— Мама, бабушка! — закричал он, и когда те оглянулись, указал рукой на «снеговика».
На голой мёрзлой земле быстро вращался небольшой белёсый ком. С каждым кругом он всё больше и больше увеличивался в размере, пока наконец не остановился в росте. Но не прекратил своего движения. А под ним стал зарождаться второй белёсый ком. Первый, все так же кружась, балансировал на верхушке второго шара, а тот, катаясь по земле, быстро набирал свою массу. И вдруг всё замерло. Эта конструкция из полупрозрачных белых шаров, поставленных друг на друга — нижний побольше, верхний поменьше — и правда напоминала снеговика. Не хватало только морковки да ведра на голове. Данила, открыв рот, как завороженный наблюдал за этим превращением. Он уже не первый раз наблюдал создание «снеговика», и каждый раз это доставляло ему огромное удовольствие.
— Даня, пошли! — мама потянула его за руку. Она опасалась «снеговика», так как не могла понять его природу и справедливо опасалась, что это одно из творений противника.
— Сейчас, сейчас, пусть он лопнет! — запротестовал Данила, одёргивая руку.
«Снеговик», мерцая изнутри приглушенным светом, издал негромкий мелодичный звук и осыпался каскадом мелких блестящих осколков, мгновенно исчезнувших на земле.
— Ооооо… — восторженно протянул мальчик.
— Пошли уже, — мама опять потянула Данилу за руку, и на этот раз он подчинился.
Вскоре пришли на поле. Бабушка лопатой разгребала сухую траву, по одной ей понятным причинам выбирала место и копала неподатливую почву. Мама с Данилой палками и просто руками разбивали комья земли, искали картофелины, морковку, свёклу. Пальцы ломило от холода, и мальчик согревал их дыханием. Вдалеке он видел еще людей, которые, так же, как и они, искали себе пропитание. Некоторые были группами, но виднелись и одинокие фигуры.
Данила устал, но не решался остановиться, с тоской поглядывая на бабушку с мамой. Те, не поднимая головы, копались в холодной земле. Наконец, бабушка с усилием выпрямилась, и Данила с облегчением понял, что они закончили. В этот раз овощей нашли много, почти два ведра. Потом сходили ещё в лес неподалеку, набрали три охапки хвороста.
После обеда мама с бабушкой выволокли из-за печки большую металлическую флягу, с трудом подтащили её к двери. Данила, сразу догадавшись, что мама собирается идти к реке за водой, тут же заканючил, чтобы и его взяли с собой. Бабушка запротестовала, но мама неожиданно легко согласилась. Видимо, ей не хотелось идти одной. Мальчик кинулся одеваться, от радости запутался в брюках и чуть не упал. Бабушка подхватила, поставила на ноги и, ворча себе под нос, стала вызволять его ноги из завязавшихся узлом штанин.
Мама дождалась, пока Данила соберётся, подцепила флягу крючком на тележке, повесила на второй крюк ведро и выкатила её из дома. Мальчик вприпрыжку бежал следом. Мама легко катила такую громоздкую на вид флягу по дороге. Небо разъяснилось, солнце вышло из-за облаков. Тележка дребезжала, скрипела, ведро раскачивалось, звонко ударяясь о штангу, и от всех этих звуков мальчику было почему-то очень весело. Он закинул голову и громко рассмеялся.
— Ты чего? — удивилась мама, но он только помотал головой. Такое не объяснишь.
На перекрестке их догнал воняющий дымом грузовик и, взревев двигателем, остановился. Из кузова выпрыгнул молодой парень, подбежал к ним.
— Здрассте, Анна Леонидовна! — Парень был в одной рубахе и тёплых ватных штанах, заправленных в подшитые валенки. — Вы меня не помните? Я Мишка, водитель нашей школы. Я помогал вам переезжать в наш посёлок месяц назад.
— Конечно помню, — тепло улыбнулась мама. — Как у вас дела, Миша? Как ваша мама?
— Спасибо, всё отлично. — Парень потёр красный нос, сунул руки подмышки и, стал пританцовывать на месте. — Вы на реку собрались? Садитесь, подвезём. Мы с парнями машину обкатываем, всё равно куда ехать.
— Да я же вот с этим, — рассмеялась мама, указывая на флягу.
