Союз Спасения

Социальные причины

Это явление имело серьезные социальные причины. Женщины приходили в публичные дома вследствие бедности, безработицы, низкой доступности образования и негативного влияния окружения. Часто молодых девушек заманивали обманом или силой, предлагая помощь голодающим семьям, покупали детей у родителей или применяли физическое принуждение.

Средний возраст «работниц» составлял всего 15–25 лет, что свидетельствует о массовом вовлечении несовершеннолетних в этот бизнес. Дома терпимости пытались создать видимость заботы о сотрудницах, обеспечивая жилье, питание и одежду, однако реальность часто оказывалась иной.

Чтобы попасть в систему официальной регистрации, женщины сдавали паспорта полиции, получая взамен специальный документ, содержащий личные данные и обязательства перед заведением.

Несмотря на формальные гарантии безопасности, многие девушки оставались заложницами обстоятельств, попадая в порочный круг зависимости и эксплуатации.

Жизнь по жёлтому билету

Получение желтого билета превращало женщину в члена особого социального класса, исключенного из нормального трудового процесса. Отдавая паспорт и принимая заменительную книжку, женщина теряла возможность свободно передвигаться даже внутри своего города. Любое перемещение требовало официального разрешения, что существенно ограничивало личную свободу.

Запреты касались даже передвижения по улицам города в определенное время суток, подчеркивая низкий социальный статус проституток. Хотя теоретически женщины могли отказываться от клиентов или покидать заведения, на практике их держали долги и угрозы хозяев, вынуждая оставаться на прежнем месте работы.

Жизнь большинства проституток заканчивалась печально – старея, они вынуждены были продавать себя за копейки или кусок еды прямо на улице.

При этом возникает вопрос – а куда смотрела церковь, почему не боролась с этим явлением? Конечно, не боролась, потому что паству нужно было поддерживать в состоянии дикости, чтобы не умела читать, писать, рассуждать, чтобы голова была пустой.

И после этого нам будут рассказывать про святую Русь, на которую напали антихристы – большевики. Но вот они-то как раз и навели порядок.

Борьба Советской власти с наследием капитализма

После прихода большевиков ситуация изменилась кардинально: публичные дома были закрыты, введена уголовная ответственность за занятия проституцией, что отразило новую политику государства в отношении нравственности и общественного порядка.

Борьба с проституцией в Советской России велась разными методами. Сначала рассматривались варианты введения системы регистрации проституток и создания специальной милиции нравов. . К середине 1920-х годов было решено учредить местные советы по борьбе с проституцией, работа которых сводилась к организации мастерских и артелей, швейных мастерских, домов помощи трудящимся женщинам, куда бывших путан, нищенок и беспризорниц устраивали на работу. Их бесплатно кормили, а для детей открывали детские сады.

Затем проводились массовые облавы и высылки из городов. Позже, в 1920-е годы, были созданы местные советы по борьбе с проституцией, организовывавшие рабочие места и помощь бывшим проституткам.

Просветительская работа включала лекции врачей и бесплатные медицинские обследования, направленные на предотвращение венерических заболеваний. Советская власть считала проституцию следствием безработицы, но с развитием экономики отношение изменилось: проституция стала восприниматься как антисоциальное явление, мешающее строительству коммунизма.

Начиная с конца 1920-х годов, начались кампании по принудительному перевоспитанию задержанных проституток в специальных учреждениях. Первая крупная акция прошла в Москве и Ленинграде, когда сотни женщин были отправлены на Соловецкие острова.

Отсутствие уголовного наказания за сам факт проституции компенсировалось возможностью отправки нарушителей в лагеря на срок до пяти лет решением специальных комиссий.

Оригинал статьи

https://dzen.ru/a/aSAFM2MMN0V350d5

Как вообще измерять «бедность» в позднем СССР

У СССР была своя статистическая система, поэтому привычные нам «ВВП на душу» по рыночным ценам или паритету покупательной способности тогда не считались на уровне союзных республик. Исследователи и международные организации использовали несколько косвенных индикаторов:

🟡 Уровень потребления.
Если смотреть, сколько люди тратили на еду, жильё и социальные услуги (школы, медицина), то в Средней Азии показатели были сильно ниже среднего по Союзу.

• В Таджикской ССР люди жили примерно на половину беднее, чем в среднем по СССР.

• В Киргизской — отставание было около 35%,

• в Туркменской — примерно 30%,

• в Узбекской — около 25%.
  
  А вот Прибалтика, наоборот, жила лучше среднего — на 10–30%.

