Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 482 поста 38 905 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

158

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
29

Невидимка

В трёхкомнатной хрущёвке жила семья. По причине пьянства мужа Владимира, жена с детьми его покинула, а сам он перебрался в однушку к старенькой больной матери в соседнем, стоящем практически вплотную, доме. Вскоре в эту квартиру по обмену с доплатой въехали новые жильцы.

Бывший хозяин Володя, не старый ещё, но неприятного вида мужчина, все последующие годы часто сидел на лавочке возле подъезда, где жил раньше, видимо, по старой привычке. Похоже, скучал по своей прежней жизни, прошедшей в этом доме. Ведь всё, что у него осталось - это алкоголь и теснота в однушке с престарелой мамой...

И зимой, и летом Анастасия, новая хозяйка квартиры, видела его на этом месте, и практически всегда Владимир был в сильном подпитии, иногда там же и валялся.

Прошли годы, умерла от рака Володина мать, и сам он недолго после этого задержался. Скончался от запоя. Анастасия не обратила на это событие внимания. Не стало видно пьянчужки на скамейке, да и ладно. Своих проблем хватает. Она одна растила сына, плюс терпела тяжёлый мамин характер. Но в какой-то момент в своей квартире она стала испытывать страх!

Причём только в одном месте - возле входной двери, и только по ночам. В коридоре у них стоял холодильник, так как не помещался на кухне. Так вот, между холодильником и входной дверью, на резиновом коврике и находился объект её страха.

Ходить в туалет ночью стало наказанием. Анастасия до этого никогда не боявшаяся темноты, проскакивала по коридору в ускоренном темпе мимо этого места, внутренне обмирая от дикого животного страха. И обратно в три прыжка залетала в свою комнату, как будто этот кто-то пытался ухватить её за спину! Захлопывала дверь, затем, отдышавшись и успокоив сердцебиение, она облегчённо вздыхала, чувствуя себя в безопасности. И так каждую ночь.

Она ничего не видела, только ощущала. Каким-то внутренним чутьём точно знала, что там стоит мужская сущность - фантом. Невидимый глазу фантом просто стоял, ничего не делал и не двигался. Стоял и смотрел. В других местах квартиры его не было.

Так продолжалось довольно длительное время. Человек ко всему привыкает, стали привычны "страшные" походы в санузел. Анастасия старалась реже выходить из своей комнаты ночью.

Как-то мать задумала поменять входную дверь. У всех соседей уже стояли красивые новые железные двери, а у них всё ещё была старая совдеповская деревянная, обитая дерматином с декоративными гвоздиками. Вскоре и они приобрели новую входную дверь, как у всех.

Больше невидимый визитёр не появлялся. Анастасия заметила, что в один момент она перестала испытывать страх. Спокойно ходила, не включая свет, по квартире ночью и могла даже постоять на том, страшном когда-то, месте.

Она много раз задавалась вопросом: почему сущность в образе мужчины стояла именно там? И пришла к выводу,  фантомом являлся Володя. Он будто был привязан к своей старой двери в прежнюю, когда-то счастливую жизнь, не желая сходить с места, и только с её удалением эта привязка прервалась.

Показать полностью
90

ОТЧЕТ О ВОССТАНОВЛЕНИИ ОБЪЕКТА №58Н

ОТЧЕТ О ВОССТАНОВЛЕНИИ ОБЪЕКТА №58Н

КОДОВОЕ НАЗВАНИЕ: "Пустой космонавт"

КЛАСС ОПАСНОСТИ: Евклид

ДАТА ИНЦИДЕНТА: 14.08.2024

ЛОКАЦИЯ: Космодром Байконур, посадочная зона Д-7

СТАТУС: Объект изолирован. Расследование продолжается.

ХРОНОЛОГИЯ СОБЫТИЯ

14 августа 2024, 04:37 МСК

Спускаемый аппарат корабля "Союз МС-25" совершил штатную посадку после 186 дней на орбитальной станции.

Экипаж: космонавт Игорь Валерьевич Стрелков, 43 года, 2-й полет.

04:41 МСК

Поисково-спасательная группа вскрыла люк капсулы.

Внутри обнаружен скафандр "Сокол-КВ2" в пристегнутом положении.

Скафандр пуст.

ПЕРВИЧНЫЙ ОСМОТР

Шлем герметично закрыт. Перчатки на месте. Система жизнеобеспечения активна — кислород расходуется, датчики фиксируют дыхание.

ЧСС: 68 ударов в минуту

Дыхание: 14 вдохов/мин

Температура тела: 36.6°C

Внутри скафандра никого нет.

Медик Сухоруков попытался расстегнуть шлем — скафандр сопротивлялся. Руки в перчатках схватили руку медика.

Голос по внутренней связи:

"Не трогайте меня. Я в порядке. Почему вы не можете меня видеть?"

Голос идентифицирован как принадлежащий Игорю Стрелкову.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА (АУДИОЗАПИСЬ)

Время: 14.08.2024, 06:15

Место: Медицинский блок, Байконур

Допрашивающий: Полковник Д. Артемьев

Допрашиваемый: "Объект 58Н" (скафандр Стрелкова)

АРТЕМЬЕВ: Игорь Валерьевич, вы меня слышите?

ОБЪЕКТ 58Н: Да. Слышу. Дмитрий Иванович, это вы? Почему вы так странно на меня смотрите?

АРТЕМЬЕВ: Игорь, где вы сейчас находитесь?

ОБЪЕКТ 58Н: (пауза 4 секунды) На станции. В модуле "Звезда". Я... только что закончил смену. Готовлюсь к возвращению. Спуск запланирован на завтра.

АРТЕМЬЕВ: Игорь, вы уже вернулись. 6 часов назад. Вы на Земле.

ОБЪЕКТ 58Н: (смех) Дмитрий Иванович, это какой-то тест? Я вижу иллюминатор. За ним — Земля. Сейчас пролетаем над Индийским океаном.

АРТЕМЬЕВ: Опишите, что вы видите прямо сейчас.

ОБЪЕКТ 58Н: Я вижу стены модуля. Вижу Сашу Ковалева — он работает с оборудованием справа. Вижу... (пауза) ...странно. Я вижу вас. Вы стоите передо мной в каком-то помещении. Но одновременно я на станции. Как это возможно?

АРТЕМЬЕВ: Александр Ковалев вернулся на Землю 3 недели назад.

ОБЪЕКТ 58Н: Нет. Он здесь. Он прямо передо мной. Сейчас он повернулся... (голос дрожит) ...Дмитрий Иванович, он смотрит сквозь меня. Как будто меня нет.

ПРОВЕРКА ОРБИТАЛЬНОЙ СТАНЦИИ

14.08.2024, 08:00 МСК

По запросу Роскосмоса ЦУП установил связь со станцией.

На борту находятся: космонавты Ковалев А.П., Беляева М.С., астронавт НАСА Томас Харрис.

Вопрос: Видят ли они Игоря Стрелкова?

Ответ Ковалева:

"Игорь вернулся 6 часов назад. Мы проводили его вчера. Его нет на станции. Но... есть странность. Его скафандр остался здесь. Висит в отсеке. Мы не можем объяснить — он должен был улететь в нем."

Уточняющий вопрос: Опишите скафандр.

Ответ Беляевой:

"Скафандр запечатан. Шлем закрыт. Внутри... (длительная пауза) ...внутри что-то есть. Мы видим запотевание на стекле. Как будто кто-то дышит. Но внутри никого нет."

ЭКСПЕРИМЕНТ

14.08.2024, 11:30 МСК

Попытка снять скафандр с объекта 58Н на Земле.

При попытке отстегнуть шлем объект издал нечеловеческий крик. Голос Стрелкова, искаженный:

"НЕ СНИМАЙТЕ МЕНЯ. Я УМРУ. Я СУЩЕСТВУЮ ТОЛЬКО ЗДЕСЬ. ЕСЛИ ВЫ МЕНЯ ОТКРОЕТЕ — МЕНЯ НЕ БУДЕТ НИ ЗДЕСЬ, НИ ТАМ."

Одновременно с Земли из ЦУП поступил экстренный сигнал:

Скафандр на станции начал двигаться.

Космонавт Ковалев сообщил:

"Он поднял руку. Он шевелит пальцами. Боже... он поворачивает голову в нашу сторону."

ТЕКУЩИЙ СТАТУС

Объект 58Н изолирован в герметичной камере на Байконуре.

Скафандр на станции также изолирован в шлюзовом отсеке.

Игорь Стрелков существует в двух местах одновременно:

- На Земле — как пустой скафандр с признаками жизни

- На орбите — как пустой скафандр с признаками жизни

Ни один из скафандров нельзя открыть.

ПОСЛЕДНЕЕ СООБЩЕНИЕ ОТ ОБЪЕКТА 58Н

17.08.2024, 02:14 МСК

Голос Стрелкова, записанный автоматической системой:

"Я понял. Я не вернулся. И я не остался. Я... распался. Часть меня здесь, часть — там. Но обе части пусты. Настоящий я... где-то между. В месте, которое не является ни Землей, ни орбитой.

Я застрял в моменте перехода.

Я падаю вечно.

Пожалуйста, не открывайте меня. Если откроете — я исчезну окончательно. Пока я в скафандре, я хоть как-то существую.

Даже если меня уже нет."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

Объект 58Н классифицирован как пространственно-временная аномалия.

Игорь Валерьевич Стрелков считается пропавшим без вести с 14.08.2024.

Оба скафандра остаются под наблюдением.

Их сердца продолжают биться.

[ДОСТУП ОГРАНИЧЕН]

[ДОКУМЕНТ РАССЕКРЕЧЕН ЧЕРЕЗ ██ ЛЕТ]

П.Р.О.Е.К.Т. РАЗЛОМ

Архив аномальных искажений.

Строго следуйте инструкциям. Выживание не гарантировано.

https://t.me/proekt_razlom

https://t.me/proekt_razlom/15

Показать полностью 1
134

Одержимость

Виктор ворвался в спальню дочери, едва не сорвав дверь с петель. За ним, спотыкаясь и захлёбываясь от слёз, вбежала его жена Ирина. Комнату заливал тусклый свет уличного фонаря, пробивавшийся сквозь неплотно задернутые шторы. То, что они увидели в этом свете, казалось сценой из кошмара.

Одержимость

Алина, их дочь, стояла на коленях посреди комнаты, спиной к ним. Её тонкая ночная рубашка задралась, обнажая позвоночник, выпирающий острыми углами под натянутой, пергаментной кожей. Она неистово скребла ногтями паркет, сдирая лак и впиваясь в древесину с такой силой, что из-под её пальцев летели мелкие щепки.

— Алинушка… доченька, что ты делаешь? — прошептала Ирина, делая осторожный шаг вперёд.

Фигура на полу замерла. С жутким хрустом шейных позвонков, она медленно повернула голову. Когда её лицо оказалось в полоске света, Ирина беззвучно открыла рот, хватаясь рукой за косяк двери. Виктор застыл, ощущая, как ледяной пот стекает по спине.

Это было лицо их дочери, но в то же время совершенно чужое. Её кожа, обычно имевшая тёплый оттенок, теперь была бледно серой. Белки глаз были испещрены лопнувшими сосудами. Губы растянулись в улыбке. И из уголка её рта тонкой струйкой стекала бледно жёлтая, как гной, слюна.

А потом она улыбнулась.

