Лига историков

...Меня несколько лет назад поразило варварство немцев, которые при отступлении во Франции в 1917 году взорвали до основания башню Шато де Куси, построенный в XIII веке горделивыми баронами де Куси, — самый высокий донжон европейского средневековья, господствовавший на много миль над востоком Пикардии. Немцы взорвали донжон до фундамента и разрушили большую часть стен и башен замка, чтобы они не могли послужить высотными наблюдательными пунктами для французской артиллерии. Глядя на оставшиеся руины я какое-то время едва не плакал над этим варварством, а потом задумался вот о чем…

Я оплакивал культурный памятник. Но, разве донжон Куси был культурным памятником? Нет, он строился бароном Ангерраном III как инструмент господства, как своеобразный вызов, в том числе и власти французских королей. Людовик Святой расправился с этими притязаниями, бросив в тюрьму за самовольную казнь его младшего сына Ангеррана IV. То, что в XIX-XX веке такие башни и замки стали «культурными ценностями» — во многом плод их отчуждения от собственной природы, попытки подчинить их, лишить власти и вписать в координатную сетку модерна.

Древние замки, до того как стать уютными музеями, где во дворах танцуют прекрасные реконструкторши в средневековых одеяниях, а их суровые друзья готовы продать вам плащ, меч или ржаную ковригу с мёдом, были средоточием власти и насилия. Древние храмы, до того как превратиться в живые выставки фресок, витражей и архитектурных излишеств, были средоточием живой, горячей, фанатичной веры. Искусство, масштаб, культурное значение вложенные в них, были лишь инструментом для достижения главной политической или религиозной цели. И, в этом смысле, немцы поступили с замком в чем-то более уважительно (хотя по сути, конечно, глупо и бездушно) — они к нему отнеслись как к актуальному фортификационному сооружению, как к инструменту господства, а не как к отчужденному музеефицированному «элементу культуры».

Согласно мифу, Коатликуэ («Её юбка из змей») забеременела от пучка перьев, подметая храм на вершине горы Коатепек. Её сыном был Уицилопочтли, бог-покровитель ацтеков. Дети Коатликуэ, Койольшауки («украшенная бубенцами» или «та, что с бубенцами на щеках») и 400 её братьев-богов звёзд юга, оскорбились, что мать так их опозорила и задумали её убить.

Однако в самый важный момент резко родился и выпрыгнул из мамы (причём в полном вооружении!) Уицилопочтли и раскидал раскидал всех на раз: братьев отправил на небо и те стали звёздами, а зачинщицу-сестру он расчленил так, что голова улетела на небеса и стала Луной (чтобы мама могла её видеть — всё-таки дочь родная), а всё остальное разлетелось по миру. Стало быть, Уицилопочтли стал олицетворением Солнца, которое ежедневно убивает Луну — сюжет повторяется снова и снова.

На иллюстрации интерпретация ацтекских божеств от Пола Гинана (Paul Guinan). Он же — один из авторов комикса «Ацтекская империя», выпуски которого можно найти в оглавлении канала (ссылка). А первая часть здесь.

Если бы в начале XX века существовал какой-нибудь рейтинг самых нелепых арестов, Игорь Владимирович Ильинский занял бы в нём не последнее место. Вся его жизнь — это какая-то то бесконечная трагикомедия абсурда. Его арестовывали восемь раз, трижды — при «проклятом царизме» как опасного революционера, и пять раз — при советской власти как «злостную контру». При этом он не был ни тем, ни другим. Он был юристом, историком и человеком, который просто не умел держать язык за зубами, когда видел глупость.

Самый курьёзный арест случился в мае 1922 года. Ранним московским утром к Ильинскому вломилась опергруппа ГПУ. Сонный хозяин в халате, с профессорской бородкой и дворянской осанкой, встретил гостей с вежливостью, которая в те времена уже совсем вышла из моды. Чекисты искали польского шпиона, а раз Ильинский когда-то работал помощником у присяжного поверенного Ледницкого (поляка), значит, он наверняка передает в Варшаву секретные сведения о состоянии советского гужевого транспорта. На допросах следователи столкнулись с неожиданной проблемой: «шпион» не пугался, а иронизировал. Когда ему предложили признаться в связях с польской разведкой, он вежливо поинтересовался, не является ли само это обвинение признаком юридической безграмотности следствия.

