Миры Фэнтези

Четвёртая часть

Пятая часть

Шестая часть

Седьмая часть

Восьмая часть

Ксавуд, увешанный покупками рванул в проход, на полной скорости и не оглядываясь. Сердце от адреналина бешено колотилось в груди.

"Получи, ублюдок!" — злорадствовал Ксавуд, представляя, как «Молодой» стражник очнётся с сильной головной болью. Да, это не повернёт время вспять и не отменит избиения самого Ксавуда, но чувство справедливой, пусть и незначительной, мести разливалось приятным теплом по телу.

Он видел, как гном сражался — уверенно, мощно, без суеты и без жестокости, присущей гоблинской страже. В этом незнакомце чувствовалась непреклонная воля и колоссальная сила. От него будто исходила аура чести и порядочности, тех качеств, которых так не хватало в Дрюклааре.

После слов Ксавуда зелёные глаза гнома метнулись в сторону поверженного стражника, затем на говорящего. В этом взгляде угадывалась лёгкая растерянность, нерешительность и вслед за ней некое угрюмое принятие. Гном, не произнеся ни слова, последовал за Ксавудом, двигаясь с поразительной для своей комплекции скоростью.

Ксавуд же, опьянённый собственным дерзким поступком и необычными для себя чувствами, не мог умолкнуть. Он болтал без умолку, пока они бежали по запутанным переулкам.

— Ну и силища у тебя! — задыхаясь, восхищался Ксавуд, перепрыгивая через кучу мусора. — А топоры-то! Где ж ты такие взял? Они ж размером с меня! Как ты этих стражников уделал-то? Их ведь целых пятеро было, а ты один. Вот это да! А ты вообще кто такой? Откуда взялся в Дрюклааре?

Гном лишь тяжело сопел, не сбавляя шага. Наконец, когда они свернули в очередной тёмный проход, расспросы Ксавуда его заставили заговорить, и его низкий, рокочущий голос нарушил тишину:

— Я Идни Вулмакос. Король Харендуя. Бывший король. – очень тихо и грустно закончил он.

Слова гнома, словно удар молота, отрезвили Ксавуда. Он резко затормозил, едва не врезавшись в стену дома. В голове тут же всплыли давние слова Мидвака: "Ходят слухи, что Харендуй полностью разрушен, что дракон разбил гору. Всё население обеих гор было уничтожено." И ещё: "Я слышал, что даже наша специальная армия участвовала в атаке на Харендуй."

"Король Харендуя... Бывший король... Получается, что он, возможно, единственный выживший?" — осознал Ксавуд, и по спине пробежал холодок. Каково же быть последним из своего народа? Наверняка гном пришёл сюда мстить тем, кто отнял у него всё. Если даже Мидвак упомянул слухи про участие наших армий шёпотом, возможно, это была чистая правда. Либо же этот гном направляется в столицу Вардолийской Империи, а путь туда есть только по Растер тракту, через Шарглутию.

И Ксавуд не осуждал его и искренне сочувствовал. Эта прогнившая система, что отняла у гнома горы и народ, точно так же пыталась лишить его самого всего, что ему дорого — денег, дочери, надежды.

Он никогда не общался с гномами, так же как до недавнего времени не общался с эльфами. Но в его памяти свежа была встреча с Иллианом — тем эльфом, который бескорыстно и как только мог помог совершенно незнакомому гоблину, отчаявшимся спасти своего ребёнка. Если Иллиан, чужак, способен на такую доброту, то, возможно, и гномы... были такие же, пока их горы не уничтожили? Ксавуд не знал, но это было и не важно.

Он почувствовал глубокий порыв, как дань уважения Иллиану, надо помочь Идни. Нечто внутри него требовало совершить ответное доброе дело, подобно тому, что сделали ему. Это был способ поблагодарить мир за обретённую надежду. Хоть и опосредованно, но вернуть долг. Ксавуду это было необходимо.

Они наконец добрались до дома Ксавуда, незаметно проскользнув в открытую дверь. Быстро войдя, Ксавуд втолкнул тяжёлого гнома внутрь, а затем сам привалился к стене, пытаясь отдышаться.

В тусклом свете жилища Ксавуд смог получше рассмотреть своего нового спутника. Массивная фигура гнома была облачена в тёмные, слоистые доспехи, сотканные из металла, который гоблину никогда прежде не встречался. Броня казалась невероятно прочной и износостойкой, подходящей для самых суровых битв. На голове гнома восседал внушительный шлем, увенчанный короной, украшенной зубчатыми элементами и древними руническими узорами, что придавало ему вид легендарного правителя. Его зелёные глаза, чуть прищуренные, внимательно изучали скудное убранство гоблинского дома. Идни выглядел уставшим, но его лицо, обрамлённое могучей бородой и усами, излучало непоколебимую волю.

Услышав шум, Блеза направилась к входной двери, осыпая Ксавуда градом вопросов, словно стрелами.

— Ты всё купил? Нашёл все травы? Еду по списку целиком? Как нам быть с домом? Ты отправишь Мидваку письмо и деньги за следующий месяц? Путешествие-то не близкое, не хотелось бы вернуться в никуда!

Но увидев, с кем он пришёл, она в недоумении замерла и лишь смогла выдавить из себя:

— Здрасссьте.

— Блеза, не пугайся, это гном Идни, — поспешно заговорил Ксавуд, придумывая на ходу правдоподобную историю. — Ему негде было остановиться в Дрюклааре, и я решил поселить его у нас, пока мы будем в путешествии. Я тоже подумал, что путь не близкий и было бы неплохо, если за домом присмотрят. Вот и оставлю Идни тут пожить, пока мы будем добираться до Све…

Взгляд Блезы, острый и предупреждающий, прервал его на полуслове. Не следовало всем подряд рассказывать о своих планах, и Ксавуд умолк. Блеза, хоть и не до конца поверив в историю мужа, лишь тяжело вздохнула. У неё не было сил спорить, да и понимала, что Ксавуд вряд ли привёл бы кого попало. Бросив на гнома быстрый, оценивающий взгляд, она повернулась и, бормоча что-то о сборах, удалилась вглубь дома, оставляя мужчин на кухне.

Ксавуд неловко почесал затылок. Он поступил спонтанно, под влиянием мести и вспыхнувшего гнева, а теперь столкнулся с последствиями своего поступка. Завтра утром ему предстояло отправиться в дальний путь. А сейчас на его кухне сидел незнакомец — не простой, это был король, пусть и бывший, но король целого народа. Робость перед титулом смешивалась с растерянностью, и это всё переплеталось с ответственностью за судьбу того, кто пришёл в его дом. Перед гоблином встала моральная дилемма и вопрос, как поступить дальше.

В тишине кухни Идни Вулмакос устало опустился на деревянную лавку, его доспехи тихо скрипнули. Ксавуд бросил взгляд на массивные топоры, прислонённые к стене.

— Ты... ты их здорово отделал, — нервно улыбнулся Ксавуд, кивая в сторону двери. — Вся стража наверняка тебя ищет. Гном в Дрюклааре — фигура очень приметная, тебе следует отсидеться и не показываться на улице.

Идни молчал, но его глаза внимательно смотрели на гоблина, а потом перевелись на свои топоры. В его взгляде читалась глубокая решимость и готовность к драке. Он явно не боялся, а жаждал новых столкновений.

Чувство ответственности за гнома перевесило, и Ксавуд решил, что не может просто так оставить его без еды.

— Слушай, я утром уезжаю. Семья у меня… ну, дела вдалеке, в общем. Так что не могу тут задержаться. Но я не могу оставить тебя без еды. Завтра утром пойду закуплюсь, чтобы ты тут с голоду не помер. А когда поиски улягутся, дней через пять-семь, тебе лучше уехать из Дрюклаара. Здесь тебя схватят. В одиночку ты ничего не добьёшься.

Идни медленно кивнул, его взгляд задержался на Ксавуде. Он протянул руку к своему поясу. С него свисал огромный кожаный кошель, который с каждым движением издавал тяжёлый, приятный звон золота. Ксавуд с удивлением наблюдал, как гном его развязывает.

— Купи, что нужно, — низким, но громким голосом произнёс Идни. — Возьми за работу.

В кошеле гнома Ксавуд увидел массивные золотые монеты. Они были гораздо крупнее и тяжелее, чем привычные гоблинские гринклы, с какой-то древней чеканкой и витиеватыми гномьими узорами. Ксавуд только слышал о таких – двурли, легендарных монетах гномов. Именно их гоблины переплавляли и потом чеканили свои гринклы. Он никогда не видел их лично. Поговаривали, что одна такая монета весит около четырёхсот грамм и стоит как триста гринклов. Внутри раскрытого кошелька лежало около десятка таких золотых дисков.

Гном достал самый маленький. Некоторые края были ровные, как будто от одного большого диска постепенно отрубалось некое количество золота. И верно, в следующий миг гном, подхватив свои топоры и положив на один этот обрубок, вторым отрубил от него золотую полоску, которую и вручил Ксавуду.

Ксавуд, ошеломлённый, принял золотую ленту. По весу она походила на дюжину или полторы гринклов, но всем известно, что в монетах гоблинов лишь треть золота, остальное — серебро. Тут же на его ладони лежало чистое золото.

Блеза, тихонько вернувшаяся, подслушивала разговор, стоя в глубине дома. Её не было видно, зато она всё прекрасно наблюдала и слышала. В момент, когда Идни вытаскивал монеты, в её глазах, до этого обеспокоенных, вспыхнул острый, хищный блеск, который не могла скрыть даже полутьма.

Утро наступило быстро. После всего произошедшего вечером Ксавуд мгновенно отключился – дни в пути тоже сыграли свою роль. Дочь всё ещё была слаба, а на кухне его дома спал бывший король, с недавних пор яростно ненавидящий гоблинов. Ксавуд быстро собрался и вышел на улицу, чтобы докупить провизию и выполнить обещание, данное Идни. Надо было спешить.

Отойдя от дома на пару десятков шагов, путь ему резко преградили. Из тени выступили семь гоблинских стражников. На их лицах застыло хищное удовлетворение. Ксавуд тут же почувствовал, как сердце ухнуло в пятки. Один из них, главный, с нашивками на предплечье, впился в него взглядом.

— А вот и наш беглец, — протянул стражник, — куда ж ты так торопишься?