Улыбка растянула её потрескавшиеся губы, обнажая синюшные дёсны, и в тишине комнаты раздался смех. Клокочущий, булькающий хрип злобной насмешки. Такой, что у Виктора зашевелились волосы на затылке. Смех оборвался так же внезапно, как и начался. Алина снова отвернулась и с удвоенной яростью продолжила скрести пол.

Так продолжалось уже больше месяца.

Месяц, как их цветущая, сияющая жизнью дочь превратилась в это иссохшее, одержимое существо. Врачи разводили руками. Сначала ставили «атипичную депрессию», потом «острое психотическое расстройство селфхарм — самоповреждающее поведение». Её пичкали нейролептиками, от которых она превращалась в сонный овощ, но как только действие препаратов ослабевало, всё начиналось снова. Она мало ела, почти не пила, только часами смотрела в одну точку или вдруг впадала в буйство: билась о стены, говорила на каком-то непонятном щёлкающем языке. Или вот так — скребла ногтями любую поверхность, пока пальцы не превращались в кровавое месиво.

Жених Алины поначалу держался, но после того как она на его глазах попыталась съесть стекло из разбитой фоторамки, он исчез. Сначала перестал отвечать на звонки, а потом его мать сухо сообщила Ирине, что «их мальчик не готов к такой жизни».

Отчаяние было почти физическим. Оно душило, лишило родителей покоя.

Однажды, сидя на кухне и глядя в пустоту, Ирина решилась на последний отчаянный шаг — позвонила своей бабке, Любови Никитичне, живущую в отдалённой деревне под Красноярском. Баба Люба, была женщиной суровой и немногословной, она выслушала сбивчивый, слезливый рассказ внучки, долго молчала, а потом твёрдо сказала:

— Собирайтесь. И её везите. Сюда. Врачи твои тут без надобности.

Через три дня они уже тряслись по разбитой грунтовке, ведущей к деревне бабы Любы. Алину пришлось почти силой запихнуть в машину, предварительно вколов ей дозу успокоительного. Но даже сквозь лекарственный дурман существо внутри неё сопротивлялось. Всю дорогу она тихо мычала, а один раз, когда машина подпрыгнула на глубокой выбоине, её глаза вдруг широко открылись, сфокусировались на Викторе, и чужой, сиплый голос отчётливо произнёс: «Зря стараешься, сыскарь. Всё равно она моей будет». Виктор чуть не выпустил руль из рук. Он двадцать лет проработал следователем, но никогда в жизни ему не было так страшно.

Баба Люба встретила их на пороге своей почерневшей от времени избы. Сухая, морщинистая, с пронзительными глазами, она одним взглядом оценила Алину, которую Виктор вытаскивал из машины.

— Несите в горницу. И оставьте. Сами на кухню идите.

Она не задавала вопросов. Зашла в комнату, где на лавке лежала Алина, посмотрела на метки от ногтей на её руках, приоткрыла ей веко, заглянула в пустой зрачок. Потом вышла на кухню, где за столом сидели оцепеневшие Виктор и Ирина.

— Где она эту дрянь подцепила? — спросила она без предисловий.

— Что «это», баб? — выдавил Виктор.

— Гостя. Незваного... и голодного. Последний месяц где была, прежде чем началось? Вспоминай, Ирка.

Ирина начала перебирать в уме все события. Работа, дом, встречи с подругами...

— Поездка! — вдруг вспомнила она. — Они с коллегами ездили на Алтай. Корпоративный выезд, пешее путешествие в горах. Вернулась оттуда уставшая, но довольная. А через три дня начался этот кошмар.

Баба Люба кивнула, будто услышала то, что и так знала.

— Алтай... Места там сильные. И злые. Не для всякого человека. Особенно, если лезть, куда не просят. Значит, так. Поедете обратно.

— Куда?! На Алтай? Бабушка, ты с ума сошла? Ей и так плохо, а так только хуже станет! — взмолилась Ирина.

— Хуже, чем сейчас, уже не будет, — отрезала бабка. — А если оставите её здесь, через неделю хоронить будете. Он её доест. Ей не лекарь нужен, а тот, кто с НИМИ говорить умеет. Кам, шаман то есть. Есть там один, на берегу Катуни, за селом Чемал. Аржан его кличут. Старый, но сильный шаман. Скажете, от Любы из Сибири. Он поймёт. И не тяните. У вас времени в обрез.

Путь на Алтай был сущим кошмаром. Успокоительное почти не действовало. Существо внутри неё поняло, куда его везут, и пришло в ярость. Алина рычала, билась о стёкла, пыталась укусить отца. Виктору пришлось связать ей руки и ноги ремнями. Но страшнее всего были её слова.

Она рассказывала Ирине о её первом аборте в юности, о котором не знал никто, кроме неё самой. Она напоминала Виктору о случайно убитом им много лет назад мелоком воришке, и о том, как он до сих пор просыпается по ночам от этого воспоминания. Она вытаскивала наружу самые грязные, самые постыдные их тайны и упивалась их страхом и переживаниями.

***

Шамана Аржана они нашли не сразу. Его аил — низкая восьмиугольная юрта — стоял на на краю, у самой воды, бурлящей на перекатах. Сам Аржан оказался невысоким, жилистым старичком, с невероятно спокойными глазами. Он молча выслушал их, пока Алина, привязанная к сиденью машины, выла за окном, как дикий зверь.

— Кёрмёс, — сказал он наконец, глядя на реку. — Дух человека, который умер не своей смертью. Голодный и злой. Где она его нашла?

Ирина рассказала про трекинг.

— Они ходили на перевал «Ворота Дьявола» — уточнил Аржан. Там нельзя шуметь. Нельзя оставлять мусор. Нельзя сквернословить. Место это — могила. Давняя. Сто лет назад там двое золотоискателей шли. Один другого предал. Убил и забрал всё золото. С тех пор его дух там мается. Ждёт. Тех кто энергетичски слаб, чтобы сопротивляться ему. К ним он и пристает.

— Что нам делать? Помогите! — взмолилась Ирина, готовая упасть на колени.

— Помочь можно. Но будет страшно, — ответил шаман. — И нужна плата. Не мне. Ему. Чтобы он взял своё и ушёл. Нужен молодой баран, самый лучший. И водка. Много водки. Ночью будем делать обряд.

Ночью у костра, разведённого перед аилом, было холодно и жутко. Аржан принёс на руках Алину — она вдруг стала тихой и кроткой — и посадил напротив себя. Её глаза были закрыты. Шаман начал ритуал. Он бил в огромный, обтянутый кожей бубен, и его низкий, гортанный голос сплетался с рокотом реки. Воздух загустел, наполнился запахом можжевельника, который Аржан бросал в огонь.

В какой-то момент Алина открыла глаза. В них больше не было пустоты. Лишь чёрная ненависть и злоба.

— Не уйд-д-ду-у-у, — прошипел, растягивая слова, из её горла чужой голос. — Она моя-а-а. Она тёплая.

— Ты голоден, — спокойно ответил Аржан, не прекращая бить в бубен. — Ты давно не ел. Я дам тебе пищу. Я дам тебе то, что согреет тебя. В обмен на неё.

Он кивнул Виктору. Тот, дрожа всем телом, принёс деревянное блюдо. На нём лежали ещё тёплые, дымящиеся на морозе паром баранья печень и сердце, и стояла большая пиала, до краёв наполненная аракой — местной молочной водкой.

Глаза Алины впились в блюдо. Её лицо исказилось от жадности. Существо внутри неё боролось с собой.

— Отдай!, — прохрипело оно.

— Уходи из неё. И это будет твоё, — твёрдо сказал шаман.

Секундная пауза, показавшаяся вечностью.

— Да, — выдохнуло оно.

Аржан пододвинул блюдо. То, что произошло дальше, заставило Ирину закричать и отвернуться, а Виктора, опера, видевшего всё, стошнило прямо на землю.

Алина, или то, что было в ней, набросилось на сырое мясо. Она рвала его зубами, заглатывая огромными кусками, не жуя. Кровь текла по её подбородку, пачкая одежду. Она чавкала, рычала, как зверь, защищающий добычу. Запрокинув голову, она залпом выпила всю пиалу с аракой, и часть жидкости пролилась, смешиваясь с кровью на её груди. На миг её глаза встретились с глазами Виктора, и в них был такой голод, что он чуть не потерял сознание.

Она доела всё до последнего куска, облизала окровавленные пальцы, а потом её тело выгнулось дугой, изо рта пошла пена, из горла в воздух вырвался клуб чёрного дыма и она без чувств рухнула на землю.

***

Прошло два месяца. Алина поправилась. Но ничего не помнила о том, что с ней происходило, кроме смутных обрывков кошмара. Пробел в памяти на целый месяц.

Её мучил один вопрос: как это могло случиться?

Однажды вечером, перебирая фотографии из той поездки на Алтай, она наткнулась на странное видео. Короткий ролик, который она, видимо, случайно сняла на телефон.

На нём, она и её коллега Кристина стояли на вершине какого-то перевала. Кристина улыбалась.

— Алин, давай я тебя сфоткаю вон у тех камней, вид будет обалденный! — говорила Кристина. — Только ты телефон оставь здесь, а то уронишь ещё.

Алина пошла к камням. Камера осталась лежать на рюкзаке, продолжая снимать. В кадре осталась Кристина. Она подождала, пока Алина отойдёт подальше. Её улыбка в мгновение сползла с лица, сменившись брезгливой, злобной гримасой. Она посмотрела по сторонам, а потом достала из кармана горсть чего-то, и с шёпотом, которого не было слышно на съемке, бросила это на землю у своих ног. После чего развернулась и быстро пошла вниз по тропе, в обратную сторону.

Холод сковал Алину. Кристина! Тихая, вечно улыбающаяся Кристина.

Теперь стало понятно — она ненавидела её за то, что новый начальник отдела, в которого Кристина была по уши влюблена, оказывал знаки внимания Алине. Она выросла на Алтае и, скорее всего, прекрасно знала местные легенды и запреты.

Она провела какой-то свой, маленький ритуал. Призвала. Указала цель.

На следующий день Алина пришла в офис. Она молча подошла к столу Кристины, дождалась, пока та поднимет на неё глаза, и включила видео на телефоне.

Лицо Кристины менялось, пока она смотрела. Уверенность, недоумение, страх, и наконец — животная ненависть.

— Выжила, значит, — прошипела она так тихо, чтобы только Алина услышала. — Жаль.

— Я не буду устраивать проверки и сливать тебя начальству, — так же тихо ответила Алина, наклонившись к её уху. — Это слишком просто. Но я знаю, где ты живёшь. И я помню дорогу на Алтай. А ещё я знаю, что голод — страшная вещь. Тем более, если он длится сто лет.

Кристина отпрянула, со страхом глядя на Алину. И ей показалось, что на долю секунды в глазах девушки она заметила тот самый голод.

В тот же день, без объяснения причин, она уволилась.

Показать полностью
82

К нашей группе поддержки паранормальных явлений присоединился незнакомец. Ему не следовало этого делать

Это перевод истории с Reddit

Я игнорировала мёртвую женщину, стоявшую за Питом. Ну, пыталась. Я неплохо научилась не смотреть на неё, но не слышать — это другое.

Кап. Кап. Кап.

