Я заехал в оружейный, пахнущий оружейным маслом и сталью. Докупил патронов — в кармане болталось всего на один полный барабан. Взял две картонные упаковки, тяжёлые и увесистые. Потом, сделав над собой усилие, спросил, понизив голос:
— А серебряные есть? Во сколько влетят?

Продавец — суровый гном с кожей, похожей на старую кору, оценивающе посмотрел на меня, будто взвешивая на невидимых весах мою готовность к подобным запросам.
— Серебро… — он протянул слово, — по двадцать крон за штуку. Литые, калибра .44. Но сейчас пусто, сэр. Будет завтра к полудню, если хотите, оформим заказ.

Выбора не было. Я кивнул и заказал двадцать штук — хоть какая-то соломинка на самый чёрный день.

Остаток дня я провёл в муниципальном тире, где воздух был едким от пороховой гари и пота. Решил подтянуть самый провальный навык — скоростную стрельбу и перезарядку на ощупь. Расстрелял обе новые пачки, пока пальцы не онемели от отдачи. «Ворон» постепенно становился продолжением руки, мушка уже не плясала перед глазами бесёнком, но по движущимся мишеням я всё ещё мазал так, что становилось стыдно перед бездушным железом.

Вернувшись домой, я устроил себе ещё один изматывающий марафон при свете настольной лампы. Мои попытки перезаряжаться вслепую выглядели жалко и неуклюже. Я ещё не привык к тому, что в пекле, под огнём, придётся делать это левой рукой, не глядя. Патроны хотя бы перестали выскальзывать из потных пальцев и звонко рассыпаться по полу, но скорость всё равно оставалась удручающе низкой. Я раз за разом вытряхивал стреляные гильзы, зажимал в ладони холодные, скользкие цилиндры новых и старался загонять их в барабан хотя бы по два сразу. Лучший результат — по одному, и на всю эту нервозную возню уходило около двадцати секунд.

«Когда руки начнут дрожать не от усталости, а от страха, и вокруг засвистят не только пули, но и нечто такое, перед чем пуля — лишь лёгкая щекотка, тогда эти двадцать секунд превратятся в бесконечность, на которую у меня не останется времени», — с горечью подумал я, растирая онемевшие пальцы.

На следующий день я забрал из магазина свой заказ — двадцать блестящих, отливающих холодным, почти синеватым светом патронов. Они лежали на бархатной подкладке, словно драгоценности. Я пересыпал их в отдельный внутренний карман, где они мягко позванивали при каждом движении. Потом вернулся в тир, приметил парочку опытных стрелков из городской стражи — лица у них были потёртые жизнью, видно повидали немало. Подавив гордость, подошёл и смиренно попросил научить меня метко стрелять. Платить пришлось не деньгами, а бутылкой выдержанного виски из моего запаса, но это того стоило.

«Ворон» оттягивал руку, наливаясь свинцовой тяжестью. Рядом, отставив ногу и скрестив руки на груди, стоял Джон. Бывший сержант городской стражи, человек, чьё лицо напоминало карту забытых сражений — всё в шрамах, морщинах и той особой стойкости, что появляется лишь у тех, кто слишком часто смотрит в глаза хаосу. Его взгляд, холодный и оценивающий, буравил меня, выискивая каждую ошибку.

— Ствол — это не молоток, парень, — его голос был низким, хриплым, будто просеянным через гравий и сигаретный дым. — Не сжимай его, будто хочешь из него сок выжать. Хват должен быть уверенным, но не мертвым. Твои пальцы должны помнить, где спусковой крючок, даже если ты без сознания. Усвоил?

Я молча скорректировал положение ладони, чувствуя, как шершавая рукоятка ложится в неё чуть иначе.
— Усвоил.

Прогремели несколько выстрелов. Пороховая гарь щекотала ноздри.

— Локоть, — тут же последовало замечание. — Он у тебя не шарнир, чтобы хлопать, как дверь на ветру. Он — пружина. Амортизирует отдачу, но не болтается. Ты не птица, чтобы крыльями махать. Снова.

Я принялся перезаряжать револьвер. Патроны, холодные и скользкие, снова норовили вывернуться из пальцев.

— Не пялься на патроны! — голос Джона прозвучал резко, как удар хлыста. — Смотри вперёд, туда, откуда к тебе может прийти смерть. Твои пальцы должны видеть вместо тебя. Чувствуй их. Каждый патрон — это гвоздь в гроб твоего врага. Уважай его, но не любуйся, как ювелир.

Я попытался втиснуть в барабан два патрона сразу. Один из них выскользнул, упал на песок с тихим, укоризненным стуком.

— Два — это для циркачей с шарами и булавами, — Джон не изменил интонации, но в его словах появилась стальная терпкость. — Один за раз. Но быстро. И точно. Скорость придёт позже, с потом и мозолями. Сейчас тебе нужна точность. Подними и снова.

Я наклонился, подобрал патрон, смахнул с него влажный песок и медленно, с упрямой концентрацией, зарядил все семь камор.

— Теперь движущаяся, — скомандовал он. — Не веди стволом, как указкой учителя по карте. Предугадывай траекторию. Целься не в то место, где она сейчас, а в то, где она будет через полсекунды. Плавно сопровождай, дыхание задержи — и спуск. Плавный, как масло. Не дёргай, черт тебя дери!

Я выстрелил в движущийся круг. Промах. Еще один. Снова мимо. Мускулы на плече горели огнем.

— Ты слишком много думаешь, — констатировал Джон. — Голова мешает. Перестань думать. Рука, мышечная память — они должны знать всё сами. Ещё.

