Проснувшись, я не сразу пришёл в себя, хоть ожогов и не было, однако боль уходила медленно. В комнате царила темнота, откуда-то доносились шорох и странные звуки. Включив светильник на тумбочке рядом, я обнаружил лежавшую на полу Олю, в то время как Иза сидела верхом на ней и пыталась стянуть с неё майку. Что ещё преподнесёт мне этот день?! Оля заметила, что я не сплю и наблюдаю за происходящим. От неожиданности, она уступила противнице и потеряла майку, ещё миг, и поднялся такой визг, что захотелось закрыть ладонями уши. Проследив взгляд подруги, Изабелла переключила внимание на меня. С блеском шаловливых искр в глазах, Иза направилась ко мне. Её руки легли мне на плечи, а сама она ловко уселась на мои колени. Такого трепета я ещё никогда не испытывал, вот-вот должны были исполниться все мечты! Как вдруг, об голову объекта моих воздыханий разбилась ваза!
Разочарование едва не разорвало мне сердце на две ровные половинки. Ещё чуть-чуть и я забуду, как дышать! Оля властно спихнула Изу, а самого меня потянула за руку и повела за собой.
- Всё, пора спать, ляжешь в другой комнате.
Железный и безапелляционный тон подруги не оставлял никаких надежд. Ещё долго я сидел на кровати, в полной темноте и тишине, а в голове вертелась лишь одна мысль: «Она была так близко…».
Спать не хотелось, я лежал звездой, раскинув руки и ноги в разные стороны. Разочарование слишком быстро сменилось тревогой. Когда тебя сопровождает одно и то же унылое несчастье день изо дня – ты привыкаешь, страх сменяется обречённым принятием. Но стоит в этой рутине чему-то поменяться, как из-за каждого мха начинают торчать зубы. Привычный ход вещей был нарушен, теперь я боялся говорить с Изой, боялся спать, боялся ехать в Нижний. Будто забитый раб, я страшился сделать что-то неправильно, боялся, что очередной удар плетью выбьет из-под ног землю и оставит меня умирать.
Дождавшись первых робких лучей солнца из-под занавесок, я встал с кровати, отправился на кухню заварить себе крепкий чай. Старался не шуметь, однако стоило мне несколько раз задеть ложкой чашку, как из зала донесся Олин голос:
- И мне тоже сделай!
Хорошо, теперь передо мной стояли уже три чашки. Оля явилась на кухню после ванной, свежая и благоухающая зубной пастой, села за столик и клацнув пультом включила телевизор. Дежурное: «Доброе утро!», - от веселых дикторов мелодично заполнило кухню. Иза ввалилась, сбив плечом дверь и рухнула на стул напротив подруги. Она держалась за голову, надувая щёки, массируя пальцами виски, гнездо из волос на голове топорщилось в разные стороны. Но всё равно она была прекрасна! Она мой идеал, в любом из его воплощений!
- Так что случилось?
Глядя на меня, спросила Оля, однако я не сразу её услышал. Только через несколько мгновений смог понять, что она говорит со мной, а не просто открывает рот.
- Дедушка умер, нужно ехать в Нижний Новгород, заниматься похоронами.
- Мм, сочувствую – протянула подруга детства. – Тогда приведём себя в порядок, соберёмся и в путь!
- Что?! – Хором едва ли не выкрикнули, заодно чуть не подавились чаем мы с Изабеллой.
- Я еду с тобой. Ты же как ребенок, тебя нельзя одного оставлять, сразу же обманут!
- Но…
Однако, не успел я вставить и слова, как вклинилась Иза:
- Я тоже еду – сумрачно обрезала она. – Может Матвея ты и защитишь от опасностей города, но кто защитит тебя от Матвея?!
В этот момент, по ощущениям, моя челюсть упала на пол.
- Знаю я этого извращенца виртуального.
Иза вышла в зал и замерла, снова взявшись за голову. Оля тем временем собирала сумку, а я тихонько сидел в телефоне.
- Боже! Что у меня с головой?! Такое ощущение, будто об неё вазу разбили!
- Пить меньше надо! – Участливо кивнула Оля, смахнув носком под диван забытый осколок вазы. – Таблеточку дать?
- Обойдусь – пробубнила Иза и вышла в коридор, надевать длинные кожаные сапоги на застёжках.
Выезд был отложен на пару часов из-за сборов девчонок. Это время я провёл на улице, переминаясь с ноги на ногу, сидя на лавочке, проверяя сумки очередной лишний раз. Думал о том, во сколько передряг я попадал в жизни благодаря Изе, и из скольких меня вытаскивала Оля. Интересно, будет ли что-нибудь такое в Нижнем?
Когда подруги вышли, я вызвал такси, старательно изображал джентльмена, открывая дамам двери.
- Почему мы едем на вокзал? – Ворчала Изабелла.
- Потому что на самолёте опасно – Отрезала Оля.
- За час всё равно бы ничего не случилось, а так, нам придётся трястись по рельсам часа четыре!
- Тебя никто не звал.
- Ещё как звал, вот этот, лохматый!
- Моть! Ты пригласил её, а меня нет?
В этот момент я хотел находиться где угодно, лишь бы не здесь. Ещё это имя, ненавижу, когда она меня так называет!
- Чего молчишь? – Настаивала Оля.
- Да как-то не успел просто. А Иза отказалась, я думал, что ты тоже откажешься ехать, без подруги…
- Выкрутился – фыркнула Изабелла и уставилась в окно.
- Я так и думала – удовлетворённо кивнула подруга детства и откинулась на сидении.
Уже сидя в Ласточке, я почувствовал, как кресло обволакивает меня удобством. Бессонная ночь давала о себе знать. Поезд мягко тронулся, подруги что-то бубнили, а разум уже отключился, улетел далеко-далеко, туда, где водятся монстры.
***
В лицо дыхнуло жаром. Всё снова совсем не так, как я привык! Вместо дремучего леса, каменистого плоскогорья, поросшей склизким мхом пещеры, перед моим взором предстала разрушенная, пожираемая огнём деревня. Вместо тёмной и лунной ночи, был ясный день. Даром старалось пламя, вылизывая до черноты обвалившиеся избушки. В воздухе витал пепел, даже на языке застыла его горечь.
Вокруг кружили вороны. Фиолетовые глаза их цепко всматривались в каждое брёвнышко. Чёрные крылья угрожающе покачивали перьями, ловя попутный ветер. Лапки многих птиц были опалены, мне сразу же представилась стая воронов, несущих огненные щепы на головы селян. Но от меня они держались подальше, видимо, чувствуя угрозу. Мысли были мои, мне так казалось, как и ощущения, которые я испытывал собственной кожей, но вот тело не подчинялось. Неужели я и правда видел сон, просто до боли реалистичный?
За спиной что-то потрескалось, колья забора с гулким грохотом обвалились, подняв тучу пепла и пыли. Ноги сделали несколько шагов вперёд, от жара хотелось спрятаться, но я был гораздо крепче чем казалось! Рядом качнулась часть дощатой стены, от пожара она накренилась и мешала открыться люку в полу. Одним пинком я снёс преграду и потянул за кольцо. Тяжёлый люк легко поддался, открыв моему взору небольшой погреб и девочку, прятавшуюся в нём. Маленькую, со смуглой кожей, казавшейся совсем черной от копоти и сажи. Она едва могла дышать. На плече у неё, скукожившись, лежал крохотный серый котёнок с одним белым ухом. Девочка смотрела на меня большими глазами, слёзы, застывшие в её взгляде, молили о пощаде. Она видела во мне врага, убившего всех в этой деревне. Родных, друзей. Я взял дитя на руки, укрыл её от жара плащом. Вороны, увидев это, разразились злобным карканьем, закружились в вихре блеска фиолетовых глаз! Птицы спикировали вниз, врезались друг в друга, сцепляясь когтями, срастаясь крыльями. Завеса из пыли скрыла ужасное зрелище, но уже через пару мгновений, на месте вихря образовался человек. Неизвестный мужчина шагнул в мою сторону. Чёрные сапоги не поднимали пыли, он носил черные обтягивающие одежды и перчатки, такого же цвета плащ, одежда неизвестного будто поглощала блики от пламени. Лицо его скрывала чёрная маска, лишь глаза сияли всё тем же фиолетовым свечением.
- Отступи, воин. Я пришёл за ней.
Разум велел прислушаться к этому хриплому словно скрип ржавых петель голосу. Но я не мог отдать чудовищу ребенка.
- Это дитя останется со мной – произнёс я слова не своим голосом.
- Твоё время на исходе, мне нужны дети.
Я лишь знал, сколько бы ни осталось мне дышать воздухом этого мира, я уберегу кроху, дрожащую от страха в моих руках. Отстегнул плащ и опустил укутанную в него девочку на землю, после чего потянулся за мечом, всё это время скрывавшимся в ножнах на спине.
***
Очнулся я так же резко, как и уснул. Всё ещё переживая невероятные ощущения, чувствуя близость пламени. Достав из кармана пачку сигарет, тряхнув, по весу прикидывая, много ли ещё осталось, я поднялся на ноги и вышел в тамбур. Поднеся к лицу огонь от зажигалки, я будто на миг снова оказался в том сне, сигарета так и выпала изо рта. Следом за мной вышла Иза.
- Матвей, послушай…
Мне казалось, если я услышу сейчас что-нибудь кроме дежурных нападок, обязательно сойду с ума!
- Ты мне очень нравишься – продолжила она.
Чтоб мне под землю провалиться! Глаза забегали, сердцебиение участилось, ладони взмокли. Организм предал меня и тут же сдал со всеми потрохами.
- Но пойми, мы не можем быть вместе. Оля, она постоянно будет липнуть к тебе, а вычеркнуть её из жизни я не могу, даже ради нас.
Внутри что-то ёкнуло, звонко хрустнуло и с треском рухнуло в бездну. Иза подошла ближе, нежно поцеловала мои дрожащие губы, развернулась и ушла. Я же достал другую сигарету, поджёг её и впустил в лёгкие яд. Разбитый, уничтоженный, стертый.
Оказалось, что я проспал почти всю дорогу. Оно и к лучшему, после этих откровений мне было очень тяжело находится рядом с подругами, тем более, сохранять хладнокровие. Бросив вещи в квартире деда, мы отправились в морг. Нужно было поскорее закончить со всем. Как ни странно, но я не нашёл ни одной фотографии, поэтому написал бабушке с просьбой прислать. Как же я смогу его опознать? В памяти он остался лишь смутным силуэтом.
- Уже решил, куда поступать будешь? Может работу искал, а Моть? – Решила скоротать время за милой беседой Оля. Но ответа не дождалась. – Может тебе стоит попробовать себя в айти? Ты и так почти всегда за компьютером.
Хоть её слова были приветливы, мысли исключительно добры, однако я чувствовал лишь раздражение.
- Может. Схватываю всё на лету.
- Это потому, что голова пустая – язвительно подметила Иза.
Как она может быть такой невозмутимой?! Обрушив на меня ядерную бомбу из чувств и противоречий, просто сидеть и болтать как раньше, как будто ничего не произошло!
Я постарался отгородиться от них глухой стеной. Погрузившись в собственные спасительные мысли. Сейчас всё казалось гораздо радужнее. Больше никто не убивал меня, сон был таким ярким и интересным, неужели у обычных людей всегда так? Однако, наверное, я с радостью вернул бы всё как раньше. Во снах, в отношениях с девчонками. Жаль, что нельзя повернуть время вспять.
В морг мы попали уже под закрытие. Вечер, холодное зимнее солнце уже скрылось за крышами.
- Подождете меня здесь? – Я хотел побыть один, да и деда моего они знать не могли, раз даже я его толком не знал.
- Может пойти с тобой? Поддержка тебе не помешает – заботливо осведомилась Оля.
- Отстанешь ты когда-нибудь?!
- Ах?
Я не видел её лицо после этих слов, да и не заслужила она грубости, как и я не заслужил её доброты.
- Действительно хочешь посмотреть? – Устало спросил санитар.
- Да. Как он умер? – Я тем временем достал телефон, хотел посмотреть фото, которое прислала бабушка.
- Во сне.
Молния звучно разошлась, и я увидел лицо деда. Того самого, из сна, с драконом на плече! А в телефоне было его фото, просто меньше морщин. «Наконец-то мы встретились», - его слова не выходили у меня из головы. Это непроницаемое лицо. Звенящий сталью прохладой голос. Меч, желавший ломать мои кости.
Я молча развернулся и ушёл. Как призрак. Как бы хотелось пройти сквозь стены. Меня никто не останавливал, думали, что у меня шок, скорее всего были правы. Столько всего навалилось… Иза… Оля… Дедушка… Всё так странно. Ещё этот асфальт под ногами. Я уже на улице, дороге, какой сигнал светофора? Я не обращал внимания на голоса подруг, лишь оглушающий гудок, затем боль и яркий белый свет. Такой яркий, что совершенно не важно, открыты были мои глаза или нет. Белоснежный, неестественный, но такой ласковый и теплый. Сколько прошло времени? Не знаю, но в один момент я снова открыл глаза и увидел солнце. Оно тоже слепило, но уже не так. По земному. Я лежал в поле, под спиной мягкая трава. Вдали виднелись высокие деревья. Услышав крики, я обернулся. Невдалеке, два человека дрались на палках, на плече каждого из них сидело по маленькому существу.
«Я помню детство, когда каждой ночью ложилась спать и приходили они, монстры… Меня рвали когтями, пускали кровь зубами. Каждый раз просыпаясь я будто отходила от кошмара, частичка которого оставалась со мной. Я могла судорожно ощупывать горло, обжигающее разум нестерпимой болью, кричать, заливать подушку слезами, ведь ещё миг назад, во сне, чудовищного вида волк разорвал мне его своими клыками. Но ничего не найдя, ни единого следа, я успокаивалась, весь день с ужасом ожидая очередной ночи, и приходящего с ней сна.»
Читая фанфик на полюбившуюся мне игру, я неожиданно нашёл в нём себя. Именно так проходит каждый мой день. Некая Ариша будто описывала мою жизнь.
«Но потом стало только хуже. Когда я нашла помощника, защиту, когда я победила монстра. Тогда я проснулась без боли и агонии. С этого момента правила изменились, теперь я жила на два мира. Здесь меня окружали друзья, веселье, целая жизнь. А во сне за мной всё так же охотились. Но теперь, найдя смерть там, я умерла бы и в реальном мире.»
Чтение быстро утомляет. Банка энергетика в руках была почти пуста, а бессонная ночь уже давала о себе знать. Продержаться, хотя бы до заката. Прижав чашки наушников плотнее, я включил музыку. Да, глаза может и слипаются, но ритм, тяжелые басы и яростный вокал так будоражат кровь! Пальцы аж застучали по клавиатуре, не нажимая кнопки, в предвкушении матча.
Такая вот жизнь. Как можно дольше оттягивать сон. Убивать максимальное количество времени, тратя на это минимум сил. Пока шкала загрузки заполнялась, я посмотрел в окно. Плотные шторы скрывали небо и солнце. На следующий день мне исполнится восемнадцать лет, а сейчас, сидя в кресле, открывая очередную банку, я даже не могу себе представить, как эта жизнь хороша. Как беззаботна. Как она изменится совсем скоро.
В комнату вошла бабуля и рывком распахнула шторы. От неожиданности, я не успел среагировать и принял весь удар солнечных лучей прямо в лицо.
- Сходил бы на улицу, мир посмотрел, себя показал, заодно мусор бы вынес – добродушно сказала бабушка.
Я любил её, она всегда заботилась обо мне, вырастила что вырастила, но тут уж отчасти и моя вина, ха! Старуха с косой забрала моих родителей, когда я ещё не в силах был их запомнить. Деда я едва помню, он, наверное, тоже умер. В любом случае, человека ближе у меня никогда не было. Если не считать двух подруг.
Поиск матча затянулся, похоже на то, что основные игроки разбрелись по школам, а значит и причин отказывать в просьбе бабушки нету. Накидывая куртку, я решил уделить немного внимания своему отражению в зеркале. Потрепал волосы, наполовину чёрные, наполовину белые, будто у кого-то резко закончился маркер, пока он меня рисовал. В кристаллах серых глаз так же поселились темные и бездонные как смоль зрачки, во всей моей внешности отражалась двойственность этого мира. Как же хорошо, что природа наделила меня худобой. Можно есть сколько влезет, да и девчонкам нравится!
Улыбнувшись своим мыслям, я схватил мусорный пакет и вышел за дверь. Короткий спуск по лестнице, и вот я на улице. Свет исходил отовсюду, с неба, отражался от снега, окон домов и машин. Стоит лишний раз признаться в любви к своим шторам. Жмурясь на один глаз, я едва не врезался в проходивших мимо подруг.
- Привет Матвей!
Да, это моё имя, а произнесла его Оля, моя лучшая подруга. Наконец, привыкнув к полуденной яркости, я смог её разглядеть. Оля моя соседка. Невысокая, стройная, со светлыми вьющимися волосами. Её добрые голубые глаза кажутся наивными, но с характером это никак не вяжется. Тоненькие пальчики, которые она застенчиво прячет в пуховике, достаточно цепкие, чтобы урвать от жизни всё.
А рядом с ней стояла Изабелла, я ее нежно зову Иза… Она загадочно смотрела в небо, будто совсем меня не замечая. Высокая, с идеальной фигурой, она переехала с родителями из Испании пять лет назад, с тех пор навсегда завладела моими фантазиями. Её длинные тёмные волосы осыпали хлопья снега, а взгляд глубоких карих глаз всегда выражал исключительную надменность. Однако же, рядом с ней, мой мозг слишком часто оказывался вне зоны действия сети.
- А мы вот с пар сбежали, решили ко мне заглянуть, посидеть, присоединишься?
- «Чей это голос?»
Точно! Это голос Оли. Она кажется такой родной, что я частенько забываю о том, что она рядом. Мы дружим с первого класса, ходили в одни кружки, наши квартиры находятся напротив по лестничной клетке. В присутствии Изы, забываю о ней особенно часто. Перевожу взгляд на Олю. Что так светится то? Начинаю улыбаться в ответ, чешу затылок. Как-то всё так неловко, наигранно что ли.
Вспомнив, что всё это время держу в руках мусорный пакет, я сделал жест пальцем и оставил подруг наедине. Эх, вот бы жить с ними обеими. Они бы по кухне друг дружке помогали, любили бы меня. Но мои влажные мечты прервала страшная правда, тяготеющая надо мной практически всю осознанную жизнь – проблемы со сном…
С кислым послевкусием от собственных мыслей, я возвращался домой уже в компании.
- Так что, зайдёшь? – Застыла на этаже Оля.
- Да, только заскочу на секунду домой.
Однако, отварив дверь, я услышал тихие всхлипы.
- Ба, всё хорошо?
Подруги всё так же стояли в коридоре, а я, прикрыв за собой дверь, направился в комнату.
- Внучок мой, кровинушка ты моя, единственный ты у меня остался!
Что могло случиться, пока я выносил мусор? Опешив от перемен, я стоял не в силах произнести ни слова.
- Дедушка твой умер. Ты поедешь в Нижний Новгород. Там у него квартирка есть, похоронишь его.
После этих слов входная дверь странным волшебным образом захлопнулась уже перед моим носом. Сам я стоял в коридоре, с ключами в руках, бумагами и чемоданами.
- Переезжаешь? – Ехидно усмехнулась Иза за моей спиной
- А куда?
- «Чей это голос?»
- Ты же особо не спешишь? Вот и славно – ответив за меня у себя в голове, Оля дважды щёлкнула ключами в замке. – Всё равно родители на даче. Поспишь до утра на диванчике, а зав… Нет! – После этих слов, ещё одна дверь захлопнулась перед моим носом.
Сначала бабушка выпихивает меня за дверь, пока я в шоке и не могу сопротивляться, теперь вот подруга заперлась в своей квартире, оставив меня наедине с Изабеллой. Наедине с Изабеллой…
- Кстати, я в Нижний еду – постарался я придать голосу хищной игривости.
- Поедешь со мной? Путешествие на выходных, все дела – я перешёл на следующий этап наступления.
- Нет.
- Деньги есть, не проблема.
- Нет.
- Там квартирка будет свободная…
- Нет.
- Поедешь?
Иза вытаращилась на меня так… Словами не передать. Хотела сказать что-то, но дверь распахнулась, и перед нами появилась сияющая как самовар Оля с ручным пылесосом в руках. Прибиралась, значит.
От наплыва пережитых в одночасье эмоций я растерялся, не знал куда себя деть и просто ухнулся на диван в зале. Перед глазами застыл зеркалом исполинский экран телевизора, но я не решился его включать. Только гладил бархатную обивку дивана.
