Клава Назарова
Перепосты я не особо люблю, но этот надо закинуть в наше сообщество. Остров - древний городок к югу от Пскова. Про него надо писать отдельно, а пост сейчас не о нем.
12 ДЕКАБРЯ - ДЕНЬ ПАМЯТИ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА КЛАВДИИ НАЗАРОВОЙ...
Клавдия Ивановна Назарова родилась 1 октября 1918 года в городе Остров в крестьянской семье. Окончила 10 классов средней школы и 1-й курс Государственного ордена Ленина института физической культуры имени П. Ф. Лесгафта. До войны она работала старшей пионервожатой в школе.
С началом Великой Отечественной войны и захватом города Остров оккупантами Клавдия Назарова стала работать в швейной мастерской.
Из оставшихся в городе комсомольцев организовала подпольную организацию, в задачи которой входили организация сопротивления оккупантам, распространение сводок Совинформбюро и разведка. Сведения о действиях оккупантов передавались в партизанский отряд, и партизаны наносили точные удары по оккупантам.
Кроме того, подпольщики под руководством Клавдии Назаровой помогали военнопленным бежать из лагеря и добираться до партизан. Было спасено более 50 человек. Оккупанты догадывались о существовании подполья, но долго не могли выйти на след организации. Только по доносу предателя они сумели выйти на Клавдию Назарову, и 7 ноября 1942 года она была арестована. Больше месяца её подвергали тяжелейшим пыткам, но она не выдала никого из своих товарищей.
12 декабря 1942 года оккупанты публично казнили её на площади города Остров. Три дня тело девушки провисело на виселице, и только потом было разрешено похоронить её.
В 1947 году виновные в казни Назаровой — военнопленные Карл Зассе (он отдал приказ о казни) и Александр Лантревиц — были осуждены в рамках Новгородского судебного процесса к 25 годам каждый.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 августа 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования в тылу немецко-фашистских войск и проявленные при этом геройство и мужество Назаровой Клавдии Ивановне посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Табачник — значит фашист
Умер, не дожив до пенсии? Молодец! Значит помог государству, которому не придётся тратиться на выплату тебе пенсии. А значит эти деньги можно положить в карман толстосумам. Такова «логика» табачников.
Ниже приведён фрагмент из фильма «Деньги с дымком».
Смотрите и распространяйте!
А спорим, вы не знали...
Что в Венеции почту и продукты до сих пор доставляют по воде. Курьеры используют маленькие лодки с моторами — и да, у них даже бывают водные пробки. А тут пробок нет.
Советские военнопленные и Женевская конвенция 1931 года. Часть 6
Предыдущие части:
Отношение к советским военнопленным после освобождения и после окончания Второй Мировой войны.
В отличии от советских военнопленных, попавших в плен в ходе Финской войны, и после окончания которой - бОльшая часть (примерно 80%) оказалась осуждена и отправлена в лагеря (часть из них с началом ВОВ были реабилитированы и призваны в Красную Армию); советские военнослужащие попавшие в плен и освобожденные в ходе ВОВ, в основном, не подвергались каких либо особых дисциплинарных мер, в отношении себя.
Опубликованы сводные данные по итогам работы проверки освобождённых военнопленных в спецлагерях НКВД и Смерш с октября 1941 по март 1944 года: из 317 594 направленных на спецпроверку в эти лагеря бывших военнопленных по её итогам возвращены в Красную армию и в войска НКВД 227 618 человек (71,6 %), направлены на формирование штурмовых батальонов 8225 человек (2,5 %), направлены в оборонную промышленность 5716 человек (1,7 %), направлены в госпитали без возвращения в спецлагеря 1529 человек (0,4 %), арестованы 11 283 человека (3,5 %), умерли во время проверки 1779 человек (0,5 %) и оставались на проверке на момент составления документа.
Советский и российский военный историк Г. Ф. Кривошеев указывает следующие цифры, основанные на данных НКВД: из 1 836 562 солдат, вернувшихся домой из плена, 233 400 человек были осуждены в связи с обвинением в сотрудничестве с противником и отбывали наказание в системе ГУЛАГа.
Эти сведения дополняются следующей информацией: из 1 млн 836 тыс. вернувшихся из плена 1 млн 230 тыс. бывших военнопленных сразу были направлены в Красную армию.
Дальнейшая судьба попавших в Красную Армию бывших советских военнопленных, была различна, все зависело от командира: где-то их воспринимали, как обычное маршевое пополнение, где-то – как «запятнавших себя пленом», и поэтому ставивших на особо опасные участки фронта.
Так, например, из 9 человек бежавших с Девятаевым из концлагеря, войну пережили четверо: собственно, сам Девятаев, два офицера, которые бежали с ним (они, как и Девятаев, долго проходили проверку контрразведки и поэтому на фронт не попали), и солдат Адамов, которые вместе с остальными 6 беглецами был выпущен на фронт для пополнения состава 397-ой стрелковой дивизии, и единственный выжил (был ранен) после одной из операций (остальные погибли).
В проверочные лагеря и в спецлагеря НКВД были направлены только около 600 тыс. бывших военнопленных (из которых были осуждены более 233 тыс. человек), остальные 370 тыс. после проверки, которая могла занимать несколько месяцев, также были освобождены.
Стоит отметить, что при фильтрации бывших советских пленных сотрудники СМЕРШ делали существенную разницу между солдатами и офицерами.