После десятой попытки я наконец поймал круг в прицел и нажал на спуск. Попадание было не в центр, но металлический лязг мишени прозвучал для меня слаще симфонии.

Джон коротко кивнул, его суровое лицо не дрогнуло.
— Уже лучше. Ещё.

Я впитывал каждое его слово, каждый жест, как губка. Инстинктивно потянулся к внутреннему карману за своим потертым блокнотом, чтобы записать ключевое — про хват и про предугадывание.

Уголок рта Джона дрогнул в едва уловимой, сухой усмешке.
— С блокнотиком. Выглядишь как университетский ботан. Правда, с трёхдневной щетиной и взглядом, как у подстреленного волка... но всё равно ботан.

Я убрал блокнот, почувствовав лёгкий укол стыда. Он был прав, как всегда. Этому не научишься по конспектам. Этому учишься, пока пальцы не сотрутся в кровь, а отдача не станет родной.

— Ладно, смотри ещё разок, — он снова встал в стойку. — Ноги на ширине плеч, вес распределен, колени чуть согнуты...

Он терпеливо, раз за разом, показывал, поправлял мою неловкую руку, ругал за одни и те же ошибки и снова заставлял повторять. Ближе к вечеру я был вымотан до предела, морально и физически. Руки дрожали мелкой дрожью, в глазах плавали темные круги, а спина ныла от напряжения.

Джон вытер пот со лба тыльной стороной ладони.
— На сегодня хватит. Азы ты усвоил. Если серьёзно настроен — заезжай ко мне на ранчо. — Он назвал адрес на самой окраине, возле старых, полуразрушенных фортов. — Три раза в неделю. Месяц учёбы — тысяча крон.

Я даже не стал торговаться. Просто кивнул, чувствуя, как тяжесть будущих тракт приятнее тяжести гроба.
— Договорились.

Если бы он назвал две, я бы согласился с тем же немым, безоговорочным энтузиазмом. Этот человек десятилетиями защищал мой город от всего, что в нём ползало и кусалось. Его знания, выкованные в реальных перестрелках, стоили куда дороже любой, даже самой круглой суммы.

Растянувшись на кровати, я всё-таки преодолел лень и достал потрёпанный блокнот. Пришлось заставить себя записать всё, что удалось выжать из сегодняшней тренировки: про хват, который должен быть живым, а не мёртвым, про локоть, работающий как амортизатор, про необходимость целиться не в цель, а в её будущее. Сейчас эти знания были остры и ясны, но я прекрасно знал — к утру половина сотрётся, как сон. Мышцы гудели усталым, но приятным гулом, ладонь пылала в тех местах, где рукоятка «Ворона» врезалась в кожу. Эта боль была не врагом, а союзником, залогом того, что завтра я стану хоть на каплю сильнее.

На удивление, ужин удался. Не просто съедобный, а по-настоящему вкусный. Аромат жареного мяса и трав медленно растворялся в воздухе квартиры. Сытость и тепло, разлившиеся по телу, постепенно смывали остатки дневного напряжения, хотя приятная, знакомая ломота в мышцах оставалась — немое свидетельство потраченных не зря усилий.

Последующие дни слились в однородную, изматывающую гонку. Я метался по городу, прочёсывая районы, выискивая хоть какую-нибудь зацепку, тень от тени. Но тварь, охотящаяся ночью, оставалась неуловимой. За эту неделю пропали ещё трое человек. И вновь — ни единого волоска, ни клочка ткани, ни капли крови. К делу подключились другие детективы — матерые волки с поседевшими висками и грозными репутациями. Они приезжали на место происшествия с чемоданчиками, набитыми хитроумной аппаратурой, способной обнаружить невидимую глазу пылинку. Однако даже их техника и намётанный глаз оказались бесполезны. Места исчезновения были стерильно чисты, словно их вылизал языком какой-то гигантский, бестелесный зверь.

И вот, когда чувство беспомощности начало подбираться ко мне вплотную, зазвонил телефон. Я схватил трубку, и в ней прозвучал хриплый, узнаваемый голос:
— Зейн. «Затворник» готов.

Я не стал тратить время на расспросы. В тот же вечер я уже стоял в его душной, пропахшей машинным маслом, озоном и металлической пылью мастерской.

И увидел.

Борги, вечно угрюмый и скупой на слова полугном, расхаживал вокруг машины с сияющим, почти мальчишеским азартом в глазах. Он жестикулировал, мозолистые руки нежно касались поверхностей. В этот миг в нём не осталось и следа от сурового механика — лишь творец, явивший миру своё лучшее творение.

— Видишь швы? — его голос гремел, полный гордости, похлопывая по стойке крыши. — Герметично. Это не просто сварка, это сплавление. Сталь со сталью. А эта броня... — он с силой стукнул костяшками пальцев по бронедвери, раздался короткий, глухой звук, — выдержит попадание из ручного гранатомета. Не армейского, конечно, но и это тебе не утренняя прогулка.

Он перешел к лобовому стеклу, провел по нему ладонью, словно гладя живого зверя.
— Стекло — не стекло, а многослойный композит. Остановит усиленную пулю калибра .50. Может, с первого раза и не треснет, но не пройдет, остановит.

Пнул колесо массивным ботинком.
— Резина — спецсостав. Не дубеет зимой, не плывет в адскую жару. Пулестойкая. И диски... — он ткнул пальцем в массивную спицу, — бронированные. Чтобы тебе колесо не отстрелили, как в тире.

