Сообщество - Книжная лига

Книжная лига

28 170 постов 82 090 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

114

Сказки скандинавских писателей, которые любили советские дети

Сказки скандинавских писателей, которые любили советские дети

Вопреки разным досужим репликам на тему того, что советские читатели были якобы отрезаны от мировой литературы, в реальности СССР регулярно издавал огромное количество иностранных книг.

Детских книжек это тоже касалось. Особенно в нашей стране любили скандинавскую детскую литературу. Иногда даже складывается ощущение, что советские дети ее читали в куда больших количествах и с куда большим азартом, чем их шведские, норвежские и датские сверстники.

В этой статье хотим вам рассказать о тех скандинавских сказочных повестях, которыми у нас зачитывались лет сорок или пятьдесят назад. Многие из них (а может быть, даже все) вы наверняка тоже читали. Будет здорово, если в комментариях вы поделитесь своими воспоминаниями.

Итак, поехали.

“Малыш и Карлсон”. Астрид Линдгрен

На крыше совершенно обычного дома в Стокгольме живет человечек с пропеллером. Однажды он знакомится с мальчиком, живущим в том же доме. Так начинается их дружба.

Понятия не имеем, зачем мы вам пересказываем сюжет. Это одно из тех произведений. которые вообще не нуждаются в представлении. Разве кто-то у нас не знает Карлсона? Да нет таких вообще!

“Пеппи Длинныйчулок”. Астрид Линдгрен

Книжка шведской сказочницы про сумасбродную рыжеволосую девочку, наделенную фантастической силой, была чуть менее популярной, чем книжка про Карлсона. Но только чуть. Ее тоже расхватывали в библиотеках.

Кстати, в самой Швеции, по слухам, ни Карлсон, ни Пеппи особой любовью не пользовались. А у нас – шли на ура. В 1984 году в СССР даже экранизировали повесть про Пеппи.

“Муми-тролль и комета”. Туве Янссон

Туве Янссон была финской писательницей, а Финляндия к скандинавским странам не относится. Но повести про муми-троллей в оригинале написаны на шведском языке, а на финский и все остальные были переведены. Так что все-таки их можно отнести к скандинавской литературе.

Так вот, книжки про Муми-тролля, Сниффа, Снусмумрика, Фрекен Снорк и прочих забавных и милых обитателей Муми-дола были всегда нарасхват. Их целый цикл, но самой известной повестью была именно “Муми-тролль и комета”.

“Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями”. Сельма Лагерлёф

Мальчик Нильс проказничал, за это гном наказал его – уменьшил в размере. Миниатюрный Нильс вынужден отправиться в путешествие вместе с домашним гусем Мартином, который решает присоединиться к стае диких сородичей.

Эту книгу Сельма Лагерлёф писала как учебник по географии Швеции. В нашей стране популярностью пользовался ее очень сокращенный перевод. Можно даже сказать – пересказ.

“Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон”. Ян Улоф Экхольм

Лисенок из нормального лисьего семейства ведет себя совершенно ненормально. Он отказывается разорять курятник и даже заводит дружбу с курицей Туттой Карлссон. Все в шоке – и лисы, и куры. Но потом они все-таки найдут общий язык.

Эту добрую и смешную книжку написал в 1965 году шведский писатель Ян Улоф Экхольм. В СССР повесть издавалась несколько раз. И, кстати, тоже была экранизирована. По ее мотивам снято как минимум два мультфильма и один фильм – лента “Рыжий, честный, влюбленный” режиссера Леонида Нечаева.

“Волшебный мелок”. Синкен Хопп

Сенкен Хопп – норвежская писательница, издавшая в 1948 году сказочную повесть про Юна и Софуса. Юн находит мелок и рисует им человечка на заборе. Человечек оживает, поскольку мелок оказывается волшебным. Ожившего человечка зовут Софус. С этого начинаются их удивительные приключения.

У книги есть еще продолжение, это дилогия. В СССР она вроде бы впервые была издана в восьмидесятые годы в сборнике “Сказочные повести скандинавских писателей”, но сразу пришлась по вкусу советским детям.