Последних подвергали более тщательной проверке, и у них шансы попасть в ГУЛАГ были гораздо выше. Статистика показывает, что из общей массы всех репатриированных (то есть всех бывших пленных и остарбайтеров) в советские лагеря отправились 6-8 процентов рядовых солдат, в то время как для оказавшихся в немецком плену офицеров Красной армии эта цифра была гораздо выше. Ведь их особенно тщательно проверяли на предмет возможного сотрудничества с немцами.
Освобожденные из плена военнослужащие рядового и сержантского состава, не служившие в германской армии или изменнических формированиях, были разбиты на две большие группы по возрастному признаку — демобилизуемого и недемобилизуемого возраста.
Первых, почти 300 тысяч, отпустили в 1945-46 годах по домам вместе с демобилизуемыми обычными красноармейцами.
Бывшие пленные недемобилизуемых возрастов в соответствии со специальным постановлением Государственного комитета обороны от 18 августа 1945 года направлялись в рабочие батальоны для работы в промышленности и восстановления разрушенных во время войны объектов.
Отправление их домой ставилась в зависимость от будущей демобилизации из армии военнослужащих срочной службы соответствующих возрастов.
Некоторым из бывших пленных повезло – они смогли поучаствовать в войне с Японией. То есть впоследствии на них распространились льготы как на участников войны.
А те, которые после плена не смогли повоевать, уже не считались участниками войны.
Летом 1946 года рабочие батальоны были расформированы, а к зачисленным в них стал применяться термин «переведенные в постоянные кадры промышленности».
Они не имели право сменить место работы и вернуться к себе на родину даже после демобилизации из армии их сверстников.
Некоторых кто сумел доказать, что участвовал в Движении Сопротивления, не сотрудничал с немцами освободили и отпустили домой.
Следует учесть что «сотрудничество с немцами» в те времена определялось не только службой в различных коллаборационистских формированиях.
Работал на немецком заводе, пусть даже насильно, выживал в лагере, за кусок хлеба расчищал завалы после бомбардировок – значит, сотрудничал с гитлеровцами.
Они были ущемлены во многих правах.
Они отстранялись от участия в политической жизни, при поступлении в высшие учебные заведения на них смотрели с опаской, их не считали участниками войны.
Общее отношение ветеранских организаций было: «Мы Берлин брали, а они снаряды немцам делали и подносили».
Лишь в 1956 году президиум ЦК КПСС принял решение о создании комиссии под председательством Маршала Советского Союза Г.К. Жукова с задачей разобраться с положением вернувшихся из плена военнослужащих Красной Армии.
По инициативе этой комиссии было принято постановление «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и их семей», в котором была осуждена практика огульного политического недоверия, применения репрессивных мер, а также лишения льгот и пособий в отношении бывших советских военнопленных и членов их семей.
В результате было принято решение о реабилитации тех военнослужащих которые попали в плен в условиях, вызванных боевой обстановкой, то есть не добровольно. С 1957 г. дела бывших советских военнопленных были в основном пересмотрены. Многие были реабилитированы. Им восстановили воинские звания и пенсии, вернули награды. Получившие ранения и совершившие побег из плена были награждены орденами и медалями.
Собственно, именно об этих бывших советских военнопленных, был снят великолепный фильм «Чистое небо», 1961 г, режиссером которого был фронтовик - Григорий Чухрай.
В фильме рассказывается о тяжелой судьбе летчика Астахова.
Лётчик Алексей Астахов воевал и попал в плен, потом бежал. В мирное время Алексей столкнулся с недоверием и подозрительностью — как военнослужащий, побывавший в плену и тем самым «запятнавший моральный облик советского лётчика». Алексей страдает, не может найти работу по профессии и место в жизни. Его спасает любовь Саши Львовой, которую она пронесла через войну и все трудности послевоенного времени. После смерти Сталина, Астахова вызывают в Минобороны, где вручают награду — медаль «Золотая Звезда». Алексей возвращается в авиаотряд и испытывает самолёты.
У героя было несколько реальных прототипов – один из них, Николай Лошаков , попавший раненным в плен 27 мая 1943 года и вступивший для побега в РОА и угнавший для побега самолет: после успешного приземления в 11 августа 1943 года, ему дали 3 года лагерей ( отсидел 2 года), бежавший с ним техник, получил 20 лет лагерей ( отсидел 6 лет).
Лошакова реабилитировали и вернули награды только в 1959 году;
Подлинны ли эти записи из дневника немецкого солдата, воевавшего под Сталинградом?
В последние годы в СМИ и соцсетях (и частенько — на Пикабу) можно встретить выдержки из записок, демонстрирующие отчаяние в рядах вермахта на рубеже 1942–1943 годов. Мы выяснили происхождение этого текста.
Как сообщается в некоторых публикациях, эти фрагменты взяты из дневника пленного немецкого унтер-офицера 9-й роты 578-го пехотного полка 305-й пехотной дивизии вермахта, участвовавшего в штурме Сталинграда в 1942–1943 годах. В 1953 году мужчина, чьё имя не называется, якобы вернулся в родную Германию.
