Есть такой пришедший из совка мем «уверенность в завтрашнем дне». Вот что мне про неё рассказывает ИИ:
«Уверенность в завтрашнем дне — это позитивная вера в свои силы и возможности, позволяющая надеяться на достижение желаемого в будущем, а также чувство спокойствия и отсутствие сомнений относительно будущего развития событий. Это комплексное состояние, включающее в себя положительную самооценку, веру в свои способности, а также способность действовать в соответствии с поставленными целями»
Совкодрочеры уверяют, будто в совке она была, а теперь нет. Попробуем разобраться.
Помню жизнь с конца пятидесятых, стопиццот раз писал, что это была голимейшая нищета всех вокруг. Хотя мои старшие родственники вовсе не были маргиналами. Жили не просто @уёво, а ужасающе @уёво, но при Хрущёве начались какие-то подвижки в сторону повышения качества жизни, упершиеся в потолок к середине семидесятых. По причине экстенсивного развития экономики. Подробнее, например, в статье «Экономика 1917- 2025. Причины и следствия».
В 1961 году я был первоклассником, а Хрущёв с трибуны XXII съезда пообещал коммунизм. Взрослые сами не знали, что сие значит, объясняли, как умели, в итоге, мы, подобно Славе Сабитову из Алма-Аты из книжки писателя Льва Кассиля «Про жизнь совсем хорошую», Детгиз, 1962, представляли себе эту общественную формацию в виде пятизвёздного отеля с «all inclusive». Слава же, конкретно спрашивал, будут ли ему каждый день давать килограмм конфет. Позже обещанный коммунизм заменили Московской Олимпиадой.
Не знаю, верили ли в эту @ерню взрослые, но мы-то, первоклашки, верили. Трудно сказать, было ли это уверенностью в завтрашнем дне или просто надеждой. Мы взрослели, учились лучше понимать мир, в котором жили. С позиции прожитых более, чем семидесяти лет, могу сказать, что, скорее, граждане страны советов питали надежды на грядущие улучшения, нежели испытывали уверенность.
Живущая в Ленинграде, где какая-то хоть еда продавалась, домохозяйка в семидесятые- восьмидесятые пулей вылетала с работы и стремглав неслась занимать очередь, испытывая не уверенность, но надежду, что удастся купить что-нибудь съестное на ужин.
Замечу, в самом начале шестидесятых, когда средняя зарплата составляла 80 рублей, а «Докторская» колбаса стоила 2-30 (2-20- это «Отдельная» с вкраплениями жира), то есть, меньше 40 кг на зарплату, купить её было проще. Идя с работы, покупали 50- 100 г. Сейчас такое трудно представить. Но уже в 1970 при средней зарплате 115 р. стояли очереди, и колбасу покупали «палками».
Домохозяйка из Тулы, Калуги, Владимира... испытывала уверенность, что в выходные поедет на электричке за едой в Москву. Возможно, не одна, а всей семьёй, ибо существовали ограничения по продаже в одни руки. Мне часто доводилось ездить на тульской электричке между Москвой и Подольском, а ещё чаще на маловишерской (Новгородская область) между Московским вокзалом Ленинграда и Колпино. Забитые мешками с едой вагоны помню.
При этом тульская домохозяйка надеялась, что когда-нибудь и в Туле колбасу можно будет купить свободно, как в Москве. Ну, какой-то часок в очереди постоять.
Проживающая в трёхкомнатной квартире жилой площадью 42,5 кв.м трёхпоколенная семья из семи человек надеялась, не испытывая никакой уверенности, что когда-нибудь норму постановки на очередь для покупки за свои деньги кооперативной квартиры повысят с 6,0 до 6,5. Тогда, возможно, удастся разъехаться.
Молодой специалист, пришедший после вуза в конструкторский отдел проектировать оборудование для атомных электростанций, не был уверен, но надеялся, если он себя хорошо проявит на этой стезе, будет ездить зимой в командировки на Кольскую АЭС, через какое-то количество лет его пошлют летом в командировку в Венгрию. Что значило для гражданина страны советов поехать даже в страну СЭВ, нынешним молодым трудно объяснить.
В совке в магазинах не было ни@уя, а, скажем, в Венгрии, Чехословакии, ГДР с точки зрения совка (да, я тоже был совком) всего было до@уя. Хотя венгры, чехи и восточные немцы, когда мы им об этом говорили, усмехались и отвечали, что это у них ни@уя, а до@уя в Австрии и ФРГ...