🟡 Урбанизация.
Чем больше городского населения — тем выше доступ к инфраструктуре: больницам, школам, работе на заводах. В 1989 году в СССР в среднем две трети людей жили в городах. Но в Средней Азии картинка была совсем другой:

• в Таджикской ССР в городах жило только 32,5%,

• в Киргизской — 38,2%,

• в Туркменской — около 45%,

• в Узбекистане — тоже меньше 40%.

🟡 Доходы и зарплаты.
В Средней Азии многие семьи имели доход заметно ниже общесоюзного. Например, в Узбекистане в 1990 году:

• у третьей части населения на каждого члена семьи приходилось меньше 75 рублей в месяц,

• ещё у четверти — от 75 до 100 рублей.
  
  Для сравнения: средняя зарплата по СССР в 1980 году была около 167 рублей, а к 1988 году выросла до 220 рублей.

🟡 Социальные показатели.
Здесь разрыв тоже был заметен.

• В 1985 году в Средней Азии младенческая смертность была в два раза выше, чем по стране в среднем.

• Жилья на душу населения было меньше, и часто оно было без удобств.

• В школах не хватало мест, и дети учились в две-три смены.

Эти метрики не идеальны, но вместе они дают устойчивую картину: Южные республики отставали по качеству жизни и возможностям накопления человеческого капитала.

Видно ли «бедность» в цифрах

Ниже — небольшая таблица с опорными данными конца 1980‑х. Здесь — только то, что можно проверить по первичным публикациям того времени и международным обзорам. Где точных значений нет, указываем ориентир «около», когда источник даёт диапазон (например, в графиках с отклонением от среднего по Союзу).

🔸Примечание:
▪️урбанизация — по переписи 1989 года и национальным обзорам;
▪️потребление — по сопоставлению уровня потребления на душу в 1970/1985 годах;
▪️доходы в Узбекистане — по официальной таблице распределения доходов за 1990 год;
▪️жильё в Туркмении — по госстатистике республики за 1989 год.

Почему именно эти регионы оказались на дне рейтингов

1) Демография работает против средних доходов

В Центральной Азии в 1970–1980‑е годы сохранялась самая молодая и быстрорастущая возрастная структура в СССР. Высокая рождаемость в сочетании с отставанием по урбанизации означала простую вещь: на одного работающего приходилось больше иждивенцев, а бюджетные системы — школы, поликлиники, жильё — хронически не успевали за ростом населения. Это напрямую давило на доход на душу, площадь жилья и качество социальных услуг.

2) Экономическая специализация — сельское хозяйство и добыча

Внутри СССР существовало чёткое разделение труда. Центральная Азия была нужна прежде всего как поставщик сырья и продуктов питания. Основные отрасли здесь — хлопок, фрукты, овощи, шерсть. В меньших объёмах — газ и нефть. Кроме того, на территории строились крупные объекты и велась добыча полезных ископаемых, но всё это распределялось и контролировалось из центра.

А вот сферы с высокой добавленной стоимостью — машиностроение, электроника, химическая промышленность — развивались куда слабее. Из-за этого производительность труда оставалась ниже, чем в более индустриальных регионах Союза, и зарплаты тоже были меньше.

3) Инвестиции и развитие инфраструктуры

По данным отчётов союзных министерств конца 1970‑х — начала 1980‑х годов, на одного человека в республиках Центральной Азии выделялось меньше инвестиций, чем в среднем по СССР. Причём большая часть этих денег шла в отрасли, которые считались приоритетными для всей страны: добычу энергии (нефть и газ), строительство оросительных систем и развитие сельского хозяйства.
А вот на то, что напрямую улучшало повседневную жизнь людей — водопровод, канализацию, современные школы, городское жильё — средств и строительных мощностей хронически не хватало. Из-за этого многие семьи жили в домах без элементарных удобств, а школы не справлялись с количеством учеников. В итоге дети в Таджикистане, Узбекистане или Киргизии часто учились в две или даже три смены подряд, что считалось нормой.

4) Стоимость ирригации и экологические издержки

Главной сельскохозяйственной культурой региона был хлопок. Вся экономика во многом зависела от него, и это создавало проблемы.
Во-первых, республики были привязаны к государственным закупочным ценам: центр диктовал, сколько и за сколько у них купят сырьё.
Во-вторых, хлопок требовал огромных затрат — его нужно было постоянно поливать, вносить удобрения и использовать пестициды. Массовая мелиорация, то есть прокладка каналов и систем орошения, проводилась поспешно и без должных расчётов. Это приводило к засолению почвы, земля теряла плодородие, а урожайность падала. В итоге деньги вкладывались, но отдача от этих вложений была меньше, чем в промышленно развитых регионах страны, где за один рубль инвестиций можно было получить гораздо больший результат.