— В кузов закинем, делов-то! Ребята, помогите, — крикнул парень в сторону машины.
Из кузова спрыгнули двое ребят и подбежали к ним. Легко подхватили тележку с флягой и потащили её к машине. Закинули наверх и сами залезли в кузов. Маму с Данилкой посадили в кабину. Мальчик отчаянно сопротивлялся, ему хотелось ехать с парнями, но мама запретила, напомнив, как он простыл после поездки месяц назад, когда так же ехал в кузове. Пришлось нехотя согласиться.
Миша дождался пока пассажиры устроятся на сиденье, стукнул в стенку кабины, дождался ответного стука и завёл машину. Мотор взревел, из трубы повалил густой дым.
— Вот до чего дошли, Анна Леонидовна! — Парень рассмеялся, выкручивая руль. — Бензин сейчас на вес золота, так на дровах ездить стали. Есть тут в здешней коммуне умелец, переделывает автомобили с ГСМ на газогенератор. Дров-то, слава богу, у нас хватает, вон какие леса вокруг. И не поймёшь, то ли вперёд шагнули с такими технологиями, то ли на сто лет назад откатились.
Он повернулся к Данилке и подмигнул ему.
— Может, ты, малец, доживёшь до таких времён, когда на чистой воде ездить будем. Зачерпнёшь из реки ведром, зальёшь в бак и — вперёд, к звёздам!
Данила, открыв рот, смотрел на парня. Он всем сердцем хотел быть таким же, как этот водитель, так же лихо управлять машиной, не важно, на чём она там едет, так же задорно смеяться и подмигивать одним глазом.
— Вся это война — откат в прошлое, — тихо произнесла мама. — Водопровода нет, про отопление уже давно забыли, электричество включают на час в день. И самое страшное — нет до сих пор чёткого представления, что из себя представляет наш враг. Сплошной информационный вакуум.
— Это да, — легко согласился Мишка. — Мы тут с ребятами на днях поспорили... — Он поморщился и потрогал челюсть. — И пришли к выводу, что это демоны ада к нам спустились. Или поднялись. На комете этой, которая уже полгода висит в небе и никак не улетит. Ну не может человек такие орудия убийства придумать. «Торопунчики» эти, «спиральки»… А чёрное солнце? Моя мать как увидела его, так сразу сказала — человечеству пришёл конец. А ведь тогда еще ничего и не было, ни Луну не долбанули, ни города не взрывали.
Даниле сразу стало скучно. Эти разговоры он слышал ни один раз, и они ему уже порядком надоели. Он отвернулся от водителя и стал смотреть в окно. Машина, дребезжа и подпрыгивая на кочках, неслась по улице. Дым стелился за ней серым облаком, формируя причудливую тень рядом.
Сначала они проезжали по территории посёлка. Мимо проплывали то восстановленные дома, то полуразрушенные строения, которыми еще не успели заняться. Потом, миновав пост охраны, они выехали за территорию, и за окном понеслись пустые поля, небольшие рощи с чёрными замёрзшими деревьями. Дорога здесь была отличная, асфальт сохранился почти без повреждений, и ход машины стал более плавным.
— А знаете, я думаю, что ничего они с нами не сделают! — запальчиво сказал Мишка после долгой паузы. — Как нас только не били… Кто нас только не бил… Выжили и даже сильнее стали. Ну вот и сейчас выживем. Мы тут с ребятами добровольцами на фронт собрались. Будем бить ублюдк… ой, простите! Будем бить тварей, кто бы они не были, американцы, пришельцы или черти с дьяволом во главе. Вы только маме моей не говорите, она с ума сойдёт. Я перед отправкой на фронт сам ей всё объясню, что так мол и так, не такой уж ваш сын шалопай, оказывается…
— Не скажу, — серьёзно ответила мама.
Когда подъехали к реке, там уже стояло несколько машин. Мама с Данилкой выбрались из кабины, подошли поздороваться со знакомыми. Мишка с парнями разгрузили кузов, вытащили флягу и покатили по пирсу к самому концу, где незнакомый мужчина уже набирал ведром воду из глубины, чтобы вода была чище, и заливал её во фляги.