Ксавуд похолодел. Он попытался придать лицу невинное выражение.

— Я? За покупками, господин стражник. Дочь больна, мне нужно...

— Хватит врать! — рявкнул стражник, перебив его. — Ты был вчера в том переулке? Где Гном?

Ксавуд попытался отпереться, изображая полное недоумение.

— Гном? Какой гном? Не понимаю, о чём вы... Я только вчера вернулся из Жартилии, господин стражник, а сегодня опять отправляюсь в дорогу!

— Да ну? — Глаза стражника сузились. — Обыскать его!

Стражники тут же набросились на Ксавуда. Его руки заламывали за спину, жёстко шарили по карманам. Один из них вдруг остановился, его пальцы наткнулись на что-то твёрдое и необычное во внутреннем кармане. Он вытащил золотую полоску. Ту самую, которую Идни отрубил своим топором. На золоте отчётливо виднелись странные, узорчатые символы, явно не гоблинской работы.

— Это гномьи узоры! — воскликнул самый старый из стражей, с седыми волосами. — Это кусок двурля, я уже видел такое.

— Продолжишь дальше отпираться? Или всё-таки скажешь правду? — голос главного стражника стал жёстким, как кремень.

Ксавуда похолодел. Он попытался ещё что-то сказать, но слова застряли в горле. Его тут же дёрнули вперёд и буквально бросили к ногам другого стражника. Это был «Молодой», тот самый, с огромной багровой шишкой на лбу. Он стоял, опершись о стену, и на его лице расплылась очень недоброжелательная, мстительная улыбка. Его взгляд, полный ненависти, не предвещал ничего хорошего.

— Что ж, Ксавуд, — прошипел «Молодой», наклоняясь к нему, — кажется, мы не договорили вчера.

Ксавуда пронзил ужас. Резко заныли все раны и ушибы, нанесённые по вине этого стражника. Повторения того унижения он не хотел.

— Где гном? — в голосе главного стражника не было и тени колебания. Он готов был отдать Ксавуда «Молодому» ненадолго, лишь бы разговорить, но всё же предпринял последнюю попытку получить ответ без насилия. — Ты знаешь, что бывает с теми, кто укрывает врагов. Мы не будем церемониться. Твоя жена и дочь... — он сделал многозначительную паузу, — ты же не хочешь, чтобы они оказались в тюрьме, а потом на улице, если, конечно, доживут?

В этот момент Ксавуд сломался. Образ Блезы и больной Вирлы, их беззащитность, были для него превыше всего. Он не выдержал. Слова, тяжёлые, как камни, сорвались с губ:

— Он у меня дома.

Главный стражник кивнул, его улыбка стала шире.

— Хорошо. Но его надо выманить или разлучить со своими топорами. Без оружия он не так опасен. Ты сделаешь это прямо сейчас. Мы не хотим ненужных жертв. Пусть спустится вниз, мы его там схватим, а ты отправишься в дорогу. С пострадавшим, — кивнул он на «Молодого», — я сам разберусь, тебе ничего не грозит.

Ксавуд обречённо кивнул. Чувство отвращения к самому себе накатило волной. Ему предстояло предать того, кого только что спас, кого начал считать "своим" — гораздо более своим, чем эти продажные, жестокие гоблины-стражники. Его мир рушился.

Ксавуд шёл обратно к дому, словно во сне, ноги еле слушались. В голове метались мысли: "Что я наделал? Как я мог так поступить?" Он должен был предупредить Идни, дать ему сбежать. Но что с Блезой и Вирлой? Он был в полной растерянности, не зная, как поступить. Предать или потерять семью. Выбор был ужасен.

Войдя в дом, Ксавуд огляделся. По дому была разбросана часть их пожитков, а телега, на которой они должны были ехать, стояла во дворе. Но Блезы и Вирлы не было.

— Идни! — хрипло позвал он. — Где Блеза и Вирла?

Гном появился на кухне, его взгляд был всё таким же спокойным.

— Они вышли около часа назад. Сказали, что пошли за шерстяным одеялом для девочки. С тех пор их нет.

Ксавуд бросился к окну. Тележка, их жалкий скарб, аккуратно уложенный в неё, стояла у стены. А вокруг никого. Он медленно отстранился от окна. Стража уже схватила их. Как и обещала. Они не стали ждать его слова. Они просто взяли их.

Всякая надежда рухнула. Теперь у него не было выбора. Это был единственный способ спасти их. Горечь предательства сжала сердце.

— Идни! — выдавил Ксавуд, стараясь, чтобы его голос не дрогнул. — Мне нужна твоя помощь. Там, снаружи... Я накупил столько всего, что не справлюсь сам. Все эти мешки с провизией, травы... Помоги мне их поднять вверх, пожалуйста.

Идни, не задавая вопросов, двинулся к двери. Он спустился вниз и лишь ступил за порог, как в этот самый миг его скрутили. Стражники выскочили из укрытий, их цепкие руки впились в его массивные доспехи. Гном, застигнутый врасплох, не стал даже сопротивляться. Кулаками против мечей и копий было не отбиться, а топоры остались наверху.

Идни Вулмакос, бывший король Харендуя, повернул голову и встретился взглядом с Ксавудом. Его зелёные глаза были будто изумруд, давший трещину. Зарождавшаяся в них привязанность оказалась смыта волной предательства. Но чем дольше он вглядывался, тем отчётливее видел на лице гоблина отчаяние и боль, поняв причину, толкнувшую его на этот шаг. Ярость, вспыхнувшая было во взгляде, вдруг начала утихать, сменяясь смирением.

До тех пор, пока рука Идни не коснулась своего пояса, где ещё недавно висел увесистый кошель. Тяжёлый, звонкий мешочек с двурлями исчез. В тот же миг взгляд гнома вновь ожесточился, наполняясь невыразимым презрением. Он больше не обращал на Ксавуда внимания, словно тот стал чем-то настолько отвратительным, что на него невозможно смотреть.

Четвёртая часть

Пятая часть

Шестая часть

Седьмая часть

Восьмая часть

Когда приступ жуткого смеха всё-таки отпустил Ксавуда, оставив его тяжело дышащим и опустошённым, огонь в его взгляде, начавший затухать, вновь с силой разжёгся, стоило Ксавуду остановиться на багровом лице Жиззмарка и нахмуренном — Бугрима.

— Да пошли вы все! — взрыкнул Ксавуд, и его голос, сорванный смехом и болью, прозвучал неожиданно громко и злобно. — И ты, безмозглый болван! И ты, старый скряга! Чтоб вы пропали вместе со своей конторой! Я вас всех ненавижу!

Последние слова он выкрикнул, выплюнув их, словно яд. Не дожидаясь ответа, не обращая внимания на потрясённые лица гоблинов и ошарашенного Бугрима, Ксавуд резко развернулся и, стараясь не шататься, направился к выходу. Каждый шаг давался с трудом, ведь приступ отнял много сил, а боль в истерзанном теле пронзала насквозь. Но он шёл, не останавливаясь, ведомый новой, дикой решимостью. Дверь конторы с грохотом захлопнулась за ним, оставив позади онемевших от шока гоблинов.

Ксавуд брёл по улицам Дрюклаара, не замечая ничего вокруг, он упрямо двигался к дому. Гнев и ярость клокотали в нём, смешиваясь со страхом перед неизвестностью. Мысль о потерянной работе уже не пугала – напротив, вызывала странную, почти безумную радость: плевать на работу! Главное теперь – спасти дочь, и ради этого он готов пожертвовать всем.

Когда Ксавуд наконец добрался до своей двери, слегка сбив дыхание на лестнице, он услышал приступ кашля Вирлы.

"Значит, они уже вернулись от доктора", – мелькнуло в голове. Приоткрыв дверь, он увидел жену, сидящую у кровати дочери. Лицо Блезы было серым, глаза опухшими, а взгляд потерян.

— Блеза? Вы... вы вернулись? Что сказал доктор? — спросил Ксавуд, чувствуя, как сердце сжимается в предчувствии беды.

Блеза подняла на него заплаканные глаза, полные безысходности.

— Ксавуд... доктор сказал, что у Вирлы... Чёрная Хворь. — Её голос дрожал, и она едва сдерживала рыдания. — Это невероятно страшное заболевание. Он сказал, что шансов на излечение практически нет... Но... — в её глазах мелькнул слабый огонёк надежды, тут же погасший. — Но есть специальные травы и эликсиры, которые могут помочь. Доктор Хаззар рассказал, что надо купить. Посоветовал лавки, где мы сможем найти всё необходимое. Дал письмо к их хозяевам, чтобы я ничего не забыыыыла! – во весь голос разрыдалась она. — Но… это ещё и стоит целое состояниееее, он говорит, что только начальные лекарства выйдут минимум в тридцать гринклов, а у нас их нет.

Ксавуд почувствовал, как мир вокруг него закружился. Чёрная Хворь. Он раньше не слышал этого названия, но даже звучало оно жутко. И доктор говорит, что шансов на излечение практически нет.

"Практически!" – пронеслось в голове. – "Значит, шансы всё-таки есть!" Этого было достаточно. Хорошо хоть есть какие-никакие деньги, должно хватить вылечить дочь. О другом варианте он даже не думал.

"Постоянное движение – вот способ не дать мыслям себя одолеть, не дать страху парализовать. Но сначала... сначала надо успокоить жену."

Ксавуд осторожно подошёл к Блезе, опустился рядом с ней и, обняв, прижал к себе. Он не знал, что сказать, но почувствовал, как рука Блезы вцепилась в его рубаху, и она зарылась лицом ему в плечо.

— Тише, милая, тише... — прошептал он, едва слышно, поглаживая её по голове. — Мы справимся. Мы обязательно справимся. Я найду эти лекарства, что бы мне это ни стоило.

Он аккуратно высвободился из её объятий, хотя Блеза не хотела отпускать.

— Письмо доктора... и названия лавок, где можно найти эти травы и эликсиры, ты запомнила? — спросил Ксавуд, стараясь подавить дрожь в голосе.

Блеза, всхлипывая, кивнула, затем подняла опухшие глаза.

— Да... доктор Хаззар сказал, что все травы есть в лавке "Зелёный Корень" на Торговой Площади, у старого гоблина по имени Грым. А эликсиры... эликсиры у Калема, в его алхимической лавке в переулке Крикливых Скал. Вот письмо, — она протянула ему смятый пергамент, который до этого сжимала в руке. — И помни, Ксавуд... он сказал, что это... очень, очень дорого.