Разбор по республикам

Таджикская ССР: самая молодая, самая сельская

Таджикистан к переписи 1989 года имел один из самых низких уровней урбанизации в Союзе — 32,5% городского населения. Семьи были крупными, доля детей и подростков — очень большая. По сравнению со средним по СССР потребление на душу в середине 1980‑х отставало примерно на 45–50%. При этом в официальных обзорах упоминалось, что младенческая смертность в регионе была вдвое выше среднесоюзной, а обеспеченность жильём и базовыми удобствами — ниже. Школы нередко работали в две‑три смены. Всё это укладывается в картину беднейшей республики позднего СССР.

Что важно: при этом республика показывала высокие темпы прироста населения и значительный «нереализованный» спрос на образование и рабочие места. То есть бедность здесь — не про «отсутствие развития», а про структурное несоответствие между демографией и экономикой.

Киргизская ССР: горы, сельское хозяйство и дефицит городов

Доля городского населения в 1989 году — 38,2%. По уровню потребления республика стабильно находилась ниже среднесоюзного, примерно на треть. Экономическая база — животноводство, лёгкая промышленность, отдельные горнодобывающие предприятия. Малый внутренний рынок и удалённость от крупных промышленных центров мешали нарастить «дорогую» переработку. На уровне быта это означало скромное жилищное строительство, перегруженные школы и ограниченный выбор городской работы.

Туркменская ССР: сырьё есть, но городского качества жизни мало

Формально Туркмения выглядела лучше соседей по уровню урбанизации — около 45% горожан к 1989 году. Добыча газа и нефти давала занятость и инвестиции. Но по потреблению на душу республика всё равно была примерно на 30% ниже среднесоюзного уровня, а обеспеченность жильём в 1989 году составляла около 10,8 кв. м на человека — заметно меньше, чем в европейских республиках. Высокая стоимость воды и коммунальной инфраструктуры в пустынном климате делала «каждый процент» урбанизации дорогим.

Узбекская ССР: хлопок и перегруженные города

Экономическая «ось» Узбекистана — хлопководство с широкой сетью ирригации. Урбанизация к концу 1980‑х оставалась ниже 40%. В 1990 году распределение доходов выглядело так: 34,1% домохозяйств имели среднемесячный доход на человека ниже 75 рублей, ещё 23,0% — от 75 до 100 рублей. Это одно из самых «тяжёлых» распределений среди союзных республик на пороге распада Союза. По потреблению на душу республика стабильно отставала примерно на четверть от среднего по СССР. Отдельные промышленные кластеры (Ташкент и Ферганская долина) не тянули средние показатели наверх.

Казахстан: ниже среднего, но заметно лучше соседей на юге

Казахская ССР в советских сравнениях обычно выглядела промежуточно. Урбанизация была существенно выше, чем в остальных республиках Центральной Азии, а тяжёлая промышленность, энергетика и инфраструктурные проекты тянули средние доходы. Тем не менее по уровню потребления на душу Казахстан тоже находился ниже средних значений по Союзу (порядка −10–15% к середине 1980‑х). На бытовом уровне это выглядело лучше, чем у соседей, но заметно скромнее, чем в Прибалтике или столичных регионах РСФСР и Украины.

«Европейские аутсайдеры» — кто они были

Молдавская ССР

Иногда в дискуссиях упоминают Молдавскую ССР как «бедную». Корректнее говорить «ниже среднего»: аграрная специализация и высокая плотность населения сдерживали рост потребления; однако по ряду социальных индикаторов Молдавия выглядела лучше среднеазиатских республик и ближе к средним по СССР. Наиболее резкое отставание в конце 1980‑х фиксировалось именно в Центральной Азии и частично на Кавказе (Азербайджан).

Какие проблемы были за цифрами и как жили

За любым процентом — реальные повседневные сцены: длинные очереди в детские поликлиники, школьные парты «в три смены», квартирный вопрос, который не решался годами, и одновременно — молодые города, куда стекалась сельская молодёжь. Из‑за высокой доли детей и подростков нагрузка на систему образования и здравоохранения была колосальной. Там, где сети водоснабжения и канализации только строились, качество воды и санитария напрямую влияли на здоровье и детскую смертность.

С другой стороны, именно в этих республиках государственные программы по ликвидации неграмотности и базовой медицинской помощи дали огромный эффект по меркам XX века: грамотность стала практически повсеместной, средняя продолжительность жизни выросла по сравнению с довоенным уровнем. Проблема позднесоветского периода — не «отсутствие прогресса», а его неравномерность.

