Вы думаете, работа в торговом флоте — это романтика? Звёзды на бескрайнем небе, вечный штиль и деньги рекой? Ничего подобного. Это железная тюрьма посреди бескрайней черной бездны. Меня зовут Виталий, и я хожу в море уже двадцать пять лет.

***

Мы шли из Панамы в Китай. Судно огромное, контейнеровоз, экипаж смешанный — русские, филиппинцы, китайцы. Капитан — старый китаец, сухарь, веривший только в компас и доллары. С нами был парень, Олег. Молодой, здоровый, кровь с молоком. Но была у него одна беда — девушка его бросила. И не просто бросила, а прокляла.

Она прислала ему фотографию, к которой приклеила отрезанный клок своих волос и залила их кровью. Надпись с обратной стороны гласила: "Ты мой, и даже в аду ты будешь моим!".

Олег сначала смеялся, над тронувшейся умом девкой. А потом начал пить. Но не от горя, а от страха. Он говорил, что по ночам слышит её голос в шуме волн.

— Она зовет меня, Виталя, — шептал он мне, трясясь всем телом, на вахте. — Говорит, что под водой нам будет хорошо вместе.

Через неделю после этого Олег перестал есть. Он высыхал на глазах. Из здоровяка он превратился в ходячий скелет. А потом... потом начался настоящий кошмар.

Утро. Вахта Олега. Он не явился.

Я пошел в его каюту. Дверь заперта. Стучу — никто не отвечает. Взяли мастер-ключ, открыли.

Олег лежал на полу, голый. Совершенно голый, свернувшись в позу эмбриона. Мы попытались его поднять, но он был тяжелый, как мешок с цементом.

И вдруг он открыл глаза.

Я никогда не забуду этот взгляд. Зрачки закатились так, что остались одни белки с красными прожилками. И язык... Язык вывалился изо рта, как у висельника.

Он вскочил. Резко разжался как пружина. Раскидал нас, здоровых мужиков, как кегли. Выбежал в коридор и начал биться головой о стальную переборку.

Бум. Бум. Бум.

С каждым ударом на металле оставалось кровавое пятно.

— Она здесь... Вода... Холодно... — хрипел он.

Мы еле скрутили его вчетвером. Он вырывался с силой одержимого. Наш боцман, дядя Паша начал на него орать. Олег зарычал, глядя на него своими закатившимися глазами:

— Заткнись, старый! Я ее слышу! Она плывет за нами!

Мы заперли его в лазарете. Связали ремнями. Капитан, увидев это, только сплюнул и сказал: "Наркоман!". Но тесты оказались чистыми. Даже алкоголя — ноль.

Судно развернули к ближайшему порту.

Пока мы шли, Олег выл. Он выл так, что у всего экипажа волосы вставали дыбом. Свет в лазарете сходила с ума постоянно мигал. А еще эта чертова рация: в ее треске мы отчетливо слышали женский смех.

Олега списали на берег. Он остался живым, но разум так к нему и не вернулся. Теперь он пожизненный пациент психушки, боится воды и зеркал. Все твердит, что в зеркалах он видит не себя, а ту девку, которая тянет к нему руки и хочет утащить в зазеркалье.

Но это была лишь прелюдия. Море не отпускает тех, кто в нем остался навсегда.

Через год я попал на другое судно. Старое корыто, которое давно пора было списать на иголки. Там бродила легенда о "мертвом пассажире".

Говорили, что в морозильной камере, где хранят мясо, однажды оставили на хранение труп погибшего матроса.

Так вот, повар, который туда ходил за продуктами, начал жаловаться.

— Кто-то хватает меня за ноги, — говорил бледнея он. — Там, в холоде, кто-то есть.

Я не верил. Пока сам не пошел туда ночью.

Мне нужно было проверить температуру. Я спустился в провизионку. Холод собачий, минус двадцать. Свет тусклый, мигает.

Иду между туш мяса, висящих на крюках. И вдруг слышу: Шлеп, шлеп

Звук шагов. Босых ног по ледяному полу.

Я замер. Оглядываюсь. Никого.

Поворачиваюсь к выходу — и чувствую, как ледяная рука хватает меня за лодыжку.

Хватка железная! Пальцы впиваются в кожу сквозь ботинок.

Я заорал, рванул ногу. Упал. Ползу к двери, а меня тянут назад, в темноту, где висят мясные туши.

— Останься... — шепот прямо из темноты. — Здесь... так тихо...

Я еле вырвался. Вылетел из морозилки, захлопнул тяжелую дверь.

На ноге остались синяки. Похожие на следы от пальцев.

А на следующее утро пропал повар.

Нашли его в той самой морозильной камере.

Лежал уже изрядно замороженный. Глаза открыты, на лице — застывшая маска ужаса. А дверь... дверь была заперта снаружи!

Кто закрыл его?До сих пор не выяснили.

И последнее. Про Китай.

Вы думаете, только у нас чертовщина творится? Азиаты знают о смерти не меньше, а может и больше, чем мы.

В одном китайском порту я разговорился с местным докером. Он рассказал мне историю про "Дом в лесу".

Жил-был мужик, ездил на велосипеде через лес. И каждый раз встречал на дороге девочку. Грязную, в лохмотьях. Она всегда просила подвезти ее.

Он и подвозил. До старой, сгоревшей хижины в чаще.

Однажды он решил туда зайти. Постучал. Ему ответил голос: "Заходи, гость дорогой".

Он вошел. Вокруг темнота, паутина и запах гари.

— Где ваша дочь? — спросил он.

— Она здесь, — ответил голос из пустоты. — Садись, поешь.

Мужик сел. Перед ним из темноты медленно выплывает тарелка с едой. Горячей, пахнущей мясом. Он не задумываясь принялся еду уплетать.

А когда доел, свет луны упал на стол. И он увидел, что тарелка полна червей и гнилых листьев.

А в углу, в тени, стояла та самая девочка и ног у нее нет. Парит в воздухе.