Пока мама разговаривала, Данила поднял с земли длинную палку, подошёл к реке и с силой ударил по воде. На берег выплеснулись мутные в серой пене брызги, и мальчик замер от восхищения. Он побежал по берегу, крича от восторга сначала вполголоса, а потом всё громче и громче, ударяя палкой, иногда попадая по мутной воде, иногда — по земле, по камням, и тогда из-под мокрой гальки разбегались небольшие насекомые, которые, по-видимому, были нечувствительны к холоду.
— Эй, малец, чего кричишь? — К нему подошёл Мишка, вытирая лицо светлой тряпицей. Он уже натянул на себя толстую кофту, из-под глубокого капюшона торчал острый нос.
— Река, — сказал Данилка, широко разведя руками. В этом слове было всё — радость от поездки, от солнца, от голубого неба, от широкой реки с икрящейся водой.
Удивительно, но Михаил его понял. Подняв голову, он взглянул на небо, на блики на воде и, улыбаясь, повторил за мальчиком: — Река…
Чуть поодаль раздалось шуршание, резкий свист, и, оглянувшись на звук, Данила увидел белёсый шар, катающийся по земле.
— Снеговик! Снеговик! — пронзительно закричал мальчик, откидывая палку. Воистину, это был счастливый день.
— Погоди-ка… — Мишка попытался его придержать, но тот ловко проскользнул у него под рукой и бросился к вращающемуся шару, который уже набрал массу и начал зарождать верхний.
Данилка остановился в паре шагов от «снеговика», с восхищением наблюдая, как тот крутится на земле.
— Какой-то он не такой, как обычно, — заметил Мишка. Он наклонился над белыми искрящимися шарами, с любопытством их разглядывая, а потом и вовсе встал на колени перед ними. Этот «снеговик» и вправду отличался от тех, которых Данила видел раньше. Звук, с которым он зарождался, был пронзительней, напоминал визг пилы, свет не приглушённый мерцающий, как в прежних, а яркий, холодный, вызывающий резь в глазах. В глубине шаров угадывались то ли острые снежные шипы, то ли иголки.
К ним подошла мама, потянула Данилу за рукав.
— Я тебе сколько раз говорила не приближаться к ним! — сердито произнесла она.
— Ну мам! — возмущённо воскликнул мальчик, но та крепко ухватила его за рукав, развернула в обратную сторону и почти потащила к машине. — Ну дай…
На секунду берег реки озарила ослепительная вспышка, раздался грохот, остро запахло озоном, в спину мальчика что-то сильно ударило. И тут же всё стихло.
— Что случилось? – мама с тревогой огляделась по сторонам. Осмотрела мальчика, себя. — Это «снеговик» так взорвался?
Данила с опаской обернулся. «Снеговика» не было, но Михаил по-прежнему стоял на коленях на том же месте, едва заметно раскачиваясь.
— Миша, с вами всё в порядке? — поколебавшись, спросила мама. Она выпустила руку Данилы, подошла к водителю, тронула его за плечо. Тот мягко завалился на бок, голова ударилась о землю, из-под капюшона тягуче выплеснулось красное и серое. Мама в ужасе отпрянула, закричала, но тут же зажала рот рукой.
— Что такое? — заволновался мальчик, побежал к ней, но мама отрицательно покачала головой, схватила его за руку и потащила прочь от этого места. Навстречу им бежали люди, привлечённые её криками.
— Мама, что случилось? — повторил Данила, дёргая её за пальто. Она отпустила его руку, сделала шаг в сторону, склонилась над пожухлой травой, и её вырвало.
— Мама! – закричал мальчик.
— Всё хорошо, малыш, — хрипло ответила мама и вытерла рот платком. — Меня просто укачало. Пошли к машине, нам пора уезжать.
Данила оглянулся. Столпившиеся люди заслоняли обзор так, что Мишу не было видно. Они возбуждённо переговаривались, склонившись над тем местом, где еще недавно был «снеговик». Незнакомая женщина упала на колени, надрывно закричала, и от этого крика на душе у мальчика стало тоскливо и к глазам подступили слёзы.
— Миша заболел? — неуверенно спросил он маму, с трудом поспевая за её широкими шагами и постоянно оглядываясь назад.
— Потому что без куртки ходил?
— Он поправится? — выкрикнул Данила и остановился, упрямо скидывая мамину руку.
