Следуй за мной
След вёл его за собой. Всё тот же широкий, уверенный и проминавший снег до самой замёрзшей земли, и вдоль него – широкие лыжные мазки вроде тех, что оставлял сейчас поднимавшийся на холм человек. Слева вздымалась отвесная голая скала. Человек поднял голову, осмотрел верхний край скалы.
– Есть там кто? – он скорее спросил самого себя, чем крикнул кому-то наверху.
Он двинулся вдоль скалы, почти задевая её пышным шерстяным свёртком за спиной. Верёвка в несколько витков шла от его правого плеча к левому подреберью, на левом плече висела винтовка. Обитые шкурами широкие лыжи надёжно держали на подъёме.
Стоило подняться, как налетел ветер. С вершины холма открылась обширная снежная долина с разбросанными каменными громадами выше торчащих тут и там сосен в белых шапках. Сплошным ковром лежали низкие серые зимние облака. И только где-то далеко впереди одинокий предзакатный луч пробивал эту пелену. Запыхавшийся человек достал из чехла на поясе складную подзорную трубу и с её помощью осматривал окрестности, что-то бормоча. Спускаясь с холма и огибая каменные глыбы, след пересекал долину и терялся где-то на берегу незамерзающей реки. За рекой проступали чёрные контуры леса.
– Когда ж ты угомонишься? – Человек зло выругался и сплюнул. Погоня продолжалась.
Он осторожно скользнул на лыжах вниз по склону, но на полпути резко затормозил, вглядываясь: что-то мелькнуло в россыпи камней у подножия ближайшего валуна. Зверь? Человек? Подзорная труба снова оказалась в руках, но больше ничего не шевельнулось, и преследователь продолжил спуск.
Памятуя о странном движении, он то и дело возвращался взглядом к валуну. Подойдя ближе к глыбе, человек вдруг скинул с плеча винтовку. Следы расходились. Пеший след тянулся дальше, а лыжный забирал резко влево.
Преследователь с винтовкой наперевес осторожно начал обходить группу камней, каждый из которых был величиной с лося.
– Стой, – раздался хриплый бас, когда один из камней остался позади. Человек застыл. – Ружо вниз. Или я стрелять.
Человек стал медленно опускать оружие.
– Так, вертай, – продолжал коверкать слова голос за спиной. – Вертай, вертай! Ко мне!
Человек медленно повернул голову. Издали могло показаться, что он седой, но то был иней на его чёрной бороде. Он был молод, а вот за его спиной из-за камня вышел высокий старик. На старике был вылинявший мундир поверх какого-то тряпья. Его седая нечёсаная борода спускалась до груди. На голове – лисья шапка. В руках он держал ружьё.
– Правый рука, – качнулось дуло ружья, – вверх!
Молодой преследователь убрал палец со спускового крючка и поднял руку.
– Здесь зачем? – спросил старик.
– За ним иду, – мотнул головой в сторону следов молодой.
– Не за мной? – прищурился старик.
– А ты кто вообще? – поморщился молодой.
– Охотник. Тоже за ним. Тебе зачем? – не опускалось ружьё.
– Золото, – пожал плечами преследователь.
Старик покивал и немного опустил оружие:
– Как звать?
Молодой немного расслабился.
– Рикс, – ответил он.
– Рыхс? – с северным гортанным акцентом переспросил старик. Рикс, слабо пожав плечами, кивнул. – У нас, – седой опустил ружьё и указал рукой на нож на бедре, – Рыхс – это нож. Я – Вольх.
Рикс улыбнулся:
– А по-нашему – Волк.
Старый охотник рассмеялся:
– Вольх и Нож! Друзья, – посмотрел он в глаза Риксу. – Не враги. Сай? Да?
Рикс медленно убрал винтовку за спину. Вольх кивнул.
– Он к реке идти. Я думать, перейти, – сказал он, тоже убирая своё древнее ружьё за спину. – В лес. Плохо.
– Почему? – левая рука Рикса медленно потянулась к внутреннему карману сюртука. Старик, напряжённо следя за его действиями, продолжал:
– Лес плохой, злой.
– Сказки, – усмехнулся молодой Рикс, вытягивая руку с портсигаром.
– Сказки? – погрозил пальцем старый Вольх и замотал головой, не сводя, однако, взгляда с молодого. – Вех, нет. Лес… могила. Один тяжело, – он указал на себя, потом на Рикса и сжал руку в кулак, – два тоже тяжело, но легче.