И рядом с ней стояли еще трое. Старик, женщина и мужчина. Все бледные, полупрозрачные. И все они смотрели на него и улыбались.

— Спасибо за то, что дочку нашу подвозили, — сказали они хором.

Мужик аж поседел.

Больше он в тот лес не совался.

Я заехал в оружейный, пахнущий оружейным маслом и сталью. Докупил патронов — в кармане болталось всего на один полный барабан. Взял две картонные упаковки, тяжёлые и увесистые. Потом, сделав над собой усилие, спросил, понизив голос:
— А серебряные есть? Во сколько влетят?

Продавец — суровый гном с кожей, похожей на старую кору, оценивающе посмотрел на меня, будто взвешивая на невидимых весах мою готовность к подобным запросам.
— Серебро… — он протянул слово, — по двадцать крон за штуку. Литые, калибра .44. Но сейчас пусто, сэр. Будет завтра к полудню, если хотите, оформим заказ.

Выбора не было. Я кивнул и заказал двадцать штук — хоть какая-то соломинка на самый чёрный день.

Остаток дня я провёл в муниципальном тире, где воздух был едким от пороховой гари и пота. Решил подтянуть самый провальный навык — скоростную стрельбу и перезарядку на ощупь. Расстрелял обе новые пачки, пока пальцы не онемели от отдачи. «Ворон» постепенно становился продолжением руки, мушка уже не плясала перед глазами бесёнком, но по движущимся мишеням я всё ещё мазал так, что становилось стыдно перед бездушным железом.

Вернувшись домой, я устроил себе ещё один изматывающий марафон при свете настольной лампы. Мои попытки перезаряжаться вслепую выглядели жалко и неуклюже. Я ещё не привык к тому, что в пекле, под огнём, придётся делать это левой рукой, не глядя. Патроны хотя бы перестали выскальзывать из потных пальцев и звонко рассыпаться по полу, но скорость всё равно оставалась удручающе низкой. Я раз за разом вытряхивал стреляные гильзы, зажимал в ладони холодные, скользкие цилиндры новых и старался загонять их в барабан хотя бы по два сразу. Лучший результат — по одному, и на всю эту нервозную возню уходило около двадцати секунд.

«Когда руки начнут дрожать не от усталости, а от страха, и вокруг засвистят не только пули, но и нечто такое, перед чем пуля — лишь лёгкая щекотка, тогда эти двадцать секунд превратятся в бесконечность, на которую у меня не останется времени», — с горечью подумал я, растирая онемевшие пальцы.

На следующий день я забрал из магазина свой заказ — двадцать блестящих, отливающих холодным, почти синеватым светом патронов. Они лежали на бархатной подкладке, словно драгоценности. Я пересыпал их в отдельный внутренний карман, где они мягко позванивали при каждом движении. Потом вернулся в тир, приметил парочку опытных стрелков из городской стражи — лица у них были потёртые жизнью, видно повидали немало. Подавив гордость, подошёл и смиренно попросил научить меня метко стрелять. Платить пришлось не деньгами, а бутылкой выдержанного виски из моего запаса, но это того стоило.

«Ворон» оттягивал руку, наливаясь свинцовой тяжестью. Рядом, отставив ногу и скрестив руки на груди, стоял Джон. Бывший сержант городской стражи, человек, чьё лицо напоминало карту забытых сражений — всё в шрамах, морщинах и той особой стойкости, что появляется лишь у тех, кто слишком часто смотрит в глаза хаосу. Его взгляд, холодный и оценивающий, буравил меня, выискивая каждую ошибку.

— Ствол — это не молоток, парень, — его голос был низким, хриплым, будто просеянным через гравий и сигаретный дым. — Не сжимай его, будто хочешь из него сок выжать. Хват должен быть уверенным, но не мертвым. Твои пальцы должны помнить, где спусковой крючок, даже если ты без сознания. Усвоил?

Я молча скорректировал положение ладони, чувствуя, как шершавая рукоятка ложится в неё чуть иначе.
— Усвоил.

Прогремели несколько выстрелов. Пороховая гарь щекотала ноздри.

— Локоть, — тут же последовало замечание. — Он у тебя не шарнир, чтобы хлопать, как дверь на ветру. Он — пружина. Амортизирует отдачу, но не болтается. Ты не птица, чтобы крыльями махать. Снова.

Я принялся перезаряжать револьвер. Патроны, холодные и скользкие, снова норовили вывернуться из пальцев.

— Не пялься на патроны! — голос Джона прозвучал резко, как удар хлыста. — Смотри вперёд, туда, откуда к тебе может прийти смерть. Твои пальцы должны видеть вместо тебя. Чувствуй их. Каждый патрон — это гвоздь в гроб твоего врага. Уважай его, но не любуйся, как ювелир.

Я попытался втиснуть в барабан два патрона сразу. Один из них выскользнул, упал на песок с тихим, укоризненным стуком.

— Два — это для циркачей с шарами и булавами, — Джон не изменил интонации, но в его словах появилась стальная терпкость. — Один за раз. Но быстро. И точно. Скорость придёт позже, с потом и мозолями. Сейчас тебе нужна точность. Подними и снова.

Я наклонился, подобрал патрон, смахнул с него влажный песок и медленно, с упрямой концентрацией, зарядил все семь камор.

— Теперь движущаяся, — скомандовал он. — Не веди стволом, как указкой учителя по карте. Предугадывай траекторию. Целься не в то место, где она сейчас, а в то, где она будет через полсекунды. Плавно сопровождай, дыхание задержи — и спуск. Плавный, как масло. Не дёргай, черт тебя дери!

Я выстрелил в движущийся круг. Промах. Еще один. Снова мимо. Мускулы на плече горели огнем.

— Ты слишком много думаешь, — констатировал Джон. — Голова мешает. Перестань думать. Рука, мышечная память — они должны знать всё сами. Ещё.

После десятой попытки я наконец поймал круг в прицел и нажал на спуск. Попадание было не в центр, но металлический лязг мишени прозвучал для меня слаще симфонии.

