Идея пришла ко мне неожиданно — поздним вечером, когда я перед сном листал ленту. На одном из постов я увидел фото аварии ночных гонщиков. В тот миг я услышал в далеке рёв мотора — где то на объездной.
И тут меня осенило: а вдруг эти звуки — отголоски из прошлого? Вдруг это призрак гонщика, который никак не может завершить свою последнюю гонку?
Замысел
Я захотел передать не просто историю заезда, а саму эфемерную суть гонки — те мгновения, что растворяются в воздухе, ту атмосферу вечного повторения, словно время зациклилось на одном моменте.
Родилась концепция: призрачные силуэты гонщиков застыли на старте, их образы эхом пробиваются сквозь пространство и время, являя нам отголоски минувшей гонки.
Для воплощения замысла я выбрал заброшенную трассу, где когда‑то кипели местные соревнования. Дождавшись глубокой ночи, вооружился оборудованием и отправился навстречу призракам скорости.
Сложности одиночной работы
Работать в одиночку оказалось настоящим испытанием. Мне предстояло совмещать роли фотографа, модели и осветителя — и всё это в условиях ограниченного времени.
Главная сложность — самопозиционирование. Схема действий выглядела так: 1. Установить камеру на штатив. 2. Разместить источник света в нужной точке. 3. Вернуться к камере, настроить фокус, выдержку и т.д. 4. Побежать к источнику света, выключить его. 5. Вернуться к камере, нажать спуск. 6. Мгновенно переместиться к месту съёмки. 7. Вспышкой имитировать свет фар. 8. Осветить вспышкой задний фон.
На каждую попытку уходило 3–5 минут, а на отработку композиции — не менее трёх дублей. Нужно было точно рассчитать: * расстояние для имитации света фар; * угол наклона источника света; * позицию для собственной постановки; * дистанцию до камеры.
Но судьба подкинула дополнительное испытание: несмотря на поздний час, по трассе время от времени проезжали машины. Приходилось в спешке убирать оборудование, а после — восстанавливать всё с нуля.
Тогда я придумал простое, но эффективное решение: разметил асфальт мелом. Метки стали моими ориентирами — теперь после каждого вынужденного перерыва я мог быстро восстановить композицию.
В итоге точное число попыток я так и не подсчитал, но непосредственно на съёмку картины ушло около полутора часов напряжённой работы.
Постобработка
В графическом редакторе я приступил к волшебству превращения: 1. Перевёл снимок в чёрно‑белый формат — это усилило мистическую атмосферу. 2. Тщательно поработал со светом и тенью, выставляя акценты. 3. Скорректировал контрастность и яркость, добиваясь глубины изображения. 4. С помощью маски дополнительно подсветил дорогу на заднем плане — без этого она почти терялась в темноте.
Каждый шаг требовал предельной внимательности: малейшая ошибка могла разрушить хрупкий баланс между реальностью и призрачным миром.
Итог
На создание фотокартины ушло два дня: первый — на съёмку, второй — на кропотливую обработку. Результат превзошёл все ожидания: на снимке действительно ожили «призраки» — размытые полупрозрачные силуэты, застывшие между прошлым и настоящим, между реальностью и легендой.
Этот проект стал для меня интересным экспериментом и наверно это громко сказано, но возможно я начинаю новую маленькую веточку в фото искусстве.
Теперь «Призраки гонщиков» занимают почётное место в моей студии. Они напоминают: самые призрачные мечты становятся реальностью — если не опускать руки и не отпускать камеру.
Эти работы создал Илья Кабаков (вместе с женой Эмилией), представитель московского концептуализма и один из самых известных советских художников на западе. Серия называется «Альбом для раскрашивания» (2011 год).
С 1956 года Кабаков работал иллюстратором детской литературы. За 30 лет он оформил десятки книг, в том числе «Дом, который построил Джек», «Питер Пэн и Венди» и «Кот в сапогах». Издания с рисунками художника даже сейчас можно найти в магазинах.
Как вы поняли, Кабакову не очень нравилось иллюстрировать книги. Это был лишь способ встроиться в систему и заработать деньги на жизнь. Параллельно художник занимался собственными проектами и даже выставлялся за рубежом: в Италии, Германии, Великобритании.
