимались ее горестями и бедами.

Солнце уже окончательно взошло. Лесли пьет кофе, я пью «Будвейзер», а на двухтысячедолларовой радиоле «Магнавокс» играет Томми Дорси. Водопад слов, источаемых Лесли, достигает моего слуха будто сквозь толстый слой ваты, и я пытаюсь – без особого успеха – связать воедино ее обрывистую исповедь, пересыпаемую самыми разнородными терминами, вроде рейхианство и юнгианство, адлерианство, ученик Карен Хорни, сублимация, Gestalt, фиксации, гигиена тела и многое другое, что я знал, но ни разу не слышал, чтобы кто-то говорил об этом в таких приподнятых выражениях, какими у нас, на Юге, могли бы изъясняться только Томас Джефферсон, Дядюшка Ремус и святая Троица.

Я настолько устал, что с трудом сознаю, куда клонит Лесли, когда она заводит речь о своем нынешнем психоаналитике, уже четвертом враче, «рейхианце», некоем докторе Пулвермахере, а затем упоминает о своем «уровне». Я усиленно моргаю, давая понять, что сейчас засну. А она все говорит и говорит.

<...>

Я повернулся и посмотрел на нее (Софи). В ее глазах сверкала ярость, голос звучал пронзительно, и мне захотелось сказать ей, чтобы она говорила потише, но тут я сообразил, что слышу ее только я.

– Я в самом деле терпеть не могла его друзей. А вот брата его я очень любила. Ларри. Я буду скучать по Ларри, и еще я очень любила Морти Хэйбера. Но все другие его друзья… Эти евреи с их психоанализом, вечно они ковыряют свои маленькие болячки, волнуются про свой маленький блестящий умишко, и про своих аналитиков, и про все. Ты же слышал их, Язвинка. Ты знаешь, что я имею в виду. Ты еще когда-нибудь слышал такие глупости? «Мой аналитик то, мой аналитик это…» Такая мерзость, можно подумать, они от чего-то страдали, эти уютно устроившиеся американские евреи и их доктором таким-то, которому они платят по столько много долларов за час, чтобы он исследовал их маленькие жалкие душонки! Брр! – Она вздрогнула всем телом и отвернулась.

Конец цитаты.

Уильям Стайрон (1925-2006) William Styron лауреат Пулитцеровской премии 1968 года.

Его книга "Выбор Софи" полностью http://e-libra.ru/read/163889-vybor-sofi.html

Аарон Бек пишет в книге "Когнитивная терапия депрессии":

"Мне пока и самому не до конца ясно, откуда берут своё начало мои формулировки, касающиеся когнитивной терапии депрессии. Оглядываясь назад, я понимаю, что первые догадки сквозили уже в том начинании, которое я предпринял в 1956 году с целью обоснования некоторых психоаналитических концептов.

Я верил в истинность психоаналитических формулировок, однако испытывал определённое "сопротивление", вероятно, естественное для академического психолога и психиатра, придающего столь большое значение эмпирическим данным.

Хотя первые результаты моих эмпирических исследований как будто бы подтверждали существование психодинамических факторов депрессии, а именно ретрофлективной враждебности, выражением которой является "потребность в страдании", последующие эксперименты принесли целый ряд неожиданных открытий, противоречивших данной гипотезе, что подтолкнуло меня к более критичной оценке психоаналитической теории депрессии, а затем и всей структуры психоанализа.

В конечном итоге я пришёл к заключению: депрессивные пациенты вовсе не испытывают "потребности в страдании". Экспериментальные данные свидетельствовали о том, что депрессивному пациенту свойственно избегать поведения, способного вызывать отвержение или неодобрение со стороны окружающих; он, напротив, стремится быть принятым людьми и заслужить их одобрение. Это расхождение между лабораторными данными и клинической теорией и сподвигло меня к переоценке своих убеждений.

Примерно в то же время я с огорчением для себя начал осознавать, что надежды, возлагаемые мною на психоанализ в начале 1950-х годов, оказались напрасными: многолетний курс психоанализа, через который прошли многие мои аспиранты и коллеги, не вызывал сколько-нибудь ощутимых позитивных сдвигов в их поведении и чувствах! Более того того, работая с депрессивными пациентами, я заметил, что терапевтические интервенции, основанные на гипотезе "ретрофлективной враждебности" и "потребности в страдании" зачастую не приносят пациенту ничего, кроме вреда.

