Сообщество - Мир кошмаров и приключений

Мир кошмаров и приключений

293 поста 1 172 подписчика

Популярные теги в сообществе:

13

Часы

Когда в одиночку входишь в заброшенный деревенский дом, появляется ощущение, что за тобой пристально наблюдают чьи то внимательные глаза. Кажется, что осиротевшие стены обернулись на звук твоих шагов и следят за непрошеным гостем. Ты задерживаешь дыхание, чтобы в наступившей тишине не пропустить не единого шороха существа, что, несомненно, затаилось у тебя за спиной. Ты уже не идешь, а крадешься по пыльным комнатам, скупо освещенным едва проникающим в маленькие оконца солнцем. Хруст мусора и битого стекла под подошвами. Скрип рассохшихся половиц звучит как грохот обрушившегося каменного моста. Часы. Они висят, покрытые слоем известки, нападавшей с потолка, и молчат. Ждут. Что сделает человек, увидевший на стене остановившиеся часы с маятником? Он подойдет, протянет руку к маятнику. Тихонько тронет его, качнёт. Услышит как старый механизм слабо, но преданно ответит: "тик-так" и снова замолчит. Замолчит, возможно, еще на полсотни лет. А человек уйдет, аккуратно прикрыв за собой полуразвалившуюся входную дверь, навсегда отложив в своей памяти как стены провожали его безмолвным несуществующим взглядом и этот скорбный ржавый "тик-так". Тик. Так.

Следователи нередко рассказывают байки о том, что наручные часы умерших людей останавливаются в момент их смерти. Даже в том случае, если часы эти ни чем повреждены не были. Умер человек, остановились и его часы. Дорогие, дешевые - не важно. Главное, чтобы они принадлежали умершему человеку. Можно эти часы снова пустить - завести пружину, поменять батарейку, и они снова начнут ходить. Но в момент смерти владельца они остановились. Есть также люди, которые утверждают, что так обстоит дело не только с наручными часами, а и вообще, с любыми. Человек умирает, сердце его делает последние удары, а часы делают последние движения маятника - тик-так.

Это, несомненно, миф и дело тут в том, что люди просто хотят верить в сказки и потусторонние силы. Умер человек, а часы в доме, или те, что у него на руке идут как ни в чем не бывало. Кто обратит на это внимание? Никто. А, вот, на остановившиеся часы - батарейка села, или попросту завод кончился - глянет и обязательно скажет с задумчивым видом мудреца: «Вот и часы Его остановились». Проведет связь человека с часами. Якобы и на расстоянии такое бывает - за многие километры. Иные, вообще, нарекают часы предсказателями смерти. Ходили - ходили часы, а потом остановились без причины. Вроде и батарейка не села, и завод не закончился, а механизм остановился. Значит пришел час хозяина часов умирать. Тик-так — поскользнулся на скользкой лестнице. Тик — ударился головой о ступеньку. Так — сделал последний выдох.

И вот однажды одному моему старому знакомому и по совместительству - соседу через дорогу - притащили старые часы. Кирилл - так звали соседа - занимался реставрацией старой мебели. Часы были не из каких-то антикварных, а обычные массово производимые в 1950х годах на широких просторах нашей родины. Что-то вроде Зари, или Востока. По сути - два куска толстой фанеры, пара березовых перекладин, да стальной механизм с латунным маятником. Принесли эти часы пара мальчишек лет по 11-12. Они их в деревне какой-то нашли - в заброшенном доме. Кирилл забрал их за 500 рублей исключительно для того чтобы "прикормить" ребят, чтобы те и в дальнейшем приносили ему свои находки, среди которых попадались и действительно ценные. Часы же Кирилл положил в чулан вместе с такими же шедеврами массово-советского производства. Так они и пролежали в куче хлама около года.

Через некоторое время обратилась к Кириллу одна молодая пара - они переезжали в новую квартиру и захотели обставить её под старину. В «теплом ламповом стиле эпохи СССР» - как они выразились.. Кирилл вытащил из чулана пару стульев пятидесятилетней давности, какую то стол-тумбу, разболтанный торшер и пообещал это всё восстановить. Назначил цену. Цена молодых людей устроила и они хотели было уже уходить, но вдруг взгляд девушки - звали её Женя - упал на что-то в темном углу чулана.

- А вот у Вас часы лежат! А можно их тоже восстановить?

- Часы? - Кирилл оглянулся и увидел край помутневшего латунного маятника, торчавшего из под треснувшей табуретки. - Попробую их починить, механизм там простой. Внесите предоплату 500 рублей и считайте, что они уже ваши. Готово будет через неделю.

Женя написала Кириллу свой телефонный номер и они с молодым человеком ушли.

В течении недели Кирилл реставрировал стулья и столик. Дошли руки и до часов. Кирилл разобрал их по винтикам, очистил и промыл механизм. Затем привел в порядок деревянные детали: удалил старый лак, покрыл новым. Когда часы были собраны снова, выглядели они как будто только что сошли с конвейера часового завода. В день, когда весь заказ должны были забрать, Кирилл полностью завел пружину часов, выставил правильное время и повесил временно на стенку в коридоре - чтобы продемонстрировать, что часы работают.

Вдруг, в какой-то момент часы стали сбиваться. Кирилл подошел к ним, открыл дверку и заглянул снизу в механизм. Пружина была заведена, механизм не скрипел. Через несколько секунд маятник качнулся в последний раз и замер. Тик. Так. На циферблате стрелки замерли на 7:37. Такое бывает с неисправными часами - когда стрелки начинают подниматься вверх, неисправный механизм, бывает, не в состоянии поднять их вес. Так как Кирилл не был часовых дел мастером, то он решил часы оставить у себя, а предоплату вернуть той молодой паре, когда они будут забирать заказ. Возможно, когда-нибудь Кирилл отнесет часы к часовщику, но пока у него не было на это времени.

Заказчики в тот день не явились. Не пришли они за заказом и на следующий день, а через неделю Кирилл сам позвонил по телефону Жене. Та заявила, что совсем забыла про заказ и зайдет сегодня же расплатиться.

Женя пришла одна и, едва взглянув на нее, Кирилл понял, что у нее произошло что-то нехорошее. Женя, казалось, постарела на несколько лет. Макияжа на лице не было, а одета она была так, как обычно ходят дома - старые синие джинсы испачканные известкой, выцветшая кофта.

- Сколько я Вам должна? - Женя вытащила из сумки кошелек, даже не глядя на выставленную реставрированную мебель. Голос её дрожал, а руки едва справлялись с молнией сумки.

- 5000 за все, только часы я Вам отдать не смогу - мне не удалось их довести до ума. Так что минус ваши 500... итого - 4500 - Кирилл видел, что с Женей что-то не так, но долго работая с людьми, он усвоил, что вопросы, вызванные праздным любопытством чаще всего бывают лишними.

Женя расплатилась, развернулась и направилась к выходу. Кирилл недоуменно посмотрел на мебель и, догадавшись о чем то, спросил вдогонку:

- А мебель то ваш молодой человек заберет?

Женя остановилась около дверей, повернулась вполоборота и тихо сказала:

- Мой молодой человек - это мой муж. Но он ничего не сможет забрать. Он умер. Мебель заберут попозже - я позвоню.

В этот момент её взгляд упал на остановившиеся часы на стене.

- Почему вы выставили на часах это время??? - голос Жени был растерянным, напуганным и, как показалось Кириллу, рассерженным.

- Я не выставлял на них никакого времени. - Кирилл был ошарашен новостью о смерти заказчика, но еще больше его удивил этот вопрос - Они просто остановились из-за неисправного механизма. Потому я и вернул за них деньги, а потом...

- Когда мы от вас ушли тогда, он сказал, что это будут его часы — перебила его Женя. Она протянула руку к часам и нежно погладила по стеклу над циферблатом. - Сказал, что любит часы - в них есть душа. Это были Его часы.

- Хотите их забрать? - осторожно спросил Кирилл - я отдам вам их просто так...

- Нет! - Женя резко обернулась к Кириллу - Это теперь Ваши часы, Вы отдали мне за них деньги.

Она поспешила к выходу, но снова остановилась в дверях и обернулась.

- Мой муж был сбит мотоциклистом неделю назад, рядом с вашим домом. Мы должны были забрать у вас заказ. В тот же день он скончался в больнице. Врач сообщил время 7:37. - Она помолчала, а потом шепотом добавила - Теперь это Ваши часы. Не запускайте их более никогда...

Женя вышла и тихонько прикрыла за собой дверь. Кирилл еще долго стоял в недоумении. Затем подошел к часам, открыл дверцу и протянул руку к маятнику, чтобы качнуть его. Но в какой-то момент передумал и, достав из кармана скотч, приклеил им маятник к задней стенке часов. В таком состоянии часы и отправились снова в угол чулана, а месяцем спустя к ним присоединилась и мебель, которую должна была забрать Женя, но которую так никто и не забрал.

Мало-по-мало история эта забылась. Прошло шесть лет. Кирилл построил новый дом и переехал туда с семьей. Часть хлама из своего чулана он распродал за копейки, а часть предоставил соседям разобрать самостоятельно - что кому приглянулось. Ко мне он зашел попрощаться с парой бутылок пива и вяленой рыбой. Тогда то ему и вспомнилась та история про часы. Рассказывал он ее теперь с оттенком юмора, хотя и изменился в лице, когда припомнил как девушка Женя его предупредила на счет часов.

- Надо же, какое совпадение. - Задумчиво проговорил Кирилл - ведь, минута в минуту. И маятник перед остановкой сбился с ритма - как будто сердце перед самым концом...

- А куда ты дел то эти часы? - спросил я

- Да из соседей кто-то забрал - отмахнулся Кирилл - я их когда откопал в куче хлама, удивился даже, что забыл про них. Даже когда маятник снова запускал - страх какой-то проснулся. А потом запустил маятник, остановил. Снова запустил. Да и ушло наваждение.

Кирилл усмехнулся и переключился на другую тему. Поговорили о том, о сем. Да так и разошлись - ближе к полуночи. А на утро он уехал в новый дом к семье, которая там жила уже неделю.

Не стало Кирилла примерно год спустя. Но только об этом я не сразу узнал, а до того как узнал, случай странный приключился. Старик по соседству у меня жил - дядей Пашей звали. Приходит он, как-то ко мне и спрашивает:

- Слышь, а к тебе Кирюха то не заходит?

- Да нет - отвечаю - Давно его не видел.

- Да я у него часы забирал перед тем, как он переехал. Красивые такие - он же их и отремонтировал. Да вот с неделю назад остановились и не ходят. Думал, может починит...

Перестали часы ходить - мало ли что бывает. Да только в тот момент меня холодным потом прошибло. Позвонил я Кириллу домой. Тогда и узнал, что нет его уже как неделю. С крыши сорвался, когда печную трубу чистил. Часы я те у дяди Паши забрал. Хотел разбить, да побоялся - два то совпадения - уже тенденция. Часы явно не простые. Тогда и пришла мне в голову мысль, что не стоило тем ребятам часы забирать из того дома. Так вот только понятия я не имел - где этот дом был.

Найти парней, которые часы Кириллу семь лет назад приволокли, делом оказалось простым - город, ведь - маленький у нас. Как выяснилось, один из них в армии долг родине отдает, а второй в другой город переехал. Узнал я номер телефонный того - второго, звали его Валерка.

Валерка удивился моему звонку и долго не мог вспомнить о каких таких часах я толкую - ведь, в детстве он много чего перетаскал из заброшенной деревни, которая находилась в десяти километрах от нашего города. А когда понял о каких именно часах я спрашиваю, то почему то заявил, что будет в наших местах через неделю, ко мне заскочит и лично расскажет - что, да как. Меня это несколько удивило - часы стали обрастать новыми тайнами.

- Ну там такая история получилась... Мы эти часы как-бы не совсем из заброшенного дома то взяли - Валерка пил чай и с некоторой иронией рассказывал о своем детстве. Про странные совпадения с часами я ему ничего не рассказал.

- Та деревня, ну — заброшенная, она была и не совсем то заброшенная. - продолжил Валерка - Жили там еще несколько дворов. Ну а дворы то какие: то бабка какая то живет в одиночку, или дедок старый. В общем шли мы уже под вечер из деревни с пустыми руками. Смотрим - а в ограде одного дома часы стоят к завалинке прислонённые. Ну мы зашли, да и взяли их. Не думали, что живет там кто. А когда вышли из ограды, услышали крик: "Куда поволокли?! Мои это! Мои! Не заберите, не заберите!". Дед там какой-то жил, оказалось. Мы с перепугу и побежали, и часы бросить не сообразили.

- Не заберите? - я ухватился за эту фразу

- Ну! Мы тоже потом смеялись, как он говорил. Вместо "Не забирайте" - "Не заберите" - Валерка хихикнул - нерусский, наверно...

- А может, "не заводите" он кричал? - проговорил я.

- Хм... Может и так. Да, разве, сейчас то вспомнишь...

- А место то ты помнишь, где дом этот был?

- Да помню, конечно! Как речку перейдешь... - и Валерка рассказал, что за дом был. Я в той деревни детство своё провел и дом этот помню. Да и старика того тоже - хотя и толком о нем ничего не знал.

Что-то мне подсказывало, что часы туда нужно вернуть. А потому на следующее утро отправился я в ту деревню пешком. Десять километров - за пару часов доберусь. Часы я положил в обыкновенный мешок и закинул за спину. Так я и добрался до этого дома.

Пыльный пол, обсыпавшиеся стены. Мусор и битое стекло под ногами. И среди разрухи на стене блестят новым лаком старые часы. Безмолвные. Таинственные. Страшные.

- Я вернул тебе твои часы! - сказал я, обращаясь к дому, и сам испугался своего голоса, прозвучавшего в гробовой тишине неожиданно громко.

Затем я подошел к часам, открыл дверцу. Протянул руку к маятнику и качнул его. Сухим лязгом отозвался старый механизм в давящей на уши тишине: тик-так. Тик. Так.

Прошло уже очень много лет с тех пор. Я уже давно живу вдалеке от этих мест. Но до сих пор иногда вспоминаю об этом доме. И меня снова и снова мучает вопрос: "А не Мои ли теперь это часы? Что будет, если их кто-то заведет?". Порою, ночами мне снится страшный сон, как кто-то заводит эти часы и они начинают ходить. Тиканье их становится все сильнее и сильнее, оно превращается в оглушительный лязг, к которому подмешивается хруст пыли между шестеренок, а потом… потом оно внезапно становится снова тихим, почти неслышным. Сбивается. И издают свои последние «тик-так».

Тик.

Так...

Показать полностью

Сказка о Чернокнижнике-Подкаблучнике(Мистический рассказ)Страшные истории на ночьScary Stories

Всем приятного прослушивания!

АВТОР Евгений Чеширко

Показать полностью
24

Я Даша

Часть I.

Часть II.

В воздухе слышалось жужжание насекомых, где-то мычали коровы, вдалеке — на ферме пыхтел старым дизелем трактор. А над заброшенным песчаным карьером разносился заливистый девичий смех. Сложившись пополам, закашливаясь, абсолютно без стеснения в голос хохотала подруга Людмилы. Это было настолько заразительно, что через несколько секунд они смеялись обе.

- Кики-и-имора!!! - похрюкивая, пытаясь справится с приступами смеха, протянула та, что называла себя Дашей. - Нет, правда, ты достойная дочь своего отца! И внучка своей бабушки!

Даша показал большой палец. Затем стянула с себя куртку и бросили на землю

- Ты принесла моё пальто? - деловито спросила она и швыркнула носом — ох, как же мне хреново, то в жар, то в холод… Давно так не простывала, ты не подходила бы ко мне близко, а то заражу тебя - и снова отошла на пару шагов.

- Объясни мне всё, пожалуйста! У меня все в голове перепуталось! - взмолилась Людмила, помогая подруге надеть пальто. Девушка в черном запахнулась в свою одежду, потом встала перед Людмилой, ткнула в себя пальцем и твердо произнесла:

- Я Даша.