“Разбойники из Кардамона”. Турбьёр Эгнер

И еще одна сказка родом из Норвегии. Написал ее Турбьёр Эгнер. Очень милая, веселая и трогательная повесть о трех братьях-разбойниках – Каспере, Еспере и Юнатане. Разбойничают они в городе Кардамон, по соседству с которым живут. И постоянно попадают в разные нелепые ситуации.

У нас эту книгу перевели и издали еще в 1957 году, спустя всего лишь год после ее выхода в Норвегии. А потом переиздали в восьмидесятые.

Ну что ж, на этом остановимся. Хотя список, конечно, неполный. У одной только Астрид Линдгрен можно назвать еще немало повестей, популярных в СССР. И “Рони, дочь разбойника”, и “Мио, мой Мио”, и “Эмиль из Леннеберги”. А что вы вспомните еще?

Источник: Литинтерес (канал в ТГ, группа в ВК)

Показать полностью 1
17

Шишка Ким Ир Сена и все-все-все

Шишка Ким Ир Сена и все-все-все

Прочитал, в общем эту книжку, она очень даже неплохая. Без лишнего популизма и домыслов, с источниками. Она не упарывается в тысячный раз на теме «ууу какая страшная Северная Корея», а концентрируется именно на том, как пена дней взбила вверх случайно по сути Кимов и само это государство. Как СССР его придумал, создал, как оно постепенно отпочковалось от СССР и проч.

Интересно и доступно, но не тупо и содержательно. Вполне неплохо прочитается в паре с одной из моих любимых книжек «Жизнь одного вождя» про Сталина.

Кароч мне было интересно! В том числе краткий экскурс в ту эпоху, когда Корея была под Японией. Ща дочитаю «Поющих в терновнике» (охеренные, уже за середину перевалил) и думаю прочитать «Патинко"/"Дорогу в тысячу ли» про Корею 1930-х как раз.

***

Оч смешно, как Ким Ир Сен был годами марионеткой советской России (флаг Северной Кореи придуман в Москве; для первого появления на публике русские вояки ему свои пиджак с брюками отдали и прочая прочая) – и как к концу жизни в его автобиографии было написано, как он лично учил советские армии воевать, как Сталин про него всем друзьям рассказывал, как он брал японские города и всякое такое. (По свидетельству сбежавших на юг приближенных, дед к концу жизни как будто уже сам поверил в эти сказки про белого бычка).

Показать полностью
24

Философская притча, которую мы не расслышали?

Вчера перед сном в очередной раз поймал себя на мысли о гоголевском «Вие». И понял, что мы с ним всё это время разминались. Со школы нам подают его как хрестоматийный пример самой пугающей русской литературы, этакую историю ужасов про монстра с тяжёлыми веками. Но что, если это не про монстра? Что, если «Вий» — это глубокая философская притча о вере, грехе и том, как мы сами открываем двери в свою душу для тьмы?

Вот моя гипотеза.

Имя главного героя — Хома — отсылает нас не куда-нибудь, а к апостолу Фоме Неверующему. Помните того самого, который отказывался верить в Воскресение Христа, пока не вложит персты в раны? Его ключевая фраза: «Я не поверю, пока не увижу».

Наш Хома — такой же «неверующий». Да, он философ из семинарии, он знает молитвы и обряды. Но вера его — формальная, ритуальная. Для него псалтырь над гробом — это не акт спасения души, а работа, «отчитаться и уехать». Он верит в силу молитвы как в магический щит, а не как в диалог с Богом. И, как Фома, он хочет всё увидеть и проверить.

Задача Хомы была проста: три ночи читать псалтырь, не отвлекаясь. Но он с самого начала нарушает духовные «протоколы безопасности».

  • Ночь первая: любопытство и влечение. Вместо того чтобы устремить взгляд внутрь себя и в текст молитвы, он рассматривает красоту мертвой панночки. Он допускает в свое сердце греховное любопытство и плотское влечение. Это первая брешь в его защите. Он не устоял перед искушением — и этим приоткрыл дверь для воздействия ведьмы.