Вспомнив своё впечатление о "мазохистских" сновидениях депрессивных пациентов, которое, собственно, и послужило отправной точкой моих исследований, я стал искать альтернативные объяснения тому факту, что депрессивный сновидец постоянно видит себя во сне неудачником - он либо теряет какую-то ценную вещь, либо не может достигнуть какой-то важной цели, либо предстаёт ущербным, безобразным, отталкивающим. Прислушавшись к тому, как пациенты описывают себя и свой опыт, я заметил, что они систематически перетолковывают факты в худшую сторону. Эти истолкования, сходные с образным рядом их сновидений, навели меня на мысль, что депрессивному пациенту присуще искажённое восприятие реальности.

Дальнейшие систематические исследования, включавшие разработку и апробацию новых инструментов, подтвердили эту мою гипотезу. Мы обнаружили, что депрессия характеризуется глобально пессимистическим отношением человека к собственной персоне, внешнему миру и своему будущему. По мере аккумулирования данных, подтверждавших ведущую роль когнитивных искажений в развитии депрессии, я разрабатывал специальные техники, основанные на применении логики, которые позволяют скорректировать когнитивные искажения пациента и в конечном счёте ведут к ослаблению депресивных симптомов".

Цитата по изданию: Бек А., Раш А., Шо Б., Эмери Г. Когнитивная терапия депрессии. Питер, 2003. 304 с. - процитированы стр. 8-9.

Остаётся лишь добавить, что Аарон Бек  1921 года рождения (сам еврей по национальности) усомнился в психоанализе в возрасте тридцати с небольшим лет, а в открытую выступил против могущественного психоаналитического лобби, когда ему было сорок.

В 1970-е и 1980-е годы его идеи имели статус "спорных". Диагностическое и статистическое руководство III пересмотра ещё определяло депрессию психоаналитически.

В четвёртой редакции руководства, - она действовала в 1994-2000 годах, - и в пересмотренном Text Revised четвёртом DSM-IV-TR руководстве, - 2000-2013, а также в DSM-5, которое действует в настоящее время, принята точка зрения Бека: депрессия это когнитивные + соматические симптомы.

Триумф когнитивной терапии связан с революцией в медицине, относящейся к доказательным методам: evidence based practice. Страховые компании хотели знать, какое лечение наиболее эффективно. Когнитивная терапия депрессии сумела предложить краткосрочный, понятный, хорошо структурированный протокол лечения с хорошим результатом, - и с конца 1980-х годов заняла лидирующее положение на рынке.

Тридцать лет спустя психоанализ, - модифицированный, в обличье психодинамической психотерапии, сделал ответный ход. Психодинамические терапии проверили методами доказательной медицины и сравнили с когнитивными терапиями. Скандальный доклад на эту тему был прочитан в 2014 году, и я обязательно вам о нём расскажу :)

Сделал его американец, Джонатан Шедлер, http://jonathanshedler.com/

His article The Efficacy of Psychodynamic Psychotherapy won worldwide acclaim for firmly establishing psychodynamic therapy as an evidence-based treatment.

Вот его Фейсбук, https://www.facebook.com/jonathan.shedler

Вот ещё одна статья, её автор Allen Frances, профессор в университете Дюка, которую имеет смысл переводить, сдавая тысячи знаков по английскому языку в университете: она про болевые точки в исследовании психотерапии, почему победила биомедицинская модель и чем психотерапия заплатила за то, что психологии в ней стало меньше, а медицины - больше.

http://www.huffingtonpost.com/allen-frances/saving-psychothe...

Позитивные эмоции считаются важнейшим аспектом здорового образа жизни, ведь негативные мысли и установки, отрицательно воздействуя на психику, негативно влияют и на здоровье в целом. Исследование, опубликованное в журнале «Психологическая Наука», свидетельствует о том, что позитивный эффект положительных эмоций обусловлен культурной принадлежностью человека. Так, позитивные эмоции, испытываемые человеком, снижают риск сердечно-сосудистых заболеваний среди американцев, но подобная взаимосвязь не прослеживается среди японцев.

Ученые из Висконсинского Университета в Мэдисоне заключили, что позитивные эмоции влияют на липидный профиль крови по-разному, в зависимости от культуры. Американцы, регулярно испытывающие позитивные эмоции, такие, как радость или счастье, как правило, имеют здоровый липидный профиль крови. Это остается истинным и после учета таких факторов, как возраст, пол и социо-экономический статус. Тем не менее, данная взаимосвязь не работает применительно к японцам.