- Как на счёт? – Иза появилась в дверях с початой бутылкой шампанского.
- Ну не начинай! – Обиженно нахмурила брови Оля.
- Я не пью - решил я поддержать подругу детства, Изабелла научила меня курить в восьмом классе, теперь мечтала сделать из меня алкоголика. – Можно чаю?
- Конечно!
Оля скрылась на кухне и принялась греметь чашками. Иза же в этот момент старалась как можно скорее прикончить бутылочку, делая глубокие глотки, всё выше и выше занося донышко. Вечер должен был быть многообещающим, но стоило Изабелле уйти за добавкой, как я погрузился в раздумья, положил голову на подлокотник и как-то сам собой уснул…
***
Очутившись по ту сторону, я схватился за волосы! Что же я наделал? Сейчас придёт оно, прикончит меня, и я проснусь в криках, хрипя, захлёбываясь собственными слюнями! И всё это при девчонках! Но, вспомнив фанфик, я собрался, успокоился и огляделся. Изменить уже ничего не получится, так хоть постараюсь выкрутиться. Вдруг, в этот раз ждёт победа?
Меня окружал лес, тёмный, дремучий. Я шёл по одной единственной тонкой тропе. Сухие ветви словно длани старухи смерти тянулись ко мне отовсюду. Озираясь от страха, сжимая кофту дрожащими руками, я вышел к одинокому заросшему тиной пруду. Лишь крохотная его часть, словно зеркало отражала зависшую над землёй необычайно яркую луну. Я посмотрел на водную гладь в поисках собственного отражения, но там была лишь луна, как бы я не старался.
Кто-то окликнул меня! Место очередной кровожадной твари, во сне мне встретился вполне обычный старик. Едва успев обрадоваться, я вдруг заметил на его плече какое-то существо. Когда неизвестный подошёл ближе, я смог увидеть, что на плече старика сидел самый настоящий костяной дракон! Чудовище было маленьким, в высоту, не превышая и ладони, в его пасти клубился зеленоватый дым, пустые глазницы горели тем же цветом.
Из моих уст пробился робкий смех, монстр был похож на игрушку, очень реалистичную, но что только не делают сейчас из пластика и лампочек. Однако старик волочил за собой громадный меч, казалось, с меня ростом. Теперь мне уже стало совсем не до смеха, как вдруг я заметил на себе пояс с мечом в ножнах и топором в кольце. Впервые у меня появилось оружие, впервые я мог себя защитить!
- Наконец-то мы встретились – голос старика едва отдавал сухой грустью, он будто пережёвывал песок при каждом слове. – Столько лет прошло, но умерев сегодня, ты больше не проснёшься.
Мозг уже совсем отказывался воспринимать информацию. Нельзя так с человеком поступать, по одному потрясению за раз пожалуйста! Топор сам лёг в руку, с диким визгом и воплями, как племенной воин я бросился в атаку. Старик лишь махнул рукой, меч очертил широкую дугу, выбив мое оружие из рук и отбросив меня в сторону, лишь чудом не ранив! В свете луны, его глаза застыли серебряным блеском, пустые, совершенно не человеческие.
Моя рука медленно потянулась к мечу, сейчас он подойдет чуть ближе и... Дракон на плече старика вытянул спину и выпустил из пасти струю едкого зеленого пламени! Едва успев закрыть руками лицо, я нырнул в сторону. Нестерпимый жар звенящей болью сковал мысли. Кто-то кричал мне: «Бей дракона!», – разум, охваченный пламенем агонии ухватился за эту фразу, и тело моё, будто выполняя программу, резким движением обнажило клинок, устремившийся остриём в грудь монстра.
Казалось, костяной дракон не пострадал внешне, однако толчок меча сбил его на землю. Старик взвыл дурным голосом, в его глазах отражался ужас, будто не меня только что пытались сжечь заживо. Нежно, как самое дорогое в мире сокровище, незнакомец поднял на руки обессилевшего монстра, бросил на меня всего один последний взгляд и исчез в густом серебристом дыму. А я остался стоять в одиночестве, уже без оружия, возле одинокого пруда, с одной лишь мыслью: «Чей это был голос?»
Шахта. Здесь почти нет света. Только пыль и вечный мрак. Работай, чтобы выжить, ведь для бедняков в суровом мире иного выхода нет. Шахта приютила мальчика, стала новым домом, однако прошлое не отпускает. И однажды он встретится со своим страхом лицом к лицу
Ждать вечера в бедняцком квартале оказалось невероятно скучно, потому Арк двинулся обратно в город. Дело близилось к полудню, солнце грело и грело, а под сводом гигантской пещеры можно было переждать день.
Пир не обманул, принес небольшую мутную бутыль с надписью. Буквы оказались незнакомыми, и Арк решил, что попробует прочитать позже.
– Я то читать не, – сказал грязный лопоухий мальчишка из шайки рыжего. Кажется, его звали Ол. – Пришлось, вон, его братца тащить. Но я видал, как папка такой же продавал. Говорил, дурман.
Они условились встретиться у старого дома Арка на закате.
– Ночью город пуст, – объяснял мальчик. – И в Шахте почти никого. Вход не охраняют. Старший может там торчать, но он уйдет к полуночи.
Пир удовлетворенно кивал. Он выглядел очень довольным. Вдруг сказал:
– Дурман я тебе не отдам. Принесу сам. Чтобы ты не веселился без нас.
Мальчику ничего не оставалось, как согласиться.
Стоило спросить, что же Пиру так нужно было в Муравейнике, что он решился помогать? Однако сам спрашивать не стал, а тот, конечно, говорить и не собирался.
И вот он шел обратно. Уже показался угловатый дом со входом в Шахту. Вдруг вышел отец. Мальчик узнал его издали – хоть и надел чистую рубаху с короткими рукавами, побрился, но все равно был легко заметен. На голову выше многих. Папа говорил, что Арк мог бы вырасти таким же высоким, если бы хорошо питался.
Успел юркнул в проулок, благо было далеко, и папа явно его видел. Живот урчал и бурлил, но мальчик очень хотел узнать, куда идет отец. Скорее всего, сегодня он как раз навестит маму, это хорошо, но вот что потом?
Отец прошел мимо, не заметив сына. Ему явно было нехорошо от выпитого накануне, пошатывало. Он хмурился и смотрел только перед собой.
Арк старался держаться на расстоянии. Перебегал от укрытия к укрытию, пока не понял, как глупо выглядит. Народу на улицах становилось все больше, потому затеряться в толпе было просто.
Сперва папа пошел на базар. Пестрое многолюдье захлестнуло мальчика с головой, и он едва не потерял отца из вида. Запахи, краски, одежда, лица, локти – это все обрушилось на ребенка, и пришлось задержать дыхание, чтобы не захлебнуться. Он вынырнул где-то с боку, постоял, собираясь с силами. Его мутило на голодный желудок от такого соцветия ароматов.
Наконец, вновь увидел папу. Тот бродил, казалось, без цели, но то здесь, то там покупал еду: какую-то выпечку, кусочек мяса, что-то из овощей. Ближе подходить Арк боялся, потому и рассмотреть покупки не мог. Затем отец сложил все в один мешок и двинулся с рынка обратно в сторону Шахты. Однако он прошел по Кольцевой улице дальше, миновал Стену Памяти с высеченными именами умерших людей и углубился в новый район.
Там до сих пор что-то строилось, возводили новые дома, но и люди уже жили. в воздухе висела пыль отовсюду слышались крики и ругань строителей. Люди, кто с тачками битого камня, кто с инструментами, сновали туда сюда. Это место, по мнению мальчика, напоминало муравейник больше, чем лагерь в Шахте.
На ребенка поглядывали косо, но Арк постарался придать себе невозмутимый вид. Может, у него папа тут работает, а он ему поесть несет?
Папа как раз в этот момент повернул к стене ближайшего дома и замер в закутке. Здесь было немного спокойнее, чем в центре большой стройки, потому Арку пришлось также поискать укромное укрытие. Он выбрал точку, чтоб хотя бы увидеть, кого ждет отец.
Вскоре, кто-то действительно подошел. Арк вгляделся, и его сердце пропустило удар! Он не мог поверить своим глазам. Да, вчера там было темно, и мальчик толком не успел рассмотреть лицо неизвестного, но… Пересилив себя, он двинулся вперед. Осторожно прокрался вдоль стены, прячась местами за ящиками. В какой-то момент даже замер позади фонарного столба, и будь взрослым, его бы точно обнаружили. Обошлось, и он ужом скользнул за угол строения, где стояли папа с мужчиной, чтобы хоть как-то расслышать разговор.
Впрочем, ему хватило нескольких фраз, чтобы захотелось бежать подальше без оглядки.
– знаешьценуокс, – скороговоркой говорил мужчина.
– Знаю, – твердо ответил отец. – Деньги за куклу оставишь себе. Как раз хватит. Главное, чтобы вы точно забрали, кого нужно.
– договорилисьмужик. завтраночьюсделаем.
Арк вцепился в стену. Он не мог поверить, что папа продает маму в Шахту! Нет, такого просто не могло быть. Папа всегда ее любил… Значит, нужно торопиться. Нельзя медлить, иначе он никогда ее больше не увидит.
Он успел спрятаться в последний момент. Увидел, как отец пошел в обратном направлении. Мальчик постарался взять себя в руки. Посидел, обхватив колени, и сперва собирался поплакать, но взял себя в руки. Глубоко вздохнул, утер нос, вытерев ладонь о грязные штаны. Посмотрел на новые, подаренные папой сандалии…
Затем Арк решительно двинулся следом. Он также старался не высовываться. Благо, уйти отец далеко не успел, и на широкой Кольцевой улице заметить его было несложно.
Как мальчик и думал, после тот отправился в сторону окраины. У крайнего городского колодца он задержался, чтобы набрать воды в большой бурдюк. Взвалив его себе на плечо, пошел по утоптанной дорожке туда, под палящее солнце.
Прятаться на открытом пространстве было гораздо сложнее, впрочем, Арк дальше не торопился. Путь оставался один. Он сделал большой крюк вокруг соседних домов и в конечном итоге вышел так, что бы выглядывать из-за угла напротив своего старого жилища.
Как и ожидал, отец появился вскоре. Постоял перед домом, глядя безотрывно на дверь. Сложил вещи под ноги, утер пот. Наконец потянул засов и приоткрыл дверь. Он исчез в проеме, забрав с собой вещи.
Мальчик не мог оторвать взгляда от темных окон. Гадал, что же происходит внутри. Отец ищет маму, зовет ее? Или хочет обнять, поцеловать? Или же…прощается? Арк знал, что тот устал, да и деньги заканчиваются. Просто он не мог даже вообразить, что отец решит закончить все вот так.
Наконец, отец вышел. Так, будто выбрался из болота. На руках у него алели свежие царапину, глубокие, что были заметны издали. Он тяжело дышал, злился. С силой захлопнул дверь, вдавил засов на место. С собой он тащил еще один бурдюк, вероятно, пустой, а еду и полный – оставил внутри.
Он еще постоял какое-то время. Затем помотал головой, зло сплюнул и ушел.
Арк остался сидеть. Сказать ему было нечего. Чем все кончилось? Отец устал, вымотался, у него не хватило сил следить за безумной женой. Его мог бы понять, наверное, такой же взрослый. Ребенок – постарался бы понять. Но простить – никогда.
Мама была всем для мальчика, который почти потерял ее так рано. Она была близка и далека одновременно. Но спасение существовало. Арк сделал выбор и собирался идти до конца. В отличие от отца, который сдался на полпути.
Ничего, вот-вот, почти получилось! Еще немного подождать, и они будут вместе. Отец увидит, как был неправ. И тогда они втроем покинут ненавистный Муравейник с его тяжелым воздухом, застревающим в груди, с вонючими костяками и масляными фонарями. Арк устал от жизни под землей. Несмотря на детскую радость от тайн, от настоящей магии, от оживленных скелетов, которых он мог видеть каждый день, мальчик оставался мальчиком. Обычным ребенком.
***
Ожидание было мучительным. Живот постоянно урчал, ужасно хотелось пить. Маленькая фляга, взятая из Муравейника, давно опустела. Ближайший колодец был в городе, а идти туда не хотелось.
Днем этот квартал пустел. Пусть здесь и обитали самые бедные жители Триврата, однако все они работали. Кто на весь день уходил в ближайшие поля, чтобы рыхлить сухую землю для скудного урожая. Иные пасли овец на другой стороне горы. Сами овцы принадлежали богачам из верхней части города, большая часть мяса и шерсти, как знал Арк, шла именно им. Пастухи же получали жалкие крохи. Также многие работали на стройках и каменоломнях. А некоторые, конечно же тайно, горбатились в Шахте.
День клонился к закату. Арк настолько вымотался бессонной ночью и голодом, ожиданием на солнце и жаждой, что не думал об отце. Будет ли тот искать сына, который пропал со вчерашнего вечера? После того, что он сделал, мальчик не хотел его видеть.
Сходить вниз, в предгорье, мальчик и подумал. Делать там было особо нечего. До ближайшей реки путь совсем не близкий. С этой, южной стороны горы, до самого горизонта простирались пустынные поля и степи с редкими деревьями. Хоть все было видно, как на ладони, да только смотреть было не на что. И Арк ждал. Успел немного подремать, да и только.
Он дернулся и проснулся от свежего ветра, пришедшего снизу. До него долетел запах полевых трав, пение птиц. Усталость немного отступила.
Арк прошелся туда-обратно, разминая руки и ноги. Взглянул на солнце и понял, что скоро жители начнут возвращаться. До этого за весь он заметил лишь пару-тройку человек. Нужно было где-то спрятаться, наверное.
Вдруг он приметил две знакомых огненных шевелюры среди нескольких смоляных и русых. Пир зачем-то притащил с собой Кера. Вся шайка специально показалась Арку издали, и предводитель махнул ему призывно рукой.
Вскоре они всей гурьбой засели в неглубокой расселине на самом краю, за последними лачугами. Чуть дальше склон резко обрывался, а овраг располагался так, что ни со стороны домов, ни снизу видно их не было.
– Условие такое. Мы поможем тебе с сумасшедшей мамкой здесь. – Арк скривился, но промолчал. Пир не обратил внимания и продолжил: – А ты ведешь нас в Шахту. Покажешь вход и как пройти. Дальше каждый сам.
– Зачем тебе Шахта? – наконец-то решился спросить Арк. – Там ничего ценного нет.
– Так я тебе и сказал!
Остальные молчали, включая Кера, который обычно мог болтать без умолку.
Пир хотел выглядеть самым-самым среди оборванцев, но с почти ровней, Арком, ему нужно было что-то особенное. Он вдруг понизил голос:
– Есть люди… Серьезные люди, Арк. Ты же не думал, что мы просто шайка беспризорников? Скоро в городе все изменится! И Шахта им очень нужна.
Арк промолчал. Тут же встрял Кер:
– Ты видел, чего у меня теперь есть?
Он достал небольшое приспособление, чем-то похожее на око, которым пользовались головные, чтобы видеть линии магии, энлии. Одно небольшое стеклышко на деревянных рейках.
– Вот, так надеваешь, цепляешь за уши. Все, теперь я вижу гораздо лучше!
Его левый глаз за стеклом действительно стал будто бы больше.
– Ага, только одним глазом, – расхохотался Пир.
Кто-то из других мальчишек тоже пошутил, другой засмеялся. Видимо, Кер не пользовался таким авторитетом, как его брат.
– Все, борго! Так, вон народ возвращается. Дождемся темноты, когда все разойдутся по домам. Потом идем.
Пир приготовил бутыль с дурманом. Еще он зачем-то притащил с собой череп, добытый Другом. Он таскал его в сумке, а сейчас достал и вновь принялся рассматривать. Остальные тоже принялись маяться бездельем. Арк улегся поудобнее и уставился в небо. Ему не было дела до других.
– Да ты постоянно на него пялишься! – заголосил Кер. Главарь шайки не стал отвечать.
«Скоро, скоро. Вылечу маму, и все будет хорошо. Как раньше. Даже лучше. Может, мы вообще уедем из Триврата. Кому эта гора нужна». Так думал Арк, пока Пир вдруг не сказал:
– Пора. Идем я, Арк, Кер, Ол. Остальные сидят тут. Чтоб вас не видели! Потом уже вместе. Дурман мощный, я проверял. – Кер потер затылок на этих словах брата. – Хватит даже просто облить ее немного. Все.
Арк мгновенно приободрился. Сердце забилось чаще, отступило чувство голода, осталась только жажда, но он заставил себя не думать.
Они осторожно выбрались из оврага и двинулись в сторону его дома. Солнце село окончательно. Звезды ярко мерцали в ночном небе. Света было немного, но хватало, чтобы разглядеть путь. Вчетвером они прошмыгули мимо открытых жилищ, стараясь обходить входные проемы. Шли к единственному дому с дверью.
У входа замерли и прислушались. Изнутри не раздавалось ни шороха. Арк вновь учуял противный запах нечистот, идущий из окон. Смахнул невольную слезу и собрался.
Он потянул засов и приоткрыл дверь.
– Тш-ш-ш, – зачем-то приказал он.
По одному мальчишки вошли в дом. Их встретила оглушительная тишина. Будто бы и не было никого.
– Может, она с-сбежала? – спросил Кер.
– Нет, здесь. Точно знаю, – ответил Арк.
Снаружи дом выглядел не очень большим, но сейчас в темноте казался огромным, будто заброшенное поместье с привидениями.
– Идем вместе. Ол, загляни в ту комнату, – шепотом приказал Пир.
Мальчишка сделал два шага к проему. Сзади раздался шорох и скрежет камня. Кер аж подпрыгнул. Но это оказалась дверь, слегка сдвинувшаяся на ветру.
Ол приблизился еще, аккуратно заглянул за выступ стены. Обернулся и покачал головой. Сам Арк прошел в другую сторону, к своей старой комнате.
Сердце стучало слишком громко, он боялся, что разбудит так всю округу. Запах усиливался, но к нему примешивалось что-то еще. Нечто знакомое…
Мальчишки позади разошлись по углам. Пока дверь была открыта, хоть какой-то свет проникал внутрь. Однако Кер вдруг проговорил:
– Пиро, дай огня!
– Да тише ты! – зашипел тот, но полез в сумку.
Ол, не стесняясь, полез ковыряться в позабытых вещах. Что-то уронил на каменный пол, пробубнил: «Ну и вонь».
Сколько Арк ни вглядывался в комнату, но увидеть ничего не мог. Пот заливал глаза, и он смахивал его судорожными движениями. Дышал сквозь зубы, но воздуха будто не хватало.
– Пиро… – скулил от страха Кер.
Раздался стук, и Арк оглянулся, чтобы за одно мгновение, на которое вспыхнула лучина, увидеть, как Пир нагнулся за упавшей сумкой, а его брат собственно эту лучину запалил. Еще он заметил краем глаза затылок Ола.
А спиной мальчик почувствовал движение в темноте.
«Погреб. В моей комнате был погреб…».
Грохнула дверь – ветер запер мальчишек в доме. Кер подпрыгнул и обронил едва светящую палочку. Та потухла. Целый удар сердца было очень тихо.
Арка отбросило в сторону, так, что он впечатался в стену. Кто-то вскрикнул. А другой – зашипел. Еще было рычание, которые раздавалось будто со всех сторон.
Кер вдруг завопил во всю глотку и не останавливался. Арк поднялся кое-как на четвереньки, чтобы вновь увидеть вспышку лучины, которую успел зажечь на полу Пир. Ол вжался в дальнюю стену и обмочился. Арк понял это по запаху. А еще там была…
Мама.
Платье, или ночнушка, уже не разобрать, болталось на ней лохмотьями, открывая то грудь, то спину. Ногти на руках и ногах стали длиннее – превратились в настоящие заостренные грязные когти. Сами конечности были тонкими, белая кожа да кости. Волосы спутались и висели космами. Вся она была грязной и в кровавых подтеках. Голову держала набок, не открывая глаз. И утробно рычала.
– У-ы-ы-р-р…
Очень долгое мгновение ничего не происходило. Все замерло. Только Кер продолжал голосить на высокой ноте. Мама не пошевелилась, лишь слегка поводила носом, принюхиваясь.
Пир вдруг аккуратно потянулся за черепом. Она заметила. Повернулась на звук. Угловато нагнулась – ее конечности не гнулись, а словно ломались в разных местах. Подняла череп, выставив перед собой. Очень ме-едленно повернула пустыми глазницами, уперла лобную кость себе в лоб и открыла глаза.