  • Ночь вторая: уныние и пьянство. Осознав угрозу, он не ищет спасения в искренней молитве или в том, чтобы обратиться за помощью к Церкви. Нет. Он выбирает самый человеческий и самый губительный путь — залить страх вином. Грех уныния и чревоугодия ослабляет его дух и рассудок ещё сильнее. Он добровольно топчет свою и без того слабую веру.

  • Ночь третья: отчаяние. К финальной ночи в Хоме не остаётся ни веры, ни надежды. Он рисует защитный круг уже механически, сам не веря в его силу. Им движет животный ужас и отчаяние — смертный грех, означающий полную потерю надежды на Бога. Круг защищает его тело, но душа уже давно незащищена.

И вот появляется он — Вий. Существо, чей взгляд убивает. Но ключ к разгадке вот в чём: Вий — слепой. Он не может сам найти Хому. Его нужно подвести и поднять ему веки.

И здесь — главный философский момент всей повести. Хома делает это сам.

Он слышит команду: «Поднимите мне веки!» — и поддается ей. Из любопытства? Из ужаса? Из последней искры того самого «не поверю, пока не увижу»? Он сам смотрит в глаза своей гибели.

Вий — это не причина, а следствие. Это материализовавшееся отчаяние, неверие и грех самого Хомы. Монстр приходит не потому, что его позвали, а потому что душа философа была уже готова его принять, была опустошена и лишена защиты.

Так о чём же эта притча?

Гоголь создал не историю про внешнего злодея. Он написал притчу о том, как внутренняя слабость, малодушие и отсутствие истинной, сердечной веры делают человека уязвимым для тьмы.

Зло проникает не через щели в дверях, а через бреши в нашей душе, которые мы сами создаём: любопытством к запретному, уходом в грех вместо молитвы и, в конечном счёте, отчаянием.

Мы нередко возводим вокруг себя защитные барьеры из ритуалов, убеждений или наставлений, веря, что они обеспечат безопасность. Однако повесть «Вий» предостерегает нас: когда сердце опустошено сомнениями и неуверенностью, даже самая мощная преграда окажется бессильной. Одна лишь слабость духа способна разрушить любые стены и открыть путь злу.

Однако, если взглянуть внимательнее, гибель Хомы Брута представляется не случайной западнёй, а закономерной трагедией медленного нравственного упадка, состоящего из трёх основных этапов.

Акт нулевой: Соблазн — искра падения

Ещё до акта насилия разворачивается событие, запускающее маховик рока. Уставший, ищущий ночлега Хома сталкивается со старухой-ведьмой — и та является ему в облике пленительной панночки. Этот миг искушения становится решающим. Потерявший бдительность, измождённый философ поддаётся её чарам. Это уже не борьба со злом, а увлечённость, подчинённость соблазну, охваченность странным притяжением и болезненным любопытством. Зло проникает в его жизнь не грубой силой, а через обман и приманку. Физического греха ещё нет, но уже совершён грех духовный — проявленная слабость и открытость искушению. Именно эта внутренняя уступка становится той искрой, что задаёт импульс всем последующим ступеням падения.

Акт первый: Грех убийства — начало падения

Фундамент трагедии Хомы заложил именно акт насилия. Несмотря на угрозу, исходящую от потусторонних сил, его решение убить панночку становится роковым. Независимо от природы жертвы, этот поступок ложится тяжёлым бременем на совесть героя. Преступив библейское предписание «не убий», богослов теряет статус невинной жертвы обстоятельств и превращается в пособника зла. Руки его осквернены кровью, и моральное очищение, которое могло бы служить защитой в дальнейшем, оказывается утраченным навсегда.

Второй акт: грех сомнения — путь духовного падения

Хома вновь оказывается внутри круга, начертанного молитвенным ритуалом. Внешне он исполняет всё верно, однако Гоголь намеренно выделяет важное обстоятельство: герой произносит молитвы сухо, автоматически, лишённые подлинной веры и душевного участия. Будучи философом, человеком, получившим образование в области богословия, Хома так и не принял эти знания сердцем. Священные тексты воспринимаются им лишь как механические формулы, волшебные чары, которые сработают независимо от внутренней силы убеждения. Его надежда покоится исключительно на обрядовых действиях, а не на истинной вере. Именно эта внутренняя пустота создаёт уязвимое место в духовной обороне героя, позволяя злым силам проникнуть внутрь.

