Ответ на пост «Дмитрий Кобылкин выдвинул кандидатами на звание губернатор-эколог 2025 года Сергея Собянина и Алексея Текслера»1
При посадке за коррупцию звание это какое-то значение имеет? Типа, обладателям только условное наказание. Или если два губернатора одновременно пришли к закономерному итогу деятельности, первым сажают обладателя звания, чтобы он и вышел первым. Дает звание какие-то привилегии в уголовном и уголовно-процессуальном планах?
Навеяло судьбой одного из предшественников челябинского губернатора. Кто в курсе, сидит уже тот или все еще в розыске? Имел ли какие-то похожие звания?
В лесу есть что-то, что притворяется человеком
Поездка на автобусе оказалась долгой и тихой. Почти всю дорогу я то смотрел в окно, то проваливался в сон и снова просыпался. Пассажиры понемногу сходили в маленьких сельских городках, и в итоге я остался почти один.
Автобус внезапно затормозил, и внутрь ввалился мужчина в явном смятении. Он споткнулся в проходе, сел напротив меня и тут же начал сосредоточенно что-то выводить в потрёпанной кожаной книге. Ему было за шестьдесят, лицо усталое, на нём была грязная, сильно поношенная походная одежда. До самого конца поездки он либо писал, либо лихорадочно перелистывал страницы.
Примерно за час до моей остановки водитель громко объявил: «Станция рейнджеров национального парка Райнхайм». Мужчина резко вскочил и бросился вперёд. Он судорожно ощупал карманы, затем шлёпнул на стойку оплаты горсть мелочи и выскочил наружу, не сказав ни слова.
Позже водитель объявил уже мою остановку. Я собирался выходить, когда заметил, что тот мужчина в спешке оставил свою книгу на сиденье за водителем. Я решил, что лучше забрать её с собой. Если встречу его на тропе — верну, а если нет, отдам рейнджерам, когда буду возвращаться домой.
На тропе было пусто, если не считать редких оленей или кроликов, мелькавших между деревьями. Я часами слушал хруст под подошвами, птичьи крики, шелест листьев и сосновых иголок. Когда солнце стало опускаться к горизонту, я решил, что пора ставить лагерь на ночь. Я нашёл подходящее место рядом с небольшим ручьём и начал разбирать рюкзак. Поставил палатку, собрал немного дров и вскипятил воду из ручья, чтобы залить сублимированный ужин.
Солнце ушло за горизонт, и температура начала падать. Я забрался в спальный мешок, но никак не мог избавиться от искушения, которое пытался игнорировать весь вечер. Я покосился на книгу, наполовину утопленную в открытой крышке рюкзака. Потянулся, достал её и пролистал первые страницы. Почерк был мелкий, плотный, но аккуратный. Начиналось всё как обычный походный дневник: короткие записи о состоянии тропы, заметки о погоде, несколько зарисовок цветов. В одной записи даже описывалась встреча с лисой — неожиданно поэтично. Я перевернул страницу, и тут снаружи раздался голос:
— Эй? Тут кто-нибудь есть?
Я медленно расстегнул молнию палатки и высунул голову. В тусклом свете тлеющих углей я едва различал силуэт мужчины, стоящего в нескольких метрах.
— Извините, что беспокою. Я заметил ваш огонь, — сказал он. — Не будете против, если я поставлю палатку здесь? Уже поздно, и не хочется в темноте искать другое место.
В таких местах гостеприимство ощущается не выбором, а негласным правилом.
— Конечно… места хватает, — ответил я с осторожностью.
Он присел и привычным жестом пошевелил угли. Нескольких быстрых движений хватило, чтобы угли снова ожили пламенем. Огонь вспыхнул ярче, чем весь вечер, затрещал, словно проснулся, оттеснил тени и полностью осветил его лицо. Ему было около пятидесяти, почти лысый, только небольшие клочья волос цеплялись за кожу головы; под глазами тёмные круги, челюсть небритая. Одежда покрыта засохшей грязью. Он слабо улыбнулся.
— Надеюсь, вы не против, — сказал он, взглянув на меня. Потом опустился на камень напротив и протянул руки к огню. — Меня зовут Эрик, — добавил он через мгновение. — Давно тут ходишь?
— Я Джон. Сегодня первый день. А вы?
— Достаточно давно, — ответил он с коротким смешком. — Ладно, не буду тебя всю ночь держать.
Я забрался обратно в спальный мешок, пока он ставил палатку рядом с моей. Последнее, что я увидел, прежде чем провалиться в сон, — его силуэт у огня: он сидел совершенно неподвижно.
Утром я, бормоча «доброе…», вышел из палатки. На импровизированной решётке над пламенем тихо шипел маленький котелок.
— Я не слышал, как вы встали, — сказал я.
Он посмотрел на меня отработанной улыбкой.
— Встал пораньше и решил вскипятить воды для твоего кофе.
Я застыл.
— Откуда вы знаете, что я пью кофе по утрам?
— Вчера почувствовал кислый запах у тебя изо рта. Подумал, тебе захочется, чтобы вода была готова, — произнёс он так же буднично. — Некоторые привычки сложно не заметить.
Я полез в рюкзак, достал маленькую жестяную баночку растворимого кофе.
— Ну… у меня ещё хлеб есть, если хотите.
Эрик покачал головой.
— Спасибо, я уже поел.
Он налил горячую воду в две кружки, и я размешал порошок у себя. Я потянулся, чтобы насыпать кофе и ему, но он быстро поднял ко рту свою кружку с простой горячей водой и выпил одним коротким глотком. Может, он предпочитает чай, подумал я.
Позавтракав, мы затушили огонь и быстро собрали палатки и вещи. Утренний свет просачивался сквозь деревья, вытягивая длинные тени по лесной подстилке. Я развернул карту и компас, начал прикидывать путь до следующей стоянки — и тут Эрик положил мне руку на плечо.
— Я знаю дорогу, — сказал он просто. В его тоне не было высокомерия — только уверенность, не оставлявшая места спору.
Воздух был свежий, сверху изредка перекликались птицы. Эрик двигался так легко, что сразу становилось ясно: здесь ему привычно. Он без раздумий обходил камни, поднимался по уклонам. Мы шли часами молча. Любопытно, но Эрик вскоре отстал и пошёл за мной, временами подсказывая направление или комментируя, куда лучше ставить ногу. Сначала я решил, что он просто даёт мне пространство, но меня не отпускало чувство, будто он либо хочет наблюдать за мной, либо не хочет, чтобы я наблюдал за ним.
Лес словно реагировал на наше присутствие. Листья шуршали тише, а птицы, встречавшие утро, умолкли.
Наконец мне приспичило, и я поставил рюкзак на землю, отойдя за ближайшее дерево. Вернувшись, я заметил: молния основного отделения рюкзака была расстёгнута всего на чуть-чуть.
— Вам что-нибудь нужно из моего рюкзака? — спросил я Эрика.
— Я посмотрел твой компас, чтобы убедиться, что мы идём правильно.
Не желая провоцировать нового попутчика посреди глуши, я лишь кивнул, и мы пошли дальше.