Наконец, он с торжествующим жестом распахнул капот. Оттуда пахнуло жаром и свежим металлом, смешанным с запахом нового масла.
— А это — сердце. Мотора нет, есть зверь. В полтора раза мощнее старого. Вытянет этот вес без единой жалобы и даст тебе такую скорость, что от любой погони только пыль останется. Подвеска усилена, амортизаторы — гидравлика. Чтобы ты по нашим «ровным» дорогам не разбил себе все внутренности вдребезги. Выхлоп... — он хитро подмигнул, — переделал. Тихий, как мышь, но дышит так свободно, что аж дух захватывает.

Я молча, почти благоговейно, обошёл машину. Глубокий синий цвет, почти чёрный в тусклом свете мастерской, поглощал свет. Полутёмные стёкла скрывали салон. Со стороны — просто солидный, даже чуть старомодный седан. Но под этой обманчивой внешностью скрывалась настоящая крепость на колёсах.

— Борги... — я покачал головой, глядя на него, и в голосе прозвучала неподдельная, редкая для меня теплота. — Это... Нечто. Спасибо. Искренне. Обязательно заеду, как решу, чем еще её улучшить.

Он фыркнул, отведя взгляд, но в его глазах читалось глубокое, профессиональное удовлетворение.

— В неё ещё столько всего можно впихнуть… Например пулемёт. Или дымовую завесу. Да много чего. Место тебе я оставил.

Я крепко пожал его потную, шершавую руку и опустился в кресло водителя. Дверь захлопнулась с глухим, герметичным щелчком, отсекая внешний мир. Наступила тишина — не просто отсутствие звука, а плотная, глубокая, словно в саркофаге. По спине пробежала лёгкая дрожь. Я провёл ладонью по прохладной, фактурной коже руля, по матовой поверхности приборной панели, за которой скрывались новые, стремительные стрелки. Что-то неуловимое, давно забытое дрогнуло где-то на глубине души. Это была не просто надёжность. Не просто инструмент для выживания.

Это был дом. Мой первый по-настоящему безопасный, непробиваемый уголок в этом безумном, враждебном городе.

Пальцы сомкнулись вокруг ключа, вставили его в щель и провернули. И я услышал его. Это был не просто рев мотора — это был низкий, грудной шепот, исходивший из самых недр машины. Глубокий, вибрационный гул, проходящий сквозь кожу сиденья, впивающийся в кости и касавшийся чего-то самого сокровенного в душе, заставлял сердце сбиваться с ритма и биться в новом, диком такте. По спине пробежали мурашки.

Я распахнул дверь и вышел, чтобы послушать его со стороны. Из-под слегка подрагивающего капота доносилось негромкое, но плотное ворчание. Оно не было покорным или глухим — в нём чувствовалась сдержанная, собранная мощь, обещание, облечённое в звук: «Скажи слово — и я сорвусь с места, оставив позади плачущий от бессилия ветер».

Борги стоял рядом, и его обычно угрюмое лицо расплылось в широкой ухмылке. Он всё видел. Читал это в моих глазах, в том, как я замер, вслушиваясь.

— Кажись, твой зверь просится на волю, — прорычал он, и в его хриплом голосе звучала неподдельная, почти отеческая гордость.

Я не стал заставлять его ждать. Снова погрузился в кресло, захлопнул дверь с тем самым увесистым, герметичным щелчком и выкатил «Затворника» на ночную улицу. Дальний свет, острый и яркий, выхватывал из тьмы мокрый асфальт, а встречные машины вдруг показались мне блеклыми, невесомыми призраками на фоне этой сконцентрированной, дышащей стальной мощи.

Я ехал по городу, но его улицы с их вечными светофорами, пробками и ограничениями быстро стали тесны. Они не давали того, чего жаждали мы оба — и я, и мой стальной зверь. Они не утоляли тот первобытный голод, что поднимался из глубин.

Я отправился за город, на пустынное в этот час шоссе, убегающее в черноту. И там… Там я наконец дал ему то, чего он так ждал. Я дал ему свободу.

Нога плавно, но решительно вдавила педаль акселератора в пол. Тогда мотор прекратил ворчать. Он взревел глухо, яростно, срываясь на оглушительный, разрывающий ночь рык, в котором слышалось обещание не просто скорости. Это было обещание освобождения — от города, от его законов, от давящего груза проблем, от пут прошлого, от самого себя.

И я… я растворился в этом зверином рыке. Стал его частью. Руки сами легли на руль, тело вжалось в кресло, становясь продолжением машины, частью этого безумного, очищающего полёта сквозь холодную тьму.

И тут мой взгляд упал на небольшую матовую кнопку, почти незаметную под приборной панелью. Борги встроил проигрыватель. И уже зарядил его каким-то диском. Я не стал ничего искать, не стал проверять. Просто нажал.

И рык мотора слился в единую, оглушительную симфонию с хриплым, надрывным вокалом, яростными, перегруженными гитарами и бешеным, бьющим по нервам ритмом ударных. Это была та самая музыка, что вечно звучала у меня в голове, но которую я никогда не мог облечь в звук. Та самая ярость, то самое отчаяние и та же дикая воля к жизни.

И мы понеслись. Машина, музыка и я. Слитые воедино. В никуда. В вечность. В единственную свободу, которую этот город ещё не смог отнять.

— Тебе нужно имя, — прошептал я, и слова потонули в реве и гитарах. — «Грань».

Читать далее

В этот момент я услышала глухой хлопок — это Ленин со скрежетом захлопнул крышку своего гроба. Несите чёрный пакет. Хороним Гегеля во второй раз.

