Вымышленная история, основанная на реальных событиях.

На берегу реки, на широких просторах степей раскинулись несколько деревень. Так было веками. Но в какой-то момент правительство решило построить здесь завод. Были привлечены огромные средства и ресурсы всей страны, и в рекордно короткий срок возник огромный промышленный комплекс площадью несколько гектаров. Одновременно со строительством завода создавался город: на месте деревень возводились высотные панельные дома, широкие проспекты, школы, садики, поликлиники, магазины. Вокруг завода обустраивалась промышленная зона, на которой по плану должны были работать дочерние предприятия.

Когда завод заработал в полную мощность, из деревень в город стали стекаться люди. При заводе открывались техникумы и училища. Люди обзаводились семьями, получали комнаты в общежитии и коммунальных квартирах. Затем, когда рождались дети, семьи получали квартиры от завода. Город, построенный в чистом поле, наполняла жизнь. На заводе работало несколько десятков тысяч человек, столько же на дочерних предприятиях. Город процветал.

Затем новое правительство, уже по факту другой страны, посчитало, что продукция завода экономике не нужна — и за короткий период численность работающих на заводе людей сократилась в десятки раз. Дочерние предприятия развалились на сотни частных фирм. Тысячи людей, которые ушли с завода, искали работу у частников. А те, кто остался, не получали зарплату по полгода.

Огромное количество молодёжи, второе поколение жителей города — дети тех, кто приехал сюда из деревень, оказалось никому не нужно. Без перспектив, без стабильной работы, без надежды на образование они сбивались в уличные банды, называемые группировками, управляемые криминальными авторитетами. В основную задачу таких группировок входили разборки с конкурентами.

Через какое-то время борьба за сферы влияния сошла на нет. Выжившие в этой борьбе поделили между собой контроль над бизнесом и властью. Необходимость в силе кулаков отпала, молодёжь была предоставлена сама себе и вышла на улицы.

События, описанные в книге, относятся к самому началу миллениума, с 2000 по 2004 годы.

Часть 1

1

Я смотрю на себя в зеркало, стоя в ванной комнате в одних трусах. У меня разбита нижняя губа с левой стороны, на переносице и на скуле справа глубокие ссадины, такая же на лбу. Под левым глазом чёрный фингал. Худощавое тело тоже в ссадинах и кровоподтёках. Я чувствую, как болят ребра, и мне тяжело дышать. Я провожу руками по волосам и чувствую болезненные шишки на макушке и затылке. Костяшки правой руки у меня сбиты и опухли, большой палец левой руки тоже распух и им трудно шевелить. Опираюсь на левую ногу, стараясь не нагружать правую — в районе щиколотки сильное растяжение, это место опухло и болит.

На голове у меня пышная шевелюра, которая отросла с того момента, как я вернулся домой из армии. Я мечтал о причёске, какую носил до службы, когда волосы опускались на плечи, а чёлка закрывала лицо. Такие прически носили мои кумиры из мира рок-музыки.

Но это время романтики безвозвратно прошло. Теперь нужно выживать и приспосабливаться. Нужно становиться таким же уличным псом, как эта толпа, которая запинала меня на дискотеке.

Я взял старую электрическую машинку для стрижки волос, воткнул вилку в розетку и включил. Машинка завибрировала у меня в руке, издавая громкий лязгающий звук, неприятно бьющий по ушам, и добавляя страдания моей больной от ушибов голове. Я провёл машинкой прямо от середины лба к макушке, и первый густой локон каштановых волос упал в раковину. Я продолжил дальше работать машинкой, время от времени вздрагивая, когда она наезжала на синяк. Через несколько минут раковина заполнилась волосами, волосы лежали у меня на плечах и валялись на полу, а в зеркало на меня смотрел парень двадцати лет с правильной лысой головой в ссадинах и шишках, с кустами нестриженных волос и лицом в синяках и кровоподтёках. Но он мне теперь нравился больше прежнего: под круглой лысой головой — покатый лоб, густые брови, длинные ресницы, прямой нос, овальное лицо и упрямый подбородок. И теперь к нему добавились кривая ухмылка на ровных прямых губах и злой блеск в карих глазах.