- Жила себе девушка Аня, с детства блаженна и имеющая абонемент на посещение всех психиатрических клиник и диспансеров по адресу своей прописки... - начала свой рассказ Даша, устроившись на скамеечке возле дома на солнечной стороне. - Идет себе по деревне Белые Озера — как туда попала — одному Богу известно. Улыбается людям, улыбается лошадям, собакам — и тем улыбается. Вдруг глядит — стоит молодой человек и, что-то весело щебеча, фотографирует красивую молодую девушку на фоне реки и леса. А, может - они просто стояли, обнявшись и смотрели на закат, нечего вокруг себя не замечая - то никому не ведомо. А в нескольких метрах от них стоят две коляски. А в них — две прелестные девочки. Одна смотрит на Аню, как Ленин на капитализм, а вторая — улыбается ей, словно ангел. Берет Аня на руки эту прелесть, а та еще пуще лыбится. И вот идет Аня по улице с ребенком. Люди умиляются — мамаша с ребеночком гуляет. Заходит в автобус — ей место уступают, спрашивают разное: «а сколько девочке?», а Аня отвечает - «годик», «а как зовут?» - «Тамара». Все радуются, кондуктор даже за проезд забывает взять — такая идиллия. Приходит Аня на вокзал, садится в электричку… В общем оказалась Лиза в сотне километров от дома на руках незнакомой сумасшедшей женщины. Конечно же, соседи, знающие Аню, отняли у нее ребенка. Конечно же, вызвали милицию. Но достучаться до Ани они не смогли. «Мой ребенок» - говорит - «Тамара». Конечно же милиция разослала информацию, что найден ребенок, а здешняя милиция разослала информацию, что ребенок пропал. Но тогда, ведь, не было никаких общих баз, Интернета, и эти сообщения друг друга не нашли. Да нашли бы, если бы не было такого бардака тогда, шутка ли — ребенок пропал. Сейчас бы поисковые бригады, волонтеры, полиция бы на ушах стояла, а тогда... - Даша досадно махнула рукой - Лизу растила соседка Ани — как-то смогла оформить её как приемную дочь. Не зная как её зовут, назвали Таней - такая ирония. Саму Аню Лиза видела практически каждый день, знала, что это та ее притащила в незнакомую деревню. От нее ничего не стали скрывать. С какого-то осознанного возраста Лиза принимала попытки достучаться до больного разума Ани, но все тщетно. Когда Интернет с соцсетями начинал набирать обороты, Лиза-Таня регистрировалась на всех платформах и бросала клич во всех пабликах, надеясь, что кто-то что-то вспомнит. Но ее сообщения тонули в десятках таких же — фейковых. У нее, ведь, не было никакой конкретной информации. Но однажды, когда Лиза в очередной раз на улице встретила Аню, та подошла к ней и абсолютно ясно произнесла: «Какая же ты красивая выросла. Зря я тебя забрала из Белых Озер». Больше ничего не сказала — разум ее снова отключился. Лиза нашла три деревни с таким названием. Но ей повезло, самая ближняя и оказалась нашей. Она приехала сюда и ей встретилась тетя Шура. «Ой, Даша приехала!» - сказала она Лизе. Лиза была озадачена, но не растерялась. Выдавая себя за меня, и фразами, вроде: «тут помню, тут — не помню», она выяснила, куда мы уехали и через два часа уже мчалась на поезде в мой город… В тот день я поругалась с родителями, психанула, выпила чего-то крепкого и, сев в свою старую машину, поехала к себе домой - я тогда уже жила отдельно. И вот вижу под фарами в ночи кто-то идет навстречу, а я от дома родителей только отъехала. Останавливаюсь, она подходит к окну, а я смотрю в нее — как в зеркало, понимаешь? Она как будто улучшенная копия меня. «Даша?» - спрашивает. А я - «Лиза?».

Даша замолчала, потупила взгляд. Швыркнула носом и продолжила:

- Говорит — пойдем с родителями меня будешь знакомить! Я говорю — давай завтра. Я сегодня и выпила, и злая на них, поехали, лучше ко мне, поговорим, выспимся, а потом приедем с тортом и хорошим настроением. Она сказала, что нельзя мне такой за руль и села сама. Я спрашиваю — а права то есть у тебя, водить умеешь. Умею — говорит — права на прошлой неделе получила. И вот, пока ехали, она мне все свои изыскания и рассказала. А потом… Помню фары навстречу. И тишина. Помню — ползла куда-то вся в крови. Была не пристегнута, меня и выбросило через окно. Помню - высокая трава вокруг. Потом помню рассвет, кто-то везет меня в больницу, бормочет: "потерпи, потерпи..". Потом больница. Спрашивают что-то. А я и не помню ничего. А из документов у меня только права были, и те в машине остались. Имя свое вспомнила только через пару дней, лёжа на больничной койке. Кто-то ребенка в коридоре позвал по имени Даша. Я лежу - «О! Я Даша». А потом все вспомнила, когда кто-то из врачей с медсестрой обсуждали страшную аварию на трассе. Я поняла, что там на смерть разбилась девушка, и понимала - кто это был. Я никому не сказала, что я - тоже из этой же машины. И вот, на следующий день я - также из разговоров - узнала, что машина моя в аварии почти дотла сгорела и мои родители в погибшей Лизе опознали меня - так сильно она на меня походила. И еще до того, как пришла полиция, чтобы помочь выяснить мою личность, я чуть ли не ползком, на кое как собранной, переломанной ноге, сбежала из больницы. Они бы догадались, что я тоже была в том ДТП, если бы я оказалась в больнице в ту же ночь. Но я провалялась в высокой траве, в стороне от дороги, почти сутки, прежде меня случайно обнаружил автомобилист, остановившийся размять ноги... В общем, я по-ночи добралась к себе домой, забрала деньги, кое-какие украшения, чтобы продать, да уехала куда глаза глядят. Некоторое время спустя, я вышла на людей, которые сделали мне поддельную личность. Так я с липовыми документами и живу до сих пор...

- Почему же ты не вернулась??? Не рассказала родителям, что жива! Зачем ты вообще скрывалась??? А как же приемная мать Лизы! Что с ней???

- Я не могу… - Даша бесшумно лила слёзы — она, ведь, из-за меня погибла. Мы могли вернутся тогда домой… Что я потом сказала бы родителям? Что на самом деле, дочь, по которой они убивались много лет назад на самом деле была жива, но я угробила её под фурой??? Я жила со всеми этими скелетам двенадцать лет, двенадцать лет я видела кошмары, двенадцать лет отравляла свои легкие тысячами сигарет... И теперь уже поздно - все смирились с горем. Даже для Лизиной приемной матери — та просто исчезла, не сказав — куда отправилась.

И сейчас я хочу убежать. Убежать от кошмаров. Убежать от них всех. От себя - в конце концов. А для этого мне нужны деньги. Я думала, смогу у тебя узнать — про тот слиток.

Людмила уже и забыла, что Даша в чем то обвиняла её отца.

- Даша, что за слиток, объясни. Я ничего об этом не знаю, кроме того, что отец рассказывал какие-то небылицы.

- Я видела его сотни раз — огромный камень у нас на перекате, в корнях сухого дерева. Однажды в школе нам показали фотографии, на которых были изображены разные золотые самородки. И я вспомнила, что когда вода в реке поднималась и омывала тот камень, он становился желтым, очень похожим на то, что я видела на фото. Я тогда побежала на перекат, вытащила его из под корней, поцарапала другим камнем. И это правда оказалось золото. Огромный кусок самородного золота. Выше по реке, как мне родители рассказывали, в старину золото мыли местные, река была золотоносной, но жители постепенно выгребли из нее каждую золотую песчинку. А старое дерево сотню лет прятало в своих корнях, возможно, последний самородок. Короче, я кое-как притащила слиток к дороге, но спустилась к ручью, чтобы сполоснуть ноги, что на берегу запачкала, когда в корнях камни разгребала, а то мама бы ругалась. А когда я шла обратно, то увидела твоего отца. Он откуда-то шел и увидел мой слиток. Просто поднял его и унес… А я не решилась его остановить. Хотела прийти домой и рассказать всё родителям, но выяснилось, что мы в срочном порядке бросаем всё и уезжаем. Я мгновенно забыла о своей находке — разве есть ценность в золоте для маленького ребенка, когда у него рушится мир. А вспомнила совсем недавно. Вот и приехала. Я не держу зла на твоего отца, он просто нашел слиток на обочине.

Людмила сидела, потрясенная рассказом Даши. Она не знала, стоило ли было поддерживать подругу в её затянувшемся преступлении со скрытием правды от родителей и приемной матери Лизы, или она, наоборот, как хорошая подруга, должна сообщить в полицию, дабы заставить Дашу вернуться к родителям, которые её обязательно простят и она перестанет корить и изводить себя. А если — не простят? А если — её, вообще, посадят!

- А что бы ты сделала — вдруг спросила Даша — если бы нашла слиток золота с голову размером?

- Я? - задумалась Людмила. - Наверно, разделила бы все между друзьями, близкими, взяла бы с собой маму и на свою долю уехала путешествовать по всему миру.

- А я бы ни с кем не стала делиться! Ну, кроме тебя, конечно. - Даша откинулась спиной на стенку дома и закрыла глаза. - Я бы уехала куда-нибудь туда, где есть море. Купила бы маленький домик — пусть самый захолустный, главное, чтобы из его окна было видно воду. И купила бы яхту. Знаешь — как в кино, на которой можно жить — со всеми удобствами, душем, бассейном... А на остатки я бы просто жила свою никчемную жизнь. И ходила бы по морю на своей большой и красивой яхте!

Они помолчали. Был уже полдень, Даша опять закашлялась.

- Ты не будешь ночевать опять в этом доме — твердо сказала Людмила, вставая со скамейки. Там сыро, плесень. Ты поэтому и заболела. Идем ко мне, буду лечить твое несчастное тело. Жаль, что я не могу ничего сделать с твоей душой.

Дашка чистила зубы, стоя спиной к подруге. Людмила напарила ее в бане, напоила чаем с медом и коньяком, а сейчас обрядила в длинную футболку, которая на маленькой Даше сидела как ночная рубашка. Людмила не могла оторвать взгляда от покалеченной ноги подруги. Левая её нога от середины бедра до колена и немного ниже была как будто сшита из нескольких частей.

- Досталось тебе… - проговорила Людмила.

Даша ничего не ответил, только дернула плечами.

- Кому-то достается хуже — тихо проговорила она и сполоснула рот водой.

Людмила уложила подругу в свою кровать и выключила свет. Уставшая девушка уснула через пару минут и Людмила, накинув ветровку, вышла из дома. Закат освещал верхушки берез, что росли прямо во дворе родительского дома. Людмила закрыла глаза и попыталась мысленно вернуться в детство. Что делал ее отец странного, необычного в тот день, когда камазист подвез ее до дома. Отец сказал, что они — сказочно богаты. А потом? Куда он потом пошел, что сделал, где спрятал огромный кусок золота? Вот в памяти Людмилы всплывает отец, несущий свежеструганную доску в баню. Отдирает старую доску пола, прибивает новую… Он положил его туда, или просто менял сгнившую часть пола? Людмила сходила в сарай и с фомкой наперевес отправилась в еще не остывшую баню. Промучившись минут двадцать, она, наконец оторвала одну из досок пола и с надеждой заглянула в образовавшуюся брешь, освещая подполье фонариком. Пахло сыростью и грибком. Под полом ничего, кроме мусора не оказалось. Людмила снова начала думать. В погребе стояла большая бочка! Давным давно мама квасила капусту в этой бочке, а на крышку сверху клала большой камень для гнёта. Если нужно что-то спрятать — положи на виду! Людмила снова воодушевилась и побежала проверять догадку. Камень лежал на месте. Девушка постучала по нему фомкой. Та отозвалась звоном. Нет, это точно не золото. Она снова подошла к крыльцу и обернулась, озирая двор. Сзади послышался звук чиркающей спички. Обернувшись, Людмила, увидела Дашу, которая закуривала.

- Забей — махнула рукой Даша, туша спичку. - твой отец именно, что - спрятал слиток. И он, скорее всего, все сделал правильно. Выкопал яму в неожиданном месте, бросил туда слиток, закопал и покрыл сверху дерном. Найти это можно только случайно. Людочка, я тут, знаешь, что подумала…

- Что?

- Я завтра утром поеду к родителям. И будь - что будет. Я больше так не могу. От полиции убежать еще можно. А от себя — нет.

Людмила просто молча кивнула. Она считала, что это правильно, и была рада, что Даша сама к этому пришла.

Даша докурила, потушила окурок в консервной банке и скрылась в дверном проёме.

Людмила лежала на диване. Ей все равно было интересно, где же мог быть спрятан такой громадный булыжник. Закопать? Нет, отец явно придумал что-то оригинальнее.

- Даша? - Позвала она.

- Да?

- А какой он был формы — слиток?

- Ну знаешь, по форме — как ракушки, что мы на перекате находили — двустворчатые. Только очень большой, у него еще был такой — как отросточек. А посередине была вмятина. Как будто — под палец. - отозвалась сквозь сон подруга.

Людмила улыбнулась. Она взяла телефон и что-то вбила в поиск. Потом пролистала картинки и положив телефон экраном вниз на столе, громко скомандовала:

- Даша, а ну-ка встань! Иди ко мне!

- А?! - Даша подскочила в кровати — Я же уже уснула…

- Иди сюда быстро!

Даша послушно подошла к Людмиле. В длинной футболке, ссутулившаяся, она походила на нашкодившего ребенка. Людмила бережно взяла подругу за подбородок и заглянув в глаза сказала:

- Мелкая, худенькая. Ножки — палочки! Ручки — прутики!

- Ты меня подняла, чтобы оскорбить напоследок? — недоуменно отозвалась Даша.

- Нет, так про тебя говорила моя мама. Ты была как пушинка. Твои ладони тонули в моих, когда я брала тебя за руки. А вот так выглядит золотой слиток, размером с человеческую голову — Людмила поднесла телефон к глазам Даши.

На фотографии стоял здоровенный детина и с улыбкой держал перед собой кусок чего-то желтого. Его мышцы были напряжены, вены вздутые — ему явно было тяжело.

- Такой кусок золота весит около тридцати килограмм. Ты не могла принести с переката слиток, вдвое, или, даже, втрое больше собственного веса!

- Но я точно помню… - залепетала Даша — ты мне не веришь? Ты не веришь, что он был?

- Верю! Был! Есть! Я тоже видела его сотню раз!

Людмила схватила подругу за руку и поволокла на улицу. Зайдя в баню — в парную, она подошла к печке и, глядя в глаза Даше сказала:

- Держи свою яхту! - она не глядя засунула руку в теплую еще каменку, на ощупь выудила оттуда один из камней и вложила в руку подруги.

Та, раскрыв рот, подняла на ладони увесистый, но маленький серый булыжник. Людмила послюнявила большой палец и потерла им слиток. В месте, где она это сделала камень пожелтел и немного заблестел. Только сегодня они плескали на него кипяток, чтобы тот превращался в облако приятного жаркого пара.

- Это, конечно, уже не яхта и море, но, вполне себе — катер и озеро — пожала плечами Людмила.

- Но почему тогда он казался мне таким большим… - удивленно проговорила Даша.

- В детстве деревья нам кажутся выше, слитки больше, а разлуки — горше.

Они стояли на перроне автовокзала, обнявшись в рассветной июньской прохладе. Людмила отдала Даше свой рюкзак, чтоб та смогла взять с собой кое-какие вещи и её подруга в нем теперь походила на великовозрастную школьницу из сказки о потерянном времени. Рано утром Даша порывалась распилить слиток пополам ножовкой по металлу, взятой в слесарке отца подруги, чтобы — как и обещала — поделиться с Людмилой. Однако та со смехом заявила, что Даша только на опилки изведет стоимость штурвала и гребного винта. Затем молотком сбила маленький, размером с фасолину, отросточек слитка и оставила себе на память об отце, Даше и минувших событиях. Людмила не стала говорить Даше, что накануне ночью позвонила её матери и все рассказала. Долго слушала истерику, переходящую в плачь и причитания, чтобы в конце концов убедиться, что Дашу дома встретят как, пусть блудную, но дочь, а не как убийцу сестры, которым, на самом деле являлся водитель фуры, заснувший за рулем и выехавший на встречную полосу.