Кер заткнулся. Ол негромко поскуливал в углу.
Мама завыла низко, утробно, постепенно переходя на визг. Откинула голову. И будто взорвалась движением. Она метнулась сперва на стену, вцепилась, кажется, всеми четырьмя конечностями. Затем бросилась в другую сторону. Череп отлетел куда-то во тьму.
Арк не заметил – мама выросла прямо перед застывшим Кером. Он взглянул на нее снизу вверх, не мог пошевелиться, лишь стучал зубами. Мама приблизила свое лицо вплотную к его, глубоко втянула воздух.
Рыкнула и вцепилась зубами мальчику в горло!
Арк похолодел. Резко запахло кровью. Как зачарованный, он стоял, боясь двинуться, и просто смотрел. Смотрел, как мама рвала зубами плоть рыжего мальчишки, придавив того к полу своим невеликим весом. Кер молчал. Просто водил широко раскрытыми глазами. И не издавал ни звука. Еще пахнуло дерьмом и потом.
Пир полз спиной к двери. Не мог оторвать взгляда от дергающегося тела брата в луже крови. Он тяжело судорожно дышал, беззвучно текли слезы по грязным щекам.
В какой-то момент мама замерла, оторвалась от кровавой трапезы, повела головой, повернулась к сыну. Вновь зарычала. Из ее пасти выпал кусочек мяса прямо на лицо мертвого Кера. Арка будто кольнуло что-то, и он опять ощутил свое тело. Бросился к выходу. Мама – на него. Прямо на ходу мальчик отмахнулся сумкой с фонарем и пустой флягой.
Это дало ему лишнее мгновение, чтобы вытолкнуть Пира наружу и вывалиться следом.
История будто повторилась, как тогда с книжкой. Сейчас мальчик также успел захлопнуть дверь прямо перед ее носом. Он оттащил Пира немного назад. Арк оглядывался, искал, ждал. Почему никто не бежит на помощь? Почему никто не слышит крики? Где остальная банда Пира или местные?
Тут раздался крик Ола. Они забыли его внутри, спасая свои жизни. Пир и Арк слышали возню, удары, крик ужаса мальчишки-беспризорника. Внезапно он возник у окна, вцепился в деревянные рейки, просунув тонкие пальцы между ними. В просветах мелькали его широкие от ужаса глаза, перекошенный рот.
– Пи-и-ир!
Арк дернулся было на помощь, но рыжий вцепился в его штанину.
– А-а-а! – кричал в это время Ол.
Арк судорожно пытался оторвать от себя пальцы Пира, но тот держал мертвой хваткой.
– А.
Крик резко оборвался.
Они оба повернулись к окну. Ол исчез. Изнутри не раздавалось ни звука. А может, какой-то хруст?
В ушах у Арка шумело, он не мог сосредоточиться на отдельных звуках.
– Засов! – завопил вдруг Пир.
Он бросился, потянулся к засову, но дверь распахнулась одним махом. На пороге встала тощая фигура мамы. Она сделал один хромой шаг наружу. Подняла голову к небу. Постояла так несколько мгновений.
Видимо, Пир быстрее пришел в себя. Толкнул Арка в плечо и кинулся бежать. Мальчик успел увидеть лишь спину рыжего. А мама уже шла к нему. Неторопливо, прихрамывая, не скрываясь. На удивление, как обычный человек. Ее выдавали только глаза – мертвые с почти закатившимися зрачками.
Арк судорожно оглянулся. Помощи не было. Вдруг заметил сумку в стороне, у самой стены. Дурман!
«Далеко, нет, ни за что он не успеть», – отрешенно подумал он, однако поворачиваться к маме боялся. Так и уставился беспомощно на сумку.
Раздалось какое-то щелканье, постукивание. Из-за угла выскочил Друг, яростно клацая зубам! Быстро оглянулся по сторонам, заметил под ногами бутыль, торчащую из горловины.
Схватил. Вынул. Бросил. Плохо бросил, неловко. Бутыль упал маме под ноги. Разбился о камень. Из него полз дымок. Она наступила на стекло, но не заметила. Хромала дальше, оставляя кровавый след.
Арк упал на задницу, пытался отползти.
Когда она была уже близко, так близко, что одним движением могла располосовать его горло когтями, то неожиданно начала слабеть. Споткнулась раз, другой. Ноги ее начали подкашиваться, и в какой момент подломились. Мама упала на колени и подняла мутный взгляд на сына.
– Ы-ы-ы, – слабо прорычала она.
Арк сперва опешил, но увидел, что дурман постепенно действовал. Тогда мальчик осмелился приблизиться. Она сидела на коленях, шатаясь из стороны в сторону, водила пустыми глазами, голова ее болталась, будто плохо держалась на шее.
Он заглянул ей в лицо. Такие знакомые и родные черты…
– Мама, – проговорил мальчик. – Мамочка.
Не смотря на запах крови, исходящий от ее волос, захотел обнять, потянулся, но к ней будто вернулись силы. Она успела лишь коряво сказать:
– Сы-ы-ын…
И в одно мгновение вскочила, завыла и бросилась прочь. Исчезла где-то во тьме.
Арк остался один. Плакать не получалось. Умом понимал, что должен рыдать в голос после всего случившегося, но силы ушли. Он упал прямо на каменистую землю и уставился в небо. Лежал так долго.
Дверь его старого дома скрипнула на ветру. Иных звуков не пришло. Почва холодила спину. Самое интересное, что из окрестных лачуг никто так и не появился даже проверить, что произошло.
Арк опустел. В душе его зияла рваная дыра, заполнить которую вряд ли когда-нибудь удастся. И в эту дыру капля за каплей уходило детство.
Друг сел рядом, обхватив колени руками, как будто сам был напуганным ребенком.
Чуть позже в невообразимой дали запела ночная птица. Если хоть один живой смотрел сейчас на странного мальчика, что лежал полночи на голой земле в компании скелета, то выйти не соизволил. Может быть, испугался. Откуда-то раздался стук камней, с другой стороны – разбился кувшин. Казалось, мир постепенно оживал.
«Друг, – прощелкал скелет. – Пора. Скоро рассвет». Он поднялся и протянул мальчику руку.
Они ушли до первых лучей, когда с разных сторон только начали раздаваться сонные голоса просыпающихся людей. Арк так и не отпустил руку Друга, устало топая в сторону Триврата. Они возвращались в Муравейник. То был теперь единственный дом, что остался у мальчика. И единственный друг.
***
Его разбудили крики и споры. Арк выбрался из палатки, с трудом разлепив веки. Его одежда была в грязи и засохшей крови. Он посмотрел на лобное место – там собрались все старатели Муравейника. Воду уже приняли, однако огромная бочка одиноко стояла в стороне.
Все сгрудились у шатра старшего. Самого Гара видно не было. Мальчик встал позади толпы, даже не пытаясь пробиться в середину. В целом ему было все равно, что происходило вокруг.
– Окс! – выкрикнул кто-то из толпы. – Пусть Окс.
– Да, верно, – поддержал его другой голос. – И в костях разбирается.
– И в камнях!
– Да он вообще тут живет.
Несколько человек засмеялись. Отец вышел вперед и встал в центре, поднял руки вверх, призывая к тишине. Когда голоса стихли, он прокашлялся и громко сказал:
– Спасибо! Спасибо вам. Я постараюсь сделать так, чтобы у вас, у нас, все было хорошо. Я уже был у Хозяина.
По толпе пошел шепоток.
– А еще сегодня и завтра работать не будем!
Люди сперва радостно загалдели, но быстро смолкли, толкая друг друга.
Отец продолжил:
– Помянем Гара. Про похороны пока не знаю.
Все сделали скорбные лица. Кто-то всплакнул.
– Даже костей не осталось, – зашептались вокруг.
– Лужа крови была!
– Ох, Боргорон это, точно говорю.
– Бежать надо.
– Нет вечности для гор, опять!
– Тише, тише! – попросил Окс. – Луна видна даже днем, друзья. Значит, это кому-то нужно. Значит, мы будем верить, что наши друзья – Гар, Элм, Има и многие другие – они, кхм, погибли не напрасно.
После всех вопросов, когда часть толпы разошлась, отец заметил Арка.
– Сынок, ты видел? Я теперь старший!
Обнял сына, потом заметил, в каком тот виде.
– Ты что? Что произошло?
– Я… – мальчик не знал, что сказать.
Однако отец, видимо, понял по-своему. Положил руку на плечо Арка и наклонился к самому уху.
– Все, сын, все. Теперь будет хорошо. Мы вылечим маму, сын. Я накоплю. Магия, лекарства – все будет.
Арк испуганно взглянул на отца, в его лихорадочно блестящие глаза, и отстранился. Но не успел промолвить и слова, как того отвлекли каким-то вопросом.
– Что? Да, новые куклы будут появляться чаще…
Потерянный, мальчик побрел прочь.
***
Через несколько дней после прощания с предыдущим старшим Муравейника, после поминок, когда Арк немного пришел в себя, они встретились наконец с Другом.
Он предложил сходить в нижнюю выработку. Там, среди «мертвого леса» он показал ему одну куклу. Специально указал на неправильно сросшиеся кости правой ноги. Мальчика кольнула смутная догадка, но Друг дальше пояснять не стал. Ткнул еще в левую височную кость костяка, чтобы Арк разглядел в свете фонаря трещину и выпавший осколок.
А на следующий день, во время работы, мальчик смог отыскать нужную куклу среди сотни других. Она единственная из всех хромала.
Тогда Арк ее узнал.
Скелет выглядел чище, не в пример костяку Имы – ни пятнышка, ни пылинки. Чистые отбеленные кости. Движения были четкими и ритмичными. Мертвыми.
Арк долго наблюдал за работой и в итоге поймал себя на мысли, что она, хромая кукла, слилась для него с другими. Стала частью Муравейника и Шахты. Отныне, он сможет увидеть ее в любой момент.
Если, конечно, захочет. Ведь даже для гор нет вечности.
***
Поздно вечером старатели разошлись по палаткам, а мальчик тихонько улизнул в запретный квершлаг, в их тайную пещеру.
Скелет был уже там. Сидел в одиночестве, рассматривая символ на стене.
Арк сел рядом на камень.
– Спасибо, – сказал наконец он. – Если бы ты не…
Друг просто махнул рукой.
– Было страшно, ну, ходить под небом?
«Очень».
– Тогда почему ты пришел?
«Птица летит, потому что может, кость идет – потому что должна».
Мальчик промолчал. Да и Друг не спешил что-то говорить.
Где-то капнула вода. Когда тишина начала царапать уши, мальчик наконец сказал:
– Я хочу отблагодарить тебя. Ты мой самый лучший друг. Ты больше человек, чем многие другие. Я дам тебе имя. Можно?
Костяк сперва не шевелился, и Арк подумал, будто тот изумлен.
– Элм был мне почти другом, – проговорил мальчик. – А ты – настоящий. Только ты не помнишь, кем был при жизни. Были у тебя папа и мама, или нет. Значит, сейчас ты сирота. Я хочу назвать тебя Эл. Нравится?
Друг, Эл, медленно кивнул.
Арк засиял, обнял его в порыве чувств и протянул палочку для письма.
– Только покажи, пожалуйста, как пишется. А то я не знаю. И мое напиши. Мы нацарапем их прямо здесь. И всегда будем вместе.
Арк взглянул на Эла. На лице друга застыла вечная улыбка.
***
Вот такая история. Будем рады любой критике. Спасибо, что прочли!
Шахта. Здесь почти нет света. Только пыль и вечный мрак. Работай, чтобы выжить, ведь для бедняков в суровом мире иного выхода нет. Шахта приютила мальчика, стала новым домом, однако прошлое не отпускает. И однажды он встретится со своим страхом лицом к лицу
Простите за глазки мальчика, нейросеть не шмогла)))
Мальчик проснулся от яркого света. Палатка выглядела больше. До верха не достал бы. Мокрый лоб. Простыня тоже.
Справа на жестком табурете сидел отец, прикрыв глаза и уронив голову на грудь. Арк посмотрел вокруг более осмысленно и понял, что это шатер старшего в Муравейнике. Он бывал внутри, когда взрослые разрешали. Впрочем, ничего интересного тут никогда не было. Большой стол с кучей бумаг, меловая доска для каких-то записей, пара ящиков, небольшой шкаф, топчан Гара. Наверное, на нем мальчик и лежал.
Папа вдруг всхрапнул и проснулся.
– Сын! – обнял он Арка. Затем отстранился и утер слезу.
– Па-а.
Мальчик откинулся на топчан. По телу разливалась слабость, будто он не ел несколько дней.
– Ты напугал всех, сынок. Два дня лихорадки. Лекарь из города приходил.
– Пап. Что случилось?
Арк прикрыл глаза.
– Это ты мне расскажи. Нашел тебя у палатки, в бреду. Я боялся, что…
– Не знаю, – помолчав и собравшись с силами, ответил мальчик.
Он вдруг понял, что не готов раскрыть все тайны. Внутри была пустота.
– Па, где ты был?
– Я… Нужно было уладить одно дело.
– А мама?
– Она в порядке. Как всегда. Ведь луна видна даже днем. Поспи, – отец поцеловал его в лоб. – За тобой присмотрят, а я пойду работать. Скоро все будет хорошо.
Арк был настолько слаб, что не стал больше ничего говорить. Он не особо отреагировал даже на то, что сидеть с ним будет черноволосая красавица Али.
Она защебетала, пересказывая недавние события, но мальчик слушал вполуха. Обычно в Муравейнике происходило мало чего интересного. Вдруг Арк взглянул на девушку и спросил:
– А ты знала Иму? Ну, вы дружили?
– Да… – протянула Али. – Если можно так сказать.
– Элм ее любит, – признался Арк.
– Это все знали.
– Можно рассказать тебе секрет? – прошептал мальчик.
Девушка кивнула.
– Има, она… Она теперь кукла. А Гар… Гар ее…
– Это тоже знали многие, – вдруг сказала Али и отвернулась.
Мальчик даже привстал.
– Как же так? Как же?
– Арко, малыш, взрослые должны жить по правилам. Часто неписаным. Иногда надо делать, как говорят. Има, вот, тоже любила только Элма. И не хотела, э-э, дружить с Гаром. Даже разочек. И получилось – вот так.
– Где Элм?
– Не знаю, малыш. Не знаю, – она покачала головой.
А старатели в Муравейнике, интересно, стали уже друг для друга семьей? Как долго надо прожить вместе, что стать родней, и как можно тогда сделать такое с родным человеком?
– Али, а кого ты, ну, любишь?
– Я? Ну-у, я всех люблю, – ответила девушка. – И дружу со всеми.
Арк почему-то не захотел больше с ней разговаривать.
Когда он проснулся в следующий раз, то решил, что наступило утро. Слышал, как люди принимали воду, ругались.
А затем пришла страшная новость. Элм умер. Его тело нашли в канаве на дальней окраине Триврата. Как сказала стража, мужчине перерезали горло и оставили истекать кровью.
Гар объявил, что в ближайшие пару дней работы не будет. Кто хотел, могли сходить на прощание с головным, остальные были вольны остаться в Муравейнике или провести день свободно.
Арк попросил отца взять его с собой. Сил у него прибавилось, Али принесла ему хлеба и миску супа, пару кусков жесткого мяса и даже кружку молока! Арк давно так вкусно не ел. А может, это все из-за болезни.
Затем он нормально помылся, вместе с папой выстирал одежду и получил новые сандалии взамен старых, что совсем развалились.
На прощание с Элмом они отправились следующим вечером.
Большая часть старателей собралась в небогатом районе заранее, чтобы идти вместе. Арк был среди знакомых людей, но ощущал, будто огорожен стеной. Говорили немного и вполголоса. Они ждали во дворике с колодцем, почти в таком же, где жили рыжие братья Кер и Пир. Даже запахи вокруг были схожи.
– Скоро вынесут, – сказала женщина справа.
– Хорошо, что родня есть. Не попадет в Шахту.
– А сколько наших потом попадет?
– Нет вечности для гор. Опять ты за свое!
– Я деньги откладываю. Не хочу, как Има.
Арк однажды видел похороны в далеком детстве. Мало что помнил, но смутно знал, что будет дальше.
Вскоре во двор вынесли тело. Лицом к солнцу, как называли это люди. Лысый Элм спокойно лежал на плетёных носилках, будто спал. Арку вдруг захотелось подойти и потормошить головного за плечо.
Одежды на нем не было, чтобы там, в загробном мире, ничего не мешало.
– Такой молодой, – проговорил кто-то. – Но луна видна и днем.
Мальчик вгляделся в черты покойника. Лицо выкрасили белой краской, а черными линиями нанесли заново глаза и широкий рот, добавили неприятные черты черепа. Также белым закрасили уродливый шрам на шее.
– Зачем все так? – спросил Арк у папы.
– Чтобы Повелитель смерти принял за своего. А ещё чтобы душа не сбежала из тела бродить по миру.
Кто хотел, приближался к мертвецу и целовал в лоб, затем освобождал место для другого. У стены лачуги бледными тенями стояли женщины и не отрываясь смотрели на Элма. «Мама и сестра», – догадался мальчик.
Наконец, четверо крепких мужчин подняли носилки и двинулись прочь со двора. Люди потянулись следом.
Арк заметил, как к похоронам прибились какие-то мальчишки, но он никого не узнал.
– Сколько ж всего уже?
– Да больше трех десятков Боргорон утащил!
– И от каждого почти приплод остался. Вот куда этим детям теперь?
– Хе, грабить будут. А чего еще? Сейчас они поголодают, озвереют, собьются в стаи и пойдет потеха. Палате Лордов плевать, что творится в бедных кварталах. Хоть люди пропадают, хоть бандиты плодятся.
Арк не поднимал глаз, шел, уставившись под ноги. Но слушал с интересом.
– А эти Лорды толстозадые… Толку от них, а все туда же – власть! Двести лет назад, вон, один король был, и бед не знали.
– Угу, только недовольные висели на каждом столбе…
– Зато порядок был.
– Дык его же, королька, вельможи и наплодили уродов. А потомки их, вон, в Палате нынче. Того и гляди, с хвостами рожать начнут. Как нелюдь какая.
На спорщиков шикнули, и те притихли.
Люди брели по Кольцевой улицей в сторону Шахты. Однако на Главную площадь выходить не стали, пошли кружными переходами мимо Ратуши.
Арк шагал и думал, попал ли Пир в банду, как всегда хотел? Может, для того ему череп и понадобился – чтобы сразу вырасти в глазах ровесников и внушить страх? А вдруг рыжий хулиган где-то здесь?
Мальчик завертел головой, но, конечно же, никого из братьев не нашел.
Тело Элма несли впереди неторопливо. Люди вновь вернулись на широкую улицу, и вскоре впереди показался проход в стене. Гораздо выше человеческого роста, он зиял черной пастью, и Арк испугался, что не сможет выбраться оттуда, что она проглотит его вместе с костями и одеждой. Как Боргорон.
Однако внутри оказалось не так страшно. Тут же запалили фонари, и мальчик разглядел просто большую пустую комнату с серыми стенами. Они задержались немного, пока открывали каменные ворота.
– Дальше света не будет, – предупредил папа. – Держи меня за руку.
– Совсем темно? – слегка струхнул Арк и прижался к отцу.
– Да. Это называется Последний путь. Мертвецу больше не нужны глаза, чтобы видеть. А нам, живым, не положено знать, что там.
Все, кто прощался с Элмом, вошли в непроглядный коридор. Мальчик успел разглядеть лишь малую часть окружения: совершенно гладкие стены, без узоров или рисунков. Затем ворота закрылись, и все скрыла кромешная темнота.
Он ни на секунду не отпускал отца, чувствуя, как собственная ладонь стала мокрой. Они двинулись вперед. Было жутко интересно, как же разбирали путь идущие впереди с носилками? Ни единого огонька или слова. Словно весь мир вокруг умер. Только звук шагов десятков людей по каменному полу.
Мальчику казалось, что они идут уже целый час. Ему стало душно, хотелось скорее на воздух, но папа держал крепко. Да и некуда было бежать в такой темноте.
Наконец далеко впереди появился небольшой отблеск. Арк разглядел его среди смутных человеческих фигур. Стало немного светлее. Все, не сговариваясь, прибавили шагу. Еще, еще, вот-вот!
Они вышли в огромную пещеру. Мальчик вновь испытал непередаваемое чувство пустоты вокруг, как тогда в Шепчущих пещерах. Правда, сейчас он не боялся – просто сразу понял, что полость огромна.
– Это называется Преддверие. Тут вход в загробный мир. И мы попрощаемся с Элмом навсегда, – шепнул папа мальчику на ухо.