Почему не получилось «подтянуть» отставание

В разные годы в Москве понимали: уровень жизни в Центральной Азии сильно отстаёт. В ответ строили плотины и ГЭС, прокладывали газопроводы, открывали новые вузы. Но к концу 1980‑х стало ясно: разрыв не сокращается, а наоборот — растёт. Причины были комплексные.

Во‑первых, демографический взрыв. Население в республиках росло очень быстро, и школы, больницы, жильё не успевали строиться в нужных объёмах. В результате классы были переполнены, поликлиники перегружены, а семьи жили по нескольку поколений в маленьких квартирах.

Во‑вторых, структура инвестиций. Большие деньги уходили в энергетику, добычу сырья и ирригацию. Это было важно для экономики СССР в целом, но слабо влияло на повседневный быт. Люди продолжали ходить за водой к колонке, учиться в две смены и жить без элементарных удобств.

В‑третьих, особенности занятости. Центральная Азия оставалась регионом, где значительная часть населения трудилась в сельском хозяйстве. Работы в промышленности и сфере услуг, которые давали бы более высокие зарплаты и стабильность, было мало. Поэтому уровень доходов на душу населения отставал от союзного среднего.

К этому добавлялись экологические проблемы. Ставка на хлопок как «белое золото» привела к чрезмерной нагрузке на землю и воду. В результате почвы засалялись, урожай падал, а сама экономика становилась ещё более уязвимой.

Уроки и последствия

После 1991 года траектории республик разошлись: кто‑то использовал ресурсы сырья и транзита, чтобы подняться быстрее, кто‑то, наоборот, столкнулся с обвалом в социальной сфере. Но общий вывод из позднесоветского опыта остаётся актуальным и сегодня:

• Урбанизация без инвестиций в коммунальную инфраструктуру не улучшает качество жизни.

• Быстрый рост населения может «съедать» даже большие вложения, если не создавать рабочие места и социальные услуги.

• Экономика, основанная на одной культуре или сырье, рано или поздно упирается в потолок по доходам.

• И, наконец, важно смотреть на реальные показатели: доходы семей, жильё, доступ к медицине и образованию. Именно они показывают, где регион развивается, а где остаётся позади.

Итог: почему важны факты

Когда говорят о «богатых» и «бедных» республиках СССР, разговор часто уходит в споры и эмоции. Но если смотреть на цифры конца 1980‑х, картина становится понятной. Там, где было мало городов, слабая инфраструктура и очень быстрый рост населения, уровень доходов и потребления на человека объективно оставался низким. Это не оценка и не ярлык, а прямое следствие устройства экономики и демографии.

Именно поэтому в последние годы существования Союза разрыв между более развитыми регионами и отстающими не уменьшался, а наоборот, становился больше. Даже несмотря на масштабную индустриализацию и огромные государственные вложения, структурные проблемы не давали догнать лидеров.

Оригинал статьи

https://dzen.ru/a/aKHX3h5hRH8Uvti2

Начало темы

Самые богатые республики СССР: как жилось тогда и что сейчас

Прибалтика: зачем её называли «витриной»

К концу 1970‑х — началу 1980‑х прибалтийские республики — прежде всего Эстонская и Литовская — последовательно попадали в верхние строчки неофициальных сравнений по уровню жизни. Причины были прагматичны. Во‑первых, исторический промышленный задел: энергетика на сланце, деревообработка, машиностроение, электроника, пищевая отрасль. Во‑вторых, логистика и география: порты, железные дороги, воздушные ворота, через которые шли как сырьё, так и готовая продукция. В‑третьих, культурная и деловая близость к Северной Европе: туристический обмен, сотрудничество предприятий, неформальные контакты, которые ускоряли обмен практиками и навыками. На бытовом уровне это выражалось в более стабильных поставках, чуть большей насыщенности магазинов, лучшем состоянии городской среды и жилья. Дефицит, очереди и «достать по блату» никуда не исчезали — просто регулярно встречались «островки нормальности», которые в бытовых воспоминаниях и сделали Прибалтику образцовой точкой Союза.