— Послушай, — мама поколебалась, присела на корточки перед ним. — Миша обязательно поправится. Скорее всего уже сегодня. И сегодня же он уедет на фронт. И будет там храбро сражаться с врагом.
— Нет, — резко ответила мама, встала и опять взяла Данилу за руку. — Они будут сражаться в разных войсках.
Она помогла мальчику подняться в кабину, залезла сама, устало облокотилась на спинку сиденья и закрыла глаза. Данила хотел ещё что-то спросить, но промолчал и лишь смотрел на её белое лицо, на новую, незнакомую ему морщинку у губ, на пульсирующую голубую жилку на виске.
Ему всю ночь снились кошмары. «Снеговик» крутился на мёрзлой земле как волчок, весёлый Мишка скалил зубы, рассказывал, как он чудесно устроился на передовой, и как ему тут все рады. Данила радовался вместе с ним, но тут лицо водителя покрылось мелкими трещинами, сползло вниз, обнажая белые кости, и мальчик закричал от испуга, проснулся и тут же уснул снова, успокоенный ласковым: «Тише, милый, это всего лишь сон. Мама рядом, мама никому не даст тебя в обиду».
После завтрака мама собралась в город, посмотреть списки раненых, прибывших в госпиталь. Данилку с собой не взяла, от чего тот расстроился и громко заревел от обиды. Но мама с бабушкой на его плач не обратили внимания, и пришлось прекратить. Глупо сидеть и реветь, когда никто не реагирует на твои рыдания.
Мама вернулась ближе к вечеру, когда на землю легли длинные тени и жёлтое солнце стало клониться к закату. Не раздеваясь, села к столу, тяжело опустила голову на сложенные руки. Бабушка подошла и молча присела на стул рядом. Они долго сидели, не говоря ни слова, а Данила наблюдал за ними, не решаясь подойти.
Остаток дня прошёл тоскливо. Бабушка примостилась у окна и при тусклом вечернем свете чинила одежду. Мама выложила свои учебники на единственном в доме столе и пыталась составить программу обучения для ребятишек. Начало учебного года откладывалось до конца осени, но с приходом зимы нужно было уже проводить занятия.
Данила расставил солдатиков на холодном полу и стал играть в войнушку, громко отдавая приказы своим командирам и иногда увлекаясь так сильно, что мама просила вести себя потише.
На ужин была гречка с овощами. Данила разнылся, гречку он не любил, но бабушка прикрикнула, и ему нехотя пришлось съесть то, что положили. На улицу его не пустили, и он опять залез на печку. Заниматься было совершенно нечем. Он закутался в одеяло и задремал. Проснулся от мужского голоса и в полудрёме попытался вслушаться в разговор.
— …я первый раз вижу этих людей. Запаковали тело и увезли с собой. Если и предъявляли какие-то бумаги, то я об этом ничего не знаю. Всё меняется, Анна Леонидовна. Меняется и, к сожалению, не в лучшую сторону. Эти твари, враг наш неведомый, постоянно перестраивают свою тактику. Теперь они уничтожают только существ из плоти и крови. Людей, собак, лошадей. Неживое не трогают…
Невидимый мужчина помолчал. Негромко звякнула посуда, послышался звук льющейся воды.
— Спасибо, очень вкусный у вас чай… Так вот, на примере вчерашнего «снеговика», — продолжил гость. — Когда он взорвался, то выкинул в воздух тончайшие лезвия из неизвестного материала. Это мне уже потом рассказали люди, которые тело забрали. Эти лезвия и убили парня, полоснули по открытым участкам тела – по лицу и рукам. Разрезали насквозь мышцы, кости, и рассыпались в пыль, как только достигли ткани. Капюшон изнутри даже поцарапан не был… Да вся одежда не повреждена была. То же самое с растительностью рядом — деревья, кусты, хоть на них тоже эти «лезвия» посыпались, но всё это осталось нетронутыми, не было ни одной царапины на поверхности.
— Вы хотите сказать, что мы с Даней выжили лишь потому, что повернулись спиной к «снеговику»?
— Да, вы с мальчиком были плотно укутаны, не было открытых участков тела на пути осколков. А неживое, в вашем случае одежду, эти «лезвия» не повреждают.
— Господи, как страшно… — произнёс тихий голос бабушки.