Специализированная литература ранее не уделяла внимания важности культурного контекста при анализе связи позитивных эмоций и здоровья. Исследование ученых Висконсинского Университета в Мэдисоне является одним из первых исследований в области положительных психосоматичеких проявлений в контексте двух культур (Америка и Япония). В исследовании приводятся биологические измерения здоровья по каждому из испытуемых, что подтверждает его достоверность.

Позитивные эмоции воспринимаются и переживаются по-разному в зависимости от культуры. Именно этот факт сподвиг ученых выяснить, как положительные эмоции влияют на здоровье представителей восточных культур. В данном случае, японской.

В Американской культуре переживание позитивных эмоций является желаемым состоянием и поддерживается обществом. В восточных азиатских культурах часто позитивные эмоции расценивают как проявление темных сторон личности, которые способны привлечь ненужное внимание окружающих. Кроме того, по мнению представителей восточных азиатских культур, фокусирование на проявлении положительных эмоций отвлекает от более важных задач.

В межкультурном сравнительном исследовании приняло участие равное количество американцев и японцев. Каждый участник отмечал, как часто он испытывал ту или иную позитивную эмоцию в течение последних 30 дней. Всего в списке приводилось 10 разных положительных эмоций. Кроме того, исследователи регистрировали липидный профиль крови, который является объективным показателем состояния сердечно-сосудистой системы человека. Коронарно-артериальная болезнь является одним из самых распространенных заболеваний во всем мире, именно липидный профиль позволяет определить риски заболевания.

Как уже отмечалось ранее, положительные эмоции, испытываемые человеком, позитивно влияют на липидный профиль американцев, но не демонстрируют позитивного эффекта на липидный профиль японцев.

Таким образом, благополучие человека, которое определяется состоянием физического и психического здоровья, во многом зависит от норм культуры, к которой принадлежит человек, и от того, как те или иные эмоции воспринимаются и переживаются представителями той или иной культуры. По мнению экспертов, цепочка положительные эмоции – крепкое здоровье верна далеко не для всех культур.

В будущем ученые Висконсинского Университета в Мэдисоне будут фокусироваться на лонгитюдном исследовании связи эмоций и здоровья. Кроме того, они надеются выявить определенные психотипы среди испытуемых, которые могут указать на то, как склонность к определенной психической реакции сказывается на физическом здоровье человека.

Источник: http://псиблог.рф/2017/09/19/%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B6%...

Аарон Тёмкин Бек известен в первую очередь Шкалой депрессии Бека, разработанной в 1961 году.

От диагностики депрессии Бек перешёл к её психотерапии, и в своей монографии «Когнитивная терапия и эмоциональные расстройства» (1976) выдвинул принципиально новый подход к изучению и лечению эмоциональных нарушений: «Ключ к пониманию и решению психологических проблем находится в сознании пациента».

Книга была переведена на русский в 2003 году.

Когнитивная модель депрессии, разработанная Беком, подчёркивает, что депрессивный человек систематически неверно оценивает происходящее и прошлый опыт, постепенно составляя представление о себе как о неудачнике, представление о мире как о фрустрирующем и представление о будущем как об унылом и мрачном.

Эти три негативных представления известны как когнитивная триада и включают негативные мнения о себе (типа «Я неадекватный, нежеланный, ничего не стоящий»), негативное мнение о мире (типа «Мир слишком многого требует от меня, и жизнь — это сплошное поражение») и негативные мнения о будущем (типа «Жизнь всегда будет полна страданий и лишений, которые я испытываю сейчас»).

Как легко заметить, здесь нет ни слова о бессознательном, то есть Аарон Бек бросил перчатку могущественному психоаналитическому лобби - и выиграл.

Aaron Temkin Beck родился 18 июля 1921 года и в 2016 году отметил своё 95-летие.

Портрет крупным планом:

История семьи:

Родился в семье еврейских иммигрантов из Российской империи. Его отец Гарри Бек (Гершл Бык, 1884—1968) был издателем и уроженцем Проскурова (ныне — Хмельницкий, областной центр на западе Украины), иммигрировавшим в США в 1906 году. Мать, Элизабет Темкин (1889—1963), иммигрировала в США из Любеча и была общественным деятелем еврейской общины Провиденса (Род-Айленд). Родители поженились в 1909 году.