Даша помахала из окна отъезжающего автобуса и Людмила с улыбкой махнула в ответ. А в душе у нее безутешно рыдала маленькая восьмилетняя девочка, у которой подруга уехала на долгие, бесконечные две недели.

Показать полностью
25

Я Даша

Часть I.

На обочине технологической дороги, ведущей в песчаный карьер, что на краю деревни Белые Озера, безутешно рыдала восьмилетняя девочка. Она держала перед собой ладони, будто показывала масштабы своего горя и заливалась слезами, причитая через всхлипы: «ну как же так». Перед ней на корточках сидел камазист, который остановил груженую песком машину, чтобы узнать, какое безумное горе посетило несчастное дитя.

- Подружка… - всхлипывала девочка — Подружка моя, Даша…

- Умерла? - участливо подсказал камазист.

Глаза девочки округлились, плачь прекратился.

- Нет! - испуганно прошептала она - Нет, конечно! Уехала! Уехала моя подружка на целый го-о-од… - и девочка снова предалась благому вою.

- Господи, я то думал… - камазист порадовался за ребенка, которому не пришлось еще пережить что-то более страшное, чем временный отъезд подруги.

Это взрослые могут обняться, сказать «до встречи» и расстаться навсегда. Для детей же масштабы горя кажутся гораздо больше и горше.

Людмила перешла с легкого бега на спокойны шаг и шла теперь по той самой дороге, обочины которой за столько лет поросли ельником и бурьяном. Именно тут, почти тридцать лет назад её — восьмилетнюю девчушку - успокаивал рабочий Бело-Озёрского песчаного карьера. Говорил, что год пролетит — даже не заметишь, и Даша твоя вернется. Но Даша не вернулась через год. Не вернулась и через два. Её родители решили не возвращаться в родную деревню, а устроились в городе, что в паре сотен километров от этих мест. Сейчас, когда Людмила была взрослой, двести километров - было пустяком, но их дружба не выдержала проверку ни временем, ни расстоянием. Она писала Даше письма на новый адрес, пока та на них отвечала. А через пару лет письма в ответ стали приходить всё реже. А потом Людмила и вовсе забыла как выглядит почтовый конверт с Дашиным обратным адресом. С приходом эпохи Интернет, Людмила не стала пытаться связаться с Дашей, хотя ей, иногда хотелось. Но она понимала, что эти волшебные детские моменты, когда они вместе бегали на перекат вдоль болота, кишащего комарьем, ловили стрекоз, кидали в воду камешки, искали улиток в густой траве, остались в прошлом и были, как будто, не с ними. Сейчас, наверняка, Даша взрослая мамаша с двумя детьми, чопорным мужем на подержанной иномарке… А, может — нет. Может, она сейчас живет на берегу океана и занимается сёрфингом. А, может — она полицейский? Адвокат? Шеф-повар в престижном европейском ресторане? Через пару лет после отъезда семьи Даши, Людмилу посетило теперь уже настоящее горе. Умер её папа. Всегда веселый, добрый, мягкий, постоянно витающий в своих фантазиях. После того, как Дарья уехала, он, чтобы успокоить дочь, вдруг рассказал, что он на самом деле, а значит — и она с мамой — сказочно богатые. Что у него есть спрятанное сокровище, которое он забрал у кикиморы на болоте, и когда ей исполнится восемнадцать, он скажет — где его спрятал. Маленькая Людочка верила в подобные сказки отца и бабушки вплоть до его смерти. Умер он просто. Простыл, осложнение, долго тянули, не вызывали врача. Зачем? Ведь, это просто простуда, кашель... Скорая помощь в их краях в те времена, на стыке девяностых и двухтысячных, была не слишком скорой. Особенно, когда ее вызываешь тогда, когда уже поздно. Всего за месяц до этого отец с мамой шли слегка под шафе из гостей. Людмила ждала их у калитки. Её родители о чем-то громко разговаривали и смеялись, а когда подошли к калитке, отец обнял маленькую Людочку за плечи, наклонился к ней и заговорщически сказал:

- Ты помнишь про наше сокровище?

Он как-то еще пару раз задавал этот вопрос. Это была, своего рода, их общая тайна. Заклинание. Секрет папиной дочки, который она не должна была рассказывать никому. Людмила улыбалась и кивала, а отец смеялся, поднимал ее, уже не маленькую, на руки и нес домой…

Людмила выбрала эту дорогу для утренних пробежек, и местный ландшафт, хоть, и поменявшийся временем, вернул ей воспоминания о давней подружке и отцовских байках.

Девушка посмотрела на смартфон - было уже восемь утра, а в трее висело несколько сообщений с восклицательными знаками в графе «важность». Клиенту на другой стороне бесконечного Интернета надоело ждать. Нужно было возвращаться домой, связываться с бухгалтерией и делать свою «увлекательную» работу. Заодно неплохо было бы позавтракать.

Вечером Людмила не находила себе места от нахлынувших на нее утренних воспоминаний. В голове всплывали подробности о разных малозначительных событиях. Как с открытой задней дверью стояла на технологической дороге машина Дашиных родителей, как Даша, плача прощается с ней. Как Дашина мама успокаивает Людмилу словами: «Ну ты что, Людочка! Даша приедет обратно через год, мы же - не навсегда!». Как она затем берет дочь за плечи и уводит ее к машине, помогает сесть на заднее сиденье, закрывает за ней дверь. Потом сама садится в машину, грустно улыбается ревущей Людмиле, и машина увозит их прочь. Навсегда. Говорят, что Даша приезжала потом в деревню много лет спустя, когда Людмила тут уже не жила. С кем-то встретилась, что-то узнала, да уехала.

Папины «сокровища» наложились в памяти на эти события… Что он, интересно, имел в виду. Они — Людмила с мамой — его сокровища? А, может, он накопил, или рассчитывал накопить какие-то деньги к её совершеннолетию? Нет, на отца это не было похоже, да и в те времена мало кому приходило в голову что-то начинать копить… В печке затрещали дрова, через щелочку в печной дверце она увидел сноп искорок. Начало июня выдалось не очень теплым, приходилось на ночь подтапливать печь, чтобы к утру не трястись от холода. Людмила легла на диван и уставилась в побеленный потолок. «Мы сказочно богаты...» - проговорила вслух девушка. Она взяла телефон и взглянув на время, ткнула на контакт «Мама».

- Мама, привет! Ты не спишь?

- Привет, Людочка. Нет, не сплю. Трачу последнее зрение на ерунду, смотрю какой-то сериал. Как у тебя дела, зайка? Хорошо всё? - спокойный голос как бальзам разошелся по венам дочери.

- Да мам, хорошо, лежу, скучаю. - Людмила почувствовала, что ей необходим орган, которым можно мурлыкать.

- Так ты приезжай, чего скучать то? Забралась в глушь нашу старинную, даже меня туда уже не тянет, а ты — выдумала тоже. - Людмила почувствовала, как мама улыбается, беззлобно отчитывая дочь.

- Приеду, конечно, просто отдохну тут еще немного, поживу. Мне нравится местная размеренность, спокойствие. Мам, слушай…

- Да, дочь?

- Тебе папа никогда не рассказывал про какие-то… сокровища, что-ли, или богатства? Не говорил, что мы — богатые? Или что-то в этом роде.

- Ой, дочь — мама засмеялась — чего только твой папа мне не рассказывал! Хоть записывай, да в газеты отправляй на публикацию. Он был тот еще фантазер!

Людмила помнила, что отец был горазд на выдумку. Он это, скорее всего, унаследовал от бабушки, которая рассказывала страшные сказки про лешего, кикимор и ведьм. Только в отличие от бабушкиных рассказов — в папиных леший не таскал у селян лошадей, а кормил зайцев зимой и помогал замерзающим путникам согреться в лютую стужу, кикиморы не заплетали узлом лесные тропы, сводя с ума плутающих грибников, а выводили с болот заблудившихся детей и давали им необыкновенные колоски пшеницы, которыми можно вылечить любую болезнь, а ведьмы были весёлыми, умными, ослепительно красивыми и на одной из них — он был женат!

- Нет, дочь, про что-то такое материальное он точно никогда не говорил. Мы никогда не были богаты. Всё наше богатство — всегда были мы сами. А почему ты спрашиваешь? Ты что-то нашла, или вспомнила?

- Да, я вспомнила, что папа часто говорил, что утащил что-то у кикиморы — с улыбкой сказала Людмила. На той стороне тоже послышался смех.

- Да, это очень походит на папу! Ну, значит, у вас был свой маленький секрет.

Они еще поговорили на разные темы, потом попрощались, и Людмила вскорости забыла про эти воспоминания. Дни потянулись один за другим, как вагоны длинного поезда, не имеющего начала и конца. Затем произошло одно событие.

Это июньское утро выдалось особенно холодным. Лето всё никак не могло отвоевать у весны свои права, по утрам стояли густые туманы, веял холодный северный ветер. Слишком легко одетая для такой погоды, Людмила бежала по привычному маршруту. Она, как всегда, остановилась у тропинки, идущий в лес к перекату. Сделала там несколько упражнений, затем наклонилась, уперев руки в бедра, чтобы отдышаться. Холод стал щипать ее за голые плечи.

- Люда??? - услышала она удивленный тоненький сиплый голос.

Людмила обернулась и увидела девушку. Очень невысокого роста, худенькая, с маленьким личиком. Мальчишечья прическа, очень темные волосы — цвета воронова крыла, вероятно, покрашены. Острый нос, ярко выраженные скулы, очень симпатичное лицо и, почему-то — очень знакомое. Но что-то было в нем не так. Правая часть была живая и розовая в рассветном холоде, а левая — бледная, и, как будто, была не рада видеть Людмилу, левый уголок рта опущен вниз, словно его приклеили невидимым скотчем. На девушке было черное приталенное полупальто с огромными пуговицами, кофта-водолазка под горлышко и черные же джинсы. Она немного горбилась, а левой рукой упиралась на блестящую трость. Ее вид напоминал какого-то стильного персонажа из готических романов. Ей еще сигарету с длинным мундштуком, да пиратскую повязку на глаз, и картина будет полной…

- Люда, ведь? - уже не так уверенно переспросила она.

- Даша… - Людмила не верила своим глазам, но, не смотря на столько прошедших лет, она могла поклясться, что перед ней стоит сильно повзрослевшая подруга! - Дашка!

Людмила кинулась к подруге и со всей силы заключила ее в свои объятья. Щелкнул какой-то сустав, девушка взвизгнула.

- Ой! Прости! - Людмила спешно отпустила Дарью и взяла её за плечи. Та была все такая же крохотная даже в сравнении с ней. Людмила тоже не была высокой, но Дашка всегда была на полголовы ниже.

Девушки смотрели друг на друга молча несколько секунд, затем с лица Людмилы сползла счастливая улыбка. Она указала пальцем на искривленный рот девушки.

- Да-а-а — да-а-а — потянула та сиплым голосом. - Инсульт! Вероятно, не стоило выкуривать по две пачки сигарет в день на протяжении двенадцати лет! Но это уже в прошлом, я почти в норме.

Людмила снова, теперь уже аккуратно, обняла подругу и та обхватила ее в ответ. В уголках глаз обоих появились слезы. Не важно, что их связывало только детство. Не важно, что сейчас они не побегут на перекат ловить стрекоз и поджигать осиные гнезда, не важно, что им, взрослым — в общем — не о чем было разговаривать. Сам факт того, что они встретились после стольких лет, окунул их в счастливое сказочное детство, в то время, в котором не было причин для горя и тоски. И самое страшное тогда было то, что Людмилу могли за что-нибудь наказать и не отпустить гулять на выходные. В такие моменты Людмила сидела у окна, и размазывала слезы по грязному лицу до тех пор, пока отец с вздохом не скажет: «да иди ты уже, гуляй, к своей Даше, только лицо вымой! И не заходите на болота!».

Даша с трудом оторвала себя от подруги, шмыгнула носом и украдкой вытерла слезы.

- Надо бы нам поговорить, что-ли, посидеть где-то — проговорила она растерянно.

- Ну приглашай в гости! - весело отозвалась Людмила — твой дом, ведь, шагах в ста отсюда.

- Да… Там такой беспорядок, я еще ничего не прибрала, сама только что приехала — замялась Дарья.

- Ну тогда пошли ко мне, только до меня - с километр… - Людмила указала на тросточку подруги. - Тебе не тяжело будет.

- Смеешься! - с возмущением отозвалась та — я еще тебя обгоню в стометровке!

Она ухватила Людмилу под локоть и неспешно повела ее известной им обоим тропой.

Даша сидела на старом диване Людмилы, а та расположилась рядом прямо на полу. Тут же - прямо на ковре - стояла бутылка вина с отколотым горлышком - Людмила так и не научилась нормально вытаскивать винные пробки.

- А помнишь! Помнишь, как нас осы покусали! - Людмила с жаром вспоминала детство, жестикулируя бокалом с вином, которое от этих жестов, порою, выплескивалось на пол — мы месяц потом на глаза соседям старались не попадаться!

- А я перекат наш помню… - улыбаясь спокойной улыбкой в пол-рта говорила Даша, приложив холодный бокал к щеке. - помнишь, как там было хорошо жарким летом? Какая с речки шла прохлада...

- О, да… - Людмила тоже вспомнила это состояния благодати и спокойствия, когда они приходили к высохшему дереву с подмытыми корнями, слушали шум воды, что нежно ласкала округлые камни и тревожила болотный аир. Как они могли бессмысленно молча часами сидеть на берегу и просто тратить бесценное детское время на созерцание прозрачной глади воды, ленивых водомерок, мелких рыбешек возле берега. Однако, сейчас, ведь, они вспоминают именно это. А значит — время было потрачено не зря.

- А помнишь — оживилась Людмила — мы с тобой как-то ходили искать Мару!

- Кого — недоуменно спросила Даша.

- Ну — кикимору!

- А-а-а… - протянула подруга, хихикнув — кикимору…

- Колька — твой одноклассник — ляпнул тебе, что рядом с твоим домом несколько раз видели настоящую кикимору! А мы ночью ходили на ваши болота!

- И… - Даша улыбалась — Кольку что-то не припомню.

- Это же такое приключение было! Нас потом твои родители искали. Ох и влетело же нам...

- А хочешь — глаза Даши сузились — мы пойдем ее искать сейчас!

- Да ты что! - рассмеялась Людмила и осушила одним глотком свой бокал — Что мы — дети малые, что-ли…

Даша сверлила подругу глазами.

- Струсила? - с издёвкой спросила она.

- Да прям! - с жаром ответила Людмила — если хочешь — пойдем!

- Прямо сейчас?

- Прямо сейчас!

Две подвыпившие взрослые женщины бодро шагали по знакомой с детства тропинке, идущей вдоль болот в сторону переката. Конечно, они не рассчитывали найти сказочных существ. Они просто хотели вернутся в то время, когда им вместе было хорошо, испытать чувство спокойствия, окунутся в безмятежное бесконечное детское лето. Так, по крайней мере, думала Людмила. Даша шла впереди и Людмила с удивлением отметила, что та уже не горбится, а тростью просто размахивает как палкой, сбивая травинки. Либо родина лечила её, либо так хорошо действовало спиртное. Даша оставила пальто дома у Людмилы и была сейчас только в водолазке, заправленной в джинсы. Тоненькая как веточка вербы. Такой она всегда ее и помнила. Невесомая, быстрая, звонкая, суетная. Было около шести вечера, солнце стояло высоко и, наконец, стало тепло. Впереди было еще целое лето, жаркие дни, грозы, шум берез за окном…

- Это… ужасно… - запинаясь произнесла Даша — мой перекат. Что с ним произошло?

- Какой-то мужик из города решил построить у себя ограду из камня, как вокруг средневекового замка — грустно отвечала Людмила, укоряя себя за то, что не вспомнила про это и не отговорила подругу идти сюда — ну и вместо того, чтобы просто равномерно собрать камни с переката, он пригнал экскаватор и нагребал гальку прямо с берега.