В «Альбоме для раскрашивания» Кабаков переосмысляет детскую иллюстрацию. За милыми картинками — зайчиками, бабочками и цветочками — проступает одно и то же бранное выражение. Художник напоминает, что реальность бывает двойственной: то, что снаружи выглядит красивым и правильным, внутри может оказаться грубым и травмирующим.
Заглядывайте в мой Telegram-канал — там посты выходят раньше.
В октябре 2018 года я получила три анонимных письма. Все они были одинаковыми и ничем не удивляли, кроме своего появления и содержания. Набраны обычным шрифтом и распечатаны на хорошей мелованной бумаге. Доставлены лично мне в офис вместе с другой почтой, которую я, работая в отделе кадров, получаю много. В белом конверте без марок, с синей печатью-штампом «Для менеджера-рекрутера». Эту конкретную должность занимаю одна я, о чем отправители, значит, осведомлены.
В письмах было сказано следующее: «Верните РИКОШЕТ на место до 15 декабря!». И в самом низу страницы мелко: «Перепечатка 32». Ни «рикошет», ни какое-то «место», куда его надо вернуть, ни дата мне ни о чем не говорили. Кто такие еще 31 счастливчик, если я 32-я в очереди и если приписка с краю не техническая строка принтера, не представляла. Но я думала об этих анонимках, конечно. Почему-то особенно напряглась, когда наступил декабрь.
В эпицентре перед концом года немного подзабылась, но уже 4-го декабря пришло письмо. «Срочно займитесь ранее обозначенным вопросом. У Вас мало времени. И посетите прабабушку Д.». С правого края листа, уже не в самом низу, появилась подчеркнутая, выделенная строчка «Копия 1». Я со скандалом отпросилась с работы и отправилась на кладбище. Больше посетить прабабушку Дашу, которая умерла задолго до моего рождения, было негде. Выходя из здания компании, садясь в машину, я чувствовала, что за мной наблюдают. Дальнейшие происшествия подтвердили мои подозрения.
Прабабушкина могилка - крайняя в семейном захоронении (на 4 места для одной династии) на старом городском кладбище. Здесь покоятся она с прадедом и бабушка с братом. Пробралась с цветами по жидко-грязной каше под ногами, под сыроватой метелицей с неба.
Дата рождения прабабушки - 15 декабря 1898 года. На ее надгробной плите, протертой моими перчатками, внизу справа есть небольшой знак. Он не вырезан на камне, а вроде выжжен или нарисован, черный такой. Выпуклый ромбик в центре рогатки, которая тоже стоит на рогатке-подставке. Рогатка как бы крепится на своей же тени, отражается сама от себя. Сфотографировала, загрузила в поиск. Стою, вслух разговариваю, никого кругом, а мне и боязно, и интересно стало...
Как птица тут застрекочет на дереве над головой, я подпрыгнула на метр, наверное. И вспомнила, что бабушка (дочь, соответственно, прабабки Дарьи) меня в детстве сорокой звала. За болтовню. Я даже поблагодарила сороку за визит - и усмехалась параллельно: откуда что взялось, сроду не верила ни во что подобное, может, родная кровь какая заговорила?! Или испуг просто с эмоциями, с любопытством смешался.
Знак нашелся быстро. Он символизирует редкую реликвию - РИКОШЕТ. В балканской, славянской, русской традиции называется «Зрак на рогатине». Делается из дерева, а «зрак», глаз, обычно зеленый, может быть изумруд или оплавленный янтарь. Переходит по наследству к членам рода, имеющим право на наследование. И что это значит, где его брать, куда вернуть? Ладно, думаю, там ссылок по теме много, дома в тепле почитаю подробно.
РИКОШЕТ (реконструкт). Фото автора.
Разворачиваюсь в оградке, чтобы выйти из захоронения, а на тропинке стоит здоровый мужик в темном пальто. Раскрытый, волосы все в белой мороси. Смотрит в упор на меня, а я как-то осела, обмерла от неожиданности. И он - ни слова, ни жеста. Просто бросается на меня, как зверь, с одного прыжка...
2. Дарья-искусница
Дарья Андреевна Полесова по линии матери происходила из польского княжеского рода. Русский отец, военный, вывез жену из Царства Польского еще до падения империй и рождения детей. А их в семье было пятеро, Даша оказалась самой младшей из девочек. И самой необычной. Есть свидетельства не только родных, но и дальних знакомых Полесовых, что она с ранних лет видела прошлое и будущее. Обладала острым умом и «темным глазом». Могла определить или «наслать» болезнь, близких заговаривала на удачу. Отца - на невредимость в бою.