Ксавуд взял письмо, крепко сжал его в руке, словно в нём была вся надежда мира.

— Я всё понял. Не волнуйся, Блеза. Я вернусь с лекарствами. Будь с Вирлой.

Не теряя ни минуты, Ксавуд выскользнул из дома. День был в самом разгаре. Несмотря на боль в теле и усталость, он почти бежал по кипящим жизнью улицам Дрюклаара. Его путь лежал к банку Скрюгхольд, на работу к Мидваку.

Открыв двери банка и пройдя вглубь, он увидел Мидвака. Тот, как обычно, сидел за своим массивным столом, погружённый в расчёты. Увидев Ксавуда, банкир поднял бровь.

— Ты пришёл сюда? Но все твои деньги лежат у меня дома, — удивлённо хмыкнул Мидвак.

— Мне срочно нужны деньги, — голос Ксавуда был лишён обычной вежливости и заискивания, в нём сквозила стальная решимость. — У Вирлы Чёрная Хворь, ей немедленно нужны лекарства, а стоят они крайне много. Доктор Хаззар сказал, что медлить нельзя.

Мидвак ненадолго задумался и ответил совсем не про то, что волновало Ксавуда больше всего.

— Хм… Чёрная Хворь, интересно. Доктор Хаззар сказал, что лекарства будут слишком дорогие? Наверное, и послал в определённые лавки. Знаешь что, хоть я тебе его и посоветовал, но он лечил мне лишь мелкие болезни. Что-то тут нечисто, сводил бы ты дочку ещё к кому-то, перепроверил.

Ксавуду было не до заумных рассуждений, перед ним стоял чёткий план: деньги – лекарства – дом. Он пропустил мимо ушей предостережение банкира и вновь, уже громче, произнёс:

— Мне срочно нужны деньги, я спешу за лекарствами.

Мидвак внимательно посмотрел на него, но, вздохнув, решил, что и так сделал намного больше, чем того требует его совесть. Переубеждать Ксавуда он не хотел, как и испытывать его терпение в таком состоянии. Со вздохом он открыл сейф и вытащил небольшой мешочек, позвякивающий золотом.

— Здесь шестьдесят гринклов, больше на работе я не держу. Остаток тебе всё же придётся забрать у меня дома. Приходи в удобное время, но когда я вернусь из банка. — Мидвак протянул ему увесистый мешочек. — Проверь.

Ксавуд схватил мешочек, даже не пересчитывая. Шестьдесят гринклов. Этого точно хватит, даже если доктор Хаззар ошибся, и сумма будет выше.

— Спасибо, — сухо бросил Ксавуд и, резко развернувшись, стремительно вышел из банка, оставив Мидвака недоумённо покачивать головой.

Теперь в руках Ксавуда было рекомендательное письмо и так необходимые деньги. Он перешёл на бег, чтобы скорее добраться до Торговой Площади, что была в нескольких кварталах от банка. Ксавуд двигался быстро, рывками, пробираясь сквозь толпы праздно шатающихся гоблинов. Добежав, он остановился отдышаться. Сердце бешено колотилось, каждый удар отзывался болью в истерзанных рёбрах, но он не обращал внимания. Цель была одна — поскорее спасти Вирлу.

Первой была лавка "Зелёный Корень". Запах сушёных трав и земли ударил в нос, как только Ксавуд переступил порог. За прилавком сидел старый, морщинистый гоблин с хитрыми глазами — Грым. Ксавуд протянул ему письмо от доктора Хаззара.

Грым внимательно читал, иногда поглаживая свою редкую бороду. Для Ксавуда время тянулось невыносимо долго, и он от нетерпения барабанил пальцами по стене. Наконец, Грым поднял взгляд.

— Чёрная Хворь, значит, — пробормотал он. В его голосе Ксавуду почудилось сочувствие, редкое для Дрюклаара. — Тяжёлая хворь. Но доктор Хаззар знает, что советует. Травы есть. Самые свежие. Это... — он кивнул на список в письме, — ...редкий Огненный Мох – его следует измельчить, смешать с водой и смазывать им виски. И Корень Боли – его следует отварить и поить больного семь раз в день. Обойдётся это вам в десять гринклов.

Ксавуд облегчённо вздохнул, выкладывая монеты из плотного мешка. От Грыма не укрылся ни вздох, ни количество денег в мешке.

— Итого двадцать гринклов, — сказал травник, отмерив нужные травы и завернув их в пакет.

— Но только что было десять? — удивлённо произнёс Ксавуд.

— Ну да, десять за Огненный Мох и десять за Корень Боли, всего двадцать и выходит, — вроде простодушно ответил хозяин лавки, но глаза выдавали его хитрость.

Деваться Ксавуду было некуда, он со скрипом зубов заплатил и помчался во вторую лавку, в переулок Крикливых Скал, за эликсирами.

Лавка Калема оказалась незаметной дверью без вывески, спрятанной между двух полуразрушенных строений. Приоткрыв её, Ксавуд вошёл в полумрак, наполненный терпкими запахами алхимии. Калем, тощий гоблин с длинным носом и острыми, изучающими глазами, поднял голову. Ксавуд протянул ему письмо.

Калем прочитал его быстрее, чем Грым.

— А-а, Чёрная Хворь, — протянул Калем. — Серьёзно. Доктор Хаззар прав, без моих эликсиров никуда. Здесь два флакона: один для очищения крови, другой для усиления тела. Вместе двадцать гринклов.

Ксавуд без колебаний отсчитал деньги. Калем протянул ему два небольших, но тяжёлых флакона с жидкостями разного цвета. Один эликсир был тёмно-красным, почти чёрным, другой — мутно-зеленым.

— Строго по инструкции, гоблин, — предупредил Калем. — Иначе толку не будет.

Ксавуд лишь кивнул; инструкция по эликсирам была в письме. Он взял лекарства и поспешил прочь. Двадцать гринклов за эликсиры, двадцать за травы. Сорок гринклов. У него осталось ещё двадцать. Дороже, чем он рассчитывал. Неважно. Главное, чтоб помогло.

Сжимая в руках драгоценные пакеты и флаконы, Ксавуд почти летел домой. Каждый шаг теперь казался легче. Он нёс не просто лекарства, он нёс надежду. Отчаяние уже не витало вокруг, оставалась лишь вера в лучшее.

Войдя в дом, он увидел Блезу, которая сидела у кровати Вирлы, держа её за руку. Услышав скрип двери, она резко обернулась. Её глаза расширились, когда она увидела в руках Ксавуда свёртки и флаконы.

— Ксавуд! Ты... ты нашёл? — прошептала она, и в её голосе звучала непередаваемая смесь радости и неверия.

Ксавуд кивнул, его измождённое лицо исказила гримаса, похожая на улыбку. Он подошёл к ним, опустился на колени у кровати дочери и осторожно положил лекарства на столик.

— Всё здесь, Блеза. Всё, что сказал доктор. Теперь...  мы будем бороться!

Он взглянул на бледное личико Вирлы, затем перевел взгляд на жену. Впервые за последние дни в его глазах, несмотря на всё пережитое, мелькнула нежность, но сквозь неё пробивалась та самая, дикая, ни на что не похожая решимость — бороться за жизнь Вирлы всеми возможными способами.

Они принялись за лечение с той же дикой энергией, что двигала Ксавудом весь день. Строго по инструкциям Хаззара, они растирали Огненный Мох и смазывали виски Вирлы, поили её отваром Корня Боли по семь раз на дню, отмеряли капли эликсиров. Дни и ночи слились в бесконечную череду процедур, сменяющихся короткими, тревожными часами сна. Блеза держалась на одной лишь надежде, Ксавуд — на своей новой, исступлённой решимости.

Но ничего не помогало.

Время текло безжалостно, и состояние Вирлы становилось всё хуже. Её маленькое тело сотрясали всё более сильные судороги, кашель раздирал слабые лёгкие, кожа истончалась, а дыхание стало тяжёлым и прерывистым. Симптомы Чёрной Хвори проявлялись всё сильнее, безжалостно поглощая последние крохи детской жизни. Паника начала подкрадываться к Ксавуду, угрожая поглотить его; нужно было срочно действовать.

Он оставил Блезу у кровати дочери и сам помчался к доктору Хаззару. Войдя в его кабинет, Ксавуд не стал церемониться.

— Доктор! Лекарства не помогают! Ей хуже! — голос был сорванным, полным отчаяния.

Хаззар, сидевший за столом, даже не поднял головы. Он спокойно перебирал какие-то склянки.

— Я же говорил, шансов мало. Это Чёрная Хворь, гоблин, — равнодушно произнёс доктор, будто речь шла о погоде. — Можно попробовать другие снадобья. Они более редкие. Есть... Эликсир Зари для укрепления тела, и Сок Сумрачного Цветка для очищения лёгких. Их нужно искать в лавке "Глубинное Эхо", у старого торговца Грюга. Вот письмо.

Ксавуд схватил письмо. Слова Хаззара пронзили его, но он не мог сдаться. Он оставил доктора, буднично занимавшегося своими делами, и, чувствуя, как его охватывает холод отчаяния, в спешке отправился дальше.

Лавка "Глубинное Эхо" была ещё более невзрачной, чем предыдущие. Грюг, низенький гоблин с красными глазами, оказался молчаливым и угрюмым. Он взял письмо, долго изучал его, а затем, кивнув, молча протянул Ксавуду два едва отличающихся флакона с тёмной, почти чёрной жидкостью. Ксавуд был не уверен, что в них налито разное содержимое, и что это вообще были те лекарства, что ему нужны. Но отчаяние шептало: "Попробовать всё же стоит".

— Двадцать пять гринклов, — прохрипел Грюг.

— Но у меня всего двадцать, — пересчитав, с отчаяньем произнес Ксавуд.

— Ладно, давай двадцать гринклов, — подозрительно быстро согласился продавец.

Ксавуд, с горьким вздохом, выложил все оставшиеся деньги. У него больше ничего не оставалось. Он помчался домой.

Но и эти лекарства не помогли.