– Преддверие, – едва слышно проговорил Арк.
– Теперь дождемся заката, а дальше сам увидишь, – добавил отец.
Они постояли совсем недолго, и вдруг откуда-то сверху полился багряный свет. Он постепенно осветил все вокруг, и у мальчика перехватило дыхание.
Пещера оказалась естественной и невероятно большой. Возможно, почти такой же, как весь Триврат! Нет, даже больше – как вся гора! Как самая огромная гора в их огромном мире!
Щербатые стены уходили ввысь, и местами можно было разглядеть то ли выемки, то ли полости и уступы. Сами они стояли на выступе в скале, и шириной этот выступ был в две улицы. В стороны он уходил, насколько хватало глаз, а вот впереди резко обрывался.
Что за сила могла такое создать, Арк даже не стал гадать. А вот то, что это Преддверие загробного мира – поверил сразу.
– Но где же вход, пап? – спросил он вполголоса.
– Внизу.
Тем временем мужчины отнесли носилки с телом Элма к самому краю пропасти и оставили там. Сами вернулись к остальным. Теперь к покойнику пошли родные. Они в последний раз обняли его, поцеловали и вернулись.
– Теперь уходим, – сказал папа и потянул Арка к выходу.
Позже, едва выйдя в город, глотнув свежего воздуха и переведя дыхание, мальчик спросил:
– А что дальше, пап?
– Через два дня двое, кто несли тело, должны вернуться и посмотреть. Если тело на месте, то они просто сбросят его в Бездну. Там душа освободится от плоти. После этого родные высекут его имя на Стене Памяти. Она там, дальше по улице.
– А если тела, ну-у, не будет?
– Значит, Повелитель смерти не пустил его. Сжег своим пламенем вместе с душой.
– И все?
– И все. Ни жизни, ни души, ничего.
Вообразить себе Ничто Арк не сумел. Но вот чувство одиночества внутри такого Ничего представить вполне мог. Да, Ничто очень одиноко. Это он уже понимал.
Папа, мама, он сам – разве семья? И остальные. Али, старатели, головные, да и Гар – они были друг у друга, но при этом каждый страдал от одиночества. Оттого умер Элм, а Има осталась навечно в Шахте. А Друг никогда не покинет подземный мир, не увидит солнца. И луны, которая видна даже днем.
Оставшийся путь до Муравейника Арк шел молча.
***
Друг раздобыл череп. В каких глубинах Шепчущих пещер он побывал, Арк узнать так и не смог.
На первый взгляд, находка была обычными останками: желтоватого оттенка, без нижней челюсти и пары верхних зубов.
Мальчик насмотрелся на кукол: у тех черепа состояли из нескольких костей. И соединялись они аккуратно, без дыр и швов. Глядя на этот, казалось, будто он составлен из неподходящих друг другу костей. Швы на месте соединений были толстыми и неровными. Правый висок треснул и раскрошился. А в левом – зияло аккуратное круглое отверстие.
И еще клыки. Они были совсем немного, но длиннее нормальных. От черепа у Арка холодок прошел по коже. А смотреть в пустые глазницы и вовсе не хотелось.
Обмен происходил на другой день. Арк явился в беднейший квартал под открытым небом и все время невольно оборачивался в сторону старого дома. В это время людей здесь почти не бывало, что беспризорникам было на руку.
Три лачуги стояли впритирку друг к другу, образуя глухой тупик. Мальчик издали приметил, что Пир пришел с приятелями. Они втроем ждали его в закутке, не скрывались. Еще четверо бродили поодаль.
На фоне рыжего эти ребята выглядели оборванцами, чумазыми, с резкими движениями. Но главное – они были опасны.
Арк сглотнул, прячась за валуном. Сердце колотилось, и он прижал руки к тощей груди, чтобы удержать его. Однако торчать здесь вечно не мог, потому глубоко подышал и заставил себя выйти на дорогу.
Подходы к Триврату были пустынны. Унылый пейзаж: ни единого деревца, лишь чахлые колючие кусты. Домишки безродных бедняков, таких, как он сам, хаотично разбросаны вокруг.
Арк вошел в закуток между лачугами, а когда переступил невидимую границу, навстречу вышел Пир. Оставшиеся мальчишки перекрыли выход.
– Принес?
Арк кивнул.
– Давай!
– А…а мое?
Рыжий усмехнулся. Полез в свою сумку.
– Вот. Все честно.
Арк достал и протянул череп. Пир на мгновение опешил с бумагой и писчими палочками в руках. Затем судорожно сунул все ему под нос, а сам выхватил череп. Некоторое время он завороженно разглядывал его, вертел в руках, особенно долго застыл, уставившись в бездонные глазницы.
– А че он сломан? – громко спросил вдруг один из грязных приятелей Пира.
Пир наконец отвлекся от своего «сокровища» и поднял глаза.
– Мне надо д-дурман, – закончил мальчик. – Дурманящий настой. Достанешь?
Пир закатил глаза и протянул довольно:
– О-о, друг, да ты не расплатишься… Но ты держишь слово, а это в нашем деле важно. Зачем тебе?
Арк не собирался говорить, но ему было настолько страшно, что тряслись колени.
Он выдавил:
– Для мамы. Дом дурной, там, знаешь?
Показал рукой. Самый мелкий из оборванцев вздрогнул и спросил:
– Это она завывает по ночам?
Арк кивнул.
– Бо-о-рго…
– Я хочу забрать ее, эм, домой. Чтоб не одна тут жила.
Он едва слышал сам себя, но Пир вдруг выдал.
– Хорошо. Ол, э, знаешь такое, достанешь?
Один из мальчишек кивнул.
– Его мамка продала папку вашему Хозяину, – пояснил рыжий. – А, ты не знал? Как уж там было, не скажу. Но вот папка есть – пьет и орет, как все. А вот р-раз – его выносят лицом к солнцу. И тащат вниз. А когда-то он был травником.
Арка пробил озноб.
– А мамку его забрал Боргорон. Ушла в ночь и не вернулась.
«Не смотри на него, не смотри на него!», – уговаривал себя мальчик.
– Уговор такой. Я даю тебе дурман. А ты проведешь меня, нас, в Шахту.
Пир ухмыльнулся.
Мальчик потер шею. Нельзя вот так идти на поводу. Если рыжий узнает дорогу в Муравейник, то потом проведет туда всю свою банду. А то и страже сдаст за вознаграждение. Неизвестно также, что еще потребует от него в следующий раз.
Впрочем, за маму, если все получится, Арк был готов отдать что угодно.
«И даже Друга?» – обожгла вдруг мысль.
– Хорошо.
Мальчик плюнул на ладонь, рыжий плюнул на свою, и они пожали руки.
– Через две седьмицы. На закате. Тут же, – закрепил Пир.
***
С бумагой и писчими принадлежностями работа пошла быстрее. Вечерами Арк тренировался и писать, и читать, а ночами мог все повторять по записям. К их общему удивлению, на бумаге скелет писал ровно и аккуратно.
– Наверное, при жизни ты был каким-нибудь писарем, – сделал вывод мальчик.
Друг просто пожал плечами.
За несколько дней они неплохо продвинулись, однако поняли, что бумагу следует экономить. Потому всякие простые и короткие слоги-слова писали в пыли, и там же Арк их переписывал много раз. С непривычки он быстро уставал, однако не жаловался.
Вместе с этим они вдвоем выдумывали, как лучше всего научить Друга разговаривать. Конечно, голоса у него не было и быть не могло. Движения головы, щелканья челюстью, клацанье зубами – использовать пришлось все. Они извели несколько листов, пока просто решали, что и как.
Конечно, потом, гораздо позже, они дописывали и переписывали свой язык, когда Друг сталкивался с новыми словами. Или когда кому-то приходила более удобная идея, как выразить ту или иную мысль.
«Нет, нет!» – энергично замотал головой скелет. Сделал жест, будто обводит все вокруг.
– Что «нет»? Девочка?
«Нет».
– Сразу оба? – осторожно спросил Арк.
Друг сперва махнул рукой, будто в сердцах. Потом вновь повторил широкий круговой жест.
– Ребенок! – радостно воскликнул мальчик.
Скелет облегченно кивнул.
– Так, ага. Где я тут?.. Вот. Ре-бе-нок куп…ку-па-ет-ся. Купается! Ре-бе-нок ку-па-ет-ся в…ре-ке.
Друг пару раз хлопнул в ладоши. Кости глухо стукнули друг о друга.
– Но почему «ребенок»? Слово «мальчик» пишется так же. Вот, тут, смотри.
Костяк опять мотнул головой и написал в пыли эти два слова, но перед каждым были два разных символа. Затем указал на один и сразу после – на Арка. Потом указал на другой и следом сделал обобщающий жест.
– Ага. Если так, то одно. А если вот с этим – другое. Понял.
Все больше листов заполнялись столбиками значков. Слова, а рядом рисунок, как их «произносит» скелет.
– Ну. Самое простое – ты, я, он, она, они – можно просто показать пальцем. А «привет» – помахать рукой.
«Нет. Хочу. Говорить. Привет». Последнее слово Друг пока что показал жестом.
– Хорошо. Тогда надо что-то простое, чтобы сразу понятно было, – решил Арк. – Ну, например, кивнуть и стукнуть зубами?
Скелет попробовал. Еще раз. Удовлетворенно кивнул в знак одобрения. В отличие от мальчика, он запоминал все почти мгновенно, стоило лишь два-три раза повторить. Записи, по большому счету, нужны были именно Арку.
– Хорошо. Тогда простые слова, как «пока» и «здравствуйте», «как дела», можно говорить челюстью и головой вместе.
Друг выставил вперед указательный и средний пальцы.
– Плохо, – перевел мальчик.
Они решили, что жест похож на выставленные рога быка, а это явно плохой знак.
Скелет сделал другой жест. Рука впереди, указательный палец – вверх.
– Хорошо?
«Нет».
– Тихо!
«Да, верно». Это они придумали по примеру того, когда подносят палец к губам. Только так выглядело более категорично.
Арк часто жалел, что Друг не может просто улыбнуться. С другой стороны, на человеческих черепах и так застыла вечная улыбка.
Целые выражения, наподобие «Нет вечности для гор», которые обозначали всегда одно и то же, они договорились показывать краткими жестами. Кончики указательного и среднего пальцев, сложенные «домиком», означали как раз эту фразу.
Если два больших пальца касались кончиками, мизинцы были оттопырены, а остальные сложены, тогда это была фраза: «Птица летит, потому что может, кость идет – потому что должна».
Сложенные кольцом указательный и большой, поднятые вверх, были фразой «Луна видна даже днем».
Костяк нарисовал в пыли букву, а рядом изобразил точки и короткие линии. Мальчик вопросительно взглянул на него. Друг нарисовал ниже другую букву и немного иной ряд точек и линий. Затем он клацнул зубами несколько раз, указывая на символы.
Арку понадобилось несколько мгновений, чтобы догадаться.
– Это так можно отдельные буквы! Только лучше в длинных словах, мне кажется. Иначе неудобно будет.
Скелет согласно кивнул.
– Значит, тук – это будет буква «А», – аккуратно записал мальчик. – Тук-тук – «О»?
Костяк кивнул.
– А тук-пауза-тук?..
Постепенно разговор с Другом становился проще. Да, со стороны выглядело забавно. На короткую фразу или вопрос мальчика, тот мог изобразить много жестов, щелкая при этом челюстью. Однако это уже была почти нормальная беседа.
– Ты думал, что потом?
«Не знаю. Когда потом?».
– Ну, когда-нибудь. Ты же не навсегда тут. Снаружи здорово. Интересно. Я вот хочу путешествовать по миру и искать сокровища. Ну, ценности всякие. Артефакты. А ты мечтаешь о чем-то?
«Да, – после некоторых раздумий ответил Друг. – Я хочу найти…найти…». Он пытался подобрать подходящее слово, но не смог. Тогда костяк написал его в пыли.
На исходе второй седьмицы, Арк вновь выбрался под вечер к Другу. Они встретились в их тайной пещере. Мальчик какое-то время читал строки из книги, водя пальцем по буквам.
– Она болеет. Я хочу помочь ей. Боюсь, что папа сдастся. Я думал, ну… А может знак помочь?
Скелет склонил голову набок.
– Ну, тот знак. Он ведь тебя, э-э, разбудил?
Друг медленно повернулся в ту сторону.
– Думаю, он магический. Он еще так мерцал, когда я тебя нашел. Так что если привести сюда маму и показать ей…
Костяк энергично покачал головой: «Нет, нет, нет!»
– Что? Что такое? Думаешь, не поможет?
Друг сделал жест пальцами, будто перебирал струны.
– Магия.
Затем он выставил вперед указательный и средний пальцы.
– Плохая…
Скелет ткнул пальцем в символ на стене за сталагмитом и повторил последний жест.
– Знак плохой, – протянул расстроенный Арк.
Они оба застыли. Мальчик опустил глаза в пол, а костяк уставился на него самого.
– Нет! – вдруг вскинулся Арк. – Если эта штука помогла тебе, то поможет и маме. Магия, она не злая! Головные, вон, просто отдают приказы. Не заставляют вас делать ничего плохого. А помощник Хозяина три раза в день колдует свежий ветер в Шахту из верхнего зала, я видел. Для нас колдует!
«Ты много не знаешь. Ты маленький», – прощелкал Друг.
Мальчик дернулся, смахнул слезу. Надежда на спасение матери слишком долго зрела внутри, чтобы вот так угаснуть. Он поднялся.
– Ты вообще ничего не знаешь! Только Шахту и видел. Магия не плохая. Она тебя сделала. Ты же был просто костями. Я нашел тебя. Ты мой. Ты должен мне помогать!
«Я. Не вещь. Не хочу. Жить. Так».
Мальчик стоял и молча сопел. У него не было слов, чтобы выразить все мысли.
– Ты трус! – крикнул он, схватил фонарь и сбежал, вытирая слезы.
Друг остался один в темноте.
***
Терпеть он больше не мог. Было, было средство спасти маму! Прямо здесь, под боком. Нужно только привести ее. Сперва он думал просто нарисовать знак в старом доме, чтобы показать ей. Но затем решил, что магия вряд ли сработает так легко. Иначе оставили бы символ в глубине Шепчущих пещер?
Энергия била ключом. Арк то дергал ногой, то садился в тесной палатке, слушая папин храп. Пахло при этом непривычно – кажется, папа пил вино.
Прямо с утра нужно будет бежать на встречу с Пиром, забрать дурман. Если подействует, тогда можно вести маму в Шахту хоть за руку. Главное, дождаться ночи. Ночью, кроме патрулей, бояться некого. Но обходить их мальчик давно навострился.
Внутри Шахты в это время никто обычно не бродит. Квершлаги и выработки погружены в полную тьму. Маму легко будет провести прямо к знаку. Учитывая, как она исхудала, как думал Арк, попасть в Шепчущие пещеры через тайный лаз будет легко.
Он попросится пойти с папой в город, а там уже, якобы, сбежит поиграть с приятелями.
«А чего медлить? – родилась вдруг идея. – Я могу идти хоть сейчас. Дождусь Пира на месте, потом погуляю по городу, а вечером сделаю дело. А если рыжий хочет попасть в Шахту, пусть помогает. Решено!»
Арк взял маленькую флягу с водой. Поцеловал папу во влажный лоб с мыслью, что всего лишь через день их жизнь изменится.
К сожалению, в тот момент он даже представить не мог, насколько изменится.
Мальчик выбрался из душной палатки, в последний момент взяв с собой фонарь.
Лагерь спал, и ни одна живая душа не знала, куда он идет.
Арк добрался до границы города глубокой ночью. Поднялся легкий ветер, принесший пыль, однако при этом было по-летнему тепло. В их краях и не случалось особых холодов. Лишь полная луна болталась на небе, а большую часть звезд скрыли облака. Мало в каком жилье горели лучины.
Мальчик решил, что дождется Пира на месте. Он был обижен на Друга, хотел бы высказать тому все, но правильные слова никак не приходили в голову.
Зато сходу рисовались картины, как приводит маму в тайную пещеру, она видит знак и вдруг ее взгляд становится осмысленным! Они обнимаются, мама целует его в лоб. От нее пахнет молоком и медом, а руки – мягкие и нежные. Потом приходит папа. Пораженный, целует ее и самого Арка, а затем они все вместе выходят из Шахты и видят рассвет…
Картинка так живо встала перед глазами, что на душе потеплело. Он даже не сразу заметил, как впереди замаячила какая-то фигура. Его тряхнуло от неожиданности, но фигура была достаточно далеко, чтобы Арк успел спрятаться. Он как раз прошел первые дома бедняцкого квартала.
Выглянув из-за угла ближайшей лачуги, мальчик разглядел худого мужчину. Тот шел, пошатываясь, и мало что замечал вокруг. Он был слишком пьян, и больше старался держаться прямо, нежели смотрел по сторонам.
А затем мальчик застыл от ужаса от того, что увидел. Через два дома, на полпути, мужчина вдруг остановился. Прямо из стены, из тени, вынырнуло черное нечто. Оно походило на большого человека – две руки, две ноги. Мужчина не успел даже пикнуть. В одно мгновение его приподняло над землей, а горло сжали две огромные руки и сдавили. Пьянчуга захрипел, забулькал, засучил ногами.
И обмяк.
Тут же из ниоткуда рядом с чудовищем появился кто-то еще и неприятным голосом заговорил, так быстро, что мальчик едва разобрал:
– боргороншеюнесломал?
Оно что-то прогудело в ответ.
– атохозяинбудетнедоволен.
Ноги Арка подкосились, он рухнул и постарался отползти глубже в тень. Услышал тяжелые шаги. Понял, что двое шли в его сторону. Зажал себе рот. Даже задержал дыхание. Почувствовал резь в животе.
Буг. Буг. Черное чудовище топало к нему! Его ноги при ходьбе издавали звук, будто пустую бочку били об пол.
Еще чуть. Вот-вот, и будет тут…
Буг. Уже тише. Буг. Еще тише. Бу…
Мальчик совсем застыл. Где-то вдали чирикнула ночная птица. Хрустнул кустарник под порывом ветра. В нос ударили запахи влажного мха и мочи от стены лачуги, к которой он прижимался. Сердце едва не ломало ему ребра.
– Рон! – четко и громко, но тем же противным голосом позвали из темноты. А дальше уже тише: – боргодалхозяиннапарника…
Буг. Монстр ушел. Все стихло.
Арк не знал, как долго не двигался. Просто в какой-то момент почувствовал боль во всем теле – так сильно он сжимался в комок. Медленно расслабил ноги, затем руки. Не смотря на противный запах, продолжал лежать без сил.
Возможно, мальчик даже успел задремать, потому что совсем неожиданно заметил светлеющий краешек неба. Казалось, просто моргнул…
Тогда он наконец встал, отряхнулся и удивился, как не обмочился от страха. Вспомнил, зачем вообще явился сюда, на окраину. Впрочем, время еще оставалось. Надо было все-таки встретиться с рыжим Пиром, забрать дурман и помочь своей маме. Не смотря ни на каких ночных монстров.
Шахта. Здесь почти нет света. Только пыль и вечный мрак. Работай, чтобы выжить, ведь для бедняков в суровом мире иного выхода нет. Шахта приютила мальчика, стала новым домом, однако прошлое не отпускает. И однажды он встретится со своим страхом лицом к лицу
Они вместе решили, что Другу нужно вернуться к остальным куклам. Если сейчас живые не замечают, что из сотни не хватает всего одной, то неизвестно, что может случится завтра. Лишняя опасность.
– Видали, хэх? Мне-то Хозяин вернул одну. Теперь полный десяток! – хвастался потом лысый Элм другим головным.
В тот момент Арк был рядом и только посмеивался про себя.
В Шахте дни шли мимо тебя. Арк вставал затемно, чтобы увидеть подручных Хозяина – пойдут ли сегодня в Шепчущие пещеры? Затем он дожидался, когда уставшие старатели, старший Гар, а, главное, папа вернутся в лагерь. Тогда с Другом, в его пещере, он задерживался до поздней ночи.
Главное, чтобы его самого никто не увидел.
Изобретение своего языка двигалось неплохо. Сперва мальчик честно признался, что не умеет ни читать, ни писать. А Друг неожиданно жестами дал понять мальчику, что понимает написанные в книге слова! Арк был вне себя от радости.
Но разговаривать им было по-прежнему трудно.
Друг сделал жест, мол, скажи что-то. Арк сказал: «Папа работает в шахте». Тогда скелет пальцами показал сделать короче.
– Папа работает, – послушно произнес мальчик.
«Еще короче».
– Папа.