Я попыталась в последний раз:
— Это не эзотерика. Это философия. Это метод. Логический подход...

— А цифры — это и есть логика! — перебила она. — Это же математика, блять!

Я сдалась. В её вселенной, наверное, теплее. Там всё предопределено, всё решено звёздами цифрами, линиями на ладони — чем угодно, кроме её собственных решений. Не то что в моей — холодной, пустой, где только ты, твои выборы, твоя ответственность и полная, абсолютная тишина в ответ. Никаких знаков. Только ты и хаос, который никто не контролирует.

Может, она и права. Может, надо просто вычислить своё число судьбы и сдаться.

Аннотация: Что может быть привычней для жителя мегаполиса, чем ежегодная эпидемия гриппа? Десятки тысяч заболевших горожан – вполне обычная картина, не так ли? А если счет идет на сотни тысяч? Что делать в условиях карантина и вымирания цивилизации?

Тогда единственной целью незараженной части человечества становится выживание. Жизнь Анны, ее сына-подростка и небольшой группы людей, избежавших воздействия вируса, превращается в непрерывный кошмарный квест, конечная точка которого – Вонгозеро. Именно там выжившие надеются обрести убежище от эпидемии.

Ужас перед смертью, социальная изоляция, непригодные для жизни условия и отсутствие надежды… Все это способно превратить человека в зверя.

Аннотация: «Живые люди» — продолжение бестселлера «Вонгозеро», герметический триллер. Одиннадцать человек — восемь взрослых и трое детей — спрятались от эпидемии на маленьком острове посреди карельской тайги. Значит ли это, что самое страшное позади? Они выжили, но отрезаны от мира и заперты вместе. Им придется зимовать, голодать и самое главное — учиться принимать друг друга, сосуществовать тесно, бок о бок. Выбор простой: измениться или погибнуть.

В квартире было тепло. Квартира была полна уютом, мамой, что крутилась на кухне и что-то готовила и маленькой дочкой, играющей в зале. По телевизору шли мультики. Одним словом безмятежность и радость.

Не хватало только других членов семьи - отца, и старших брата с сестрой, для полного счастья. Но порой достаточно и совсем немного, чтобы чувствовать себя хорошо, чтобы чувствовать себя счастливым.

Так и продолжалось, пока уютную атмосферу в квартире не нарушил стук во входную дверь. Мама оставила свои дела на кухне и подошла к двери.

- Кто там? - спросила женщина, через закрытую входную дверь.

В ответ она услышала только тишину. Спросила вновь, и вновь тишина. Уже начала отходить от двери и вспомнила о своих соседях.

По соседству с ними жила семья глухонемых. Они частенько приходили с просьбами о помощи, да и банально попросить пресловутой соли. Когда они стучались, как правило, после вопроса, кто за дверью, была слышна лишь тишина, и тогда мама или папа девочки спокойно открывали дверь, без каких либо негативных мыслей.

Так случилось и в тот раз. Мысль о соседях в голове женщины отмела любые признаки опасности или переживаний, настолько, что она даже не взглянула в дверной глазок.

Зря, не взглянула.

Ведь после того, как дверь была открыта, в квартиру ворвалась совершенно незнакомая женщина с ножом в руках. И этим же ножом начала угрожать женщине и её дочке.

Женщину обуял страх. Низменный страх за свою жизнь, а главное, за жизнь своего ребёнка. Она по первой не знала, что делать. Тело будто сковало невидимыми цепями - обычная реакция на страх - замри. Да всё же, хоть тело и не двигалось, хоть её поглотил страх, а по всему телу были мурашки, но женщина пересилила своё тело и свою психику. Она начала действовать.

Из тумбочки у входа в квартиру, на которой обычно лежит всякая всячина в виде ключей, сигарет, жвачки и прочей мелочи, из ящика тумбочки, она схватила перцовый баллончик и тут же пустила его в дело. Струя вылетела мгновенно и прямиком в глаза неадекватной женщины с ножом.

На её лице тут же появилось воспаление и покраснение, а глаза стали красными и она взревела от боли. И совершенно не удивительно, ведь, каждый знает, кто пользовался перцем, а после, забыв помыть руки, лез в глаза, какая это невыносимая боль, от попадания перца на слизистую глаз. И каждый, кто бывал в подобной ситуации, сразу же старался промыть глаза.

Неадекватная женщина, уже только без ножа, ведь она его бросила на пол, когда пыталась защитить глаза, выбежала из квартиры на улицу.

Мама девочки тут же начала звонить в полицию, а после последовала на улицу за женщиной.

Неадекватная женщина стояла на коленях на улице и пыталась промыть себе глаза водой из лужи. Опрометчивое, конечно, решение, да что не поделаешь в подобной ситуации. Она была уже вся мокрой и грязной, и ей чуть стало легче.

Когда она открыла глаза и встала с коленей, на неё тут же налетели несколько мужчин и скрутили до приезда полиции. Мамы девочки уже не было на улице. Она уже сделала всё что могла, а самое главное, всё что должна. Она защитила жизнь свою, а главное, своей дочки.

Сейчас мама сидела в обнимку с дочкой и по её лицу фонтаном текли слёзы. Она всё никак не могла успокоиться, слёзы продолжали течь. Дыхание было быстрым и сбивчивым, сердце колотилось.