Джон коротко кивнул, его суровое лицо не дрогнуло.
— Уже лучше. Ещё.

Я впитывал каждое его слово, каждый жест, как губка. Инстинктивно потянулся к внутреннему карману за своим потертым блокнотом, чтобы записать ключевое — про хват и про предугадывание.

Уголок рта Джона дрогнул в едва уловимой, сухой усмешке.
— С блокнотиком. Выглядишь как университетский ботан. Правда, с трёхдневной щетиной и взглядом, как у подстреленного волка... но всё равно ботан.

Я убрал блокнот, почувствовав лёгкий укол стыда. Он был прав, как всегда. Этому не научишься по конспектам. Этому учишься, пока пальцы не сотрутся в кровь, а отдача не станет родной.

— Ладно, смотри ещё разок, — он снова встал в стойку. — Ноги на ширине плеч, вес распределен, колени чуть согнуты...

Он терпеливо, раз за разом, показывал, поправлял мою неловкую руку, ругал за одни и те же ошибки и снова заставлял повторять. Ближе к вечеру я был вымотан до предела, морально и физически. Руки дрожали мелкой дрожью, в глазах плавали темные круги, а спина ныла от напряжения.

Джон вытер пот со лба тыльной стороной ладони.
— На сегодня хватит. Азы ты усвоил. Если серьёзно настроен — заезжай ко мне на ранчо. — Он назвал адрес на самой окраине, возле старых, полуразрушенных фортов. — Три раза в неделю. Месяц учёбы — тысяча крон.

Я даже не стал торговаться. Просто кивнул, чувствуя, как тяжесть будущих тракт приятнее тяжести гроба.
— Договорились.

Если бы он назвал две, я бы согласился с тем же немым, безоговорочным энтузиазмом. Этот человек десятилетиями защищал мой город от всего, что в нём ползало и кусалось. Его знания, выкованные в реальных перестрелках, стоили куда дороже любой, даже самой круглой суммы.

Растянувшись на кровати, я всё-таки преодолел лень и достал потрёпанный блокнот. Пришлось заставить себя записать всё, что удалось выжать из сегодняшней тренировки: про хват, который должен быть живым, а не мёртвым, про локоть, работающий как амортизатор, про необходимость целиться не в цель, а в её будущее. Сейчас эти знания были остры и ясны, но я прекрасно знал — к утру половина сотрётся, как сон. Мышцы гудели усталым, но приятным гулом, ладонь пылала в тех местах, где рукоятка «Ворона» врезалась в кожу. Эта боль была не врагом, а союзником, залогом того, что завтра я стану хоть на каплю сильнее.

На удивление, ужин удался. Не просто съедобный, а по-настоящему вкусный. Аромат жареного мяса и трав медленно растворялся в воздухе квартиры. Сытость и тепло, разлившиеся по телу, постепенно смывали остатки дневного напряжения, хотя приятная, знакомая ломота в мышцах оставалась — немое свидетельство потраченных не зря усилий.

Последующие дни слились в однородную, изматывающую гонку. Я метался по городу, прочёсывая районы, выискивая хоть какую-нибудь зацепку, тень от тени. Но тварь, охотящаяся ночью, оставалась неуловимой. За эту неделю пропали ещё трое человек. И вновь — ни единого волоска, ни клочка ткани, ни капли крови. К делу подключились другие детективы — матерые волки с поседевшими висками и грозными репутациями. Они приезжали на место происшествия с чемоданчиками, набитыми хитроумной аппаратурой, способной обнаружить невидимую глазу пылинку. Однако даже их техника и намётанный глаз оказались бесполезны. Места исчезновения были стерильно чисты, словно их вылизал языком какой-то гигантский, бестелесный зверь.

И вот, когда чувство беспомощности начало подбираться ко мне вплотную, зазвонил телефон. Я схватил трубку, и в ней прозвучал хриплый, узнаваемый голос:
— Зейн. «Затворник» готов.

Я не стал тратить время на расспросы. В тот же вечер я уже стоял в его душной, пропахшей машинным маслом, озоном и металлической пылью мастерской.

И увидел.

Борги, вечно угрюмый и скупой на слова полугном, расхаживал вокруг машины с сияющим, почти мальчишеским азартом в глазах. Он жестикулировал, мозолистые руки нежно касались поверхностей. В этот миг в нём не осталось и следа от сурового механика — лишь творец, явивший миру своё лучшее творение.

— Видишь швы? — его голос гремел, полный гордости, похлопывая по стойке крыши. — Герметично. Это не просто сварка, это сплавление. Сталь со сталью. А эта броня... — он с силой стукнул костяшками пальцев по бронедвери, раздался короткий, глухой звук, — выдержит попадание из ручного гранатомета. Не армейского, конечно, но и это тебе не утренняя прогулка.

Он перешел к лобовому стеклу, провел по нему ладонью, словно гладя живого зверя.
— Стекло — не стекло, а многослойный композит. Остановит усиленную пулю калибра .50. Может, с первого раза и не треснет, но не пройдет, остановит.

Пнул колесо массивным ботинком.
— Резина — спецсостав. Не дубеет зимой, не плывет в адскую жару. Пулестойкая. И диски... — он ткнул пальцем в массивную спицу, — бронированные. Чтобы тебе колесо не отстрелили, как в тире.

Наконец, он с торжествующим жестом распахнул капот. Оттуда пахнуло жаром и свежим металлом, смешанным с запахом нового масла.
— А это — сердце. Мотора нет, есть зверь. В полтора раза мощнее старого. Вытянет этот вес без единой жалобы и даст тебе такую скорость, что от любой погони только пыль останется. Подвеска усилена, амортизаторы — гидравлика. Чтобы ты по нашим «ровным» дорогам не разбил себе все внутренности вдребезги. Выхлоп... — он хитро подмигнул, — переделал. Тихий, как мышь, но дышит так свободно, что аж дух захватывает.