Третий акт: Чревоугодие и уныние — путь добровольного падения

Осознавая всю тяжесть ситуации, Хома принимает судьбоносное решение. Вместо молитвы, раскаяния и ясности мысли он выбирает иной способ забыться. Просит спиртного и огромную порцию пищи, надеясь заглушить собственный страх едой и питьём. Таким образом обнажаются две известные страсти — чревоугодие и уныние.

  • Обжорство проявляется как стремление найти успокоение через физическое наслаждение, попытка скрыться от внутренних проблем за счет плотских удовольствий.

  • Отчаяние выражается в отказе бороться, в пассивности духа и принятии своего положения как неизбежного и безнадежного.

Таким образом, «Вий» — это не просто «страшилка», а строгая духовная притча. Гибель Хомы Брута — это следствие не столько внешнего зла, сколько внутренней слабости, маловерия и нежелания бороться за свою душу. Он гибнет не от Вия, а из-за того, что шаг за шагом сам подготовил себя к этой встрече, позволив злу вселиться в свою душу через грех, отчаяние и маловерие. Эта история — вне времени, ведь она предупреждает нас о том, что главная битва со злом происходит не в нарисованном на полу круге, а в сердце человека.

Показать полностью
28

Противоречие Библии: сколько пар животных было на ковчеге?

История Ноя и Великого Потопа в Книге Бытия — одна из самых известных библейских саг, но одна её деталь озадачивает читателей уже много веков: почему Бог в разных стихах просит Ноя взять на ковчег разное количество пар чистых и нечистых животных? В Бытии 6:19–20 речь идет о по одной паре от каждого вида, а в Бытии 7:2–3 — о семи парах чистых и одной паре нечистых. Эта кажущаяся нестыковка — не просто курьез, а ключ к пониманию состава библейского текста, его исторического контекста и теологического смысла. В этой статье мы погрузимся в причины этих различий, исследуя текстуальные традиции, ритуальные и практические аспекты, а также интерпретации в авраамических религиях, не отклоняясь от заданной темы.

Два Указания в Бытии

В Книге Бытия, входящей в Тору и Ветхий Завет, история Потопа изложена в главах 6–8. Давайте начнем с самих стихов, чтобы понять суть различий:
Бытие 6:19–20: «И от всякой плоти по паре войдут к тебе, чтобы остались в живых. От птиц по роду их, и от скота по роду его, и от всех пресмыкающихся по земле по роду их, по паре от всех войдут к тебе, чтобы остались в живых». Здесь Бог (именуемый Элохим) дает простую инструкцию: взять по одной паре (мужского и женского пола) от каждого вида животных, без упоминания их чистоты или нечистоты. Цель — сохранение видов.
Бытие 7:2–3: «От всякого скота чистого возьми себе по семи, мужеского пола и женского, а от скота нечистого по два, мужеского пола и женского; также и от птиц небесных [чистых] по семи, мужеского пола и женского, чтобы сохранить племя для всей земли». Здесь (уже с именем Яхве) Бог уточняет: чистых животных и птиц нужно взять по семь пар, а нечистых — по одной. Это вводит чёткое разделение на чистых и нечистых, а также увеличивает число первых.
Почему такая разница? Чтобы ответить, нужно рассмотреть несколько факторов: составление текста, ритуальные функции животных и интерпретации в религиозных традициях.