Рикс усмехнулся, раскурил две самокрутки и протянул одну Вольху.
– Теперь друзья! – улыбаясь и дымя, рассмеялся старик.
Они подошли к реке. Обманчиво вялое шевеление воды у берегов и бурная стремнина в середине. Глубина могла доходить до пояса, а могла быть ещё больше. Всё дно в скользких камнях. След пропадал на одном берегу реки, вновь появлялся на другом и как ни в чём не бывало тянулся дальше до самого леса.
Вольх выругался на своём языке, для Рикса это звучало как «хассе-мрассе-хоркр». Старик выудил из-под рубах костяной амулет и что-то зашептал, потирая его.
– Думаешь, вброд? – Рикса пробрала дрожь.
– Сай, да, – кивнул старик. – Потом костёр, сушить.
– Может, где-то мост или переправа есть? – Риксу явно не хотелось лезть в ледяную воду.
– Через Хессну нет мост, – удивлённо посмотрел на него Вольх.
– Через все реки есть мосты, старик, – не поверил молодой.
– Через Хессну нет мост, – повторил охотник. – Никто не жить, никто не ходить злой лес. Не за чем. Вех.
Молодой покачал головой и указал на следы:
– А ему зачем?
– Догнать, спросить, – усмехнулся Вольх, скидывая мешок со спины.
– Здесь? – вздохнув, кивнул Рикс на след. – Он перешёл, значит, и мы можем.
– Вех, нет, – помотал головой Вольх. – Не значит.
Они оставили тяжёлые вещи и пошли на разведку.
Нашли что-то похожее на брод немного выше по течению.
– Где по-нашему научился говорить? – спросил Рикс, когда они рубили деревца на слеги.
– Воевать, – гордо ответил Вольх и повернул голову, оттягивая воротник. Шею слева перечёркивал жирный белый шрам. Он с трёх ударов перерубил тонкий ствол.
– Меня на спуске заметил? – задал Рикс мучивший его вопрос.
Вольх поднял голову, посмотрел на далёкий холм, потом повернул голову к лесу.
– След сказать. – И замолк, оставив Рикса в большем недоумении. – Что там у тебя? – вдруг сам оборвал молчание Вольх.
– М? – не понял Рикс. Вольх ткнул пальцем в сторону чернеющего шерстяного свёртка. – А, это шкура.
Старик усмехнулся:
– Шкура на охота?
– Шуба, одеяло, подстилка, вещмешок. Тепло и удобно, – пояснил Рикс.
– Тяжело, – цокнул языком Вольх. – Если драться? Если бежать? – Он критически осмотрел свою слегу, кивнул.
– Не настолько тяжело, – помотал головой молодой. – Да и медведя отвлечёт, если что.
– А вольха? – рассмеялся Вольх.
– Одинокого волка не боюсь, – последний раз провёл ножом по слеге Рикс.
Вольх пошёл первым. Река здесь доходила до колен. Старик двинулся под острым углом к течению, и, изо всех сил упираясь посохом и ногами, трижды оступившись, но чудом не упав и не замочив ружья, по дуге преодолел поток. На другом берегу он отёр пот и махнул рукой.
Рикс проверил, хорошо ли держится на спине шкура, повесил так же по диагонали винтовку и ступил в воду. Вода залилась за голенища сапог, иглы холода пронзили ноги. Рикс направился было по той же траектории, что и Вольх, но его сразу стало сносить ниже. Он боролся с течением, пытаясь вернуться на путь Вольха, но словно бесы толкали его в бок и заплетали его ноги; камни на дне, казалось, прыгали и уворачивались от его сапог; а шуба кренилась с каждым шагом, норовя утащить за собой в омут.
Рикс почти одолел половину русла. Его уже сильно снесло, и вода поднялась почти до середины бедра. Вольх на том берегу что-то кричал и размахивал руками, но Рикс не слышал из-за шума воды. Его била дрожь. Руки вымокли по самые плечи. Он чувствовал, как пропиталось водой исподнее. Холод проникал всё глубже, мышцы окаменели. Снова потеряв равновесие, он неосторожно наступил на камень, и тот выскользнул из-под сапога. Наёмник подвернул ногу и ухнул на колени, оказавшись по горло в ледяном потоке. Его чудом не унесло – слега будто приросла ко дну и воткнулась в рёбра Рикса, нанизав его на себя.