Это была кровь, что вечно стекала по её пальцам, или что-то похуже? Не узнать, не глядя. Глаза жгло от желания бросить взгляд — всего один короткий, ну что плохого случится от…

Я моргнула, заставив себя сосредоточиться на словах Пита.

— Сегодня без Ширли?

— У детей грипп. Я вызвалась на подготовку. — Я кивнула в сторону коридора. — Пойдём?

Я пошла первой, тщательно отводя глаза от окон, блестящих ручек дверей, неожиданных луж — всего, что могло отражать. Дойдя до нашей комнаты, я остановилась, бросив на Пита косой взгляд:

— Хочешь…?

Он знал распорядок — ногой в комнату не ступать. Пока что. Нарочито небрежно он прислонился к стене и уставился в потолок, а я открыла дверь и поспешно юркнула внутрь. Нащупала ключом замок кладовки и нашла нужное сразу под рукой. Спасибо организаторским талантам Ширли.

Почти бегом вернувшись к двери, я выдернула пробку из банки и провела жирную линию соли прямо по внутреннему порогу. Краем глаза успела заметить босые ступни. Раздутые, мертвенно-белые, прожжённые синевой. Вязкая тёмная жидкость собиралась лужицей вокруг подгнивающих пальцев.

Потом Пит переступил через соль и быстро прошёл к кладовке, плотно щёлкнув за собой дверцей.

Жалюзи — на мне. Не вина Пита; требовать от него было бы нечестно. Какой бы ни была логика, волна обиды всё равно нахлынула, пока я возилась с вечно путающимися шнурами, сжав челюсти, ожидая услышать —

Тук. Тук. Тук.

Во рту пересохло. Прямо справа, по ту сторону стекла, расплылся комок чёрной жижи, и — это был ноготь?

— Неудивительно, что уборщицы нас ненавидят, — слова сорвались прежде, чем я успела их удержать, за ними последовал смешок, больше похожий на визг. Признание. Плохая идея. Но глухая тишина в комнате всё же треснула, голова на миг прояснилась, и я сумела одолеть жалюзи.

Отгородив наконец внешний мир, я позволила себе минутку — только чтобы перестали дрожать руки. К тому времени, как я вернулась к кладовке, улыбка уже была как приклеенная.

Пит успел достать свой талисман. Он сидел на полу по-турецки, сжимая потёртую книжку так, что костяшки пальцев стали белыми. Услышав, как открылась дверь, он с надеждой поднял глаза.

— Чисто, — подтвердила я.

«Тяжёлая неделя?» — вопрос повис на кончике языка, но я прикусила его, пока он поднимался на ноги. Казалось бы, неприлично не спросить, особенно когда круги под глазами у него были темнее обычного. Но сейчас не время. Первая и главная наша заповедь ясно это определяла.

Мы молча вытащили стулья и выставили их в круг по центру комнаты. Пит достал пять толстых белых свечей — по одной на каждого — и разложил возле стульев, а я извлекла коробку с талисманами.

На дне путались металлические значки — символы десятка вероисповеданий. Это пережиток первых дней, когда были только я и Ширли, на ощупь пробиравшиеся сквозь тьму. Никто из наших завсегдатаев не оказался особенно религиозным — даже Стивен, бывший служитель. Мы все предпочитали что-то более личное. Почти протёртый до дыр плюшевый мишка. Почти полная бутылка виски. Собачья резиновая косточка, вся в отпечатках зубов её прежней хозяйки.

Я выудила свой — брелок с фотографией приморского городка — и сунула в карман.

Когтеточка была слишком громоздкой, одному её не справить, так что мы с ней возились вместе, а потом разошлись по делам. Пит устроил тщательную проверку комнаты, перерывая каждый ящик и опускаясь на колени, чтобы заглянуть под столы. Этой комнатой пользовались не только мы — забытое карманное зеркальце из кружка «Вязание от тревоги» могло обернуться катастрофой.

Пока он делал обход, я разложила ламинированные карточки с правилами. Я знала их наизусть, но всё равно пробежалась глазами — как любила повторять Ширли, двух минут на освежение памяти хватает, чтобы не страдать всю жизнь.

Обсуждение НЕ начинать, пока все меры защиты не приняты.

Любым участникам с «хвостами» НЕ входить в комнату, пока не проведена соляная линия.

Закрыть все отражающие поверхности.

Как только свечи зажжены, никто не может выйти, пока они не догорят.

Не будь придурком. Истории каждого имеют право на существование, даже если не совпадают с твоими.

Слушай, когда говорит другой. Тебе дадут слово.

Следите за Эдом.

Дафна влетела как раз, когда мы заканчивали, в любимом пушистом розовом свитере, неся огромную банку печенья. Она окинула Пита оценивающим взглядом и сунула банку ему в руки.

— Ты слишком исхудал. Ешь, — приказала она.

Меня она быстро чмокнула и выудила из коробки мишку, усадив его на колени, а сама плюхнулась на стул.

Следом пришла Мэри, угрюмая и с чёрным, как смола, фингалом. Дафна жалобно пискнула:

— Бедняжка! Что с то… — она осеклась, захлопнула ладонью рот и уставилась на нас круглыми глазами.

— Не переживай, — успокоила её Мэри. — Этот кулак был человеческим.

— Кто осмелился замахнуться на тебя? — не поверила я. Ростом она была невысока, но когда Мэри не управляла пабом, помогала на ферме у брата. Между бочками и тюками сена её руки будто были из стали.

— Клиент, перебравший лишнего. — Она вытащила из коробки собачью игрушку, сжала кулак вокруг неё. Пискалка давно умерла, но из игрушки вышел жалкий вздох воздуха. — Теперь ему вход закрыт.

— Только вход закрыт? — я приподняла брови.

Уголки её губ дёрнулись.

— Может, он ещё и немножко синяк прихватил.

Стивен явился последним, на пару минут позже назначенного времени.

— Простите, простите, — прохрипел он, протискивая в дверь вопящую переноску. — Он сегодня совсем не хотел сотрудничать.

Он опустил переноску на пол с грохотом, распахнул дверцу и мгновенно отпрянул.

Эд выпрыгнул, хвост нервно подёргивался. Он сверлил Стивена своими зелёными недобрыми глазами, тот поднял ладони в знак сдачи.

— Не будь ворчуном, — пропела Дафна. — Бедному Стиви пришлось как-то тебя сюда доставить.

По кругу потянулись руки к карманам. Из них появились кусочки сыра, кошачьи хрустики, остатки курицы. Эд принимал наши дары, как король подарки подданных. Смягчившись, он позволил себя минутку потискать, а затем важно взобрался на когтеточку и принялся вылизывать блестящую чёрную шерсть, запачканную нашими грязными человеческими руками.

— Так, — я оглядела круг. — Кажется, готовы. Начнём?

Живот сжало привычной смесью ожидания и ужаса. Я знала, что остальные чувствуют то же, но всё равно заняли места, Стивен прихватил по пути бутылку виски.

— Ладно, ребята, — сказала я, стараясь не замечать неправильное чувство, когда садишься на место Ширли. Сколько бы я ни подменяла её — не привыкну. — Если кому нужно в туалет, сделать чай — сейчас самое время. Как только зажжём свечи, вставать нельзя, пока они не догорят.

Никто, конечно, не шевельнулся — все знали, что приходить надо подготовленными.

— Пит, не возражаешь?

Он достал из куртки зажигалку, зажёг свою свечу и передал её Мэри. Свеча прошла полный круг и дошла до меня.

— В круге мы в безопасности, — сказала я, зажигая свою свечу. — Не только от того, что нас преследует, но и друг от друга. Помните: здесь не судят. Слушайте. Будьте добры. Кто начнёт?

Я взглянула на Пита, но он едва заметно качнул головой, плотно сжав губы. Не готов. Ничего. Я повернулась к Стивену, он прочистил горло.

— Давайте я, пожалуй. — Он повертел бутылку в руках. — Пару дней назад мне написала Даниэль.

— Даниэль… мама Элфи? — мягко уточнила Дафна.

— Она самая. Она всегда пишет в это время года. Рассказывает, как он. История — его любимый предмет, через пару лет в универ пойдёт.

— Благодаря тебе, — сказала Мэри. — Ты дал ему этот шанс.

— Ты многим дал шанс, — добавил Пит, перебирая пальцем края книги.

Стивен кивнул.

— Приятно об этом слышать — о жизни, которой у него могло не быть. Приятно напоминание, что прошёл ещё один год с тех пор, как я бросил это. — Он глянул на бутылку, пальцы крепче стиснули горлышко. — Но это и напоминание, что я уже не я. И никогда прежним не буду.

Его свеча дрогнула, и на миг его тень стала не его. Она взметнулась на стене, пальцы вытянулись, заточились в острые кончики. Воздух вокруг нас стал тяжёлым. Дышать больше не получалось бездумно, естественно — требовалось усилие, сознательное, мучительное.

Позади меня, на когтеточке, Эд зарычал.

Я оглядела остальных по очереди. Мэри уставилась прямо на Стивена, челюсть сжата. Дафна прижала мишку к груди. Круги под глазами у Пита казались темнее, чем когда-либо.

Я чуть повернулась — медленно, заставляя себя выглядеть так, будто мне всё нипочём — и посмотрела на Эда. Он не мигая глядел на стену за Стивеном, хвост хлестал из стороны в сторону.

— Пожалуй, — голос Стивена стал хриплым, — лучше перейти к кому-то другому.

— Отличная мысль. — Чисто волевым усилием я сохранила лёгкий тон. — Похоже, тебе нужен стрепсилс, дружище.

Мэри фыркнула. Дафна взглянула на неё, будто та спятила, и тоже тихонько хихикнула. Даже Пит улыбнулся.

Гнетущее ощущение исчезло так же внезапно, как и возникло. Эд снова принялся вылизывать лапы.

— Моя очередь, — сказала Мэри, постукивая резиновой косточкой по колену. — Этот мелкий гад всю неделю творил чёрт-те что, он…

Мы так и не узнали, что именно натворил мелкий гад — дверь распахнулась. В проёме появился улыбчивый парень в очках.

— Это группа по отказу от курения?

— Они будут завтра, — сказала я. — А мы… кое-что другое.

— Ах, — он надул щёки, разочарованный. — Мне поручили её вести.

— Ну так приходите завтра к восьми. Уверена, вы отлично справитесь.

— А можно мне посидеть у вас? Я никогда не вёл ничего подобного — мне бы опыта набраться.

— Плохая идея, — резко сказала Мэри.

— У нас закрытая группа, — объяснила я.

— Вы и не заметите, что я тут, честное слово.

Стоило ему шагнуть в комнату, как мы все разом бросились его отговаривать, перебивая друг друга в панике.

— Нельзя…

— Это личное…

— Вы не понимаете…

Лицо Мэри стало таким красным, что почти фиолетовым; казалось, она всерьёз подумывает огреть его резиновой косточкой. Но не могла. Никто не мог покинуть круг. Мы только беспомощно смотрели, как он отмахивается от наших возражений, хватает свободный стул и впихивает его в щель между Дафной и Стивеном.

Группа уставилась на него, как на чудо, а потом — разом — перевела взгляд на меня.

Чёрт бы побрал, Ширли. Зачем ты рожала детей с таким слабым иммунитетом?

— Так, эм… — я вопросительно посмотрела на незнакомца.

— Мартин, — подсказал он.

— Раз уж вы тут, Мартин, — к лучшему или к худшему, — у нас строгие правила, просим их соблюдать.