А в мыслях была полнейшая каша. В момент, когда всё произошло, в голове была пустота, только одна единственная мысль, что нужно защититься. Когда всё закончилось, и обидчица была обезврежена, сознание освободилось, и, конечно же, в него пришёл страх и тревога. Сознание стало спутанным, в него лезли сценарии и события о том, что могло бы произойти, если бы, она не смогла защитить свою дочку. Ещё хуже стало, когда в голове возникли образы несчастья, что могло произойти.

Дочка начала успокаивать маму. Девочка инстинктивно поняла, что маме нужна помощь, и она начала поглаживать маму своей маленькой ручкой по её волосам и приговаривать, что не плачь мам, всё хорошо.

И женщине действительно стало лучше. И история закончилась хорошо. Женщину эту более они не видели. Отец девочки и брат с сестрой знатно были ошарашены новостью и тут же, как только могли, бежали домой. Успокаивали маму девочки и старались ей помочь.

Только после таких событий ничего не проходит без следа. Как для мамы девочки. Так и для самой девочки. В случае с мамой всё было чуть проще, она была уже взрослой с уже сложившейся психикой, а вот девочка была всё же ещё маленькой с подвижным, нейропластичным мозгом.

До этого самого момента девушка думала, что навсегда проработала и забыла это событие из своей жизни. Она думала, что это всё уже в прошлом. Но она не могла и представить, что несколько сказанных слов от едва ли знакомого парня в кофейне могут пробудить ворох ужасных воспоминаний.

Она в прямом смысле начала чувствовать, то, что чувствовала тогда. Она чувствовала страх, животный, низменный, спасительный страх. Он вновь переполнял её, как тогда. Девушка чувствовала тревогу, она наполнила её, к горлу подступил ком, чашка с кофе в руках начала трястись, подбородок подрагивать, а по лицу потекли слёзы.

Девушка уже, будучи взрослой, вновь смотрела на мир теми самыми глазами, маленькой заплаканной девочки, заплаканной от страха и переживаний за маму. За любимую маму, которой ей не хватало бы, случись чего если с ней. Буквально на мгновение, но она вновь очутилась там, она вновь стояла и смотрела на женщину с ножом и маму. Смотрела снизу вверх, в силу своего роста, и ничего не могла с этим поделать. Девушка никак не могла успокоить свои эмоции, им был нужен срочный выход.

Выход эмоций был столь обильным и огромным, что одна девушка из-за соседнего столика подсела к девушке и обняла её, просто, чтобы она успокоилась. Всё же, женщины в этом плане понимают гораздо больше, чем мужчины, и знают, что в таких случаях нужно помочь. Хотя бы обнять, этого будет достаточно.

Наконец девушка успокоилась. Она вытерла слёзы и вслушалась в чудесную фоновую музыку в кофейне. Её отпустило. Другая же девушка, что успокаивала её, убедившись, что всё хорошо, пересела обратно за свой столик, оставив недавно ревущую девушку, вновь одну за своим столиком.

Так она и просидела с чашкой кофе за небольшим круглым столиком, вглядываясь в темноту ночи за окном, и в часто мелькающие огни большого города.

В какой-то момент, она обратила внимание на своё отражение. В тот самый момент, её психика, признала в молодой красивой черноволосой девушке, уже не маленькую девочку, что боялась за свою жизнь в тот день, а взрослую девушку, что уже давно выросла, а это событие, в тот момент, осталось навсегда в прошлом.

Маленькая девочка осталась только внутри неё. Нет, не инфантильность, ни в коем случае, а отношение к жизни. Такое отношение к жизни, что бывает у детей, которые пока ещё не успели обрасти социальным грузом и давлением.

Искренняя и невинная, добрая и тёплая, она так и продолжила сидеть за маленьким круглым столиком в ламповой кофейне. Звуки фонового джаза кружились вокруг неё и вокруг других посетителей, перекликаясь и перепрыгивая от посетителя к посетителю. А огни большого города, всё продолжали мелькать, никогда не останавливаясь за окном в ночи.

Ладно, - Рифт выпрямился, бросив щипцы обратно на стойку со звоном. – Похоже тут, больше ничего интересного для нас нет. Пошли дальше.

При входе в гостиную взгляд Кэтрин упал на тело Лазаря – ее лицо побледнело, рука невольно дернулась, словно она хотела перекреститься, но сдержалась. Повернувшись, она встретилась с насмешливым взглядом Рифта.

Кто-то подошел и положил Кэтрин ладонь на плечо — это был Рейнхардт. Он ободряюще улыбнулся ей, затем обратился к остальным:

- Краузе вызвал машину, в ближайший час заберут тело. Ник, ты с Алекси останешься здесь - завершите осмотр. Кэт, - он повернулся к ней, почти с отеческой заботой положил руки ей на плечи, заглянул в глаза и продолжил: - мы вместе поедем с Львом Краузе на вскрытие, нужно твое заключение. Я буду ждать отчет.

- Хорошо, - кивнула Кэтрин, все еще не отошедшая от вида изъеденного тела. Она старалась не смотреть на труп, но тошнотворный запах постоянно напоминал ей о нем.

- Твой отец верит в тебя и знает, что ты справишься, - Рейнхардт вновь улыбнулся, - иначе он не позволил бы тебе стать частью этой команды.

- Я не его протеже, - сверкнула глазами Кэтрин, но смягчившись добавила: - Я ценю твою поддержку. Спасибо, Джон. Я еще не стала настолько черствой, как он, - она вскинула подбородок в сторону Рифта, который уже просматривал бумаги, разбросанные по рабочему столу Лазаря, - и надеюсь не стану.

- У всех из нас есть свои призраки за плечами, - ответил Рейнхардт, - но всегда нужно помнить зачем мы здесь.