Я молча, почти благоговейно, обошёл машину. Глубокий синий цвет, почти чёрный в тусклом свете мастерской, поглощал свет. Полутёмные стёкла скрывали салон. Со стороны — просто солидный, даже чуть старомодный седан. Но под этой обманчивой внешностью скрывалась настоящая крепость на колёсах.

— Борги... — я покачал головой, глядя на него, и в голосе прозвучала неподдельная, редкая для меня теплота. — Это... Нечто. Спасибо. Искренне. Обязательно заеду, как решу, чем еще её улучшить.

Он фыркнул, отведя взгляд, но в его глазах читалось глубокое, профессиональное удовлетворение.

— В неё ещё столько всего можно впихнуть… Например пулемёт. Или дымовую завесу. Да много чего. Место тебе я оставил.

Я крепко пожал его потную, шершавую руку и опустился в кресло водителя. Дверь захлопнулась с глухим, герметичным щелчком, отсекая внешний мир. Наступила тишина — не просто отсутствие звука, а плотная, глубокая, словно в саркофаге. По спине пробежала лёгкая дрожь. Я провёл ладонью по прохладной, фактурной коже руля, по матовой поверхности приборной панели, за которой скрывались новые, стремительные стрелки. Что-то неуловимое, давно забытое дрогнуло где-то на глубине души. Это была не просто надёжность. Не просто инструмент для выживания.

Это был дом. Мой первый по-настоящему безопасный, непробиваемый уголок в этом безумном, враждебном городе.

Пальцы сомкнулись вокруг ключа, вставили его в щель и провернули. И я услышал его. Это был не просто рев мотора — это был низкий, грудной шепот, исходивший из самых недр машины. Глубокий, вибрационный гул, проходящий сквозь кожу сиденья, впивающийся в кости и касавшийся чего-то самого сокровенного в душе, заставлял сердце сбиваться с ритма и биться в новом, диком такте. По спине пробежали мурашки.

Я распахнул дверь и вышел, чтобы послушать его со стороны. Из-под слегка подрагивающего капота доносилось негромкое, но плотное ворчание. Оно не было покорным или глухим — в нём чувствовалась сдержанная, собранная мощь, обещание, облечённое в звук: «Скажи слово — и я сорвусь с места, оставив позади плачущий от бессилия ветер».

Борги стоял рядом, и его обычно угрюмое лицо расплылось в широкой ухмылке. Он всё видел. Читал это в моих глазах, в том, как я замер, вслушиваясь.

— Кажись, твой зверь просится на волю, — прорычал он, и в его хриплом голосе звучала неподдельная, почти отеческая гордость.

Я не стал заставлять его ждать. Снова погрузился в кресло, захлопнул дверь с тем самым увесистым, герметичным щелчком и выкатил «Затворника» на ночную улицу. Дальний свет, острый и яркий, выхватывал из тьмы мокрый асфальт, а встречные машины вдруг показались мне блеклыми, невесомыми призраками на фоне этой сконцентрированной, дышащей стальной мощи.

Я ехал по городу, но его улицы с их вечными светофорами, пробками и ограничениями быстро стали тесны. Они не давали того, чего жаждали мы оба — и я, и мой стальной зверь. Они не утоляли тот первобытный голод, что поднимался из глубин.

Я отправился за город, на пустынное в этот час шоссе, убегающее в черноту. И там… Там я наконец дал ему то, чего он так ждал. Я дал ему свободу.

Нога плавно, но решительно вдавила педаль акселератора в пол. Тогда мотор прекратил ворчать. Он взревел глухо, яростно, срываясь на оглушительный, разрывающий ночь рык, в котором слышалось обещание не просто скорости. Это было обещание освобождения — от города, от его законов, от давящего груза проблем, от пут прошлого, от самого себя.

И я… я растворился в этом зверином рыке. Стал его частью. Руки сами легли на руль, тело вжалось в кресло, становясь продолжением машины, частью этого безумного, очищающего полёта сквозь холодную тьму.

И тут мой взгляд упал на небольшую матовую кнопку, почти незаметную под приборной панелью. Борги встроил проигрыватель. И уже зарядил его каким-то диском. Я не стал ничего искать, не стал проверять. Просто нажал.

И рык мотора слился в единую, оглушительную симфонию с хриплым, надрывным вокалом, яростными, перегруженными гитарами и бешеным, бьющим по нервам ритмом ударных. Это была та самая музыка, что вечно звучала у меня в голове, но которую я никогда не мог облечь в звук. Та самая ярость, то самое отчаяние и та же дикая воля к жизни.

И мы понеслись. Машина, музыка и я. Слитые воедино. В никуда. В вечность. В единственную свободу, которую этот город ещё не смог отнять.

— Тебе нужно имя, — прошептал я, и слова потонули в реве и гитарах. — «Грань».

Читать далее

Включаю музыку. Наруби, таксистка, мне бабла. Доллар чудотворный не ворованный. Чтоб монеты сыпались в карман с переливами и перезвонами.

— Ты вот собачку свою мороженым кормишь, — кидаю через плечо, перекрикивая музон, — а я про бабку расскажу, что голубей кормила мясом!

Девка скукожилась пуще опарыша, глазами хлопает.

— Да не ссыкуй, малая. Мне байка жить и строить помогает.

— Я не… — мямлит чего-то. — Вы не могли бы…

— Короче, жила-была баба, скажем, Наталья, соседки моей сноха. Муж у ней был алконавт, каких поискать. Как нажрется, давай жену колотить… Надоело Наташке по мордасам отхватывать, решила проучить муженька. Отыскала колдунью в местной газете, дозвонилась, назначили встречу… Куда прешь, мля!

Сука, подрезал мерин. Осатанели эти мажоры.

— Да ты не дрейфь, малая. Слушай дальше, нам до Кузнецовской путь неблизкий… Приходит, значит, Наталья к колдунье, там старушка божий одуванчик. Седина, что твой пломбир, а сама хоть и старая, но зубы твоих здоровее… Так и так, мол, Наталья рассказывает, колотит, сил моих нету, хочу наказать. Ай-да ворожить.