Даша бросила камень в воду, затем махнула рукой в сторону изрытого тяжелой колесной техникой берега, как будто вычеркивая этот неприятный момент из памяти и повернулась к подруге. В глазах ее горели искры.

- На перегонки? - воскликнула она.

- На перегонки! - оживилась Людмила.

- Через болото?

- Через болото!

И они как дети рванулись с места, отпихивая друг друга, забегая на узенькую тропинку, уводящую подруг в самую глубь небольшого, но, всё-же, топкого торфянника. В азарте Людмила вырвалась вперед и бежала, не обращая внимания на хлещущую по ее лицу высокую траву и залетающих в ее приоткрытый рот десятки комаров и мошек. Несколько раз она споткнулась о корни и кочки, как вдруг, в какой-то момент почувствовала воду под ногами. Она посмотрела вниз и поняла, что стоит не на тропинке. Вокруг жужжал рой насекомых, пот струйками стекал по ее спине. Со всех сторон ее окружала вода, затянутая зеленой ряской с торчащими корягами и кочками. Пахло гнилью.

- Даша? - тихо спросила она. В ответ — тишина.

Людмила крутанулась вокруг своей оси и поняла, что не знает — откуда она прибежала. Как будто кто-то незаметно выдернул из под нее тропинку. Паника стала подниматься к ее горлу.

- Дашка! - громко крикнула она, представляя, как ее мелкая подруга, бегущая следом, сейчас тонет где-то в зыбкой трясине. Представила как та аккуратно — как учил их её отец выставляет в стороны руки, чтобы найти опору и не пойти сразу ко дну.

- Дашка! Ты где??? - паника теперь уже рвалась наружу. Людмила рванула в каком-то направлении и по бедро ушла в холодную болотную жижу. Она замахала руками, как пойманная за лапы чайка — крыльями, и ухватилась за аир, что рос на кочке перед ней.

- Людка — дурында, ты что тут делаешь, искупаться решила??? - Людмила подняла глаза и встретилась со смеющимися глазами Дашки!

- Боже мой, Дашка! - выдохнула Людмила и схватилась за протянутую ей руку.

- Да ты что, дорогу забыла, что-ли? - весело спросила Даша.

- Похоже, что да, я по-моему, потерялась… Странно, я, ведь, как свои пять пальцев, знаю эту тропинку.

- Стареешь! - с издёвкой сказала Даша. - Ну и видок у тебя!

Они вышли на опушку перед болотом и присели прямо на траву, переводя дыхание. Помолчали несколько минут. Даша теребила в руках травинку, глядя как её подруга стряхивает налипшую ряску со штанин.

- Люда… - позвала она робко.

- Да? - отозвалась та, не переставая очищать джинсы.

- А твой отец, после нашего отъезда, не говорил тебе ничего странного?

Людмила с удивлением воззрилась на Дашу.

- В каком смысле?

- Ну… как будто нашел что-то. Что-то, возможно, очень ценное.

- Откуда… ты про это знаешь — удивилась Людмила.

- Да просто… так — отмахнулась Даша и натянуто рассмеялась. - Колька, ну тот — одноклассник, про которого ты говорила, мне тоже пару писем нацарапал и он подслушал где-то что-то. Что твой отец якобы чего-то там... — Даша закатила глаза и сделала неопределенный жест обоими руками.

Людмила тоже хихикнула.

- Да, папа рассказывал небылицы. Говорил, что какую-то ценность забрал у местной кикиморы. - Людмила показала пальцем на болотную тропу, с которой они только что сошли, и они вместе посмеялись. Потом Даша задумчиво произнесла:

- Ну и, судя по тому, что ваша семья живет не в Швейцарии или Дубае, вы этой ценности так и не нашли…

- Ой, Дашка! Ты же знала моего папу-сказочника.

- Это точно! Ладно, иди домой, суши штанишки, я тоже пойду! Увидимся!

- Подожди, Даш! - остановила Людмила подругу — Пойдем со мной, меня в гости пригласили ребята одни. Я тебя с ними познакомлю, посидим, пообщаемся.

- Не-не-не! - замотала головой Даша — я нелюдимая, некоммуникабельная, скрытная, странная, стрёмная, всё — пока!

Даша приобняла подругу, подмигнула ей и бодро пошагала в сторону своего дома. Людмила улыбнулась. Она не понимала, как можно было заблудится буквально в трех соснах на этом болоте, которое в поперечнике было не больше пятидесяти шагов и через него шла одна единственная тропа, которую невозможно не увидеть. Еще одна вещь казалась Людмиле странной. Даша не вспомнила Кольку — одноклассника. Оно и понятно — просто какой-то пацан из началки. Но потом сказала, что он ей писал письма. Людмила отогнала назойливые мысли и поспешила домой. Ей нужно было переодеться и нанести дружеский субботний визит чете Коневых. Она предчувствовала, как расскажет друзьям о воссоединении с давней подругой, и это было не так, как обычно бывает: «Как у тебя дела? Норм, а у тебя? И у меня — норм...». Нет! Она расскажет как они — взрослые дамы — словно дети, бегали наперегонки по болоту, ходили на перекат, смеялись и вспоминали прошлое. Душа девушки сегодня пела, ликовала и готова была пуститься в пляс, дав фору Полуднице из страшных бабушкиных сказок!

Уже вечерело, когда Людмила вышла из дома и направилась к друзьям. По пути она встретила тётю Шуру — пожилую уже женщину, добрую и тихую. Людмила помнила её столько же, сколько себя. Тётя Шура иногда приходила в гости от скуки, угощала Людмилу мёдом, или пирожками и рассказывала какие-нибудь сплетни, что ходили по деревне.

- Тёть Шура, здрасьте! А вы знаете, что Дашка приехала? - проходя мимо нее, весело бросила Людмила.

- Какая Дашка… - улыбка застыла на лице тети Шуры.

- Ну Дашка! Васильева! Подруга моя. Мы сто лет не общались! А тут - я утром бегаю рядом с их домом, а она меня окликнула - узнала!

- А-а-а… Вон какая Даша — кивнула тетя Шура. - А она с родителями приехала?

- Не, одна. Ладно, до свиданья! Я побежала!

- Ага, счастливо тебе… - тетя Шура проводила Людмилу взглядом и, постояв минуту, пошла своей дорогой.

Друзья Людмилы что-то взахлеб наперебой рассказывали Людмиле, когда у той зазвонил мобильник. Она взглянула на него, входящий номер был незнакомый.

- Людочка, это ты? - послышался в динамике тихий голос.

- Да, я — ответила Людмила — а с кем я говорю?

- Людочка, это тётя Таня, ты меня помнишь? Я мама Даши.

- Конечно, помню, тёть Тань! - весело отозвалась девушка — я как раз сегодня с Дашкой встретилась! Только она не рядом, она телефон где-то оставила, наверно…

- Люд. - перебила ее мать Даши — я тебе поэтому и звоню. Мне сейчас тётя Шура позвонила. Ты знаешь… Это мошенница какая-то. Ты бы обратилась в полицию… Я не знаю — что ей от тебя нужно…

- Мошенница? Даша — мошенница? - удивленно спросила Людмила.

- Людочка, Даша умерла двенадцать лет назад.

По спине Людмилы пробежал холод. Она несколько секунд слушала дыхание Дашиной мамы, затем осторожно спросила.

- От чего она умерла? От инсульта?

- Да Господь с тобой, Люда! От какого еще инсульта — молодая девочка была. В аварии она разбилась… В очень нехорошей аварии… - было слышно, как собеседница пытается справится со слезами.

- Как же так… - на глазах Людмилы навернулись слезы. Её друзья притихли, ждали, когда закончиться этот странный разговор. - Я, ведь… Я, ведь узнала её. Я точно помню её лицо.

- Это не может быть Даша, Людочка. Я пришлю тебе сейчас одну из последних её фотографий. Ты сама убедишься. Я действительно не знаю — что той женщине от тебя нужно, и зачем она устраивает этот чудовищный цирк, но я тебя прошу — обратись в полицию.

Мать Даши положила трубку.

- Это какой-то сюрреализм — проговорила Людмила.

Пока она рассказывала друзьям о всем, что услышала, пришло сообщение с вложенной фотографией. Людмила дрожащими пальцами разблокировала телефон и открыла фото. С экрана на нее смотрела весело улыбающаяся девушка лет двадцати или чуть больше. Волосы длинные, светлые. А лицо… Это было точно лицо Даши! Лицо Даши двадцать семь лет назад! И лицо Даши, которую она видела сегодня! Она не могла перепутать — на фото была та же самая девушка, с которой она сегодня общалась. «Сегодняшняя» Даша была потрепана жизнью, она хромала, её рот искажен болезнью, волосы коротко обстрижены и покрашены, но это лицо… Она не могла ошибаться.

Людмила быстро попрощалась с друзьями и, ничего не объясняя, выбежала на улицу, на ходу набирая номер Дашиной мамы.

- Тётя Таня! Тётя Таня! - на ходу лепетала она в трубку — я не перепутала! Это она! Это точно она!

- Людочка… - голос с той стороны становился раздраженным — я собственными глазами видела её мёртвое лицо… Мы хоронили её в закрытом гробу!

- Но как же так… - мысли Людмилы метались в поисках объяснения — а сестра! Вы… У вас не было второй дочери??? У Даши, может, была сестра?

- Была сестра… - в трубке послышались всхлипы — Людочка, не мучай меня! У Даши была сестра! Она была на год младше Даши. Я потеряла обоих дочерей. Лизу — когда той не было и полугода, а Дашу — когда ей было двадцать три! Обратись в полицию, Люда! И не звони мне больше!

Мама Даши сбросила звонок. Людмила остановилась посреди улицы. Что происходит? Как такое может быть? Под светом фонарей она увидела какую-то фигуру, приближающуюся к одинокой девушке.

- Людочка. - услышала она знакомый голос.

- Да, тёть Шур… - Людмила облегченно вздохнула и подошла к женщине.

Тётя Шура взяла девушку под руку и повела по дороге.

- Что там за история, Людочка? Я, ведь, помню, что Даша погибла давно уже.

- Не знаю, тётя Шура, что происходит. Получается так, что сегодня я разговаривала с покойной… Тётя Шура, расскажите про Лизу.

- Про Лизу то? - тётя Шура взмахнула рукой — о, горе такое. У них, ведь, две дочки было. Вот — Даша, и потом через год еще вторая родилась. Лизой назвали. И что случилось, никто не знает. Стояли две коляски с девочками, родители рядом были. Потом глядят — одна коляска пустая. Куда делась, куда пропала — не известно до сих пор. В милиции сказали — цыгане похитили, что табором в стороне поля у лесополосы стояли. Отец Дашин тогда, даже, ходил к ним. Вернулся с выбитой челюстью и сломанной рукой. А милиция… Времена тогда такие были, что толку от них особо не было...

- То есть теоретически, Лиза могла выжить? - зацепилась за эту мысль Людмила.

- Ну, если бы и могла, то нашли бы, наверно, давно. - пожала плечами тётя Шура. - ты иди домой, девочка моя, поспи. А если увидишь опять… её… ты ко мне приходи, я подскажу, что делать.

- А почему — к вам? - удивилась Людмила — а не в полицию.

- Ну, понимаешь… - замялась тетя Шура — как бы тебе сказать. Мне кажется, что кроме тебя её никто и не может встретить.

- А-а-а — протянула, улыбнувшись, девушка — думаете — я крышей потекла?

- Нет, что ты! Я не про это… Просто тебе встретилась какая-то женщина с болот. Ты говоришь, на болота за ней ходила? И заблудилась на нем? На нашем-то болоте? Ты не ходи за ней больше никуда, ладно?

- Да что вы, тёть Шура, в сказки, что-ли верите? - проговорила Людмила.

- Ну, сказки — не сказки, а мертвые девки не каждый день из могил встают! - раздраженно закончила тетя Шура. - Не ходи за ней на болото!

К этому времени они уже подошли к калитке Людмилы. Тетя Шура попрощалась, заручившись обещанием Людмилы, что та сегодня точно никуда не пойдет на ночь глядя, да ушла восвояси.

Людмила лежала на диване и разглядывала фото Даши, которое прислала ей тётя Таня. Сходство было поразительным. Даша и Лиза, получается были погодки, не близнецы. Они не могли так походить. В памяти Людмилы всплыла искаженная инсультом улыбка Этой Даши. Эта Даша о чем-то помнила, о чем-то — нет. Кто же она, всё-таки такая? И стоит ли ей — Людмиле — её опасаться?

На следующий день Людмила решила проверить дом её давней подруги на предмет обитания в нем кого-либо. По-началу она хотела заручится помощью Коневых, но, рассудив, что хрупкая девушка, которую она едва не задушила объятьями, едва ли может быть для нее угрозой, отправилась по технологической дороге в одиночку, прихватив забытое Дашей у неё в доме пальто. Когда Васильевы строили дом, они, конечно, не ожидали, что через несколько лет у них под носом выроют песчаный карьер, и будут ездить перед их окнами на грузовиках и денно, и ночно. Это была основная причина, по которой они и уехали. Дом же они даже не смогли продать. По тем же самым причинам. А когда карьер забросили, состояние дома уже было совершенно не продажным, и вот, сейчас Людмила стояла перед старый покосившемся особняком с заколоченными окнами и раскрытой настежь дверью. Девушка подошла и заглянула в темный дверной проем. Из него повеяло затхлой сыростью и плесенью.

- Даша! - позвала она громко.

- Привет… - услышала она за спиной.

Людмила развернулась и увидела Дашу. А, может — Лизу. А, может — мошенницу. Называющая себя Дашей, девушка сегодня выглядела жалкой и несчастной. Она стояла, опершись на трость, немного покачиваясь. На ней была какая-то старая ободраная сырая куртка, хотя на улице было тепло. Глаза ее были красные и уже оба уголка рта смотрели вниз. Она закашлялась. Потом вздохнула и сипло спросила:

- Мы с тобой сегодня снова пойдем гулять?

- Ну… если хочешь… - Людмила подошла к подруге, но та отошла от нее на пару шагов и повернулась боком.

- А ты не вспомнила… - проговорила она извиняющимся и почти умоляющим тоном — Куда дел твой отец… то, что нашел?

- Ты опять про это? - осторожно проговорила Людмила.

- Угу… - мне, ведь интересно… Колька так интересно рассказывал... Ну - в письме...

- Колька не писал тебе ничего! Ты его вообще не помнишь!

Людмила во все глаза смотрела на, стоящую к ней боком, подругу, которая из вчерашней веселой, шумной девчонки, как будто превратилась во взрослую незнакомую женщину.

Лиза! - уверенно позвала её Людмила.

Девушка улыбнулась уголком рта и, кашлянув, спросила без эмоций.

- Почему ты называешь меня Лизой?

- Потому, что ты не можешь быть Дашей! - быстро заговорила Людмила, шагнув к маленькой сгорбившейся девушке, одетой как оборванец — Даша разбилась на машине двенадцать лет назад! Ты — Лиза! Вторая дочь Васильевых! Вот ты кто! Ты каким-то образом...

- Я не Лиза! - не оборачиваясь перебила её собеседница и вновь закашлялась.

- Тогда ты -мошенница!

- Мошенник — это твой отец!!! - внезапно взревела маленькая девушка и подскочила к Людмиле — Отец. Твой. Мошенник! Он украл у меня золото! Огромный слиток, размером с твою голову!!! - она ткнула пальцем в лоб Людмилы.

- Что? Что ты такое несешь? - испуганно смотрела на что-то, напоминающее её подругу, Людмила. - Кто ты? Что ты…

- А что я — по-твоему? — каркающим голосом с вызовом спросило существо.

- Ты и есть… Ты и есть та самая кикимора…

Часть II.