Вирла таяла на глазах. Её кашель стал прерывистым хрипом, тело непрестанно содрогалось, всё сильнее выворачиваясь, мокрота стала глубокого чёрного цвета. Ксавуд был в панике. Он не спал, не ел, лишь сидел у кровати дочери, не зная, чем ещё может помочь.

И тут он вспомнил. Вспомнил, что не забрал все деньги у Мидвака. И его слова... Мидвак ведь предупреждал.

Ксавуд, шатаясь, вышел из дома. Он чувствовал себя полностью опустошённым, но мысль о деньгах, о последнем шансе, гнала его вперёд. Он дошёл до дома Мидвака.

— Ты припозднился, я уж надеялся, не придёшь, — решил слегка пошутить Мидвак, но, увидев его измождённое лицо, участливо поинтересовался: — Как Вирла?

Ксавуд лишь неразборчиво мотнул головой, то ли стряхивая слёзы, то ли не зная, что сказать.

Мидвак, привыкший видеть всех насквозь, прочёл всё в его глазах. Увидел там безмерное горе и почти полную потерю надежды и веры. Он отсчитал оставшиеся деньги и протянул ему.

— Послушай, Ксавуд, — вдруг сказал Мидвак, обращаясь к уже уходящему, сгорбленному другу. — Дрюклаар... он полон шарлатанов. Особенно когда речь о тяжёлой хвори. Тут каждый целитель обещает чудо за последние монеты. Ты ведь помнишь, что я говорил про Хаззара? Он хорош для мелких недугов, но не более.

Ксавуд молчал, но внимательно слушал.

— Если хочешь спасти дочь, — продолжил Мидвак, понизив голос, — поезжай в Жартилию. Там, говорят, есть настоящий доктор, старый эльф. Слышал, что он творит чудеса, даже с Чёрной Хворью. Дорога неблизкая, в нынешнее время даже опасная, да и дочь довезти в её состоянии крайне сложно... Но если ты готов бороться, другого пути нет. Здесь ты только похоронишь последние деньги и… Вирлу.

Ксавуд посмотрел на него, и в его глазах, мёртвых от безнадёжности, вспыхнул новый, отчаянный огонёк. Жартилия. Это было далеко. Опасно. Но это был шанс. Последний шанс. Он должен сделать хоть что-то.

Четвёртая часть

Пятая часть

Шестая часть

Седьмая часть

Восьмая часть

Выйдя из дома Мидвака глубокой ночью, Ксавуд сжимал в руке пару гринклов. Этого должно хватить утром на обследование. Основная сумма, спасительные золотые монеты, оставалась в надёжном сейфе его друга, дожидаясь следующего дня. Ветер трепал его побитое лицо, но холод пробирал не снаружи, а изнутри. Ксавуд шёл по пустынным улицам Дрюклаара, и в его голове кружился целый рой мыслей, не давая покоя.

"Мидвак", — думал Ксавуд. Этот образ сейчас был для него самой большой загадкой. Каков он на самом деле? "Хороший или плохой? Друг или просто банкир?" Душа разрывалась между благодарностью и глубокой обидой.

"С одной стороны, он забрал мой дом. Дом, который был опорой, символом стабильности. И Мидвак прекрасно понимал, что даёт значительно меньше, чем дом стоит. Костяшки пальцев непроизвольно сжались, ногти впились в ладони. Он ловко воспользовался моим безвыходным положением, моим горем, чтобы провернуть сделку, которая сулила ему в любом раскладе хорошую прибыль. Сдача дома обратно мне же по двадцать круклов в месяц, комиссия в пятнадцать процентов при обратном выкупе — всё это звенело в ушах хищной, безжалостной логикой. И даже те сто гринклов, что он обещал... В итоге я получил меньше, да ещё и пришлось заплатить за первый месяц аренды собственного дома. Какая наглость! Это была сделка, честная по гоблинским меркам, но от этого не менее прагматичная и жестокая". Грудь сдавило, дыхание перехватило от возмущения.

"Но с другой стороны... Ксавуд остановился на мгновение, вглядываясь в черное небо, и глубоко, судорожно вздохнул. Он дал мне шанс. Единственный шанс. Кто ещё мог предложить подобное? Никто. Когда я отчаялся найти хоть какую-то помощь, Мидвак оказался единственным, кто протянул руку, пусть и с безжалостным расчётом. Он же дал мне один гринкл, не требуя ничего взамен, чтобы я мог немедленно отправиться к доктору. Он написал рекомендательное письмо, обеспечив бесплатное обследование у лучшего специалиста в городе. Это были жесты дружбы, на которые многие гоблины вообще не способны." Лицо Ксавуда смягчилось, а по телу пробежала волна тепла после этих мыслей.

"Он хороший друг, Ксавуд," — шептала одна часть сознания, пытаясь заглушить едкий голос сомнения. — "Он помогает тебе спасти Вирлу, чего ты ещё хочешь? Он рискует, выкупая твой дом у банка!"

"Нет, он бездушный прагматик, — кричала другая, более злая, часть. — Никакого риска в этом нет, беспроигрышная сделка. Он воспользовался твоей бедой, он наживается на твоём горе, на горе твоей дочери! Он забирает последнее, что у тебя есть! Прикрываясь помощью, он выселил меня, как Мизгратак Жмула!"

Эти мысли крутились в голове Ксавуда вихрем, сталкиваясь и переплетаясь. Он стискивал зубы, чувствуя боль в ушибленных рёбрах, но боль эта меркла перед внутренними переживаниями. "Дом... — пронеслось в голове. — Я потерял дом. Но Вирла... Вирла получила свой шанс". И эта мысль, эта надежда, была тяжелее и важнее любого золота, любого пергамента, любого жилья. Он верил, что Мидвак, хоть и беспощадный банкир, сдержит слово о хранении денег и о возможности выкупа. В этом он был уверен.

Добравшись наконец до своей двери, Ксавуд поднялся по лестнице, каждый шаг отдавался глухой болью в теле, но теперь его вела не ярость или отчаяние, а какая-то новая, холодная решимость. Он вошёл в дом.

Блеза спала, и Вирла тоже. Ксавуд кое-как стащил с себя одежду, сбросил обувь и, не раздеваясь полностью, рухнул на жёсткую кровать. Усталость взяла своё, и он провалился в короткий, тревожный сон.

Проснулся он, когда первые серые отблески рассвета проникали в комнату. Голова гудела, тело ломило, но времени на жалость к себе не было. Ксавуд положил оба гринклa на кухонный стол, рядом оставил свёрнутый пергамент с рекомендательным письмом и небольшую записку для Блезы:

— Блеза, любимая. Веди Вирлу к доктору Хаззару сразу, как проснётесь. Письмо и деньги на обследование на столе. Всё будет хорошо. Ушёл на работу. Целую.

С этой мыслью он поправил пояс и, не завтракая, вышел из дома. Новый день начинался. И он должен был быть готов ко всему, несмотря ни на что.

Ксавуд шёл на работу, и каждый шаг давался ему с трудом — не столько от физической боли, сколько от нескончаемой тревоги. Город только просыпался, гоблины спешили по своим делам, но для Ксавуда всё вокруг казалось тусклым и размытым. Все его мысли по пути на работу и в течение утра занимало лишь беспокойство за дочь.

"Отправилась ли Блеза уже к доктору? Как Вирла? Сможет ли она сама дойти до лечебницы Хаззара? Надеюсь, Блеза вызовет телегу или понесёт её на руках", — эти мысли сверлили мозг. Сердце сжималось от страха, он проклинал себя за то, что не мог быть рядом, за то, что приходилось полагаться на записку и чужие руки. В конторе, среди привычной суеты, Ксавуд механически выписывал товар, отправлял на развоз, но разум его был далеко, запертый в круговороте мучительных догадок и тревожных вопросов.

Вывел его из этого состояния Жиззмарк, соизволивший явиться к середине рабочего дня. И при первом взгляде на Ксавуда ядовито расхохотавшийся. Он заметил его сзади и пока мог оценить лишь костюм, явно превосходящий по размерам хозяина. К тому же сам вид Ксавуда в деловом наряде был подарком для новых колкостей в его адрес.

— Эй, Ксавуд, ты никак банк ограбил? — Жиззмарк буквально захлёбывался смехом, его голос звенел от злорадства. — Но ты настолько жалок, что вместо денег тебе отдали лишь костюм, да и тот поношенный? Или это такие мешки из-под гнилой картошки теперь делают, а ты напялил на себя? Глава совета попрошаек. Банкир бездомных. Председатель помойки.

Издевательства Жиззмарка давно уже стали для Ксавуда привычной, хотя и противной, частью рабочего дня. Он, как всегда, старался их игнорировать, натянув на себя маску безразличия. Обычно эта тактика работала безупречно, и он в глубине души надеялся, что и сейчас шквал насмешек быстро схлынет, оставив его в покое.

Но стоило Жиззмарку разглядеть, во что превратилось его лицо после вчерашнего избиения, как он скривился от хохота, заходясь в приступе безудержного веселья. Его смех, грубый и громогласный, словно молот, обрушился на Ксавуда, разносясь эхом по всей лавке. Жиззмарк буквально катался по полу, выдавливая из себя всё новые и новые оскорбления, и каждый выкрик был плевком в душу.

— Ахахахах, так вот откуда у тебя костюм! Ты на помойке отбил его у других таких же лузеров, да? — Жиззмарк еле выговаривал слова сквозь приступы смеха. — Интересно, сколько же бездомных собралось на бои за эту одёжку. Я бы никогда на тебя не поставил в этом бою, но видать там отдавали костюм самому беспомощному, у кого больше всего синяков и ссадин! Ахахахах!

Град насмешек и шквал унижений от Жиззмарка не собирался заканчиваться. Ксавуд лишь сжал зубы, пытаясь сохранить внешнее спокойствие. Он молчал, пережидая бурю, зная: любое слово или взгляд лишь подстегнут задиру. Гоблины в лавке разделились: одни поддакивали веселью, издевательски смеясь, стараясь угодить Жиззмарку. Другие же тихо опустили глаза в пол, стараясь не навлечь гнев и насмешки на себя.