Эстонская СССР, фонтан дружбы народов

Литовская СССР, фонтан дружбы народов

Как жилось в Эстонской ССР: бытовая сторона «зажиточности»

Повседневная жизнь эстонских городов отличалась аккуратной застройкой, сравнительно ухоженными улицами и сервисом, который чаще соответствовал регламенту. В Таллине и Тарту работали крупные промышленные предприятия и НИИ, а в Нарве энергетику подпитывали сланцевые станции. Зарплаты в республике традиционно были немного выше среднесоюзных, при этом бытовые расходы сдерживались благодаря развитой коммунальной инфраструктуре и транспорта. Важная деталь тех лет — «окно в Финляндию»: на побережье ловили финское телевидение, в порт заходили паромы, туристы привозили журналы, пластинки и бытовую технику. Это не отменяло советской действительности с талонами и пустыми прилавками, но задавало иной стандарт ожиданий: после поездки на пароме люди по‑другому смотрели на сервис, одежду, дизайн и музыку. В частной речи «зажиточность» Прибалтики часто означала не богатство в западном смысле, а более ровную и предсказуемую жизнь.

Литовская ССР: индустрия, кооперативы и сельская глубинка

Литва сочетала крупные заводы в Каунасе и Вильнюсе с сильной переработкой сельхозпродукции. Холодильники, телевизионные трубки, электротехника, мебель — всё это формировало занятость и экспорт. С конца 1980‑х кооперативы оживили торговлю и бытовые услуги, а фермерские инициативы — пусть и под жёстким контролем — подсобно поддерживали семьи. В деревнях оставались хронические проблемы — старение населения, отток молодёжи, сложные бытовые условия, — но именно литовская «смешанная модель» давала ощущение, что при усердии и навыке можно выстроить более удобный быт. Магазины выглядели аккуратнее, чем во многих регионах Союза, а городской транспорт работал предсказуемо и по расписанию, что в СССР само по себе было важным показателем качества жизни.

Латвийская ССР: портовая экономика и городская среда

Рига, Лиепая, Вентспилс — это про торговые порты, судоремонт, логистику и машиностроение. Портовая специализация делала республику чувствительной к союзной торговой политике, но одновременно давала устойчивый поток работы и валютной выручки. В городской ткани это проявлялось в благоустроенных набережных, плановой реконструкции исторических кварталов, относительно ухоженных общественных пространств. Добавьте к этому сильные техникумы и вузы, выпускавшие инженеров и технологов, и получите логичное объяснение, почему прибалтийская «нормальность» закрепилась в массовой памяти как «богатство».

Белорусская ССР: «богатство» как стабильность и цеховая гордость

Белоруссия часто проигрывала Прибалтике в анекдотах про колбасу и кофе, но выигрывала в промышленной надёжности. Минск, Гомель, Могилёв, Борисов — это конвейеры грузовиков, тракторов, шин, оптики, станков. Цеховая культура, дисциплина и выучка рабочих формировали устойчивый средний класс советского типа: пусть без дефицитной роскоши, зато с ровной зарплатой, общежитием для молодёжи, детским садом у проходной и профилакторием. В магазинах по‑прежнему многое «выбрасывали» по расписанию, но сбоев в обеспечении было меньше, чем в республиках на периферии Союза. Для многих семей именно белорусская «предсказуемость» и была тем самым «богатством»: ты знал, что получишь квартиру по очереди, что ребёнок устроится в ведомственный сад, а путёвку на море дадут на профсоюзной комиссии.

Абхазия в составе Грузинской ССР: курорт как отдельная экономика

Абхазия в советской экономике — особый случай. Это субтропики, чай, цитрусы, виноградники, табак и тысячи коек санаториев, которые наполнялись в сезон по ведомственным путёвкам. Сельское хозяйство давало валютную выручку для союзного экспорта, а курорты работали фабрикой впечатлений для миллионов граждан. По меркам южных регионов это действительно был «богатый уголок»: сочные рынки с фруктами, свежая рыба, ремонт и строительство пансионатов, сезонная работа для студентов и местных жителей. При этом «богатство» было сезонным и не уравнивало доходы с индустриальными центрами Союза. То, что сегодня называют «туристическим опытом», тогда называлось просто «поехать в Гагры»: отстроенные набережные, парки, концертные площадки, непривычный для северян быт и еда. Всё это укрепило репутацию Абхазии как «витрины юга».