— Конечно! И в мыслях не было не уважать вашу группу.

Я прикусила язык, чтобы не сказать, что ворвавшись без приглашения, он уже проявил неуважение, и продолжила:

— Самое важное — теперь вы здесь до конца встречи. Никаких походов в туалет, никаких перекуров…

— Этого точно не будет! — перебил он, сияя.

Я натянуто улыбнулась.

— Второе — мы уважаем друг друга. Вы можете услышать вещи, которые покажутся вам странными. Ваша задача — не перебивать и не обесценивать опыт других.

— Я понимаю, насколько важно уважение, — серьёзно сказал он. И, едва уловимо самодовольно: — Я, между прочим, дипломированный консультант.

— Чернила на сертификате ещё не высохли? — огрызнулась Мэри.

— Мэри, — тихо сказала я — это была не столько просьба, сколько мольба.

Она метнула в Мартина взгляд, обещавший разговор на парковке, но промолчала.

— Хочешь, я начну? — спросила Дафна. Вспыхнула волна нежности к ней. Она теребила мишкины уши, явно ей было не по себе, но она всё равно старалась.

— Было бы замечательно, Дафна.

Она глубоко, ровно вдохнула.

— С тех пор как ночи стали длиннее, тяжело. Зимой всегда хуже. Знаете, у меня дома много других Барри, — она подняла мишку за лапы, заставила его плясать у неё на коленях. — Они помогают. Но когда я просыпаюсь и вижу, как оно стоит у изножья кровати… — Она передёрнула плечами, и голос стал едва слышным шёпотом: — Эти глаза. Зашитые, а всё равно смотрит.

— У вас у всех расстройства сна? — влез Мартин.

— Нет, — резко сказала я. — И пожалуйста, не перебивайте. Прости, Дафна, продолжай.

— Все знают такие истории, — неуверенно продолжила она. — Что люди видят ночные ужасы. Обычно говорят: то есть, то нет. Вы знаете, у меня так не работает.

— Если оно приходит, то остаётся до рассвета. Ходит за мной по дому. Всегда смотрит. Раньше было терпимее, пока у меня был Грэм. Он сидел рядом и смотрел со мной фильмы, держал меня за руку на диване. — Глаза её заблестели. — Ну, в первые годы. А к концу…

Я увидела, как пальцы Мэри сжали косточку. Я знала, что она чувствует. Разумом я понимала, что винить Грэма нельзя. Нужно быть особенным человеком, чтобы остаться рядом и всё это выдерживать, когда тебе не обязательно, а такие люди встречаются редко. И всё равно я ненавидела его за то, что он оставил свою милую жену страдать одну.

Стивен протянул Дафне носовой платок. Она благодарно улыбнулась и промокнула глаза.

— Творческое письмо! — выпалил Мартин.

— Что? — спросила я.

— Вы же кружок творческого письма, да?

— Парень, тебе уже сказали держать язык за зубами. Это так трудно? — рявкнула Мэри, ткнув в его сторону косточкой.

— Она права, — сказала я. — Не заставляй меня повторять.

Я посмотрела на Дафну, она покачала головою, крепче прижимая платок к щеке.

Я вопросительно приподняла брови на Мэри.

— Ладно, — фыркнула она. — Я продолжу. Как я говорила, пока меня грубо не прервали, — она обожгла Мартина взглядом, — он всю неделю хулиганил. Даже больше обычного.

— Он снова был в туалетах? — спросила я.

— Да — на этот раз буквально. Так я и заработала это. — Она ткнула в свой фингал. — Пьяный клиент зашёл в кабинку, а этот мелкий гад высунул голову из унитаза. Ясное дело, не в том месте ожидаешь увидеть маленького старичка в котелке. Он перепугался до смерти. Выскочил, орёт, машет кулаками.

Она недовольно фыркнула.

— Двое из персонала в ту же ночь написали заявление. Это становится проблемой. С наймом-то беды нет — слышат, что паб «с привидениями», думают, будет весело, щекотка нервов. Но как только это им мешает…

— Подождите, — перебил Мартин.

Мэри тяжело вздохнула.

— Началось.

— Вы хотите сказать, что сталкиваетесь с каким-то… ну, настоящим паранормальным явлением?

Когда Мэри ответила лишь жёстким взглядом, он повернулся к Дафне:

— И вы тоже?

Она крошечным кивком подтвердила.

— Мартин, — вмешалась я, пока он не продолжил, — я чётко обозначила наши правила. Мы не обесцениваем чужой опыт.

— Но вам следует… нет, нет. — Он оборвал себя, поднял руки в примиряющем жесте. — Вы правы. Ваша группа — ваши правила. Пожалуйста, продолжайте.

Мэри хмуро дала понять, что продолжать не намерена. Пит и Дафна демонстративно не встретились со мной взглядом. Лишь Стивен посмотрел на меня. Он прочистил горло, затем мягко предложил:

— Может, ты…?

Мне очень не хотелось. Особенно когда Мартин подался вперёд, глядя с приторным сочувствием. Но трудно ожидать от других откровенности, если сама отказываешься.

— Ладно. — Я ёрзнула на стуле, пальцы сжали брелок. — Вы все знаете, с чего всё началось…

— Но Мартин не знаком с историей, — вставил Стивен. Я бы стукнула его, если бы не была уверена, что он не из вредности. Мы все предпочитали держать своё в рамках маленького круга, но в нём ещё жила жилка проповедника, обращённая на предупреждение публики об опасностях, известных нам слишком хорошо — даже если за это его сочтут сумасшедшим. — Если не трудно?

— Совсем, — сквозь зубы выдавила я лучшее из того, на что была способна. — В детстве мы ездили на море в отпуск. — Я разжала ладонь и подняла брелок. — Вот сюда, если точнее.

Мартин прищурился на фото, слишком уж поспешно улыбнулся:

— Выглядит чудесно.

— Да так себе дыра была. — Из прошлого потянуло запахом жирной рыбы с картошкой. Помнилось небо, которое всегда будто было свинцовым, даже летом, и холодный укус морской воды по бёдрам. Я чувствовала щекой затхлый ковёр аркады — папины руки, подхватывающие меня и прижимающие к груди после того, как я задремала. Где-то за ним мама и Бекка препирались — о её одежде, о наушниках, словно намертво прилипших, или о любом другом подростковом бунте, которым моя сестра выводила мать из себя.

Я невольно улыбнулась.

— Но плюсы были. Аркады. Фиш-энд-чипс у моря. Мы ездили туда каждый год, пока не потеряли папу. Мама после не могла туда поехать. На следующий год после его смерти она повезла нас в другое место — в какой-то развалившийся домик посреди ничего.

— Должно быть, это было тяжело, — мрачно сказал Мартин. — Нарушение привычной рутины после…

— Тссс! — зашипела Мэри.

Я не обратила внимания и продолжила:

— Дел там было немного, если только вам не нравилось смотреть на деревья или играть в настолки с недостающими деталями. Мама много спала. Мы с Беккой — моей сестрой — развлекались сами.

— Бекка «проходила фазу», как говорила мама. — Это ещё мягко. Их перепалки могли длиться часами, всегда заканчивались тем, что Бекка хлопала дверью так, что безделушки на моих полках дребезжали. — Они постоянно цапались. Она даже с папой стала спорить до того, как он умер. Но для меня у неё всегда находилось время.

Мне было 11, ей — 16. Старшие братья и сёстры моих подруг не хотели иметь с ними дела — слишком взрослые, слишком крутые, чтобы появляться рядом с детьми. Не Бекка. Она помогала мне с уроками и грозилась набить морду любому, кто ко мне полезет. Я ею восхищалась. Поэтому когда она, когда…

— Когда она сказала, что есть способ снова увидеть папу, и попросила помочь, я согласилась. Мы легли спать, дождались, пока услышим мамин храп. — Смесь восторга и ледяного ужаса в животе накрыла меня с прежней силой, как двадцать с лишним лет назад, когда я, съёжившись под одеялом, ждала тихого скрипа двери и шёпота Бекки: зовущего.

— Я пошла за Беккой в лес, и дальше…

Что дальше? Воспоминания о той ночи были, как альбом, разрезанный ножницами. Я крепко зажмурилась, прижав костяшки к глазам, пытаясь вспомнить.

— Была старая книга — толстая, в кожаном переплёте. бог знает, где она её взяла. Украла, зная Бекку. И не на английском — помню, потому что она читала вслух.

Я согнула указательный палец левой руки, уставившись на тонкий белый шрам вдоль него. Рука Бекки была осторожной, когда держала мою. «Прости, малышка», — прошептала она, поднимая нож. — «Мне нужно всего пару капель».

— Она взяла мою кровь. — Перед глазами заплясали языки огня. — Капнула её в костёр. Когда она позвала, что-то ответило. Красные глаза, пронзающие темноту. Рёв такой глубины, что кости дрожали. Но это был не папа.

— Она сказала мне бежать. — Помню, как ветки хлестали по щёкам, как горела грудь, когда лёгкие отчаянно пытались втиснуть воздух. — Я побежала.

Я не заметила, как заплакала, пока кто-то не вложил мне в руку платок. Я взяла, не поднимая глаз. Встретиться хоть с кем-то взглядом было выше моих сил; стыд сидел слишком глубоко.

— Ты всё сделала правильно, — твёрдо сказала Мэри. — Если бы не послушалась её, тебя бы тоже забрали.

— Забрали? — спросил Мартин.

Дафна избавила меня от ответа:

— Бекка пропала той ночью. Их мама вызвала полицию, прочесали лес — ничего.

— Вы полагаете, её похитили?

— Что-то забрало её, — голос Мэри не допускал возражений.

Мартин то ли не уловил предупреждения, то ли предпочёл не заметить:

— Не в обиду вашей сестре, но похоже, у неё были проблемы — ссоры с мамой, горе по отцу. Она могла сбежать?

— Вы, похоже, заблуждаетесь, — сказал Стивен. — Считаете, что это был единичный случай. Нет. Мы все мельком видели этого зверя.

В тысячный раз я мысленно поблагодарила своих друзей.

Первый раз, когда оно вернулось — ровно через год после той ночи, когда Бекка повела меня в лес, — я была одна. Я лежала камнем, когда в темноте на меня уставились красные глаза, вздрагивая каждый раз, как оно рычало. Смотреть в эти глаза почти стоило мне рассудка, но я не смела отвести взгляд — едва ли смела моргнуть, уверенная, что оно прыгнет, стоит дать слабину.

Следующие годовщины я пережидала в маминой постели, вцепившись в её руку, пока она спала лекарственным сном. Когда я уехала из дома, стала проводить эти ночи в церквях. Наконец, нашла друзей, готовых сидеть со мной на вахте.

Мартин дёрнулся, собираясь подняться, и тут же услышал с четырёх сторон хором: «Нет!» Побледнев, он осел обратно. Он встретился со мной взглядом, полным сочувствия.

— Мне правда жаль. Потерять отца, потом сестру — и в таком возрасте. Но… — Он запнулся, теребя манжеты свитера, затем будто решился: — Монстров, как вы описываете, не существует. Вы же это понимаете?

Я глубоко вдохнула и постаралась сохранить ровный тон:

— И как вы это объясните?

— Горе. Травма. Они могут творить странное с человеком.

— А то, что мы все это видели? — спросил Стивен.