— Я подарю выпить тому, кто тебя избил, — продолжал глумиться Жиззмарк. — Или ты за кусок хлеба стал грушей для битья, и целый вечер тебя охаживали? Зато видать поел, смотри какое лицо круглое стало. Хоть чем-то вместо гнили и червей перекусил. Твоя рожа, Ксавуд, это просто произведение помойного искусства. Ты своими синяками семью не накормишь, жалкий неудачник. — Жиззмарк смачно сплюнул на пол прямо у ног Ксавуда, и, не отводя от него едкого взгляда, широко ухмыльнулся, словно предлагая ему утереться.

Но тут что-то внутри Ксавуда оборвалось. Слишком много было унижений и переживаний за прошедшие сутки. Вся его выдержка лопнула, как перетянутая струна.

— Да пошёл ты, вонючий кусок сала! — резко выпалил Ксавуд, но голос его тут же надломился, задрожал, и к концу фразы сжался до еле слышного, испуганного шёпота. Едва договорив, Ксавуд резко развернулся и застыл спиной к Жиззмарку, инстинктивно готовясь к ответному удару и отчаянно надеясь, что его дерзость останется безнаказанной.

Жиззмарк слегка опешил от такой дерзости. Его глаза расширились от удивления, а самодовольная ухмылка на мгновение сползла с лица. Но этот шок длился лишь долю секунды. Его крупное тело мгновенно напряглось, и в два больших, стремительных шага он оказался рядом с Ксавудом.

Не давая ему опомниться, Жиззмарк короткими, резкими выпадами, направленными прямо под ребра, нанёс два тяжелых, сокрушительных удара. Боль пронзила Ксавуда, словно раскалённый прут, выбивая весь воздух из лёгких. После первого удара он скорчился, хватаясь за бока, и согнулся в три погибели, едва удерживаясь на ногах, хрипя от невыносимой, жгучей боли, охватившей всё тело. Второй удар лишил его последних сил – Ксавуд рухнул на пол, распластавшись и с трудом переводя дыхание.

Жиззмарк, склонившись над ним, издевательски растянул губы в гадкой усмешке и низким, ядовитым голосом начал поучать:

— Ты так разговаривай со своей уродливой женой и мерзкой дочкой в той вонючей дыре, что ты зовешь домом! Может, пока валяешься на полу, поймаешь пару крыс — вот тебе и ужин на весь твой выводок! Ничтожество!

Ксавуд рванулся вверх, словно пружина, сердце его колотилось так, что готово было выпрыгнуть из грудной клетки. Глаза на миг побелели, а потом их застила слепящая, багровая пелена ярости. Правая рука, сама собой, непроизвольно сжалась в кулак и стала крепче стали. И со всей силы обрушилась на челюсть Жиззмарка, выплеснув наружу всю ненависть, что копилась внутри.

Голова Жиззмарка резко дёрнулась в сторону от неожиданного и мощного удара. Его самодовольная ухмылка сползла с лица, сменившись выражением чистого изумления. Он неуклюже покачнулся, массивное тело неудержимо накренилось назад. Сделав два непроизвольных шага назад, он судорожно вцепился рукой в край стола, едва удержавшись на ногах.

Взгляд Ксавуда был твёрд и полон жестокой решимости – страха в нём больше не было. Жиззмарк, багровый от злости, оценивал обстановку, готовясь разорвать противника. Вокруг, в гробовой тишине конторы, застыли остальные гоблины, их глаза следили за каждым движением, ожидая неизбежной развязки.

Именно в этот напряжённый момент, когда Ксавуд уже приготовился к удару, а Жиззмарк вот-вот собирался ринуться в атаку, дверь конторы распахнулась, и на пороге появился Бугрим — хозяин и, по совместительству, дядя Жиззмарка. Его взгляд, тяжёлый и проницательный, скользнул по застывшей сцене, мгновенно выхватывая картину: Ксавуд стоит напротив, а его племянник, пошатываясь, держится за стол, с явным следом недавнего удара на лице.

— Ксавуд! — рявкнул Бугрим, и его голос, низкий и грубый, эхом прокатился по притихшей конторе. — Что это здесь происходит?! Ты что себе позволяешь?! Ты ударил моего племянника?!

Ксавуд попытался заговорить, его голос был сбивчивым от нахлынувших эмоций.

— Господин Бугрим, но я... я не... он первый... — оправдывался он, пытаясь указать на Жиззмарка, но дядя не дал ему договорить.

Бугрим повернулся к племяннику, и его тон мгновенно смягчился, хотя в глазах всё ещё горел гнев.

— Жиззмарк, племяш, что случилось? Ты в порядке? — спросил он, с беспокойством осматривая лицо родственника.

Жиззмарк, потирая челюсть, издал протяжный стон, всем видом показывая нестерпимую боль и невыносимое унижение, что якобы причинил ему Ксавуд

— Дядя! Он... он на меня напал! Мне кажется, он выбил мне челюсть, очень больно! Зуб шатается! — Жиззмарк картинно преувеличивал, кривляясь и стараясь шепелявить, чтобы дядя поверил ему.

И в тот момент, когда Бугрим отвернулся обратно к Ксавуду, пылая еще большим гневом и жаждой отмщения за своего племянника, Жиззмарк, с гнусной, торжествующей ухмылкой, нагло и вызывающе подмигнул Ксавуду, демонстрируя своё превосходство и безнаказанность.

Бугрим нахмурился, оглядев Ксавуда с ног до головы, словно тот был последним отбросом.

— Значит так, Ксавуд, — почти орал он на обвиняемого. — За такое наглое поведение и нападение на сотрудника я лишаю тебя оплаты за эту неделю! И чтобы больше такого не повторялось, иначе будешь уволен, ясно?!

В ответ на эти слова Ксавуд вдруг издал странный, глухой звук. Он начинался неожиданно, вырываясь из самой его груди, словно нечто чужое, и был похож на сухой, скрежещущий смех. И пока он задыхался в этом удушающем приступе, пока его мышцы судорожно сжимались, а глаза наполнялись слезами, взгляд Ксавуда преображался, наполняясь безумным огнём. Ксавуд пытался подавить этот звук, прикрывая рот рукой, но он всё равно просачивался, резкий и неприятный, вызывая у окружающих недоумение и даже страх. Это был смех отчаяния, смех измученного гоблина, безвозвратно теряющего контроль над своим телом и жизнью. Он пробирал до костей всех свидетелей этой жуткой картины, вселяя не столько отвращение, сколько неподдельный ужас.

Пятая часть

Шестая часть

Седьмая часть

Восьмая часть

Ноги отказывались нести Ксавуда домой, и он решил навестить старого приятеля Мидвака. Они выросли на одной улице: вместе играли, ссорились и дрались. Мидваку же повезло родиться в богатой семье; когда пришло время, отец отправил его учиться банковскому делу.

"Как бы я хотел быть банкиром! Вечный звон благородного золота, высокий статус... И деньги, деньги, деньги – везде! Банкир, несомненно, лучшая профессия для карьеры в Шарглутии."

"Эх, может, и получилось бы кредит получить не на таких драконьих условиях. Хотя, не будь у меня друга в банке, мне бы денег вообще никто не дал," – закончил свою мысль Ксавуд.

"Время уже шесть часов, а значит, Мидвак скоро выходит с работы. Там его и перехвачу!"

Пройдя несколько шумных улиц, миновав гоблинские лавки и суетливые перекрёстки, Ксавуд наконец добрался до главного банка. Здесь работал его друг Мидвак. Гоблин остановился у входа и стал ждать. Он дошёл сюда за десять минут, а значит, сотрудники должны были расходиться по домам уже скоро. Ксавуд нередко встречал здесь своего приятеля, так что расписание было давно изучено. Ждать оставалось недолго, минут двадцать.

"Скрюгхольд – самый большой банк Дрюклаара. Да что там города – самый крупный во всей Шарглутии! А может, даже и в мире?" – скрашивал ожидание размышлениями Ксавуд.

"Мы, гоблины, – усмехнулся он, – всё-таки самые умные! Берём гномьи золотые монеты, режем, рубим, плавим, добавляем туда серебро и бронзу, а потом выдаём за полновесные золотые. Так ещё и весь мир пользуется нашими монетами!" Его губы расплылись в довольной ухмылке.

"Какая же это была гениальная афера! Пока все пытались торговать за свои местные валюты, пришли мы и заставили пользоваться только нашими монетами. Да, у нас нет ни рудников, ни пашен, ни скота."

"Зато у нас есть мозги. Жажда денег. И предприимчивость. Это и стало нашим основным ресурсом."

"Это же Шаргон пустил по Растер тракту первые караваны! – гордо подумал Ксавуд. – Это мы наладили перевозки и логистику с одной части континента на другую. Заставили другие расы охранять тракт, построили города в начале и в конце. А потом объявили его нейтральной землёй. Везде, кроме Шарглутии, ха-ха!"

"Вот жили раньше кентавры в своих лесах и ни с кем особо не торговали. Пришли мы и нашли у них в рационе столь необходимые всем специи. Теперь мускатный орех и гвоздика считаются самым дорогим, что есть в мире – в десятки раз дороже золота. Самим кентаврам торговля не интересна, поэтому покупаем у них только мы. А дальше по всему свету эти специи идут с тысячекратной наценкой."

"Оххх, тысячекратная наценка… Мне бы продать хоть пару килограммов этих специй – до конца жизни можно не протирать штаны на работе."

"А сами кентавры за это что получают? Говорят, ничего особенного. Металлы, что мы покупаем у гномов и продаём по всему свету, да разные травы. Но травы они вроде берут у соседних Эльдории и Эльдоракса. Может, что и хоббиты с Хобоульда докинут. Хотя, может, кто-то из наших и травы там скупает и продаёт их кентаврам. Ха-ха. Глупые расы: делают всё они, а богатеем мы." От этой мысли Ксавуд почувствовал особенное удовлетворение.

"Вот взять даже мелких хоббитов. Рос у них шафран больше четырёх сотен лет. Ну, рос и рос, они его в мясо добавляли и даже не думали продавать. А был у них как-то гоблин проездом. Попробовал он этот шафран, и развернулось его выращивание так, что даже самим хоббитам остались какие-то деньги. Ха-ха-ха. А гоблин тот теперь важный вельможа, член совета Шарглутии."

"Таких немного."

Всё то время, что Ксавуд предавался размышлениям, сбоку от него переговаривались два важных на вид гоблина. Один был тучный и влиятельный, а второй — помельче, и голос его был заискивающим. Фразы их разговора доносились до Ксавуда, но не особо его интересовали, пока тема наконец не выдернула его из собственных мыслей. Он начал вслушиваться в их диалог. Услышанное ввергло его в шок.