Тропа постепенно расширилась, переходя в прогалину, и впереди была новая стоянка. Я начал распаковывать палатку, а Эрик привычными, уверенными движениями занялся костром.
— Давай помогу, — тихо сказал Эрик и подошёл.
Он взял колышки и вбил их в землю голой, распластанной ладонью. Увидев моё удивление, он похлопал меня по спине. Его рука показалась холодной даже сквозь ткань моей рубашки. Он вернулся к костру, сел совершенно неподвижно и смотрел на меня слишком внимательными, тревожными глазами.
Пока мы ждали, когда закипит вода для ужина, я достал из рюкзака кожаную книгу. Открыв её, я заметил, как у Эрика чуть расширились глаза — вспышка узнавания, исчезнувшая так же быстро, как появилась. Он вернулся к своей обычной позе: руки на коленях, взгляд прикован к пламени.
Устроившись у бревна, я открыл на том месте, где остановился вчера вечером, и продолжил читать.
4 октября 2025: До первой стоянки дошли бодро, успели задолго до заката. Отличное начало нашего пятидневного кольца. Небо ясное, лёгкий ветер с запада.
После полуночи меня разбудил выстрел. Мешок Эрика был пуст. Я звал его — ответа не было. Через несколько минут он вышел из темноты и сказал, что пришлось отпугнуть медведя, который крутился возле лагеря. Утром первым делом осмотрим окрестности.
5 октября 2025: Вокруг лагеря ничего необычного. Нашли следы — только это не медведь. Эрик почти не разговаривает, говорит, плохо спал. Воздух тяжёлый, на горизонте грозовые тучи, но гроза так и не пришла. Тропа в основном сухая.
6 октября 2025: Я не видел, чтобы Эрик ел или пил с утра вчерашнего дня. Отмахнулся от завтрака. У ручья бутылку не наполнил. В обед сказал, что не голоден. Может, мутит.
Пытался завести разговоры про старые истории. Он слушал странно внимательно, будто слышит их впервые. Не добавлял деталей и не поправлял меня, как обычно. Просто смотрел, как дрова оседают в угли.
В остальном было очень влажно, а полная луна помогала ночью освещать лес.
7 октября 2025: Прошлой ночью я просыпался дважды. Эрик всё ещё не спал и, кажется, меня не замечал.
Сегодня утром решил поговорить с ним напрямую о странном поведении. Он просто сидел без выражения. Я заметил, что его реакции всегда запаздывают на секунду, словно он пытается понять, как правильно отреагировать. И кожа у него выглядит иначе. Новые морщины, лёгкая желтизна, волосы начали выпадать. Единственное объяснение, которое приходит в голову: возможно, он чем-то отравился.
8 октября 2025: Оно не ест, не спит, не моргает. В его глазах нет души. Оно просто сидит у огня и смотрит. Я прорезал дыру в задней стенке палатки. Сегодня ночью ухожу.
Я поднял взгляд от дневника и встретился глазами с Эриком через огонь. Несколько секунд мы не двигались. Потом он, не отводя взгляда, спокойно сказал:
— Вода готова.
Рука дрожала, когда я возился с пакетом сушёной курицы и заливал туда кипяток. Пластик громко зашуршал в тишине. Эрик чуть сдвинулся, и огонь заиграл на его лице. Он открыл маленький пакет с курицей, вытащил куски мяса голыми грязными пальцами, смыл соус в кипятке и проглотил куски целиком.
Через некоторое время он заговорил.
— Эти леса старые. У них есть истории, если знать, как слушать.
— Какие истории? — спросил я, стараясь не показывать тревогу.
— Есть одна про существо, которое здесь уже дольше любой карты и любой тропы. Большинство считают это местной легендой, но я видел признаки, что дело не только в легенде.
Он наклонился вперёд, и на миг на его лице промелькнуло что-то похожее на печаль.
— Говорят, давным-давно неподалёку жил человек. Охотник, умный и сильный, но с голодом внутри, который не могла утолить никакая еда. Он начал охотиться не на оленя и не на кролика, а на людей. На путников, на странников, на любого, кто достаточно глуп, чтобы зайти слишком далеко в лес. Он ел их плоть, носил их кожу и считал себя выше людских законов.
— За эти преступления Бог, а может, что-то более древнее, прокляло его навеки скитаться по лесам — без отдыха, без дома, без принадлежности к миру. И, чтобы мучить его сильнее, ему дали дар. Он мог принимать облик любого мужчины или женщины и носить любое лицо, какое пожелает. Он мог изучать их, жить рядом с ними, почти обманывать даже самого себя, будто снова стал человеком. Почти.
Эрик пошевелил костёр палкой.
— Как бы много он ни учился — как смеяться, как плакать, как рассказывать истории — что-то всё равно выдавало его. Отражение возвращалось неправильным. В глазах была пустота, без души. И когда люди замечали, когда они всматривались слишком пристально… ну, тогда ему приходилось кормиться.
Он замолчал, позволяя тишине заполнить прогалину.
— Говорят, он до сих пор ходит по этим лесам. Слушает. Учится. Надеется, что кто-то примет его за человека.
— Ага… жуткая сказка… — пробормотал я, уже не в силах смотреть ему в глаза.
Мысли метались. Рвануть? Сорваться в лес и рисковать, что меня догонят в темноте? Или остаться и притвориться, будто ничего не изменилось? Инстинкт кричал бежать, но тело словно окаменело.
Я всматривался в черты моего спутника, и с каждым взглядом живот сводило всё сильнее. Кожа у него была бледная, пятнистая, местами висела свободно, а местами натягивалась слишком туго на кости. Желтоватая, с намёками на лиловые синяки вокруг шеи, она выглядела так, будто уже начались первые стадии разложения. Даже дыхание казалось неправильным — неглубоким и намеренным, будто он тщательно отмеряет воздух в каждом вдохе. И всё это было прямо передо мной, а я оставался слепым.
Я сжал руки в кулаки, чтобы дрожь не была заметна, заставил себя дышать ровно и держать нейтральное лицо. Лихорадочно искал слова, способ разрядить напряжение. Потёр глаза, изображая сонный зевок, пробормотал что-то о том, что лягу пораньше, и надеялся, что голос не выдаст ужас, который застыл внутри. И пока я мысленно разбирал несостыковки его маскировки, я не мог не думать: способен ли он так же разбирать меня.
Я юркнул в палатку и медленно, осторожно закрыл молнию. Пальцы дрожали, когда я развернул карту — бумага потрескивала слишком громко. Я провёл пальцем по линиям, прикидывая ближайшую дорогу: чуть больше сорока километров. Проблема была в том, что я даже не мог быть уверен в нашем местоположении — весь день я шёл по указаниям Эрика. И это был дневной переход, а уж ночью тем более, но другого шанса у меня не было.
Только самое необходимое. Фонарик, компас, карта, нож, фляга, протеиновые батончики, спички и дневник. Я запихнул всё в маленький мешок на шнурке, в котором обычно лежал мой спальный мешок.