Из армии я не стал возвращаться в деревню, где жил до призыва в армию, а приехал в город, в квартиру, где мы жили с отцом, когда я учился в последних классах средней школы. Отец сам там не жил, но она была нужна ему, чтобы приезжать туда с любовницами. Сам он жил в соседнем городе со своей семьёй и поначалу наотрез отказался меня туда пускать. Но когда я ему сказал, что если он меня не пустит, то никогда меня больше не увидит, он, скрепя сердце, отдал мне ключи, поручив при этом платить квартплату.

На второй день как я вернулся, отец отвёз меня на рынок и купил мне штаны, рубашку и обувь на мои же деньги, которые я заработал на заводе в деревне до призыва в армию. Он сказал, что это все деньги, которые я заработал за полтора года работы; я не стал с ним спорить. И в этот же день, возвращаясь ночью пьяным от друзей, подрался на улице, и одежда превратилась в лохмотья. Утром я посмотрел на одежду, понял, что брюки и рубашку уже не восстановить, и просто выкинул их в мусоропровод.

Следующий месяц прошёл примерно в таком же ритме — я ходил по своим знакомым — одноклассникам, но кого-то посадили, кто-то был в бегах, а кто-то просто начал избегать со мной общаться из-за моего неадекватного поведения. Это произошло в первую же нашу совместную вечеринку.

Как-то мы с компанией, с которой я общался, учась в школе, собрались у Дэна и Рыжего на даче. Мы с Рыжим учились в одном классе. Он был небольшого роста с рыжими волосами и с очень уравновешенным, но твёрдым характером; он обычно не ввязывался в неприятности и вёл себя спокойно.

Его старший брат Дэн был человеком немного другого склада. Широкоплечий и крепкий, с широкой грудью и развитой мускулатурой, такой же спокойный и уверенный в себе, он, как и брат, был неконфликтным человеком. Все уважали его за физическую силу, но главное — за смелость и уверенность. Находясь вместе с ним в передрягах, можно было ничего не бояться. Ещё он умел находить возможности заработка, чаще всего — незаконного.

Но у него была другая черта, за которую его не любили, и по большей части он оставался одиночкой — его желание показать своё превосходство над остальными. Он любил насмехаться над слабостями других, демонстрируя свои таланты делового человека как преимущество. Простыми словами, он считал себя умнее других и постоянно это подчёркивал, зачастую не замечая, как сам становился объектом насмешек.

Продолжение следует...

Роман Псы Улиц. Автор Андрей Бодхи.

Проснувшись утром, чувствую себя алкашом, у которого нет тормозов.

Я осознаю, что, наверное, скоро покачусь вниз по наклонной. Я видела такое десятки раз. Но вот это ложное чувство трезвости и осознания меры (не больше банки пива, ни-ни), каждый раз оказывается сильнее здравого смысла.

Напихайте мне в панамку, что ли. Может получится очнуться.

Кто-то смотрит на мир и всё ещё верит в человека: мол, мы способны меняться, строить лучшее, преодолевать. Кто-то давно разочаровался — видит только эгоизм, ложь, неспособность к настоящим отношениям.
Кто-то хочет исправлять мир маленькими шагами, а кто-то в глубине души готов всё снести, потому что «так дальше нельзя И Запад, и позднесоветские/русские интеллектуалы это прекрасно видели.

Но вот парадокс: оба лагеря нашли удобный способ не доводить выводы до конца.На Западе кризис локализуют в «архаике» — национальном государстве, суверенитете, границах, «токсичной» идентичности. Всё это объявляется препятствием для прогресса, прав человека, глобального рынка. А собственная культура, которая и породила этого деформированного человека — капитализм, техницизм, массовая культура — остаётся почти нетронутой. Её не трогают. Враг внешний, удобный, можно бороться, не разрушая основ своего мира.

