Советую посмотреть

Деконструкция насилия и надежды на обочине чёрной дыры.

Когда я смотрю кино, я всегда делаю заметки. Фразы, образы, первые реакции, чтобы потом вспомнить, чем приправить текст. А тут ничего. Ноль. Ни строчки. Потому что «Высшее общество» — это не совсем кино. Это что-то вроде сновидения после плохого дня и слишком крепкого кофе. Здесь всё кажется значимым, но ты теряешься, с чего начать.

Большинство привычных фильмов идут от сюжета к образам. Однако здесь решаются на радикальный ход и делают образы важнее, чем путь героя, поэтому его формально нет. Но и без маршрута корабль летит, а значит и мы вместе с ним.

По условному сюжету группа заключённых отправляется в космос в рамках научного эксперимента. Взамен — шанс на искупление или хотя бы на смерть вдали от земных камер. Среди заключённых Монте (совершенно негероический, но очень живой Паттинсон) и младенец, за которым он ухаживает.

Всё остальное — фрагменты из чужих кошмаров или собственных воспоминаний: женщина-учёный, которая экспериментирует с сексуальностью, вспышки насилия, смерть собаки, убийство подруги и чёрная дыра. Как угроза, как надежда и как символ. Всё это раз за разом распадается и снова складывается. Или нет.

Этот фильм из тех, где каждый предмет и каждая сцена — знак. Не потому что это артхаус и надо усложнить, а потому что, похоже, у Клер Дени правда болит. И она не рисует боль, а её строит. Буквально. Из коротких стрижек, шприцов, семени, крови и пепла. Из долгих, почти статичных кадров, где за три минуты персонаж просто лежит. Или дышит. Или думает. И ты либо начинаешь думать вместе с ним, либо начинаешь злиться. Потому что ответов тут не будет. Справедливости ради, тут и вопросов нет. Только ситуации, в которых ты либо растёшь, либо сходишь с ума.

Можно попробовать развесить ярлыки: «Это же фильм про воздержание! Про цивилизацию, которая подавляет чувства!». Возможно. В целом, предложите любую тему под трактовку и будете почти что правы. Мне ближе другая линия. Для меня это фильм про боль (общества и человека), которая не знает, куда ей деться. И которая, в отчаянной попытке выжить, рождает что-то новое. Более тихое, нежное и, возможно, более человечное.

Недавно я посмотрел «Валгаллу» Рёфна с похожим настроением. Там тоже сюжет был скорее фоном, а главным были образ и текстура. «Высшее общество» сделан похоже, но по-другому. Смысл здесь тоже спрятан в образах, но не в том, как они выглядят, а в том, что они значат. Неважно, красиво ли это. Важно зачем. Зачем персонаж дышит. Зачем мы за этим наблюдаем.

В общем, это фильм-послевкусие. Он не рассказывает, но отравляет. Или лечит. Переварить его шестерёнки с первого раза не получится. Он требует паузы, сна и тишины. Он раздражает и пугает, он оставляет тебя с вопросами, на которые ты не просил ответа. Но если копнуть глубже, под эту глухую черноту, под слои титана, космической пыли и телесной тоски, там вдруг что-то шевельнётся. Не идея. Даже не эмоция. А… Нечто живое. Потому что, когда мир умирает, кто-то должен тихо держать за руку того, кто родится после.

7 из 10.

За то, что даже из мусора, крови и ошибок можно вырастить нового человека. Не лучше нас. Не хуже. Просто другого. И такой «другой» для нас – уже надежда на спасение.

Даже на чужой вечеринке можно встретить родственную душу. А иногда только там и можно.

Я не знаю, как описать этот фильм. Для меня он похож на то, как если бы Терри Пратчетт и подростковая тоска по великому создали ребёнка, которого нарядили в латекс, пустили на вечеринку и сказали: «Делай, что хочешь, но будь собой». И вот удивительно, этот ребёнок оказался не таким уж безумным. Даже наоборот, весьма трогательным.

По сюжету юный панк Энн (с винилом, комиксами и великом) вместе с друзьями случайно врывается на вечеринку, где все одеты в латекс. Проказники, это не то, что вы подумали! Это пришельцы, среди которых Энн встречает Зан, внеземную гостью, которая сбежала от своей межгалактической семьи, потому что захотела попробовать жить по-своему.

Дальше они влюбляются (естественно). Против них весь мир (естественно). И пока взрослые негодуют, они целуются, поют панк рок и идут наперекор судьбе (естественно).