Советский Сухуми 1970-х/1980-х

Был ли дефицит там, где «всё было»

Миф о том, что в «богатых» республиках «всё было в магазинах», удобно развенчивается бытовыми воспоминаниями. Колбаса появлялась к праздникам, кофе привозили «по случаю», импортная одежда стоила дорого, а за обувью стояли очереди. Уровень жизни отличался не наличием чудес, а степенью предсказуемости: расписания автобусов соблюдались, крышу чинили по графику, а районную поликлинику не закрывали на полгода. Там, где инфраструктура работала, люди меньше «выживали» и больше «жили»

Перестройка и кооперативы: последняя попытка догнать нормальность

Конец 1980‑х во всех «богатых» регионах запомнился кооперативами, кафе и ларьками, где за наличные можно было получить то, что обычная торговля не обеспечивала. В Таллине и Риге открылись первые точки с видеопрокатом и западной музыкой, в Вильнюсе и Минске кооператоры взяли на себя ремонт и сервис техники, которых системная торговля не успевала покрывать. Экономика шарахалась от либерализации к контролю, но для горожан это было редкое ощущение выбора: купить кофе не по талону, отремонтировать магнитофон на месте, а не ждать месяц. Парадоксально, но именно эти «островки рынка» сильнее всего закрепили за прибалтийскими столицами образ «нормальной жизни».

После распада: как изменилась жизнь в Эстонии

Эстония пережила жёсткую трансформацию 1990‑х, быстро перешла к цифровому государству и системной интеграции в ЕС и НАТО. Электронное резидентство, онлайн‑услуги, налоговая простота, ставка на ИТ‑сектор — всё это сделало страну символом «умной малой экономики». В городах продолжают вкладываться в общественные пространства, реновацию жилья и общественный транспорт. При этом за фасадом успеха стоят привычные вызовы малых стран: утечка молодёжи, ценовой разрыв с центрами Европы, языковая и культурная сложность приграничных регионов. Однако бытовой стандарт «предсказуемая, честная, удобная среда» в Эстонии закрепился и стал новой нормой — именно этого хотели люди ещё в позднесоветские времена.

Литва и Латвия: от индустрии к сервисам и логистике

Литва сумела провести приватизацию крупных производств и одновременно вырастить сферы услуг, логистики и высоких технологий. Вильнюс стал заметным региональным центром финтеха, в Клайпеде укрепился порт, а университеты настроили программы под запрос частного сектора. Латвия сделала ставку на транспортные коридоры, складскую логистику, финансовую и креативную индустрию. Обе страны прошли болезненный этап сокращения населения и сегодня балансируют между ростом зарплат и конкуренцией за кадры. Если смотреть на повседневность, именно здесь лучше всего видно, как «советская нормальность» превратилась в европейскую: чистые кварталы, расписания, цифровые сервисы и привычка горожан требовать качества.

Белоруссия после 1991 года: ставка на промышленную преемственность

Беларусь сохранила значительную часть советского индустриального ядра, сделав ставку на госуправление и крупные предприятия. Это обеспечило низкую безработицу и привычный ритм крупных заводов, но ограничило предпринимательскую инициативу и скорость модернизации. В инфраструктуре уделяли внимание дорогам, жилью и коммунальным сетям, что поддерживало повседневную «предсказуемость» — ту самую, что многие называли «богатством» в советские годы. При этом внешние шоки и санкции усилили зависимость от отдельных рынков и поставщиков. На бытовом уровне это выражается в осторожности домохозяйств и предпочтении «стабильного над новым», хотя городские сервисы и жильё остаются сильной стороной.

Абхазия сегодня: признание Россией, туризм и узость экономики

После распада СССР Абхазия пережила войны и долгий период нестабильности. Сегодня республика признана Россией, поддерживает с ней тесные экономические и гуманитарные связи и делает ставку на туризм, сельское хозяйство и небольшую переработку. Сезонные доходы дают рабочие места в гостиницах, общепите, транспорте и строительстве, а рынки по‑прежнему полны фруктов, мёда, вина и сыра. В то же время узкая специализация делает экономику чувствительной к сезонности и логистике: отсутствие широкой диверсификации, потребность в инвестициях в дороги, коммунальную инфраструктуру и берегозащиту остаются главными задачами. Для многих жителей важнее всего базовая предсказуемость сезона: когда дороги починены, вода подана, берег укреплён и поток туристов стабилен, «богатство» ощущается не в цифрах, а в том, что можно спокойно работать и планировать следующий год.

Как корректно сравнивать «богатство» СССР и сегодняшнее благополучие

Сравнивать «самую богатую республику» СССР и нынешние страны по уровню жизни — неблагодарная задача. В Советском Союзе «богатство» распределялось планом, ведомственными снабженческими цепочками и доступом к распределённой инфраструктуре. Сегодня показатель — это рост частных доходов, качество институтов, конкурентная среда и инвестиции. В 1980‑е «богатая» Прибалтика отличалась тем, что автобус приходил по расписанию, а отделка домов была аккуратнее. Сейчас «богатая» Эстония — это цифровые сервисы, среда для бизнеса и стабильные правила. В СССР Белоруссия была «богата» заводом, жильём от предприятия и садиком у проходной. Сегодня Беларусь «богата» той же предсказуемостью быта, но сталкивается с глобальными ограничениями доступа к рынкам и технологиям. Абхазия в СССР была «богата летом», а сейчас её благополучие зависит от того, как быстро она сможет укрепить инфраструктуру и расширить экономическую базу.