Костяк кивнул. Затем осколком камня в пыли он нарисовал какие-то знаки.
– И это буквы? – недоверчиво протянул Арк. – Какие-то кривые.
Скелет долго глядел на мальчика, но без всяких жестов. Может, это он так хотел укорить?
Дальше Друг попросил повторить слово «папа» еще раз, но медленнее. В момент, когда мальчик произносил слоги, он показывал пальцем на отдельные символы.
– Так пишется? Это я его сам прочитал? – обрадовался мальчик.
Друг кивнул.
– Чтобы столько запомнить, нужно будет много учиться. Ты научишь меня? Да-да? Я тогда найду бумагу и это…как его… Ну, чем пишут!
Чтобы научить Друга хоть как-то говорить, также нужно будет много писать. Но Арк знал, где может раздобыть немного бумаги.
– А как пишется слово «мама»?
В пыли буквы надолго не задерживались, а запомнить столько сразу мальчик не мог. Они нашли относительно ровный участок на стене и выцарапывали новое там.
Таинственный символ они решили не трогать по молчаливому согласию.
Также они придумали, что скелет вместо слов может клацать зубами и двигать челюстью. Влево, вправо, вперед, назад, по центру – уже целых пять букв. Или все же слов? Если при этом сделать кивок, или развернуть немного голову, то это уже совсем иное выражение. А может, все-таки слог?
Арку пришлось отправиться в город рано по утру. Без бумаги вся затея казалась ему едва выполнимой. Сразу после побудки и умывания он помелькал у всех перед глазами тут и там, а затем улизнул.
Выбрался из Муравейника с первыми лучами. Вход в Шахту был спрятан просто внутри какого-то дома на окраине Триврата. Может, кто-то и задавался вопросом, что мужчины и женщины делают в этом строении каждый день, но скорее всего окружающим жителям было все равно. Люди, на удивление, часто не замечают того, что на самом виду.
Он шел и воображал, будто возвращает миру свет каждым своим шагом. Город-в-горе располагался в огромном гроте и смотрел на юг, потому восходящее солнце зальет главную площадь только ближе к полудню. Впрочем, верхняя часть города освещалась фонарями постоянно, потому даже ночью можно было не бояться там заблудиться.
Самое интересное, что Ратуша Триврата на Городской площади стояла ровно на полуденной границе света и тени, никогда не попадая под прямые солнечные лучи даже в самый яркий день.
Арк вышел на широкую улицу, что кольцом охватывала нижнюю часть города, и вновь выходила к Ратуше. Ее так и называли – Кольцевая улица. Ни ворот, ни защитных стен у Триврата не имелось. Чтобы штурмовать Город-в-горе, требовалось сперва еще взобраться на эту гору.
Он торопливо направился через площадь. Прошел прямо по границе тени, которую отбрасывал свод гигантской пещеры в этот ранний час. Дальше мальчик углубился в трущобы, которые располагались еще в черте города, в отличие от его старого дома.
Вскоре Арк остановился на краю небольшого дворика с колодцем между домами. Там он немного постоял, поглядел по сторонам и только потом приблизился и напился ледяной воды.
Говорили, что таких сооружений – общих колодцев – десятки по всему Триврату. Они были придуманы строителями города сотни лет назад, и считались настоящим чудом. Колодцы без перебоев давали воду всем жителям, а сами питались, скорее всего, от подземных водоемов. Точнее не знал никто, но вся система подачи воды была достоянием Города-в-горе. Любая порча даже внешнего вида сооружения жестоко каралась.
Становилось все жарче, и появились первые мастеровые и рабочие. Арк почувствовал аромат домашней еды, который смешивался с запахом нечистот – канава для отбросов как раз проходила между ближайшими домами. Мальчик отвык от еды по утрам, и его немного замутило.
Вскоре к колодцу приблизился рыжий мальчишка. Шел он чудно – осторожно ступал, держа вытянутую руку перед собой, вертел головой. В другой руке нес пустое ведро.
Арк тихонько обошел вокруг колодца, зная, что мальчишка его не видит. Старый приятель Кер вообще плохо видел все вокруг.
– Отдай сердце! – закричал Арк, хватая рыжего за плечи.
Кер подпрыгнул и чуть не выронил ведро. Мигом повернулся.
– Борго, Арк, я же испугался!
– Не ругайся. Ты всего боишься.
– Тебя давно не было, – округлил глаза Кер.
– У нас теперь новый дом. А ещё я хочу попросить у тебя бумагу. И другие, эти, штуки. Чтобы писать.
На удивление, не смотря на ужасное зрение, Кер хорошо читал и немного умел писать. Для этого ему приходилось вплотную приближать глаза к буквам, но мальчишка старался.
Его отец когда-то служил писарем в Ратуше Триврата. Но теперь они обитали в беднейшем квартале города.
Рыжий смерил его долгим взглядом и недоверчиво спросил:
– Ты решил учиться?
– А что такого? – с вызовом ответил Арк. – Буду папе помогать на работе. Он теперь с торговцами, и нужно много считать и писать.
Кер вгляделся в худую одежду товарища: давно не стиранную безрукавку, драные штаны, едва целые сандалии. Арк надеялся только на то, что мальчишка хотя бы не разглядит мелкие прорехи на штанах да рваные пряжки обуви.
– Я у брата спрошу. Сам понимаешь, – проговорил рыжий, набрал ведро воды и поторопился домой.
Арк остался ждать. Он прошелся туда-сюда по дворику, обошел несколько раз вокруг колодца, еще попил, порисовал в пыли буквы по памяти, затем резко стер их, чтобы Кер вдруг не заметил.
Наконец, тот явился в сопровождении своего брата Пира. Арк, не скрываясь, поморщился при его виде. Пусть они втроем были примерно одного возраста, но Пир вёл себя, словно старший. Наверное, он хотел выглядеть, как главарь банды или опытный наемник. Оттого мог позволить себе быть грубым или жестоким с ровесниками. А еще мог запросто не вернуть взятые взаймы вещи, которых у мальчишек Триврата и так было немного. Но главное – его взгляд. Пир часто смотрел исподлобья, безэмоционально, словно готов был вонзить нож тебе в горло.
– Чего тебе, Арк?
Кер точно не знал про Шахту и Муравейник, а вот Пир – пройдоха – вполне мог. Слухи давно бродили по городу. И благо еще, что без подробностей. А не то пугливый народ Триврата уже громил бы лагерь и колотил кукол. Мало кому понравились бы такие соседи.
– Мне нужна бумага и то, чем пишут. Все вместе, – Арк надеялся, что говорит уверенно и по-взрослому.
Пир прищурился. Его волосы также горели огнем, но были темнее, чем у брата. А светло-голубые глаза, как две льдинки, невольно притягивали взгляд на фоне смуглого лица.
Арк ненавидел его. Он вдруг отчетливо это понял. Ненавидел, потому что боялся. Будто и не было целого года новой жизни, когда он, казалось, позабыл старые обиды.
Наконец, после молчания, Пир сказал:
– Я тоже кое-что хочу. Твой отец в писари заделался, да? Или нет?
– Ну, не совсем…
– Короче, врунишка, достань мне череп. Человеческий.
Арк забыл, как дышать. «Борго, он знает про Шахту! А кто еще…».
Кер повернулся к брату, будто тоже не поверил своим ушам. А тот стоял и широко улыбался. Нагло улыбался, по-хозяйски.
– Только настоящий, – добавил Пир. – Я хочу настоящий череп, Арк.
***
Обратно в Муравейник Арк не торопился. Плелся по улицам Триврата, сам не знал, куда. Чувствовал себя так, будто попал в тупик, в глухой штрек, который вдруг завалило камнями, и воздуха с каждым мгновением оставалось все меньше.
А вокруг бурлил Город-в-горе. Дно огромной пещеры не было плоским. Дома в глубине лезли друг на друга, карабкались по пологому склону, чтобы дальше слиться со стеной пещеры. Многие жилища были высечены прямо в скале, а не построены отдельно. В вышине, под самым сводом, можно было разглядеть ограждения на террасах и балконах. Дома выглядели богаче и просторней. Наверное, где-то там обитал и таинственный Хозяин. И везде были люди. Они шли, бежали, спешили, толкались, говорили, ругались.
Однако сейчас Арк не разглядывал с интересом верхнюю часть города, как делал это обычно.
Мальчик раздумывал, что делать дальше. Если Пир слышал про Шахту и кукол, то наверняка знал и кто-то из взрослых. Ребенку было ясно, что это опасно. И для обитателей Муравейника, и для самого Арка. Потому что разбираться, кто виноват, Хозяин не станет. Вдобавок, рыжий вполне может специально кому-нибудь рассказать, если Арк не принесет ему череп.
Выходило так, что деваться ему было некуда. Только вот достать бесхозный череп в Шахте, полной скелетов, на самом деле не так просто, как кажется.
Мимо сновали посыльные мастеровых, золотари чистили отхожие каналы, каменщики тянули телеги с битым камнем на какую-то стройку. Он инстинктивно огибал прохожих, отступал в сторону, когда было нужно, или останавливался, пропуская спешащих по своим делам людей. Арк брел, не замечая толком ничего вокруг и не ощущая запахов. Везде ему чудились пыль и прах. И таинственный знак никак не шел из головы. Мальчик часто о нем думал.
Лишь к вечеру он добрался до входа в Шахту. Только там осторожность вернулась, и Арк затаился в тихом уголке между домами. Дождался скорого заката, и в тот момент, пока не явились фонарщики, чтобы осветить на ночь Кольцевую улицу, мальчик юркнул в знакомое строение.
Тут же столкнулся нос к носу с Гаром. Мужчина крепко вцепился в его плечо.
– Арк. Нет вечности для гор! Ты знаешь указ Хозяина. Не дальше двора.
– Никто не видел. Правда. Я прятался!
Мальчика прошиб пот.
– Малыш, если что, помочь не смогу. Тогда все. Папку твоего только жаль. Сам знаешь, неспокойно сейчас. Людей, вон, кто-то таскает.
Арк молчал. Снаружи послышались далекие голоса – фонарщики перекрикивались пока шли от одного фонаря к другому, чтобы подлить масла.
Гар отпустил его плечо.
– Так. Узнаю, что шляешься по городу после заката… – И добавил после недолгого молчания: – Иди спать.
В эту ночь Арк побоялся идти к Другу. Решил сразу лечь спать, чтобы не получить от папы тумаков.
Муравейник готовился ко сну. Уже разошлись старатели, жившие в городе. Оставшиеся обмывались остатками воды из бочки в отдельном закутке у дальней стены или ужинали за общим столом. Смех и шутки, вздохи и стоны усталости – лагерь был наполнен жизнью. То было время, когда люди могли заняться своими делами. Иногда кто-то заканчивал работу пораньше, чтобы сходить наверх. Случалось, кто-то болел и не вылезал из палатки. А бывало, что человек вообще не выходил на работу целый день, если имелась крайняя нужда.
Как папа, который каждые четыре-пять дней выходил в город. А возвращался со свежими царапинами и ссадинами. К сожалению, Арк понимал, откуда они взялись. Конечно, бывало они гуляли по Городу-в-горе вместе, но ближе к вечеру отец все равно отправлял его обратно в лагерь.
Постоянные жители Муравейника вместе жили, мылись, ели и, конечно, пили.
– …лекарь сказал. Послушал, да там уже и так ясно.
– Жаль девку. У нее же никого?
– Одна тут. Брат, кажется, был. Только как на север ушел, так и сгинул.
– Да дикари там… Людей жрут!
– Сам ты дикарь! – послышался голос Элма. Арк даже остановился послушать, но его заметили, усадили за стол и сунули в руку краюху хлеба с сыром.
– То нелюдь, хэх. Гарги называются, – продолжил Элм. – Только людей они не жрут, хэх. Понял? Брат мой в столицу ходил с караваном. Так они, хэх, у гаргов этих две седьмицы жили! Пили-ели. Гарги вообще мясо не жрут, хэх.
Арк жевал и с интересом вертел головой. Тут встрял седой мужик без пары зубов:
– Одна трава… Не, я б так не смог! – вскрикнул седой.
– Странно, ты ж баран! – захохотал Элм, и все за столом покатились от смеха.
Арк не смеялся. Понял, что больше ничего интересного, кроме пьяного бреда, тут не услышит. Он уже встал, как вдруг кто-то сказал:
– Жаль Иму. Помянем.
Голоса стихли, как по команде. Арк вдруг вспомнил, как помогал довести ее до лагеря, когда той стало плохо. Ей же нужно было всего лишь отдохнуть?
– Мне сказали… – начал Элм и хлебнул еще вина. – Ее вернут завтра. Будет работать.
Люди окончательно замолчали. Бледные или мрачные лица, слезы в глазах – Арк обвел всех взглядом, не совсем понимая, о чем речь.
– А я всех своих знаю в лицо! – закричал вдруг Элм и хлопнул стаканом по столу.
Удивительно, но сейчас он говорил без своей постоянной усмешки.
А перед сном Арк подслушал разговор отца с Гаром. Мальчик лежал в темноте палатки, когда старший вдруг окликнул папу и попросил выйти к нему.
К тому моменту уже потушили почти все фонари в лагере. Разговоры затихали, то тут, то там слышались кряхтение и кашель.
– Арк! – позвал отец. – Спишь?
– М-м… – притворился мальчик, будто бормочет во сне. Он хорошо умел притворяться спящим, когда было нужно. Снаружи старший топтался на месте.
– Окс, – еще раз позвал папу Гар.
– Иду, – зашипел отец, осторожно выбираясь из палатки.
– Твой опять шлялся в город. Ты бы приструнил его.
Кажется, папа злился. Он заговорил коротко, нервно:
– Арк не при чем. Ты знаешь. Слухи ползут и так. Кто-то болтает по тавернам под кружку пива…
Гар ответил не менее зло:
– Я предупредил. Хозяин разбираться не будет. Наверху, кому надо, Он глотки заткнет. – И добавил уже спокойнее: – Или ты не веришь в Хозяина?
Папа не ответил.
– Ладно, Окс, – заговорил наконец Гар. – Давай остынем. Никто не хочет стать новой куклой. Крайних Он найдет и без нас… Как там Ита?
По шагам можно было догадаться, что папа прошелся из стороны в сторону.
– Хуже. Словно демон. Даже днем. Набросилась на меня, хотела вырвать глаза.
Старший молчал.
– У меня нет больше денег, Гар. Я иногда думаю… – обронил вдруг папа едва слышно.
– Эй, не горячись! Заработаешь. Нельзя же ее так просто… Может, маг какой приезжий будет? Какой-нибудь узел или знак подскажет?
– В это уже не верю, – пробормотал папа. Помолчал и добавил. – Может, ну, может попросить?..
– Не смей! Ему до нас никакого дела.
Они постояли недолго в тишине.
– За парня твоего боюсь, – признался старший. – Сам знаешь, будет проблема – от Его гнева не спасем. А новых кукол и без нас наделают. Люди даже родного не пожалеют за монету. Боргорон этот еще. Тоже нас обвинят в случае чего.
– А Има? – вдруг зло спросил отец. – Тоже без нас?
– Има… Сама виновата. Не надо было плод травить. А то, что Хозяин ее прибрал… Что я мог? Родни нет…
Гар замолк на полуслове и тяжело вздохнул. Буркнул вдруг: «Пойду» и тяжело затопал прочь.
Арк боялся пошевелиться, пока папа укладывался спать. Мальчик долго лежал без сна, пораженный услышанным. Има и ее страшная судьба. Мама и папа. Боргорон. Ему было страшно, однако, в конце концов, все это смешалось в липкий ком кошмара. Еще там мелькал знак из пещеры: две вертикальных черты и одна волнистая, что их пересекала. Какая-то важная мысль, связанная с ним и мамой, постоянно ускользала.
Единственное, что Арк четко понял перед тем, как забыться – ему нужна бумага. Если он больше никогда не сможет подняться наверх, к свету, надо сделать так, чтобы Друг заговорил.
***
Следующей ночью мальчик рассказал Другу про условие Пира – писчие принадлежности в обмен на череп. К тому моменту они уже могли хоть как-то изъясняться друг с другом. Арк старался говорить просто и понятно. Скелет пока не знал многих слов, но выглядело так, будто вспоминал их значение на ходу, как только слышал. Жестами он старался выразить свои мысли, и Арк навострился сносно улавливать мысли Друга.
Костяк постоял без движения несколько мгновений, наверное, в раздумьях. А затем неожиданно кивнул.
– Что? – не понял мальчик.
Друг потрепал его по голове. Затем ткнул себе в грудь.
– Я, – перевел Арк.
Потом скелет сделал загребающее движение руками.
– Э-э, хочу?
«Да».
Несколько раз клацнул челюстью.
– Разговаривать.
Друг показал пальцем на Арка.
– Как я. Как человек.
Скелет еще раз кивнул и протянул мизинец, чтобы сделать «замок» с мизинцем мальчика.
«Верь мне».
И тот верил. Он уже давно понял, что это его единственный настоящий друг. За последний год знакомые мальчишки сверху стали такими далекими и незнакомыми. Дружить с ними совсем не хотелось. А скелет всегда тут. К тому же Арк видел, что тот в нем нуждается. Кукла не сможет выжить здесь сама, в одиночестве.
Мелькнула вдруг мысль, насколько же его Друг одинок. Остальные сородичи – безмозглые и пустые. Взрослые называют их «инструментами». А узнай кто из живых про разумную куклу, то такой не сносить головы. Просто из страха. Старатели привыкли к оживленным скелетам, но все равно лишний раз не спускались в нижнюю выработку.
У Друга был только Арк. Тоже единственный и настоящий. Живой.
«Иди», – попрощался он.
Сам скелет ушел вглубь Шепчущих пещер. Страшно было даже представить, что могло таиться в той тьме. Однако, уже однажды умерший костяк, вероятно, не боялся умереть во второй раз. Или боялся?
Мальчик отправился спать, искренне веря, что все получится. Можно было только надеяться, что никто сразу не заметит пропажу куклы, если та не вернется к утру.
Может быть, ему что-то показалось, когда выбирался из запретного квершлага. Вместо того, чтобы идти прямиком в лагерь, Арк свернул в выработки. Миновал первую, совершенно пустую – местами валялся инструмент, высились кучи битого камня. Замер вдруг у выхода во вторую.
Осевшая после работы пыль легла повсюду тонким слоем, и мальчик заметил цепочку следов. Сердце пропустило удар, но он тут же постарался взять себя в руки, так как в Шахте не могло быть никого чужого. Владелец следов был в обуви, а значит никто из собратьев Друга не решил прогуляться в этот поздний час.
Следы вели глубже. Он двинулся за ними. Тихонько ступая, стараясь не издавать ни звука, спустился по ступеням, глубоко вдохнул каменную пыль и выглянул из-за угла.
В глубине зала, ближе к стене, мерцал огонек фонаря. Разглядеть что-либо оказалось сложно: куклы были повсюду. Замершие без команд, некоторые держали кирки в руках, другие стояли столбом, иные даже сидели.
Насколько знал Арк, головной Тол отдавал на ночь своему звену команду «сидеть». То ли ему было их жалко, что работали без отдыха, то ли чтобы сразу отыскать своих.
Однако все куклы были мертвы. Мертвы и пусты. То был странный и пугающий костяной «лес» посреди подземной пещеры. Арк осторожно двигался среди этих «деревьев», инстинктивно стараясь не задевать. Ему казалось, что любой из костяков испугается и отпрыгнет, стоит его коснуться. Тут же он отметил про себя – живые всегда старались не трогать кукол без причины. Сам он вполне мог толкнуть и подержать Друга за руку, а тот в ответ взъерошивал волосы мальчика и клал ладонь на плечо.
Мертвый кукольный «лес» замирал без движения каждую ночь, и бродить между скелетами не отваживался никто из старателей. Обычно не отваживался. Сам мальчик был не в счет.
Наконец, он разглядел фонарь и живого человека рядом. Мужчина стоял на коленях, бормотал что-то, и его тень дробилась и дрожала на стене, сливаясь с тенями костяков вокруг. Арк замер и залюбовался хаотичным танцем света и тьмы. Кажется, мужчина его услышал, потому что тут же вскрикнул:
– Эй, кто тут, хэх?
– Элм? – мальчик решился выйти к свету.
– Арк, хэх? Борго, ты чего тут бродишь ночью?
Вместо ответа тот не придумал ничего лучше, чем самому спросить:
– А ты?
Только теперь заметил, что головной пьян. Даже сидя он пошатывался, а запах перегара говорил о том, что пьет тот уже не первый день. Элм так и не встал с колен, просто неловко развернулся, показав на ближайший скелет.