Вот, блин, красный. Из-за мерина похерил я зеленую волну, теперь тыркаться.

— Ты мне, говорит бабка, принеси кусочек его плоти. Наталья очканула в натуре — какой плоти? Палец рубить, что ли?! Твою ж мать! Поворотник тебе на кой, собака?! Нет, говорит бабка, пальца не надо. Волосок там али ноготь сгодится. Ушла Наталья, а на другой день принесла прядь волос. Ну, огребла, само собой, а как мужик отрубился, прядь и состригла.

Прямая, отлично. В левый ряд, гашетку в пол.

— Короче, жди, говорит бабка… Наталья дура была, да не совсем. Заночевала у подруги. Ну, чтоб муж с бодуна за остриженный клок не отмудохал... А бабка зелье наварила. В кастрюльке беленькой с цветочками, от кумы моей аккурат доставшейся. Волос побросала, трав каких-то, голов куриных да потроха свиные. Обваляла в этом зелье хлебные крошки и давай молитву читать… Только не господу, а Сатане. Как прочла, крошки на подоконник просыпала, даром что на цвет как твоя свинина.

Сука, опять красный. Кажись, пробка будет.

— Кума-то как раз под окном гуляла, видела, как голуби налетели... Клюют, по подоконнику скачут, а бабка новую молитву шепчет. Пока шептала, у голубей глаза побагровели. Ну, летите, говорит, мои пташки, пируйте да не брезгуйте.

Свернул во двор. Объеду затор, выскочим на кольцевую, там левым рядом и до Кузнецовской рукой подать.

— Короче, наутро Наталья возвращается домой, а на кровати, где со вчера ейный суженый отрубился, кровавое месиво! Черепушка обглодана, кости белеют, ни глаз тебе, ни пальцев, дыры вместо щек, да брюхо раскурочено. Наталья в крик! Что сотворила, бабка треклятая?! Зачем Серегу моего погубила, ведьма?! Ну, думает, тикать надо. Полиция в колдовство не поверит, а вот жинку посадить за решетку — дело плевое.

Съезжаю с кольцевой. Плотнячком, но бывало и хуже.

— На том история Натальи кончается, малая. Сбежала Наталья поначалу к матери, потом к подруге под Сызрань, а оттуда самолетом за бугор. Оно ж как бывает? Стоит алконавта из жизни выгнать, все пути открываются. Только голуби с тех пор ненасытные — жрут людей, что твой хлебушек, да… Как бабка наказала. Не брезгуют.

Включаю поворотник, забираю вправо.

— Говорят, что ни год, то находят в том городе трупаки обглоданные. И каждый раз возле трупа перья осыпаны. Да твою ж мать! Прям под колеса!

— Вы… Вы кого-то сбили?

Смотрю на нее, дрожит со страху, что твоя осинка. И опарыш такой же, под мышку прячется.

— Да голубь замешкался. Кузнецовская. Приехали.

Парень спросил как зовут коротышку к которой нас приставили. На мгновение мне показалось, что ему отвесят леща, или как минимум нахамят, но нет, коротышка представилась. Её зовут Джеки. Вот же Москвичи, по называют детей как попало. Ну ей в общем-то подходит.

Джеки скомандовала нам что бы мы садились в машину. К счастью нам досталась волга. Я сел на заднее сиденье с девушкой. Салон автомобиля был сделан очень богато, и осовременен, стекло подъемники, климат контроль, кожа. Да и по звуку мотора было понятно даже мне, мало понимающему в автомобилях, что под капотом далеко не заводской мотор.

Мы поехали. В пути Джеки предложила познакомится, что меня честно удивило. Не сам факт, а то как это дружелюбно прозвучало. Она хотела узнать что последнее мы помним до того, как нас обратили. Первым представился парень на переднем сидении. Его зовут Артём. Он фельдшер, был где-то как я понял на вызове, и его вырубили какие-то байкеры. Закрыли его незнамо где, и что-то вкололи.

Следующим был я. Я не стал рассыпаться на детали, рассказал кратко, о драке в баре и о том как очнулся в карете скорой помощи, и кругом никого не увидел.

Потом свою историю рассказала девушка ехавшая со мной на заднем сиденье. Её зовут Мария. Её тоже похитили, но не те кто нас обратил. Мария была на выступлении какого-то комика 5 месяцев назад, он её и похитил. Держал в подвале, избивал и насиловал. Марии посчастливилось сбежать. Она убегала по проселочной дороге, а потом к ней подъехала скорая, её повязали и тоже с ней что-то сделали.

Интересно, везде замешаны медики...

Мы подъехали к какому-то клубу. Джеки скомандовала нам выходить. Мы вышли. Джеки смерила нас взглядом, и тут до нее дошло, что она не учла один нюанс. В текущем нашем виде нас не пустят в клуб. Джеки затолкала нас обратно в машину и мы поехали еще куда-то.

Мы заехали в элитный район 13-ти этажек и подъехали к одной из них и Джеки сказала идти за ней. Ей богу как собачки, туда-сюда, к ноге. Мы зашли в просторный подъезд. Нас встретила старая бабуля консьержка. Джеки с ней поздоровалась, перебросилась парой дежурных фраз, но мое внимание привлекла её фраза, что она здесь редко бывает. Не знаю еще будет ли это мне полезно, но думаю стоит это запомнить. Бабулька спросила про нас у Джеки, кто мы такие, и оказалось мы её "друзья". Я поздоровался. Мы пошли к лифту, а бабка пробурчала себе под нос, что-то про проститутку. Типичная бабка. Хотя глядя на Джеки... Может она даже права.

Мы зашли в лифт, и Джеки ткнула на 11-ый этаж. В лифте играла фоновая музыка как в каком-то кино.