Из груди Кэтрин вырвался короткий вздох.

- На учебе было проще… но в жизни – я никак не могу к этому привыкнуть.

Рифт, краем уха слышавший их диалог в конце концов не выдержал и бросил в сторону:

- Трогательно до слез. Джон, выдай ей плед и горячий шоколад.

Кэтрин взглянула на Рейнхардта, иронично вскинув брови.

- Видишь? Примерно это я и имела ввиду.

Не обращая больше внимания на остальных, Рифт склонился над бумагами. Незажженная сигарета подрагивала в его губах. Хотелось курить, но он воздержался. Документы лежали вперемешку: тетради, платежные квитанции, копии архивных справок. Бегло просматривая их, он откладывал в сторону те, что вызывали интерес.

- Наш дед -антиквар, судя по всему, был еще и сталкером, - отпустил комментарий Рифт, листая старую, объемную тетрадь в потрепанной обложке. Он нашел ее в одном из ящиков старинного бюро, стоявшего рядом.

- Здесь отчеты по экспедициям в какие-то объекты, первые записи датированы еще семидесятыми годами прошлого века.

Рейнхардт подошел ближе и взглянул на исписанные мелким, аккуратным почерком пожелтевшие листы.

- Эти числа... - он помолчал, разглядывая цифры в начале каждой записи, - возможно ли, что это координаты?

- Вполне возможно, - согласился Рифт. - Я проверю эту информацию.

Пробежавшись еще раз по последним страницам, его внимание привлекла одна из записей, датированная парой месяцев назад. В самих строчках не было ничего выделяющегося - тот же набор цифр и символов. Но рядом стояла пометка: “для Малахия”.

Из спальни Лазаря появился Корхонен.

- Вам стоит увидеть, что я нашел, - он протянул ладонь, на которой серебром поблескивало кольцо с черным камнем. – Было в одном из ящиков комода.

Кэтрин, подойдя к нему взяла улику в руки и подняла на свет.

- Точно такое же, – прокомментировала она. - Гравировка и камень идентичны.

Рифт прищурился, зубы сдавили фильтр сигареты.

- Это подтверждает, что между храмом и Лазарем имеется более глубокая связь.

Рейнхардт сдвинул брови, размышляя.

- Возможно это ниточка к мотивам убийцы. Я отправлю запрос аналитикам в штаб-квартиру, возможно, мы что-то упускаем.

Рифт переключил свое внимание на сейф. На нем был странный замок. Выглядел он как круг, разделенный на три концентрических кольца по двенадцать сегментов на каждом, в центре находилось искусно выполненное в металле изображение солнца. Каждый из сегментов на кольцах имел выгравированное на нем изображение, напоминающее иероглифическое письмо.

- Я уже где-то видел эти символы… - пробормотал Рифт себе под нос, сидя на корточках и изучая кодовый замок сейфа, - Тетрадь! – вдруг воскликнул он, - Точно!

Рифт выпрямился, подошел к письменному столу и раскрыл оставленную тетрадь с записями и датами и нашел ту самую строчку - с пометкой “для Малахия”. Набор символов, изображенных после цифр, был идентичен изображениям на дисковом замке сейфа.

Вернувшись к сейфу и сверяясь с указанной последовательностью, Рифт начал вращать кодовый диск, механизм мягко пощелкивал. Сначала внешнее кольцо налево, среднее – направо и внутреннее снова налево. С замиранием сердца Рифт медленно повернул рукоятку на дверце – замок был открыт.

Внутри лежала стопка листов, плотно исписанных торопливым почерком, на некоторых из них виднелись наброски каких-то схем и последовательностей. Рядом лежал странный металлический куб. Больше в сейфе ничего не было.

Рифт положил бумаги на сейф и протянул руку к странному артефакту. Пальцы сжались на холодной поверхности. В тот же миг словно проскочил разряд статического электричества, отдавшись в нервных окончаниях.

- Невероятно! – он не смог сдержать изумление.

- Что там? – немедленно отреагировал Рейнхардт.

Никлас поднял раскрытую ладонь, над ней парил странный предмет кубической формы, примерно десять на десять сантиметров. Кончики его пальцев слабо покалывало.

Кэтрин застыла как вкопанная, словно игла вонзилась в ее разум. Что-то в ее подсознании кричало – не приближайся. Среди отблесков света, играющих на металлической поверхности, казалось что-то жило. На грани видимости. На лезвии восприятия. Пространство, казалось, подрагивало, соприкасаясь с артефактом.

- Что это за фокусы? – нахмурился Корхонен, недоверчиво глядя на куб, зависший в воздухе.

- Удивительная технология, - произнес Рифт словно не услышав вопрос. Он завороженно рассматривал левитирующий в паре сантиметров от его ладони куб. - Это устройство, кажется реагирует на определенную артикуляцию, - запоздало пояснил он.

Слегка согнув пальцы и переместив ладонь в вертикальную плоскость Никлас, продемонстрировал остальным, что странный куб не падает, оставаясь все в том же положении. Затем, распрямив пальцы, Рифт ловко подвел вторую ладонь под куб, который начав падение снова завис, не касаясь руки.

- И в чем же его назначение, эксперт? - поинтересовался Корхонен. На последнем слове в его голосе проскользнула легкая ирония.

- Не имею представления. - ответил Никлас, внимательно рассматривая грани устройства. Каждая из них была разделена на девять меньших квадратов. Артефакт напоминал кубик-рубик. Странные символы покрывали гладкую поверхность.