Показать полностью

БАБУШКА(Мистический рассказ)Страшные истории на ночьScary Stories

Всем приятного прослушивания! ††††††††††††††††††††††††-----------------------------------------------------------------†††††††††††††††††††††††† Соцсети: ЮТУБ-https://www.youtube.com/channel/UCvBt... Vk-https://vk.com/vasily_makeev ГРУППА ВК-https://vk.com/krainproduction ††††††††††††††††††††††††-----------------------------------------------------------------††††††††††††††††††††††††

АВТОР-LemmonPepper

ССЫЛКА НА ИСТОРИЮ-https://jutkoe.ru/babushka-0 --------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- ___________________________________________________________________________ #СБОРНИКСТРАШНЫХИСТОРИЙ #Страшныеистории #Страшилки #Жуть #ужасы #мистика #SKARYSTORIES #ХОРРОР #ИСТОРИИПРООБЩЕЖИТИЕ #Necrophos #KotBegemotWorld #SMS

Моя бабушка — дитя войны. Она родилась за два года до начала Великой отечественной и стойко перенесла все невзгоды того тяжелейшего времени. В том числе и блокаду Ленинграда, в которой от голода погибли её родители. Бабушка плохо помнит эту часть своей жизни, но, со слов военных, её нашли в её же запертой квартире: маленькую еле дышащую девочку и два сгнивших трупа — маму и папу. После войны бабулю удочерила добрая женщина — моя прабабушка — и её муж-ветеран боевых действий — мой прадедушка. Они дали девочке хорошее образование и правильное воспитание. А со временем она встретила дедушку и завела уже свою семью. Так у них появилась сначала одна озорная девчонка — моя мама, а у той ещё одна — я. В детстве я часто проводила время в гостях у бабушки с дедушкой и очень радовалась, когда удавалось остаться у стариков с ночёвкой. Бабуля всегда рассказывала жутко интересные истории, а дедуля постоянно придумывал разные смешные игры — говорил, что «у него детства не было, поэтому он решил стать ребёнком уже на пенсии». Правда, на истории моих одноклассников о том, как бабушки всё время пытаются накормить их пирожками до отвала, я лишь крутила пальцем у виска. Моя бабуля всегда готовила ровно столько еды, сколько нужно и никогда не предлагала добавки. А за баловство за столом могла накричать или даже выпороть — собственно, это были единственные разы, когда я видела бабушку в гневе. Мама говорила, что бабушка так переживает трагические события своего детства и голод, который сгубил её родителей. Я не спорила и не обижалась. Знала, что наесться от пуза смогу и дома, а в гости мы ходим, чтобы общаться. Никакой ругани на этой почве никогда не было, и другие родственники тоже относились с пониманием. Со временем мама скопила денег и решила переехать в Подмосковье, потому что она всегда мечтала жить в загородном доме. А я к тому времени уже выросла и переехала жить в Москву, чтобы поступить в Университет. В гости к бабушке с дедушкой мы начали ходить сначала раз в полгода, потом раз в год, а потом и перестали вовсе. Не до этого было, всё дела, да работа. Моё общение с бабулей свелось к редким перепискам в «Вайбере»: я спрашивала у неё как здоровье, не чудит ли дед, и как она относится к новому телешоу с Андреем Малаховым. Бабуля охотно отвечала и всё время звала в гости — а я всё время отказывалась. То новый работник завалит очередную задачу, то у ребёнка в саду утренник, то ещё какая напасть. Одним словом — некогда. Уже потом от мамы я узнала, что у бабули с дедом стало совсем плохо со здоровьем. Дедушку после двух инсультов приковало к постели, а у бабушки начала прогрессировать деменция. Со слов мамы, они не хотели беспокоить меня «неприятными новостями», поэтому в переписке бабуля всегда делала вид, что всё в порядке. Когда ситуация со здоровьем совсем обострилась, мама наняла им сиделку, которая ухаживала за дедом и следила за состоянием бабушки — и при этом брала за свою работу совсем небольшие деньги. После этого я стала звонить бабушке каждый день и начала оплачивать сиделку со своей зарплаты. Бабуля благодарила, но всё время отмахивалась — мол, ерунда это. Войну пережили, и эти болячки переживём. Я не спорила, но просила сообщить сразу, как нужно будет приехать или случиться что-то серьёзное. И очень скоро такая ситуация приключилась. Маме позвонила сиделка бабушки и сказала, что увольняется. У неё погиб кто-то из родственников, и ей нужно было возвращаться в родной Екатеринбург, поддерживать семью. Она много извинялась, что уходит вот так неожиданно, но пообещала оставить для новой сиделки подробнейшие указания к работе и полный список необходимых лекарств. Мама, конечно, жутко расстроилась — найти такую порядочную сиделку и за такие смешные деньги в Петербурге было можно, но на это нужно было время. А времени жутко не хватает, когда в квартире один старик прикован к постели, а второй то и дело забывает, как сходить в туалет. Сначала мама сама порывалась поехать к бабушке с дедом, но я успела перехватить инициативу. Во-первых, очень хотелось сделать для них что-то полезное. Во-вторых, ужасно мучила совесть за прошедшие годы, когда я не уделяла своим старичкам нужного внимания. *** Уже через два дня я с небольшим чемоданом вещей заехала в просторную «сталинку», где обитали мои дедушка с бабушкой. И первое, что резануло мне по сердцу ножом — то, насколько плохо они выглядят. Дедушка, лишь бледная тень прошлого себя, не вставал с постели, практически не говорил и целый день бездумно смотрел в потолок. А бабуля страшно исхудала и напоминала скорее скелет, обтянутый кожей, чем ту обаятельную старушку, которую я помнила с детства. Впрочем, не всё было так ужасно — зрение её ещё не подводило, а здоровые белые зубы были как у двадцатилетней студентки. Пообщаться с дедом у меня так и не получилось, а вот бабушка очень активно поддерживала любой разговор. Да, она иногда называла меня чужим именем и периодически теряла нить диалога, но на все вопросы отвечала бойко и даже хвасталась тем, как хорошо помнит стихи российских классиков. Обустроившись, я попросила у бабули дать мне ту записку, которую написала их прошлая сиделка для своей сменщицы. Ту, в которой описаны все ритуалы по уходу и полный перечень лекарств. Бабушка дрожащими руками протянула мне мятый тетрадный листочек в клеточку, на котором аккуратным почерком был выведен список из двенадцати позиций. Первые восемь мест в списке занимали название лекарств, которые принимали мои старички, и необходимые дозировки. А оставшиеся четыре — особенности поведения бабушки и дедушки, на которые стоит обращать внимание: вроде того, что бабушке нельзя твёрдого мяса, даже если она капризничает и очень просит, или того, что дедушке нужно помогать переворачиваться каждые несколько часов, чтобы не было пролежней. Однако моё внимание особенно привлёк последний, двенадцатый пункт, который гласил: «Закрывать дверь комнаты на ключ и не выходить ночью». — Бабу-уль? — Протяжно спрашивала я у бабушки. — А что за странный пункт про дверь и ночные походы? Бабушка лишь неуверенно пожала плечами. — Бабуль. — Продолжала я. — Прошлая сиделка закрывала тебя по ночам в комнате? — Н-нет. Не припомню. — Неуверенно говорила бабушка. — Хорошая она была женщина. Честная. Я тихо хмыкнула и сложила листочек со списком в четыре раза. Перед приездом сюда я много читала про деменцию в интернете и знала, что она может выступать катализатором лунатизма. Видимо, прошлая сиделка закрывала к бабушке дверь, чтобы та не слонялась по квартире ночью. Впрочем, со всем обилием забот, которые свалились на меня, к вечеру я уже успела забыть о двенадцатом пункте. Около девяти я проверила дедушку и пожелала ему спокойной ночи, а потом помогла бабуле подготовиться ко сну. Через полчаса я и сама лежала в кровати, а отключилась за какие-то доли секунды с того момент, как голова коснулась подушки. *** Меня разбудил странный хруст. Неприятный звук, словно кто-то пытается расколоть огромную глыбу льда крохотным молоточком. Удар за ударом. Следом за хрустом послышались тяжёлые шаркающие шаги по линолеуму в коридоре. Я открыла глаза и посмотрела на экран смартфона — четыре часа утра. Я медленно встала с кровати и накинула на себя халат. Всё это время мерзкий хруст продолжался, теперь он больше напоминал мне звук, с которым переламывается ветка дерева. Я включила на телефоне фонарик и аккуратно отворила дверь в коридор, стараясь не издавать лишних звуков. Посветила фонариком в открывшееся пространство — никого. Видимо, хруст шёл с кухни. Вооружившись тяжёлым резиновым тапочком на манер молотка, я начала медленно двигаться по длинному тёмному коридору. С каждым моим шагом хруст становился всё громче. Я прошла мимо комнаты дедушки и заглянула внутрь — дедуля спал, негромко похрапывая. Следом я прошла мимо комнаты бабушки — дверь была слегка прикотрыта, а внутри никого не оказалось. Я тихонечко выдохнула и хлопнула себя по лбу за то, что забыла о двенадцатом пункте. И дальше, уже намного увереннее, пошла на кухню. Только я переступила порог комнаты, как всё моё тело пробила мелкая дрожь. Фонарик телефона освещал странную и одновременно ужасно неприятную картину. Моя бабуля в одной ночной рубашке стояла в углу кухни и держала в своих тонких старческих руках сырую куриную грудку — ту, что я днём положила размораживаться в холодильник. Бабушко нечленораздельно мычала и каждые несколько секунд впивалась зубами в холодное мясо птицы. Когда её зубы натыкались на очередную кость, бабушка резким движением вырывала её из тушки курицы, ломала сильными пальцами и начинала жевать, словно собака, обгладывающая свою добычу. Зубы перемалывали куриные кости с отвратительным хрустом — тем самым, что разбудил меня среди ночи. Я осторожно посветила на бабушку фонариком и попыталась позвать. — Бабуль… — Голос дрожал от страха. — Бабуль, это я. Просыпайся. Ты ночью забрела на кухню… Голова бабушки медленно и со скрипом повернулась в мою сторону. Я выронила телефон от испуга. Глаза бабули закатились наверх так высоко, что я видела только покрасневшие от выступающих сосудов белки. Словно два круглых мячика для пинг-понга, они смотрели одновременно и на меня, и в никуда. Рот бабушки был красным от куриной крови, а с губы свисал ошмёток розоватой куриной кожи. Бабушка явно не понимала, где находится и что делает. Я попыталась взять себя в руки и быстро подняла с пола телефон с фонариком. — Бабуль… — Всё также неуверенно продолжала я. — Ба, проснись. Ты бродишь во все. Тебе нужно проснуться. Вдруг, куриная грудка с оглушительным грохотом обрушилась на кухонный пол. Бабушка, поскрипывая суставами, до конца повернулась в мою сторону и начала медленно шагать навстречу. Я от неожиданности попятилась. — Бабуль! — Я начала переходить на крик. — Просыпайся! Сейчас четыре утра, ты на кухне! С каждым шагом бабушка всё больше ускорялась. Подойдя совсем близко она начала неразборчиво мычать и бросилась на меня, словно кошка, которая пытается поймать и выпотрошить мышь одним движением. Я резко отпрыгнула назад и побежала в сторону своей комнаты. За спиной я слышала быстрый топот бабулиных ног и хруст перемалывающихся о зубы куриных костей. Я быстро забежала в комнату и захлопнула за собой дверь, навалившись на неё всем телом. Пот ровными струйками бежал по лицу, сердце бешено колотилось. А в коридоре всё ещё слышалось нечленораздельное мычание и мерзкий хруст. Я закрыла дверь комнаты на ключ и быстро подошла к тумбочке, на которой лежал сложенный в четыре раза листок со списком. Я развернула его и быстро прошлась глазами до последнего пункта. №12. «Закрывать дверь комнаты на ключ и не выходить ночью». Я трижды перечитала эту строчку и только тогда сложила листок обратно. Мысли путались. Неужели бабуля устраивает такое каждую ночь? Неужели прошлая сиделка знала об этом и никому не говорила? И не поэтому ли она уволилась? Остаток ночи я просидела на стуле в комнате, всё ещё сжимая тяжёлый резиновый тапок в руке. Около десяти минут в коридоре слышалось мычание и хруст, а потом стал слышен тяжёлый топот ног, идущих в сторону бабушкиной комнаты. Ещё через полчаса она негромко захрапела. А я так и не смогла уснуть. *** Когда наступило утро, я отворила дверь и осторожно вышла в коридор, чтобы проведать бабушку. Далеко идти не пришлось — старушка, широко улыбаясь мне, стояла на выходе из своей комнаты и махала рукой. — Доброе утро, внучка! Как спалось? — Н-не очень. — Тихо произнесла я. — А тебе? Что-то снилось? — Э-эх, спала, как убитая. — Жизнерадостно протянула бабушка. — Будешь смеяться, но мне снилась жареная курочка. Вот и проснулась жуть какая голодная! Я недоверчиво оглядела бабушку с ног до головы. Ни красных губ, ни следов сырого куриного мяса на зубах. Абсолютно нормальная старушка. Я вернулась в свою комнату и позвонила маме, чтобы в подробностях пересказать ей события прошлой ночи. С того конца провода послышалось оханье и аханье, а после этого объяснение, которого я и ожидала — деменция. Клетки бабулиного мозга отмирают, и она начинает совершать странные поступки, диктуемые не разумом, а инстинктами. С того дня я ни разу не забывала о двенадцатом пункте. Кроме одного случая. *** Следующие пару недель я провела дома у бабушки и дедушки. Новую сиделку пока не искала — хотелось немного побыть около своих стариков после стольких лет отсутствия. Перед сном закрывала себя в комнате на ключ, а из холодильника убирала всё, обо что бабушка сможет повредить зубы. И частенько по ночам слышала, как старушка тяжело топает по полу в кухне — сначала это пугало и угнетало, а потом я привыкла. Причём наутро бабуля всегда была свежей, похорошевшей и совершенно не помнящей о своих ночных похождениях. Так мы жили в тишине и спокойствии, пока болезнь окончательно не победила дедушку, и он не ушёл в мир иной. Без боли и криков. Просто лёг спать, а наутро не проснулся. Бабушка и дедушка были верующими, и всегда старались соблюдать традиции и чтить ритуалы. Поэтому бабуля настояла, что нам с ней нужно провести ночь около гроба с дедулей — иначе он «встанет со смертного одра и не найдёт дорогу в рай». Мама же в это время сидела с моими детьми и обещала приехать только к самим похоронам. Поэтому нести вахту около гроба с дедушкой предстояло мне с бабушкой — перспектива не из приятных, но и деваться было некуда. Зная, что бабуля бродит по ночам, я пыталась поговорить с ней, чтобы избежать очередного «инцидента». Но старушка была непреклонна — говорила, что не сомкнёт глаз всю ночь и будет пить крепкий кофе, чтобы ненароком не уснуть. На том и порешили. Я заварила ей чашечку бодрящего напитка, и мы устроились на старых деревянных стулья по обе стороны от гроба с дедушкой. Дед был одет в строгий чёрный костюм, а на его лице было столько пудры, что он выглядел лет на двадцать моложе. И был совершенно не похож на себя. Мы сидели молча, не плакали. Дедушка был хорошим человеком, и ушёл из этой жизни, не сделав никому зла — поэтому нам казалось неправильным лить слёзы. Смешливый и непоседливый, он бы этого не оценил. Я пристально следила за бабушкой и её поведением, но старушка не обманула — кофе действовал, и она даже не пыталась закрывать глаза. Несколько раз она отходила в туалет, но в остальном всё было тихо и спокойно. Вдруг раздался звонок — надрывался мой смартфон. Оказалось, что звонят из ритуального агентства, они хотели обсудить новые детали завтрашней церемонии. Совсем молодой, судя по голосу, парень много извинялся за то, что позвонил так поздно, но уверял, что дело неотложное. Я прикрыла трубку рукой и ещё раз внимательно оглядела бабушку — она лишь махнула рукой и сказал, что всё будет в порядке. Иди, мол, а я побуду здесь с ним. Я отошла в свою комнату и добрых сорок минут проговорила с парнем из ритуального агентства. Он задавал очень много вопросов, постоянно путался в показаниях — видимо, работал там совсем недавно — и всё время предлагал какие-то новые услуги для церемонии погребения. Естественно, недешёвые услуги. Когда мне удалось обговорить все детали и, наконец-то, отшить его, я вернулась в гостиную, где оставила бабушку с дедушкой. И, уже во второй раз за прошедшие недели, с грохотом уронила телефон на пол. Стулья, на которых стоял гроб, были сломаны, а сам гроб, накренившись, стоял на полу. Тело дедушки в неестественной позе лежало рядом, а на нём, словно стервятник на своей добыче, сидела бабушка, влажно причмокивая. Я подняла телефон и медленно, шаг за шагом, обошла комнату сбоку. Бабушка с закатанными глазами держала деда за ворот рубашки и хищными движениями впивалась зубами в его лицо. Я вскрикнула — дедушкину щёку «украшала» зияющая дыра, сквозь которую было видно его челюсть и дёсны. Ошмёток кожи, весь в пудре, свисал из бабушкиного рта, как в прошлый раз это было с куриной кожей. Она мычала, словно дикий зверь, которого пытаются отвлечь от желанной трапезы. Сердце бешено колотилось, но нужно было что-то делать. Я подошла к бабушке и попыталась потрясти её за плечо, чтобы привести в чувство. В ответ ко мне со скрипом повернулась голова с невидящими глазами, изо рта которой пахло падалью. Я отдёрнула руку, но поздно. Слишком поздно. *** Дедушку похоронили в закрытом гробу. Я не знала, как сказать остальным членам семьи о случившемся, поэтому свалила всё на ритуальную компанию и их ошибку. Они не сказали ни слова против — я доплатила приличную сумму за молчание. Бабушка при этом, как обычно, ничего не помнила о своей «выходке» и вместе с моей мамой весь день сетовала на «тупых похоронщиков, которые всё испортили». Я же все похороны проходила в плотных кожаных перчатках, которые скрывали нехватку безымянного пальца и мизинца — тех пальцев, которые ночью стали трофеем бабушкиной челюсти. Спустя два дня я поговорила с мамой о случившемся, и мы решили перевезти бабушку в специализированное учреждение, где о ней будут заботиться должным образом. При всей моей любви к этой бойкой старушке, я больше не могла смотреть на неё, как раньше. Бабушка восприняла эту новость очень спокойно. Болезнь потихоньку прогрессировала, и она всё хуже понимала, кто мы и чего от неё хотим. Поэтому переезд прошёл без боя, а новая жилплощадь ей даже понравилась. Санитаров же я отдельно и очень подробно проинструктировала, объяснив, чего можно ждать от бабули по ночам. С тех пор я спокойна за бабулю, и с тех пор я почти не сплю по ночам. Иногда я думаю о том, как бабушке удалось пережить голод, который сгубил её родителей во время блокады. А иногда не могу спать из-за ужасных фантомных болей в потерянных пальцах. И стоит мне сомкнуть глаза, как я слышу этот мерзкий хруст куриных костей. *** Я пишу эту историю, чтобы наконец-то поделиться с окружающими теми эмоциями и воспоминаниями, которые не дают мне покоя. Я уже давно вернулась домой в Москву и теперь стараюсь, как можно больше времени проводить с семьёй. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, вокруг скачет мой младший сын. Такой маленький. Такой смешной. Такой аппетитный. здесь https://jutkoe.ru/babushka-0 — самые жуткие истории из жизни.