Итог: кто был «самым богатым» и что сейчас

Если учитывать сочетание городской инфраструктуры, промышленной базы и доступа к внешним рынкам, на позднесоветском отрезке чаще всего лидировала Прибалтика, прежде всего Эстонская и Литовская ССР. Если важнее стабильность занятости и социальные гарантии — Белорусская ССР была образцовой. Если говорить о курортном доходе и сельском хозяйстве — Абхазия, будучи частью Грузинской ССР, выглядела «богатым югом» Союза. Сегодня эти траектории логично продолжились: Эстония и её соседи интегрировались в европейское пространство и сделали ставку на цифровую экономику и сервисы, Беларусь сохранила индустриальное ядро и повседневную устойчивость, Абхазия — ориентир на туризм, сельское хозяйство и инфраструктурное развитие при опоре на отношения с Россией. В каждом из этих кейсов «богатство» — это не только цифры. Это привычная предсказуемость, возможность планировать и честный обмен труда на качество жизни, к которому в позднем СССР стремились все, но по‑разному его достигали.

Оригинал статьи

https://dzen.ru/a/aJho_HvnNEfuj5P_

Продолжение темы

Самые бедные республики СССР: кто отставал и почему

Хвосты не двигать, работает собачий патруль Смольного. Алексей БУЛАТОВ

20 ноября вступил в силу закон, регулирующий правила содержания собак в Петербурге. Теперь официально собачникам много чего нельзя в общественных местах, иначе – административка и штрафы от 500 рублей до 5 тысяч.

Ловить нарушителей и следить за порядком обязали Комитет по вопросам законности, правопорядка и безопасности, администрации районов, муниципалов. Все они уполномочены составлять протоколы на непослушных собаководов. Утром 21 ноября профильный Комитет провел первый рейд по соблюдению правил выгула собак. В первую очередь решили проверить парк Победы в Московском районе.

Кто не спрятался, инспектор не виноват... Алексей БУЛАТОВ

– Отсюда поступает немало жалоб на нарушение порядка собачниками. Впрочем, как и из остальных городских парков – люди приходят отдохнуть, погулять, а тут чья-то собака без поводка бегает, понимаете? – объясняет главный специалист Управления по контролю за соблюдением законодательства об административных правонарушениях Комитета по вопросам законности Алексей Уласеня.

А вот эта пара - законопослушная. Алексей БУЛАТОВ

Вооружившись рулеткой и видеорегистратором, инспекторы оглядывают парк. Время около 11, в парке не так много людей с собаками. Но вот идет женщина с золотистым ретривером – пес на поводке, но... без намордника.

– Да, мы знаем-знаем! Просто забыли надеть. Завтра уже с намордником выйдем, – довольно спокойно отреагировала владелица собаки Ирина Васильевна. – Но это же добрая собака...

Вскоре число протоколов вырастет в разы, если собаководы не запомнят новый закон. Алексей БУЛАТОВ

Добрая, но 63 сантиметра в холке. Отметим, что штраф выписывается сразу на месте, оформляется постановление. Если у человека нет паспорта или он пытается убежать, инспектор может вызвать полицию. Если у владельца собаки с собой есть паспорт, то процедура оформления занимает 5-10 минут, с вызовом полиции – соответственно, дольше. Задерживать человека инспекторы права не имеют. Конкретно в этом случае за питомца без намордника Ирине Васильевне грозит штраф от 3 до 5 тысяч рублей.

Но другая женщина, выгуливающая хаски (пес выше 40 сантиметров в холке) отреагировала не так спокойно и... послала инспектора и убежала через дорогу.

Этому хаски удалось скрыться. Ориентировку на него, конечно, составлять не стали. Алексей БУЛАТОВ

А вот навстречу группе журналистов и сотрудников комитета идет «малыш» в ботиночках. Это мальтийская болонка, и она без поводка. Инспектор останавливает хозяйку.

– Даже такая маленькая должна быть на поводке?! – недоумевает женщина. – Я слышала про 40 сантиметров в холке. О маленьких первый раз слышу, не знала, правда. Работаю много...