Дневник начинается в октябре 1942-го с пафосных записей о том, что жизнь в бедности заканчивается, поскольку скоро арийцы «заберут свою землю» у славян и «завтра» будут на том берегу Волги. Однако день за днём автор всё сильнее впадает в уныние, ведь захват города даётся нелегко. За неполные две недели боёв за здание школы батальон теряет 70% списочного состава (более 200 человек), причём оказывается, что строение, а потом его руины обороняли всего 15 советских солдат. Прибытие подкреплений оборачивается новыми потерями, и неожиданно для себя немцы сталкиваются с контрнаступлением Красной армии в 25-градусный мороз. Унтер-офицер отмечает, что за всё время не видел ни одного пленного русского — «все сражались до смерти», и констатирует: война — «это вовсе не весёлая прогулка, как обещал нам фюрер», ведь один четырёхэтажный дом приходится обстреливать в течение двух месяцев.
В конце концов автор дневника попадает в окружение. 2 февраля 1943 года в одной из своих последних записей он пишет: «Я бы на месте русских уничтожил всех нас… Нас всех, чёртовых немцев, возомнивших себя непобедимыми полубогами, высшей расой, обёрнутой в лохмотья, которые сняли с убитых товарищей, и уже готовой сто раз продать и Гитлера, и Германию за глоток горячего чая…»
В разное время выдержки из дневника приводили «Аргументы и факты», телекомпания «Мир», газета «Звезда шахтёра» и Telegram-канал Никиты Михалкова «Бесогон». Цитаты также зачитывают школьникам в российских библиотеках. Публикации предполагаемых записей немецкого офицера набирают сотни тысяч просмотров во «ВКонтакте» и на «Пикабу».
Скриншот материала АИФ
В открытом доступе есть немало дневников, которые вели участники Второй мировой войны, в том числе немецкие военные. Например, в музее-заповеднике «Сталинградская битва» хранится дневник ефрейтора, служившего в 10-й роте того самого 578-го пехотного полка 305-й пехотной дивизии вермахта, в котором служил предполагаемый автор разошедшихся по соцсетям записей. Правда, в дневнике из музея записи куда менее пафосные — нет в них ни прославления Гитлера, ни рассуждений о заслуженной участи немцев.
В то же время в изучаемом дневнике есть многочисленные неточности и странности.
Если верить автору, 5 октября 1942 года его батальон якобы находился в 600 м от берега Волги и в течение последующих двух недель штурмовал развалины школы. Однако в реальности 6 октября весь 578-й полк был переброшен в северную часть Сталинграда, прибыл туда 13 октября и на следующий день начал участвовать в штурме тракторного завода.
Кроме того, 6 октября автор пишет, что другая штурмовая группа якобы смогла взять аптеку и некий дом №78. В действительности аптека (также называвшаяся Белым домом) и дом №78 были захвачены только 11–12 ноября.
О 15 солдатах, якобы оборонявших один сталинградский дом от целого батальона, в российской и советской историографии не рассказывается, хотя Сталинградская битва детально изучена. По воспоминаниям защитника города Ивана Афанасьева, не более 15 человек одновременно обороняли легендарный дом Павлова (суммарно защитников было больше), однако это совсем не то здание, о котором идёт речь, да и этот дом не был взят немцами.
Как и на других участках фронта, под Сталинградом некоторые советские военные попадали в плен, тем более в тот период, когда немцы наступали. Автор же дневника пишет, что о таких случаях не слышал.
Наконец, в одной из ранних публикаций дневника запись от 29 января 1943 года гласит: «Пытаюсь вспомнить, когда я последний раз ощущал себя непобедимым потомком ариев, по-моему, это было 5 октября 1943 года». Автору вряд ли удалось слетать в будущее — просто в последующих публикациях ошибка была исправлена, и теперь там значится «5 октября прошлого года».
«Проверено» не нашло следов публикации этого дневника до 2019 года. Цитаты из него не встречаются в более ранних источниках как на русском, так и на немецком языке.
На «Пикабу» эти выписки якобы из дневника немецкого военного регулярно публикует пользователь @G.Veretelnikov. Этот аккаунт принадлежит писателю Геннадию Веретельникову, в последние годы получившему несколько дипломов и наград за патриотические произведения.
На «Пикабу» автор рекламирует собственные книги и собирает пожертвования на их переиздание. Рассматриваемый в разборе дневник — часть его романа «Письма о войне» (издан не позднее 2019 года). Автор напрямую не пишет, что это художественное произведение, и предваряет выдержки так: «Когда-то, очень давно мне попался перевод дневника пленного немецкого унтер-офицера 578-го пехотного полка 305-й пехотной дивизии вермахта…» Тем не менее, как уже говорилось выше, до Веретельникова дневник никто и нигде не публиковал, тем более на русском языке.
Но был у писателя и свой источник вдохновения. Ещё в 1959 году маршал Василий Чуйков, командовавший одной из армий в Сталинградской битве, опубликовал выдержки из дневника немецкого солдата Вильгельма Гофмана. В этом дневнике (как сообщается, из личного архива Чуйкова) рассказывалось, какой ценой Вермахту дался штурм одного местного элеватора. Внутри здания, утверждал Гофман, впоследствии было найдено около 40 тел советских военных. Позднее этот текст неоднократно попадал в другие издания.