Как же хочется курить. Кажется я не курил уже больше суток. Но карманы пусты, да и ситуация не располагает. Надо как-то отвлечься от никотиновой ломки.

Там было зеркало. Я решил разглядеть себя, вдруг что-то поменялось. И я был прав. Я стал словно чуть более подкаченным, мешки под глазами пропали. И тут как вспышка, в голове всплыло ощущение испытанное в подворотне, когда я почуял кровь.

Мне захотелось проверить свой рот. Я замешкался на пару секунд, ведь это наверное странно, но любопытство было сильнее. Я оскалился в зеркало и начал рассматривать свои зубы и дёсна. Ничего. Совершенно ничего не обычного. Наверное что-то меняется когда я чую кровь.

Дзынь! Мы приехали. Джеки открыла дверь одной из квартир и скомандовала заходить. Мы зашли в роскошную и просторную квартиру. Натяжные потолки, кафель, куча зеркал, шкаф с подсветкой, у входа тумба под обувь и целая гардеробная справа от входа.

И все же желание курить было очень сильным, едва переступив за порог, я подумал что тут если и курят, то курят со вкусом. Я обернулся и спросил можно ли покурить. И это была ошибка. Я показал слабость. Джеки быстро взяла это в оборот, и сообщила что получу сигарету как на граду если успешно покормлюсь. Что ж... Странная награда за то, что судя по всему мне жизненно необходимо. Ну пусть будет как бонус.

Джеки велела нам сначала помыться, и первой отправила Марию, заявив что та выглядит как бомж и что от нее воняет, что в общем то было правдой. Ванна первая дверь слева. Сама Джеки пошла прямо.

Я проводил её взглядом и решил заглянуть в гардеробную. Нас же переодевать сюда привезли. Это была целая комната с кучей самых разных вещей, как мужских так и женских. Я осмотрелся и заметил в угулу железный ящик.

Обычно я не люблю шарится в чужих квартирах, но то ли так сказался стресс, то ли уже было пофигу на всё, я решил заглянуть. Деньги. Целая куча налички. Я тут же закрыл ящик и отошел от него. Какой смысл воровать, у той, кто решает твою дальнейшую судьбу. Да и не факт что меня не будут шмонать потом.

Раздался голос Джеки из дальней комнаты, мол где мы там. Похоже Артём всё еще стоял в прихожей. Я ничего не ответил. Артём тоже. Не услышав ответа Джеки пошла за нами и... оказывается нельзя было туда заходить. Ничего нам она не сделала, просто выгнала меня из гардероба и завела нас в ту дальнюю комнату, и сказала сесть на диван.

Джеки решила ещё раз опросить Артёма о его похитителе, в надежде что он вспомнил что-то еще. И действительно пару деталей он припомнил, но не много. Байкер который был ответственен за его похищение был бородат, волосат, волосы черные, на вид 35-40 лет, подкаченный. В общем самый типичный байкер. Артём выглядит слегка контуженным, но вполне может чего-то не договаривать.

К этому моменту Мари закончила мыться, и Джеки удалилась, подбирать ей одежду. Я решил осмотреться. Диван на котором мы сидели был кожаный, и... розовый. Как-то немного не в стиле Джеки как мне кажется. На столе был макбук, на окне блэкаут шторы, модный телек, сейф, что интересно что в нём, учитывая что куча налички в простом ящике в гардеробе. И стеллаж с кучей книг.

Книги? Я подошёл что бы рассмотреть их. Тут много редких книг, дорогих, в твёрдых переплётах, новых и старых, на самые разные темы. Психология, философия, романы, фэнтези. С виду все зачитанные множество раз. Я взял рандомную книгу, полистал. На страницах загибы, пометки, какие-то мысли по теме. Джеки судя по всему очень начитанная. Я положил книгу на место. Пока я осматривался, Артём просто сидел на диване. Похоже он всё ещё приходит в себя.

Джеки вернулась и отправила следующим Артёма, а меня позвала с собой в гардеробную. Она перебирала кучу вещей, прикладывая ко мне то одно, то другое. Не смотря на обилие разной одежды, на мой рост у неё почти ничего не было. Брюки она мне подобрала, майку решила оставить мою, и всучила пиджак. Судя по всему женский и немного мне маловат, неприятно шуршит, не сильно, но мешает. Что ж. Лучше похоже всё равно ничего не найти.

Как мы закончили, как раз освободилась ванна, и я поменялся с Артёмом, он в гардероб, я в ванну. Похоже он весьма застенчивый учитывая как он прикрывался полотенцем чуть ли не заматываясь по самую голову.

Помылся я быстро, вытерся и одел выданный Джеки костюм. Я пошарил по карманам и нашёл старое фото. Оно было все в трещинах. Похоже его множество раз постирали вместе с пиджаком. На фото была женщина с чёрными волосами, горбинкой на носу, в том самом пиджаке, который сейчас на мне и светловолосая девочка примерно лет двух.

Сколько лет Джеки? Фото выглядит старым, и выглядит так, словно это важно для нее, но за годы, эта фотография могла забыться, или затеряться. Я положил фотографию на полочку в ванной, как можно заметнее. Вдруг оно и правда ей важно.

Я вышел и увидел, что Мари одета в платье, и выглядит намного свежее. А вот Артёму достались штаны явно маловатого для него размера. Они не плохо на нём смотрятся. Главное что бы на жопе не порвались.

Мы снова поехали в тот клуб. Джеки подошла к парню у входа, напрямую в обход очереди. Они о чем-то говорили, потом парень недоуменно показал на нас. Даже не слыша их было понятно, что парень недоумевал кого Джеки притащила. С неодобрением он махнул на нас рукой, и Джеки позвала нас.

Мы зашли в огромный зал, в нём было две лестницы, наверх и вниз. Мы пошли наверх. Наверху у входа, нас встретили двое вышибал. Выдали маски. Девочкам маски зайцев, нам с Артёмом белых волков.