— Коллективные бреды и галлюцинации описаны, особенно у сплочённых групп с общей системой убеждений, — повернулся к нему Мартин.

Мэри презрительно фыркнула, раскрыла рот, чтобы ответить, но прежде чем успела —

Тук. Тук. Тук.

Мы застыли — все, кроме Мартина. Смутно помню, что он всё ещё развивал теории, входил в раж. Но всё моё внимание было на стуке с той стороны окна. Я знала, что нельзя смотреть, но не могла не слушать.

Наши — участники — побледнели. Лицо Пита стало почти цвета трупа. Через комнату из груди Эда поднималось низкое рычание.

Что делать? Ширли бы знала, чёрт её дери. Я посмотрела на лица и увидела в них собственную панику.

Стивен нас спас.

— Молодой человек, понимаю, вы услышали вещи, противоречащие вашему мировоззрению. — В его голосе дрожь была неоспорима, но он продолжил: — Это трудно. Понимаю. Но это не оправдывает вашей вопиющей грубости. Мы просим лишь уважения. Вы его не проявили.

— Я не хочу никого оскорблять, — Мартин прижал ладонь к сердцу. — Но никаких призраков, гоблинов и ночных шорохов не бывает. Такие убеждения — это болезнь.

Тук.

Эд перешёл на настоящее рычание — низкое, гортанное, заполняющее все паузы.

Мэри уже распахнула рот, но Стивен поднял палец:

— В некоторых случаях верно. Но не в нашем. Точно не в нашем.

— Есть лекарства, которые могут вам помочь, — настаивал Мартин. — Терапии.

— Это и есть наша терапия, — холодно сказал Стивен.

— Это не… это общий бред. Вам будет хуже. Вам нужно…

Тук.

Мартин резко повернул голову к закрытому окну.

— Вы слышите?

— Нет, — сказал Стивен. — Но мы достаточно наслушались вас.

Тук.

— Снова! Вы же слышите.

— Понятия не имеем, о чём вы, — сказала я.

— Ваш кот слышит. — Он кивнул на Эда: тот стоял, когти впились в ткань, взгляд прикован к окну. — Это оттуда.

— Не надо! — мы крикнули в унисон, когда он снова дёрнулся подняться.

Он плюхнулся обратно. Переводя взгляд с одного на другого, он, кажется, всё понял.

— Вы думаете, это какой-то монстр, да?

Тишина, только стук.

— Я сейчас подойду…

— Пожалуйста, не надо, — прошептала Дафна.

— …и покажу, что бояться нечего.

— Это будет твоим концом, дубина, — сказала Мэри.

Мартин поднялся.

Стивен дёрнулся рефлекторно, будто хотел броситься за ним. В последний момент удержался, вцепившись в сиденье, чтобы приклеить себя к месту.

— Мартин, — его голос стал низким и торопливым, — я участвовал в десятках изгнаний. Я видел такое, что моя вера трещала по швам. Всё, что я видел, весь мой опыт говорит одно: если подойдёшь, ты умрёшь.

— Зачем рисковать? — сказала Мэри. — Даже если есть малейший шанс, что он прав, ты играешь жизнью.

Мартин посмотрел на неё мягко, с жалостью:

— Если я буду подыгрывать вашему бреду, я только наврежу вам.

Он шагнул за пределы круга.

На каждом шаге мы умоляли его вернуться, сесть в безопасный круг. Когда он подошёл к окну и потянулся к шнуру жалюзи, Пит вцепился дрожащей рукой мне в запястье и покачал головой.

Я кивнула: поняла.

— Уже поздно, — прошептала я, а когда остальные продолжали звать Мартина, повысила голос: — Поздно! Просто не смотри.

Я схватила Пита за руку с одной стороны и Стивена с другой. Миг колебаний — на их лицах по кругу промелькнули отрицание, ярость и — наконец — беспомощное смирение, и остальные последовали, сцепив руки.

— Как, чёрт побери, мы до этого дошли? — выплюнула Мэри.

Мы уставились в пол.

Тишина — лишь кошачий вой Эда, и под ним мягкий щелчок открывающегося окна.

— Эй? — позвал Мартин. — Видите, тут никого. Наверное, ветки на… ой.

Ногти Пита впились мне в кожу.

— С вами всё в порядке? — в голос Мартина вползла дрожь. — Вы… вы выглядите…

Думаю, в конце он понял свою ошибку. Что-то загремело — будто он попытался дёрнуть жалюзи и захлопнуть окно, но запутался. Кажется, он хотел закричать. Получился лишь резкий вдох, глухой стон. Потом глухие удары — словно ноги били в пол, не находя опоры.

Потом тишина — если не считать Эда. Его визг сменился непрерывным рычанием — низким, предупредительным.

Мы же, выжившие ещё одну смертельную ночь, могли только сидеть в круге, пока свечи не догорят. Я не смела поднять глаза, но слышала шёпот Дафны и невнятное бормотание Пита.

Наконец свечи стали гаснуть одна за другой. Когда последняя догорела, Пит вскочил и, насколько позволяли трясущиеся ноги, рванул к кладовке. Дафна пошла следом, обхватив себя руками. Поворачиваясь, чтобы закрыть дверь, она подняла на нас влажные щёки.

— Простите. Я просто не могу.

Нас с Мэри и Стивеном оставили на разбор последствий. Пальцы Мэри прокололи резину косточки, а Стивен выглядел так, будто ему не приходилось так сильно сдерживаться от бутылки уже много лет. Но когда я посмотрела им в лица, увидела решимость.

— На счёт «три»? — предложила я. Когда они кивнули, напомнила: — В окно не смотреть.

Я отсчитала. Мы подняли глаза одновременно. Мартин лежал, повиснув наполовину из окна. Что-то стояло за ним, глядя на нас снаружи. Наши натренированные глаза отказывались это видеть.

— Если я захлопну окно, вы сможете… — Мой рот отказался произнести слово «тело», но они поняли.

— Сделаем, начальник, — сказала Мэри.

Они пошли первыми, Мэри впереди с сжатым ртом. Уцепившись по ноге, они дёрнули. Мартин вырвался из окна и шмякнулся на пол с отвратительным звуком. Как только он освободил проём, я метнулась к окну. На жуткий миг рука не послушалась — я застыла, парализованная страхом, что холодные пальцы обхватят запястье, стоило мне потянуться к раме.

«Они сделали своё. Теперь твоя очередь».

Тянусь — и краем глаза вижу женщину за окном — неподвижную, молчаливую, на расстоянии всего нескольких шагов. Я позволила глазам расфокусироваться, не подавая виду, что заметила её, — разве что сердце колотилось так, что, казалось, звенело в комнате.

Я резко захлопнула окно, опустила жалюзи на её чудовищный силуэт. И лишь тогда позволила себе вдохнуть и повернулась к следующей проблеме.

Снаружи видимых повреждений почти не было — лишь струйки крови, сочившиеся из ушей Мартина и запачкавшие плечи его свитера. И ещё его глаза. Широко распахнутые и остекленевшие, застывшие в ужасе — последнем, что он увидел.

— Что мы с ним будем делать? — коротко спросила Мэри. — Вызываем полицию?

— И что скажем? — спросила я.

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Скажем, что он свалился?

— И как объяснить, что мы ждали несколько часов, прежде чем звать помощь? — Я обхватила себя руками, меня знобило. — Они начнут копаться, что мы тут делаем, а там, гляди…

— Нас упекут в больницу, — закончила Мэри.

— В лучшем случае, — прошептала я.

— Я устрою, — сказал Стивен. Он смотрел на тело Мартина, бледный и липкий.

— Это опасно, — предостерегла Мэри.

— Я справлюсь, — резко сказал он, проводя дрожащей рукой по губам. — Иначе бы не предлагал.

Я замялась.

— Тебе нужна компания или лучше, если мы…?

— Предпочтительнее приватность.

На когтеточке Эд, наконец, умолк, но уставился на Стивена своими фонарными глазами, хвост нервно дёргался.

Провожая Мэри к кладовке, я услышала за спиной хриплый оклик Стивена:

— Проведите соляную линию. На всякий случай.

Мы юркнули внутрь, где нас уже ждали Дафна и Пит, она крепко обнимала его за плечи. Они мельком взглянули на нас, прочитали по лицам неладное и поспешно отвели взгляд.

Поворачивая, чтобы закрыть дверь, я успела увидеть Стивена — его челюсть разомкнулась и опустилась к груди, зубы вытянулись в клыки. Он двинулся к Мартину, вытянув когтистые руки.

Я захлопнула дверь и потянулась за солью.


Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Показать полностью 1
62

Внимание: на борту неопознанный пассажир

Это перевод истории с Reddit

Я много раз ездила поездом из Делавэра в Вашингтон. Отправление из Уилмингтона в 19:53, прибытие в 21:36. Билеты дешёвые, и к этому времени вагон почти пустой. Идеально.

Сегодня всё было так же. Я, как обычно, села у окна и читала, пока поезд мягко покачивался.

Но минут через двадцать после отправления включилась громкая связь под потолком.

«Внимание: на борту неопознанный пассажир».

Я подняла глаза.

Что?

Неопознанный пассажир?

Я оглядела вагон. Помимо меня была только та самая женщина средних лет, которую я заметила при посадке, — сидела несколькими рядами позади. Она тоже подняла голову, растерянно глядя в потолок.

Что за чёрт?

И голос был другой. Не привычный глуховатый мужской, а женский, монотонный и механический.

Они что, имеют в виду, будто в поезд сел какой-то серийный убийца? У меня похолодело в животе. Но разве в таком случае не сказали бы что-нибудь посерьёзнее? Типа «прячьтесь», «делаем экстренную остановку»? Это звучало почти как… объявление о безбилетнике?

Я посмотрела вперёд, на табло. Вместо следующей станции на нём бежала строка:

НЕОПОЗНАННЫЙ ПАССАЖИР НЕОПОЗНАННЫЙ ПАССАЖИР НЕОПОЗНАННЫЙ ПАССАЖИР

Буквы скользили мимо снова и снова, дёргаясь оранжевыми пикселями.

Может, речь о каком-нибудь русском шпионе? Или это просто сбой?

Я уставилась на оранжевые буквы. НЕОПОЗНАННЫЙ ПАССАЖИР…

Написала парню: «Поезд объявляет, что на борту неопознанный пассажир?? Очень странно. Наверное, фейк, да? Или мне выйти?»

Он ответил сразу: «Это реально странно. Наверное, выйди. Я смогу на следующем поезде к тебе — ты где?»

Я открыла карты и посмотрела местоположение. Мы были в нескольких минутах от Абердина. Помедлив секунду, я схватила сумку. Скорее всего, это просто какой-то глюк, но я не собираюсь сидеть как утка на пруду. Я повернулась в проход—

И прямо передо мной стояла женщина. Та самая, из задней части вагона. Я вздрогнула и стукнулась головой о багажную полку.

«Извините, не хотела вас пугать, но… вы знаете, что происходит?» — спросила она.

Я покачала головой.

«Это… это, должно быть, какая-то шутка, да? Что значит “неопознанный пассажир”?»

«Не знаю. На всякий случай я выйду». Я протиснулась мимо неё в проход и направилась к тамбуру между вагонами.

«Хорошая идея», — сказала она. Поспешила к своему месту и начала собирать вещи.

Я нажала на кнопку двери и шагнула в тамбур. Металлический пол дрожал под ногами. За окном была сплошная чёрнота, и только один маленький огонёк мерцал вдали.