В СССР Мамардашвили и ему подобные видели ту же антропологическую катастрофу, но свели её к локальному: к советскому тоталитаризму, к государству-машине, к идеологии, которая зомбирует сознание. Всё зло — в этом конкретном проекте. А то, что это лишь гипертрофированное выражение общего кризиса человека, предпочли не акцентировать. Проще было объявить всю советскую культуру «частным случаем» зла и тихо от неё отречься.

2) Всегда рассказывай о клубе.

3) Если ты пришёл пить, ты пришёл осознанно. Никаких «я просто за компанию».

4) Алкоголь — не решение, но временами он честнее, чем твоя улыбка на утренней конференции Zoom.

5) Никаких «выпью чуть-чуть, а завтра брошу». Ты либо управляешь бокалом, либо бокал управляет тобой. Не ври себе.

6) Если ты рухнул на пол — поединок окончен.

7) Пить нужно столько, сколько потребуется

8) Новичок должен пить со всеми

Искренность — другое качество человека, способного к здоровому самовыражению. Быть искренним — значит говорить и жить из глубины своей личности; люди называют такое поведение проявлением «истинного лица», что опять-таки означает выражением большей части целостной личности.Мы все обижаемся, когда другие люди неискренни в нашем присутствии, так как создается впечатление, что их действия и слова скрывают то, что таится в глубине их душ. Нам кажется, что стоит только одурманить этих людей хлороформом, как тут же обнаружится, что в бессознательном бреду они выскажут нечто совершенно противоположное тем комплиментам, которыми они сознательно нас награждают. Или нам представляется, что по возвращении домой такие люди сбрасывают с себя маски и рассказывают женам, какие мы, по их мнению, негодяи. Спонтанность и искренность, в конце концов, всего лишь формы элементарной честности. Тот, кто научился быть честным, тот овладел секретом личностного здоровья. Говорить, поступать, жить из глубины целостной личности— вот идеал.

Еще одна важная черта самовыражения - самобытность. Каждая личность уникальна и отличается от всех других личностей, которые когда-либо жили, живут или будут жить на свете. Когда человек достигает своей уникальной индивидуальности, он становится автономной, подлинной личностью, руководимой изнутри. Это и делает такого человека самобытным. Его реакциям свойственна определенная новизна, он передвигается по жизни легко, направляемый свежим дуновением творчества. Такой человек свободен от тесной смирительной рубашки внешних правил и его динамичность возрастает с каждым часом. Мы уже не надеемся измерить его искусственным, нормированным критерием последовательности. Ведь ничто не постоянно в этой жизни — каждая ситуация отличается от любой другой, и сегодняшний человек всегда отличается от вчерашнего. Тот, кто достиг самобытности, лучше подготовлен к встрече с непредсказуемыми ситуациями жизни. Он становится частью бесконечного творчества жизненного процесса, и это выражается в его собственной уникальной креативности. Он черпает вдохновение из глубин своей души, и именно это придает силу и убедительность его личности.

/Ролло Мэй/

Человек имеет право бояться своих инстинктивных побуждений, ведь они таят в себе и опасные возможности для зла, и потенциал для добродетельного творчества. Однако люди ошибаются в том, что выбирают короткий путь: методы подавления, простого сдерживания и составления правил просто не работают. Человек не может обманным путем справиться с этими могущественными силами бессознательного. Он может преуспеть, будучи порядочным и осмотрительным и никогда не переступая своих правил на людях, а потом неожиданно стать участником какой-нибудь войны, сеющей ненависть и смерть на континентах, пока целые страны не окрасятся кровью. Или он может соблюдать все требования нравственности в своей личной жизни, но из-за собственных подавлений так отравлять жизнь окружающим, что его дети станут полуневротиками.

/Ролло Мэй/