Внутри был дорогой но всё же вполне обычный клуб. Слева от входа бар, в центре подиум с шестом, по бокам клетки с танцовщицами, перед подиумом несколько диванов. У выхода пара столиков, справа почти в углу комнаты диджей, слева туалет и какая-то занавеска. Наверно проход в закулисье для персонала. По правой стороне так же были двери в вип комнаты.

Джеки сказала нам что это самое лёгкое место для кормёжки, и наша задача насытится. Что-то забрала на баре и ушла.

Разумеется следов оставлять нельзя. Об этом нам рассказали еще в подвале. Почему даже вопроса не возникает. Как минимум наживём проблем с законом, как максимум, нас порешат остальные вампиры за нарушение правил и привлечение внимания. Камер вроде здесь нет, так что можно что-то придумать.

Мы разошлись в разные стороны. Я пошёл к бару. Привычное место. Отлично подходит для того, что бы оценить обстановку. У бара толкучка, куча пьяных баб, все веселиться. Куда оживлённее чем я привык за барной стойкой. Я заказал бокал виски. Бармен красиво тряс всякой утварью.

Он налил вискарь и суёт мне терминал... Оп-па... Я думал в таком заведении платят на входе, и то что нас провела Джеки, всё оплачено. Размечтался. Я потупил пару секунд, бармен начал уже косится на меня.

"За счёт Джеки" сморозил я, надеясь на её авторитет, учитывая что она договаривалась что бы нас пустили, и она что-то тут забрала.

-- За чей?

Удивился бармен. Второе Оп-па... Надо как-то выкручиваться. Буду импровизировать.

-- Ты что, не знаешь Джеки?

-- Это еще кто?

-- Ну ничё, скоро узнаешь.

Было не ловко, но я старался не подать виду. Отодвинул бокал и отвернулся. Бармен что-то пробормотал про алкашей, и не зная куда деть налитое, пихнул его парню рядом.

Я стал оценивать обстановку. Искал свою первую жертву. Опыта у меня нет, сделать надо всё тихо, не нажить проблем и не устроить панику. Тут людно, а укромных мест мало. Может получится подцепить какую-нибудь деваху, и в порыве "страсти" цапнуть её в укромном месте... укромном, ага...

Никто подходящий на глаз не попался. Только чуть поодаль от бара, был явно перепивший своё мужик. Ещё чуть-чуть и он либо вырубиться, либо заблюёт всё. Ну что ж... Не то что бы приятная кандидатура, но вполне подходит, что бы сделать всё тихо.

Я подошёл к нему с обеспокоенным видом, начал расспрашивать о его самочувствии. Мужик верещал что ему очень круто, а я настаивал что ему надо освежится. Он возмущался но вполне послушно пошёл со мной в сторону уборной.

Когда мы зашли, я приметил что у раковин стоят пачки с салфетками, мылом и презервативами. Как предусмотрительно, всё для гостей. Мне повезло, здесь было тихо и безлюдно. Пара кабинок заняты. Я завожу своего попутчика в одну из свободных, а он уже начинает сопротивляться, и в дверях кабинки я его уже буквально запихиваю.

Пропихнув его вперед, я весьма удачно бью его в затылок и вырубаю. Это было легко. Слишком легко. Он сразу приложился головой об унитаз. Всё было быстро, но мне казалось что это тянулось очень долго.

Я взял его за волосы что бы подобраться к шее. У меня был план. Укусить, и считать. Считать что бы не переборщить и не выпить его полностью. А как... кусать? Оказалось, я могу выдвигать клыки просто по желанию. Я аккуратно кусаю его за шею над унитазом, на случай, что бы если брызнет, то хотя бы не залить всё кровью.

Укус. Раз. Глоток. Два. Я чувствую его кровь, в ней много алкоголя. Настолько много, что если я захочу, то пойму что он пил. Три. Второй глоток. Я чувствую себя намного лучше, меня наполняют силы и бодрость. Такая энергия. Это похоже на оргазм. Это можно сравнить с тем, как наркоманы описывают приход. Четыре. Третий глоток. Это как яблочный сок, можно пить бесконечно. Но он уже бледнеет. Счёт до десяти похоже перебор, но это такой кайф. Надо бы остановится, но разве будет хуже, всего от одного глоточка? Пять. Четвертый глоток. Разум проясняется, и я понимаю, что вот-вот его убью, а я еще не слабо приложил его. С огромным волевым усилием я отрываюсь от него.

Прибывая в лёгком шоке от того, насколько это впечатлило меня, и от того насколько сложно это сдерживать, пытаюсь оценить обстановку. Мужик выглядит бледным, но что-то мне подсказывает что выживет, но сделай я пятый глоток, билет на тот свет был бы ему заказан. Пара капель крови стекают с его шеи из свежего укуса. Точно, нам говорили что раны надо зализывать что бы убрать следы.

Набрав воздуха, словно собираясь нырять, я быстро приближаюсь и зализываю раны. Спешу, что бы не сорваться на новый укус. Готово. Но следы крови на коже, могут вызвать подозрения. Нужно их вытереть. Салфетки у раковин. Я пошел за ними, взял пару штук и пошел обратно в кабинку и в этот момент, из другой кабинки выходит мужчина, видит меня и торчащие ноги моего обеда.

Мужчина с недоверием смотрит на всё это и спрашивает всё ли хорошо. Я решил придерживаться изначального сценария и сказал, что мужик просто перепил. Сейчас проблюётся и все будет хорошо. Мужчина хотел предложить помощь, я отказался, сославшись что не впервой, и справлюсь сам. Но мужчина не унимался и начал предлагать обратиться к вышибалам, что те помогут. Я сохраняя дружелюбный настрой продолжал отнекиваться, убеждал, что сейчас мужик прочистится и пойдет кутить дальше. После этих слов мужчина наконец-то свалил. Хорошо что он не заглянул в кабинку. Крови было не много, но очень хорошо видно.