Посмотрите на мордочку этого нарушителя в ботиночках. Алексей БУЛАТОВ

Напомним, теперь в Петербурге все собаки должны быть на поводке, а потенциально опасные и те, что выше 40 сантиметров, – еще и в наморднике. Да, даже если это какой-нибудь добрый лабрадор – все равно будьте добры надеть намордник. Нельзя выгуливать две и более «крупные» собаки за раз. Детям до 16 лет с ними тем более гулять нельзя. Гуляешь пьяный с собакой? Тоже штраф. Ну и, разумеется, надо убирать за собакой продукты ее жизнедеятельности.

Малыш, ты милый, но вне закона. Алексей БУЛАТОВ

К слову, за 2025 год в Северной столице составили 702 протокола за нарушения правил содержания собак, а за 2024-й - только 302.

Оригинал статьи

https://dzen.ru/a/aSAm-0w7fzR1PjDX

Когда в советском доме кто-то заболевал, бабушки не спешили к аптечке — они доставали стеклянные банки. Хлопок спиртом, огонь, шлепок по спине — и через несколько минут на теле выстраивался целый ряд прозрачных пузырей. Сегодня этот метод почти исчез, но когда-то он считался обязательным при кашле и простуде. Почему же банки стали таким символом советской медицины — и куда они делись?

Как это работало

Классические медицинские банки — это небольшие стеклянные сосуды с округлым дном и толстыми стенками. Суть метода проста: банку нагревали изнутри пламенем, создавая вакуум, и быстро ставили на кожу — обычно на спину или грудь.

Воздух остывал, кожа втягивалась внутрь, и в месте постановки возникало локальное кровоизлияние — синяк, как его называли в быту. Считалось, что так усиливается приток крови к лёгким, активизируется иммунная система и воспаление проходит быстрее.

Врачи советовали ставить банки при:

• бронхите и пневмонии,

• кашле и простуде,

• радикулите,

• мышечных болях.

Почему это стало символом советской медицины

Банки прочно вошли в медицинскую практику ещё в XIX веке, но именно в СССР они стали народным лекарством №1.

Причины были просты:

• Дешево и доступно. Банки стоили копейки, продавались в любой аптеке и служили годами.

• Домашний способ лечения. Их могли ставить без врача, что особенно важно в отдалённых районах.

• Видимый результат. Синяки создавали ощущение, что «процесс идёт» и болезнь отступает.

К тому же советская медицина активно поддерживала идею физиотерапии — лечение теплом, светом, массажем. Банки отлично вписывались в этот подход.

Куда они исчезли

К концу 1990-х банки почти исчезли из аптек. Причин несколько.

1. Отсутствие научных доказательств.
   Современные исследования показали: банки не влияют на течение простуды, не ускоряют выздоровление и не борются с инфекцией. Эффект — в основном психологический и симптоматический.

2. Риск осложнений.
   При неправильной постановке можно получить ожоги, повреждения сосудов или инфицирование кожи. Особенно опасно ставить банки при пневмонии и повышенной температуре.

3. Появление новых методов лечения.
   Современная медицина предложила ингаляторы, противовоспалительные препараты и физиотерапевтические процедуры, действующие точечно и безопасно.

4. Изменение отношения к «домашним методам».
   С развитием доказательной медицины народные практики постепенно ушли на второй план.

Что пришло им на смену

Сегодня вместо стеклянных банок используют вакуумные и силиконовые, которые создают разрежение без огня и риска ожога. Их применяют не при простуде, а в массажной терапии и косметологии — для улучшения кровотока, снятия мышечного напряжения и борьбы с целлюлитом.

То есть банки не исчезли совсем — они просто сменили сферу применения.

Банки как культурный феномен

Для поколения советских людей банки — не просто медицинская процедура, а часть детских воспоминаний: запах спирта, шипение пламени, тепло под стеклом. Это символ времени, когда лечили «по-домашнему» и верили в силу простых средств.

Сегодня банки можно увидеть разве что в музеях медицины или на дачах у бабушек, но их след остался в языке и культуре.

Фраза «поставить банки» всё ещё вызывает у многих не страх, а ощущение заботы и домашнего уюта — ведь за этой процедурой всегда стояла не наука, а любовь и желание помочь.

Итог

Банки исчезли не потому, что были вредны, а потому что наука ушла вперёд. Современная медицина требует доказательств, а не традиций. Но банки остались напоминанием о той эпохе, когда лечение было не только процедурой, но и ритуалом доверия между людьми.

И, возможно, именно поэтому о них до сих пор вспоминают с улыбкой.

Оригинал статьи

https://dzen.ru/a/aPKXMy_PslN5o0-p