Показать полностью
17

Мишка

Если Рай существует, то он должен быть именно таким. Ласковый закат через свежевымытое окно ласкал лицо Людмилы своими теплыми лучами, и хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Август, её самый любимый месяц - уже нет пыльного сухого зноя, солнце уже не стоит так высоко, и не обжигает кожу, всякий раз, как ты выходишь на улицу. Август опытен, аккуратен, никогда не отвечает злом на её капризы, и иногда награждает чудесной вечерней прогулкой, или утренней свежестью. Но гостил он последние часы в её тихом и уютном пристанище. Август нежно и уверенно обнял ее сзади и потянул на заправленную постель. Он шепчет теплые приятности бархатным голосом. Людмила коснулась головой подушки и прищурилась, не отрывая глаз от заката за окном. Каждый уголок родительского дома был тщательно вымыт, каждый закоулок отдраен, потолок и стены побелены — теперь тут можно снова жить, также как и двадцать лет назад, когда она покинула это место. Сегодня она уснет в объятиях августа, а проснется — в объятиях сентября. Сентябрь — бестолковый глупый мальчишка! Он бессмысленно растратит всё, что оставил ей август, будет стремится по-началу походить во всем на него, а потом, постепенно станет отдаляться, погружаться в свои проблемы, потом бросит её, оставив на память разочарование, проблемы и холод. Да, был у Людмилы такой мужчина… Но был когда-то и Август.

Из сладкой дрёмы Людмилу вытащил визгливый лай её собаки. Недоразумение по кличке Чоп лаял на кого-то во дворе. Ну и Бог с ним, вчера соседские мужики за скромную плату отремонтировали её покосившийся от времени забор, и мелкий коротколапый корги не мог теперь вылезти за пределы ограды и навредить кому-либо. Людмила неделю наводила порядки в старом доме, и теперь ей чудовищно не хотелось вставать и покидать объятий этих сладких мгновений. Вдруг к лаю собаки подмешался детский крик. Людмила подскочила и, спотыкаясь о непривычные деревенские пороги между комнат, побежала во двор. Босиком она выскочила на лужайку перед домом и увидела как Чоп загнал в угол ограды какого-то мальчишку и, отчаянно виляя хвостом, звонко и противно лает на него, не давая уйти. Мальчишка машет на него руками и что-то кричит, но из-за визга Чопа этого почти не слышно.

- Чоп, фу!!! - крикнула Людмила и бросилась к возбужденному псу. Да уж, конечно, это, ведь, не овчарка Августа… в смысле — Егора, которая замолкала и вставала по стойке смирно по щелчку пальцев. Это недоразумение ей досталось в наследство от её последнего «увлечения». «Ну я же уезжаю… Мы же вместе его брали… Ты остаешься, а мне его не куда...» - мямлил тогда её последний парень. Людмила схватила собаку за шкуру и подняла в воздух.

- Я сказала «ФУ»!!! - дурным голосом взревела она. Собака-улыбака затихла и повернула морду к Людмиле. В глазах незадачливого корги читалось: «хозяйка, ты все перепутала, за шкирку нужно хватать этого нарушителя». Людмила поискала глазами — куда запереть животное и обнаружила распахнутый чемодан, который она накануне выбросила из дома вместе с остальным хламом. Чоп был тут же помещен внутрь и крышка закрылась. Затем девушка подскочила к мальчишке, чтобы убедится, что тот не пострадал.

- Цел? - встревоженно спросила она, протягивая свои руки к его рукам, чтобы убедится, что они не искусаны.

- Да… цел, тёть Люда… - мальчишка украдкой вытер глаза рукавом рубашки и махнул на калитку — я не знал, что у вас собака есть… Думал, зайду, постучусь, меня мама отправила.

- Тебя, ведь, Петя, зовут? — она видела пару раз этого мальчишку. Его мать — одинокая милая женщина, немного странная и медлительная. Она даже улыбалась как-то плавно. Их дом стооял на краю леса, метрах в пятидесяти от дома Людмилы. Пете было лет девять, мелкий, худенький, вечно взъерошенный. Людмила никогда не видела, чтобы он спокойно шел. Он, либо бежал вприпрыжку, либо быстро семенил с банкой молока, или пакетом творога.

- Ага, Пётр! - сказал тот. - Мама велела спросить, будете ли вы у нас брать молоко, или сметану, или творог. - Мальчишка старательно сделал ударение на последний слог в слове «творог».

- Буду — улыбнулась Людмила и потрепала мальчишку по взъерошенным волосам — И молоко, и сметану, и творОг!

- Хорошо! Я тогда завтра перед школой вам с утра занесу! Сегодня не пойду — уже вечер, опасно ходить.

- Это правильно! — согласилась Людмила, - беги домой, мало ли кто шатается по вечерам.

- Да не! У нас люди то спокойные все. - Отмахнулся Петя — просто в согре с прошлой осени мишка шатается. Его охотники подстрелили, так он теперь покоя не дает никому. То корову задавит, то собаку утащит. Пацаны знакомые по школе рассказывали, что видели его в лесу. Так он на них бросился! Еле убежали!

- От медведя убежали? - Людмила недоверчиво сощурилась.

- Да ранен же он! - раздраженно проговорил Петя. - Лапу он заднюю волочет, быстро не может двигаться. Вон, любой в селе расскажет, что это правда. Днем не показывается, а ночами ходит вокруг села. Его дыхание на сотню шагов слышно. Он хрипит, как простуженный.

Парень говорил очень уж убедительно, по спине Людмилы пробежал холодок. Хрипящий раненый медведь за околицей… Мечты о деревенском спокойствии начинали рушиться. И последний день августа уже не казался таким уж нежным.

- Так а что ж не добьют то его мужики? - спросила она, провожая Петю за ограду.

- Да ходили охотники, искали его. Что-то не нашли. Следов полно, а самого мишки нет. Да и не слышно о нем давно. А вот зимой опять может лютовать начать…

С этими словами Петя попрощался и быстро посеменил к своему дому. Через мгновение он перешел на бег. Людмила стояла пару минут, пока мальчишка не дошел до своей ограды и не скрылся за ней. И, ведь, не боятся же они детей одних отпускать, когда вокруг «мишка» бродит… Затем она вернулась к себе и вдруг услышала жалобный писк из чемодана. Про Чопа она уже и забыла. Извлекаемый на белый свет корги радостно и благодарно облизывал лицо и руки хозяйки, при этом бешено виляя хвостом. Людмила пристегнула поводок к его ошейнику и, направившись за ограду проговорила:

- Ладно, если наткнемся на медведя, я тобой им в него кину. И у меня будет несколько секунд чтобы убежать. - она посмотрела на собаку. Веселая морда того как бы отвечала: «Да, хозяйка! Как скажешь, хозяйка! Я буду только рад, хозяйка!». Людмила вздохнула и они вышли на вечерний променад. А ночью её покинул август, и сентябрь пришел с ночным кошмаром, в котором она слышала хриплое дыхание большого существа из соседней комнаты. Людмила просыпалась, но хрип снова слышался из-за занавесок, которые заменяли межкомнатные двери. И Людмила просыпалась снова. И снова...

Бестолковый сентябрь сменился безликими братьями октябрем и ноябрем. Они несли холод, распутицу, грязь, лёд и страх. Страх, который, было, покинул Людмилу в конце сентября. Её кошмары уже прекратились, жизнь вернулась в привычное русло. Она влилась в работу, которую выполняла удаленно. Как ни странно, она тут — в деревне — была такая не одна. Всё больше людей покидали города, стремились к спокойствию и деревенскому уюту, а интернет это позволял без отрыва от работы. Людмила даже нашла новых друзей. Молодая пара, молодожены, также работающие на фрилансе, зашли как-то к ней в гости познакомиться. Оказались очень милыми и они, порой, втроем проводили выходные. Жарили шашлык, выпивали легкие напитки, в общем, делали всё то, что обычно делают взрослые люди, когда им есть о чем поговорить. В тот день, когда порог дома Людмилы перешагнул октябрь, её вновь пригласила семейная чета Коневых — тех самых молодоженов — в гости. Но когда она в приподнятом настроении и упаковкой пива под мышкой допрыгала к ним домой по покрытой ледяной корочкой сельской дороге, то нашла их бледными и встревоженными.

- Ой, Люд… - Маша обняла её как обычно — ты уже слышала про это?

- Про что? - озадаченно спросила Людмила.

- Да у нас у соседей внука медведь задавил — откликнулся Виктор — муж Маши.

Соседи Коневых были обычными добродушными пожилыми людьми с небольшим хозяйством из коровы, да нескольких кур несушек. Внук их, подросток, приезжал иногда на каникулы, или в выходные. Обычный парень, вежливый, улыбчивый.

- Как — задавил? - выдохнула Людмила

- Ну как рассказывают — Маша была напугана, её руки дрожали. - Ни крови, ни ран толком. Пара огромных синяков на спине и шея сломана. А вокруг — следы медвежьи. Говорят, что тот подранок снова явился. Прямо за оградой на Саньку напал и «заломал».

Людмила ярко представила рассветное морозное утро, ты выходишь за ограду, а слева слышишь хрип. Поворачиваешься, а на тебя обрушивается трехсоткилограммовое чудовище, втаптывает тебя в грязь и ломает шею. А потом просто уходит, приволакивая заднюю лапу…

- Мужики, у кого ружья есть, сейчас лес прочесывают, пытаются найти зверя. В грязи следы в согре потеряли, но они в аккурат рядом с твоим домом проходили. У тебя Чоп не лаял ночью?

Людмила пожала плечами. Чоп ночью не лаял, но она помнила, как он во сне рычал. Это разбудило девушку и Чоп был подвержен поруганию, после чего замолк и снова стало тихо. Это было около двух часов ночи. В остальном была тишина. Не лаяли и соседские собаки. Если это было в такое время, то что делал Санька на улице в такой час. И что же это за медведь такой — просто задавил жертву и ушел?

Через несколько часов к соседям приехали родители Саньки. Послышался женский плач и Маша прижала ладони ко рту. Людмила, которая не была в состоянии выносить чужое горе, ушла к себе домой. Её проводили Виктор и Маша, хотя было понятно, что медведь ушел и на него сейчас охотятся вооруженные люди. Коневы настаивали, чтобы Людмила пока не найдут медведя пожила у них. Дескать — она совсем одна в доме, а двери для большого медведя — не преграда. Людмила согласилась, но решила, что придет к ним на следующий день. Она хотела проведать Петьку с его матерью, да тоже порекомендовать куда-то на время переехать. Слишком уж они близко от леса жили. Однако, мать Петьки, к удивлению Людмилы, только отмахнулась.

- Да я столько раз этого медведя видела ночами в окошко! Бродит себе спокойно, не трогает никого, встанет, носом поводит, да ковыляет обратно. На него уже и собаки не лают. Я его однажды от ограды камешками отогнала — он чесался об него, чуть не свалил. Поворчал, развернулся, да похромал себе в лес.

- Так он же Саньку задавил!!! - восклицала Людмила.

- Да ну! - отмахнулась Петина мать — следы у ограды говорят только о том, что мишка там был. Где это видано, чтобы медведь просто ударил человека, да шею ему свернул? Ради забавы что-ли? Это, ведь, не человек! Тут дело то нечисто может быть...

Время лечит любое горе, а также туманит память. Новый год немного разогнал мрачные мысли, старик-декабрь по-доброму помахал варежкой напуганным селянам и на его смену пришел январь. Людмиле это месяц напоминал молодого актера, который постоянно переигрывает, машет руками, кричит свои реплики не впопад и всех тормошит, чтобы радовались, плясали, пели, пили… Началось время поздравлений, гуляний по ночной деревне в гости друг к другу. Людмила за это время познакомилась практически со всеми в селе. Люди и вправду были хорошие, спокойные и приветливые. Она помнила, что и в детстве тут было также. Январь — хороший месяц, он Людмиле нравился. Январь дарил уверенность, что большая часть зимы уже позади, что нужно потерпеть еще чуть-чуть, а пока — ты можешь радоваться праздникам, общаться с друзьями, верить в будущее. Медведя после смерти Саньки всё-таки настигли. Охотники взяли его в полукольцо у края болота и подвергли шквальному огню. Они выпустили по нему несколько десятков пуль и дробных зарядов с расстояния менее тридцати шагов. Зверь заревел и потащил свою тушу через топи, пытаясь сбежать. А потом его рев прекратился и больше о нем никто не слышал. Одна из собак рванулась тогда за ним в погоню и потонула в трясине. Так и решили — медведь утонул в болоте. Но Людмилу это не успокаивало. Она, к стыду своему, хотела, чтобы было как в кино. Чтобы мертвого медведя на конных санях притащили к центральной сельской площади и показали всем, что он — мёртв. А так, как говорится — нет тела, нет и дела. Страшные сны снова начали ее посещать. Теперь медведь приходил уже не один. За прозрачными занавесками теперь проползал не только простреленный как решето зверь, оставляя на полу кровавый след. Порою, с ним приходил Санька с неестественно вывернутой шеей, порою, собака, что утонула вместе с медведем. Они стояли за занавеской в полной тишине под хриплое дыхание раненого медведя и смотрели на нее темными провалами на месте глаз. Людмила просыпалась в липком холодном поту и пялилась в дверной проем, с которого она уже давно сняла эти треклятые занавески, и с замиранием сердца ожидала, что вот-вот одна из предрассветных теней двинется с места.