Подгоняемый записями из дневника, я осторожно вытащил нож из ножен. Схватил его двумя руками, чтобы не трясло, и вдавил сталь в нейлон палатки, пока ткань не разошлась с тихим шипением. Я протиснулся в разрез, и каждый шорох ткани гремел у меня в ушах, после чего я скользнул в темноту за пределами огненного света.
Лес тянулся бесконечно; единственными звуками были моё хриплое дыхание и глухие удары сердца. Под ними, сначала едва слышно, было ещё что-то. Низкий шёпот на границе слуха, словно кто-то шепчет вдалеке. По мере того как я бежал вперёд, звук превращался в отчётливый шум воды.
Река оказалась шире, чем я надеялся. Лунный свет блестел на поверхности, серебряные полосы ломались на осколки там, где бурлил поток. Я замер на берегу, решая, лезть ли в ледяную воду или искать обход, когда позади раздался резкий треск. Ломались ветки, щёлкали сучья — кто-то мчался быстро и прямо ко мне.
Я сорвал мешок с плеч и швырнул его через воду. Он глухо упал на гальку на дальнем берегу. Я шагнул в реку. Холод ударил сразу, жестоко, будто иглами вонзился в ноги. Поток едва не сбил меня с ног; он сорвал ботинок с левой ноги и утащил вниз по течению. Я побрёл к огромному спутанному завалу плавника, застрявшему у камней. Прижался телом к скользкому дереву и медленно опустился, пока над поверхностью не остались только глаза. Я заставил себя замереть, напряг каждую мышцу.
Оно выползло из деревьев на четвереньках, конечности сгибались в невозможных направлениях, двигаясь с неестественной упругостью. Позвоночник выгибался гротескно, будто вывернутый, как у демонического акробата-контурсиониста. Голова Эрика была перекручена на собственной шее так, что глаза смотрели вперёд.
Оно вошло в воду и направилось прямо к моему укрытию — шаг за шагом, размеренно, как хищник, подбирающийся к добыче. Потом оно остановилось и дёрнулось вверх, словно собака, учуявшая запах. Оно принюхалось и медленно наклонило голову вниз по течению. В следующий миг, размазанное рывком, оно сорвалось в ту сторону, вздымая брызги и прорезая воду со скоростью, невозможной для человека.
Я выкарабкался из ледяной воды и, шатаясь, вышел на берег. На секунду рухнул на гальку, хватая воздух. Потом кое-как поднялся, закинул мешок на плечо и, спотыкаясь, углубился в деревья.
Левая нога, прикрытая теперь лишь мокрым шерстяным носком, болела при каждом шаге. Резкие вспышки боли простреливали вверх по ноге, когда я наступал на острый камень или колючий сучок. Я прислонился к дереву и сполз вниз, пока спина не упёрлась в кору. Мне нужны были тепло и сухая одежда, но костёр стал бы маяком, выдающим моё местоположение.
Дрожащими руками я нащупал мешок и достал кожаную книгу. Держа её так, чтобы лунный свет падал на страницы, я перелистнул на следующую запись.
9 октября 2025: Люди эволюционировали так, чтобы быть экспертами по распознаванию закономерностей. Наш мозг тратит ценную энергию, анализируя лица в реальном времени: изгиб рта, ритм моргания, едва заметный сдвиг зрачка. Большинство этого не замечает — это происходит бессознательно. Но когда какая-то деталь не вписывается в ожидаемый шаблон, что-то древнее и глубинное внутри нас восстаёт. Это инстинкт, отточенный тысячами лет, созданный, чтобы защищать нас от неестественного.
Если кто-то читает это, не повторяй мою ошибку. Оно веками совершенствовало свою маску, потому что жаждет единственного, чем никогда не сможет быть по-настоящему: человеком. Не разрушай иллюзию. Ни на секунду. Даже в мыслях.
Я оттолкнулся от дерева, суставы одеревенели, и пошёл. Я заставлял шаги быть тихими и осторожными. Я снова перешёл реку вброд; цель была совсем недалеко. На берегу я нашёл цепочку сломанных веток и пошёл по ней, пока впереди между деревьями не мелькнул слабый, мерцающий свет.
Стоянка выглядела неизменной. Знакомые силуэты палаток стояли там же, где мы их ставили, но Эрика нигде не было видно.
Я снял мокрую одежду, повесил её на ветку и достал из рюкзака сухой комплект. Сел у костра и вытянул руки к теплу. В воздухе что-то изменилось — затылок укололо, и я услышал щёлканье суставов, один за другим, будто они вставали на место.
— Я… я хотел тебе кое-что сказать. Я нашёл эту книгу в автобусе. — Я провёл большим пальцем по затёртому корешку. — Думаю, ты знаешь, кому она принадлежит. Может быть, ты вернёшь её владельцу за меня.
Эрик вышел из темноты. На шее у него были синяки, а растянутые остатки лица, перетянутые в разные стороны, обвисали вниз, частично закрывая глаза и рот. Он посмотрел на меня через пламя, потом сел напротив. Взял книгу и с пренебрежением положил рядом на землю.
Затем он вытянул другую руку, в которой что-то держал.
— Нашёл твой ботинок.
Я на секунду уставился на грязный носок на своей ноге, потом заставил себя поднять взгляд и встретиться с его глазами.
— Спасибо, — выдавил я.
— Должно быть, соскользнул с ноги, — буднично сказал Эрик.
— Не повезло.
— Не повезло? — повторил Эрик, словно пробуя слово на вкус. — Нет. Тебе повезло. Повезло, что я его нашёл. Как бы мы закончили поход, если бы ты не мог нормально идти?
Теперь каждое движение ощущалось как выступление под пристальным взглядом. Каждый морг, каждое слово должны были выглядеть естественно. Слишком быстро, слишком медленно, слишком отрепетировано — и хрупкая иллюзия, которую я для него заново собрал, рассыпалась бы.
— Тебе стоит поспать, последний отрезок будет самым трудным, — деловито сказал Эрик.
Благодарный за возможность исчезнуть, я слегка кивнул и скользнул в палатку. Но сон не приходил. Я лежал часами, прислушиваясь и ожидая, что что-то случится.
Вскоре наступило утро. Я вышел из палатки и увидел Эрика ровно там, где оставил его, но что-то было не так. То, что спасало мне жизнь, исчезло. Когда мы в последний раз собирали палатки, я заметил в кострище почерневшие серые остатки кожи и бумаги.
Тропа была неровной, усыпанной скользкими камнями, мокрыми от ночной росы. Сосредоточенность на каждом осторожном шаге давала мне краткую передышку от хищника, которого я ощущал буквально в нескольких шагах позади.
Когда я вышел из-за линии деревьев на дорогу, шаги за моей спиной внезапно исчезли. Я обернулся и посмотрел в тёмный лес, в котором провёл выходные в ловушке. Единственные следы его присутствия были четырёхпалые отпечатки в земле рядом с моими следами от ботинок. Пока я ждал транспорт домой, в голове снова и снова прокручивались все моменты последних дней — как кошмар, от которого невозможно избавиться.