Перехватило горло. Холод парализовывал, рвал тело, выворачивал наизнанку. Шкура намокла и тянула ко дну. Палка, спасая Рикса, вонзалась в подреберье, но он держался за неё, превозмогая боль, другой рукой судорожно ища опору.
Перед его лицом возникла усатая рыба. В диком потоке она держалась легко и свободно, лишь немного изгибала своё блестящее тело и вяло шевелила плавниками. Чёрные глаза рыбы изучали лицо Рикса. Рыба открыла и закрыла рот и умчалась прочь.
Рука вдруг нащупала надёжный камень. Рикс завопил от напряжения, ужаса и дикой боли, что было мочи рванулся вверх и встал на ноги, снявшись со слеги, которую тут же увлекло течением. Он пытался удержать равновесие и тянул через голову винтовку. Вцепившись обеими руками в ствол и используя оружие как посох, наёмник потащил себя вперёд. Поток всё трепал его, пытаясь закрутить и утащить, но Рикс продолжал идти, пока его не схватила крепкая рука Вольха. Выйдя из воды, Рикс без сил повалился на каменный берег.
Вольх опять сыпал бранными словами, и из всего этого «хрс-кр-кр» Рикс смог разобрать только «шкура», «подох», «ружо испортил». Его колотило, руки были цвета снега и такие же холодные.
Вольх убежал, и Рикс сквозь не стихающий шум воды в ушах слышал, как старик рубит ветви. Глаза начали слипаться, боль стала утихать. Но тут словно чёрная ветвь коснулась его лица, и Рикс очнулся и дёрнул рукой в попытке смахнуть её.
– Нельзя, – выдохнул Рикс и неловко и судорожно стал вылезать из петли, которой крепил к спине шкуру. С ещё большим усилием заставил себя снова подняться и неверным шагом, всё так же опираясь на винтовку, пошёл на звук.
Они расположились в стороне от следа в неглубоком овраге, на дне которого по торчащим сухим стеблям угадывался замёрзший ручей. Вокруг было полно хвороста и почти не задувал ветер. Вольх расчистил от снега пятачок и уже кипятил воду на огне. Рядом повалился Рикс. Вольх черпал кипяток кружкой и передавал Риксу. А когда тот норовил потерять сознание, лупил его по щекам.
Старый охотник по просьбе наёмника принёс шкуру. Когда её размотали, Вольх даже присвистнул: вещи в ней, и в том числе комплект нижнего белья, рубаха и портянки оказались на удивление почти сухими. Трясясь от холода, Рикс переоделся, едва не падая в костёр. Белое до синевы жилистое тело, старые шрамы по всей спине. Уже в полубреду, кое-как развесив вещи на просушку, Рикс съел пару сухарей и размоченное в кипятке вяленое мясо с солью, замотался в свою шкуру и заснул.
Вольх еще долго сидел, уставившись на след в снегу, который он не оставлял. След шёл по руслу ручья и обрывался в нескольких метрах от стоянки, будто кто-то стоял там, но ушёл, не решившись подойти. Старик сжимал амулет, что-то бормотал в бороду и мотал головой. «Вех…» - можно было услышать чаще других слов. В его глазах плясало пламя костра. Потом старик вздрогнул, поужинал, проверил ружьё и сходил за хворостом. Просыпаясь ночью от холода, он оживлял костёр.
– Рыхс! – разбудил наёмника голос Вольха. – Утро! Вставай!
Рикс застонал. Голова раскалывалась, тело трясло. Нащупал на боку очаг боли, откинул шкуру и задрал рубаху. Синий кровоподтёк на нижних рёбрах. Когда садился, чтобы снова выпить кипятка и замочить новую порцию мяса, пощупал подвёрнутую лодыжку – она отекла и болела.
Под пристальным взглядом старика Рикс отыскал винтовку и попытался её разобрать, но механизм заледенел – не поддавался даже затвор. Наёмник, завтракая, принялся отогревать оружие у костра. Старый Вольх отсел подальше.
Когда винтовка просохла, Рикс трясущимися руками снова попробовал ее разобрать и, отсоединив обойму, рассыпал патроны.
– Хассемрассе! – выругался Вольх и пошёл собирать вещи.
Когда он был уже готов двинуться в путь, Рикс ещё чистил оружие. Он протёр и смазал детали и патроны, собрал винтовку. Хлебнув горячей воды, передёрнул затвор и прицелился в дерево саженях в двадцати. Ствол ходил ходуном. Щёлкнул спусковой крючок. Осечка.