В 2011 году в радиоэфире «Комсомольской правды» Владимир Мединский, возглавлявший тогда Комитет Госдумы РФ по культуре, подал эту историю несколько иначе:
«Я читал дневник немецкого солдата, который воевал под Сталинградом, попал в плен, а в 1953-м, здоровый и счастливый, вернулся домой. Потом в Западной Германии был издан его дневник. Он пишет: "1 октября 1941. Наш штурмовой батальон вышел к Волге. Точнее, до Волги ещё метров 500. Завтра мы будем на том берегу — и война закончена". "3 октября. Очень сильное огневое сопротивление, не можем преодолеть эти 500 метров. Стоим на границе какого-то хлебного элеватора". "6 октября. Чёртов элеватор. К нему невозможно подойти. Наши потери превысили 30%". "10 октября. Откуда берутся эти русские? Элеватора уже нет, но каждый раз, когда мы к нему приближаемся, оттуда раздаётся огонь из-под земли". "15 октября. Ура, мы преодолели элеватор. От нашего батальона осталось 100 человек". А дальше: "Оказалось, что элеватор обороняли 18 русских, мы нашли 18 трупов". Представляете? 18 трупов. И их штурмовал батальон».
Впоследствии этот рассказ в изложении Мединского начали публиковать на других ресурсах. Веретельников же органично встроил его в свой дневник немецкого офицера, заменив элеватор на школу, поменяв даты, расстояния и численность оборонявшихся советских солдат.
Таким образом, распространяемый в соцсетях и СМИ дневник немецкого офицера — не более чем художественный вымысел, частично построенный на более ранних публикациях.
Наш вердикт: фейк
«Проверено» в Телеграм
В сообществе отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла)
Героизм партизан в Бериславском и Каховском районах Херсонской области: Засады, рейды и вклад в победу во Второй мировой войне
В период немецкой оккупации Херсонской области в 1941–1944 годах Бериславский и Каховский районы стали центрами партизанского сопротивления, где степная местность усложняла операции, но не подавляла дух борьбы. Оккупация, часть Рейхскомиссариата Украина, принесла массовый террор с тысячами жертв среди военнопленных, партизан и гражданских разных этносов. Местные жители — коммунисты, рабочие и колхозники — создавали подпольные группы, полагаясь на поддержку населения, где семьи обеспечивали укрытие и разведку, подчеркивая коллективный характер движения, координируемого херсонским "Центром" Ф.А. Комкова, объединившим к 1943 году свыше 300 человек.
В Бериславском районе отряд М.И. Павловского (около 30 человек) с августа по ноябрь 1941 года атаковал комендатуры, взрывал склады в Горностаевке и гарнизоны в Саблуковке, захватывая пленных, оружие и радиостанции. Несмотря на окружения и бомбардировки, они прорывались, соединяясь с отрядами вроде С.А. Ковпака. В Каховском районе группы Е.Е. Гирского и К.И. Туроса (до 100 бойцов, включая молодежь) устраивали засады: в сентябре 1941 уничтожили офицеров гранатами в ресторане, подожгли топливо и подорвали поезда с вооружением, нарушая вражескую логистику.
Комсомольские отряды И.А. Бензина и И.А. Кулика распространяли листовки, освобождали пленных и диверсировали железные дороги, как подрыв поезда в 1942 году; Кулик, сражавшийся до конца, стал Героем СССР посмертно. Группа Туроса, арестованная в 1943, пела "Интернационал" перед казнью. Партизаны спасали крестьянское имущество: Гирский возвращал скот и продукты после атак на грузовики, а Лысенко эвакуировал 2000 голов скота за Дон, сохраняя ресурсы.
Коллективные усилия включали мобилизацию тысяч в ополчение, где женщины перевыполняли нормы на заводах, а колхозники собирали урожай под огнем. Партизаны помогали Красной Армии в освобождении марта–апреля 1944, предоставляя разведку для форсирования Днепра, что привело к освобождению Херсона 13 марта и области 11 апреля, с салютами в Москве и званиями "Херсонские" для частей. Подвиги вроде М. Шестакова, закрывшего амбразуру дота, принесли 36 Героев СССР за Херсон и 80 из области.
После войны подвиги увековечены в мемориалах вроде Парка Славы (1967) и ордене Красного Знамени Труда (1978), способствуя восстановлению с помощью союзных республик и росту населения до миллиона к 1989 году.
КАСКА
Череп. Свастика. Странный обвес -
Две писюльки, как будто рога.
Кто-то, зная немецкий, нашкрябал гвоздём ерунду.
У Коляна есть каска SS.
И она для него дорога.
Он её надевает у зеркала, дважды в году.
Он не то, чтоб её бережёт,
Но вот выйти бы в ней не рискнул.
Воспитанье, во-первых, позволило это б едва.
Во-вторых, кто ж Коляна поймёт,
Выйди так он в родной Барнаул?
За такое по морде словить здесь легко на раз-два.
Он с шараги не любит бритья.
Бреет морду лишь два раза в год,
Под конец отставляя под носом немножко усов.
По немецки орёт он: "Йа-йа!",
Надев каску. И в зеркало ржёт.
И ещё кричит фразы из всяких таких фильмецов.
"Сорок лет, а умом не богат!" -
Причитает жена за спиной,
Пока он добривает надкожие верхней десны.
А он так по-мальчишески рад!
Рад тому, что он просто живой.
И тому, что вновь дома и слышит ворчанье жены.
Череп. Свастика. Странный обвес -
Две писюльки, как будто рога.
Злая память о том, как недавно гостил он в аду.
У Коляна есть каска SS.
Он её затрофеил с врага.
До раненья ещё. В сентябре. В двадцать третьем году.