Данила не понял ничего из того, что сказал мужчина, но ему стало интересно и он осторожно свесил голову. За столом сидели мама, бабушка и пожилой мужчина с чёрной бородой. Бородача Данила знал, это был директор школы, в которой должна проводить занятия мама. Мальчик слез с печки, подошёл к столу, стеснительно поздоровался с гостем и залез на колени мамы.
— Вы и себе, и своему мальцу сшейте плащ, — посоветовал директор. — Такой, чтобы в случае опасности можно было сесть на корточки и полностью закутаться в ткань. С объёмным капюшоном. И ты, Данила, запомни, видишь что-то незнакомое — беги. Не надо подходить и рассматривать, тем более не надо ничего в него кидать и тыкать. А то в прошлом месяце у нас один парень в «тряпку» палкой ткнул и…
— Для него в этом мире всё незнакомое, — будто невзначай перебила говорившего бабушка. — Он ещё не понимает, что может быть опасным, а что нет. Но будем объяснять, спасибо вам, что делитесь информацией.
— Надо в школе уроки на эту тему проводить, — сказала мама, обнимая Данилку. — Показывать, какие опасные существа бывают, как от них прятаться.
— Да, насчёт школы, — директор кашлянул и отвёл взгляд. Данила почувствовал, как напряглась мама. — Я, вообще-то, ради этого разговора и пришёл к вам, Анна Леонидовна. Понимаете, боятся родители в школу детишек отправлять. Как не крути, а массовое скопление народа в закрытом помещении… А «торопунчики» как раз на такое скопление и слетаются. Чтобы всех разом… Так что не будет у нас занятий. Зря я вас, Анна Леонидовна, с прежнего места сдёрнул. Если хотите, я могу организовать переезд обратно в тот посёлок, где вы раньше жили.
— Спасибо, я подумаю, — безжизненным голосом произнесла мама. Она смотрела невидящим взглядом куда-то поверх головы директора, и тот вдруг сразу засобирался домой. До двери его проводила бабушка, мама так и осталась сидеть за столом, крепко сжимая Данилу.
— И ещё… — уже от двери сказал директор. — Ходят слухи, что тут в лесах какие-то бандиты появились. В основном кражами промышляют. Вы уж будьте поосторожнее. А то часто вы одна, Анна Леонидовна, по округе ходите, уже многие приметили.
Бабушка закрыла за гостем дверь, села к столу на своё место, не поднимая взгляд, тщательно разгладила скатерть.
— Возвращаться нам смысла нет, — тем же безжизненным голосом сказала мама. — На прежнем месте уроки были, но ни денег, ни продуктов за работу не давали. Перебивались подарками от родителей. Если вернёмся, умрём с голода. Здесь тоже умрём. Не сразу, конечно, но эту зиму мы точно не переживём.
— А ну прекрати, — прикрикнула на неё бабушка. — Что ты говоришь такое?
— Подумай сама. — Мама неотрывно смотрела в одну точку лихорадочно блестевшими глазами. — Всё к одному. Сначала я золото потеряла. Это было единственное, на что мы ещё могли выменять еду, и я так легко отдала его мошенникам. Потом работы лишилась. Я же всю жизнь была учителем, я больше ничего не умею делать. Зима на пороге, из еды запасов максимум на две-три недели. Через месяц мы кору с деревьев обгладывать будем. И ещё смерть этого мальчика… Он же такой юный был, на фронт собирался…
Данила запрокинул голову, непонимающе взглянул на бледное до прозрачности лицо мамы. Потом слез с её колен, встал рядом, неуверенно тронул руку.
— Да что с тобой? — с отчаяньем произнесла бабушка. — Ты же всегда такая сильная была, Анна. Мы с тобой в таких страшных ситуациях выживали, а тут ты из-за ерунды расклеилась… Подумаешь, золота и работы лишилась… Ты вспомни, как мы выбирались из горящего города. Сколько народу погибло, а мы выжили. Вспомни, как прятались от людоловов в том страшном поезде, Данечку чуть не потеряли, но ведь спаслись же! И сейчас выживем. Не бывает безвыходных ситуаций.
— Бывает. Но только один раз в жизни. — Мама с трудом оторвала свой взгляд от одной ей видимой точки и посмотрела на бабушку. — И, боюсь, эта как раз наша ситуация.
