Эта история начинается со смерти. Представьте себе: неровные зазубрины чёрного асфальта, сквозь который прорастает трава. Посреди дороги — такая же чёрная, смоляная птица. Она лежит, неестественно вывернув крыло; отвести взгляд невозможно. Чёрная птица, чёрный асфальт, чёрная дыра. Можно подумать, что история тоже будет чёрной — но в ней удивительным образом полно света.
Ещё эта история начинается с жёлтых ботинок. Единственных на весь класс из одиннадцати человек. Лу сбилась со счёта, сколько раз эти жёлтые ботинки становились предметом для обсуждения. Между занятиями по истории и теории катастроф, перед обедом в столовой, после уроков. Всё потому, что по ним совершенно нельзя было сказать, что за человек их носит.
Обычно ботинки были либо замшевые чёрные, либо высокие, добротные и блестящие. Первые носили жители центрального купола — в нём не было изломанных старых дорог и земляных гор, которые с дождями расплывались грязью по всей округе. Вторые же ботинки не отличались особой красотой, зато в них удобно было переходить из купола в купол. У Лу, например, было две пары обуви на осенний сезон: очаровательная коричневая замша — для школы и прогулок с мамой. Высокие чёрные — для тех дней, когда нужно сначала добраться до станции, потом пройти через контрольный пункт, а после — проложить маршрут от старой аллеи с щербатым асфальтом до школьных теплиц. Учителя в центральном куполе считали, что, если дети не будут знать, каким большим трудом им достаются настоящие, а не сублимированные растения, они вырастут самовлюблёнными, эгоистичными, заносчивыми и воспринимающими всё как должное. Поэтому раз в неделю каждый из класса должен был самостоятельно добраться до южного купола, посмотреть на растения в теплицах, сделать несколько фотографий или записать что-то в электронную тетрадь. Лу обычно записывала интересные факты про разные виды лимонов. Например, лимон «Мейера» лучше других приспособился к жаре и низкой влажности. Раньше, до Катастрофы, существовали целые лимонарии — там оглушающе пахло цитрусовой свежестью. Сейчас такой запах можно найти только в пачке с освежающими салфетками. Лимонные ботинки раздора принадлежали Белле, однокласснице Лу. Про неё говорили: «странная», «себе на уме», «кто её родители?». Лу общалась с ней два раза в неделю, по вторникам и четвергам, когда они вместе ходили в теплицы. Так было безопаснее, чем одной, — Лу боялась теней; а Белла, казалось, ничего не боялась.
Вот и сейчас: жёлтые ботинки остановились на краю пропасти — внутри разлома в асфальте скопилась вода. Рядом с ним лежала птица. Любой другой на месте Беллы уже давно отошёл бы в сторону; многие вообще не приблизились бы к мёртвой плоти, а прошли бы мимо, отворачиваясь и пряча рты и носы в изгибе воротников. Мертвечина таила в себе вещи, неподвластные разуму: красоту и ужас разложения, кисловатый привкус, россыпь пыли, которая оседает в местах, куда больше не заглядывают люди.
Лу не рискнула идти дальше, поэтому смотрела в основном не на мёртвую птицу, а на спину Беллы. С длинной чёрной косой, в потёртом старом дождевике, Белла была похожа на старушку. Она вся сгорбилась, наклонилась вперёд, рассматривая птицу на земле.
— Ну, что там? — опасливо поинтересовалась Лу.
— Мёртвая, — отозвалась Белла. — Упала прямо на землю. Испачкалась.
— Это плохо? Ей же уже всё равно.
— Не всё равно. Мы же её видим. Это всё равно лучше, чем упасть в воду. Там вон дальше такая глубокая лужа — если бы птица упала туда, то никто бы не увидел, как она умерла.
Лу промолчала: она не была уверена, что на смерть нужно смотреть.
Белла обошла лужу по краю, стараясь не потревожить воду. Каждый школьник знал, что самые опасные сущности скрываются в тёмных и глубоких местах: там, где чернеют лужи, куда не достаёт свет.
Лу поправила капюшон. Между лопаток как будто легла прохладная ладонь: пропитанная влагой куртка прилипла к спине и перестала греть.
Совместные прогулки с Беллой утомляли, но по вторникам и четвергам идти с ней было разумно. По крайней мере, пока они не нашли мёртвую птицу.
— Погоди. Он явно больше, чем тот, которого мы видели тогда в парке. Может, как два таких. Ещё не воняет, значит, умер недавно. Крови нет.
Лу сделала несколько шагов назад. Тёмная, промокшая от дождя трава спрятала её шаги, сделав их практически неслышными. Интерес победил страх практически мгновенно, но в этом не было никакого смысла: птица уже принадлежала Белле. Она как раз присела на корточки и коснулась тёмных перьев. Лу тоже хотелось узнать, какие они на ощупь. Узнать, какой птица была, пока была жива. Они с матерью жили на улочке, прилегающей к Центральному парку — в нём водились щеглы, стрижи и ещё какие-то мелкие птички. Пару раз летом Лу видела кенарей, жёлтых и ярких, но воронов — никогда.