– Вот. Има, ты помнишь, хэх, Арка?
– Има? – испугался мальчик и невольно сделал шаг назад.
Он увидел высокую куклу с остатками волос и кусками одежды. От нее еще пахло плотью, как потом вспоминал мальчик. Другие костяки приходили чистыми, а у этого кости были покрыты кусочками истлевшего и подгнившего мяса.
Мужчина нежно взял левую руку скелета без двух пальцев и коснулся губами!
– Прости, прости, Има. Хэ-эх. Арк, мы хотели уйти. Бросить тут все. Шахту эту, пыль, кукол. И уйти наверх. Хэх. А оно вон ка-ак…
– Что случилось? – приближаться Арк не хотел, но и пойти прочь тоже почему-то не мог.
Элм не был ему чужим: в конце концов, он общался с мальчиком больше других, веселился, грубил, но и многое рассказывал и показывал узлы.
– Я не брошу тебя, Има, хэх, обещаю! – головной не ответил и будто бы вообще перестал замечать Арка. – Это все Гар, точно, да? Это все он, хэх. Я знаю, прости, я, хэх, не ругаюсь. Птица летит, пот-что может, а кости идут…пот-что должны. Знаю, что ты не хотела… Он взял тебя силой, бор-рго! Хэх.
Элм заплакал. Он ползал на коленях, всхлипывал, иногда целовал костлявую руку мертвеца и продолжал бубнить:
– Гар… Ты из-за него. Не хот-тела дитя… Има-а-а. Хэ-ик! Гар, Гар, Гар!
Он вдруг вскочил, дернулся в сторону, забыв, что так и держит ладонь мертвой любимой женщины. Скелет дернулся следом, но устоял.
– Не д-держи…меня! Хэ-ик. – Элм с силой бросил ее руку, так, что скелет слегка повело. – Има. П-прости…
Головной бросился обниматься с куклой, а мальчик вдруг сорвался с места. Все это было неправильно. Жутко, противно, мерзко! Он пронесся между костяками, расталкивая их, но те продолжали стоять, выполняя приказ, пересилить который не могли. Некромагия оказалась сильнее смерти.
Его тошнило от увиденного и хотелось плакать от услышанного. Элм не сразу заметил, что мальчик исчез. Уже на ступенях Арк услышал где-то далеко позади крик:
– Сто-ой!
Промелькнули темные коридоры и лестницы – он их даже не заметил. Бежал, не скрываясь. Спасался от страха, что потихоньку копился последние дни: за маму, за Друга, за Элма, сходящего с ума по мертвецу.
Сейчас это рвалось наружу, и Арк жаждал рассказать отцу все без утайки, чтобы не было больше секретов, давящих на сердце…
Он ввалился в палатку. Пусто. Мальчик застыл, хватая ртом затхлый воздух Муравейника. Шумело в ушах, воняло потом, шатало от усталости – а папы не было!
Арк упал и разрыдался от осознания одиночества. Впервые в жизни он понял, насколько ему не хватает родных и близких людей. В его голове крутились картинки, одна ужаснее другой.
Има, пытающаяся отбиться от насильника Гара, но старший оказывается сильнее. Элм, завывающий среди неподвижных скелетов. Друг, сидящий в крохотной пещере на самом дне мира. Папа, который уходит куда-то по тоннелю и не оборачивается на его, Арка, крик. Мама бродит одна в темноте дома; и кровь на стенах от того, что она царапала ногтями камень.
Мама. Мама…
И снова знак, которого он не встречал даже в книге. Нечто, что заставило пустую куклу смотреть, вселило душу в мертвые кости. И дало разум. А может быть, вернуло его?
Простите за то, что давно нас не было. Спасибо, что дождались. Встречайте новую повесть в рамках потенциально большого проекта для всех любителей фэнтези!
Арк не дошел десяти шагов и застыл. Не мог оторвать взгляда от грубой двери. Напряженную спину припекало заходившее солнце, на лбу выступил пот, но сдвинуться с места мальчик не смел. Стоял, переминаясь с ноги на ногу, и слушал свое тяжелое дыхание. Больше звуков не было.
Дом выглядел холодным и брошенным. Родной дом. Отец строго запретил приходить сюда, но Арк должен был сделать это ради Друга. Осталось только перебороть себя.
В Триврате все строилось из камня – даже лачуги бедняков могли похвастаться кладкой. Чего-чего, а камней Город-в-горе имел в достатке. Правда, стекло оставалось роскошью, да и входные двери жители неблагополучных кварталов не жаловали. В недрах горы, куда не доставало палящее солнце, могли жить только зажиточные, совсем бедные строились под открытым небом. А каменное жилье в солнечный день превращалось в печь.
Этот дом был иным. Тяжелая входная дверь, запертая снаружи, и окна, забранные деревянными рейками, которые оставляли узкие просветы – все неправильно. Родные стены манили прохладой, но Арк не мог сделать и пары шагов.
Он оглянулся, но сзади никого не оказалось. Наверное, ему показался…скрежет.
Арк не был здесь больше года. Тогда на глазах мальчика отец приколотил толстый засов, не обращая внимания на звуки внутри. Каждый удар молотка отдавался в сердце, но он и слова не сказал. Закончив, отец обнял его, и так они постояли какое-то время в молчании. А затем папа увел его в новый дом, в Муравейник. Арк был послушным, и честно не возвращался, хоть и тосковал.
В тот же момент папа сказал фразу, которую мальчик так и не понял до сих пор:
– Не плачь, сынок, ведь луна видна и днем.
Если бы не его, Арка, идея с книгой, которая осталась в старом доме…
Мальчик никак не решался приблизиться. Казалось бы, шаг-другой, протяни руку и отвори тяжелую дверь, пройди вперед, затем направо, хватай книжку и уходи прочь. Все просто. Но он не мог сдвинуться с места.
Арк знал, сколько сил папа вложил в их лачугу. Сделал пристройки, большие окна. Сейчас все это заброшено. Обычно жилье строили одной большой комнатой, разделяя спальные места внутри перегородками. У них же было целых три помещения. И даже небольшой низкий погреб, который папа прорубил сам.
Вдруг Арк услышал птичку внизу, в предгорьях, и вздрогнул от неожиданности. В птицах он не разбирался, но ее пение послужило сигналом – вывело его из полудремы на солнцепеке. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, потеребил грязную рубаху-безрукавку, собрался.
Мальчик сделал пару неуверенных шагов, протянул руку к тронутому ржой засову. Осторожно потянул, и тот легко сдвинулся. Значит, папа всё-таки приходил сюда, не забывал.
Сама дверь была жутко неудобной. В Триврате обычно так не строили: лачуги бедняков не запирали, потому что брать у них нечего. Вдобавок, пустой проем давал ночью свежий воздух и прохладу. Отец придумал закрепить в стене жернов – по центру проема с одной стороны. А на него закрепил несколько сбитых между собой досок.
Если у Арка хватит сил сдвинуть это, то получится и остальное.
Он потянул изо всех сил, и с каменным скрежетом дверь приоткрылась. Из щели дохнуло сыростью и плесенью. Мальчик невольно сморщился. Поднатужился и сделал проход немного шире. Взрослый бы все равно не пролез, но тощий мальчишка вполне помещался.
Он замер и прислушался. Ни звука. Это было неправильно, и пугало ещё больше.
Разглядеть что-либо дальше двух шагов не удавалось. Закатное солнце как раз светило из-за плеча, но пробить холодный мрак родного дома Арка не могло.
Мальчик смахнул пот и заставил себя протиснуться внутрь. От смрадного запаха на мгновение закружилась голова. Дальше ноги идти отказывались. Хоть он и понимал, что солнце вот-вот сядет, но поделать с собой ничего не мог.
С темнотой придёт и она…
Сердце мальчика заколотилось вдруг так громко, что он невольно дернулся.
Она приходила почти каждую ночь, пока Арк с папой не ушли в Муравейник. Как только на мир падала тьма, она являлась в их дом, змеей проникала в комнату родителей, и уже оттуда ребёнок слышал душераздирающий вопль. То кричала мама. И если поначалу дальше их спальни этот ужас не выползал, то со временем стало хуже. Сперва отец перетащил свой топчан в общий зал, каждую ночь оставляя маму одну. Мальчик не понимал, почему тот не хочет ей помочь.
Затем папа перебрался в комнату Арка и, бывало, подолгу не спал, охраняя сон маленького сына. Если тому вообще удавалось заснуть. А в соседнем помещении кто-то бесновался, вопил, визжал, царапал каменные стены, а иногда – заунывно пел.
Сейчас, с последними лучами, сквозь неширокий проем отсюда уходила сама жизнь. Становилось холоднее, хотя день был жаркий, и так быстро остыть дом не мог.
– Ма-ам? – вдруг против воли негромко позвал Арк. Он безумно скучал по ней. Явиться сюда и не увидеть ее – мальчик не мог такого вообразить.
Но тут же от страха закрыл рот ладонью. Больше не раздумывая, он двинулся вперед и направо, к своей комнате.
Шаг, ещё, не дышать, что так воняет, тише, фу, рукой нащупать проем, на корточки, где-то тут, точно помню бросил тут на пол, где же, где же, где…вот!
Спиной ощутил острый взгляд, будто кольнуло между лопатками. Арк тут же вскочил, обернулся, рефлекторно схватившись за выступ стены. Второй рукой он прижимал к груди книгу. Разглядеть успел совсем немного, но и этого хватило, чтобы тощий мальчишка, не помня себя, рванул в сторону выхода.
Тонкая женская фигура в проеме противоположной комнаты, озаренная слабым багровым светом. Грязная кожа, растрепанные черные волосы, впалые щеки. Она щурилась, принюхивалась, едва слышно сипела. Ещё мальчик заметил, что женщина до крови впилась ногтями в камень, чтобы не упасть.
Она набрала воздуха и взвыла, как дикий зверь, высоко и пронзительно. А мальчик уже стоял снаружи, судорожно толкал плечом дверь, которая, как назло, за что-то зацепилась.
Быстрее, быстрее!
Увидел, что женщина несется к нему. Вот-вот… Мальчика спасла ее хромота. Арк отбил плечо, но успел поставить засов на место, и упал в пыль. Он задыхался от ужаса и не моргая смотрел на книгу рядом с собой. Изнутри вновь раздался жуткий вой. И все стихло.
Мальчик посидел еще немного, не замечая, что окончательно стемнело. Затем осторожно поднялся, схватил добычу и взглянул в сторону окна. Несмотря ни на что, ему все равно хотелось увидеть ее. Он медленно приблизил лицо к окну. В нос ударила гниль пополам с сыростью, чье-то вонючее дыхание, и в узком просвете мелькнул налитый кровью глаз.
– Сы-ы-ын… – раздался с той стороны неестественный голос на грани животного рычания.
Но Арк уже бежал изо всех сил прочь.
***
Когда мальчик вернулся, все уже спали. Он юркнул в неприметное пустое строение на окраине, спустился по каменным ступеням на два пролёта под землю и оказался дома. Под городом Тривратом, в недрах горы, была Шахта по добыче металла, и лагерь, который все называли Муравейником, являлся ее преддверием.
На ночь здесь оставалось не так много людей. Некоторые не могли изменить привычный порядок жизни, и после заката брели обратно в свои лачуги под открытым небом за чертой города. Туда, откуда только что возвратился Арк.
Им с отцом идти было некуда.
Огромный зал кутался в тьму, лишь по углам горели дежурные фонари. Тут и там стояли палатки старателей, а чуть дальше едва угадывался большой шатер главного. Еще было лобное место, где обычно вместе ели, или что-то обсуждали на совете.
Нос тут же забили запахи масла, пота и каменная пыль. Было, как всегда, очень душно. Под землей не хватало свежего воздуха, но за год можно привыкнуть ко всему. Дневной свет никогда сюда не проникал, и потому все освещалось фонарями. Мальчик уже не обращал внимания на блики на стенах и на вечные тени, следующие за ним повсюду.
Арк тихонько приподнял полог палатки, скользнул внутрь и, не раздеваясь, умостился рядом с отцом. В их жилище спокойно поместились бы трое, но по бокам был расставлен немногочисленный бытовой скарб, и потому спали они бок о бок.
Лишь сейчас, лежа на своем топчане, у него получилось, наконец, расслабиться, однако сердце все еще колотилось, и мальчик боялся, что от такого грохота папа может проснуться. Он был добрым, но спросонья от мужчины добра не жди.
– Э-э…кости… – пробубнил отец во сне и перевернулся на другой бок. Захрапел.
Замерший мальчик боялся вздохнуть, но обошлось. Так и лежал, слушая дыхание взрослого, и мечтал, как завтра покажет Другу книжку, которую добыл.
Вот он обрадуется! И закивает, будто знает, о чем речь. Ничего-то он еще не знает!
С такими мыслями Арк заснул далеко за полночь.
А рано утром отец растолкал его, как всегда, со словами:
– Сын. Вставай, пора.
Мальчику казалось, будто он только моргнул, а уже рассвет. И не спал вовсе, не отдохнул совсем. Однако отлеживаться времени не было – скорей за водой!
Всех будил еще нестарый мужчина по имени Гар. Он проходил по периметру лагеря, зажигая масляные фонари. С папой они были примерно одного возраста, но волос на макушке у Гара уже почти не осталось. Зато борода за год достала до груди. Главный среди старателей, он всегда вставал затемно, чтобы лично разбудить остальных и принять бочку с водой. Хотя сам жил наверху, в городе.
Арк любил смотреть, как принимали воду. Сперва откидывали тяжеленную крышку из верхнего зала. Затем опускали сходни – две деревянных доски. Шестеро крепких мужчин, стравливая веревки, пядь за пядью спускали огромную пузатую бочку, обитую железными обручами. Здесь, внизу, собравшиеся изо всех сил поддерживали драгоценное сокровище. Это были такие мгновения, когда люди работали в едином порыве. Они становились ближе, чем семья.
Позже, взмокшие, старатели выстраивались друг за другом с кружками, ковшами и ведрами, а Гар сперва помогал разливать, и только потом уже набирал себе.
– Опять бродил по городу, – вдруг сказал отец пока они ждали своей очереди за водой. Эти слова и тяжелая папина рука припечатали мальчика к полу. – Ты же знаешь. Если кто-то узнает про Шахту…
– Д-да, – только и смог пробормотать Арк.
– И ты знаешь, что может сделать Хозяин.
Мальчик побледнел. Инстинктивно оглянулся, но, благо, таинственного Хозяина рядом не было.
Арк видел его всего раз, и то мельком. Маги одевались непривычно, и он тогда взобрался на камень, чтобы рассмотреть получше. Успел заметить черные штаны, серую рубаху с укороченными рукавами и еще – черную глухую маску без прорезей для глаз. Или то был будто бы шлем? Словно сгусток мрака вместо головы… Ровно в тот момент эта голова повернулась прямо к Арку. Мальчик вскрикнул и попросту сбежал.
Впрочем, никто из старателей не смог бы его упрекнуть. Хозяин был некромагом, и все тут. Повелитель неживых вселял благоговейный ужас.
– Я слыхал, уже трое, – сказал кто-то позади.
– Иди ты! Да на той седьмице двое же!
– Боргорон это. Люди врать не будут. Целиком жрет, даже костей не найти потом. И плевать ему, кто попадется.
– Даже стражника утащил! Вот же… Нет вечности для гор.
Папа внимательно посмотрел на него, и Арк отвел взгляд. Честно говоря, мальчик и сам был не рад, нарушая правила. Но он же обещал Другу.
Папа больше ничего не сказал. Никто толком не знал, что Хозяин делал с провинившимися, но все догадывались. И участь та была страшнее обычной смерти. Даже таинственный Боргорон, похищающий людей в Триврате, не пугал Арка так, как гнев некромага.
Разделив воду и наскоро умывшись, старатели всегда выходили через верхний зал наружу. После затхлой Шахты, в которой они провели ночь, обязательно нужно немного времени на свежем воздухе. Иначе недолго попросту задохнуться от пыли подземелья. И за этим также пристально следили. Работа Гара заключалась в том, чтобы люди не жаловались и не умирали раньше времени. А также не портили рабочих кукол. Ответ он держал перед Хозяином лично.
Однако в итоге все спустились обратно в Шахту. Впереди был долгий день.
Под разговоры и шутки старатели прошли через «главную улицу» Муравейника: неширокий проход между одинаковыми палатками в первый коридор. Дальше – мимо древних каменных Врат. Они были давно сломаны, и, на взгляд Арка, уже вечность стояли настежь. Вскоре люди вышли к пустому Гнезду. То был дозорный пункт без дозорных. Небольшую тайно работающую Шахту не от кого было охранять.
Старатели повернули в правый квершлаг, ведущий в первую выработку. Там они проведут весь день: будут колоть породу, таскать битый камень, исходить потом, дышать пылью, кашлять, вновь колоть, размахивая кирками, и искать, искать, искать.
Арк очень гордился тем, сколько новых слов выучил за прошедший год. Выработка, квершлаг, кирка, порода, а еще штрек, куклы и много-много других.
Несмотря ни на что, мальчику нравилось жить в Муравейнике, а фактически в самой Шахте под городом. Его здесь любили. Пусть тощий и хилый Арк не мог особо помочь, но он сам старался не лезть под руку и при этом готов был подсобить хоть чем.
Сначала он таскал.
– Эй, малец! Сможешь другое кайло притащить? Из Гнезда. У глухой стены там стоят. Видишь, у этого клюв совсем…
– А то, я силач! – ответил Арк.
По пути взмок и даже упал, поцарапав коленку, но дотащил инструмент.
Потом бегал.
– Арко, малыш, принеси водички, милый.
Черноволосая Али ему нравилась, потому до Муравейника он бежал, не чуя ног. И сбегал бы еще десяток раз, если б она попросила.
А затем он поддерживал.
– Арк, э! Помоги, хватай под руку!
– Има, тебе плохо? – перепугался мальчик.
– Нормально, малыш. Нормально. Нет вечности для гор.
Она шла, опираясь на него, и стонала при каждом шаге. В лагере ее уложили на топчан в палатке, а Арк принес напиться. Сидеть над Имой он не стал, решив, что ей просто нужно отдохнуть.
Крепкая женщина даже без двух пальцев на левой руке работала наравне с мужчинами. Мальчик сбежал еще и потому, чтобы не пялиться на ее руку.
Остаток дня он провел в нижней выработке. Там работали десять человек, головных, и куклы. Взрослым они не особо нравились. Возможно, считали, что за ними скучно наблюдать. Но Арк не мог оторвать глаз.
Четкие механические неживые движения. Кайло ритмично ходит вверх-вниз. Стук да стук, стык да стык.
Временами звуки убаюкивали мальчика. Если папа и считал это странным, сил и времени на воспитание у него все равно не оставалось.
Помощь таким работникам не требовалась, потому Арк мог сидеть часами. Он видел Друга: быстро научился отличать его от остальных.
– Своих знаю в лицо!
После этой шутки все десять головных захохотали, а Арк подхватил. Кто-то хлопнул его по плечу.
– Птица летит, потому что может, кость идет – потому что должна, – вставил еще кто-то.
Мальчик давно перестал бояться оживленных магией скелетов – кукол. В конце концов, это просто кости.
– Что, Арк, хэх, тоже головным будешь?
– Хоть сейчас, – весело вскрикнул он. – Только я немного забыл узлы.
– Гляди, – лысый парень Элм нарисовал в пыли под ногами знак. – Это узел «иди», хэх. А вот этот – «бей».
Привычка Элма издавать смешок посреди фразы не нравилась мальчику. Вот чего он посмеивается, а? Но то, что парень ему рассказывал, всегда перевешивало.
– А как они поймут, что надо бить киркой по камню, а не по соседу? – На самом деле Арк много раз слышал ответы на свои вопросы. Ему просто нравилось быть частью взрослого разговора.
– Да никак, – широко улыбнулся Элм. – Потому сначала командуешь «иди», хэх, а потом уже «бей». Короче, направляешь и, хэх, приказываешь.
– А дашь око поглядеть?
– Эх, малец, выгонят меня взашей из-за тебя, хэх, – как всегда ответил Элм и протянул око Арку. – Так. Видишь нити?
Округлое стеклышко на особом креплении плохо держалось на переносице мальчика, сползало, и он придерживал его. Сквозь приспособление повсюду стали видны нити энергии золотого цвета, однако прикоснуться к ним было невозможно.
– Вижу!
– Это энлии. Надо, хэх, потянуть одну тонкую энлию, связать в такой вот узел кончиком жезла и пустить в звеньевого. Ну, какая из кукол, хэх, является звеньевой?