– Айх! – вырвалось у Вольха.
Рикс закрыл глаза.
– Надо идти, Рыхс! – вздохнул старый охотник. – В этот день не догнать! Не надо стрелять. Вечер ремонт.
Рикс покивал и стал собираться.
Вольх оглядел русло ручья, но следы вчерашнего нерешительного гостя занесло снегом. Однако, выбравшись из оврага, преследователи легко нашли след того, за кем они гнались. Он вёл в лес, и деревья будто расступались перед ним. Толстые чёрные недвижные стволы и голые ветви, провисшие под снежным гнётом, мёртвый кустарник.
Рикс обернулся – за едва не утопившей его рекой лежала равнина с застывшими волнами нанесённого ветрами снега и каменными валунами. Ветер занёс снегом их следы – и теперь уже невозможно было сказать, что там вообще кто-нибудь проходил.
– Она не пускать тебя сюда, Рыхс, – вдруг произнёс Вольх. – И теперь не пустить назад.
– Не пугай, дед, – прохрипел Рикс. – Сделаем дело, а там разберёмся.
Рикс шёл, словно во сне. Он механически переставлял ноги. Его била лихорадка. Поначалу нога простреливала болью на каждый шаг, но потом как будто смирилась и почти не напоминала о себе.
Мимо под скрип снега медленно проплывали чёрные деревья. След вёл напролом: тот, кто прошёл здесь, ломал кусты и тонкие деревца, и только толстые деревья могли заставить его обойти их. Над лесом пролетела птица, и преследователи отчётливо услышали шорох её перьев, а крик её пронзил само небо.
– Кто тебя послал? – обернулся к Риксу охотник. – За ним.
Рикс выпал из своих мыслей:
– А? – губы замёрзли и плохо слушались. – Он объявился в… – Рикс помолчал, вспоминая, – Перстке, такой грязный городишко у реки, может, знаешь. Девочки там, игры, стрельба, драки. В общем, веселился на полную. Так вот, он раньше был в банде или что-то типа того, и в городе его узнали. А потом – пфф… – Рикс усмехнулся: – Представляешь? Целый город сгорел. Куча людей там сгинула, а выжившие твердили, что это всё он. Один. Чтобы разобраться, послали погоню. Ну, и я там оказался.
– Почему ты один? – бросил через плечо старик.
Рикс нахмурился. Идти и говорить было трудно, он начинал задыхаться.
– Я… не знаю, как так получилось. Помню, лошади сбрасывали солдат, собаки отказывались брать след. А потом… – переводя дыхание, он помолчал и будто снова увидел бешеные глаза лошадей, пену на их губах, поджатые собачьи хвосты и оскаленные пасти. Снова в ушах зазвенело испуганное ржание, жалобный скулёж и визг. – …Все отстали; я ждал их на ночёвках, но никто не догнал.
– Айх, – покачал головой охотник.
– Но это значит, – улыбнулся Рикс, – что вся награда достанется мне.
Вольх снова через плечо бросил взгляд на спутника.
– Ну, и тебе, конечно, если поможешь, – спохватился молодой наёмник.
Впереди оглушительно затрещало, и преследователи замерли. Они смотрели, как толстый ствол заваливается в сторону от них, разбрасывая снег и вырывая комья чёрной замёрзшей земли.
– Много золота? – спросил старик, когда все стихло, и они продолжили путь.
Рикс снова улыбнулся:
– Столько, что хватит тебе до конца жизни.
Они прошли мимо упавшего дерева и его вывернутых корней.
– А ты, дед? – проводив глазами разверзшуюся яму, спросил Рикс. – Зачем он тебе?
Вольх что-то прорычал и сплюнул. Наёмник подумал, что старик не ответит, но тот заговорил:
– Он идти через мой хывес... мой деревня. Забрать людей. Они сойти с ума. Идти убивать. Я старый, меня не брать. Забрать сын.
Риксу стало неловко: Вольху было тяжело говорить. Но старик продолжил. Коверкая слова и перемежая их своим северным наречием, он рассказал, как они с товарищем пошли по следам ушедших людей из деревни и нашли их убитыми в какой-то кровавой бойне. Как он хоронил своего сына. И как поклялся отомстить. Они напали на след и бросились в погоню. Но чем дольше они шли, тем страннее вёл себя товарищ.
– Он тоже сойти с ума. Один ночь он напасть. – И Вольх глухо добавил: – И я убить его.
– Ты убил друга? – нахмурился Рикс.