Дверь за моей спиной открылась, и женщина вошла, прижимая сумку к груди, как щит. «Мне утром надо быть на свадьбе дочери, — пробормотала она, поправляя пепельно-русые волосы. — Мы только наладили отношения… если я опоздаю хоть на минуту…»

Я взглянула в окно в следующий вагон. Там было пусто, если не считать одного мужчины в передней части. Я видела только верхушку его головы, торчащую над спинкой. Он не собирал вещи и вообще не шевелился. На секунду мне показалось, что мы преувеличиваем.

Нет. Вот так люди и попадают в беду. Когда не меняют план, хотя в голове уже орут сирены. Как только что-то не так — уходи, точка. Этому мама меня научила давно.

Поезд покачивало и трясло. Вдали росли огни, мерцая в темноте. Мы приближались. Я подошла ближе к двери и уставилась в маленькое квадратное окно. Огни становились всё крупнее.

В поле зрения медленно выполз перрон—

Приземистое кирпичное здание, тёмные окна—

Серебристая вывеска: ABERDEEN STATION—

Мы пронеслись мимо.

Я уставилась в окно. «Мы только что прошли станцию».

«Нет… что… правда?»

Я кивнула.

Не успела я ничего сказать, как снова щёлкнула связь.

«Внимание, пассажиры. Пожалуйста, оставайтесь в своих вагонах до конца поездки. Спасибо».

Тот же женский голос. Монотонный, медленный.

«Что за чёрт?» — прошептала женщина.

Я взглянула через окно в следующий вагон. Мужчина всё так же сидел, абсолютно неподвижно.

Нет, постой — не неподвижно.

Когда поезд вошёл в поворот, его голова качнулась и повисла на плече. Вяло. Будто он…

Я бросилась обратно к двери нашего вагона и ударила по кнопке. Дверь задрожала и распахнулась, и мы проскользнули внутрь.

«Тот мужик… с ним что-то серьёзное…» — я едва смогла выдавить слова.

«Я знаю. Ты думаешь, он…» Она не смогла договорить.

«Это… выглядело примерно так».

Я оглянулась на дверь в тамбур. Там по-прежнему пусто, но табло над дверью теперь показывало:

ОСТАВАЙТЕСЬ В СВОЁМ ВАГОНЕ ОСТАВАЙТЕСЬ В СВОЁМ ВАГОНЕ ОСТАВАЙТЕСЬ В СВОЁМ ВАГОНЕ

«Что нам делать?»

Я достала телефон и набрала 911. Мы заговорили с женщиной одновременно—

«Мы в поезде—»

«Кто-то мёртв—»

«Поезд не останавливается—»

«Только что прошли Абердин—»

Оператор сказала, что отправит к нам людей. Но в глубине души я понимала — что они вообще могут сделать? Если тот, кто ведёт поезд, не остановит его. Как полиция вмешается? Перекроет путь? И, возможно, убьёт нас в аварии?

Я уставилась в окно. За ним пролетали золотые огни — огни пригородов — и снова уходили во тьму. Я сглотнула. «Скажи… выжить, если выпрыгнуть из движущегося поезда, нельзя, да?»

«На такой скорости — вряд ли», — ответила она.

Тишина навалилась на нас.

«Мы можем… можем спрятаться в туалете, — сказала она. — Там есть замок. Это нас защитит—»

«На табло написано “оставайтесь в вагоне”, — сказала я, указывая вперёд.

— И ты веришь тому, кто это пишет?»

«Двери в туалете хлипкие, — сказала я. — Если кто-то захочет до нас добраться, доберётся».

Я закрыла глаза и провела ладонями по лицу. А вдруг мы просто зря паникуем? Может, тот мужик — просто спал. Может, станцию проскочили по какой-то другой причине. Может, это и правда обычный глюк—

Над головой заморгали лампы.

А потом погасли.

«Какого чёрта?!» — всхлипнула я.

В вагоне остался только оранжевый свет табло в передней части. Оно всё ещё мигало тем же:

ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ

«Это безумие», — прошептала женщина.

Я написала парню: «Свет вырубился, мы позвонили 911, я не понимаю, как они нас снимут с поезда».

Отправила и закрыла глаза.

«Постой. Темнота — может, это нам даже на руку, — сказала женщина. — Прятаться проще. Каковы шансы, что он нас найдёт во всём поезде?» Она присела. «Под сиденья мы, наверное, не влезем—»

«Сзади есть лавки. Думаю, мы туда поместимся».

Я осторожно двинулась по темноте, ощупывая тканевые спинки по обе стороны. Мы дошли до последнего ряда — там сиденья стояли друг напротив друга, как маленькие купе, с просветом посередине. Я сползла в щель между сиденьями и втиснулась под первую лавку. Женщина сделала то же, под вторую.

Мне стало жарко. Ковёр царапал руки. Металл сиденья упирался в голову. Я подогнула ноги и отползла, чтобы голова не торчала в проход. Спрятались мы неплохо.

Но…

Если тот, кто всё это устроил, найдёт нас… убежать нам будет некуда.

Мы в ловушке.

Мы лежали под сиденьями целую вечность. Вагон качало и кидало. Волосы падали мне на лицо. Ноги ныли. Я знала, что Гарри, наверное, пишет мне, но телефон стоял на беззвуке и глубоко лежал в кармане. Выгнуться, чтобы достать его, я не могла. Да и не хотелось — вдруг кто-то пойдёт мимо, а экран загорится и нас выдаст?

Меня вырвал из забытья скрежещущий звук открывающейся двери.

Нет.

Нет-нет-нет.

Я вслушалась. На дальнем конце вагона послышались мягкие, глухие шаги. Медленные и размеренные. Тихие. Как у хищника, подкрадывающегося к добыче.

Шаги становились громче.

Я задержала дыхание.

Туп.

Перед моим лицом остановилась чёрная кожаная мужская туфля.

Нет.

Она блестела в оранжевом свете. Будто была мокрой.

Лёгкие горели.

Пожалуйста, не смотри. Пожалуйста. Пожалуйста.

Иди. Проходи мимо.

Иди. Иди. Иди.

Она застыла на ковре в нескольких сантиметрах от моего лица.

Потом — ещё шаг. И ещё.

Дверь позади нас задрожала и открылась.

И закрылась.

Я выпускала воздух короткими, беззвучными толчками. Потом вдыхала как можно медленнее. Он прошёл мимо. Мы в порядке. Всё хорошо.

Я повернула голову к женщине. По ее лицу текли слёзы. «Всё нормально. Он нас не заметил», — прошептала я.

Её рот приоткрылся. Губы дрожали.

«Всё нормально», — повторила я, но она даже не моргнула.

И тут я поняла: она смотрит не на меня.

Она смотрит мимо меня.

Я обернулась.

Кровь похолодела.

У двери что-то прижимало лицо к окну. Стекло запотело от его дыхания.

Нет.

Тот, кто прошёл мимо нас… это был не он.

То был всего лишь другой пассажир. Пытающийся вести себя тихо, пытающийся спрятаться. Может, даже тот самый мужчина, которого мы приняли за мёртвого—

А неопознанный пассажир был там, в окне. Глаза — чёрные провалы. Кожа — мертвенно-белая. Его лицо едва подсвечивалось мерцающим оранжевым светом табло, на котором теперь бежало: НЕ БЕГИТЕ НЕ БЕГИТЕ НЕ БЕГИТЕ…

Вот кто был неопознанным пассажиром.

Женщина выползла из-под своего сиденья. «Нет!» — прошептала я, но она уже ударила по кнопке открытия двери. Та медленно заскрежетала и поползла в сторону, и женщина начала проскальзывать—

Дверь с другого конца распахнулась.

Быстрые шаги.

Сбивчивые, судорожные, бегущие.

Я увидела мелькнувшие босые ступни — и босые руки — шлёпающие по ковру.

Через секунды оно пронеслось мимо меня в следующий вагон. Ещё до того, как дверь успела закрыться.

Послышался приглушённый крик.

А потом — тишина.

Нет.

Нет-нет-нет.

Я прикусила губу, чтобы не расплакаться. Я знала, что она мертва. Убежать у неё не было и шанса. Я крепко сжала глаза. Пыталась вытолкнуть всё это из головы. Молчи. Оно убежало дальше. Нужно только дотерпеть, пока—

Сссчлллп.

Дверь открылась.

Белые, голые руки на ковре, блестящие чем-то тёмным. Следом — босые ноги. Боже, она на четвереньках. Дёргано, паукообразно она двинулась вперёд и оказалась возле моего сиденья.

Она знает, что я здесь.

Нет-нет-нет.

Я задержала дыхание, когда её бледные лодыжки согнулись под подолом белого платья. Когда она начала опускаться.

В поле зрения сползли длинные тёмные волосы, скользя по полу.

Всё больше волос, по мере того как она наклоняла голову, чтобы заглянуть под сиденье—

Она остановилась, не донеся лицо. Я видела линию роста волос. Лоб. Она свесила голову вниз, повиснув вверх ногами в нескольких сантиметрах от моего лица.

И застыла там.

Ждала.

Я видела, как всем телом она едва заметно движется при каждом вдохе. Слышала высокий, сиплый свист её дыхания. Капля крови сорвалась и упала на её бледную руку.

Но лица она не показала.

Лёгкие готовы были взорваться. Но я заставила себя не дышать. Не шевелиться. Я смотрела на волосы, на кровь на её руках, на грязно-белое платье, касающееся щиколоток—

С протяжным скрипом она выпрямилась.

Дверь раздвинулась, и она исчезла.

Я хватала воздух судорожными глотками. Лёгкие горели. По щекам текли горячие слёзы. Я не чувствовала ни голеней, ни ступней.

Нельзя уходить.

НЕ БЕГИТЕ НЕ БЕГИТЕ НЕ БЕГИТЕ. Так было на табло. Я останусь здесь в темноте навсегда, даже если каждый нерв в теле кричит от огня.

Не знаю, сколько я пролежала, скорчившись под сиденьем. Старалась дышать как можно тише. Колющие иголки поднимались по ногам. Голова раскалывалась. Руки немели.

Но поезд начал замедляться.

Лампы замигали и снова загорелись.

И связь зашипела. Мужской голос, как обычно:

«Подходим к Юнион-стейшн».

Я выбралась из-под сиденья только, когда поезд дёрнулся и остановился. Всё тело было деревянным, горящим от боли. Я выползла в проход. Доковыляла до двери и вышла на платформу. Казалось, я едва могу идти.

Яркий свет ослеплял. Щёлкали каблуки, гудели голоса, по бетону катились колёсики чемоданов. Где-то наверху динамик объявлял отходящий поезд.

Но, оглянувшись, я поняла, что из моего вагона больше никто не вышел.

Только я.

И я не заметила волос, пока не дошла до здания вокзала.

Длинный чёрный волос обвивался вокруг моего запястья.

А кожа под ним вздулась и покраснела — всюду, где этот волос касался меня.


Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Показать полностью 2
41

Леший

Самая моя первая зарисовочка. Написал еще до того, как сформировал хотя бы общее представление о БЗАК.


— В Зоне вообще никогда и ни к чему нельзя быть готовым. Тварей тех же — тьма. Взять хотя бы лешего, — в очередной раз талдычил мне Дамир.

