Утро в дурдоме
- Просто у Гарри Поттера маленький член,- сказал мальчик-с-пальчик. И на этом сказка закончилась.
А потом пришли санитары и растащили дерущихся. Впрочем, дерущихся было двое, остальные создавали подобие кучи. Но санитары справились и с этим. Всё, кто не понял с первого раза, получили по почкам, со второго, по печени. Стало уютно и спокойно, до блевоты.
Блевоты пришла убирать старенькая техничка тетя Таня. Сгорбленная, будто специально рождённая для этой работы, чтобы видеть всё, что у неё под ногами и не видеть ничего, что перед носом.
Телевизор вещал мультфильмы. Старые обрыдшие, где добро всегда побеждает зло. От такого кто хочешь сойдёт с ума.
Мальчик-с-пальчик плакал сидя в углу. Сегодня у него украли детство. Прямо с утра ему сообщили, что он сегодня вышел на пенсию. Хорошая пенсия, по инвалидности, достойная старость. Не хватает только приставки "аминь". Но он всё равно не верил. А по телевизору глупый волк гнался за хитрым зайцем.
На завтрак была манная каша. С комочками и тараканами. Здесь вся еда с комочками и тараканами. "И питательно и назидательно",- как говорит главврач.
Чавкали и пускали слюни все тридцать три "богатыря" из пяти неполных палат. Трое смелых улетели и не вернулись. Теперь все разговоры в основном о них. Одни считают, что улетевшие вернутся весной и снесут каждый по яичку, да непростому, а золотому и подарят самым умным из здесь живущих; другие говорят, что их взяли для съёмок в кино у Бондарчука. Потом спорят у которого из. Но есть ещё мнение, что их просто выпустили, потому что они внезапно поумнели.
Гарри Поттер, Торт "Наполеон" и Бах. Так их звали. Каждый был по-своему уникален.
Например, Наполеон знал как готовить правильный крем и отрицал существование Наполеона Бонапарта, про сожжёную когда-то Москву имел мнение, что это коржи у кого-то пригорком.
Бах постоянно что-то сочинял, в основном про пидерестию. Симфония номер раз, отзовись кто здесь пидорас. И всё в таком духе. Очень талантливый и очень недооценный гений. Его в детстве родная мать, в приступе белой горячки, не узнала и выкинула с балкона. С тех пор он бах, головой об асфальт, и всё.
Гарри Поттер - самый странный. Волшебник. А вроде и нет. Постоянно имел конфликт с мальчиком-с-пальчиком. Умел обращать любую пищу в дерьмо ещё до полного цикла. Однажды был награждён грамотой за заслуги перед техничкой Таней. О чём долго хвалился. Но грамоту так никому и не предъявил.
И все дружно улюлюкали когда на кухне разлили кастрюлю с киселем. Помчались помогать и стали падать, скользя в этих соплях. Падали и ударялись головами. А ударяясь получали разум и становились нормальными людьми. Просили выпустить их, потому что излечились. А потом снова падали и снова превращались в идиотов. И ничего уже не просили, кроме добавки галоперидола.
Глен Гульд: человек, который ненавидел аплодисменты
Глен Гульд был пианистом, которому аплодисменты казались не наградой, а оскорблением. «Зачем хлопать? Я же не цирковая обезьяна», — говорил он и в тридцать два года бросил концерты. С тех пор — только студия. Там можно было стереть каждую лишнюю пылинку звука и превратить музыку Баха в хирургически точный эксперимент.
Он садился за рояль не как «великий маэстро», а как странный школьник на низкой развалюхе-табурете, горбился, подпевал себе под нос и играл так, будто Бах жил где-то в соседней комнате и диктовал ему ноты по телефону.
Но гений редко приходит без тараканов. Гульд мыл руки в кипятке, носил перчатки против микробов, панически боялся простуды. Казалось бы — невроз на неврозе. Но именно эта маниакальная одержимость превращала сухие фуги в поток, где слышно всё: и радость, и тоску, и почти скандальную интимность.
И вот парадокс: человек, который прятался от публики, сделал её заложницей. Его записи до сих пор слушают так, будто они играют лично для тебя. А аплодисменты? Их и не нужно. Они застряли в горле, как крик, который не решился сорваться.
Инженер Бах
Иоганн Себастьян Бах почитается во всём мире как величайший композитор, но мало кто знает, что Бах был ещё и первоклассным инженером, механиком, изобретателем, великолепно разбирался в акустике и математике.
Бах всегда настраивал свои музыкальные инструменты – органы, клавесины, клавикорды – самостоятельно, причём такая сложная операция, как настройка клавесина, отнимала у него не более 15 минут. В коллекции музыкальных инструментов Баха было два прекрасных лаутенверка, созданных по его собственным чертежам.
Лаутенверк, или лютневый клавесин – это инструмент, внешне похожий на клавесин или пианино, однако обладающий звуком лютни.
Вот описание одного из лаутенверков Баха:
«Автор этих строк видел и слышал в Лейпциге около 1740 года «Лаутенклавицимбель», придуманный г-ном Иоганном Себастьяном Бахом и построенный г-ном Захарией Гильдебрандтом. Инструмент этот меньше обычного клавесина, но во всём прочем подобен оному. В нём установлено два хора жильных струн и так называемая малая октава медных струн. Обычно, при включении только первого регистра, инструмент звучит более похоже на теорбу, нежели на лютню. Однако если включить лютневый и корнетный (медный) регистры, звук этого инструмента способен обмануть даже профессионального лютниста.»
Блестящего музыканта и не менее блестящего механика Иоганна Себастьяна Баха постоянно приглашали в качестве эксперта высшей категории для оценки построенных заново или отремонтированных органов. Вот отрывок из документа, составленного и подписанного лично Бахом – это, выражаясь современным языком, «акт приёмки» нового органа в городе Галле:
«Что касается механизма нагнетания воздуха, то он состоит из 10 мехов, хотя строитель в контракте оговаривал всего 9 – однако решил, что quod superflua non noceant (лат. – «за излишнее усердие не наказывают»). Однако, хотя чётное число мехов и более удобно при оппозитном их расположении, измерение скорости потока жидкостным анемометром показало значение 32-33 градуса, хотя для органов такого размера требуется значение от 35 до 40. В результате нехватки давления инструмент звучит с изъянами, коих можно избежать, если играть только на оберверке (среднем мануале). Данный дефект считается весьма серьёзным.»
Бах был горячим сторонником введения равномерной темперации при настройке музыкальных инструментов – в тогдашней теории музыки это была, выражаясь современным языком, «новейшая технология», спорная и неоднозначная, имевшая как защитников, так и противников.
Предложенная старшим современником Баха Андреасом Веркмайстером равномерная темперация позволяла композитору свободно переходить из одной тональности в другую при игре за счёт снижения чистоты звучания интервалов. Понимая, что одной лишь математикой скептиков не убедить, Бах написал «в защиту» равномерной темперации одно из своих самых интересных сочинений – «Хорошо темперированный клавир» в двух томах.