– Вон, тот! – после раздумья вскрикнул радостно Арк. – От него сразу несколько нитей идет!
– Командуешь ему одному, а работает все звено…
– Элм, кончай. Пока Гар не увидал.
Мальчик наблюдал за работой головных со стороны. Бывало, кто-то из них рисовал в воздухе витиеватые фигуры небольшим жезлом, направляя работу кукол. Или сосредоточенно вглядывался в одну точку, вероятно в энлию.
Головные колдовали, и это было…волшебно. Арк мечтал знать о магии все.
– Элм, а ты долго учился колдовать?
– Ну-у, – задумался тот.
– Орн, а из чего делают жезлы?
– Их делают из… – не успевал ответить головной, а мальчик уже донимал следующего.
– А кукла может драться?
Так он жил уже год.
***
Пару месяцев назад Арк стал свидетелем чуда. Тогда он впервые нарушил папины правила и пробрался в Шепчущие пещеры.
От Гнезда на самом деле вели два квершлага. Один к выработкам, а второй – в Пещеры. То было запретное для живых место. Обитатели Муравейника предполагали, что Хозяин ищет там что-то или исследует. Иногда Сам, но чаще присылает подручных. Обычно они проходили по палаточному лагерю рано утром и, не поворачивая головы, отправлялись в Пещеры. Трое живых и с десяток кукол, что несли деревянные ящики, сумки и какие-то инструменты.
Мальчик провожал их с открытым ртом. Лица живых были почти не видны за закрывающими полголовы не то шлемами, не то шапками, и с приспособлениями наподобие ока, как у Элма. Их серые одежды были непривычного кроя: обтягивающими сверху, но со свободными штанами. Все знали, что маги работают только руками, и потому одежда не должна стеснять движений.
Любопытство заставило Арка пройти за подручными до самого Гнезда. И оттуда в запретный квершлаг. В итоге он уперся в глухую железную дверь без ручки и успел расстроиться. А в следующий миг увидел неприметный узкий отнорок. Слишком узкий для взрослого, но для ребёнка – в самый раз.
Тогда Арк заставил себя вернуться обратно в Муравейник, однако в следующий раз все было иначе. Он случайно заметил, как подручные Хозяина возвращаются из Шепчущих пещер в конце дня. И решил идти в ту же ночь, потому что попросту не мог уснуть: так хотел узнать, что в Пещерах.
Он взял масляный фонарь, но в лагере зажигать не стал. Лишь пройдя наощупь в полутьме до самых Врат, Арк запалил фитиль и двинулся уже увереннее. Изучив за год всю Шахту, мальчик совершенно не боялся бродить впотьмах. И только добравшись до железной двери без ручки, проскользнув в расселину и оказавшись на той стороне, оробел.
Он увидел небольшую пещеру с низким сводом, совсем пустую, коридор от которой вел дальше. На негнущихся ногах он двинулся вперед и оказался в другой просторной полости. Свода было не видно, стены разошлись в стороны.
Вот тогда Арк испугался по-настоящему. Он ощутил пустоту, словно весь мир впереди попросту исчез, и осталась лишь тьма. Будто сама гора распахнула пасть, чтобы проглотить глупого мальчишку. А еще на короткий миг ему послышался хор из голосов, зовущий куда-то туда, во мрак… Правда, потом он сам не мог понять, слышал ли что-то на самом деле.
Можно было различить тропу меж сталагмитов впереди, но идти туда мальчик не решался. Зато справа обнаружился небольшой проход, который он решил исследовать, недалеко, чтобы не заблудиться.
Прошел по извилистой каменной кишке совсем немного и вот – новая пещера. Здесь свет фонаря доставал и до свода, и до стен, и Арк быстро все осмотрел. Правда, не смог припомнить названия каменных пик, растущих из потолка, и тех, что уже соединились со сталагмитами.
А еще он нашел там куклу. Скелет стоял без движения, уставившись в дальнюю стену. Арк видел позвоночный столб, лопатки, затылок – и все это будто поблескивало в тусклом золотом свечении. А может, мальчику показалось, и то была лишь игра бликов фонаря на влажных стенах пещеры?
Костяк не двигался. Однако подойти Арк не решился. Вместо этого бросил камешек, целясь в череп. Цк – отскочил тот от кости и исчез в тенях на полу. Отчего-то это позабавило мальчишку.
Цк. Цк. Цк.
Вдруг кукла махнула рукой! Точнее раздраженно отмахнулась от камушка, как от назойливой мухи, но осталась стоять и пялиться в стену. Все вокруг вновь застыло, даже воздух. А затем скелет переступил с ноги на ногу, будто слегка утомившийся одной позой человек.
Мальчик едва не уронил фонарь. Он глядел во все глаза, ожидая, что еще может сделать кукла. «Она явно испорчена», – решил Арк. Но терпение ему изменило, и вот он осторожно приблизился, подняв фонарь повыше. Никакого золотого света не было, зато на стене прямо на уровне глаз куклы был различим нацарапанный символ. Вероятно, она пялилась именно на символ.
Две вертикальных линии и одна волнистая, что их пересекала. Никогда прежде мальчик не видел такого знака даже среди магических узлов, которые лысый Элм успел ему показать. Знак выглядел совсем обычно, но костяк явно не мог оторвать от него пустых глазниц.
Арк не подумал и коснулся плеча скелета.
Тот отпрыгнул и сжался в комок у стены, обхватив руками костяные колени.
И Арк вдруг понял, что кукла – боится.
В конечном итоге у мальчика ушло больше трех дней, чтобы наладить контакт с необычным костяком. Тот был пугливым, и вел себя, как забитый щенок. Боялся протянутой руки, или когда мальчик подходил ближе. Костяк сразу забивался в угол, только что не скулил от страха. На нехитрое угощение в виде куска хлеба не реагировал. Однако через вскоре он привык.
Так удачно сложилось, что как раз в этот момент подручные Хозяина не являлись в Шепчущие Пещеры. У мальчика и скелета было достаточно времени познакомиться.
Сперва Арк говорил ласково, как с маленьким ребенком. Впрочем, костяк и напоминал малыша, разве что ростом был как взрослый. Мальчик даже пробовал играть с ним, как с ручным зверьком. Бросал камень, а скелет приносил его обратно.
Немного позже мальчик заметил, что новый приятель ведет себя чуть более…осмысленно. Он перестал пугаться любого шороха, выпрямился, вертел головой, словно рассматривал пустыми глазницами все вокруг.
Затем Арк разговаривал с ним, как с ровесником. На удивление, кукла действительно «взрослела» на глазах. День ото дня становилось заметно, как поведение неживого меняется. Вскоре тот даже научился отвечать качанием головы – да или нет, и пожимать плечами, если не мог дать ответ.
– Кто ты? – допытывался мальчик. – Ты из рабочих кукол?
Скелет пожимал плечами: «Не знаю» или «Не понятно».
– Как ты себя чувствуешь?
То же самое.
– Тебе страшно?
«Да».
– А чего ты боишься? А, ну да… Ты боишься меня?
«Нет», – был ответ после недолгого раздумья. Точнее костяк попросту не шевелился, потому Арк решил, что тот раздумывает.
– Хочешь к остальным куклам?
«Нет».
– А что это за знак?
«Не знаю».
– Ты умеешь читать? А писать?
«Не знаю».
И так далее. Таким образом общаться было сложно, и потому мальчику пришла идея придумать собственный язык. Это был бы их общий секрет. Но что умел делать скелет, чтобы хоть как-то выражать свои мысли? Играть в «Птица и лисица», когда нужно показывать разных животных без слов? Все выглядело чересчур неудобно. Друг стал вести себя по-взрослому – повадками, жестами.
Мальчик словно почувствовал в нем старшего. Мог рассказать о своих мыслях и страхах. Про маму и папу, и про Муравейник, а также мечты поехать далеко-далеко, стать знаменитым охотников за сокровищами. По детской наивности он рассказывал новому другу все подряд. Про дома под небом и их старую лачугу. Как там было здорово играть с соседскими детьми. Даже в подробностях рассказал, как туда добраться от Шахты. А еще столько сам хотел бы у него узнать.
Тогда мальчик вспомнил про книгу.
Когда его мама еще вела себя нормально, она хотела научить сына читать. Пусть грамотность в Триврате не была повсеместной, но мама читать умела и любила. Возможно, потом она научила бы его даже писать, но…
Арк всегда грустил, вспоминая маму. Ее звали Ита, но в своем сумасшествии та кричала, что ее настоящее имя Итанен. Что она благородная дама из высшего общества, и требует принести ей новое платье.
Мальчик гнал плохие мысли прочь, потому что у него появилась цель. С книжкой они могли придумать свой язык, и наконец нормально поговорить. Вдобавок, им нужно будет записывать, как обозначаются слова. А слов-то в мире много! А вдруг новый друг знает, как помочь маме?
Связь с позвоночником орка стала мостом, по которому мое сознание, еще недавно скованное рамками неживого облика, стремительно просачивалось в новый для себя мир. Впервые с момента "пробуждения" я почувствовал себя частью чего-то совершенно иного, нежив, но в то же время наполненный жизнью.
Чувства, к которым я привязался сейчас, превзошли все мои ожидания. Началось все с беспорядка — хаотичных вспышек света и тьмы, которые постепенно превратились в картинку невиданной остроты и ясности. Мир вокруг меня набрал красок и форм, заполняясь деталями, к которым я ранее мог обращаться лишь через ощущения своих предыдущих хозяев.
Звуки леса – шепот листвы, треск веток под тяжестью мощных ступней, нежность ветра на грубой коже — все это заполнило мир вокруг меня новыми оттенками, которые я прежде даже представить себе не мог. Моё новое вместилище — орк, казалось, не замечал проникновения в свой внутренний мир.
Постепенно я начал различать тактильные ощущения. Болезненные спазмы, внезапные всплески тепла и холода, проходящие через тело носителя, стали моими собственными. Я впитывал каждый удар, каждую мелочь, которую мог уловить благодаря этому новому, неожиданному связующему элементу, между нами. Чудо осязания стало чётче распахнув передо мной свои объятия, позволяя не только видеть мир через глаза орка, но и трогать его, ощущать его текстуру, его теплоту, его живую энергию.
Постепенно я начал чувствовать боль. Кровь, медленно струясь по грубой коже, рисовала красные ручейки, пробивая себе путь сквозь множество царапин и ран, оставленных безжалостными когтями магдведя. Орк медленно шёл, проклиная свою слабость, замедляясь с каждым шагом, по сырому ковру лесного мха.
Физическая боль была лишь первым аккордом в мрачной симфонии страдания, которая теперь разыгрывалась и в моем сознании. Каждое движение орка, каждая попытка вздохнуть или сделать шаг отдавалась болью всё сильнее. И это было больше, чем физическая агония — это были муки страха, униженной гордости и нарастающего отчаяния. В каждом жесте, в каждом бессильном рычании чувствовалось, как его внутренняя сущность невольно сжимается под тяжестью наступающей слабости.
Лес, некогда могучий и непокорный, теперь казался запутанным лабиринтом. Каждая лиана и каждый корень препятствовали ему, будто природа сама объявила войну раненому захватчику. Орк продолжал своё упорное продвижение, в каждом его движении в его мыслях всё чаще мелькало: "Зачем?"
Состояние орка стало и моей тяжестью — он был повержен, его дух сражён. Перед глазами танцевали картины лишений и проигрышей, что казались невозможным несколько часов назад. Сомнения заполняли его мысли, порождая эмоциональную боль и отчаяние, которые я теперь обязан был разделять.
Жалость и сожаление медленно подступали ко мне, враждебные и острые, как жгучий укус пчелы. Я понимал, что, если не научусь управлять этими ощущениями, не смогу перенаправить боль в что-то полезное для нас обоих, то начну растворятся в этом болоте.
Земля внезапно приблизилась, и ударом поприветствовала наше лицо. Орк терял связь с реальностью; мир вокруг стал вязким, как медленно текущая река.
Боль в плечах и груди превратилась в огонь. Его дыхание, равномерное несмотря на все, теперь с трудом пробивалось сквозь преграды страданий. Его сознание, начало гаснуть.
С каждой угасающей искрой жизни, страх нарастал, покрывая собой оставшуюся волю. «Боюсь. Не хочу умирать. Не теперь. Не так...» Эти слова падали в пустоту его души, но я разделял испуг и запирал его в себе.
***
Охваченные тьмой, на краю между сном и явью, мы остались вдвоем, я и орк, связанные необъяснимым узором судьбы. Проникнув в его спящий ум, я попытался слиться с воспоминаниями орка, исследуя их на предмет знаний, которые могли помочь.
Это была медленная и кропотливая работа, борьба за каждую крупицу памяти. Орк, хоть и был в бессознательном состоянии, оставался весьма упрям. Его дух, непокорённый и горделивый, мгновенно отбрасывал меня всякий раз при попытке приблизиться к коридорам его памяти.
Теперь мне стало ясно почему магдведь принял меня без сопротивления – его связь с природой сделала его открытым и восприимчивым к другим формам жизни. Лес для него был семьей, а я лишь еще одна из ее многочисленных ветвей. Орк же рос в другой реальности, где каждый камень на дороге мог означать угрозу, а каждая тень скрывать ловушку.
Наконец, я нашёл яркое воспоминание, которое орк не смог подавить, передо мной предстала сцена из прошлого, живая и цветастая, как интерьер шаманской палатки. Я видел, как крепкое тело большого красного орка лежит на земляном полу, спиной кверху, с торчащим из неё кинжалом. Над ним стоял шаман – сутулый худой обнажённый выше пояса орк, с лицом усеянным морщинами и телом, украшенным рубцами силы.
Он медленно вытащил жёлтый кинжал из спины орка, а затем сосредоточенно, приложил руку к ране. В пении шамана и потоках легкого дыма, между его пальцами и кровоточащей тканью возник сложный узор танцующих символов, составленных из магической энергии. Медленно кровь начала застывать, а рана затягиваться.
Теперь, без тела, без возможности чувствовать тепло или холод, я старался пробудить непослушное тело орка к действию, напрягая для этого всю магическую энергию, что сохранилась в моём мистическом теле.
Сначала всё казалось напрасным. Рука орка, тяжелая и вялая, не подавала признаков жизни под моим влиянием. И вот, после несчетных безрезультатных попыток рука орка дрогнула. Этот едва уловимый трепет, волосок канала магии между мной и рукой, стал той точкой опоры. Сосредотачиваясь, я послал в него поток воли, и, как в замедленной съемке, видел, что рука с трудом поднимается, направляясь к кровоточащей ране.
Воссоздать магический узор шамана своими силами я не мог, но что-то внутри меня старалось следовать образцу, открывшемуся в памяти орка. Когда рука прикоснулась к кровоточащей ране, я ощутил, как сквозь взаимодействие между мной и орком пронеслась вибрация. Это было не похоже на заклинание шамана, но там, где рука коснулась раны, кровь застыла. Это было не исцеление в полном смысле, рана оставалась, но нити магии смогли закрыть разорванные сосуды.
После того как мои усилия привели лишь к частичному успеху в сражении с конечностью, я осознал, что мой запас энергии истощился. Ощущение упадка сил было странным, нечто среднее между физической усталостью и метафизическим исчерпанием: моя суть, словно покидала тело орка, оставляя его наедине с призрачной болью и медленным забвением. Появилось осознание того, что без пополнения энергии я просто затухну.
В тот момент, когда отчаяние было готово поглотить мою волю, мой взор, лишенный глаз обратился к окружающему пространству. И в нескольких шагах я ощутил небольшую ауру света – магический гриб.
После того как невидимой нитью внимания достиг энергии гриба, инстинкт самосохранения подтолкнул меня к отчаянной попытке пробудить отяжелевшее тело орка. Ощущение новой силы шептало о возможном спасении, но нужно было преодолеть немыслимое –приблизится по направлению к источнику исцеления.
Каждая мышца, каждый сустав орка кричали отказом. Но не столько физическая реальность была преградой, сколько начавшее просыпаться, мутное сознание хозяина тела. Мой контроль над его конечностями становился все слабее и ненадежнее.
Пока сознание орка медленно пыталось развеять темные сети боли и спутанности, я, чувствуя ускользающий контроль, сосредоточился на одной-единственной цели – шевельнуть хотя бы пальцем, выжать из разума последнюю каплю внимания, чтобы направить его пробуждающееся сознание на гриб.
Но тут произошло нечто неожиданное. Как будто выключатель перевернулся, и энергия, которая только что казалась бесконечной, в одно мгновение иссякла. Я остался немым свидетелем той действительности, которую только что пытался изменить. В моем "теле" камня не осталось сил даже для того, чтобы отправить последнюю мысленную передачу о необходимости съесть гриб. Всё, что я мог, так это наблюдать. Даже мысли мои замолкли.
Я наблюдал, как орк, всё еще онемевший и измученный, начинает тяжело дышать, борясь с собственной болью, отбрасывая сон и пытаясь ухватиться за ускользающую действительность. Он трясся, его тело судорожно извивалось, пока он не скомкался, лицом вниз, его ноздри небрежно упёрлись в землю, и он начал ползти, пока его рука, как по воле случая, не легла на шляпку гриба.
Орк, ведомый неясным чутьем, сумел распрямить свой скелет и содрогнулся последним усилием воли. Его пальцы захватили гриб, и он, подчиняясь внутреннему порыву, проглотил его целиком, не испытывая ни малейшего отвращения к горькому вкусу.
Обессиленный, он упал у подножия древа. Дыхание его на минуту стало тяжелым и глубоким, словно он пропускал через себя всю энергию мира, пока магия гриба не потекла по венам, сливаясь с кровью и плотью.
И тут произошло нечто волшебное. Магия гриба проникла и в мою бесчувственную каменную скорлупу, вновь разбудив тяжелое, дремотное сознание. Я чувствовал, как моя энергия втягивается как зверь, жадно пьющий из ручья долгожданную влагу. Мне опять стал доступен поток мыслей.
Под давлением этой свежей волны магии, орк начал ощущать эффекты трансформации. Сознание его расширялось за пределы физического восприятия. Лес, его обитатели, каждый шепот ветра и скрип ветки стали чем-то великим, объединенным. Орк, теперь связанный со мной и природой, начал видеть и чувствовать то, что было раньше скрыто от его глаз. Этот мир, наполненный неспешными ритмами и магическим великолепием, по-новому раскрылся перед ним, оказавшись подобным рисунку снов, сплетающихся в бесконечный узор.
***
Орк, истощенный, но оживленный магией, в удивлении уставился на пространство перед собой. Как сквозь туман, в его воспринимаемом мире материализовалось странное. Пред ним предстало величественное существо: человек с головой медведя и глазами, в которых скрывалась бесконечная проницательность.
- "Кто ты?" – с присущей ему прямотой и настороженностью спросил орк.
"Я тот, кто есть в тебе," – отозвалось видение глубоким резонансом.
Зартог уставился на существо перед собой, орчий скепсис скрещивался с удивлением в его темных глазах. - "Так. И что ты хочешь от Зартога?"
- "Мы можем быть вместе мощнее, чем ты можешь представить. Ты можешь спасти и меня, и себя. Поделись со мной телом и я умножу твою силу...".
Каждое слово камня Зартогу было словно глухой удар кулака по дереву. Попытки убедить и предложить партнерство тонули в море орчьего упрямства и жажды независимости.
- "Но слушай..."
- "Не хочу слушать!" – грубо оборвал его Зартог, в сердцах взрываясь до предела. Если камень мог бы содрогнуться, то сделал бы это от каждого слова орка, волна ярости неумолимо заглушила тонкие вибрации его магии.
Орк поднялся всей своей массивной фигурой, прервав видение. "Теперь ты лишь дух в Зартоге! И будешь молчать!" – его голос прогремел как гром среди тишины леса.
Как только слова отгремели, видение растаяло, и камень обрел вновь свою неподвижную природу – молчаливого стража внутри орка. Все внутренние разговоры были прекращены, и ему оставалось только наблюдать в безмолвии.
Зартог, с тяжестью в теле, но твердой решимостью, подошел к туше магдведя и с помощью бронзового кинжала, вырвал у него клыки.
С наградой в кулаке Зартог покинул тихий уголок леса, где каждое дерево было свидетелем его мужества и жестокости. Лес начал постепенно меняться, становясь всё более обветшалым. Густые ветви уступали место пням, а мягкая трава – вытоптанной земле. Воздух, пропитанный запахами смолы и крови, пополнился дымом обжитой орками земли.