Советские военнопленные и Женевская конвенция 1931 года. Часть 3
UPD:
Часть 5: Советские военнопленные и Женевская конвенция 1931 года. Часть 5
Часть 6: Советские военнопленные и Женевская конвенция 1931 года. Часть 6
Ситуация изменилась 22 июня 1941 года.
22 июня 1941 года нацистская Германия и ее союзники вторглись на территорию СССР.
Вероятно, советское руководство было осведомлено о том, что в случае вероятностного конфликта между СССР и нацистской Германии, советских военнопленных ждут суровые условия содержания.
Для самого нацистского режима, грядущая война, была особенной: СССР предполагалось уничтожить, расчленив на отдельные территории, а население – уморить, используя для этого голод.
Поэтому, если кому кажется, что отношение нацистов было вызвано уровнем сопротивления, который продемонстрировал советский народ, то это не так.
Кому интересно, можно набрать «план Бакке» (нем. der Backe-Plan), он же «план голода», который предполагало умерщвление 30 млн. советских граждан в ходе войны, с последующим еще большим сокращением населения.
Первоначально план этот реализовался «в прямую»: у населения просто отнимали продукты, из-за чего население умирало от голода и обострения болезней.
Столкнувшись с тем, что война затягивается, и план «мгновенного разгрома» отменился, нацисты несколько поменяли стратегию - начали кормить тех, кто на них работал (впроголодь), или угонять на работу в Европу - из-за нехватки рабочих рук ( так как потери на фронте были большие, немцам пришлось призывать много немецких мужчин: рабочих и крестьян).
При этом нацисты не оставляли планы сокращения покоренного советского коренного населения: разрабатывались и применялись различные методы подавления репродуктивных функций мужчин и женщин (радиационные, химические, хирургические и применение растительных экстрактов)
В 1943-1944 году, столкнувшись с тем, что Красная Армия наступает, в целях нанесения еще большего экономического вреда, население угонялось ( снижая возможности повторной мобилизации населения), а также - в случае если это было нерационально (старики, дети, женщины старше 35 лет) - сознательно заражали болезнями (рассчитывая, что инфекционные болезни распространяться и среди личного состава наступающей Красной Армии, что ослабит ее мощь).
Таким образом, все дальнейшее, что делали нацисты и их пособники в отношении советских военнопленных, не было:
- ни результатом какого-либо разгильдяйства и недосмотра со стороны чиновников Третьего Рейха
- ни отсутствия подписания Женевской конвенции Советским руководством
Уничтожение мужчин противника, которые «в самом расцвете сил», идеально вписывались в концепцию «завоевания жизненного пространства для германской нации».
Директива Верховного командования вермахта (ОКВ) от 14 мая 1941 года требовала принятия беспощадных мер против гражданского населения, а солдаты вермахта получали полное освобождение от ответственности за совершение любого насилия
6 июня 1941 года, за две недели до начала войны, ОКВ был издан «Приказ о комиссарах»:
«Комиссары в качестве солдат не признаются; никакая международно-правовая защита к ним не применяется.
После произведённой сортировки их надлежит уничтожить.»
Сразу после начала войны такое отношение распространилось на всех советских военнопленных.
17 июля 1941 г. гестапо издало приказ, предусматривавший убийство всех советских военнопленных, которые были или могли быть опасны для национал-социализма. Приказ гласил:
«Все комиссары Красной Армии, руководящие деятели государства..., руководящие деятели промышленности и хозяйства, сотрудники службы разведки и контрразведки, все евреи, все лица, в отношении которых будет доказано, что они являются агитаторами или фанатичными коммунистами. Казни не должны иметь место в самом лагере или в непосредственной близости от него... Если возможно, заключенные должны быть вывезены для применения к ним «специального обращения» на территории бывшей советской России».
08 сентября 1941 г. были изданы правила об обращении с советскими военнопленными во всех лагерях, подписанные генералом Рейнеке — начальником управления по делам военнопленных при верховном командовании. В этих правилах говорилось:
«Большевистский солдат потерял поэтому право на то, чтобы с ним обращались как с честным противником, в соответствии с правилами Женевской конвенции... При малейшем намеке на неподчинение, особенно в случае с большевистскими фанатиками, должен быть отдан приказ о безжалостном и энергичном действии. Неподчинение, активное или пассивное сопротивление должны быть сломлены немедленно силой оружия (штыки, приклады и огнестрельное оружие) ... Каждый, кто при проведении этого приказа не прибегнет к своему оружию или сделает это недостаточно энергично, подлежит наказанию... В военнопленных, пытавшихся бежать, следует стрелять без предварительного оклика. Никогда не следует делать предупреждающего выстрела. Использование оружия против военнопленных является, как правило, законным».
Поэтому нет ничего удивительного, что из 3,3 млн. погибших советских военнопленных в немецком плену, большинство (около 2 млн.чел – из 3,8 млн. попавших в плен) – погибло до февраля 1942 года.
Ряд документироваванных свидетельств от немецких военнопленных по тому, что они видели и как содержались советские военнопленные.
Отдельные руководители высокого ранга у нацистов поднимали вопрос о том, чтобы смягчить положение советских военнопленных: основным мотивом было, что советские власти будут вести себя аналогично нацистским.