Автобус загрохотал, отъезжая от остановки. Я откинулся на сиденье, холодное стекло коснулось виска, и я медленно выдохнул. Через некоторое время я сунул руку в карман куртки и нащупал что-то сухое и ломкое. В ладони лежали обугленные обрывки бумаги. Края были чёрные и хрупкие, но надпись всё ещё читалась.
Я достал телефон и открыл пустую заметку. Я стараюсь как можно точнее записать всё, что случилось, пока воспоминания ещё яркие и свежие.
Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit
Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6
Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit
Каторга...
КА́ТОРГА (каторжные работы), наказание за тяжкие преступления, включавшее тяжёлые принудит. работы и, как правило, строгий режим лишения свободы. В зарубежных странах это понятие отражается терминами: «penal servitude» (англ.), «bagne» (франц.), «Zwangsarbeit» (нем.), «presidio» (исп.), «ergastolo» (итал.). Применялось в Европе с 16 в., первоначально в форме отправки на галеры. В Испании узаконено в правление Изабеллы I. Осуждённых направляли для отбывания наказания в Картахену, Ла-Карраку, Эль-Ферроль, с 1560-х гг. – также на ртутные рудники (в частности, Альмаден). Статутом 1771 в Испании установлен принцип соответствия тяжести физич. труда и совершённого преступления. Во Франции с 1748 вместо ссылки на галеры осуждённых направляли на принудит. работы в порты и арсеналы. Этот вид наказания был подтверждён Учредит. собранием в 1791. Отправка осуждённых в колонии (Франц. Гвиана, Новая Каледония и др.) для их изоляции и использования на тяжёлых физич. работах была узаконена в 1854, однако реально практиковалась и раньше. В Великобритании этот вид наказания введён Тюремным актом 1778. Осуждённых направляли в Сев. Америку, а после обретения США независимости – в Австралию. В 19–20 вв. в европ. странах строгий режим лишения свободы с привлечением к тяжёлому физич. труду использовался также как мера политич. репрессий (напр., в отношении чартистов, участников Парижской коммуны 1871, ирл. восстаний и др.). В 20 в. в подавляющем большинстве стран эта форма наказания была отменена. Сохраняется в Индии, Республике Корея (св. 210 статей УК) и ряде других афр., азиатских и лат.-амер. стран.
В России термин «каторга» введён в законодательство в 1699, когда царь Пётр I своим указом предписал направлять преступников вместе с семьями в ссылку в Азов для работы на галерах («каторгах»). С 1703 труд преступников стал применяться не только на гребных судах, но и (под тем же названием) на др. тяжёлых работах. Ряд указов Петра I развил правовой режим К.: «дряхлых» и инвалидов на К. было предписано отсылать в монастыри, где в кандалах они должны были работать «вечно» (1707); были усилены наказания вплоть до смертной казни за побеги с К. и установлена ссылка на К. за укрывательство беглых каторжан (1714); каторжан предписывалось «не употреблять в мелочные работы» (1714); с 1721 быв. каторжан по отбытии срока К. возвращали на прежние места жительства (с 1760 в целях колонизации Сибири они должны были оставаться там бессрочно в качестве ссыльнопоселенцев). Согласно Уставу о ссыльных 1822, К. являлась высшей карательной мерой после смертной казни. Каторжане лишались прав состояния, их имуществ. и семейные отношения прекращались: супруга каторжанина могла вступить в новый брак или последовать с детьми за мужем (в этом случае брак сохранял силу), его собственность переходила к наследникам. На тяжёлых работах заключённые использовались не более 5–7 лет (предельный срок физич. возможностей человека для тяжёлых работ), затем переводились на поселение. Лица, неспособные к каторжным работам по болезни или увечью, определялись на менее тяжёлые работы, помещались в тюремные богадельни или селились при рудниках и заводах. Первоначально каторжане через неск. месяцев после поступления на К. могли покупать и строить дома или селиться в казармах при рудниках и заводах. С 1845 каторжане содержались преим. в тюрьмах и проходили за время исполнения приговора через 2 разряда: «испытуемых», затем «исправляющихся». Срок пребывания преступников в разряде «испытуемых» зависел от тяжести преступления, каторжане должны были работать под наблюдением воен. караула, содержались в тюрьме в ножных или в ножных и ручных кандалах (снятие оков допускалось на время работ, при «тяжкой и изнурительной» болезни и увечьях). В разряде «исправляющихся» режим содержания каторжников облегчался: у них снимались оковы, при отсутствии нарушений через определённое время им разрешалось жить вне острога, строить дома, вступать в брак, им увеличивалось содержание, при отсутствии нарушений сокращался срок К. Использование каторжан на работах было дифференцированным, зависело от сословного происхождения, уровня образования осуждённых, тяжести их вины и др. условий. До 1863 лица податных сословий, осуждённые на К., публично наказывались кнутом и клеймились. Лица привилегированных сословий и лица, получившие хорошее образование, зачастую от каторжных работ освобождались, некоторые из них привлекались к работе чиновниками в местном управлении и пр.
В 1-й пол. 18 в. каторжане направлялись практически во все места, где не хватало рабочих рук, – на казённые заводы и фабрики, днепровскую фортификационную линию. В 1-й четв. 18 в. каторжане также использовались на тяжёлых работах в портовых городах – С.-Петербурге, Кронштадте, Рогервике (ныне Палдиски), Риге и др. Со 2-й пол. 18 в. осн. местом К. стало Забайкалье (Нерчинская К.). В 1869–1906 существовала К. на о. Сахалин (ссылка новых каторжан на остров прекращена с началом рус.-япон. войны 1904–05). В 1869–1879 каторжане содержались также в 5 спец. каторжных тюрьмах в Европ. России, в 3 – в Сибири (в нач. 1917 в Европ. части России и в Сибири функционировало 13 каторжных тюрем). Труд каторжан использовался при постройке Транссибирской магистрали, а в 1-ю мировую войну – Мурманской железной дороги.
К каторжным работам приговаривались лица, совершившие тяжкие уголовные преступления (убийство, грабёж, разбой, изнасилование, фальшивомонетничество). Кроме того, на К. ссылались лица, осуждённые за участие в антиправительств. выступлениях или за агитацию против существующего строя (участники Пугачёва восстания 1773–75, декабристы, участники Польск. восстаний 1830–31 и 1863–64, петрашевцы, М. Л. Михайлов, В. А. Обручев, Н. Г. Чернышевский, члены народнич. организаций, революц. партий, деятели нац. движений).
Централизованный учёт каторжан до нач. 19 в. отсутствовал. В 1-й четв. 19 в. на работы ежегодно поступало до 200–300 чел., во 2-й четв. 19 в. в Сибирь – до 1,4 тыс. чел. (к нач. 1898 здесь находилось ок. 10,7 тыс. каторжан; среди них преобладали крестьяне – 67,9% и бродяги – 13,5%). К 1892 на К. находилось ок. 14,5 тыс. чел. (14% от числа всех заключённых), в 1913 – соответственно 32,5 тыс. чел. (17%). Манифестом имп. Николая II от 21.10(3.11).1905, в разгар Революции 1905–07, частично амнистированы политич. каторжане, однако вскоре их число вновь возросло (в 1905–12 осуждены 7,5 тыс. чел.).