Скоро раздались звуки жизни – рубка дерева, вой ручных волков. Орк вступил в свой лагерь, огороженный частоколом из заостренных бревен. Лагерь, хоть и был пристанищем грубости и беспощадности был для Зартога родным домом. Случайные шалаши, покрытые шкурами, выглядывали из-за каждого угла, создавая панораму дикой жизни.
Под звездным небом, орк направился к своему вигваму, сложенному из грубо выделанных кож и поддерживаемых толстыми ветками. Завернув ткань, он вошел внутрь. Воздух в палатке был пропитан дымом и запахом сырости. Он снял кусок сушеного мяса с подвешенной жерди, и с аппетитом его съел.
Окутанный усталостью, орк рухнул на шкуру оленя, которая, хоть и была плохо выделана и пахла гнилью, наполняла его приятными ассоциациями и напоминанием о существовании своего места в этом суровом мире. Ощущение уюта и безопасности, убаюкивало его, оставляя все мысли и заботы далеко позади. Зартог уснул крепким беспробудным сном.
На рассвете следующего дня, едва первые солнечные лучи пробились сквозь щели между шкурами, Зартог, без малейшей тени смущения, справил нужду перед своим жилищем. Тяжелый аромат последствий жизнедеятельности растворялся в раннем прохладном воздухе. Опустошенный, но полный решимости, орк двинулся в центр лагеря – к просторному жилищу шамана. Шатер, собранный из шкур редких зверей, сиял символами и рунами могущества и уважения. Запахи выжженных трав и ладана наполняли воздух.
Приближаясь, Зартог услышал низкий говор охранников у входа, чей язык, хриплый и отточенный годами сражений, был ему до боли знаком. Протянув клыки медведя на ладони, он молча показал их охраннику шатра, испытывая его взглядом.
Охранник – худой и высокий орк, с непринужденным смехом хлопнул Зартога по массивному плечу, словно похвалой за успешную охоту. "Зартог, поздравляю тебя!" – выдохнул он, отдавая честь и давая знак, что путь открыт.
Суровый взор Зартога не стал мягче от смеха охранника, он оскалился в ответ, словно лесть была ему не по душе, и прошагал через завесу в иную реальность – реальность шамана, орка, чья власть в племени была непоколебимой.
В тот момент, когда тяжелый взгляд орка-воина привык к тусклому освещению внутри шатра, состоящего из свечей и мерцающих талисманов, шаман, только взглянувший на Зартога, резко вскинул посох. "Не подходи ближе, Зартог, иначе я тебя убью!" – его голос дрожал, а глаза были полны страха.
Тишина, которая обуяла шатер после этих слов стала абсолютной. Зартог замер, ощущая, как гнев, закипающий внутри и был готов взорваться подобно вулкану, но Камень сдержал его неистовство.
На секунду воцарилась тишина. Ясаона побледнела, прижала ладонь к губам. Юси неподвижно застыл, Саяку коротко вскрикнула.
– Точно когтями? – выдохнул Фуго.
– Да, – подтвердил Токэн. – Так же как… так же как с теми убийствами, о которых я говорил.
Одна и та же мысль пронеслась в головах гостей.
У «Тихого снега» появился темный дух. И, утолив жажду жизни лошадью, он перейдет к более приятной пище – к людям.
– Но этого не может быть! – Фуго сумел взять себя в руки. – Господин Коданси, у вас ведь начертаны охранные знаки на стенах вокруг дома?
– Как и в любой гостинице, – подтвердил хозяин. – Разве что… Разве что снегопад их как-то повредил…
– Но тогда он может и внутрь пройти! – побледнела Саяку. – Храни нас Драконы Небесной Горы!
– Надо проверить, – решительно заявил Коданси. – Андзинь, неси факелы. Досточтимые гости, соберите теплую одежду, мы поглядим вместе.
– Вы с ума сошли! – Токэн шагнул между хозяином и Ясаоной. – Если он снаружи, то он может сразу напасть.
– Но он не напал на вас, а проверить необходимо, – возразил Коданси. – А разделяться дольше чем на минуту нельзя, иначе темный дух может перебить нас поодиночке.
– Господин Коданси, не говорите так! – Саяку вздрогнула всем телом.
– Нам нельзя выходить, – твердо заявил Токэн, но на его руку легла ладонь Ясаоны.
– Сэнси, – сказала она. – Мне страшно, но проверить надо. Господин Коданси прав, нам нужно знать, разбиты ли защитные знаки.
– Госпожа Юи… – начал воин, но женщина покачала головой, и телохранитель, насупившись, кивнул.
Вернулась Андзинь, и раздала всем факелы, быстро зажгла каждый из них. Теплая одежда хранилась у входа, и уже через десяток минут постояльцы, хозяин и служанка оказались на улице.
Снег по-прежнему падал с темного неба, но уже поредел, и снежинки легко таяли в пламени факелов. Огонь разрывал ночь, тени метались по стенам дома и створкам ворот.
Коданси решительно шагал впереди, поднося факел к стенам, квадратом окружавшим гостиницу. На каждой из них должно было быть начертано по пять охранных знаков, как принято в таких домах. Все знали: темным духам куда проще войти туда, где постоянно бывает много разных людей, для того и нужна защита.
Знаки у ворот были нетронуты. Припорошены снегом, но целы. Хозяин поднес факел к каждому, убеждаясь в этом и показывая остальным.
Знаки на западной стене тоже оказались в порядке. Фуго было дернулся, увидев, что в одном месте линия нарушена – но это оказалась неудачно упавшая тень.
На северной стене было всего четыре знака. Люди испуганно заозирались, при этом на миг испытав облегчение: брешь была найдена. Но Юси молча указал наверх – последний знак просто был начерчен выше других.
Восточная стена по-прежнему несла на себе пять защитных символов, целых и невредимых. Все замерли рядом с ней, поднимая факелы, вглядываясь в обереги и убеждаясь – да, все в порядке.
– Значит, – выдохнула Ясаона, – дом по-прежнему защищен? Но как же тогда…
– Если обереги действуют, то темный дух не может и шагу ступить в пределы гостиницы, – нерешительно сказал Юси.
– Нет, – Коданси повернулся, пламя факела высветило его лицо, пляшущие тени превратили черты в причудливую маску. – Может. Вы помните, как?
Саяку судорожно втянула воздух. Ясаона сжалась, Фуго охнул, Токэн потянулся к мечу. Лицо Юси застыло, Андзинь замерла безмолвной тенью.
Они действительно вспомнили. Темный дух мог преодолеть обычные охранные знаки, если занял тело человека: плотская оболочка защищала пришельца из царства гибели. Так же, как в истории Юси.
– Это же значит… – пробормотал Фуго. Взгляд его заметался по чужим лицам, и в каждом взгляде светились осознание и ужас.
Кроме них, больше людей в гостинице не было.
– Вернемся в зал, – нарушил молчание Коданси. – Здесь нам точно нечего делать.
Шестеро людей медленно двинулись к гостинице. Где-то в стороне раздался крик ночной птицы, и Ясаона вздрогнула, остальные тревожно заозирались, Юси снова словно закостенел, а Саяку забормотала молитвы.
В доме они сели за разные столы; по залу заметались недоверчивые, тревожные взгляды. Гости и хозяева перебирали в памяти весь день; все они на какое-то время отходили друг от друга, не видели, что кто делает. Да, четверо поднялись на второй этаж – но это человеку трудно будет выпрыгнуть из окна, убить лошадь и вернуться наверх же, не проходя через зал. Темному духу такое совершить несложно.
– Но неужели кто-то может… – начал Фуго. – Ну, есть же способы определить… Я могу попытаться вспомнить, что там предки умели, как выявляли…
– Это если вы сами не дух, господин Фуго, – холодно сказал Токэн. Купец оскорбленно вскинулся, но тут же поник, понимая, что опровергнуть нечем.
Ясаона огляделась. Историю никого из них нельзя было проверить. Включая их с Токэном – говорят, что темному духу не нужно много времени, чтобы занять чужое тело. По пути к гостинице они не раз отходили друг от друга.
Женщина незаметно отодвинулась от воина, и тут же увидела, что он делает так же и не убирает руки с меча. Отчего-то от этого стало легче: если Токэн – человек, то он не потерял ни соображения, ни чутья.
– Плохо, что снег, – негромко сказала Саяку, ее голос потерял обычную живость. – Ночью не уйдешь, если он начнет охоту.
– Тогда почему не начал? – дернулась Ясаона. – Чего ждет, если он тут?
– Потому что страх тоже питает темных, – проронил Коданси. – Чем больше вы будете бояться – тем сильнее он станет еще до того, как возьмет ваши жизни.
Его слова обдали гостей холодом. Сам хозяин тоже утратил прежнюю жизнерадостность; он сидел за самым близким к стойке столом, сгорбившись и лишь потирая кончиками пальцев пояс.
– Но мы же должны как-то почувствовать его присутствие, – жалобно сказал Фуго. – Их сила чужда миру! Она должна… ощущаться.
– Темному духу не обязательно проявлять свою силу открыто, – сказал Коданси. – Он может тревожить людей и иначе. Шорохами. Резкими звуками. Или, скажем, стуком – особо рассчитанным, таким, что незаметен, но заставляет нервничать.
Хозяин гостиницы помедлил и небрежно добавил:
– Вот как господин Юси Табито делает сейчас.
Все застыли на миг. Потом взгляды разом метнулись к студенту, положившему на стол обе руки, и только что негромко постукивавшему по нему кончиками пальцев.
– Господин Коданси, – нервно сказала Ясаона. – Вы же не серьезно…
– Даже если не серьезно, то попал в цель.
Сначала Ясаона даже не узнала голос студента. Неуверенность из него пропала полностью, каждую ноту наполняли сила и насмешливое спокойствие.
Через миг она поняла, что было сказано, ахнула и отшатнулась.
Юси Табито выпрямился во весь рост, снял очки и небрежно отбросил их в сторону; стекла со звоном разбились о стену. Растерянная улыбка исчезла с лица, зубы обнажились – куда больше, чем возможно для человека.
– Я слишком увлекся, – произнес он, и низкий, рычащий голос, ничем не напоминающий тихую речь студента, наполнил зал. – Но это сейчас уже безразлично, не правда ли? Вам некуда бежать, люди.
Ясаона охнула, отпрянув к стене. Токэн мгновенно заслонил ее, выхватив из ножен меч; но Юси лишь бросил взгляд в его сторону, и воина вздернуло в воздух, дважды припечатало о стену. Он бессильно сполз на пол.
Фуго вжался в стену, выставив перед собой руки. По его лицу катился пот; кровь магов в семье сказалась – сейчас купец остро ощущал, как от лже-студента веет холодной, темной и злобной силой.
– Драконы Небесной Горы и все предки, защитите от зла… – забормотала Саяку, и тут же поперхнулась словами, когда Юси лениво повернул голову к ней.
Спокойным оставался только Коданси за своим столиком. За его спиной у лестницы замерла Андзинь.
– Я не думал, что меня можно легко выявить, – лже-студент медленно поднял руку. Угольно-черные когти прорвали подушечки пальцев, выходя наружу и маслянисто поблескивая. – Но странное дело, меня словно тянуло раскрыть себя.
– Истории, – спокойно сказал Коданси. – Твое племя тянет к ужасу. Как только начали рассказывать – ты оказался в плену этих сказок, тебя потянуло воплотить их, даже ту, что рассказал сам. Кто-то из ваших князей смог бы сопротивляться зову – но ты же не князь, верно? Тебя особенно потянуло, когда господин Фуго поведал свою, о призраке-охотнике?
Юси кинул быстрый взгляд на купца. Тот побледнел как бумага.
– И освещение, – продолжил Коданси. – Прорези на бумаге каждого фонаря здесь отбрасывают свой узор, который манит тебя, гасит желание уйти. Ты бы легко прошел сквозь снег – но тебе не хотелось покидать гостиницу. А с каждой вспышкой страха ты становился все спокойнее, все довольнее. Сведущему нетрудно это заметить.
Юси поднял голову к потолку, посмотрел на светильники. Сквозь его кожу проступали очертания костей, мерцающих черным сиянием.
– Ловушка, – тихо сказал он.
– Ловушка, – согласился Коданси. – С того момента, как я узнал о появлении темного духа в округе, я готовил такой обряд. И теперь я знаю, кто ты. Ши-джинг, пожиратель-притворщик. Надевающий тела людей и меняющий их… как собирался и сейчас поступить, правда?
– И теперь я знаю, кто ты, лже-трактирщик, – прошипел темный дух. Его глаза залили скользящие тени, узор костей под кожей складывался в нечеловеческий скелет; волосы вытягивались, превращаясь в острые иглы. – Или ты будешь отрицать свое имя, Кай Джалин?
Коданси засмеялся, вставая со стула.
– Отрицать? Встретив свою добычу? Никогда.
Он демонстративно извлек из-под рубашки серебряный медальон мага; в центре безупречно выгравированного знака «пять» багрово мерцал альмандин.
На краткий миг повисла тишина. Гости не смели даже дернуться, и не могли отвести взгляда от заклинателя и духа, замерших друг напротив друга.
А потом Юси клокочуще расхохотался; кожа на его руках пошла трещинами, выпуская острую щетину.
– Ты действительно кровный маг? О, Убийца Духов, а я на миг усомнился в своей победе!
Он торжествующе вскинул руки, сверкнув черными когтями в свете ламп.
– Твоя сила же будет бессильна против меня – неужели ты думаешь, что я дам хотя бы капле твоей крови меня коснуться? Или, может, интереснее закрыться от нее чужой…
Юси выразительно обвел взглядом всех гостей. Те застыли, скованные ужасом и тяжелой, давящей силой, исходившей от ши-джинга.
– Твое искусство заклинателя тем более бессильно, – продолжил дух. – Я слишком быстр, чтобы дать тебе шанс начертить печати и произнести слова. Единственным спасением для тебя было бы начертить их заранее – но я бы почуял любой знак, выписанный более часа назад!
– Это так, – сказал Кай Джалин. – Твое племя – искусные обманщики, и не менее искусные бойцы.
Юси шагнул к нему, широко раскрывая рот. Вместо языка из него показался сгусток дергающейся тьмы с тысячью шипов на конце.
– Но люди тоже могут лгать, – закончил заклинатель. – Хан.
Нестерпимым, ярким светом полыхнули знаки на полу, на стенах, на потолке. Начертанные краской одного цвета с поверхностью, они были невидимы до сих пор – и теперь же засияли, озарив все вокруг холодным свечением.
Этот свет заключил Юси в эфемерную клетку, что была прочнее стали, сковал его, и темный дух испустил вопль ярости и изумления, отдавшийся в сердцах и душах всех, кто был рядом.
– Печатей не было! – взвыл ши-джинг. – Как? Когда ты успел?!
Кай Джалин не ответил ничего. Он просто коснулся своего медальона, и отбросил в сторону кусочек камня – выдолбленный альмандин, прикрывавший настоящий знак.
В этот самый миг дух, притворявшийся Юси Табито, понял, как ошибался. В серебро на груди заклинателя был оправлен аметист, камень совсем иного Искусства.
Кай Джалин не был кровным магом. Он овладел Потоком, волшебством времени. И каждый раз, как лже-Юси отводил от него взгляд – срывался с места и вычерчивал новый знак, а потом возвращался, укладываясь в единый миг для всех, не владевших той же магией. И даже духи не могли уловить такого движения, если не знали о нем.
Пальцы заклинателя замелькали, складываясь в замысловатые знаки. Ровным, монотонным голосом Кай Джалин начал читать слова уничтожения.
Для всех глаз фигура Юси размылась, обратившись в беспрерывно подрагивающий силуэт. Темный дух ускорился сам, стараясь располосовать пленивший его свет и одновременно уходя от заклинания – чтобы оно сработало, его должен был четко слышать не только заклинатель, но и сам дух.
Это не помогло. Долей секунды спустя речь Кай Джалина превратилась для людей в невнятную скороговорку: он снова призвал собственную магию, многократно ускорив себя, оказавшись в одном временном потоке с духом и позволяя ему слышать губительные слова.
Фигура, потерявшая всякое сходство с человеком, дергалась в плену знаков, ускоряясь и замедляясь, пытаясь спастись от жгущих саму его суть слов. Не помогало, не выходило: Кай Джалин ни на долю мгновения не отставал.
Безумный вой хлестнул по стенам гостиницы; Ясаона ощутила, как по ее лицу течет кровь, Фуго охнул и схватился за живот, согнувшись от боли.
Плоть Табито разлетелась клочьями, Саяку поспешно отвернулась, не вынеся взгляда на корчащееся, невозможное существо. Темный дух полностью сбросил человеческую оболочку, открывая себя притяжению родного царства, стараясь уйти туда раньше, чем слова заклинания испепелят его.
Знаки держали крепко. Андзинь, не шевелясь, смотрела на духа.
Кай Джалин повысил голос, произнося последние слова. Печати разгорелись еще ярче, свет переплелся с воем – и на миг внезапно настала абсолютная тишина, в которой утонул каждый звук.
И эту тишину разрезал голос заклинателя.
– Син. Хао. Шисен. Познай погибель.
Ровное белое пламя вырвалось из тела духа, обратив его в пылающий столб, растворяя в себе черную изменчивую не-плоть, обращая ее в пепел, а пепел – в мельчайшую пыль.
Последний вопль погибающего ши-дженга был неслышен, но пронизал всех вокруг иглами ужаса и боли.
Затем знаки погасли. Темного духа больше не было.
– Вы задумали все это с самого начала, мастер Кай? – тихо спросила Ясаона.
Токэн пришел в себя еще ночью, и Саяку заверила, что с ним будет все в порядке, если обработать мазями. Телохранитель все равно выглядел мрачно и корил себя за то, что не смог сделать ничего.
Светало. Солнечные лучи пробивались сквозь окно, и Андзинь ходила по залу, меняя свечи в лампах. Гости едва успели отдохнуть, и их ночные сны были полны корчащихся теней и холодного страха.
– Я не думал, что здесь будет столько гостей, – сказал заклинатель, – но вы правы. Я говорил правду: только услышав о духе, и прикинув, кем он может быть, я нашел эту гостиницу, убедил хозяина временно уступить мне место за особую плату, и все подготовил.
– Андзинь – ваша помощница?
Служанка бросила короткий взгляд в сторону собеседников, но, как всегда, промолчала.
– Она в самом деле тут служит, – ответил Кай Джалин, – но вызвалась мне помочь. У Андзинь родственник погиб от рук темного духа, и у нее с ними свои счеты.
Он рассмеялся.
– Пожалуй, без нее я бы не смог убедительно сыграть хозяина. Так что я позаботился о ее защите: у нее под одеждой немало моих талисманов, которые бы ненадолго отразили нападение духа и подали мне знак.
– А если бы Ю… темный дух проявил себя позже? – спросила Ясаона. – Если бы успел убить кого-то из нас?
– Один подозреваемый бы выбыл, – холодно улыбнулся заклинатель.
– И все?
– Госпожа Ясаона, – Кай Джалин посмотрел ей прямо в глаза. – Я посвятил свою жизнь охоте на темных духов и их уничтожению. Я занимаюсь тем, что убиваю бессмертных. К миру людей я тоже отношусь… иначе.
Ясаона содрогнулась и отвела взгляд. Заклинатель сейчас выглядел расслабленным и довольным, но она не могла отделаться от мысли, что точно так же выглядит тигр после хорошей охоты и сытной еды.
Во дворе Фуго спешно седлал лошадь. Купец не желал оставаться в гостинице ни минуты; Ясаона бы последовала его примеру, если бы Токэн мог ехать.
– Днем приедет настоящий хозяин, – Кай Джалин поднялся, подхватил собранную сумку. – А мне пора. А, да, я уже попросил господина Фуго – попрошу и вас с госпожой Дзаи. Не описывайте мою внешность и мои умения, хорошо?
– Ложные, или истинные? – негромко спросила Ясаона.
Заклинатель улыбнулся и подкинул на ладони выдолбленный альмандин. Скрывать свое Искусство было незаконно, но Ясаона была уверена, что никто не жаловался на Кай Джалина.
– Любые, – сказал он, направляясь к выходу. – Тайне легче бороться с тайнами.
– Но есть ли тогда разница между тайнами? – невольно спросила Ясаона.
Вопрос застиг заклинателя на пороге. Тот оглянулся – без улыбки, холодно.
– Есть, – сказал он. – Мои тайны убивают не людей.
Он вышел. Ясаона глубоко вздохнула, бросила взгляд на молчаливо прибирающуюся Андзинь, потом – на потолок, где на втором этаже Саяку смазывала ушибы Токэна. И подумала, что исполнить просьбу Кай Джалина будет несложно.
Одна мысль об историях про духов и заклинателей уже вызывала у нее тошноту.