— Так что остаётся вариант только с этим Жмулом, если ты всё ещё хочешь заполучить его хибару, — пробасил тучный гоблин, продолжая диалог и поправляя складки на жирной шее. — В остальных случаях я тебе не помощник.

— Да-да, уважаемый Мизгратак! — зачастил мелкий гоблин, подобострастно прижавшись к стене. — Моя фирма разрослась. Нужно открывать новые точки. А его хибара как раз на перекрёстке и на первом этаже. Я готов заплатить за помощь, как и договаривались, двести золотых!

Мизгратак почесал живот.

— Двести, говоришь? Хм. Жмул живёт там лет десять, платит исправно, нарушений особых нет. Двести пятьдесят будет в самый раз.

— Помилуйте, я с этой точки двести пятьдесят долго буду отбивать! — Мелкий гоблин заёрзал на месте. — Мы ведь изначально говорили про двести! Вы же сами согласились, когда Грузгар нас познакомил!

Лицо тучного Мизгратака стало надменным.

— Неважно, что согласился. Дело оказалось сложнее, чем обговаривали. Да и про Грузгара я совсем забыл, так что это дельце выйдет вам в триста золотых. Его долю я сам передам.

— Триста?! — вскрикнул тощий. Но Мизгратак очень сурово посмотрел на него, призывая к тишине.

— Господин, но у меня нет сейчас свободных трёхсот золотых, давайте двести пятьдесят, как вы и сказали. С Грузгаром я сам расплачусь.

Глядя, как отчаяние и жадность искажают лицо тощего, Мизгратак лишь усмехнулся.

— Значит, найдёшь, — безразлично бросил он, отворачиваясь. — Залог в пятьдесят монет уже у меня, осталось всего две с половиной сотни. Или не получишь ни хибары, ни моей помощи. Больше мне нечего обсуждать!

— Но вы гарантируете результат, если я передам вам всю сумму? По вашим словам выходит, что явного повода к выселению нет, – в смятении бросил вслед отворачивающемуся Мизгратаку тощий.

— Запомни! Повод всегда найдётся. Подготовь эти двести пятьдесят золотых, и Жмул будет на улице в очень короткий срок. А ты получишь ключи. Понял? И чтобы никаких глупостей, никаких жалоб потом. Главное — вовремя плати мне мои денежки.

— Слушаюсь, уважаемый! — Мелкий гоблин аж присел от усердия. — Всё будет сделано!

— Ничего он, конечно, никому не передаст — жлобяра. Кто меня дёрнул за язык вообще вспомнить Грузгара? Только на пятьдесят золотых больше ему сам подарил! Но всё равно за три сотни отхватить такое местечко очень выгодно. Интересно, что он сделает с Жмулом… впрочем, плевать, главное поскорее! — еле слышно пробормотал тощий, так что лишь Ксавуд мог слышать его.

Ксавуд стоял, словно оглушённый, тело пробил холод.

"За взятку... просто так... можно лишить гоблина дома, выдумав повод? Просто поговорив с кем надо пару минут на площади? Если это так, то мой собственный дом, моё положение, даже дружба с Мидваком – всё это зыбко, способно исчезнуть в любой момент. Деньги дают власть, и эта власть могла отнять что угодно, у кого угодно, стоило лишь влиятельному гоблину захотеть".

Внутри него нарастало жгучее чувство несправедливости. "Бедняга Жмул ещё не знает, что уготовили для него эти мерзавцы, — Ксавуд почувствовал острый укол совести. — Он же никогда не сможет сам за себя постоять. Тихоня, забитый, будет молча терпеть, пока этот Мизгратак его выселяет. А потом примется за других". Ксавуд знал Жмула не так близко, как, скажем, Мидвака, но они когда-то общались, и ему было отвратительно видеть, как чья-то жадность ломает чужую жизнь.

"Нет, так нельзя! – сжав кулаки, прошептал Ксавуд. – Я не могу просто стоять и смотреть. Если я сейчас промолчу, значит, я такой же. Сообщник. Завтра такая судьба ждёт любого, кто окажется на пути этих жирных кошельков. И меня тоже".

Он вспомнил, как сам не раз страдал от притеснений. "Моя гордость не позволит мне стать частью этой гнили. Есть же хоть какая-то справедливость в этом городе, должна же быть! Пусть это глупость, но кто-то должен попытаться это остановить. Иначе здесь совсем не останется ничего, кроме грязи".

Не дождавшись Мидвака – "Поговорить с другом я всегда успею, а вот Жмула, беднягу, могут выселить уже завтра! Стоит поскорее обратиться к страже, чтобы они задержали этого Мизгратака с его тощим дружком." – Ксавуд не выдержал. Чувство беззащитности толкнуло его к действиям. Он решил, что должен что-то сделать прямо сейчас. С этой мыслью Ксавуд ринулся к выходу. Время не ждало.

Он быстрым шагом направился к ближайшему посту стражи. По дороге гоблин лихорадочно обдумывал, как лучше изложить свою историю, чтобы его слова прозвучали убедительно. Прибыв на место, он застал двух широкоплечих стражников, лениво зевавших в тени навеса.

— Я... я хочу сообщить о преступлении! — выпалил Ксавуд, едва отдышавшись. Он сбивчиво рассказал о диалоге толстого и тощего гоблина, о заговоре против Жмула, об угрозе выселения без всякой вины. В конце он подробно описал влиятельного гоблина, упомянув его имя – Мизгратак.

Стражники переглянулись. Один из них, более молодой и крепкий, усмехнулся. Второй, постарше, со шрамом над глазом, тяжело вздохнул и покачал головой.

— Слушай, парень, — сказал стражник со шрамом, его голос был на удивление мягким для гоблина. — Забудь, что слышал. Просто иди домой и забудь. Целее будешь, поверь на слово.

Но Ксавуд лишь крепче сжал кулаки.

— Как я могу забыть?! Это несправедливо! Мизгратак нарушает все... все неписаные правила! Вы же стража! Ваша работа — защищать гоблинов, а не позволять им выгонять других из домов просто так!

В его голосе звучала искренняя, почти наивная вера в добро и порядок, так контрастирующая с окружающей действительностью.

— Вы обязаны записать это дело! Обязаны разобраться!

Молодой стражник раздражённо фыркнул, но шрамоглазый лишь вздохнул ещё раз.

— Ладно, ладно, пусть будет по-твоему, — буркнул он, доставая потрёпанную папку и перо. — Как тебя, говоришь, зовут?

Ксавуд продиктовал своё имя, всё ещё пылая праведным гневом. Пока стражник постарше нехотя что-то записывал, он чувствовал прилив гордости — наконец сделал правильный поступок!

Когда Ксавуд наконец ушёл, довольный собой, стражник постарше уже направился выбросить записанное. Молодой гоблин тут же злобно толкнул локтем своего напарника.

— Ты что?! Совсем спятил? Записывать такое? А тем более выкидывать написанное, не доложив!

Шрамоглазый, "добрый" стражник, тяжело вздохнул и вернулся на место с папкой.

— Да что с него взять? Мелкая наивная сошка. Хочет как лучше. Пусть его.

— Нет, не пусть. Нас за такое самих сожрут! Мизгратак не любит шутить.

— Ладно, — вздохнул гоблин постарше, — Знаю я, против Мизгратака не попрёшь, только хуже будет. Еще не хватало вляпаться из-за этого… недомерка – и совсем уже грустно закончил: - Действуй как положено.

Молодой усмехнулся.

— То-то же. По старой схеме, как всегда.

Довольный собой, Ксавуд шагал домой. Шаг был легким, грудь распирало от ощущения выполненного долга. Он представлял, как Мизгратака схватят, как Жмула оставят в покое. Картина была слишком красочная и радость от неотвратимой справедливости захлестывала его.

Он не успел дойти до дома, когда в переулке его толкнули в спину. Несколько крупных фигур выскочили из темноты. Прежде чем он успел хоть что-то понять, чугунный кулак врезался ему в челюсть, опрокидывая навзничь. Голова ударилась о грязный булыжник, и в глазах заплясали разноцветные искры.

— Не суй свой нос куда не следует! — прорычал один из нападавших, и тяжелый сапог со всей силы пришелся по ребрам Ксавуда, выбивая из него остатки воздуха. Он лишь захрипел, не в силах вдохнуть.

— Мизгратака очернять он вздумал! — добавил другой, и удар с хрустом пришелся по его ноге. Ксавуд, словно тряпичная кукла, отлетел в сторону, уткнувшись лицом в стену.

— Вроде взрослый, а такой глупый. Будет тебе уроком! — закончил третий, и еще один пинок, на этот раз в голову, на короткое мгновение погрузил его в кромешную темноту. Он чувствовал лишь тупую боль и горечь от соленого привкуса крови во рту. Звуки стихли, сменившись лишь глухим стуком его собственного сердца.

Боль была нестерпимой. Он свернулся клубком, пытаясь защитить голову, но удары продолжались, жестокие и безжалостные. Когда они наконец прекратились, Ксавуд лежал в грязи, разбитый и окровавленный. Он с трудом поднялся, цепляясь за стену, и, шатаясь, побрёл к своему дому, оставляя за собой кровавый след. Урок был усвоен.

Пятая часть

Шестая часть

Седьмая часть

Восьмая часть

"В Шарглутии правят деньги," — угрюмо думал гоблин средних лет, раскачиваясь на скрипящем стуле.

Это был Ксавуд Мисленк, неприметный житель Дрюклаара, столицы Шарглутии.

Довольно давно он обзавёлся собственным домом, завёл семью, получил неплохую работу. Но даже при том, что жизнь его складывалась достаточно неплохо, это не заглушало ощущение, что она ускользает, будто песок сквозь пальцы. Нужды он не знал, но роскошь оставалась несбыточной мечтой. Тратить деньги и не считать – вот о чем он больше всего на свете мечтал.

Зарабатывать больше, впрочем, гоблин не особо стремился, хотя для себя держал в уме три варианта.

Первый вариант – трудом выгрызать место под солнцем, растворяясь в работе, посвящая ей себя целиком. Правда это не гарантировало серьезных изменений в близкой перспективе, да и насчет далекой также было непонятно. Зато жизнь и здоровье на это потратить придется абсолютно точно.