- Вы ничего не чувствуете? – хрипло спросила Кэтрин. У нее словно ком в горле встал. Она почувствовала, как на ее коже проступил холодный пот.

Рейнхардт резко перевел взгляд с куба на ее побледневшее лицо. Его удивление тут же сменилось профессиональной настороженностью.

- Нет, Кэт. А ты? Что с тобой?

Корхонен отрицательно качнул головой, его глаза метнулись между кубом и Кэтрин.

Рифт, словно очнувшись, оторвался от артефакта и уставился на нее.

- Ты о чем?

Кэтрин потерянно моргнула. Она смутилась моментной слабости.

- Не знаю… Мне показалось там что-то есть, – она указала на куб, парящий над ладонью Рифта. Краски постепенно возвращались на ее лицо.

Рифт покрутил артефакт в руках.

- Это может и выглядит как магия… Но лишь потому, что мы не понимаем принципов его работы.

Интересно… Откуда это у нашего антиквара? – подал голос Корхонен.

Рейнхардт подошел к девушке.

- Успокойся, Кэт. Сегодня столько навалилось, я понимаю. Наверное, сказалось нервное напряжение…

Она молча кивнула, наваждение медленно отпускало.

- Что будем делать с этой штуковиной? – спросил Корхонен выжидающе смотря на всех по очереди.

- Нашим ребятам в лаборатории будет чем заняться, - бросил Рифт, аккуратно поместив артефакт в контейнер для образцов. Под его пальцами щелкнули замки.

Хлопнула парадная дверь и внутри дома послышался глухой звук шагов по дощатому полу. В комнату вошли двое в неброских темно-синих комбинезонах, без опознавательных знаков. На лицах – белые одноразовые маски, плотные резиновые перчатки по локоть. Воздух моментально пропитался едким запахом дезинфектора.

- По вызову - для транспортировки, - безразлично оповестил низкий голос из-под маски.

Тот, что повыше, с серым брезентовым чехлом под мышкой, остановился. Второй, не дожидаясь ответа, прошел к телу и с характерным шорохом развернул мешок для трупов, блеснувший холодным глянцем при свете дня.

Из чехла появились складные носилки. Умелыми движениями сотрудник бригады разложил их выпрямляя, как складную линейку.  Фиксаторы с громким металлическим лязгом встали на место.

Рифт от неожиданно резкого звука прикусил фильтр сигареты.

- Берем, - кивнул высокий. – Под плечи и поясницу. Здесь пойдет, место есть.

Они с напарником встали по бокам.

- Раз-два… - они приподняли застывшее в трупном окоченении тело, оторвав его от пола.

- Как его, однако разворотило, - выдохнул низенький, глядя на темнеющую воронку с неровными краями на месте живота, когда они резко опустили негнущийся труп Лазаря на пластик.

Молния с сухим дробным стрекотом пошла вверх, скрывая невидящий взгляд мутных глаз Лазаря. Кэтрин, не выдержав отвернулась, пальцы непроизвольно сжались, ногти впились в ладони.

***

С громким металлическим лязгом захлопнулись задние дверцы труповозки. Один из сотрудников бригады, не снимая маски, бросил:

- Ну, мы готовы.

Краузе сухо кивнул:

- Поезжайте. Мы вскоре за вами.

Темный минивэн вырулил с обочины и развернувшись промчался мимо них в сторону города, набирая скорость.

Рейнхардт взглянул на Кэтрин, он чувствовал, что она как натянутая струна.

- Ты справишься?

Та, запнувшись и слегка поджав губы, ответила:

- Да.

Джон кивнул, решив не докучать ей вопросами. Сейчас это в любом случае не помогло бы делу.

К ним подошел Краузе, он выглядел осунувшимся.

- Пора ехать.

Рядом припаркованная Шкода мигнула поворотниками, снявшись с сигнализации.

***

Корхонен провел Рифта к месту, где они с Краузе обнаружили странные следы. Глинистая почва к вечеру уже подсохла.

- Вот об этом я говорил, - Алекси указал на округлые отверстия, выдавленные в грунте которыми был испещрен участок рядом с дорожкой ведущей к дому.

- Рейнхардт попросил меня их сфотографировать, но признаться у меня это вылетело из головы пока мы осматривали дом, - добавил он.

Рифт слегка побледнел при взгляде на отметины, оставшиеся с прошедшей ночи. Для Корхонена это не осталось незамеченным.

- Помнишь, на брифинге фото? – спросил он напарника.

Никлас кивнул, беспокойно осматривая заросли, в которые уводили следы. Его пальцы коснулись рукоятки пистолета в наплечной кобуре под курткой.

- Да… Помню. Дело Мэйсона. Что бы это ни было, здесь его уже похоже нет, - в его голосе на последних словах послышалось облегчение.

Он присел на корточки изучая следы, затем выпрямился и произнес:

- Я думаю тебе лучше отправится в отель и проверить архивные дела. Нужно найти связь.

Корхонен обеспокоенно взглянул на него.

- Точно хочешь остаться здесь один?

Рифт слабо ухмыльнулся и похлопал по кобуре.

- Я не один.

Корхонен хмыкнул.

- Ну ладно, я тогда вызову такси.

***

На улице уже смеркалось. Размытым оранжевым пятном, за стеклом единственного незанавешенного окна - виднелся ореол одного из фонарей, протянувшихся вдоль автотрассы.

Читая дневник Лазаря, который тот вел во время последней экспедиции - Рифт заинтересовался странными записями, почерк был неровным, размашистым:

"...место дышит историей, само время там изломано событиями, которые случились в прошлом. Старый храм - все еще стоит, более чем два века спустя. Найти вход в катакомбы оказалось сложнее..."