Данила с опаской отошёл подальше. Это была какая-то другая мама, и её он боялся. Он опять залез на печку, сверху наблюдая за женщинами. Мальчик чувствовал, что происходит что-то очень плохое, но в силу своего возраста не мог осознать всего происходящего.
В дверь с силой постучали. Бабушка вскинулась, но мама осталась так же безучастно сидеть на стуле.
— Здесь живет учительница Анна Леонидовна? — спросил грубый мужской голос.
Мама с усилием повернулась ко входу.
— Не открывай, Аня, — попросила бабушка.
Но та упрямо мотнула головой, встала, подошла к двери и вытащила засов.
— Я — Анна Леонидовна, — спокойно сказала она, открыв дверь.
— Ну, принимай гостей, — сказал невидимый собеседник и крикнул куда-то в темноту: — Клава, иди сюда, нашлась твоя пропажа.
— Она? — спросил женский голос, и Данила, встрепенувшись, стал шустро слезать с печки.
— Добрый вечер! — входя в дом и внося запах мороза и свежести, весело сказала Клавдия. — Ну вы даёте, Анна Леонидовна. Вы какой адрес мне написали? Почему поселок Новомоскитовка?
Мама охнула и прижала руки к груди.
— Мы, значит, как и обещали, приехали с мукой в Новомоскитовку, а такого дома, как вы написали, и нет нигде. Всё утро учительницу Анну Леонидовну искали. Потом поняли, что вы неправильный посёлок указали. И давай всех знакомых и незнакомых опрашивать, вдруг кто знает такую учительницу. Торговля стоит, товар портится, муж ругается, — Клавдия белозубо рассмеялась, подошла к бабушке. — Здравствуйте, я Клавдия, мы из коммуны, вы знаете наверное… Сюда муку ставить? — Гостья повернулась к маме и, не дожидаясь ответа, крикнула в темноту: — Ребята, ну, заносите, чего вы там копаетесь?
Мама стояла возле двери очень бледная, очень спокойная, только дрожащие руки выдавали её волнение.
— А колечко твоё действительно с бриллиантом, очень дорогое кольцо. Сильно дороже, чем я рассчитывала. Вынуждена вернуть тебе его, нет у меня столько продуктов, чтобы на него выменять. — Клавдия с видимым сожалением положила свёрток на стол. — Тут целая туша свиньи выйдет за такое кольцо, а то и не одна.
— А вообще у меня к тебе, Анна Леонидовна, есть разговор. — Клавдия прошлась по небольшой комнате, увидела Данилку. — А, вот ты где. Держи, гостинец тебе припасла.
Она достала из сумки большое красное яблоко и протянула мальчику. Тот с восторгом вцепился в него.
— Так вот, Анна Леонидовна, я тут поговорила с нашими… Нам в коммуну учитель для ребятишек нужен. Очень нужен. Пойдешь к нам? Жильём, одеждой мы обеспечим. И тебя и семью твою. Всем рады будем. И еда у нас всегда в наличии, живем не богато, но сытно. Как видишь, даже излишки продуктов есть, можем продавать, менять.
Мама провела дрожащей рукой по лицу, по горлу, хотела что-то сказать, но вдруг расплакалась.
— Ты чего? — удивилась Клавдия.
Мама пыталась сдержать слёзы, но они ручьём текли по её лицу.
— Мы думали, что вы нас обманули, — грызя яблоко, пояснил Данила. — Что взяли золото и убежали.
Клавдия с удивлением взглянула на него, подошла к маме.
— Серьёзно? Ты правда подумала, что я могу так поступить?
Мама стала плакать навзрыд.
— Да вы что… Как можно-то… — растерянно произнесла Клавдия, оглядываясь на своих парней, смущённо переступавших с ноги на ногу у входа.
Мама громко плакала в голос, как ребёнок, захлёбываясь в рыданиях, не в силах остановиться, бабушка шумно сморкалась в платок. А между ними стояла Клавдия и всё повторяла и повторяла, переводя растерянный и жалкий взгляд с мамы на бабушку и обратно:
— Да вы что… Как можно-то… Как можно… Разве можно так поступать? Разве в такое страшное время можно людей-то обманывать?!