Второй вариант предполагал уподобиться многим своим знакомым, гнуться в три погибели перед начальством и власть имущими, пресмыкаясь без разбора. Путь мерзкий, не для него. Внутренняя гордость восставала. Каждый раз, когда он пытался изобразить преклонение, его раскусывали. Те несколько раз, что он пробовал данный вариант карьерного роста, оборачивались лишь унижениями. Он не мог забыть их, коря себя за слабость. Главное – толку не было, а самолюбие страдало вдвойне.

Третий же вариант подразумевал полный отказ от моральных принципов и норм. Все успешные гоблины Шарглутии давно от них отказались, но Ксавуд к такому был не готов. Ложь, предательство, обман, насилие и использование чужих судеб – таков был этот путь.

Ксавуд чувствовал, что, выбрав третий путь, может сделать себе состояние и считаться одним из самых преуспевающих гоблинов не только Дрюклаара, но и всей Шарглутии. При каждой такой мысли несметные богатства манили его, головокружительные пиры и роскошные красавицы вставали перед глазами, заставляя забыть о жене. Но цена была непосильна. Это значило предать всё, что определяло его как личность на протяжении долгих тридцати трёх лет.

Впрочем, с каждым годом под грузом обыденности и гнетущей скуки подобные мысли посещали его всё чаще. Ночами он долго ворочался, прокручивая в голове свою жизнь и варианты её улучшения. Игла сомнения впивалась в его душу глубже и глубже.

"А чтобы заработать большие деньги, как ни странно, нужно изначально иметь большие деньги. А у меня и маленьких то нет." – продолжал свои горькие размышления Ксавуд.

"Или может просто ну его этот Дрюклаар. Переехать куда-то подальше от столицы. Хотя там будет всё еще хуже, чем тут. Сейчас хотя бы есть работа. Ненавистная, поганая работа." – со злостью закончил он эту мысль.

"Целыми днями гниёшь за этим столом, кропая приказы о развозе товаров по лавкам Дрюклаара. Ну всё же лучше, чем самому в любую погоду водить лошадь с телегой и разгружать товар, где скажут." – возразил он сам себе.

Часы пробили полдень и настроение у Ксавуда слегка улучшилось. Целый час есть отвлечься, развеяться и перекусить.

— Ксавуд, ты пойдешь с нами есть? — спросил Жиззмарк, коллега по работе, возвышающийся над Ксавудом почти на целую голову. — Хотя куда тебе... Опять, небось, тухлятиной своей пузо набивать будешь, — расхохотался он.

— Наш Ксавуд все денежки банку отдаёт, ему не до еды. Что найдет на помойке, то и сожрёт. Ты и дочку свою с той же помойки кормишь? — продолжал издеваться Жиззмарк.

Ксавуд сжал кулаки так, что костяшки побелели. В сознании рисовались картины, как он разрывает Жиззмарка на куски. Внешне же оставался абсолютно спокойным. Улыбнувшись одними лишь уголками губ, он просто отвернулся. Победить Жиззмарка не было ни единого шанса, к тому же тот был родственником начальника конторы. Затей он драку, и вмиг вылетит с работы.

Лишаться работы было ну никак нельзя, деньги Ксавуд и впрямь, почти все, отдавал банку. Слишком много на него свалилось за последний год и хорошего, и плохого, но всё требовало денег. Рождение дочки потребовало очень больших расходов. Жена чуть не умерла при родах, пришлось искать лучшего врача во всем Дрюклааре и занимать крупную сумму в банке, чтобы спасти её. Теперь же он расплачивался за это. И платить предстояло еще очень и очень долго, процент в банках Шарглутии был неподъёмный. Ксавуд добровольно обрёк себя, по сути, на рабство.

Но гоблин не жалел ни о чём. Жену он очень любил. Дочку растить без матери было нельзя. Придись ему еще тысячу раз выбирать между нынешним финансовым состоянием и смертью жены, ни на миг не поколебался бы и всегда выбрал жену.

Наконец, Жиззмарку надоело издеваться, не получая никакой реакции, и он удалился в приподнятом настроении, довольно насвистывая.

Ксавуд точно не знал, куда он направляется, но предположить было не сложно. Туда, где вкусно и дорого. Туда, где Ксавуду ближайшие годы бывать не придётся.

Свой мешочек с едой он открывал без тени печали. Хоть еда была примитивна и не особо вкусна, зато внутри его поджидали лишь забота и любовь. Экономить приходилось на всём, но даже из скудного набора жена старалась готовить вкусно. Одно лишь ее старание было вкуснее всех блюд лучших таверн города.

Подкрепившись, Ксавуд решил выйти проветриться и размять ноги. Времени оставалось еще достаточно, а денёк был прекрасный, тёплый, но не жаркий, с лёгким ветерком. Всё как он любит.

Направиться он решил поближе к центру города, ведь на улицах готовились к предстоящему празднику. Страна отмечала ровно пятьсот лет с момента своего основания. Гуляния обещали быть грандиозными. Даже за два месяца до начала, атмосфера уже ощущалась. Все улицы украшались в цвета страны – темно-зеленый, золотой и черный. Повсюду развешивались флаги и прочее убранство. На площадях бродячие артисты устраивали представления. Весь город гудел и предвкушал грандиозное торжество.

Более пятисот лет прошло с тех пор, как гномы и тролли взялись за строительство тракта. Почти сразу после его постройки Шаргон собрал разбросанные тысячи гоблинов и в относительной безопасности они направились в земли людей. Вардолийской империи тогда еще не было и Шаргон занял самый лакомый кусок земли, назвав свою страну Шарглутией. Ксавуд всегда удивлялся, насколько прозорлив, смел и хваток был основатель их страны.

Он любил эти земли. Знал каждый уголок. Холодов тут не бывает, летом, конечно, жарковато, но всё же терпимо. Даже вечно неистовствующие ветра в Сердце Вод не помеха рыбной ловле. Удобная бухта ограждает от этого, а собранный со дна жемчуг дал стране начальный капитал.

Наше влияние в мире было неоспоримо, ведь только тут Растер Тракт не считался нейтральной территорией и полностью принадлежал гоблинам. Все остальные страны следовали установленным обычаям и просто охраняли его. В Шарглутии же надо заплатить за проезд. Вот где настоящие деньги, думал Ксавуд, глядя на проезжающие караваны.

Эмират Алалака, конечно, не мог смириться с этим. Они были резко против планов Шаргона по созданию нового государства на земле Эмирата. Не прошло и года, как на вновь прибывших гоблинов обрушились атаки собранных армий. К тому времени переселенцы успели уже укрепить свои границы.

Гоблины не были сильнее людей, тем более конных, но хитрость, расчет позиций и грамотное управление обороной дали им преимущество перед неорганизованными степными всадниками. Потери Эмирата были высоки, и гоблины получили передышку на несколько лет, которыми воспользовались по максимуму.

Они собрали армии наёмников из людей, тёмных и даже светлых эльфов, были там и гномы, и даже пара троллей – в общем, все, кто хотел подзаработать. С этой армией они уже сами выгрызли себе еще больше земли у Эмирата.

Дойдя до пустыни, Шаргон успокоился, забрав лишь плодородные куски земли. Остальное же осталось Алалаке. И вот с тех пор, думал Ксавуд, эта вражда не утихает. Много воды утекло, но отношения между соседями всегда были напряжённые.

Хоть прямой войны и не было, но постоянные атаки разрозненных групп на приграничные города и деревни гоблинов разъяряли правителей Шарглутии. Когда их злость набирала критическую массу, вновь собиралась большая армия и проводилась зачистка вглубь пустыни.

Много пользы это не несло, ведь дойти по пустыне до городов Алалаки не представлялось возможным без больших потерь. В приграничье же жили лишь кочевники, которых было трудно поймать. Но всё же их ловили и публично казнили на площадях наших городов. Ксавуд помнил, как ходил смотреть на такие казни. Жутко, но... справедливо. По-гоблински справедливо.

Неспешно прогуливаясь по оживленным улицам и выкинув из головы гнетущие мысли, Ксавуд глазел по сторонам. На каждом шагу сновали из стороны в сторону уличные торговцы, а по обонянию его били такие манящие запахи.

Гоблины обожали поесть, и Дрюклаар был райским уголком для гурманов. Оттого и выбор еды тут на улицах был огромен.

Пироги, золотистые и румяные, манили несметным разнообразием: с сочным мясом, ароматной рыбой, нежной птицей или хрустящими овощами.

Горячие лепёшки, ещё дымящиеся, вафли, блины – простые, но такие желанные выпечки. К ним торговцы предлагали различные ягоды или фрукты, сладкие и душистые, собранные прямо с куста. Они лежали на подносах, маня своей сочностью и ароматом.

Вокруг дымилось жареное мясо, обжаренное до хрустящей корочки, приправленное различными специями, чей аромат так сильно бил по обонянию Ксавуда, что вызывал неудержимое желание попробовать. Тут же, сверкая чешуёй, лежали блестящие рыбы и свежайшие морепродукты, только что выловленные и тут же жарящиеся на открытом огне, украшенные зеленью и лимонами, что выращивались в самой Шарглутии.

А на сладкое – медовая выпечка с фруктами, орехи и семечки в меду, сладкие конфеты, от вида которых урчало в животе.

Вздыхая почти на каждом шагу от недоступности ему всего этого великолепия, Ксавуд вдруг заметил, что зазевавшийся торговец повернулся к лотку спиной. На лотке же стояла свежая выпечка – это были тонкие, хрустящие жареные ленточки теста. Посыпаны они были – не может быть! – Сахаром. В Дрюклааре, да и вообще на всех континентах, сахар был редким и очень дорогим товаром, доступным в основном знати и для медицинских целей. Не выдержав такого искушения, гоблин быстро схватил его своей когтистой рукой с прилавка и ловко спрятал в складках одежды. Скорость шага он не изменил и продолжил гулять с невозмутимым видом.

Стоило Ксавуду отойти от лотка на приличное расстояние, как он моментально достал свою добычу из-под одежды и жадно накинулся на лакомство. Не прошло и минуты, как он всё съел.