Фигура знакомой превратилась в букву С: спина сгорбилась ещё сильнее, чёлка упала на лицо. Белла склонилась над птицей так низко, как только могла, и Лу мгновенно представила, как ощущается запах птичьей плоти, как отвращение зарождается где-то внутри, в желудке, но почему-то не меняет чужое внимательное лицо. Чёрные волосы Беллы, заплетённые в тугую косу, змеёй спустились по её куртке, а спина согнулась дурацким, неестественным крючком. Чёрные волосы, чёрные перья. Волосы Лу были рыжими — ни одна птица ей не подходила.
Пожалуй, с этой картинки всё и началось: по крайней мере, именно её, только слегка обесцвеченную, Лу вызывала в памяти, когда её просили назвать отправную точку её путешествия. Потому что спустя несколько секунд после того, как смелость Беллы заставила её коснуться костяного клюва мёртвой птицы, Лу услышала шуршание в кустах. На мгновение ей показалось, что все страшные сказки, передаваемые от ученика к ученику в их школе, воплотились в реальность: что Тени, прячущиеся на неосвещённых улицах и в глубине колодцев, всё-таки решили прийти и забрать их. Красные от холода пальцы Лу по привычке скрестились в кармашке куртки: Лу шевелила губами, шёпотом упрашивая Теней не забирать их.
Существо, которое Лу изначально приняла за Тень, очень быстро вылезло в жёлтую полосу фонарного света и приблизилось в два длинных прыжка. Тоже птица. Определённо, живая. С чёрными крыльями, масляной головой и умными глазами. Ворон.
Он раскрыл клюв и человеческим голосом снова спросил:
— Эй, ты! Я с тобой говорю. Что ты здесь делаешь?
— Ничего, — быстро ответила Лу. — Просто стою здесь. Ты что, умеешь говорить?
Дождь постепенно перестал идти — под куполом его запускали максимум на двадцать минут, чтобы полить растения и дать любителям пасмурной погоды насладиться моментом. Ворон, правда, успел промокнуть, и теперь в его блестящих перьях как будто отражались голубые цветы. Он был ещё больше, чем тот, мёртвый, и был таким красивым и настоящим, что Лу торопливо ущипнула себя одной рукой за другую. Реальность даже не дрогнула. Ворон посмотрел на Лу так, словно та сморозила какую-то ерунду.
— Да, прости. Это было очевидно. А ты что здесь делаешь? Это твой друг?
Птичья голова наклонилась набок, сверкнул внимательный глаз. Ворон явно видел и Беллу, и ту, мёртвую птицу, но по какой-то непостижимой причине предпочитал оставаться поблизости от замершей Лу. В несколько быстрых и сильных прыжков птичьи когтистые лапы примяли траву вокруг.
— Был, — наконец-то ответил он.
Белла поднялась с корточек и начала разминаться. В одной руке она держала коммуникатор со включённой камерой.
— Как думаешь, она заметит, если мы с тобой уйдём отсюда?
Лу поджала губы. Для неё было очевидно, что так может начаться или очень плохая, или очень хорошая история. Некоторые из них заканчивались огромными разочарованиями или смертельными опасностями — по крайней мере, в бумажных книгах, изданных ещё до Катастрофы. Кроме Лу, её мамы и ещё пары человек, в их районе такие никто больше не читал.
Она оглянулась и заметила, что Белла снова склонилась над телом ворона. Неужели она пытается распотрошить птицу? На уроках биологии они проходили строение других живых существ только на специальных 3D-моделях, но среди некоторых детей гуляли перешёптывания о том, что раньше, до Катастрофы, прямо в школе разрезали лягушек и смотрели, что у них внутри.
— Ты разве не хочешь подойти туда?
— Я уже простился, — ворон наклонил голову, выискивая что-то в земле. Лу увидела, как он выковыривает из влажной земли блестящие камушки. Костяные треугольники клюва работали с почти ювелирной точностью: один за другим из рыхлой мокрой земли на свет показались розовые обломки. Похоже, кто-то спрятал их среди кустов; ворон без сожаления распотрошил тайник и стряхнул крыльями лишнюю землю, которая тут же осела у Лу на ботинках.
— Если только ненадолго, — чаша весов качнулась в сторону любопытства. — Мне нужно вернуться в свой купол.
— Как скажешь, — блестящие камешки высыпались из клюва прямо Лу под ноги. Она аккуратно присела; холод, сковывающий её от макушки и до самых подошв ботинок, отступил.
Я думала, во́роны не отдают свои сокровища. Они такие блестящие и яркие. Разве тебе не жалко?
— Твои волосы ярче, — ответила птица. — Пойдём.
Роман «Сезон теней» Анны Александровой вышел в издательстве Язык в 2025 году. Узнавайте о книге больше и обретайте издание в онлайн-книжной лавке Чтива.