Загранкомандировки резко повышали материальный уровень и социальный статус советского инженера. Почти до статуса продавщицы колбасного или обувного отдела, хотя их зарплата могла быть в два раза ниже, чем у ведущего конструктора ядерных реакторов. Количество фантиков с портретами вождя мирового пролетариата, конечно, определяло качество жизни, но гораздо бОльшее влияние оказывал бартерный ресурс. Колбасная продавщица могла обменять колбасу на итальянские сапоги и наоборот, конструктор ничего обменять не мог. Только привезти из загранкомандировки.
И так можно про многое. Член союза писателей, где зимние шапки распределяли по спискам в зависимости от ранга, не был уверен, но надеялся, что когда-нибудь его включат в список на шапку не из «кота домашнего средней пушистости», а на кроличью, а то и пыжиковую.
Граждане, нарожавшие достаточное количество детей, чтобы встать в очередь на получение бесплатного жилья (в Ленинграде с 1982 года 5,5 кв.м на человека, прикиньте!), были уверены, что через 18 лет (такова была длительность этой очереди) они её получат. При этом надеялись, что при удачном стечении обстоятельств возможно через 5- 10.
Так и жили. Надеялись и верили. «Надо только выучиться, ждать, надо быть спокойным и упрямым... ...радости скупые телеграммы...» (С)
А потом? А потом 3,14здец конца восьмидесятых и рыночные реформы. В 1991 году видеомагнитофон был предметом роскоши, я не надеялся, что в обозримом будущем он у меня дома появится. В ленинградском магазине «Электроника» на проспекте Гагарина, 12 в 1990 году объявили запись на советский видеомагнитофон ВМ-12. Люди дежурили ночами, за пару дней записались в очередь на десять лет вперёд.
Импортные видеомагнитофоны летом 1991 года в коммерческих магазинах стоили от 7000 р. не пойми за что, до 15000 р. за «Сони». Статистика даёт на апрель 1991 года среднюю зарплату в районе 500 р., у меня было 1500 р., но это при почти полном отсутствии еды. Не до видеомагнитофонов было. Не было никакой ни уверенности, ни надежды.
Однако, благодаря реформам, уже к середине девяностых видеомагнитофон мы приобрели. И 486 компьютер с монитором и принтером. К 1995 году видеомагнитофоны были пусть не у половины, но процентов тридцати населения. Сужу по рассказам дочери о своих одноклассниках, сам статистику не вёл. Середина девяностых- расцвет бизнесов по продаже и прокату видеомагнитофонных кассет, так что верить можно. В конце 90-х начался переход с VHS на DVD. А ведь в самом начале десятилетия ни веры, ни надежды не было.
А с жильём... В девяностые мы вошли вчетвером в трёхкомнатной квартире. Когда дети малые и ещё не водят половых партнёров, жить как-то можно. Хотя по цивилизованным нормам полагается число комнат по числу жильцов плюс одна. Ещё индивидуальный санузел у каждого. По советским нормам встать на кооперативную очередь мы смогли бы, если б нас было восемь, а на бесплатную девять. И уверенность, и надежда находились на нулевом уровне.
Однако, реформы поменяли правила игры. Никаких нормативов. Плати, покупай и живи. В начале девяностых при дешёвой нефти и дорогом долларе моя зарплата составляла 50- 100 долларов. Кстати, 100 долларов по курсу гостинодворской «галёры» она была и в 1984 году (300 рублей). Трёхкомнатная кооперативная квартира по тому же курсу тогда же примерно 3000 долларов. Замечу, это не рыночная цена, ибо рынка не существовало, а для постановки в кооператив существовали ограничения по метражу.
Надежда появилась. Понимая, что иначе никак, я косил бабло, имея в виду в перспективе покупку жилья за деньги. И в начале нулевых удалось купить одному из членов семьи отдельную квартиру. Двухкомнатную на одного. При том, в еде, одежде и прочем не сильно себя ограничивали. В сравнении с совком всякой вкуснятины стало намного больше, всего хотелось. Но со второй половины девяностых к надежде добавилась и вера, что всё у нас получится.
Это хорошее настроение, надежда, уверенность в завтрашнем дне продержались где-то до начала второго десятилетия. Сейчас они почти на нулевом уровне, моё понимание экономики подсказывает, что новые девяностые не за горами. Только в прошлые девяностые начались реформы, сумевшие исправить положение. Возможны ли реформы в создавшейся ситуации, не уверен. Я-то старый, молодых жалко...