В наши дни:

На фото: Роберт Лихи, руководитель Американского Института когнитивно-поведенческой терапии в Нью-Йорке, Дмитрий Ковпак, кандидат медицинских наук, председатель Ассоциации Когнитивно-Поведенческой Психотерапии (АКПП), доцент кафедры психологии и педагогики СЗГМУ им. И. И. Мечникова, научный руководитель секции психологической коррекции и психотерапии Российского Психологического Общества (СПб отделения), сопредседатель секции когнитивно-поведенческой психотерапии Российской Психотерапевтической Ассоциации. В нижнем ряду Артур Фримен (друг и соавтор Аарона Бека) и Рэймонд Диджузепе (ведущий специалист Института Эллиса в Нью-Йорке, Past President (2006) Association for Behavioral and Cognitive Therapies).

Найдите на снимке не-американскую улыбку :)

В 1994 году профессор Аарон Бек и его дочь профессор Джудит Бек создали Институт когнитивной психотерапии и исследований (англ. Beck Institute for Cognitive Therapy and Research) в окрестностях Филадельфии, там работают 14 человек. Основная миссия этого института — разработка и проведение тренинговых программ по когнитивной психотерапии, предназначенных для обучения различных специалистов, работающих в сфере соматического и психического здоровья.

Сайт института https://www.beckinstitute.org/
Dr. Aaron T. Beck developed Cognitive Behavior Therapy (CBT) at the University of Pennsylvania in the 1960s. In 1994, Dr. Beck and his daughter, Dr. Judith Beck, established Beck Institute as a nonprofit 501(c)(3). Their goal was to create a new clinical setting that would provide both state-of-the-art psychotherapy and comprehensive training opportunities for professionals worldwide.
Юдит Бек:https://youtu.be/jImJX81jZ6k

Психоаналитическая империя нанесла когнитивной терапии ответный удар, но об этом - в следующем посте :)

Доброго времени суток, уважаемая аудитория сайта.
Я, честно говоря, не знаю как правильно начать. Я прошу прощения за качество текста ниже, сумбурное и/или сбивчивое написание, грамматику, пунктуацию, очень давно не писал что-либо длиннее служебной записки. В общем, чукча не писатель.
Позвольте, я начну сначала и сперва опишу ситуацию в целом. Я - парень 26 лет. У меня есть работа, друзья и близкие люди, как и у большинства. Друзей, пожалуй, даже в несколько раз больше, чем у многих. Я довольно общительный. Казалось бы у меня есть всё, что нужно человеку чтобы жить и быть счастливым. Пускай моя жизнь и не как в сказке, но и расстраиваться тоже не из-за чего. Как и другие люди я встречаюсь с девушками и ищу ту самую. Несомненно были расставания и тоска после них. Всякое бывало в жизни, короче. Она на то и жизнь.
Чуть более года назад ситуация поменялась. Я не знаю когда именно в моем мозгу что-то переклинило и что произошло. Мое нынешнее состояние, субъективно, только тень того человека, которым я являюсь для окружающих.  Я вдруг все чаще стал чувствовать пустоту. То щемящее чувство в груди, когда человек сидит один в тусклой комнате и мир кажется серым и безмолвным. Я заставляю себя есть, спать, встречаться с друзьями, смеяться, работать и поддерживать отношения с коллегами. Буквально каждое совершенное мной действие требует жестоких моральных усилий. В веселой большой компании чувство пустоты отступает, но всегда остается неподалеку. Стоит остаться одному хоть на минуту - выйти покурить или налить себе чай - становится тошно. Год назад я будто умер внутри и с тех пор не вижу смысла жить. Все, что я так люблю стало рутиной.  Я думал о выходе бесчисленное количество раз. До сих пор меня, от простого решения проблемы останавливает только наличие любимого кота и склад ума, заставляющий искать адекватное решение.

Я понимаю что состояние не нормально. Я не хотел бы обращаться к психиатру, так как боюсь это чревато постановкой на учет и сопутствующими проблемами. По меньшей мере я потеряю работу, не думаю что такой исход сильно улучшит положение. Помогите советом, может быть вам знакомы мои ощущения, может быть вы в прошлом смогли побороть их и начали жить в цветном мире. Я отвечу на любые вопросы.

Прошу не топить пост. Мне не нужны плюсы или рейтинг - я создал новый аккаунт, который скорее всего не позволит меня деанонимизировать, поскольку основной ник знают друзья, родные и коллеги. Я не хотел бы втягивать их.  Комменты для минусов внутри.