Допустим есть документ: «Заметки для доклада адмирала Канариса относительно распоряжения об обращении с советскими военнопленными от 15 сентября 1941 г. Берлин»
Вероятно, они были бы весомее, если бы в советском плену было много немецких военнопленных, но нет: на начало 1942 года немецких военнопленных в советском плену было около 9 тысяч человек.
Поэтому, немецкое руководство решили ими пренебречь.
Кроме того, надо отметить, что в период с июня по ноябрь, нацисты отпускали некоторое количество советских военнопленных.
25 июля 1941 г. генерал-квартирмеистер Эдуард Вагнер издал приказ № 11/4590 об освобождении из плена немцев Поволжья, эстонцев, латышей, литовцев, украинцев, затем и белорусов. И хотя распоряжением ОКВ 3 ноября 1941 г. № 3900 действие приказа будет приостановлено,
с 1 августа до 13 ноября 1941 г. было освобождено 318 770 человек, из них 277 761 украинцев.
Связано это было со следующими причинами:
- пленные одних национальностей наделялись несколько более привилегированным статусом, другие же подвергались различным формам национальной или расовой дискриминации с целью раскола и натравливания их всех друг на друга.
- повышение лояльности населения в первое время, прежде всего в украинских областях: в случае всеобщего мятежа, нацистской Германии просто бы не хватило сил для противостояния с Красной Армией и сохранения коммуникаций.
- снижение моральной стойкости частей Красной Армии на фронте: во-первых не все бойцы будут сражаться до последней возможности, зная что их отпустят , если сдадутся в плен; во-вторых, было отпущено много инвалидов (слепых, с потерями конечностей, травмами позвоночника и головы) – которым не препятствовали возвращаться домой: внешний вид, в большинстве своем, молодых людей действовал угнетающе, кроме того - это была дополнительная нагрузка на социальную систему противника.
Вот что писал Альфред Розенберг, назначенный 17 июля 1941 г. Рейхсминистром оккупированных восточных областей, в инструкции от 23 марта 1942 г. о необходимости «идеологической обработки военнопленных» отметил: «Факт, что мы освободили украинских военнопленных, после того как большевистская пропаганда раструбила, что мы расстреливаем всех военнопленных, оказал чрезвычайно выгодное воздействие, <…> И по ту сторону немецкого фронта весть об освобождении украинских военнопленных, как утверждают перебежчики, оказала положительное воздействие».
Фактически, нацисты повторили свой «польский опыт», где освобождали от плена рядовых кошубов, украинцев, белорусов, силезцов и поляков с немецкими корнями сразу – при этом расстреливая офицеров и иной командный состав.
Ситуация с военнопленными изменилась после «битвы за Москву», когда стало очевидно, что первоначальный план Германии не срабатывает, и война переходит в долговременную компанию «на истощение» ( а к середине 1942 года нацистское руководство осознало, что ситуация стала как в Первой Мировой Войне, когда Германии приходилось воевать на двух, отдаленных друг от друга географических, сторонах против превосходящих (экономически) противников)
Это не отменяло генеральную линию - уничтожение бойцов Красной Армии, но теперь шансов на выживание у военнопленных стало больше: нацисты стремились более «экономически выгодно» расходовать «человеческий материал», увеличив нормы пропитания (которые все равно были низкие), обеспечив хоть какими-то санитарными и жилищными условиями.
Кроме того, у военнопленных появился шанс сохранить свою жизнь, вступив в коллаборационные подразделения.
Возвращаясь к Женевской конвенции.
С сентября 1939 гг. в СССР действовали два «Положения о военнопленных». Одно — утвержденное постановлением ЦИК и СНК СССР № 46 от 19 марта 1931 года, и второе — утвержденное Экономическим советом СНК СССР от 20 сентября 1939 г. «Положение о военнопленных» от 20 сентября 1939 г. было менее детализированным, чем «Положение...» от 19 марта 1931 г., которое почти полностью копировало текст Женевской конвенции о содержании военнопленных от 27 июля 1929 г. (об отличиях писал выше)
В начале Великой Отечественной войны СНК СССР своим постановлением № 1798–800 от 01 июля 1941 г. утвердил новое «Положение о военнопленных», которым и был определен режим содержания всех категорий военнопленных, находившихся в СССР, признал утратившим силу действовавшее Положение о военнопленных, утвержденное постановлением ЦИК и СНК СССР № 46 от 19 марта 1931 г. Положение о военнопленных от 20 сентября 1939 г. так и осталось не отмененным, хотя именно им руководствовалось НКВД СССР при содержании польских и финских военнопленных в 1939–1940 гг.
Положение о военнопленных 1941 г. существенно отличалось от положения 1931 г. Это отличие в первую очередь связано с ужесточением режима содержания военнопленных.
Так, если в 1931 г. снабжение военнопленных предусматривалось по нормам снабжения военнослужащих тыловых частей РККА, то в 1941 г. уже по нормам, устанавливаемым УПВИ НКВД СССР. Военнопленные лишились права избирать собственные органы для представительства интересов военнопленных и иных целей. Военнопленные рядового и унтер-офицерского состава теперь в обязательном порядке привлекались к труду без их согласия на это. Из положения 1941 г. исчез пункт о том, что удержание из заработка военнопленного на возмещение расходов по его содержанию не может превышать 50% заработка. Если в Положении 1931 г. было записано, что приговор, осуждающий военнопленного к высшей мере социальной защиты (расстрелу), приводится в исполнение не ранее трех месяцев со дня посылки сообщения о вынесенном приговоре Исполкому СОКК и КП СССР, то в 1941 г. этот срок уже сокращен до одного месяца.