Не знаю, насколько такой жанр распространён, но это мой первый панк-фильм. И панк тут не только в немытых головах героев, но и в режиссёрской подаче. Много ручной камеры, кривого света и бессмысленных, но красивых замедлений. Сцены будто сняты через фантик от жвачки: всё блестит, липнет, пульсирует и слегка сводит с ума. Иногда это подбешивает, но так и должно быть. Потому что панк это не стиль, а ощущение, что тебя трясёт, но значит ты живой.

Инопланетяне тут тоже со своей изюминкой. Одни орут как банши, другие хотят провести неприличный осмотр, третьи читают лекции про типы потребления. Все в латексе, все немножко Терри Пратчетт (или Дуглас Адамс), немножко Линч, и немного та девчонка с курса по истории искусства, которую ты когда-то любил. Слишком странные, чтобы быть настоящими, и слишком живые, чтобы их забыть.

Но самое, конечно, интересное — это любовь. Такая, которую редко показывают в кино, потому что она не про страсть, а про хаотичную нежность. Про то, как быть рядом, даже когда ты ничего не понимаешь. Как говорить, даже если ваши языки с разных планет. Как быть несовместимыми, но всё равно быть вместе. Почти Ромео и Джульетта, только в мире, где Шекспира заменили цитатами вроде:

«Панк — это лучшее, что случалось с уродливыми людьми»

«Если мы не остановимся потреблять, мы сожрём весь мир»

«Мы просто пытаемся исправить то, что похерили наши родители»

Как и любой подросток-панк, этот фильм немного туповат и грозит лозунгами про свободу, капитализм и поколения. Но только потому, что он не про разум. Он про тепло, наивность и странную, хрупкую силу, которая появляется, когда кто-то впервые держит тебя за руку.

Это не шедевр. Это просто честный фильм. Иногда нелепый, иногда мудрый, иногда кричащий, но в глубине своей, поверьте, он удивительно живой.

7,5 из 10.

За то, что даже если ты пришел на вечеринку случайно, можно уйти с неё с кем-то, кто тебя поймёт. Даже если он не с твоей планеты.

Ты пришёл, но тебя не ждали. Или ждали, но не тебя.

Я смотрел у Балабанова только классику: дилогию Брата и Жмурки. Поэтому, чтобы лучше понять самый трагичный осколок души российского кинематографа, я начал с (почти) начала – с «Замка». И не прогадал. Потому что это кино, как сам Балабанов, не зовёт с собой, а ставит тебя на место. Оно говорит: «Не жди развития. Будь в атмосфере. Чувствуй». И ты чувствуешь. Пусть даже эти чувства – безысходность и отчаяние.

Сюжет Замка следует роману Кафки. Землемер без имени (в романе его символично зовут К.) приезжает в деревню при замке, где он должен приступить к работе. Однако почти сразу выясняет, что землемера сюда никто не звал. Или звал? А может, звал, но передумал? Или звал, но кто-то другой?

В общем, если вы однажды сталкивались с бездушной бюрократической машиной (МФЦ? ГИБДД?), вы быстро оседлаете волну хтонического. Да, ты здесь потерпевший. Но виноват здесь тоже ты. И с объяснениями никто не явится.

Главный герой с голосом доктора Хауса (вы поймёте) здесь не герой-освободитель и не бунтарь с флагом. Скорее он упрямый скептик с недоумевающим лицом подростка, который пытается понять, что происходит. Он не хочет разрушать порядок, он просто хочет, чтобы его выслушали. Но здесь нет связи и кнопки вызова, и главное – здесь нет уверенности, что вообще есть тот, кого просить о помощи.

Балабанов, снял свой второй фильм, будто и сам не знал, реальность это или сон. Картинка чересчур «живая» и потрёпанная: выцветшие тона днём и болезненно-жёлтые тени ночью. Всё хрустит, шуршит, как будто ты идёшь по снегу и не уверен, это он скрипит или скрип у тебя в голове. Музыка аритмичная, тревожная, как голос с плохой плёнки. Будто Кэрролл перекроил свою сказку под диктовку Кафки, и белый кролик теперь не зовёт, а тревожно наблюдает.

До моей попытки затеряться в Балабанове, я хорошо знал его вдову – художника по костюмам Надежду Васильеву. Меня в своё время покорил визуал героев Скифа и Капитана Волкогонова. Как оказалось и за 20 лет до этого она держала марку: пальто землемера с мехом и мягким цветом словно вылезло из другой сказки. А вот остальные жители как жёсткие, протестантские, чёрно-белые фигуры. Они не добрые и не злые, они просто есть. Как грибы на полке. Почти неподвижны, но растут.