Документальная Гипотеза: два источника, две традиции

Одно из главных объяснений различий — документальная гипотеза, предложенная библеистами, такими как Юлиус Велльгаузен, в XIX веке. Она утверждает, что Пятикнижие (включая Бытие) составлено из нескольких источников, написанных в разное время разными авторами. Два ключевых источника для истории Потопа:
Яхвистский источник (J): Датируется примерно IX—VIII веками до н.э. и использует имя Бога «Яхве». В этой традиции (отраженной в Бытии 7:2–3) Ной берет семь пар чистых животных и птиц и одну пару нечистых. Акцент делается на ритуальной роли чистых животных, которые позже используются для жертвоприношений (Бытие 8:20). Семь пар позволяют принести жертву, не уничтожив вид, тогда как нечистые животные нужны только для сохранения рода.
Жреческий кодекс (P): Более поздний, около VI–V веков до н.э., во времена вавилонского пленения. Здесь Бог — «Элохим», и инструкция проще (Бытие 6:19–20): по одной паре от всех животных, без разделения на чистых и нечистых. Фокус на универсальном спасении всех видов, а не на ритуалах.
Когда эти тексты объединяли (возможно, в V веке до н.э.), редакторы сохранили оба варианта, не пытаясь их «сгладить». Это объясняет, почему инструкции различаются: они отражают разные богословские акценты. Яхвист подчеркивает ритуальную чистоту и связь с Богом через жертвы, а жреческий кодекс — порядок и сохранение творения. Некоторые ученые, особенно из консервативных кругов, оспаривают гипотезу, считая различия стилистическими или последовательными инструкциями (например, уточнением), но для большинства библеистов это свидетельство множественности традиций.

Ритуальная и практическая роль животных

Разделение на чистых и нечистых животных в Бытии 7:2–3 имеет практическое и теологическое значение. В иудейской традиции, подробно изложенной позже в Левите 11, чистые животные (например, коровы, овцы, козы) подходили для жертвоприношений и, в будущем, для пищи по законам кашрута. Нечистые (например, свиньи, верблюды) для этих целей не использовались. Почему же семь пар чистых?
После потопа Ной приносит жертвы Богу из чистых животных и птиц (Бытие 8:20). Если бы у него была только одна пара, жертвоприношение могло бы уничтожить вид. Семь пар (или, по некоторым интерпретациям, семь особей) давали запас: часть для жертвы, часть для размножения.
Нечистые животные, не предназначенные для ритуалов, достаточно было взять по одной паре, чтобы сохранить их род. Это минимизировало место на ковчеге, что важно, учитывая его размеры (примерно 135 м в длину, согласно Бытию 6:15).
Интересно, что понятие «чистых» и «нечистых» животных появляется в тексте задолго до Моисеевых законов. Возможно, это анахронизм, добавленный редакторами, знакомыми с позднейшими ритуальными нормами, или отражение более древней культурной традиции, где некоторые животные уже считались пригодными для жертв.

Переводы и интерпретации

Различия в количестве животных могут быть связаны и с особенностями переводов. В еврейском тексте Бытия 7:2 слово «семь» (шева) может означать как «семь пар», так и «семь особей» (например, четыре самца и три самки). Разные переводы решают это по-разному:
Масоретский текст (основа еврейской Библии) и многие христианские переводы (например, Синодальный) трактуют «семь» как семь пар, чтобы подчеркнуть симметрию с «по два» для нечистых.
Септуагинта (греческий перевод III века до н.э.) иногда допускает неоднозначность, что влияет на ранние христианские толкования.
В некоторых раввинистических комментариях (например, Раши) «семь» интерпретируется как семь особей, из которых одна идет на жертву, а три пары — на размножение.
Эта неоднозначность добавляет сложности, но также подчеркивает, что точное число вторично по сравнению с богословским смыслом: чистые животные играют особую роль в восстановлении связи с Богом.

Историко-критический взгляд

Большинство библеистов согласны: противоречие в числе животных — яркий пример того, что библейский текст составлен из разных источников. Потоп в Бытии — это не единая история, а сшивка двух версий: одна — более древняя, с яркими образами и антропоморфным Богом; другая — позднейшая, жреческая, склонная к точным числам, схемам и классификации.
Редактор оставил обе версии, чтобы сохранить священное наследие целиком, и именно поэтому читатель сегодня сталкивается с разными числами.
Вопрос о числе животных на ковчеге — не мелкая «несостыковка», а свидетельство богатой истории текста. Разные традиции отразили разные стороны веры: одна — универсальное сохранение жизни, другая — особую роль чистого и жертвенного. Вместе они показывают, что библейский текст — это не сухой протокол событий, а живой сплав преданий, богословия и символики.