В условиях начавшейся войны отношения с МККК пришлось строить почти с нуля.
27 июня 1941 нарком иностранных дел В.М.Молотов от имени Советского правительства заявил о согласии с предложением «Международного комитета Красного Креста относительно представления сведений о военнопленных, если такие же сведения будут предоставлены воюющими с советским государством странами»
1 июля было утверждено новое «Положение о военнопленных», в котором, германским военнопленным гарантировались достойное обращение, личная безопасность и медицинская помощь. Это «Положение» действовало всю войну, его нарушители преследовались в дисциплинарном и уголовном порядке. Москва, признавая Женевскую конвенцию, видимо, надеялась на адекватную реакцию Берлина.
В ответ на запрос шведского правительства в записке наркома ин. дел СССР от 17 июля, циркулярной ноте №3 от 8 августа 1941 было заявлено о том, что «правительство СССР будет соблюдать общеизвестные международные договоры, касающиеся права войны».
Во второй половине июля МККК пытался наладить контакты между управлением по делам военнопленных ОКВ и уполномоченным представителем в Анкаре.
23 июля 1941 г. уполномоченный МККК М. Жюно рекомендовал Советскому Союзу ратифицировать Женевскую конвенцию 1929 г. о защите военнопленных.
По его мнению, это позволило бы воспользоваться услугами Красного Креста, чьи представители смогут посещать в Германии лагеря для советских пленных и требовать улучшения их положения. Соответственно инспекции подвергнуться также и советские лагеря для немецких пленных. Жюно также предложил советскому послу организовать с Германией обмен информацией о военнопленных. Запись беседы была отправлена Виноградовым в Москву.
24 июля 1941 СССР опубликовал «положение о центральном справочном бюро при исполкоме союза обществ КК и Красного полумесяца».
13 августа Жюно узнал от советского посольства, что исполнительный комитет Общества Советского Красного Креста и Красного Полумесяца создал центральное справочное бюро, которое в соответствии с положениями Гаагской конвенции будет собирать и передавать дальше сведения о военнопленных и организует для них переписку. Казалось, что речь теперь идет лишь о том, чтобы уладить технические детали.
За пять дней до этого 8 августа 1941 г. посольства стран, с которыми СССР имел тогда дипломатические отношения, получили ноту, в которой вновь обращалось внимание на то, что Советский Союз будет соблюдать общеизвестные международные договоры, в том числе Гаагскую конвенцию 1907 г. и Женевскую конвенцию 1929 г. об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, также как и Женевский протокол от 17 июня 1925 г., запрещающий применение химического и биологического оружия. В тексте вновь содержалось требование соблюдать Германией вышеперечисленные договоры.
На следующий день немецкое руководство предоставило разрешение представителям Красного Креста К. Бурхарду и Э. де Халлеру посетить лагерь для советских пленных, а затем и составить первый список с их фамилиями.
Однако советское правительство отказалось пускать сотрудников международной организации в свои лагеря.
Следствием запроса немецкого посла фон Папена, сделанного через Жюно советскому послу в Анкаре о том, действительно ли Сталин угрожал репрессиями в отношении семей военнослужащих, попавших в плен, стало резкое ухудшение климата переговоров.
В августе СССР передает первый список германских пленных.Германия прислала плохо оформленный документ из 297 фамилий.
06 сентября 1941 г. С. Виноградов телеграфировал заведующему средневосточным отделом Наркомата иностранных дел С.И. Кавтарадзе «Как Вам известно, немцы уже дали первый список наших красноармейцев, захваченных ими в плен. Дальнейшие списки будут даны лишь после того, как Красный Крест получит такие же данные от нас»
Однако до второй половины сентября переговоры проходили не конструктивно: то советская, то германская стороны или уводила разговор в сферу технических деталей дела, или подолгу согласовывали разные вопросы со своим руководством.
В результате не нашли поддержки такие инициативы МККК, как попытка наладить обмен списками военнопленных, взаимная выдача раненых и больных, передача посылок с продовольствием, одеждой, обувью, табаком и другим.
Обе стороны принципиально решили не идти на дальнейшие уступки.
Собственно, если разобраться, то СССР использовала историю по взаимному обмену списками военнопленных, лишь как некий PR ход: вражеских военнопленых (прежде всего немецких), у СССР было катастрофически мало по сравнению с количеством советских военнопленных (даже если брать только кадровый состав Красной Армии).
Вот разбивка по годам:
период количество
22.06.1941—31.12.1941
9 147
01.01.1942—19.11.1942
10 635
19.11.1942—03.02.1943
151 246 (включая румынских, венгерских и итальянских военнопленных)
04.02.1943—05.07.1943
24 919
05.07.1943—01.01.1944
40 730
01.01.1944—01.03.1944
15 351
01.03.1944—01.01.1945
745 585
01.01.1945—20.01.1945
67 776
ИТОГО: 1 009 298
Галицкий В. П. Вражеские военнопленные в СССР (1941—1945 гг.) // Военно-исторический журнал. — 1990. — № 9. — С. 39—46. Таблица составлена Галицким В.П. по материалам ЦГА РСФСР со ссылками на архивные дела.
То есть в августе, в советском плену, в лучшем случае, чтобы было хотя бы 5 тысяч немецких военнопленных, против сотен тысяч советских военнопленных.