- Тёть Люд! А как, вы говорите, его зовут? — Петька барахтался в снегу с Чопом, после того, как выяснилось, что Чоп — добрый и веселый пес, который очень любит играть с детьми. Да, собственно, неугомонный корги просто любил играть, не важно — с кем.

- Чопом — с улыбкой ответил Людмила, стоя на крыльце с чашкой горячего чая. - Тебя мама не потеряет?

- Не, не потеряет! Чопик! Это же как пробка для дырки в стене! - Петька весь в снегу стоял перед корги на коленях и чухал его морду.

- Как что? - не поняла Людмила.

- Ну если надо картину на кирпичную стену повесить, сверлят дырку, вбивают деревянную пробку, в нее — гвоздь. А на гвоздь вешают картину. Вот пробка эта — это чопик!

- Эвона как — протянула Людмила — А я всегда это ассоциировала с Частным Охранным Предприятием. Но пробка со вбитым в нее гвоздем ему подходит больше!

Январь заканчивался и подходил самый отвратительный месяц года. Людмила его ненавидела. Он представлялся ей длинноволосым седым стариком, одетым в какие-то лохмотья. Глаза его — темные провалы, рот без зубов. Он огромного роста, но ходит сгорбившись, опираясь на уродливый кривой посох. Он может подарить надежду того, что так всем надоевшая зима, наконец, заканчивается и наступает оттепель, но потом нашлет ледяные ветра и вырвет из вас надежду о тепле вместе с сердцем костлявыми пальцами! А потом, уходя, он будет хватать юный март за ноги, задерживая его, сам валяясь в канаве в грязи из глины и тающего снега. «Февраль, Людочка, самый мудрый месяц» - наставительно говорила ей в детстве бабушка. «Он многое знает, он прошел и сытую осень, и зимний голод — ему нужно определить, кто же увидит весну, а кто- нет». Бабушка выдумывала свои истории на лету и рассказывала их перед сном впечатлительной большеглазой девчонке, фантазия которой вплетала эти история в сны и реальность на протяжении всей её жизни. «И когда февраль уходит, он обязательно кого-нибудь заберет с собой...».

И Людмила хорошо помнила того маленького котенка, что жил на теплотрассе около школы. Она носила ему сосиски и кусочки сыра, что таскала из школьной столовки. Котик никому не был нужен, у всех уже были свои. А этот был обычный черно-белый, невзрачный. Она часто просила маму — забрать его к себе. На что мама резонно отвечала, что у них уже есть кот — Василий. Уважаемый зверь, член семьи и достойный охотник до мышей. И он точно не потерпит дома еще одного котенка. В тот день Людмила несла котику ароматный кусок курицы и уже предвкушала, как тот жадно будет его есть, мурлыча на всю округу…

На теплотрассе лежал свернувшись клубочком её котик. Под мягкой шерсткой Людмила нащупала твердое ледяное тельце. Теплотрасса перемерзла, где-то прорвало отопление, и котик не проснулся первого марта в тридцатиградусный весенний мороз.

И вот сейчас февраль, шатаясь, тяжело дыша и стуча в двери, ставни, ворота своим посохом, рыщет по улицам селян, проверяет - у кого заканчиваются дрова и уголь, кто плохо утеплил двери или окна, у кого погреб еще не промерз до самого дна, кто забыл закрыть колодец или укутать старыми ватниками водопроводную колонку? Он не позволить этим праздным лодырям и неумёхам счастливо встретить весну! Он покажет — какой может быть жестокой зима в самом её конце! А вот теперь еще и это известие…

В середине февраля, снедаемый горем и совестью, к местному участковому пришел пьянчуга Тимур. Тимурка — так его все называли — объявил, что тогда-то и тогда-то они с соседски пареньком Саней «обкатывали» старый мотоцикл Урал с коляской. Несложно догадаться — чем это закончилось. У старого, не видавшего ни одного техосомотра или толкового ремонта, драндулета отказали тормоза, и Тимурка с Саней перевернулись на придорожной насыпи. Когда Тимурка понял, что парень свернул себе шею, он, не ведая, что творит, притащил усопшего к ограде его бабки и деда, а сам сбежал и затаился. Подумать только, вся деревня тряслась из-за шатающегося за околицами медведя-подранка, а виною всему на самом деле — пьянство и разгильдяйство.

- Теть Люд! - Петька отряхнулся от снега — а мама говорит — у вас сани большие были когда-то! Ну, с горки кататься! А дадите?

- Да, были где-то… - Людмила задумалась, вспоминая, где могло завалятся это старьё — в сарае, скорее всего. Дам, если найду. А где ты кататься собрался?

- А у нас за домом в согру на днях на снегоходах проехались. Сейчас по этим следам до низа согры можно так классно скатиться!

- Ну ладно! Заходи завтра, я найду санки — улыбнулась Людмила.

Через час утренних поисков Людмила уже пожалела, что пообещала Петьке санки. Они, действительно, оказались в сарае. На полу. А на них был навален пласт тридцатилетней истории её семьи! Тут было решительно всё. И крыло от ГАЗ-69, и половинка школьного глобуса, и прялка, и еще одна прялка, ди-джейский диско-шар, сделанный из осколков разбитого зеркала, люк от канализации и отрезок рельса. В общем, всё то, без чего невозможно прожить честному деревенскому человеку. Вся в грязи, пыли, вспотевшая и, одновременно, замерзшая, Людмила с ликованием потянула за веревку старые конные сани с чугунными полозьями. Она не припоминала, чтобы когда-нибудь сама каталась на них, но помнит, что они были популярны у ее сверстников. Они часто просили взять их на день-два. Родители без вопросов давали сани по первой просьбе на радость подросткам. Санки хрустнули, отрываясь от промерзшей земли и девушка ощутила их запредельную тяжесть. Вокруг стояла пыль, изо рта Людмилы вырывался пар. Вдруг она увидела на полу какой-то зеленый предмет. Бабушкина авторучка. Девушка ее хорошо помнила, ею бабушка записывала рецепты, делала заметки в календариках. В детстве эта зеленая перламутровая ручка напоминала ей волшебную палочку. Людмила подняла её, повертела в руках и сунула в карман. Какая-никакая, а память о бабушке. В этот момент ей представился седой старик, что подглядывал за ней в щелочки сарая своими бездонными глазами. Она передернула плечами и потащила сани к выходу. Вечером должен был наведаться Петька за обещанным раритетом.

- Да как же ты с такими огромными санищами то справишься? - спрашивала Людмила у пытающегося сдвинуть с места чугунные старые сани Петьки. - Давай-ка — вместе!

Они дотащили сани до согры, что начиналась за домом Петьки и Людмила, взглянув вниз, присвистнула.

- Петь, а, может, не надо? - с сомнением проговорила она - по-моему — это опасно, как минимум. Твоя мама меня на ремни порежет если что случится.

- Да я сто раз тут катался на своих санях! - отмахнулся Петя и уже подтаскивал сани к началу склона.

- А что случилось с твоими санями? - встревоженно проговорила Людмила.

- Да я на них в дерево въехал, они и сломались! - откликнулся Петька и уже начал съезжать вниз.

- Э-э-э! Погоди! - Людмила отчаянно потянула руки вслед ускользающим саням, но смогла только схватить веревку, которая увлекла ее вслед за стремительно набирающими ход тяжеленными санями. Людмила упала на живот и с вытянутыми вперед руками понеслась вслед за восседающим верхом на конных санях Петькой. Они лихо въехали в лес на глубину почти в сто метров и остановились — Стой, Петька…

- Тёть Люд! Вот вы же всё испортили! Вы же прям как якорь! Давайте в следующий раз вы на сани сядете! - Петька развернулся и смотрел на Людмилу, которая с полным ртом снега, все еще лежал за санями, вытянув руки вперед.

- Нет, Петька! - строго ответила та, выгребая снег из-за пазухи, коего набилось в куртку чуть ли не столько же, сколько весила она сама — твоя мама нам обоим голову оторвет! Так и разбиться не дол…

Она не договорила. Из чащи леса послышался хруст веток и низкий рык. Этот звук не походил на рычание живого существа. Скорее, это был предсмертная агония больного туберкулезом. Крик через хрип и сипение. Одновременно с этим начиналась метель. Ветер подхватывал сухие мелкие кристаллики снега и хлёстко бросал их в лица незадачливых искателей приключений.

- Петька… - Людмила поднялась на ноги и протянула руку к мальчишке. Тот стоял, раскрыв рот, и глядя куда-то в лес. - Петька, ты это слышишь?

- Тёть Люд… Тёть Люд, это чо, а? Чо это, а? - бормотал тот. Значит, ей не показалась.

- Петя, бежим, мой хороший, бежим, Петя… - ласково и уверенно проговорила Людмила.

Она потянула за собой Петьку и рванула в гору, с которой они скатились. Но ноги вязли в снегу и они падали через каждые три шага. Это было как в страшном сне, когда ты пытаешься убежать, но ноги не слушаются, вязнут как в вате. Людмила оглянулась, хрип и рёв слышался всё ближе. Она тяжело дыша, буксовала ногами и левой рукой в предательском снегу, правой же она тащила за собой ребенка, который тоже барахтался в снежной каше как древесный жучок в опилках.

- Помоги… Помогите! - отчаянно попыталась крикнуть Людмила, но горло её пересохло и из него вырывался только сдавленный хрип, она попыталась по-девичьи завизжать, но только закашлялась — Петька! Кричи, Петя!

- Помогите! Медведь! Помогите! - звонко на всю округу завопил мальчишка! Ветер сорвал с его головы шапку, и волосы рассыпались на ветру, смешиваясь с мелким снегом. Лицо его побледнело, глаза выглядели тёмными и безумными на худеньком лице, он глядел куда-то назад, в снежную тьму, наступающую им на пятки. Он закричал снова.

«Хорошо» - подумала Людмила. Их сейчас услышит его мать, она позовет на помощь, у нее есть телефон тех охотников... она им позвонит, ах, черт! Это все очень не быстро!!! Метель все сильнее заносила округу, надвигался полный мрак от снега, идущего плотной стеной, и тут они увидели Его. Подгребая передними лапами и с дребезгом хрипя на каждом выдохе, мотая головой как умалишенный он быстро полз к ним по рыхлому снегу. Обе задние лапы бессильно волочились за ним следом. Клочкастая грязная шерсть полностью не покрывала тело. В нескольких местах она свисала лохмотьями, обнажая загнившие раны с сочившейся сукровицей. В черных бездонных глазах горел пожар безумия и боли. Отмороженные уши, отстрелянный наполовину нос, кусок сломанного ребра торчал из плохо зажившей раны на боку. Зверь как пловец в стиле баттерфляй скачками приближался к ним. Тощий, огромный, бесформенный, голодный и окончательно обезумевший от страданий. Людмила прижала Петьку лицом к себе левой рукой, а правой шарила по карманам в надежде найти — чем защититься. В кармане оказалась только авторучка. Она прижалась спиной к дереву, вытянула вперед руку, вооруженную маленькой пластмассовой палочкой и зажмурилась. Ветер ревел громче медведя. Сквозь завывания стихии послышались ружейные выстрелы, но слишком далеко — не успеют. Они стреляли в воздух на ходу, пытаясь спугнуть медведя, но этого медведя уже нельзя было испугать ничем. Все самое страшное с ним уже произошло. Им движет только безумие и голод. Голод, который он сейчас утолит последний раз в жизни…

Ветер внезапно стих. Все ближе слышались голоса. Над головами Людмилы и Пети трещали замерзшие ветки деревьев. В сотне шагов от них в воздух взлетела осветительная ракета - как призраки затанцевали тени деревьев под её холодным колдовским светом. Секунды потянулись вялыми бесконечными нитями. Людмила вспомнила, как её бабушка пряла пряжу на одной из тех прялок, что она нашла накануне в сарае. Услышала гудение колеса и скрип приводных шнуров. Видела как в старых натруженных руках скользит с сухим шуршанием шерстяная нитка. Долго. Бесконечно. Теперь она слышит знакомый лай! Чопик! Послышались растерянные и встревоженные голоса. «Ищи, Чоп, ищи!». Их ищут. Петька развернулся и с испугом смотрит на хрипящую голову медведя. Тот все еще силился грести лапами, словно крот, но что-то не давало ему продвинутся вперед. А Людмила в этот момент смотрела поверх распластанного на снегу чудовища. Она видела прозрачные светлые серые глаза на остром бледном лице. Короткие волосы с пепельной сединой. Тонкие губы искривились в ухмылке. Он смотрел в глаза Людмиле с вызовом и насмешкой. Она одними губами прошептала его имя. Глаза того блеснули ледяным всполохом. Простое серое пальто расстегнуто. Она видела длинный шарф, намотанный на его шею в несколько раз. В левой руке он сжимал Петькину шапку. Локтем правой - упирался о колено той ноги, которая стояла на задней лапе медведя. Обутая в огромный сапог, она не давала сдвинутся зверю с места. Он перевел взгляд на вытянутую в его сторону авторучку, зажатую в дрожащих замерзших пальцах и расплылся в веселой улыбке, обнажив белые как фарфор зубы. «Ты забыла сказать заклинание» - услышала Людмила откуда-то издалека насмешливый шёпот незнакомца. Он бесшумно бросил в их сторону шапку, наклонился к голове медведя, взял её за верхнюю челюсть обоими руками, и с пугающей лёгкостью дернул на себя. Людмила вздрогнула от мерзкого хруста. Голова медведя с глухим стуком упала обратно. Из пасти на снег брызнула кровь, кажущаяся чёрной под светом ракеты. Измученное животное затихло навсегда. Незнакомец выпрямился во весь свой громадный рост, подмигнул Людмиле, развернулся и пошагал в сторону леса. Через несколько шагов он остановился и махнул рукой в сторону приближающихся криков, привлекая охотников. Затем снова отвернулся и растворился во тьме. Снова началась метель, но голоса спасателей были уже совсем рядом. Кто-то крикнул: «Они тут, я их вижу!». Сквозь ветки начали пробиваться лучи фонарей. Впереди всех по снежному целику к ним с веселым лаем двигался Чопик, ведя за собой охотников.

- Тёть Люд… Тёть Люд, а что с ним? А? Что с ним случилось, а? - лепетал Петька не сводя глаз с безобразной медвежьей морды.

- Когда Февраль уходит, он всегда кого-то забирает с собой. - Людмила вернула Петькину шапку ему на голову и добавила — Завтра весна.

Петька растрепал всей деревне, что медведь героически был заколот авторучкой в глаз твердой рукой тёти Люды. Разум ребенка благоразумно стер из памяти весь ужас той ночи, заменив его на увлекательное приключение. А сама Людмила на расспросы охотников только и сказала, что медведь умер сам, от ран и голода. Просто пришло его время. Теперь она в страшных снах видит не медведя, а ледяную улыбку на бледном лице, видит ту лёгкость, с которой были завершены страдания несчастного существа, видит, как седой и высокий незнакомец растворяется во мраке леса одновременно с погасшей осветительной ракетой. И до сих пор она с содроганием ждала последних чисел февраля, и, только проснувшись первого марта от тревожного бесконечного сна, обзвонив всех близких и друзей, и убедившись, что всё хорошо, страх постепенно отступал. И тогда его место заполняла радость от прихода долгожданной весны. И март снова дарил ей 11 беззаботных месяцев жизни.

Показать полностью

Гроб на колсиках

Гроб на колсиках

Жила-была одна девочка. И вот как-то ее мама ушла на работу и запретила дочери включать радио. А та не послушалась и включила. И вдруг по радио передают: «Девочка, девочка, гроб на колесиках выехал с кладбища, твою улицу ищет. Прячься, убегай». Но девочка решила, что это передают какую-то страшную сказку. А ей опять говорят: «Девочка, девочка, гроб на колесиках нашел твою улицу, уже ищет твой дом». И называют ее адрес. Тут-то она испугалась, начала дверь запирать, но из дома не убегает. А радио снова передает: «Девочка, девочка, гроб на колесиках нашел твой дом. В квартиру въезжает!» Вернулась мама с работы – а там дочка неживая. Только рядом какое-то колëсико валяется.