Вольх остановился, повернулся к спутнику. Рикс увидел, что пальцы старика сжимают амулет.
– Не друг, вех. Но я… жаль. И теперь я, – он указал на следы, – убить его.
Они двинулись дальше и каждый думал о своём. Вольх неутомимо выбирал дорогу. Рикс кое-как поспевал за ним, всё больше выбиваясь из сил. Пот стекал по его лицу, но где-то глубоко внутри ему всё еще было холодно, и он никак не мог согреться. Чёткие следы на снегу влекли их всё глубже в безжизненный лес.
– Ш-ш, – остановился и приложил палец к губам Вольх. Он присел на корточки, словно прислушиваясь к шороху снега. – Слышать?
Рикс затаил дыхание.
– Я только скрип деревьев слышу, – покачал он головой.
Вольх поднялся и махнул рукой. Сотню шагов они проделали в молчании.
– Когда это было? – прервал тишину запыхавшийся Рикс.
– Кещ? Что? – переспросил Вольх.
– Когда ты вышел из деревни? Я иду за ним восьмой день. Я не проходил деревень. И… я не помню, когда увидел твои следы.
– И что? – прорычал старик. – Я идти пол-луны, и не видеть город гореть.
– Бесовщина какая-то, ты ничего не путаешь? – мозг Рикса совсем отупел от холода, болезни и усталости. – Как так может быть?
– Бе-сов-щи-на, – не оборачиваясь, повторил по слогам Вольх, – сай!
На привале Рикс снова замотался в шкуру, и пока его веки смыкались, наблюдал за стариком.
Вольх сидел с застывшим взглядом, пальцы его сжимали амулет, губы шевелились. Гримасы искажали черты его лица, или то была игра теней от костра – Рикс уже не понял и впал в болезненную дрёму.
Когда Вольх растолкал его, Рикс долго не мог сообразить, где находится. Он плохо выглядел: синяки под глазами, бледная кожа, непроходящий кашель. Пока он вливал в больное горло кипяток, старик набрал снега потушить огонь. Рикс остановил его:
– Не надо.
Тот удивился:
– Почему?
– Я не могу больше идти. Я, – Рикс зашёлся кашлем, – отлежусь и пойду назад. Мне не догнать его.
Вольх нахмурился:
– Не мочь идти?
Рикс кивнул.
– Ну, – подумав, проговорил Вольх, – тогда ты сам, я сам.
Рикс поднял голову и печально улыбнулся охотнику:
– Догони его, старик!
Тот кивнул и, собрав вещи, бодро зашагал по следу.
Вольх отсчитал полторы тысячи отпечатков ног беглеца, когда шаг его стал замедляться. Он расчистил место на поваленном дереве, сел.
Старик снял и развязал свой мешок, положил на колени старое ружьё и всё критически осмотрел. Сжав рукой за пазухой амулет, крепко задумался. Он буравил взглядом след, губы шевелились. Начавшая было мотаться из стороны в сторону голова замерла. Молодой плох и не доживёт до рассвета, а погоня может продолжаться ещё не один день. Да, молодой плох. «Сай», – прозвучало в мёртвом лесу, словно это сказал не старик, а кто-то другой.
Вольх, встал, завязал мешок, закинул на плечо ружьё и решительно зашагал обратно.
Уже начинало темнеть, когда охотник вернулся. Вольх не таился. Он просто шёл к завёрнутому в шкуру телу. Вольх снял мешок, приставил к дереву ружьё.
– Рыхс, – тихо позвал он, обходя костёр. Шкура не шевелилась.
Когда спина Вольха скрылась за деревьями, Рикс дал волю чувствам.
Ему хотелось кричать, но он мог лишь слабо скулить и хрипеть. Его трясло от холода и ярости. Он взял топор и рубил хворост, пока очень скоро вконец не обессилел. Выступили слёзы горечи.
Рикс докинул дров в костёр и поставил топиться снег. Чтобы успокоиться, наёмник принялся заново разбирать и чистить винтовку.
– Будут ещё заказы, ещё заживём, – работая шомполом, шёпотом пообещал он освещённому светом костра изломанному дереву.
Ещё более аккуратно, чем утром, он протёр все сухой портянкой, и заново смазал.
– Завтра проверю, – он допил кипяток, поставил кружку рядом на снег.
Тело ломило, безумно хотелось спать.