Показать полностью 2
14

[Литература] [О моём личном, не публичном] Государь. Никколо Макиавелли [9/10]

Мировой бестселлер признанный монархами, авторитетами, диванными экспертами и бесконечным числом людей. В книге Никколо рассказывает свой взгляд, основанный на анализе истории и собсвенной философии, на то как должен действовать государь. Написана в XVI веке

Больше всего вызвало эмоций, то как мысли Макиавелли из XVI века совпадают с современнейшими социальными исследованиями человеческой психологии. Например есть исследование, которое говорит что людям важнее частота, а не интенсивность удовольствия(верно и для неудовольствия(чаще = неудовлетворительнее)). И Никколо за несколько столетей до исследований пишет, что лучше сделать людям очень плохо один раз, нежели много раз, но немного плохо. Я очень часто на протяжении всей книги думал - о, а об этом Чалдини писал, а это я от Талеба слышал.

И мысли написанные в книге о управлении рисками и судьбой похожи на мысли Талеба(хотя скорее мысли Талеба похожи на мысли Макиавелли), которые я прочитал в его книге Одурчаченные случайностью. Только Талеб посветил 4 не маленькие книги своим размышлениям о том как принимать реешния в условиях неопределённости, а Макиавелли десяток абзацев.

Очень сложно передать эмоции и чувства от того как одна книга цепляется за другие прочитанные ранее, как одни знания подкрепляются иными - совершенно независимыми друг от друга людьми. Я теперь точно знаю что читать много разной литературы полезно - где-то на задворках сознания накапливается этот багаж знаний, который в нужный момент поможет принять верное решение. А ещё это просто круто чувствовать себя умнее себя же вчерашнего.

Не знаю как вы, но я получая новую крупицу знаний сразу улетаю в мечты представляя как её применю, к чему она меня приведёт, чего я достигну с её помощью. Я мечтатель. Иногда узнавая что-то я теряюсь для мира и не могу продолжить делать дела. И мне это нравится.

Для общего развития полезно, но гайда как захватить власть внутри нет. Только как удержать.

Книга 9 Испаний из 10 Италий

Ещё больше постов моём телеграм канале Чиловый беляш.

Пы. Сы.

Думал разбить пост на два, но мне так больше нравится.

Показать полностью
9

Посоветуйте аудиокнигу про Попаданцев

Дорогие друзья, доброго времени суток, хотел бы попросить вас порекомендовать аудиокнигу про попаданцев (желательно из нашего времени), предпочтение отдаётся сериям книг. Спасибо.

14

Вечер с книгой

Вечер с книгой

В поисках вдохновения и материала для своей истории перечитываю книгу детства. А как у вас с чтением? Поделитесь, какая книга у вас сейчас на прикроватном столике/в сумке/в руках?


14

Юваль Ной Харари «Homo Deus: Краткая история будущего»

«Homo Deus» – это смелая попытка осмыслить возможное будущее человечества, исходя из его прошлого и настоящего. Харари, израильский историк и автор книги «Sapiens. Краткая история человечества», строит свои рассуждения на фундаменте, заложенном в предыдущей книге. Если «Sapiens» объяснял, как человек стал доминирующим видом, преодолев голод, болезни и войны (с последним можно поспорить), то «Homo Deus» задаётся вопросом: «К чему мы будем стремиться, когда в основном решим эти проблемы? И чем станет человек в мире, где технологии перекраивают саму его сущность?»

Харари утверждает, что современный мир основан на «религии» гуманизма, где высшими ценностями являются человеческий опыт, чувства и желания. Однако достижения в биотехнологии, ИИ и нейронауках подрывают эту основу. К чему же пришли современные достижения науки? Человек – это алгоритм. Наши решения, чувства и даже сознание могут быть сведены к биохимическим процессам и обработке данных. Таким образом, если мозг – это сложный биологический компьютер, то «свободная воля» также оказывается под вопросом. Даже сама индивидуальность оказывается под угрозой. Технологии «взлома человека» (от генной инженерии до мозговых имплантов) могут сделать понятие уникальности личности устаревшими. Подобные открытия угрожают сделать человека «ненужным» с экономической и военной точек зрения. Что будет с понятиями равенства, свободы, демократии, если биотехнологии создадут биологическое неравенство, а алгоритмы будут знать нас лучше, чем мы сами?