После Февр. революции 1917 постановлением Врем. правительства от 17(30).3.1917 все каторжане были амнистированы, освобождено св. 88 тыс. чел., в т. ч. 5,7 тыс. политич. заключённых.
В СССР характер К. имел тяжёлый труд заключённых исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) системы ГУЛАГ. В ходе Вел. Отеч. войны каторжные работы были введены официально (Указ Президиума ВС СССР от 19.4.1943): к ссылке на «каторжные работы» осуждались пособники в совершении расправ и насилий над гражд. населением и пленными красноармейцами. Отделения для содержания каторжан были организованы в некоторых ИТЛ. С нач. 1950-х гг. суды перестали приговаривать к каторжным работам.
Большая Российская энциклопедия...
Жизнь Советской Москвы в 40-е годы. 20 раскрашенных фотографий. Часть 2
Женщина-регулировщик движения на улице Охотный ряд в Москве, 1943 год.
Это десятилетие навсегда останется в памяти страны, как время величайшего испытания — Великой Отечественной войны. Но как жила Москва в эти годы? Как выглядела столица накануне грозы, как дышала в дни страшных бомбардировок, как сжималось сердце в битве за каждую улицу — и как, наконец, ликовала в День Победы?
Впрочем, 1940-е это не только война. Даже в годы лихолетья Москва не переставала расти, строиться и верить в будущее. Здесь продолжали копать метро, закладывали фундаменты сталинских высоток, а в 1947 году с размахом, как символ возрождения, отметили 800-летие столицы.
Расклейка афиш и плакатов на Метростроевской улице. Москва, 1948 год.
Соревнования судомоделистов, Москва 1948 год.
Соревнования судомоделистов проходили на Патриарших прудах.
Москва, 1947 год.
Детский сад в пос. Текстильщики на окраине Москвы, 1949 год.
Мокринский переулок, дом № 10. Москва, 1940-1941 год.
В начале XX века Зарядье — район, расположенный сразу за Китай-городом, вдоль Москвы-реки и вплотную к Кремлю, — был одним из самых бедных и перенаселённых кварталов Москвы. Несмотря на своё центральное положение, он напоминал не парадную часть столицы, а лабиринт трущоб, где ютились десятки тысяч горожан в антисанитарных и тесных условиях.
Здешние дома перестроенные из старинных палат и перепланированные под коммуналки, были переполнены. В одной комнате зачастую жили семьи из 6–10 человек, а то и несколько семей сразу. Воду носили из общих колонок, туалеты — на улице, канализации — почти не было. В зимнее время в домах было холодно, а летом — душно и кишели насекомыми.
Зарядье населяли преимущественно бедняки, мелкие ремесленники, извозчики, грузчики, служащие и мелкие торговцы. Здесь же находились дешёвые ночлежки, трактиры и подпольные притоны. Многие здания находились в аварийном состоянии, а узкие, кривые переулки были завалены мусором и отходами.
Несмотря на нищету, район был живым и насыщенным бытом: здесь кипели базарные торги, звучали песни под гармонь, дети играли на помойках, а дворы становились местом общественной жизни.
Разрушение Зарядья началось в 1930–1940-е годы, а окончательно его облик изменила постройка гостиницы «Россия» в 1967 году.
Ленинские горы. Москва, 1947 год.
Заготовка дров для москвичей. Москва, 1942 год.
Самой тяжёлой оказалась первая зима войны — даже при сверхнормативной выдаче и продаже дров их не хватало на полноценное отопление.
Урок был усвоен жёстко: уже летом 1942 года москвичи начали готовиться к холодам заранее. Тысячи горожан выезжали в Подмосковье на лесозаготовки, а в конце августа — начале сентября бревна и дрова доставлялись в столицу баржами и плотами по рекам.
Но и тогда обычным жителям топлива не хватило. В ноябре 1942 года, например, предприятие «Мосочиствод» выдавало своим служащим топливные брикеты из канализационных осадков, как альтернативу дровам.
Москвичи запасают дрова на зиму. Площадь Белорусского вокзала. Сентябрь - октябрь 1941 года.
В московском зоопарке. Боря Матвеев и жираф Вилли, 1943 год.
Станция "Динамо". В вагоне метро второй очереди (типа "Г"). Москва, 1940-1941 год.
Детский городок в Сокольниках, 1940 год.
Дети у яблони, посаженной Зоей Космодемьянской, 1947 год.
Каланчевский путепровод. Москва, 1948 год.
Электропоезда серии С — семейство пригородных электропоездов, выпускавшихся и эксплуатировавшихся в СССР с 1929 года. Название серии отражало их назначение: они проектировались для работы на Северной железной дороге.
Первым шагом стала электрификация участка Москва — Мытищи в июле 1929 года. Была выбрана система постоянного тока с напряжением 1500 В — решение, впоследствии ставшее стандартом для всех пригородных линий с моторвагонной тягой.
Уже 3 августа 1929 года на этом участке началось пробное движение электропоездов. К 1930 году электрификация охватила и соседние направления: Мытищи — Болшево, Мытищи — Пушкино, Болшево — Щёлково, Пушкино — Правда.
Изначально составы формировались из одной-двух трёхвагонных секций, но с ростом пассажиропотока перешли на три секции (9 вагонов). На крыше каждого моторного вагона размещались два пантографа — основной и резервный.
Первые девять трёхвагонных секций были построены в 1929 году: кузов собирался на Мытищинском вагоностроительном заводе, тяговые двигатели на заводе «Динамо», электрооборудование по лицензии британской фирмы Vickers.
Сначала вагоны носили обозначения ЭМ (электромоторный) и Э (прицепной электровагон). С 1936 года серию переименовали в Св — по названию дороги (Северная) и поставщику электрооборудования (Vickers).
Со временем, по мере износа оборудования, моторные вагоны Св модернизировали и переводили в другие подсерии: Сд, См, Смв, См3 и РС, продлевая таким образом жизнь одному из первых советских электропоездов.
Данный тип вагона можно увидеть в некоторых железнодорожных музеях в нашей стране.
Строительство высотного здания МИД, 1949 год
Это здание — одна из семи знаменитых московских высоток, заложенных 7 сентября 1947 года в честь 800-летия Москвы.
Проект разрабатывала мастерская «Горстройпроект»: над ним трудились более ста архитекторов и инженеров под руководством В. Г. Гельфрейха, М. А. Минкуса и главного конструктора Г. М. Лимановского.
В 1952 году здание передали МИДу и Минвнешторгу СССР, и с тех пор оно неразрывно связано с дипломатией.
Любопытно, что в первоначальном проекте шпиля не было — центральную часть венчала массивная башня с зубцами и обелисками. Лишь в 1951 году по решению властей здание увенчали шпилем, чтобы оно гармонировало с другими «сёстрами-высотками».