Атеистичная и равнодушная к любым конфессиям, интересовалась многобожием. Читала на разных языках специфические для образованной девицы книги, которые неведомыми путями доставала даже в революционном Петрограде и запирала на замок. (Не напрасно: на младшего брата, взломавшего ящик секретера, тучей набросились мелкие насекомые вроде сибирской мошки или гнуса.) Знала лично некоторых опальных старообрядцев и «хлыстовцев». Водила знакомства и с другими сектантами-бунтарями, переписывалась со «скопцами»-эмигрантами. Отрицала спиритизм, декаданс, «духовные кружки» в тогдашних воплощениях и трактовках. Не пугалась нового времени и в 20-х была вполне социалисткой по своим общественным взглядам.
Поэтому ничего удивительного, что мать завещала трехсотлетнюю семейную реликвию «Зрак на рогатине» именно Дарье. Со словами: «Так понимаю, что это твое, дочка. Меня мать моя предупреждала, смотри, не избавляйся от нее! Бабка твоя обещала, что в роду у нас еще будут достойнейшие женщины с древней силой». Говорят, Дарья Андревна будто ждала этого шага матери. Не удивившись, поцеловала Полесову-старшую в лоб, спрятала камень-зрак на груди, а подломанные старые деревяшки бросила в камин. Новую рогатину делала самолично...
Умудрилась съездить уже в суверенную Польшу тогда, когда шерстили всю семью на предмет «дворянского происхождения». Родные не ждали ее назад и даже просили не возвращаться в корреспонденции, доходившей через пень-колоду. Но Дарья вернулась, получила все советские корочки, пошла сразу работать и замуж.
А в самых суровых 30-х об идеях и сеансах общества «Рикошет» вдруг шепотом заболтала интеллигенция, от Москвы и до окраин... Выходил из-под полы и самиздатовский журнальчик с черно-пороховым знаком на обложке, встреченным нашей героиней на кладбищенском памятнике.. Ситуация была замечена «где надо», однако ни один конкретный след к Дарье-искуснице не вел. Правда, есть версия, что Полесову оберегали по особому приказу, так как она помогала спецслужбам с решением нетривиальных задач.
В любом случае именно довоенные годы Дарьи Андреевны зияют биографическими дырами. После же всё выглядит стандартно: семья, работа, получение нового жилья. Смерть мужа, выход на пенсию, переезд в квартиру к младшей дочери, где бывшая княжна Полесова и скончается уже в 70-х, в окружении детей, внуков и правнуков. Никакой загадки после себя не оставив. Будто и не было её, загадки-то.
Да, а вот перенесись близкие лет на сорок обратно, то и не узнали бы, наверное, в высокой прямой женщине, покрытой с лицом черным платом, своей единокровной родственницы. Она сидит за столом в антикварной лаковой гостиной, точно аршин проглотила. Платок на лице не колышется - да дышит ли она?!
А перед ней зеленый камень на деревянной рогатульке, обращенный к стоящим в дверях. Это супруги, которые прознали про Дарью-искусницу и пришли спросить, где их сын, без вести пропавший пятнадцать лет назад.
Вдруг провидица скидывает платок и негромко произносит: «Вы принесли беду. Но известно, что ваша беда - ответ на ваше преступление. Сын ваш - лишь рикошет. Когда вы сдали студента-квартиранта жандармам, его расстреляли. Те пули долетели до вашего Петра. Они оба в одной могиле, которую нельзя найти».
Мать рыдает взахлеб, а отец кричит - ведьма проклятая! - и крушит лаковую мебель. Дарья Андревна неспешно встает и снимает камень с подставки. Затем широко открывает рот и вопит во всю доступную ей Вселенную: «Вот!!!».
Разворачивает к ошеломленным супругам камень, который растекается по ее ладони, как цветное стекло в жаровне. И там, на ее руке, в зеленоватой луже, лежит под конем парнишка в когда-то белом кителе с эполетами.. А рядом, на грязном снегу, - похожий молодой человек в шинели с форменными пуговицами.