Я чательно всё вытер, бросил грязные салфетки и смыл их. Да прямо с головой этого мужика на унитазе. Его даже немного забрызгало, зато теперь и правда похоже что он вырубился из-за того, что он перепил. Я сполоснул руки и отправился в зал.

В момент как я вышел из уборной, объявили свингер пати. Во как... Я в стрип-клубе то ни разу не был, а тут такое. Круто, можно воспользоваться ситуацией и попробовать что-то новое. Теперь понятно к чему маски. Заиграла музыка, люди начали раздеваться, лапать друг друга, заниматься сексом. Я окинул взглядом толпу, и понял, что это не плохой шанс подобрать более подходящую одежду.

Я пританцовывая под музыку, начал продвигаться по залу. Попутно раздеваясь, и стараясь не сильно заметно подбирать чужие вещи. Удалось собрать полный комплект. Брюки, пиджак, рубашку. К сожалению в карманах ничего полезного не оказалось. Зато по пути полапал пару девок, с кем-то поцеловался.

Я направлялся к бару, что бы наблюдать за ситуацией, и заметил на диване Джеки. По её виду, я понял, что она хочет что бы я подошел. Я присел рядом, она обняла меня, спросила как всё прошло. Я в кратце рассказал всё, и она указала на мою ошибку. Я не проверил его затылок, возможно там тоже была кровь. Но по её тону я понял, что это не критическая ошибка.

Джеки велела мне собрать всех. Первым делом я пошёл за Артёмом, так как помню, что он направлялся в сторону той занавески у подиума. Я аккуратно ее отодвинул, но там была закрытая дверь. Если попробовать зайти, я могу привлечь не нужное внимание. Пойду пройдусь по залу. Может увижу их так.

Проходя мимо вип комнат из одной из них как раз вышел Артём. Голый и явно под какой-то дурью. Ну по крайней мере уже не выглядит таким пришибленным. Он подобрал штаны, и пока одевал их, я увидел как из дальней вип комнаты вышла Мария озираясь по сторонам. Видок у нее был так себе. Поймав момент когда она повернулась в нашу сторону, я помахал ей и показал что бы та, шла к дивану и сам повёл Артёма туда же.

Мы сели рядом с Джеки. Она опросила как всё прошло у ребят. У Артёма все было весело. Он подцепил двух девах, потрахался с ними, и похоже по причини обдолбанности его жертв, его тоже накрыло. А Мария очень немногословно дала понять, что у нее была какая-то жесть, и она прикончила свою жертву. Тревожный звоночек. Возможно у неё не совсем всё хорошо с головой. Вот так дримтим у нас.

Джеки в целом нас похвалила, и еще раз предупредила о том, что мы никуда от них не денемся, назвав Артёма - Семёном. Выходит он соврал о своём имени. Это не удивляет, защитная реакция наверно, но смысла в этом было мало.

Мы направились к выходу. Джеки подошла к одному из вышибал, сунула пачку денег, и наплела что-то, про то, что якобы произошел какой-то инцидент с мужем, и что нужно прибрать.

Уже снаружи, Мария достала сигареты, видимо украла. Джеки попросила посмотреть. Какие-то элитные, лимитированные. Она спросила у Марии есть ли у нее еще. Мария неуверенно вытащила пачку, Джеки выхватила её, достала одну сигарету мне в награду за успешную кормёжку, и одну себе.

Мы закурили. Наконец-то! Сигарета! С тем, что я испытал, когда пил кровь конечно не сравнится, но это была долгожданная сигарета. Пусть она и элитная, мне больше хотелось свои, привычные. Мои мне больше нравятся, но и это не плохо.

Джеки велела загружаться в машину, Семён заявил что сядет вперёд, но Мария уже открыла переднюю дверь, я хотел закинуть руку на плечо Семёна и сказать что теперь мы соседи в машине, но не успев, он слегка меня оттолкнул и буквально за шкирку вытащил Марию, и не успел он сесть, как Джеки дала мощную затрещину семёну и начала его отчитывать. Он не слушая её сел на заднее сидение и закрыл дверь. Он явно еще обдолбан.

Мы загрузились в машину и под рок включенный Джеки лихо помчали обратно. Приехали мы в ту же подворотню. По пути Джеки сказал нам что рада, что мы нормальные, и подметила, нам повезло что мы не попали в группу того гоблина. Он ей нравится но он слишком серьёзный, с кучей правил и всё такое. Или она говорила о том очкастом, я так и не понял.

На часах было уже 4 часа ночи, до рассвета всего-ничего. Джеки открыла подвал и уже добровольно мы сами в него зашли. Кто-то уже был там и вид у них был понурый. В сравнении с ними, мы явно хорошо повеселились.

В подвале уже горел свет, на полу были какие-то тряпки, раскиданные как места для сна, несколько комнат. Семён сразу упал на ближайшее свободное место, но всё еще был на кураже, время от времени выкрикивая рандомные фразы. Я в шутку поддерживал, покрикивал ему что-то в ответ, и как-то дошло, что я в шутку сказал ему снять штаны, а он взял и снял. К счастью потом одел.

Параллельно с этим я попытался поговорить с Марией, так как за это время, между собой мы толком не общались. Спросил как у нее все прошло, и неуклюже указал на то, что если мы и не команда, то хотя бы надо не подставлять друг друга.

Я прям чувствовал как приближается утро, и решил лечь спать. Куча незнакомых людей, и не ясно можно ли им доверять. Я разделся и аккуратно сложил добытую одежду под себя, что бы её было не так просто украсть, не разбудив меня.

Я закрыл глаза, и почувствовал как быстро засыпаю, впервые за долгое время, не слыша часов в голове. Эта ночь была очень насыщенной, и впервые за долгое время, я почувствовал себя таким... живым. Ну да, ну да. Живым. Эта мысль меня позабавила.

А последние мысли, успели заложить немного тревоги. Что будет теперь с моей прошлой жизнью. Подруга наверняка забрала ключи и у меня дома. На работе меня наверняка потеряли. Имеет ли это теперь значение? И это пройдет...

Продолжение следует...