Юный авиамоделист. Москва, 1946 год.
Прожектора над городом в День Победы, 9 мая 1945 года.
Празднование восьмисотлетия Москвы у гостиницы "Москва" на Манежной площади 7 сентября 1947 года.
Это был первый по-настоящему масштабный праздник в городе после Великой Отечественной войны и Победы советского народа — отмеченный с особым размахом, радостью и облегчением.
Строительство Арбатско-Покровской линии Московского метрополитена, 1944 год.
Прокладка тоннелей от станции "Павелецкая" к станции "Серпуховская". Москва, 1948 год.
Также буду рад всех видеть в телеграмм канале, где публикуется множество раскрашенных исторических снимков со всего мира или в группе ВК.
Игра года. 1403 года. Kingdom Come: Deliverance II
Пока видеоигровой мир срется и утопает в говне по поводу The Game Awards, на котором Clair Obscur: Expedition 33 пожрала все награды за лучшую игру года, я хочу рассказать о другой игре из числа номинантов, которая лично для меня стала в 2к25 шикарнейшим приключением на сотню часов и почетно заняла свое место "Лучшей игры 1403 года". Естественно, речь о продолжении симулятора грязного крестьянина в страдающем средневековье: Kingdom Come: Deliverance II.
Счас будет немного смешно, немного стыдно, но интересно. Меня зовут @MorGott, и сегодня мы с вами вновь окунемся в средневековую Чехию.
Про первую часть я рассказывал 10 месяцев назад, и снабдил ее кратким историческим экскурсом на 20 секунд, так что можете ознакомиться: Как современному человеку прожить в Чехии 15 века и не умереть от болезней, половцев и бандитов?. Для остальных же поясню - чехи из студии Warhorse сначала выкатили в 2018 году первую часть игры, повествующую об одном из самых веселых периодов Чехии, который приведет к тому, что Папа Римский начнет объявлять крестовые походы на чехов, а чешские крестьяне в свою очередь, будут ебать рыцарство и прочих только в путь. А в феврале 2025 дропнули и вторую часть, которая стала втрое больше, лучше и интересней.
Сюжет первой игры закончился на том, что Индро, главный герой, должен был сопроводить пана Птачека к одному из важнейших Богемских вельмож, пану Бергову, Чтобы заключить с тем союз и прекратить гражданскую войну, которая началась из-за того, что брат короля Вацлава, Сигизмунд, взял того в плен и попытался силой подчинить себе Богемию, устроив вместо этого пиздорез.
И что характерно, начинается вторая часть именно там, где кончается первая. В ней мы с паном Птачеком уезжаем в закат в небольшое путешествие, всего на пару недель. В инвентаре у нас гора доспехов, в которую мы облачены, наш конь - огонь, а в журнале всего один незакрытый квест - поиск пидораса Иштвана Тота, который спиздил меч нашего отца Мартина. И на этом первая игра внезапно обрывается, вызывая бугурт внутреннего перфекциониста из-за незакрытого квеста.
И вот, спустя шесть лет ты запускаешь вторую часть, и...ты играя за отца Богуту(игравшие в первую часть, ликуйте) с Птачеком, получившим стрелу, пытаетесь удержать стены безымянной крепости от нападающих на вас войск. ЧЕГО, КУДА? Где Индро, что происходит? И сразу после этого игра буквально врывается на той же секунде, на которой обрывается первая. Индро в полной броне сопровождает Птачека в Бергову, дело остается за малым - передать письмо, выслушать согласие да ехать домой. Зашли-вышли, Морти!
И вот тут мне надо либо начать с криком "Абсолют синема!" начать пересказывать сюжет, либо завалиться и перейти к тому, что разработчики поменяли со времен первой игры, чтобы сделать ее лучше. Соломоново решение - я сделаю и то и другое, но перед тем как насрать спойлерами, буду предупреждать и скрывать их: ты пидор. Итак. Если вы играли в первую и она вам зашла - у меня для вас отличные новости. Если же вы не играли, либо задушились - то все ещё отличные новости.
С одной стороны, в этот раз действие игры проходит не в одной локации, а в двух - Замке Троски и городе Кутна-Гора с их окрестностями. Чтоб вы понимали - Скалица, родная деревня Индро, находится где-то в районе 50 км от Праги, Троски - в сотне км от Скалицы, а Кутна-Гора - буквально в 1-2 дневных переходах от Скалицы и примерно 70 км от Тросок. То есть все те исторические события, за которыми мы будем наблюдать, проходят в регионе ,который можно за день объехать на машине - и вернуться в Прагу пить пиво.
То есть, масштаб вырос вдвое (а по факту из-за плотности ещё больше). Я об этом не знал, и долгое время думал, что вот сейчас закончим штурм одной крепости, и на этом игра подойдет к концу. И каково было мое удивление, когда я узнал, что все сорок часов приключения в Тросках являются едва ли не прологом к основной части игры! В последний раз такое ощущение наебалова у меня было, когда я после шести часов игры в Киберпанке словил пулю после налета на Арасаку и гигантские открывающие титры с игрой.
И если первая часть хоть и была связана с историческими событиями, но очень опосредованно - мы решали какие-то свои личные проблемы, а действо больше напоминало средневековый шпионский боевик, то вторая часть - это политическая драма, пусть да, с элементами боевика, триллера, комедии, но - мы уже неотступно следует за большой политикой и наши действия уже неотделимо будут связаны с ней.
И как и в прошлой части, разработчики уделили ОЧЕНЬ много времени окружению. Замки и города восстановлены с исторической достоверностью, расстояния хоть и сокращены в угоду игровому балансу, тем не менее, стараются соблюдать пропорции и общий настрой, так что можете смело играть в игру "сравнить игровую локацию с реальными фото".
Но мы ж тут не про интерактивную карту Смуты говорить собрались. Что там с непосредственно игрой? А здесь все обстоит уникальным для 2025 года образом - Когда разработчики взяли все то хорошее, что есть в первой части и улучшили, а все что было плохого - поправили и перебалансили. Во первых, очень многие критиковали первую часть за духоту, и с этим реально сложно спорить. Упор в реализм требовал, чтобы в симуляторе грязного крестьянина при схватке с двумя бронированными противниками ты сосал. Но боевая система при этом была настолько сложной, что вместо изучения каких-то хитрых финтов самым правильным решением было изучить парирование и вместо попыток в семь разных направлений меча ты просто ждал, пока в тебя полетит колюще-режущее и парированием 3-5-50 раз наносит контратаку. Ну, в большинстве случаев, ибо в массовой драке ты просто махал мечом.
Теперь же ситуация обстоит несколько иначе. Ты все ещё dirty peasan simulator, то есть собрать десяток латников и драться с ними можно - но недолго, пока тебе стальной лом в жопу не вставят. А лучшее сражение все ещё - толпой в крысу на одного. Однако систему поменяли в сторону упрощения с одной стороны, и в сторону усложнения с другой. Она стала сильно легче в освоении - всего четыре стороны вместо семи, драться один на один стало проще, но с другой стороны - на одних парированиях теперь не выжить. Если в первой части связки и красивые комбинации атак, которые позволяли вскрыть противника как шампанское, были скорее атавизмом, то здесь чтобы научиться быстро и эффективно (и что немаловажно - эффектно) разбирать противников, нужно тренировать связки. Зато успешная контратака или пара комбинаций подряд позволяют расправиться с противников куда быстрее и красивей. К латникам это не относится - если не взяли бердыш или клевец, мечом своим дурацким будете ковырять его очень долго, но тут все честно.