"Сахар. Удел богачей. Его желает каждый, даже если никогда не пробовал! И выращивает его лишь один треклятый регион – Эмират Алалаки. После того как гоблины заняли их земли, они отступили дальше на восток, отстроив там свои крупные города. И ведь жили небогато, пока кто-то не додумался добывать сахар из тростника. И сразу же — бешеные деньги! Влияние Эмирата взлетело до небес, обеспечив им невиданное прежде могущество, позволив, диктовать условия торговли всем остальным.

Всем сразу понадобился этот сахар. В кулинарии он стал символом статуса. Каждый значимый гоблин Дрюклаара ел фрукты, только посыпая их сахаром. Конфеты, украшения для блюд – всё из него. И каждый кусочек словно кричит о чужом богатстве, о том, чего у меня нет.

Но, конечно же, больше всего сахар был нужен аптекарям. Вот где настоящая золотая жила! Его считали ценным лекарственным средством, "сладкой специей" с целебными свойствами. Добавляли в снадобья, сиропы, пилюли, чтобы сделать горькие лекарства хоть немного приятнее. Считалось, что он помогает при лихорадке, простуде, проблемах с пищеварением и даже улучшает настроение. А значит, за него платят, платят, платят...

Стряхнув задумчивость, Ксавуд решил возвращаться. Час перерыва подходил к концу. Повернув назад и дойдя до лавки, где он стащил сладкое лакомство, Ксавуд увидел возле неё грузного стража порядка. Не успел Ксавуд ничего понять, как хозяин лавки крючковатым пальцем указал прямо на него. Развернувшийся стражник сразу же направился к гоблину, молча, собираясь схватить, пока тот ничего не заподозрил.

"Как же это унизительно – попасться из-за такой мелочи. Сахарные ленточки! Это просто смешно. И глупо. Ещё не хватало, чтобы к работам приговорили. Или того хуже – огромному штрафу. Тогда гадкий Жиззмарк точно от меня не отстанет."

"Что же делать? – в отчаянии Ксавуд быстро заозирался по сторонам. Только бежать, другого варианта нет. Я всё-таки помельче его, он с таким пузом меня в толпе точно не схватит. Эх, терять всё равно нечего. Хуже не будет."

И в этот момент Ксавуд резко шмыгнул в ближайший переулок. Не оборачиваясь, он бежал несколько минут. Шагов за спиной не слышал с самого начала, просто бежал. Сам факт погони очень сильно его раззадорил. Внутри проснулось чувство свободы и бунтарства. Это было непривычно. Но чертовски приятно, аж дух захватывало.

"Махахаха!" – громко засмеялся Ксавуд, не обращая внимания на прохожих. Смех был с нотками злорадства и облегчения. "Этому пузану меня никогда не догнать, махахаха! Как же ловко всё вышло – и сахар поел, и от стража убежал. Отличный денёк!"

Остаток дня прошёл без происшествий. Единственное, что не давало Ксавуду покоя, — это необычное чувство, которое он испытал после непродолжительной погони.

"Воровать же нехорошо. И нарушать закон нехорошо. Так отчего на душе так прекрасно?" — негромко насвистывал Ксавуд. Настроение было великолепное, даже серость конторских будней не могла вернуть дурные мысли. Он все прокручивал этот момент в голове и продолжал смеяться каждый раз, когда вспоминал, как убегал от стража.

Тор возвышался над домами и изучающе глядел на соперника. Гигант держал в руках пучок человеческих обезглавленных тел, смаковал их плотью, вталкивая кусок за куском в клыкастую воронку. Бог его окликнул, назвал страшилищей, и монстр недовольно зарычал, выковырял из зубов пучок волос, бросил на землю обрубки тел и рванул к парящему куску мяса. Вот великан удивился, что лакомство не поджало хвост и не умчало куда подальше, а ринулось навстречу. Гигант даже замедлился, захотел прыгнуть в норку, откуда вылез. Однако под ногами летели искры, монстра не остановил и пробудившийся в его огромном сердце страх.

Тор выставил вперед кувалду и закричал. Голос бога громом раздавался по всему городу, охватывая долину вокруг и откликаясь эхом в горах, где томился его отец. Две могучие силы летели друг к другу. Меж ними сверкали электрические разряды, дрожала и будто горела земля. И в миг все остановилось, наступила тишина.

Тор застыл в воздухе. С рыжих волос бога свисали красные сосульки, по разгоряченному лицу струилась кровь, а на груди болтались прилипшие кусочки плоти. За спиной бога бездвижно стоял великан с дырой в кровавом месиве, прежде бывшем головой. Гигант вздрогнул и как срубленное дерево повалился на проезжую часть с пустыми машинами.

– Надо чутка отдохнуть, – Тор приземлился рядом с Мироном и смахнул с кувалды кровь. Мирон попытался поддержать бога добрым словом, но вымолвил лишь невнятную тарабарщину, от которой Тор по-доброму захихикал.

*

Где-то вдалеке гудели сирены и шумели лопасти вертолета. Тор и Мирон лежали на лугу и смотрели на чистое голубое небо.

– Все кончено? – Мирон повернул голову на Тора.

– Еще нет. Вот отдохну… И разберусь с его сородичами. Со всеми не управлюсь, силы уже не те, поэтому надо помешать им выбраться из дыры. Сходим к потомку одного моего старого знакомого алхимика, который придумал, как пленить любого – даже бога. Поможет нам усыпить тварей. Но сначала отдых, иначе грохнусь по пути, не успеем добраться. А пока…

– Еще одна история?!

Бог засмеялся.

*

На поиски входа в грот Акиф бросил годы. Продлевал себе жизнь, умывал руки кровью невинных, предал брата – и все ради этого момента. Потоки влажного холодного воздуха ласкали его бледно-зеленую кожу, но входить внутрь алхимик не спешил – хотел насладиться моментом. Глядел в темноту как завороженный, пока не онемели ноги.

Акиф двинулся вперед и сделал столько шагов, сколько указано в древних письменах, вырванных из сухих рук убиенного им монаха. Нашел узкий проход, скользнул внутрь и очутился в маленьком каменистом кармане. Акиф посмотрел под ноги, обнаружил дыру и без тени сомнения туда нырнул. Там, между двумя подземными ручейками покоилась окаменелость с запечатанными в ней костями легендарной птицы, имя которой давным-давно стерлось из памяти времен.

– Столько лет…

– Что ты хочешь, странник? – из ниоткуда послышался голос, то ли мужской, то ли женский. Акиф вздрогнул, чуть не уронил заветную вещицу. – Не бойся, я просто смотритель. Так чего же хочешь?

– Что ж это…

– С ума не сходишь, не волнуйся.

– И на том спасибо. Демону одному задолжал, преследует меня – душу просит за богатства, грозит на род весь наложить проклятье. Нужно пленить его, а этой птице, – Акиф влюбленно посмотрел на окаменелость, – когда-то поклонялись боги. Из нее могу сделать оружие против гадкого мерзавца.

– Понимаю. Но только помни – взятое должно быть возвращено. Двенадцать месяцев тебе на спасение семьи.

Голос отпустил Акифа с костями могущественной птицы. Вернувшись домой, он устроил ритуал, все как положено. Вспорол брюхо барану, кровью зверя нанес на стену тайный символ духовной силы – спираль, пронизанную тремя скрещенными штыками. Размельчил кости, замешал их с глиной и слепил сосуд. Символ заряжал оружие неделями, и как сосуд наполнился, Акиф последовал за демоном. На поиски и битву ушел почти год. Демон был повержен и пленен, но Акиф стал заложником собственного голода.

– Как тут можно насытиться такой силой? – спрашивал он у глиняного сосуда. Пожелал он богом стать, которому не страшны ни голос в яме, ни другие божества. Акиф вновь нарисовал кровавый символ, размельчил часть сосуда, замешал осколки с украденными у знахарки запретными травами и проглотил великую силу птицы.

В глазах Акифа вспыхнул огонь, в руках почувствовал великое, прежде ему не знакомое могущество, которое излучалось белым светом. Он хохотал, ликовал и указывал перстом в открытое в звездную ночь окно, грозя богам смертью.

– Все будете ползать у меня в ногах!

Акиф радовался огонькам, что грели ладони. С упоением наблюдал, как под кожей льется голубая струя. Но тут пьяная от власти улыбка размылась. Руки пошли тонкими трещинами, из которых потекла голубая жидкость. В позвоночнике вспыхнула острая боль, она волнами разнеслась по всему телу. Глаза покраснели, кожа вскипела, а с головы посыпались волосы. Из глотки рвался крик, но не успел он вылететь наружу, как тело алхимика разбухло и разнеслось на маленькие кусочки.

Лопнувший сосуд необыкновенной силы собрался воедино – но не в доме Акифа, а в темной обители смотрителя. Алхимик ощупал себя и глубоко задышал.

– Так это все ты, смотритель? Ох, напугал же!

– Прошло больше года, а взятое так и не было возвращено. Чувствую, в тебе оно…

– Послушай-ка меня, голосок. Ты мне теперь не указ. Я-есть-бог!

В ответ смотритель лишь рассмеялся. Как только голос утих, Акиф по велению чьей-то прихоти раскинул руки – как если бы невидимые тросы потянули их к стенкам каменной ловушки. Мистическая сила подняла алхимика, его ноги затряслись, с хрустом надломились и разлетелись в разные стороны.

Акиф закричал, он звал на помощь, просил смотрителя сжалиться. Но мольбы алхимика оборвались – его лицо маской оторвалось от головы и шлепнулось в ручеек. Тело алхимика забилось судорогами, а по холодной яме под гротом разнесся истошный вопль.

*

Глаза Мирона округлились, в ушах звенело от призрачного воя былых времен. Он привстал на локтях и затряс головой, надеясь вытряхнуть образ растянутого где-то в подземельях человека без лица.

– Алхимик так и покоится там?

– Нет. Аид договорился со смотрителем как-то. Теперь бедолага арендует у него в баре клетку. Помнишь безликого и безногого?

– Теперь хочешь взять оставшуюся часть сосуда у его потомка?

– Именно, поможет утихомирить громил под землей. Возьмем лишь осколок – да и демон давно уже отстал от их семейства.

Тор встал, потянулся, как после глубокого сна, и схватил кувалду.

– Ну, чего расселся? – улыбнулся бог. – В путь.

Продолжение следует...

Канал в Дзене: https://bit.ly/44yEvhA

Истории в Telegram: https://t.me/Eugene_Orange