– Сон – самое верное лекарство, правильно, отец? – спросил Рикс в пустоту, закутываясь в шкуру. – А этот дед, наверное, решил уже, что я окочурюсь тут… Он бы и винтовку бы мою прихватил.
Налетел порыв ветра, и дерево качнуло голыми ветвями. И Рикс понял.
Вольх уже держал наготове нож. До тела оставалось два шага. Секунду он мешкал: его насторожило, что он нигде не видит винтовки молодого наёмника. Но он бросился вперед, ударив ногой пустую кружку, хватая и сдёргивая шкуру, уже готовый к испугу в глазах и предсмертному затихающему хрипу. Как это было в прошлый раз.
Но под шкурой был снег. Специально уложенный снег, повторяющий контуры человеческого тела. А потом грянул выстрел, и пуля пробила старику грудь.
Глаза слипались неимоверно и даже как будто скрипели, как скрипел сегодня снег под его лыжами. Рикс лежал в снежном гробу, выставив наружу лишь дуло винтовки и оставив небольшое отверстие для дыхания и обзора.
Когда когти холода уже содрали всё мясо с его костей, когда от всего тела когда-то здорового и сильного наёмника остались лишь пытающиеся навсегда закрыться глаза, а в промёрзшей насквозь голове стучала лишь мысль «он не придёт, я ошибся, он не придёт, а я умру здесь», в круг неверного света угасающего костра ступила тень. Вольх подошёл к приманке и, занеся нож для удара, отдёрнул шкуру.
Рикс молился, как не молился никогда. И в этот раз винтовка отработала как часы.
– А ты ведь не за нас воевал, старик, – зубы Рикса выдавали такую дробь, что он сам не мог разобрать, что говорит.
Он кое-как выбрался из снега за пределами стоянки, куда зарылся незадолго до прихода охотника. Он окоченел так, что уже не мог представить, что ему когда-то в жизни было тепло. С винтовкой наготове, еле переставляя ноги, подошёл к костру и телу Вольха и выстрелил ещё раз.
Рикс вытряхнул снег из шкуры, с головой закутался в неё и, обняв колени, провалился в лихорадочное забытье. Утром – следующим или каким-то другим – воскресил костёр – надо было набраться сил перед возвращением. О новой переправе через реку наёмник старался не думать. Он сидел у костра, накинув на спину шкуру, держал обжигающе горячую, но неспособную согреть его кружку обеими руками и уже даже не дрожал. Он смотрел куда-то перед собой, туда, где присыпанное снегом чёрное дерево можно было принять за человеческий силуэт. «Отец, – шевелились губы больного, – вот и мой первый северный. К тебе отправил. Ты уж прими его по-нашему». Он беззвучно рассмеялся, потом зашёлся кашлем. Костёр выстрелил искрами, Рикс вздрогнул, стряхнул угольки со штанов. Поднял голову, чтобы снова посмотреть на силуэт – но не смог его найти.
Надо было собираться. Рикс проверил мешок Вольха: немного сухарей и вяленого мяса перекочевали к наёмнику, а посуда, огниво, топор и прочее остались нетронутыми. С тела мертвеца негнущимися пальцами снял добрый ремень; с трудом разжав мертвую хватку охотника, забрал нож. Свернул пожитки в шкуру, привычно обвязав её верёвкой и стянув для верности ремнём старика. Возиться с телом Вольха сил и желания не было, и Рикс решил бросить его на корм падальщикам, если они тут есть.
Вершины голых деревьев царапали густое зимнее северное небо.
– Тут солнце вообще бывает? Откуда мы пришли, старик? – повернулся к мертвецу Рикс. Шатаясь, припадая на больную ногу, он вновь обходил стоянку и не мог найти ни оставленных ими с Вольхом следов, ни ведущих сюда следов того, за кем они гнались. Зато на снежном полотне прекрасно выделялся след, уходящий ещё дальше в лес.
– Бесовщина какая-то, – простучали зубы Рикса. Он снова оказался перед зовущим вглубь леса следом. Вот и оно, это чёрное дерево в форме человека. Взгляд Рикса примёрз к нему на целую вечность.
– Да, отец, – шевельнулись губы наёмника, и последнее тепло его тела вышло паром этих слов.
Рикс нацепил лыжи, с трудом поднял и закинул на спину свёрнутую шкуру, на левое плечо повесил винтовку, и снег заскрипел под его лыжами.
А след звал его вперёд – всё такой же широкий, уверенный и проминающий снег до самой промёрзшей земли, будто здесь прошёл сам бог.