Оружия стало КУДА больше. Короткие и длинные мечи понятно, всякие там молоты, клевцы и прочий консервный стафф против рыцарской тушенки тоже ясно, но вот древковое оружие стало очень интересным. Кроме того, что оно позволяет отталкивать лестницы от стен, оно может ещё и очень неприятно насадить на себя противника.
Луки теперь не единственное оружие удаленного судного дня. Да ,они так же сложны в освоении, как и в первой части, но все ещё так же эффективны и стрела в незащищенное лицо уложит и латника (при условии что вы стреляете не кривыми ветками, а нормальными стрелами).
Но для тех, кто не научился навскидку быть кроликов, во второй части добавили куда более лютое орудие - арбалеты. Чудовищный урон, приемлемая дистанция и совершенно неприличная перезарядка. Легкие, тяжелые - на любой выбор. Но зато и эффект от них просто объясняет, почему в свое время Ватикан запретил стрелять из арбалетов по христианам. Кроме того, есть и просто ультимативная хуйня, правда, пока по большей части для психологического эффекта - пищали, первые представители огнестрельного оружия, способные взорваться нахуй в руках, редко попадающие хоть куда-то кроме как в упор, но зато издающие такой грохот, от которого охуевают вообще все.
Да ,пятнадцатый век, техническая революция уже совсем скоро и она изменит мир. И это чувствуется в игре. Вы почувствуете это, когда вместо пищали встретитесь с настоящей бомбардой и ощутите, что каменные стены уже не защищают вас.
Однако как быть, если мы уже в прошлой игре раскачались до состояния машины смерти, свободно читаем на латыни и ходим в доспехах стоимостью в годовой бюджет родной Скалицы? К счастью, разработчики вполне себе элегантно вышли из ситуации, не просто лишив Индро всего этого, но и ОЧЕНЬ плотно интегрировав это в сюжет. Нам суждено получить пизды, потерять сбрую, коня, здоровье, и все это придется кровью и потом зарабатывать обратно. Впрочем, умение читать, варить и некоторые другие перки у нас по умолчанию есть с первой части, так что мы начинаем не прям со стартового крестьянина.
И здесь кроется существенный недостаток игры. Она начинается очень долго и ОЧЕНЬ долго разгоняется. Пока полазаешь по окрестным лесам, пока заработаешь себе хотя бы на ночлег и украдешь немного еды - а расстояния в игре будь здоров, и без коня будет явно тяжело. Хорошо что есть цыгане (но и тут все не так просто). То же касается и всякого стаффа - брони, нормального оружия и тому подобного. Поначалу будет очень больно (в том числе от необходимости хоронить убитых противников, почему их тела не могут просто исчезнуть?).
Однако в какой-то момент прокачка начинает расти, и очень быстро, и уже спустя некоторое время мы не просто возвращаемся на уровень нормального вояки, но и начинаем качать те самые связки и умение быть ем-то более крутым чем просто парнем в крутой броне. Крутую броню, кстати, я нашел по карте из квеста, но наполовину почти случайно - один элемент я тупо случайно отыскал, а когда пошел целенаправленно за ней, повезло с направлением.
Отдельно доставляют разные допзанятия типа ремесел. Во-первых, отныне вы будете таскать с собой ремонтные наборы, потому что снаряга имеет свойство ломаться, и ее надо чинить, а мастера не всегда под рукой. Наборы бронника, кузнеца, лучника, портного, сапожника, пушкаря и бог знает кого ещё - велкам ту менеджмент снаряги. Как и прошлой части она будет для вас иметь важное значение - НО, как со всем в этой игре, разрабы сделали лучше. У вас есть теперь наборы костюмов, чтобы не приходилось каждый раз вручную снимать дюжину элементов брони, чтобы вырядиться для ночного воровства.
Теперь у вас есть три набора одежды, которые сможно переключать между собой. У меня это был полный латный доспех, одежда незаметного и тихого как ниндзя нищего и дорогущий комплект одежды на случай если надо перетереть хоть с королем. Разумеется, все это - залутанное в лучших традициях ландскнехтов, потому что покупать легально - это надо быть нахуй миллионером, а я даже со своей тягой лутать все вокруг вплоть до деревянных вилок, не набирал столько сколько надо на топ-броню.
Ну а что не можешь купить или спиздить, сделай сам! Алхимия во второй части все ещё зубодробительная, но стала несколько проще, чем в первой части. Качается куда быстрее, и при должной сноровке можно получать зелья сверхвысокого качества. Кроме того, за один сеанс варки можно сделать не до 2-3 зелий, как в первой части, а сразу 6 - поверьте, это ЕБАТЬ как радует. Делаешь себе 60 отваров календулы и пользуешься ими до конца игры. Они ещё и куда полезнее. С учетом того, что в крутой снаряге можно таскать до 4 единиц оружия (у меня это был меч, лук, арбалет и МАТЬ ЕЁ В РОТ АЛЕ-ЕБАРДА) и до 4 единиц разных зелий, которые можно употреблять из хотбара. Очень удобно.
А вот чего не было в первой части, так это ковки оружия и подков. И кому как, а мне этот процесс зашел на ура - надо сначала разогреть правильно заготовку, затем ее буквально проковывать, перемещая молот и заготовку по наковальне, переворачивать и повторять все пока не получите оружие, которое останется закалить, охапку дров и меч готов. Или топор. Или подковы, которые можно нацепить на коня. Да, процесс небыстрый, но во первых - если вы изготавливаете оружие сами, то качаете ремесла, которые ещё и позволяют не так быстро изнашивать снарягу, а во вторых - достаточно дорогие мечи с кучей обвесов лучше качеством, чем магазинные и стоят ДОХУЯ, что делает их весьма ценными. Например, я фактически с тесаком своего изготовления почти всю игру проходил, потому что он был тупо лучше.
Впрочем, этот процесс прокачки и набора снаряжения затянется. Виной тому - квесты. Самое тупое задание уровня "Возьму эту хуйню, отнести туда" здесь легко превращается в целую линейку с драмой, дракой, комедией и трагедией. Причем легко все и сразу. И это не выглядит как будто только тебя и ждут, чтобы дать тебе архиважное задание - оно как будто бы само собой, поговорил тут, поговорил там и уже не замечаешь, что обчистил дом в Тросковице, чтобы потом доебаться до ловчего, который знает где твоя лошадь, а в конце концов все заканчивается тем, что ты слушаешь хуевейшую (или охуеннейшую, тут кому как) песню о том какой ты классный друг в придорожном трактире, и от которой все вокруг знатно выпадают в осадок.