От следующих строчек, выведенных неровными, прыгающими буквами, по спине Рифта пробежал холодок:

“…все еще несут на себе отпечаток прошлого… запишу на случай, если не выберусь… кажется я заблудился, никак не могу понять, как это вышло… составлял схему, но она не соответствует тому, что я вижу…”

Текст заканчивался отдельно стоящей фразой:

“…кажется я здесь не один…”

Короткий звуковой сигнал смартфона, оповестил о получении нового сообщения. Рифт, оторвавшись от чтения, бросил взгляд на экран.

Рейнхардт сообщал, что вскрытие Лазаря перенесено на завтра в связи с загруженностью патологоанатомов. Рифт коротко хмыкнул - вполне ожидаемо.

Немецкие напольные часы, мерно пощелкивали старинным механизмом которых такт маятнику. Стрелки показывали без четверти одиннадцать.

С сейфа Рифт взял стопку бумаг. Ту самую, что лежала внутри с кубом. Просматривая записи, Никлас все больше и больше хмурился: странные диаграммы, расчерченный куб в трехмерной проекции, непонятные ряды символов, сопровождаемые формулами и путанными комментариями Лазаря.

Один из них, написанный размашисто, ручкой другого цвета, гласил:

“Я знаю, что это ключ. Об этом были надписи там… Но какой же замок он может открыть? Несколько лет я бьюсь над этой загадкой, но понимание по-прежнему ускользает… Перепробовал тысячи комбинаций, пытался высчитать… Но все без толку… Малахий ждет от меня результатов, но что я могу сделать? Просто мертвый кусок металла…”

Отложив записи Лазаря, Рифт встал и прокручивая у себя в голове факты прошел к двери ведущей на задний двор. Выйдя на крыльцо, он вдохнул вечерний воздух и скривился, почувствовав запах навоза, который по всей видимости доносился с территории одного из близлежащих хозяйств.

Брезгливо морщась, он достал сигарету и закурил, бегло осматривая окрестности. Он никак не мог выбросить из головы следы, которые ему показал Корхонен. Они вызывали смутное беспокойство в его душе, которое он старательно гнал от себя.

В тишине раздался щелчок, затем еще один и еще. Словно барабанные палочки ударялись друг о друга.

В темноте сбоку вдруг что-то стремительно метнулось от дома к забору. Рифт дернулся от неожиданности, выронив сигарету - успев только краем глаза заметить странный силуэт, размером с собаку.  Зашуршала, раскачиваясь высокая трава, которой зарос задний двор.

***

Уже прошло более трех часов, как Корхонен сидел за ноутбуком в номере отеля, копаясь в архивных делах, доступ к которым предоставил Рейнхардт. Чем больше он углублялся в записи, тем глубже становилась его озабоченность. Раскрытый блокнот, в который он записывал заметки лежал перед ним.

Три десятка архивных дел, жертв еще больше. Казалось, что все они никак не связаны между собой. Перед глазами Корхонена мелькали даты, фотографии, отчеты, экспертизы, но он никак не мог сопоставить факты, чтобы выделить мотив убийцы.

- Какая-то ерунда получается, - произнес он вслух, сделав глоток остывшего кофе.

Мотива не было: разные страны, вероисповедания, социальный статус жертв, пол, возраст… Но нитью прослеживались методичность с какой это было все исполнено. Единственное случай выбивающееся из парадигмы – это дело Анджелики Дюваль. Она не была убита, как остальные – ее связывал с остальными след. “Маркер”, как назвал его Рейнхардт.

Корхонен снова открыл папку с материалами по делу Дюваль.

- Что же тебя связывает с остальными… - Алекси просматривал фотографии по второму разу: тело Анджелики распростертое на полу загородного особняка, разбросанные книги оккультного содержания, оплавившиеся свечи… листок со странно знакомым узором… листок…

Корхонен прищурился и увеличил изображение.

Сомнений быть не могло: узор на рисунке был тем же, что проступал на полу среди тел и крови в храме.

Через приоткрытое окно послышался шум подъезжающей машины, свет фар скользнул по потолку между неплотно задернутых штор.

Корхонен выглянул из своего номера, ему нужно было поговорить с Рифтом по поводу того, что он обнаружил в архивных делах.

Хлопнула дверь, показался Рифт, он был бледен, от привычной самоуверенности не осталось и следа, в руках он сжимал несколько тетрадей с торчащими из них листками.

- Что случилось? – окликнул его Корхонен. Голос разнесся по пустынному коридору.

Рифт нервно вздрогнул и остановился, чуть не выронив свою ношу. В его глазах мелькнул неприкрытый страх:

- Там что-то было в кустах. У дома Лазаря.

Предыдущие части:

Пролог

"Тессеракт Лазаря" Пролог

Глава 1

«Тессеракт Лазаря». Глава 1 «Сакральная Геометрия» Часть 1

«Тессеракт Лазаря». Глава 1, Сакральная геометрия. Часть 2

«Тессеракт Лазаря». Глава 1, Сакральная геометрия. Часть 3

Глава 2

«Тессеракт Лазаря». Глава 2, Маркер. Часть 1

«Тессеракт Лазаря». Глава 2, Маркер. Часть 2

Глава 3

«Тессеракт Лазаря». Глава 3, Ключ Лазаря. Часть 1

«Тессеракт Лазаря». Глава 3, Ключ Лазаря. Часть 2

Роман в работе, с продолжением можно ознакомиться по ссылке: https://author.today/work/467814