Начальник контрразведывательного отдела Артур Артузов, лично ознакомившись с делом, задал своим подчиненным простой вопрос: «А доказательства где?». Доказательств не было. Тогда Артузов распорядился прекратить дело. Ильинского выпустили с формулировкой: «Дело прекратить, а изучение объекта продолжить».

Спокойная жизнь длилась недолго. В 1924 году Ильинский совершил поступок, который сегодня назвали бы перформансом. Он написал сатирический памфлет «К. Маркс и ЧК» и имел неосторожность прочитать его друзьям. Юмор оценили не все — особенно те, кто носил кожаные куртки. Итог: три года Соловков.

Вернувшись из лагерей, Ильинский оказался в Ясной Поляне, бывшем имении Льва Толстого. И там раскрылся его настоящий талант. Он стал одним из лучших сотрудников музея и подлинным хранителем толстовского наследия. В те годы вокруг музея гремели скандалы. Дочь писателя, Александра Львовна, видела Ясную Поляну как элитарный культурный центр, своего рода «вещь в себе». Ильинский же настаивал, что музей должен быть открыт для народа, иначе новая власть его просто раздавит.

Он оказался прав. Александра Львовна эмигрировала, а Ильинский, став директором, начал борьбу за сохранение усадьбы. Ему приходилось отбиваться от местных «энтузиастов», которые мечтали то отрезать кусок парка под школьный огород, то устроить в мемориальной зоне зоопарк, то открыть дом отдыха. Ильинский писал жалобы, ругался с чиновниками и доказывал, что Ясная Поляна — это культурный артефакт, а не площадка для экспериментов. И, что удивительно, часто побеждал. Наркомпрос вставал на его сторону, понимая, что другого такого фанатика им не найти.

Но наступили 30-е годы. Старые покровители исчезали: умер Максим Горький, который когда-то лично просил Ягоду «не трогать» Ильинского, звезда Артузова закатилась. В 1937 году вспомнили и про «яснополянскую группу». Ильинского обвинили в создании подпольной организации, которая якобы использовала экскурсии для антисоветской пропаганды, восхваляла царский строй и планировала теракты. Вместе с ним в эту мифическую группу записали и других сотрудников музея, и даже личного курьера Льва Толстого, старика Елисеева.

Игоря Владимировича арестовали в восьмой раз. На этот раз игры в юридическую казуистику закончились. Следователь прямо заявил: «Теперь можете быть уверены, что это последний ваш арест». Ильинский отказался подписывать признания и объявил голодовку. Его дело рассмотрела «тройка», приговор — высшая мера. 10 декабря 1937 человек, который восемь раз попадал в тюрьму только за то, что имел совесть и собственное мнение, вышел на свою последнюю прогулку.

***********************
А ещё у меня есть канал в Телеграм с лонгридами, анонсами и историческим контентом.

Давненько у нас не было веселых римских историй, а между тем, есть повод! 11 декабря предположительно 17 года до н.э. родился Гней Домиций Агенобарб. Главное, что нужно о нем знать - это отец Нерона. Этим уже все сказано! Яблоко от яблони и все такое. О нем рассказывал историк Светоний в "Жизни 12-ти цезарей". Там и самодурство, и превышение полномочий, и коррупция и адский разврат:

"От Антонии Старшей он имел сына, будущего Неронова отца, человека гнуснейшего во всякую пору его жизни. Сопровождая по Востоку молодого Гая Цезаря, он однажды убил своего вольноотпущенника за то, что тот не хотел пить, сколько ему велели, и после этого был изгнан из ближней свиты. Но буйство его не укротилось: в одном селенье по Аппиевой дороге он с разгону задавил мальчика, нарочно подхлестнув коней, а в Риме, на самом форуме, выбил глаз одному всаднику за его слишком резкую брань.

Бесчестен он был до того, что не только менялам не платил за покупки, но и на скачках в должности претора не выдавал возницам наград, за что над ним издевалась даже его сестра; и только после того, как хозяева колесниц принесли жалобу, он постановил выплачивать впредь награды на месте. Обвинялся он незадолго до кончины и в оскорблении величества, и в разврате, и в кровосмешении с сестрой своей Лепидой, но смена правителей его спасла. Он скончался в Пиргах от водянки, оставив сына Нерона от Агриппины, дочери Германика".

ЧАСТЬ 1