Есть любопытный документ – запись беседы 19 ноября 1941 заместителя народного комиссара Вышинского и шведского посланника Ассарссона, в котором шведский посланник, заявляет, что присоединение к Женевской конвенции существенно бы упростило и облегчило деятельность Международного Комитета Красного Креста в отношении советских военнопленных.
В частности речь шла о создании организации, которая бы занималась всеми вопросами, касающимися режима военного плена на условиях взаимности.
На что Вышинский ответил, что в подписании нет необходимости, так как в СССР действуют сходные нормативные документы и подтвердило дважды присоединение к Гаагской конвенции 1907 года.
То есть несмотря на экстраординарные события, тяжелую ситуацию на фронте (Битва под Москвой в самом разгаре), советское руководство продолжает отказываться подписать Женевскую конвенцию (хотя на данном этапе уже давно речь не идет о причинах отказа подписать конвенцию, которыми оперировали изначально, - в советских газетах уже снимали лозунг «Пролетарии всех стран соединяйтесь»).
В ответном письме президенту США Ф. Рузвельту от 14 ноября 1941 г. И. Сталин заявил, что «по вопросу об установлении организационных форм сотрудничества между обществами Красного Креста обеих наших стран у Советского Правительства нет возражений…». Однако и на этот раз дальше заявления дело так и не пошло.
Правительства США, Англии и Швеции предлагали Советскому Союзу присоединиться к Женевской конвенции, поскольку, по их мнению, так было бы легче требовать ее выполнения от германского руководства в отношении советских военнопленных.
Однако, по мнению Вышинского, зверский режим нацистских лагерей, установленный в отношении пленных, исключал какую-либо возможность говорить о взаимности.
А после того, как советское правительство дважды заявило о своей готовности выполнять обязательства Гаагской конвенции, основные положения которой полностью совпадают с основными положениями Женевской конвенции 1929 г., присоединение СССР к последней не вызывается никакой необходимостью.
Поэтому разговоры германского правительства о Женевской конвенции являлись лживыми, рассчитанными на то, чтобы ввести всех в заблуждение касательно преступного обращения с пленными. В конце беседы Ассарссон прямо заявил: «Да, я теперь понимаю, что вопрос о Женевской конвенции не имеет никакого отношения к вопросу о положении советских военнопленных»
Переговоры так ни к чему и не привели.
Несколькими днями позже 25 ноября 1941 г. поверенный в делах США в СССР У. Торстон передал в Народный комиссариат иностранных дел СССР письменное сообщение Госдепартамента с предложением о выступлении Советского Союза с декларацией о согласии применять статьи 1-88 Женевской конвенции о военнопленных.
В ответной ноте НКИД СССР посольству США в Москве отказ от присоединения к конвенции объяснялся тем, что статья 9 конвенции устанавливает размещение в лагерях для военнопленных по расовому признаку, что противоречит статье 123 Конституции (Основного закона) СССР, поэтому советское правительство, поддерживая все положения и принципы Женевской конвенции 1929 г., не может дать своего согласия на присоединение к ней.
В ответ на сделанное предложение Торстона, в ходе беседы с ним 9 декабря Вышинский заявил, что согласие применять указанные статьи означало бы согласие применять статью 9, по поводу чего уже в прошлый раз был дан отрицательный ответ и что он считает этот вопрос исчерпанным.
Торстон заметил, что можно было бы оговорить не применение данной статьи, а сама декларация целесообразна в целях улучшения положения советских пленных, поскольку окажет свое действие на немцев.
Возразив на эти доводы, Вышинский подчеркнул, что «на немцев не действуют декларации и что ожидать от такой декларации подобного рода эффекта не приходится»
Уже после объявления Германией войны США, 23 декабря 1941 г. Госдепартамент сделал официальное заявление СССР о том, что только соблюдение Женевской конвенции сможет гарантировать гуманное обращение с советскими пленными.
Поскольку положительного ответа не последовало и на этот раз, спустя неделю американской стороной был сделан вывод о бессмысленности продолжения переговоров.
В ходе дальнейших встреч с западными союзниками в 1942 г. Молотов озвучивал распространенное в среде советского правительства мнение о том, что присоединение к Женевской конвенции мало что дает и поэтому оно не считает нужным это сделать, и в первую очередь потому, что СССР присоединился к Гаагской конвенции, содержащей все важнейшие положение Женевской конвенции.
Никаких внятных исторических исследований на эту тему в этот период я не нашел, но предполагаю, что неподписание связано с внутренними советскими карательными процессами: продолжением репрессий и казней в тюрьмах и лагерях, депортацией народов и т.д.
В феврале-апреле 1943 года, нацисты провели расследование выявленного массового захоронения польских военнослужащих под Смоленском.
Выводы комиссии были, что поляков расстреляли советские власти.
Советский Союз все отрицал, после освобождения территории, провел собственное расследование, согласно которому поляков расстреляли нацисты в 1941 году.
( кому интересно, вот ряд документов по "Катынскому делу". Все они считаются подлинниками.
Для нашего вопроса важно, что в нацистской комиссии принимали участие сотрудники международного красного креста (в частности, польская техническая группа, а также был эксперт из Швейцарии), что привело к практически полной остановке взаимодействия СССР и МККК.





