Грузовик с гуманитаркой, в кунге которого сидели мы с проводником Дамиром по прозвищу Кум, ощутимо так потряхивало на убитом асфальте. Дамиру, однако, это не доставляло никаких неудобств: он спокойно жевал булку и с набитым ртом рассказывал мне о ожидающих нас опасностях.

Однако. Сколько всего я прочитал перед поездкой в ЗАК, сколько информации перелопатил, но про лешего не слышал.

— Что еще за леший? Как в сказках?

Леший

Кум фыркнул.

— Какие к черту сказки?! Смотри. Вот, положим, идешь ты по лесу, смотришь, ни аномалий тебе, ни зверья поганого. — продолжил он. — Бодро идешь, насвистываешь себе песенку. Положим километр ты прошел, да? И нет никого.

— И такое бывает? — с неподдельным любопытством спросил я. Мне на каждом шагу рассказывали, пытаясь отговорить от поездки, что в ЗАКе даже смотреть в сторону нельзя, да и дышать можно только через раз: аномалии перекрутят, мутанты сожрут.

— Дослушай! — Кум дожевал булочку и шумно проглотил. — Идешь ты по чистому лесу и, вдруг замечаешь, среди деревьев непонятный огромный холм из разлагающихся людей и мутантов...

Брр, представил. Картина так себе. Но назвался груздем, лезь в пекло, что уж тут.

— ...Все это смердит, периодически шевелится. Некоторые еще живые, но вырваться не могут из-за покрывающей холмик полупрозрачной слизи.

— Представил. Жутко. — признался я. — Но я не понял немного. Этот холм потом набрасывается на тебя и как колобок...

— Опять ты про сказки! — перебил он меня. — Какой к черту колобок?! Не, брат, там все гораздо страшнее. И колобки другие есть. Так вот. Увидел ты этот ком и больше оттуда никогда не уйдешь.

— В смысле? Парализующий газ? Что-то усыпляющее? Ментальное воздействие? — начал я перечислять варианты.

— Споры, — откинул в сторону все мои предположения Кум. — В каком-то радиусе от этого собрания гнили и слизи деревья и даже почва заражены грибком. Вдохнув его ты не сможешь найти дорогу обратно и, в каком бы направлении ты не двигался, в любом случае будешь приходить обратно.

Я молчал, ждал пока проводник дожует свою булку.

— И в итоге ты просто подохнешь от обезвоживания. После этого ком с мертвечиной медленно-медленно подползет к твоему остывающему трупу и добавит тебя в свой список для переваривания. Уйти оттуда можно только, если есть антидот, который делают местные и в очень ограниченных количествах. Вот что такое леший, — завершил Кум рассказ.


Хей-хей, а почему бы и не заделиться самой первой мыслью на бумаге, да? Да. Вероятно, когда-нибудь, будет книга с этим ГГ, но абсолютно ничего не обещаю. Даже концепта пока нет. Так шо отдыхаем-выдыхаем и доживаем воскресенье вместе со ссылочками)

https://author.today/u/nikkitoxic

https://t.me/anomalkontrol

https://vk.com/anomalkontrol

Показать полностью 1
26

Извод

Часы на стене в коридоре коммуналки показывали половину двенадцатого. Старая проводка затрещала, и единственная тусклая лампочка под потолком несколько раз моргнула и погасла. Коридор погрузился в густую, почти осязаемую темноту.

Извод

— Боже, что это за звук? — прошептала Света, вцепившись в руку мужа.

Кирилл, и сам вздрогнувший от неожиданности, сел на кровати. Оба напряженно вслушивались в тишину, пытаясь различить хоть что-то в непроглядном мраке их комнаты. Со стороны общей кухни донесся резкий, дребезжащий грохот, будто кто-то со всей силы швырнул на пол стопку посуды.

Света, дрожа, поднялась. Осторожно, на ощупь, она добралась до кухни. На полу, в лунном свете из окна она разглядела валяющиеся повсюду осколки кружек и тарелок.

Но в помещении не было ни души. Как они могли упасть сами?

Кирилл подошел к окну и выглянул во двор-колодец. Вокруг непроглядная темень, лишь в одном из окон напротив горел тусклый свет. Сердце Кирилла заколотилось — ему показалось, что в окне на последнем этаже, прямо над ними, кто-то стоит и смотрит вниз. Темный, неподвижный силуэт. Он отшатнулся от окна, схватил жену за руку и потащил обратно в комнату.

Они бросились к кроватке дочери. Полина металась во сне. Кирилл коснулся ее лба — рука ощутила такой жар, будто он прикоснулся к раскаленным углям.

— Мама… — простонала девочка, не открывая глаз. — Кто-то тянет меня за волосы…

Лицо Полины было мокрым от пота, а на подушке темнели спутанные клочья выпавших волос.

***

Это был не обычный дом. Это был бывший доходный дом в старой части Петербурга, известный своими мрачными легендами, которым уже больше ста лет. Теперь в его огромных, поделенных фанерной перегородкой квартирах ютились четыре семьи. Кирилл и Света с дочерью Полиной. Виктор, ухаживавший за своим выжившим из ума отцом Афанасием Петровичем. Семён с женой и двумя маленькими сыновьями. И несколько месяцев назад в самую дальнюю, угловую комнату въехала Тамара Игоревна — одинокая вдова, тихая и неприметная.

Днем все было как обычно. Люди уходили на работу, дети играли в шумном дворе, и дом в эти моменты казался обычным, старым обшарпанным зданием. Но с наступлением ночи он менялся. На стенах от сырости проступали узоры, похожие на искаженные в ужасе лица. Из пустых коридоров доносился тихий шепот. Мелкие странности случались и раньше, но настоящий ужас явился в эти стены всего пару месяцев назад. И самое страшное — каждую ночь в чьей-нибудь комнате происходило что-то необъяснимое.

Сегодняшнее падение посуды, погасший свет и внезапный жар у Полины были лишь началом. Дом перестал быть просто убежищем для четырех семей. Он медленно превращался в опасную ловушку.

Каждое утро начиналось с какой-нибудь мерзости. Семён ставил на общую плиту кастрюлю с молоком для детей. Стоило ему на минуту отвернуться, как из-под крышки начинал сочиться отвратительный кисло-сладкий запах. Он поднимал крышку — молоко превратилось в серые, комковатые хлопья.

— Что за чертовщина? — ругался он, выливая вонючую жижу в раковину. — Каждый день одно и то же!

И не только молоко.

Любая свежая еда в доме портилась за считанные часы. Утренний свежий хлеб к обеду покрывался черной, бархатистой плесенью. Суп, сваренный вечером, к утру закисал и покрывался радужной пленкой. К тому же, во дворе, прямо под окнами, кто-то по ночам выкладывал на асфальте странные круги из смеси соли и сажи.

Постепенно эта зараза расползлась по всем комнатам.

Ночью в комнате Виктора кровать его отца, Афанасия Петровича, начинала мелко и противно трястись, ударяясь ножками о пол. Иногда Виктор находил у старика под подушкой горсти кладбищенской земли, а порой, отчетливо слышал звук, будто кто-то скребется под кроватью, и чувствовал тяжелый запах гари. Затем из коридора доносился стук палки о пол и сухой кашель.

— Батя, спи. Никого там нет, — говорил Виктор, хотя у самого в этот момент от страха волосы шевелились на затылке.

В комнате Семёна детские игрушки жили своей жизнью. Деревянная лошадка-каталка сама собой съезжала с места и медленно катилась в самый темный угол комнаты. Дети, плача, показывали пальцем в темноту:

— Папа, там дядя стоит.

Семён включал свет и ожидаемо, там никого не было. Только пляшущие на стене тени.

Вдова Тамара Игоревна, теперь часто заговаривала с соседями о странностях в доме.

— Вчера ночью слышала, как у моей двери кто-то ходил, — говорила она тихим, вкрадчивым голосом. — Будто в тяжелых сапогах по мокрому полу. А когда открыла — никого не было. Только следы грязные до самого порога.

Атмосфера в доме с каждым днем становилась все более мрачнее. Казалось, в каждом углу притаилась невидимая, злобная сущность. То скрипнет дверь, то с грохотом распахнется форточка. Однажды утром Света, открыв дверь, застыла в ужасе. На пороге их комнаты сажей и чем-то желтым, похожим на серу, были выведены уродливые, витиеватые знаки.

— Кто… кто это сделал? — прошептала она.

В этот момент Полина, стоявшая рядом, страшно закашлялась и рухнула на пол.

Девочка снова горела. Жар, дрожь, и с ее синих губ срывалось бессвязное бормотание, будто она повторяла чье-то имя.

— Хватит! — закричал Кирилл. — Я знаю, чьих это рук дело. Это все тот хмырь из флигеля напротив!

Все посмотрели в окно. Через двор, в полуподвальном флигеле, где раньше была дворницкая, виднелась покосившаяся дверь, из-под которой вечно сочился легкий дымок.

— Да, я видел, как он по ночам шастает, — поддакнул Семён. — Таскает всякую мерзость: дохлых ворон, какие-то кости, землю с кладбища. Это он на нас порчу наводит.

Отец Илларион. Ему было за семьдесят. Бывший священник, извергнутый из сана за ересь и занятия чернокнижием. Теперь он жил один в своей норе, откуда постоянно тянуло ладаном и гнилью. По ночам оттуда доносились странные распевы на каком-то мертвом языке, а по утрам у его двери находили огарки черных свечей, перья и капли крови. Многие считали его могущественным колдуном и верили, что один его недобрый взгляд способен разрушить жизнь.

— Больше терпеть нельзя, — процедил Кирилл. — Все, что происходит с Полиной, с нашей едой, с детьми Семёна — это его работа. Эти знаки на пороге — его почерк.

Подозрения, до этого смутные, сфокусировались на одной единственно фигуре. Жильцы дома решили, что нашли корень своего страха.

Но настоящая правда куда глубже и страшнее, и никто из них даже не мог ее себе представить.

В ту ночь никто в доме не спал. Все собрались на кухне. Страх перерос в отчаянную злобу.

— Хватит это терпеть. Это все Илларион, — повторил Кирилл. — Завтра утром идем к нему. Все вместе.

— А если он сглазит? — испуганно прошептала жена Семёна. — Говорят, кто ему слово поперек скажет, у того душа сгорает.

— А если будем бояться, он нас по одному изведет! — отрезал Виктор. — Сегодня Кирилла дочь, завтра мой отец или твои дети. Надо идти.

Долго спорили. Кто-то предлагал идти прямо сейчас, ночью. Другие боялись, что колдун, услышав их, нашлет еще большую беду. Наконец решили: на рассвете все мужчины пойдут к флигелю и потребуют ответа.

Утром, когда они подошли к двери Иллариона, оттуда разразился пронзительный женский визг. Дверь была чуть приоткрыта. Внутри, на грязном полу, лежал отец Илларион. Его лицо было сине-багровым, из уголка рта стекала белая пена, а полуоткрытые глаза безжизненно смотрели в потолок. Вокруг тела была рассыпана зола.

— Видали? — выдохнул кто-то из толпы зевак, сбежавшихся на крик. — Его же бесовщина его же и сожрала. Говорили же, что черная магия всегда обратно бьет. Ну все, теперь с дома вся беда уйдет.

Кирилл, Виктор и Семён стояли в стороне. На их лицах было удивление и плохо скрываемое облегчение. Все решили, что кошмар теперь закончился. Колдун получил по заслугам.