И это побочные задания которые можно и не выполнять. Они настолько разноплановые, что складывается впечатления, что двух одинаковых или просто похожих историй просто нет. При том, что их тут ДОХУЯ и в той же Кутна-Горе они так плотно пересекаются, что заскучать не придется вообще. Если ты не слишком принципиален, то ты будешь грабить могилы, вламываться в костницы, красть и выдавать себя за работника виноградника, разбираться с бандитами и косить под солдата Сигизмунда, устраивать диверсии и шпионить, маскироваться и играть в археолога, пытаться умыкнуть кости дракона от священной церкви (или делить их с охотниками) - блин, да даже перечисление всего этого доставляет после того, как вспоминаешь, как посреди ночи встретился в карьере сразу с несколькими группировками долбоебов с одним только факелом, где все заканчивается резней в духе Гая Ричи.
И это мы даже не касаемся основного сюжета. Потому что тут - ух бля. Здесь все то же самое ,но выкручено на максимум. Повороты, которые придется пережить - просто охуеть можно, потому что мы не привыкли к чешской политике 15 века, где все предают друг друга до того как успеют пернуть после заключения очередного вечного мира. И Индро тут - не пришей кобыле хвост ,он явно не привык к таким интригам, и решает вопросы так, как умеет - как парень с мечом, который нихуя вокруг не понимает.
Отдельной изюминкой на торте стало появление отца Богуты - одного из самых колоритных персонажей первой части. Здесь в силу того, что сюжет становится очень глобальным, Индро просто не может охватить все своим взглядом (особенно сидя в колодках, например) и часть игры проходится за Богуту. И это - просто жемчужина, потому что священник, лишившийся прихода, хватается за возможность спасти две заблудших души - Индро и Птачека, потому что уж очень ребята запали ему в душу.
И сцены с ним крадут просто все внимание, потому что он то как раз опытный дядя и за словом в карман не лезет между попойками. Сюжетный квест, в котором ему надо было тянуть время и выдавать себя за римского священника, который общается только на латыни - это просто ор. Потому что трезвый Богута - хуевый священник и латынь понимает через раз. И чтобы его не вычислили, ему надо поддерживать уровень опьянения между "свободно говорит и общается" и "нажрался в говно и заблевал всех монахов вокруг". И это только один из множество примеров.
Но чем ещё вторая часть отличается от первой - это персонажами. Если в первой части колоритных людей было не так уж много (все тот же Богута), то во второй это целая плеяда - Сухой Черт, Катерина, Иштван Тот тот же (ух, как он сука бесил), Бергов, Сигизмунд - каждый из них прям запоминается. А на вершине этой плеяды стоит Ян Жижка - герой Чехии, который, ну, как бы, какая эпоха, такие и герои. Мы знаем, что одноглазый вояка станет тем, кто сколотит из крестьян-гуситов армию, способную размотать весь цвет европейского рыцарства. И в игре нам предстоит познакомиться с этим во всех отношениях примечательным человеком. Отвечаю - он прекрасен.
Ну и да. Во многом хайп по игре был обеспечен тем, что правый и левый политический твиттер постоянно воевали из-за игры, то вешая на ее создателей клеймо повесточников, то вознося их на знамена базированных слонов и обратно. Связано это с тем, что в игре есть негр, Иштван с Эриком не только пидоры, но и геи , а также у Индро есть опция завалить Птачека не только на ристалище, но и в постели.
Да, это все в игре есть, вот только это все ещё вписано в антураж реалистичной Богемии 1403 года. Это означает, что прямо никто вам про гомогейство не скажет, максимум намеками, потому что придет инквизиция и вставит лечебных костров по самое балуйся. А чтобы заромансить Птачека, нужно выбирать специальные ПОМЕЧЕННЫЕ варианты в диалогах, и как я понимаю, это не единственное условие. Ну то есть если вы добрались до гейской сцены - то не отнекивайтесь, ладно, вам просто хотелось посмотреть как Индро и Птачек скрещивают мечи. Я этот не брал и проходить не пытался, благо игра дает заромансить сразу несколько девушек от юной селянки дол временной доминирующей милфы. Тут как говорится, все на ваш выбор.
Ну и негр-магометанин по имени Муса - врач из лагеря Сигизмунда, который туда попал аж из Гренады - ученый, философ и лекарь, который поднялся ещё у себя в африке, а дальше кочевал от одного правителя до другого, пока не попал к Сигизмунду (который, я так чисто напомнить, очень близко был знаком с османами, иногда не дальше чем на длину меча), и был вынужден в грязи и говне Богемии сидеть в лагере и лечить половцев и печенегов от поноса.
И ещё два момента, о которых я тупо позабыл. Во-первых - игра все таки не учебник истории, что я хотел бы напомнить. Несмотря на достоверные историчные локации и снарягу, сами события сильно перемешаны местами. Например, Осада Сухдола - ключевое событие второй игры, ирл произошло одновременно с захватом Кутна-Горы и там всех захватили и выебли. Единственное, чем она примечательна - как и в игре, Маркварт Аулицкий выхватил там болт и погиб, вот только в истории это произошло за полгода до того, как сожгли Скалицу. Иными словами, события поменяли местами. Ну и некотоые персонажи типа Птачека, набрали несколько лет к событиям игр, ибо в жизни были почти детьми.
И наконец, вещь, о которой легко было позабыть. Это техническое состояние игры. Я все ещё не верю, что это все - на движке, на котором существует Crysis. Игра стала ещё богаче на графику, но все ещё довольно умеренна на системные требования по сравнению с той картинкой, которую дает. Да, сами требования все ещё приличные, но зато и игра дает результат ,как говорится, на все деньги. На 4060ti в разрешении 2к на ультрах со всеми свистоперделками игра выдавала 80+ кадров. Легкое понижение настроек уводила производительность вообще в космос. Багов, фризов или чего-то такого я даже и не заметил, проходя игру этим летом. Пару раз она вылетала - факт, и это было больно, так как сейвы, как и в первой игре, далеко не бесплатны.
Но в остальном игра - это ахуй. На все про все у меня ушло сто часов, и это не было пустым блужданием за флагами и перьями. Это было очень плотное, интересное и захватывающее повествование в средневековой Чехии, с добротным юмором, харизматичными персонажами, крутыми поворотами и трогательной концо...ах да, там же вариативные концовки, которые заключаются скорее в отношении кое-каких персонажей к ГГ. Ну, тут я скажу, что играйте так, как сердце велит, и получите то, что заслужили. И это охуенно.
Для меня Kingdom Come: Deliverance II стала именно тем опытом, который я хотел получить. И место в моем сердечке она точно заняла. В общем, выводы делайте сами, а я пошел ковать. Потому что уже не могу не куя.
А на сегодня все. Многие заметили, что я почти на полтора месяца пропал, и тому есть причина (кроме того что я заебался). Но постараюсь вернутсья в строй и порадовать подписчиков до нг ещё парой-тройкой постов. Всех целую!









