Оплодотворение in vitro: власть над творением

Оплодотворение in vitro: власть над творением

Один из самых мрачных прогнозов – возникновение огромного социального слоя людей, экономически и политически бесполезных в мире, где ИИ и автоматизация выполняют почти всю работу, а решения принимают алгоритмы. Что будет с их жизнью, смыслом существования?

Ещё один неутешительный прогноз – разделение человечества на виды. Биоинженерия и киберинтеграция могут привести не к единому «улучшенному» человечеству, а к его расколу на биологические касты: бессмертные «боги» (Homo Deus) с невероятными способностями и «обычные» люди, ставшие бесполезным пережитком прошлого. Тут в качестве примера из фантастики можно привести «Видоизмененный углерод» Ричарда Моргана с его долгоживущими мафами или «Князя Света» Роджера Желязны, где колонисты с Земли стали новыми богами.

Средневековым людям Черная смерть представлялась страшной демонической силой, неукротимой и непонятной

Средневековым людям Черная смерть представлялась страшной демонической силой, неукротимой и непонятной

Освободившись от пут голода, болезней и войн, человечество обратится к новым, гораздо более амбициозным и рискованным проектам. Во-первых, бессмертие. Преодоление старения и смерти как величайшего вызова биологии. Во-вторых, вечное блаженство. Поиск способов постоянного поддержания состояния счастья, возможно, химическими или нейротехнологическими средствами. Тут нельзя не вспомнить «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли. В-третьих, божественные способности. Усиление физических и когнитивных возможностей человека до уровня, который ранее приписывался богам с помощью биоинженерии, киберинтеграции и искусственного интеллекта.

Один из самых провокационных тезисов Харари – возникновение новой глобальной религии или идеологии – Датаизма. Ее догма: ценность любого явления или процесса определяется его вкладом в обработку информации (данных). Цель – создание всеобъемлющей системы обработки данных (подобно «интернету всего на свете» на стероидах), а смысл жизни в свободном потоке информации. Самое страшное преступление по мнению датаистов – ограничение свободы информации.

Мозг как компьютер – компьютер как мозг. Что будет, когда искусственный интеллект превзойдет интеллект человека?

Мозг как компьютер – компьютер как мозг. Что будет, когда искусственный интеллект превзойдет интеллект человека?

К плюсам книги я бы отнес масштабность мышления. Харари отлично соединяет историю, биологию, философию, экономику и теологию, создавая панорамную картину возможного будущего. Книга не даёт готовых ответов, но задаёт критически важные вопросы, заставляя читателя задуматься о фундаментальных ценностях, смысле жизни и направлении развития цивилизации. При этом автор не утверждает, что будущее обязательно будет таким. Он исследует возможности, основанные на текущих трендах, чтобы предупредить о потенциальных ловушках и побудить к осознанному выбору пути.

Ну и куда же без минусов. Харари излишне верит в силу технологий, недооценивая роль социальных, политических, культурных факторов и способность человечества к регуляции и сопротивлению. Также автор игнорирует и адаптивность. Книга рисует довольно мрачную картину будущего для большинства людей (того самого «ненужного класса»). Однако человечество исторически демонстрировало способность адаптироваться к радикальным изменениям, находить новые мысли и социальные модели. Ну и самая моя главная придирка – повторение идей. Многие концепции уже были представлены в «Sapiens» и здесь лишь развиваются, но не всегда принципиально ново. Автор будто бы раз за разом возвращается к одним и тем же постулатам, из-за чего грешит самоповторами.

Итог: «Homo Deus» – не прогноз, а предупреждение и приглашение к размышлению. Сам Харари отнюдь не футуролог, а историк. Некоторые его размышления показались мне занятными, иные спорными, но сама книга страдает от вторичности. Если убрать из книги лишнюю воду, могла бы выйти ещё одна часть к «Sapiens». Слишком мало в ней нового для тех, кто уже прочел первую часть.

Также подписываемся на мой ТГ-канал. Там ещё больше интересного.

Показать полностью 4
Отличная работа, все прочитано!