Но на самом деле, дьявольская игра только начиналась. И вел ее не Илларион.

Смерть колдуна не принесла покоя. Наоборот, мрак еще больше сгустился над домом. Той же ночью в комнате Светы и Кирилла форточка с оглушительным треском распахнулась, и порыв ледяного ветра загасил лампадку у иконы.

— Вчера кто-то всю ночь ломился в нашу дверь, — жаловалась утром жена Семёна. — Мы от страха до утра под одеялом просидели.

На следующее утро Виктор сунул руку под подушку отца и нащупал там что жесткое и липкое. Это оказался моток черных ниток, перевязанный клочком человеческих волос.

— Каждый день, — прохрипел Виктор, глядя на эту мерзость. — Каждый гребаный день! Кто это делает?!

Но хуже всего было Полине. Ее лицо стало совсем восковым, волосы выпадали прядями. Она горела в лихорадке и иногда захлебываясь плачем кричала, указывая пальцем в угол, где не было ничего, кроме черной тени. Вызванный на дом врач только развел руками.

— Жар есть, а причину найти не могу. Ни одно лекарство не помогает. Это не похоже на простуду.

В отчаянии жильцы решили, что нужно искать знахаря.

— Это было не простая порча. Над жилищем нависло проклятие. Нужен тот, кто в этом разбирается.

Через знакомых нашли какого-то старика из пригорода, который, по слухам, умел «снимать грязь». Дед Захар, сухой и жилистый мужик, медленно обошел коридор, касаясь стен кончиками пальцев.

— Это не простое место, — сказал он. — Пятна на стенах, сажа на окнах… Это порча на извод. Суровый и очень опасный обряд.

— Порча на извод? — переспросил Кирилл.

— Да. Редкая и грязная работенка. Чтобы место проклясть, осквернить его. Чтобы еда тухла, дети болели, а взрослые с ума сходили. Чтобы дом сам своих жильцов выжил. Это делает живой человек. И пока вы его не найдете, порча не исчезнет.

После ухода старика атмосфера в доме стала совсем невыносимой. Теперь каждый подозревал другого.

— Ты вечно по ночам по коридору шастаешь, — набросилась Света на Тамару Игоревну. — Что-то вечно бормочешь себе под нос. Люди видели у тебя на руках сажу. Не твоя ли это работа?

Тамара ничего не ответила. Лишь метнула на Свету холодный, тяжелый взгляд и молча ушла в свою комнату.

На следующий день Виктор, убираясь у себя, нашел под кроватью сверток из черной тряпки. Внутри были те же нитки и сажа.

— Это не мое! — заорал он, выбежав в коридор. — Мне подбросили! Специально, чтобы меня обвинить!

Подозрения перекидывались с одного на другого, как заразная болезнь. Никто больше не разговаривал друг с другом. Двери запирались на все засовы. В комнате Светы находили рассыпанную соль и волосы. На пороге у Семёна — огарки свечей. У Виктора под подушкой — снова землю. Коммунальная квартира превратилась в поле битвы, где каждый видел во врага в соседе.

Дом превратился в бездонную пропасть недоверия и ненависти.

Семён и Виктор, доведенные до отчаяния, решили снова позвать деда Захара. Старик приехал на следующий же день. Выслушал их сбивчивые, полные взаимных обвинений рассказы и долго смотрел каждому в глаза.

— Эти подклады — не ваших рук дело, — наконец сказал он. — Их специально разбросали по ваши комнатам, чтобы вы друг друга «съели». Чтобы подозрение, как червь, точило вас изнутри. Это работа того же человека. И кажется, я начинаю понимать, кто здесь творит свою черную игру.

Захар уже успел выяснить истинную причину смерти Иллариона. Старый колдун был не так прост и успел понять, кто наводит порчу. За это он и поплатился.

Через два дня, в ночь полнолуния, Захар тайно вернулся в дом. Теперь он был готов. В его заплечном мешке лежали нужные травы, освященная соль и кое-что еще для обряда очищения. В мертвой тишине двора-колодца вдруг отчаянно, навзрыд завыли собаки.

Дверь угловой комнаты тихонько скрипнула. Из нее вышла Тамара Игоревна. Ее глаза в темноте, казалось, горели красным светом. Она дошла до середины коридора, туда, где на полу еще виднелись остатки стертых символов, и замерла.

В этот момент Захар вышел из своего укрытия и швырнул ей в лицо горсть чего-то из мешка, выкрикнув короткое, гортанное слово.

Тамару будто ударило невидимой молнией. Она рухнула на пол, ее тело выгнулось дугой. Суставы вывернулись в обратную сторону. Лицо застыло в гримасе ужаса, а из глаз, носа и полуоткрытого рта медленно потекла густая черная кровь.

Вой собак во дворе резко оборвался.

Утром жильцы, выйдя из комнат, увидели ее тело. Она лежала на пороге, скрюченная мумия, будто ее иссушила невидимая сила. Никто так и не узнал, да и не особо хотел знать, что она увидела в свой последний миг, потому что ее широко открытые глаза навеки застыли в выражении абсолютного ужаса.

Смерть Тамары окутала дом еще более плотным саваном тайны. В голове у всех жильцов был лишь один вопрос: почему? Кто она такая?

Вскоре в доме снова появился дед Захар.

— Нечего ее жалеть, — сказал он, глядя на оцепеневших жильцов. — Это все ее рук дело. Это она навела на дом порчу на извод. Она же и подстроила все так, чтобы вы думали на Иллариона. Старик раскусил ее, понял, чья это «печать». За это и стал ее первой жертвой.

Все молчали.

— Но зачем? — выдавил наконец Кирилл. — Зачем ей это было нужно?

— Потому что она не выносила чужого счастья. В ее собственной жизни не было ничего, кроме злобы. Она хотела, чтобы и все остальные страдали так же. Ей нужно было отнять у вас покой, детей, само счастье, и со временем забрать этот дом целиком, превратив его в свое черное капище. Я навел о ней справки. Ее родители умерли, когда она была ребенком. Еще в юности связалась с черной магией. Вышла замуж — муж с свекровью пытались ее образумить. Она свела обоих в могилу. Где бы она ни жила, она сеяла вокруг себя только смерть и горе. Ваш дом должен был стать ее следующей жертвой.

От услышанного у людей подкосились ноги. Женщина, которую они считали несчастной, одинокой вдовой, оказалась беспощадным монстром. С ее смертью черная тень, казалось, покинула дом.

Но проклятие не исчезло бесследно.

Жильцы больше не могли смотреть друг другу в глаза без тени подозрения. Разговоры по вечерам смолкли, общая кухня опустела. Дом затих. Кошмар закончился, но он оставил после себя пустоту в душах людей, навсегда отравив их памятью о том, какое зло жило рядом с ними.

Улыбалось им в лицо и желало им мучительной смерти.

Показать полностью
14

Пантеон теней книга три , глава 1

Глава 1. Инженер ада

Фургон стоял в глухом перелеске за городской свалкой. Внутри пахло остывшим металлом, перегретым процессором и страхом. Романыч не отрывался от экранов, его лицо в синем свещении было похоже на маску живого мертвеца.

«Приют на Васнецова, — его голос был хриплым от усталости. — Данные стёрты. Идеально. Но я нашёл аномалию в энергопотреблении за сутки до исчезновения мальчика. Крошечный скачок. Достаточный, чтобы заглушить камеры и систему сигнализации на ровно три минуты».

Илья молча слушал, собирая и разбирая свой пистолет с глушителем. Механика успокаивала. Единственное, что осталось от его прежней жизни — мышечная память.

«Это он, — продолжил Романыч. — Фишер. Он не охотится. Он проводит заготовки. Как техник на конвейере». Он вывел на экран схему. «Три жертвы. Три разных района. Но маршруты движения... они сходятся в одной точке. Заброшенный насосный цех за ТЭЦ-4».

«Почему там?» — впервые за день проговорил Илья.

«Изоляция. Бетонные стены метровой толщины. Ни одного окна. И главное...» Романыч переключил вид на тепловизор. «...устойчивый тепловой контур. Кто-то там живёт. Или что-то».

Они выдвинулись с наступлением ночи. Фургон оставили в километре от цели. Последний отрезок преодолевали пешком, пробираясь через ржавые заборы и поля, заросшие бурьяном. ТЭЦ-4, как умирающий великан, дымилась на горизонте, а насосный цех стоял в стороне — низкое, бункероподобное здание, лишённое каких-либо признаков жизни.

Илья шёл первым, полагаясь на инструкции Романыча, передаваемые через миниатюрный наушник. Его собственные «антенны» молчали. Он был слеп, и это заставляло его нервничать сильнее, чем любая встреча с нечистью.

«Задняя дверь. Датчиков движения нет. Замок примитивный», — доложил Романыч.

Илья вскрыл замок за две минуты. Дверь открылась с тихим скрипом, выпустив наружу волну тяжёлого, сладковатого воздуха. Пахло ржавчиной, влажным бетоном и чем-то ещё... чем-то, отчего сводило желудок. Пахло болью.

Внутри царил полумрак, нарушаемый лишь тусклым аварийным освещением где-то в глубине. Илья двинулся вперёд, пистолет наготове. Романыч остался снаружи, контролируя эфир.

Первый зал был пуст. Во втором стояли верстаки. На них аккуратно разложены инструменты. Не молотки и кувалды. А столярные ножи, хирургические пилы, паяльные лампы, катушки с проволокой. Всё вычищено до блеска. Это была не мастерская. Это был арсенал садиста.

Илья почувствовал, как по спине пробежал холодок. Не его дар. Просто животный инстинкт.

«Илья... — голос Романыча в наушнике прозвучал напряжённо. — Я анализирую воздух. Там высокая концентрация... феромонов страха. И следы крови. Не одной группы».

Илья прошёл дальше, в третье помещение. И тут его дыхание перехватило.

Комната была освещена яркой галогеновой лампой. В центре стоял металлический стол, похожий на операционный. К нему были пристёгнуты кожаными ремнями окровавленные бинты. Со стен свисали цепи с карабинами. На стеллажах стояли банки с прозрачной жидкостью, в которых плавали...

Илья отвернулся, сглотнув ком тошноты. Пустота внутри впервые наполнилась чем-то — леденящим ужасом от этой систематичности, от этого индустриального подхода к пыткам.

И тут его взгляд упал на стену. На ней мелом был аккуратно выведен ряд чёрточек. Пять групп по четыре. Двадцать. А ниже — свежие, ещё одна группа из трёх. И одна, отдельная. Всего двадцать четыре.

«Романыч... — прошептал он. — Здесь не три жертвы. Здесь... двадцать четыре».

В наушнике повисла тишина. Потом послышался сдавленный вдох.

«Беги. Сейчас же. Это не логово. Это... архив. И он знает, что мы здесь».

Из темноты в дальнем углу комнаты послышался лёгкий, скрипящий звук. Илья резко развернулся, наводя пистолет.

На табурете сидел мужчина. Невысокий, коренастый, в чистой рабочей робе. В руках он держал точильный брусок и медленно, методично водил по нему лезвием длинного кожевенного ножа. Скрип-скрип-скрип.

Он поднял на Илью спокойный, почти скучающий взгляд.

«Вы опоздали, — его голос был ровным, без единой эмоции. — Объект двадцать четыре уже переведён на следующий этап».

Это был Фишер. И он не просто убивал. Он вёл учёт.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!