Вообще весь фильм пропитан тягучей эстетикой бессилия. Никто тебя не гонит, но некому и звать. Ты будто в замкнутом коридоре с холодными стенами и пыльным воздухом, всё время ждёшь, что за поворотом появится кто-то с ответом. А появляется лишь тень или воронка, или голос: «Ну что же вы. Мы вас не выгоняем. Но и, конечно, не удерживаем».

В конце Балабанов (в отличие от Кафки) чуть смягчает взгляд. Буквально на секунду он кивает зрителю: можно не побеждать, главное помни, что ты живой. Что есть что-то не оформленное, несертифицированное, вроде детского желания играть. Это может быть взгляд ребёнка, любимая музыка, или просто слова поддержки, которые тебе важны. Всё, что может сказать тебе: «Ты ещё есть». А значит ты живой, а значит… Есть надежда.

7,5 из 10.

Не за сюжет и не за катарсис. А за редкую смелость показать безысходность так, чтобы было тошно, но ты не хочешь сдаваться до конца.

Декстер: Воскрешение
Криминал, Драма

Декстер Морган приходит в себя после комы и обнаруживает, что Гаррисон исчез без следа. Осознав, через что пришлось пройти его сыну, Декстер отправляется в Нью-Йорк, полный решимости найти его и всё исправить. Но покоя не будет. Когда Анхель Батиста из полиции Майами появляется с вопросами, Декстер понимает, что прошлое настигает его. Отец и сын пытаются справиться со своей тьмой в городе, который никогда не спит, но вскоре оказываются в водовороте событий, из которого есть только один выход — пройти через это вместе.

P.S. А ещё там Ума Турман нарисовалась.

Запомни этот миг. Он делает тебя тобой.

Я включил «После Янга» поздно вечером. Хотел просто что-то фоновое. Спокойное и ненавязчивое. В итоге во время (зажигательных) титров я спрятал телефон подальше, притих, а потом совсем расслабился, как будто слушаю не фильм, а музыку. Потому что это именно такое кино. Под которое ты хочешь просто лежать, смотреть на звёзды и вспоминать.

По сюжету в недалёком будущем в семье ломается андроид Янг, техно сапиенс, что-то вроде старшего брата для девочки, которую пара удочерила из Китая. Папа (сдержанный и хрупкий Колин Фаррелл) решает починить Янга. И, как это бывает, в поисках решения сталкивается с более сложными вопросами, чем поломка. Что такое память? Что делает нас людьми? И вообще, о чём мы забываем, пока торопимся вперёд?

Визуально весь фильм построен на статичных планах, почти как фотографии, внутри которых спрятали осколки души. Каждый кадр спокоен, как японский сад. Ни суеты, ни спешки. Ручная камера подключается лишь пару раз, когда показывают воспоминания. Те самые, живые и неровные, которые колышутся, как дыхание, и здесь со своим двойным смыслом кажутся важнее сюжета. Потому что именно в них жизнь.

В центре фильма идея памяти. Памяти не как флешки, а как сети привязанностей. Ведь наша личность существует благодаря памяти. Мы влюбляемся, потому что нейроны в голове хранят образы родителей, их отношений, истории про рыцарей и принцесс, про Шрека и Фиону. Мы живы, пока мы помним, и помним, чтобы жить.

Ян, будучи андроидом, начинает чувствовать, потому что помнит. Он не просто "хранит информацию", а проживает её. Он говорит о чае, как человек, который хочет не просто знать факты о Китае, а понимать, что значит китайцем. Он говорит о бабочках, о бренности и миге, и ты забываешь, что он сделан из микросхем. А когда видишь его воспоминания… Ты ловишь себя на том, что веришь ему. Ты понимаешь, что жизнь – это и есть память. И не всегда о том, что важно. А о том, что просто было.

В фильме есть сцена, где один герой произносит: «Что особенного в том, чтобы быть человеком? Это человек думает, что все хотят быть похожими на него» И я такой: а ведь это так… Я поймал себя на том, что никогда об этом не задумывался. Что, может быть, сознание, которое придёт после нас, будет совсем другим. Мягче. Внимательнее. И, возможно, лучше.

В общем, именно такие фильмы остаются со мной надолго. Не те, что кричали, а те, что шептали. Не те, что трясли за плечо, а те, что положили ладонь на грудь и спросили: «Ты помнишь?», и в этой тишине ты вдруг понял, что да. Ты помнишь. Не сюжет. Не музыку. А то, как тебе вдруг стало чуточку легче продолжать быть человеком.

7,5 из 10.

Не за сюжет и не за драму. А за редкое ощущение, что кино может быть нежным. Что у воспоминаний может быть запах. И что тишина в кадре — это тоже текст, просто написанный дыханием.