Больше страшилок!

Показать полностью

Рассказ "Задача отряда Цертмина"

Небольшой отряд рыцарей отправляется в поселение богопротивных людей за знанием, утерянным много веков назад.

Восемь лошадей скакали по мокрой земле лесной дороги сквозь туман. Всадниками были рыцари в легкой броне и с длинными мечами. Они и лошади сильно устали. Потому решено было остановиться в ближайшем трактире. Увидев указательный столб, они свернули согласно надписи.

Трактир оказался довольно ухоженным. Деревянная дорожка, проложенная через двор ко входу была в мокрой грязи. Но хозяин старательно вычищал ее. Рыцари прошли по старым доскам внутрь. Посетителей не было. Здесь убиралась жена хозяина. Увидев рыцарей, она пригласила их за стол.

За окном темнело. Сытно поев и почистив латы, всадники уселись возле камина. Хозяин между делом, от скуки, спросил:

- Куда направляются достопочтенные господа?

- По этой дороге, дальше. К болоту. – тихо произнес один из рыцарей.

- Страшное место. Зачем оно вам?

- Надо нам туда, старик. Это очень важно.

- Нет никакой нужды туда ехать. Гиблое место. Там живут соддо. Пытались некоторые до них добраться. Все в болоте утонули.

- Что знаешь ты об этом месте? – спросил капитан.

Рыцари обратили взгляды к старику.

- Ну, можно сказать, что болота – это граница между нашим миром и миром соддо. У них творятся странные вещи. Однажды я видел, как там танцевали красные огни. Сначала я подумал, что это глаза. Но глаза не могут танцевать! – последние слова старик произнес дрожащим голосом.

- Что ты там делал? – сказал подошедший к хозяину рыцарь, нависая над ним.

- О, Малахи! Нет! Я там… Я раньше торговал. Проезжал с обозом мимо…

- Мердок, сядь. – сказал капитан.

- Врешь, старик! – вскричал Мердок.

- Он не врет. – спокойно ответила жена. – Он и я действительно раньше торговали. Но наш обоз не проезжал мимо тех болот. Мы к ним и ехали. Еще на пороге старости мы вели дела с соддо.

- Мы это запомним. – процедил Мердок, усаживаясь обратно.

- Пусть. – с грустью сказал хозяин. – Но запомните вот еще что. Неладное эти люди там творят. Да и люди ли это теперь?

- О чем ты?

- Кожа их позеленела. Челюсть выдвинулась. Я видел, как они сидели у костра и рвали зубами мясо, словно ткань или бумагу. А их глаза источали зловещий свет. Я устрашился. Дела с ними пошли на спад. Каждый раз, как я уезжал от них, меня преследовали красные светящиеся глаза. Там творятся неестественные вещи. Глаза не могут танцевать. Но они танцевали… они танцевали…

Хозяин шепотом повторял эти слова, пока жена уводила его спать.

Рыцари вновь скакали по тропе. Страх не колебал их души. Но лошади ехали все неохотнее и неохотнее, беспокойно ржали и вставали на дыбы. Решили сделать привал. Костер плохо горел в густом темно-сером тумане. Наступала ночь. Они уже собирались лечь спать, как услышали стук копыт. Кто-то приближался к ним со стороны трактира. Вот звук стал отчетливей. Появился смутный силуэт. К костру подъехала лошадь, на которой сидела девушка в плаще. На ее лице играли тени и блики от костра.

- Можно присесть к вашему костру? – слегка грубо и неохотно спросила она.

-Да, миледи. – один из рыцарей встал, подошел к лошади и подал девушке руку.

Но она ловко и без помощи спрыгнула на землю и присела у костра, грея руки.

- Мне не нужна ничья помощь. – насмешливо сказала она. – Разве что в постели.

- У вас нет кавалера, который мог бы вам помочь?

- Либдор, хватит. – тут же встрял капитан. – Пора спать.

Все рыцари послушно легли, укрывшись одеялом. У костра остались только капитан Цертмин и девушка.

- В вашем отряде какие-то трудности?

Цертмин посмотрел в ее невинное лицо.

- С какой стати спрашиваешь? – лицо капитана стало очень серьезным. Он смотрел ей прямо в глаза. – Ты всего лишь случайный попутчик. Зачем тебе сведения о моем отряде?

Он отвернулся к костру, чтобы растолкать тлеющие угли. Огонь стал светить ярче, и капитан краем глаза заметил странный блик на ее лице. Словно под кожей у нее пробежала многоножка. Внутри у него все сжалось, но виду он не подал. Девушка посмотрела на него и рассмеялась.

- Ты такой серьезный, как будто сейчас в доспехи наложишь!

Он немного посмеялся вместе с ней.

- Как зовут столь необычную миледи? – спросил капитан.

- Хьонтейнен.

- Хм. Странное имя. – ответил Цертмин.

- Уж какое дали. Пойду я спать.

- Доброй ночи, миледи Хьонтейнен.

Она лежала возле своей лошади, укрывшись плащом. Форма ее тела была весьма привлекательной. Если бы его отряд состоял не только из стойких рыцарей, то кто-нибудь наверняка лег бы рядом с ней, провел рукой вдоль изгиба ее тела и запустил руку под плащ.

Капитан сидел напротив, недвижим и невидим. Только вглядываясь в ночной мрак, можно было увидеть блеск костра в его глазах. Рукоять меча он держал двумя руками. Девушка спала, но он все равно пристально за ней наблюдал. С ней что-то не так, и капитан был абсолютно в этом уверен. Она могла быть кем угодно. Шпион истокцев? Соддо? Чудовище в человеческом обличье?

Раздался шорох. Слева от капитана проявился силуэт.

- Либдор?

- Да, капитан. – силуэт замер.

- Не спится?

- Сон все никак не идет. Вот, решил пройтись немного.

- До нашей попутчицы?

- Простите, капитан…

- Хватит, Либдор. Поговорим, когда вернемся в замок. А сейчас, вставай на дежурство.

Встали рано, еще до рассвета. Быстро поели, собрались и пустились в путь. Дорога была прямой, изредка виляющей. Из светло-серого тумана проступали силуэты голых деревьев. Переплетения веток формировали странные фигуры. Где-то вдали от дороги мелькало что-то красное. Ехали медленно, прислушиваясь к каждому звуку. Стал слышен легкий плеск воды, словно от волн на речном берегу. Остановились.

- Мердок, Либдор. Наберите воды.

Цертмин остановился возле Хьонтейнен. Двое рыцарей спешились и скрылись за деревьями.

- Миледи, позвольте узнать. – сказал капитан. – Зачем вы к нам присоединились?

- Я дочь того трактирщика и его жены. Он умер.

- Да упокоят Малахи его душу.

- Благодарю. Но его убили вы. Мать мне рассказала, как один из ваших рыцарей надавил на него.

- Мердок воистину страшен в гневе. Но только в гневе.

- И часто он так гневается? Сколько стариков он уже убил? – Хьонтейнен ехидно улыбнулась.

- Вы, видимо, полагаете будто меня это задевает. Что вы от меня хотите, миледи? Чтобы я прочел молитву над вашим отцом? Я это сделаю. Но если вы и дальше будете пытаться совать нос в личные дела моего отряда, мне придется прочитать молитву и над вами. – капитан положил руку на рукоять меча.

- Так отпустите меня, если я доставляют вам неудобства.

- Нет. Мы поговорим, как вернемся.

Плеск воды стал громче. Рыцари вернулись.

- Это не река, а болото! – выпалил Мердок.

- Это вы там плескались?

- Нет, капитан. Это волны. Что-то плывет сюда.

- И вы не увидели что?

- Нет.

Вдалеке зловеще зазвенели колокола. Поднялся ветер, заскрипели деревья. Дуло то в одну, то в другую сторону. Деревья качались в такт дуновениям. Создавалось жуткое впечатление, будто они находятся в дышащем коридоре. Над головой поднялся страшный неописуемый вой. Он смешивался с шумом крыльев, словно этот звук могла издавать какая-то птица. Далеко впереди вновь зазвенели колокола.

- Капитан, мы точно должны туда ехать?

- Успокойся, Триститор. Они всего лишь дикари. Они не смогу нам помешать.

- Они нет. Но предки.

- Посмотрим. Захватим в плен несколько соддо, постараемся найти наиболее важных членов общины. Сострадание соплеменниками им не чуждо, я думаю. И поэтому они любезно укажут нам дорогу в их библиотеку.

Они мчались галопом. Туман слегка рассеялся. Стали лучше видны черные скрюченные деревья, качающиеся со скрипом. Они то поднимались, то наклонялись. Они напоминали старых обрядчиков, поклоняющихся какому-то идолу. На берегу шумела болотная вода. Уже гораздо ближе в воздухе плавало и мерцало красное свечение. Иногда эти огоньки напоминали пару глаз, иногда факелы, которым виртуозно размахивают на ярмарках. Но в этих огнях не было ничего человеческого. Все ближе и ближе раздавался зловещий звон колоколов, словно предвещая страшные события.

Девять лошадей вылетели из тумана так, словно он их выплюнул. Всадники направили лошадей к высокому холму. Внезапно, высоко в небе раздалось урчание. Рыцари подняли головы и увидели в облаках треугольные силуэты, словно плавающие в воздухе. Поднявшись на холм, они увидели поселение и помчались к нему. Там звенели колокола. На горизонте розовело небо, и холодное солнце иного мира осветило странную реку. Вода в ней была зеленой. В ней плавали куски чьих-то тел. Чешуйчатые лапы, ноги и хвосты.

Ворота в поселении были подняты. Их ждали. Из всех дверей и подворотней повыскакивали существа похожие на василисков. Но если те были высокие и стройные, то эти сгорбленные, немного пухлые, с огромными верхними и нижними клыками. Нижняя челюсть выступала вперед. С нее падали большие капли слюны. Они были покрыты чешуей с редкими пятнами человеческой кожи. Одеждой служили полотна шерсти и грубой темной ткани. В руках они держали крепкие копья и толстые дубины. С криками «Гоарк! Моарк!» твари кинулись на пришельцев. Рыцари не стали церемониться с выродками и начали махать мечом направо и налево, проносясь по деревне, словно ангелы смерти. Местная земля впитала в себя много крови выродков. Треугольные существа вверху урчали явно недовольно. В конце концов, вождь поселения явился перед всадниками и пал на колени, подняв руки. С ним склонились и остальные. Всадники жестами показали, что им нужно, а потом, убив несколько жителей, заставили вождя показать им это. Знания о словах магии, то за чем они так сюда рвались, были изложены жуткими иероглифами на кусках толстого пергамента, скрепленного шерстяными нитями. Повторив уговоры, рыцари убедили вождя поехать с ними. Его связали и положили на лошадь. Выехав из деревни, рыцари остановились на высоком холме и осмотрелись.

Впереди, из тумана поднималась гора и уходила вверх настолько высоко, что ее пик невозможно было рассмотреть. Чуть по бокам и дальше виднелись такие же горы. Оглянувшись назад, рыцари постигли страх. Далеко за деревней вздымались огромные волны вязкой зеленой воды. На горизонте висело черное солнце. Среди волн виднелись красные огни, стремительно прорезавшие все на своем пути. Треугольные существа беспокойно заурчали и устремились к пикам гор. Горизонт со стороны громадного океана начал краснеть. В небе раздался яростный и отчаянный крик безумного бога.

Он вывел рыцарей из оцепенения. Они пустили лошадей к туману, нещадно хлестая их поводьями и стуча им в бока. Земля задрожала, и крик раздался вновь. Цертмин оглянулся на миг. Красные огни, выворачивая в воздухе невообразимые пируэты, мчались за ними. Кровь стучала в висках. Они влетели в туман. Проехав всего пару десятков метров по тропе, они услышали треск и скрип дерева, бешеный плеск болотной воды. Безумец закричал еще более яростно и отчаянно. Ветки плотно сплетались за спинами всадников. Поймав Триститора, ехавшего последним, они тут же разорвали его и лошадь в кровавые клочья. Это дало остальным некоторую фору. В последний раз они услышали долгий, хриплый и рычащий крик отчаяния и ярости неведомого безумца. Семь всадников вылетели из серого зыбкого тумана под звезды родного мира. И тут же все грохнулись на землю. Все лошади были мертвы. В их глазах застыл сумасшедший испуг. Рыцари подобрали вождя и потащили его по тропе. Ночное небо, усеянное узорами любимых звезд, все-таки не давало ощущения безопасности. Поэтому, когда тропа вывела их к трактиру, они тут же направились к нему.

Цертмин постучал в дверь. Никто не ответил. Дверь оказалась не заперта, и они вошли. Связанного вождя усадили за стол. Цертмин указал Каинору и Алкору следить за ним. Остальных поставил у входа. Вид мерзкого зеленокожего существа в клочьях его примитивной одежды на фоне вполне ухоженного трактира заставлял внутри все сжиматься. Но это можно было перетерпеть для того, чтобы отдохнуть хотя бы пару часов. Цертмин отправил Либдора на кухню в поисках съестного, а сам уселся напротив вождя, пытаясь завести подобие разговора с ним о подробностях его пугающего мира.

- Хьонтейнен!? – раздался удивленный голос Либдора.

А затем крик боли. Мердок кинулся на помощь. Остальные рыцари, обнажив мечи, осторожно двинулись за ним. С вождем остался только Алкор.

- Что ты сделала с ним, тварь!? – воскликнул Мердок.

И тут же, не успев замахнуться мечом как следует, с криком ужаса исчез в разверзшейся пасти Хьонтейнен. Пасть уменьшилась и превратилась в человеческий рот. Девушка засмеялась. Ее глаза сверкали злыми красными огнями. Цертмин подскочил к ней и взмахом меча отрубил голову. Никакой крови не было. Голова, бывшая миг назад человеческой, превратилась в паука. Он приземлился на свои толстые волосатые лапки. Тело Хьонтейнен распалось на сотни многоножек, клопов, тараканов, паучков, мух, комаров и прочих ведомых и неведомых насекомых.

Все они стали окружать рыцарей. Они быстро семенили по латам и забирались в доспехи. Рыцари пытались смахнуть их, но красноглазый паук прыгал вокруг, стреляя липкой паутиной. У Каинора подкосились ноги, и он упал, страшно крича и извиваясь.

Огоуд задрожал, когда почувствовал как сотни мелких лапок скребут по его коже, как клычки этих тварей прогрызают в нем дыры и лезут внутрь, как они забираются к нему в рот. В глазах потемнело, и Огоуд упал.

Каинор больше не двигался. Его полностью съели. Раздался треск битого стекла и огня. Это Прайдор разбил фонарь и бросился в огонь. Цертмину удалось насадить паука на меч, и тот больше не мешал. Капитан кинулся к пожару, сбрасывая какие только можно, доспехи. Его одежда тоже загорелась. Он почувствовал обжигающую боль. Прайдор и капитан кинулись на улицу и принялись кататься по мокрой холодной земле. Вскоре огонь потух. Пролежали они не долго. Слегка пошатываясь направились в дом. Но к ним выбежал Алкор.

- Капитан! Я перевел! Переписал! Берите, скорее! – Алкор протягивал капитану листы бумаги, исписанные грубым, кривым, но понятным почерком.

Паук прыгнул Алкору на голову. Жвало вошло глубоко в затылок. Голова рыцаря взорвалась ошметками мозга, кровавой паутины и осколками черепа. Прайдор схватил паука, бросил на землю и хорошенько пнул его. Тварь стукнулась о стену трактира и упала. Потеряв былую прыткость, она не потеряла желания убить всех рыцарей, а потому хромыми, но быстрыми шажками направилась к ним. Прайдор придавил паука ногой.

- Капитан, берите листы и уходите. А я прослежу, чтобы эта тварь никуда не ушла.

- Молодец, Прайдор. Удачи.

Прайдор схватил паука и вбежал в горящий дом. А капитан Цертмин поднял все листы и пошел по тропе.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!